Небольшое уточнение от переводчика. Шведы постоянно используют термин «война», мне, по очевидным причинам, приходится его постоянно заменять на «боевые действия» (БД) или использовать официальную трактовку - СВО.

7 мая 2022, дата первого интервью

Один из шведов, поехавших в Украину в марте 2022 года, был в прошлом курсантом Офицерской программы. Он носит псевдоним «Неизвестный солдат» в честь романа финского писателя Вяйно Линны. Шведский военный блог связался с "Неизвестным солдатом» для беседы.

Вы прервали службу в Вооруженных Силах, чтобы уехать на Украину. Каковы были ваши мысли, прежде чем вы решились?

Перед отъездом я был кадетом в Карлсберге и находился в отпуске. Для меня единственный значимый вопрос заключался в том, будет ли мой отъезд законным, учитывая мою службу и учебу.

Это было незаконно, но мне согласились дать немедленное увольнение. Я невероятно благодарен за это.

Помимо практической части, вы заняли определенную моральную позицию. Можете ли вы рассказать нам о том, что вы думаете об этом?

После увольнения это был легкий и быстрый выбор. Я знал, что чувствую, и я знал, что это правильно. Я готовился более десяти лет, чтобы сражаться под сине-желтым знаменем против России. Просто это немного другой сине-желтый флаг, но битва — та же самая.

Как вы получили свою должность?

Когда я приехал в Украину, у меня было множество возможностей работы, как в вооруженных силах, так и в общественных организациях. Мне и товарищам, с которыми я прибыл, потребовалось некоторое время, чтобы осмотреться. Первоначальный план состоял в том, чтобы присоединиться к Украинскому Иностранному легиону вместе с большим отрядом шведских добровольцев. Но мы получили неоднозначную информацию о том, как работает сам Легион, поэтому мы решили рассмотреть все варианты. Многие из нас перед выездом из Швеции ушли в отставку, возможно, погубили свои будущие карьеры, и мы не хотели тратить свое время, охраняя что-то незначительное на западе Украины, находясь в полной безопасности.

В итоге, мы получили информацию об украинском военизированном добровольческом медицинском батальоне, где, как мы знали, наши медицинские навыки пригодятся. А самое главное, мы могли начать работу немедленно. В тот момент Россия находилась недалеко от Киева, и было неизвестно, как долго продлится операция. В итоге, мы записались. Я уже был фельдшером в Швеции и здесь также поступил фельдшером на перевязочный пункт батальона.

На Ближнем Востоке некоторые западные солдаты стали чуть ли не "талисманами" войны. Во многих случаях их подозревают в преувеличении собственных усилий. Видите ли вы аналогичные риски создания «ложных героев» здесь?

Когда мы приехали в начале марта, казалось, что большинство иностранцев будут работать именно в PR сфере или, по крайней мере, будут далеки от боевых действий. Но это быстро рухнуло, когда тренировочная база Легиона под Львовом подверглась ракетной атаке, многие погибли и еще больше дезертировали. Я не хотел быть PR-талисманом, а хотел работать, это было главной причиной того, что я тогда не пошел в Легион.

И да, есть много «ложных героев», в том числе швед, который широко фигурировал в СМИ под своим именем и изображением, и собирал пожертвования. Однако он покинул страну в связи с ракетной атакой, и больше его никто не видел. Такие люди почти заставили меня вообще ничего не писать о своем опыте в Интернете, но потребность в поддержке подразделения и желание привлечь внимание к конфликту взяли верх над моей гордостью. Я надеюсь, что избегу того, чтобы меня называли по имени в СМИ, поэтому для тех, кто знает, кто я, просьба не распространять информацию.

Как вас встретили украинцы?

По большому счету, украинцы очень благодарны. В принципе, все довольны тем, что мы хотим помочь, даже если некоторые считают нас очень странными за то, что мы добровольно подвергаем себя риску.

Что вы можете рассказать о вашем подразделении?

Я служу в украинской части. Она называется «Украинские госпитальеры» (*) и существует с 2014 года. Она полностью состоит из добровольцев, не призванных на службу, но желающих внести свой вклад в любом случае. Первоначально это подразделение было отделением скорой помощи, отмеченным Красным Крестом. Но после неоднократных обстрелов в начале 2014 года они были вынуждены стать военизированными формированиями и комбатантами.

Они полностью основаны на пожертвованиях, и никому не платят. Деньги на топливо и все наше оборудование пожертвованы. Единственное, что мы получаем от государства, это оружие. Однако мы работаем непосредственно под руководством их вооруженных сил. Иногда мы устраиваем свои батальонные медпункты с машинами скорой помощи, а иногда мы подчиняемся уже существующим организациям здравоохранения. Это зависит от того, как выглядят подразделение, которому мы придаемся.

Выезжаем на вахты по 4-6 недель на фронт, сейчас в основном за пределы Донбасса, потом 1-2 недели проводим "дома" в каком-нибудь крупном городе, отдыхая.

(*) Уточнение для читателей.

Медицинский батальон Госпитальеры является частью Украинской добровольческой армии, образованной в 2015 году на базе подразделений Добровольческого украинского корпуса, сформированного по иниицативе Дмитрием Ярошем и его единомышленников из праворадикального движения «Правый сектор». Российский Верховный суд признает "Правый сектор" экстремистским, запретив его деятельность в России. Таким образом, швед служит в подразделении «Правого сектора». УДА=ДУК=ПС. Имейте это в виду.

Когда вы отправляетесь в зону БД, у вас часто возникают ожидания относительно того, какой должна быть окружающая среда, конфликт и подразделение. Иногда вы можете быть удивлены тем, насколько вы были неправы. Насколько хорошо вы разбирались, когда путешествовали?

Мне, наверное, повезло, так как я имею достаточно трезвую картину идущей операции и украинских частей. После более чем десяти лет службы в вооруженных силах Швеции я научился сдерживать свои эмоции и ожидать меньшего, чем многие молодые люди.

Однако большой неожиданностью стало то, как быстро БД стали чисто позиционными. Я-то думал, что Россия сможет дольше сохранять свою маневренность, и что фронт будет быстрее и непредсказуемее.

Какие впечатления у вас остались от российской армии? Каковы их сильные и слабые стороны?

Я только один раз видел врага в бою, в основном же попадал только под артудары. Но я несколько раз сталкивался с последствиями их бомбежек, и мне приходилось регулярно помогать после их атак.

В Швеции боятся русской артиллерии, и это действительно страшно, но против подготовленного (окопанного) противника эффект относительно низкий.

К примеру, русские атаковали резервный пехотный полк, которому я был придан как медик. Мы подверглись сначала артудару, а затем танковой атаке. Десять украинских военных погибли, 30-40 получили ранения.

Они действуют именно так, как мы ожидаем и как описано в справочнике по противнику — массированные бомбежки и артудары, за которыми следуют бронетанковые атаки. Проблема в том, что батарея реактивной артиллерии - слабое оружие против сидящего в подготовленной обороне противника. Поэтому, когда русские атакуют, часто их встречает сильный отпор противника в окопах и, в большинстве случаев, они не могут преодолеть это.

Эффект от авиаударов тоже меньше, чем я ожидал. Например, деревню, в которой я находился, бомбили два боевых самолета. В деревне стояло около двух рот и примерно столько же штатских. Погиб один солдат. Он просто стоял и курил, без защитной экипировки. Еще два человека получили легкие ранения. Учитывая стоимость авиабоеприпасов, это была очень дорогая атака с высоким риском для пилотов и невероятно низким эффектом.

Я предполагаю, что вы видите некоторые шведские новостные передачи. Есть ли что-то, по вашему мнению, что шведы не замечают, но что совершенно ясно тем, кто находится там?

Вы даже не представляете, насколько сильно украинская армия зависит от пожертвований и насколько помогает ваша помощь. Под этим я подразумеваю как поставки правительствами западных стран противотанковых, зенитных и артиллерийских средств, так и то, что присылают гражданские лица.

Частные лица и гражданские организации, как я упоминал ранее, руководят операциями всего моего батальона, и многие солдаты, даже в регулярной армии, например, получают медицинское оборудование исключительно из гражданских источников.

Если солдаты находятся в части, которая не получала пожертвований, у них вполне могут быть советские резиновые жгуты и аптечки времен холодной войны. Такие вещи совершенно бесполезны.

Какие самые важные уроки вы извлекли на данный момент?

Невероятно важный урок состоит в том, насколько жизненно важны национальная сплоченность и собственная психологическая война для защиты нации. Украина усердно работала над этим. Эта воля, я думаю, спасла их в начале операции, когда русские войска уже подходили к Киеву. Мы должны создать подобную внутреннюю культуру «мы против них» внутри Швеции. Сейчас у нас присутствует слишком большой плюрализм мнений и отсутствие жесткого единства, что делает нас слабыми перед внешними угрозами, и наш противник знает об этом.

Есть ли что-то, что мы должны изменить в своих Вооруженных Силах, исходя из того, что вы испытали?

Полевые госпитали должны быть защищены/замаскированы от бомбежек и артударов, большие отличительные красные кресты, видимые с воздуха, должны быть убраны, и мы должны полностью изменить то, как мы учим наших медиков действовать. Если мы не будем к этому готовы, многие наши медики умрут напрасно.

Вы уже некоторое время в Украине. Как боевые действия повлияли на вас как на человека?

Сейчас пока трудно понять, как это повлияло на меня. Но мне везет, что я долго работал как в Вооруженных силах, так и в гражданской службе экстренной помощи, и я чувствую, что это в значительной степени подготовило меня к тому, с чем я столкнулся здесь, как с точки зрения подготовки, так и с точки зрения психологии.

Я знаю, что делать, уверен в этом, и у меня нет проблем с видом раненых и мертвых. Это дает мне чувство уверенности в себе и, я думаю, смягчает психологические последствия участия в БД. Так что для всех, кто остался дома – наши тренировки работают! Если вы шведский солдат, вы, вероятно, готовы к войне.

Рано или поздно операция для вас закончится. Какие надежды вы возлагаете на собственное будущее?

Будущее? Будущее для меня, к сожалению, выглядит неопределенным. Большую часть своей взрослой жизни я провел в вооруженных силах, и я был в середине офицерской программы, когда решил уйти. Неизвестно, примут ли меня обратно в Вооруженные силы, хотя я очень на это надеюсь. Но если мне откажут, то тогда перейду в гражданскую систему здравоохранения.

некоторое время спустя…

15 июня 2022, второе интервью

Три дня, которые, казалось, были целью Путина, теперь приближаются к четырем месяцам. Любой, кто долго был в полевых условиях, знает, как это утомляет. Как ты и твои товарищи?

В моей группе сейчас четверо - я, "Йохан" (мой напарник-медик, тоже швед), солдат личной охраны, из США, и водитель-украинец.

Думаю, нас характеризует то, что все мы — волонтеры, мы хотим быть здесь и хотим работать.

Обычно, приезжаем «домой» в Киев примерно через месяц работы в полевых условиях. Как ни странно, отдых и бездействие более отрицательно сказываются на боевом духе, чем фактическое пребывание на фронте.

Но прямо сейчас нам нужно две недели отдыха вместо одной, потому что надо поехать в Краков и забрать медицинские «расходники», для замены потраченного во время предыдущей ротации.

У нас очень четкие цели пребывания здесь, и отдых в Киеве не входит в их число.

Похоже, русские пока не успокоились. Это означает, что некоторые их части находятся на фронте уже более 100 дней, а до этого находились в довольно спартанских полевых условиях на границе. Что вы можете сказать о этом?

Я хочу быть осторожным, обобщая, но я думаю, что мой опыт двух последних ротаций весьма красноречив.

С украинской стороны есть хорошая информация о российских войсках на другой стороне фронта, и нас, в основном, беспокоит только появление неиспользуемых ранее частей. Пока перед вами уже знакомое подразделение, вы можете быть спокойны. Вероятно, они не будут пытаться захватить какую-либо местность в значительной степени.

Какова интенсивность и темп боев на фронте? Есть ли в данный момент четкий фронт, как мы видим его на наших картах в Твиттере?

Несомненно, существует четкий и последовательный фронт. Он в значительной степени характеризуется артиллерийскими дуэлями, в которых вы пытаетесь вывести из строя тяжелые артиллерийские системы друг друга и пытаетесь измотать противника в целом, поражая его живую силу. В этих боях относительно мало кто получает ранения и погибает.

На определенных участках фронта вводятся новые русские части, которые вообще не участвовали в боях или не участвовали в боях со времен Киева, и затем они переходят в наступление.

Для нас, шведов, это очень медленное сражение, в котором большую часть работы выполняет тяжелая артиллерия, а местность захватывается только тогда, когда противник измотан или вынужден отступить. Регулярные атаки проводятся редко, предпочтение отдается меньшему риску.

Нужно объяснить, что с украинской стороны есть два типа подразделений – военнослужащие и резервисты.

Основную массу солдат составляют мобилизованные резервисты. Они прошли срочную военную службу до 2013 года и сражаются в основном с фиксированных боевых позиций и оборонительных систем или в ограниченных контратаках с использованием старых машин и систем вооружения. Они удерживают оборону или отступают с боями, чтобы выиграть время, если вынуждены к этому. Боевой темп резервистов полностью зависит от действий противника. Если противник атакует, как, например, в Донецком регионе, где я находился до этой ротации, интенсивность боев может быстро стать очень высокой, даже если сами украинские резервисты не ведут наступательных действий.

Второй тип — военнослужащие, контрактники, представляющие собой основные наступательные возможности Украины. Это относительно хорошо подготовленные подразделения, которые с 2014 года получают поддержку Запада в виде обучения по стандартам НАТО. Как правило, они проводят достаточно эффективные атаки. Во время моей последней ротации я сопровождал 92-ю механизированную бригаду в контрнаступлении восточнее Харькова. Они всегда атакуют и интенсивность боя выше, чем у резервистов. Если они не могут или не хотят захватывать местность перед собой, то их перебрасывают на другой участок фронта, где смогут атаковать.

Организация «Госпитальеров», в которой вы работаете, получила некоторую поддержку из Швеции. Можете ли вы рассказать нам, какой эффект имели частные пожертвования?

Я медик на фронте, у меня довольно узкое представление о финансах батальона, но в целом мы видим, что наше снаряжение становится все лучше и лучше.

Когда мы только приехали, это были чуть ли не самодельные стальные пластины для бронежилетов, теперь нам дают керамические пуленепробиваемые пластины, сделанные в Канаде. Мы также смогли начать замену старых советских касок на современные, и теперь у нас есть обувь, одежда и обмундирование практически для всех солдат. Шведы, несомненно, помогли в этом.

Что я могу видеть более ясно для себя, так это помощь, которую моя группа и я получили напрямую. Теперь мы можем оставаться на Украине до конца года, не беспокоясь о счетах и требованиях о взыскании долгов за наши дома в Швеции.

Мы также обновили свои средства индивидуальной защиты высококачественными жилетами и бронепластинами. На следующей ротации у нас будет оборудование для УЗИ, спутниковая связь и GPS-навигаторы, а также возможность заряжать электронику от солнечной энергии.

Вскоре появится солидное дополнение в виде военной машины скорой помощи, купленной на собранные пожертвования от шведской компании Dalarnas, представляющей батальон Хемверна провинции Даларна. Это полностью финансируется вами, шведами.

Опыт, который вы получаете от работы боевым медиком достаточно обширен. Какие травмы вы видите чаще всего?

Подавляющее большинство раненых подверглись артиллерийскому обстрелу с закрытых позиций. Осколочные ранения и сотрясения мозга являются типичной картиной.

Осколочные ранения обычно концентрируются на ногах, спине, нижней части спины и животе, с небольшим количеством ран выше. Наибольшие повреждения от первичных осколков чаще обнаруживаются на ногах.

Подбитые в бою машины наносят примерно такой же урон - осколочные раны и сотрясения мозга.

Более высокая доля ранений, вызванных стрелковым боем прямой наводкой и участием в активном бою, приходится на задействованные мотострелковые подразделения.

Огнестрельные повреждения встречаются в основном в разведывательных подразделениях, которые ведут постоянную работу.

В начале войны основное внимание русских частей уделялось маневрированию. Сейчас они перешли на артиллерийские удары. Как это влияет на цепочку здравоохранения?

Я не вижу принципиальной разницы в картине травм между этими двумя типами боевых действий. Даже в манёвренной войне и российская, и украинская стороны стараются подавить друг друга огневой мощью, и это приводит к одинаковым потерям, с той лишь разницей, что при атаках у нас потерь больше. Во время борьбы на истощение мы можем целыми днями просто сидеть и ждать потерь, но во время атак потери всегда будут.

Как украинские подразделения адаптировали свои боевые приемы и тактику к изменению тактики русских?

Как я уже упоминал ранее, это в основном одна и та же тактика. Большая разница только в интенсивности и в том, будет ли кто-то продвигаться за артиллерийским «валом», чтобы попытаться выбить выживших.

Единственная необходимая корректировка поведения частей — копать окопы поглубже и держаться, пока не прибудут украинские механизированные части, чтобы отбить противника.

До войны много говорили о крылатых ракетах. Им приписывались удивительные свойства. Насколько велика эта угроза сегодня и как вы с ней справляетесь?

Эффект ракетных атак в настоящее время довольно низок. Они немногочисленны для того, чтобы надежно вывести из строя всю логистику и инфраструктуру в тылу, а украинские силы сейчас слишком рассредоточены, чтобы стрелять по ним.

Однако, я опасался их воздействия в самом начале операции.

Невероятно большой эффект имели удары по пунктам мобилизации, и в таких случаях крылатые ракеты - идеальное оружие.

Логистически здравоохранение становится тяжелым бременем. Какие лекарства и гаджеты вам сейчас нужны больше?

Как упоминалось ранее, батальон полностью добровольный и основан на пожертвованиях, поэтому нам нужно все, что используется в системе TCCC (Tactical Combat Casualty Care). То есть жгуты/турникеты, давящие повязки, гемостатики, иглы для декомпрессии, ППИ и все, что нужно для внутривенного введения пострадавшему жидкости.

Однако самой большой потребностью в данный момент являются болеутоляющие средства. Особенно в форме кетамина. Мы идем на месячную ротацию, имея, к примеру, по десять доз на медика, а раненому человеку часто требуется две дозы, а иногда и больше. Как следствие, большинство травмированных людей полностью лишены обезболивания. Это очень плохо и опасно. Мы отчаянно ищем фармацевтические компании, готовые пожертвовать кетамин, и имеем все необходимые бумаги для законного оформления такой сделки.

Вы раньше были фельдшером в Вооруженных Силах. Есть ли какой-нибудь опыт, которым вы бы хотели поделиться с товарищами в Швеции?

Многим шведским солдатам придется пересмотреть, то как они носят свое снаряжение.

Бронежилеты с двумя пластинами (plate carriers) и другие способы минимизировать поверхность защитного снаряжения стали популярны как в Швеции, так и в Украине, и я понимаю, почему. Это и удобно, и круто выглядит. Однако это непрактично. Солдатам на фронте нужны и пуленепробиваемые пластины, и хорошая площадь покрытия из "мягкого" кевлара для защиты от осколков. Используйте «воротники» и «фартуки», входящие в комплект защиты тела. Попрактикуйтесь с ними сейчас и используйте это в ходе БД.

В противном случае вы умрете совершенно напрасно, это так просто сейчас.

Plate carriers могут быть хорошей идеей, когда вышибаешь двери в Афганистане, но против опытного противника с высокой артиллерийской огневой мощью это синоним серьезных травм и ран от осколков.

Также, перестаньте снимать шлем, без него вы умрете.

Всегда носите защитные очки, иначе ослепнете.

Требует ли это больших перемен для многих в Вооруженных Силах?

Офицеры должны заставить своих солдат носить надлежащее защитное снаряжение, даже если все они являются опытными людьми. Речь идет об их жизнях и боеспособности подразделения после первого же боевого контакта. Посмотрите, какие потери были в крупных войнах с массовым применением обычных систем вооружений, и покажите им эти цифры. Если они продолжат жаловаться — вы можете попросить их связаться со мной.

Солдаты, обращаюсь к вам — хватит лениться! Я знаю, как это бывает, я тоже был солдатом и потел в неудобных бронежилетах, но все, что вы делаете, потакая личному комфорту - это просто умрете, когда начнется война.

Должны ли ваши командиры обсуждать вашу смерть с вашими родителями только потому, что вам был неудобен бронежилет?

Президент Зеленский говорит, что каждый день погибает около сотни украинских солдат и примерно 500 ранены. Как долго, ты думаешь, ты сможешь продержаться?

Война — это спорт материальных активов. В Украине сейчас больше добровольцев, чем оружия, и боевые действия в Донецке грозят стать чистой войной на истощение.

Потери в живой силе не являются большой проблемой. У украинцев есть желание сражаться, но их промышленность в значительной степени разрушена Россией, и они не могут производить достаточно военной техники, чтобы противостоять такой большой стране, как Россия. Пока Запад вносит свой вклад, Украина может сражаться. Когда поставки прекратятся — будет очень тяжело.

Когда вы интенсивно работаете, ваши мысли сфокусированы. Но о чем вы беспокоитесь, когда отдыхаете?

Единственное, о чем я беспокоюсь, когда уезжаю, это о том, что люди могут погибнуть на фронте, потому что меня там нет.

Раньше я беспокоился о своих финансах и будущем, но денежный вопрос помогли решить финансовыми пожертвованиями, и в итоге мне просто пришлось отпустить свое будущее. Я понятия не имею, разрешат ли мне вернуться в армию, но сейчас я не могу на это повлиять. Посмотрю, что скажут, когда вернусь домой.

Теперь мне не о чем беспокоиться.

Несмотря на тяжесть работы, вам необходимо уметь находить отдушину в повседневной жизни. Какие у тебя есть радости на фронте?

Мы стараемся оставаться настолько активными, насколько это возможно.

При первой возможности, мы тренируемся с резиновыми лентами и скакалками, это мой совет для всех солдат в Швеции. Подобное снаряжение много места не занимает. На войне часто бывает тишина, и тогда легко облениться и позволить своему физическому уровню упасть.

Кроме того, мы стараемся проводить много времени на «холостой» тренировке с нашим оружием. Целясь в глухую стену и с пустыми магазинами можно поддерживать свое мастерство без каких-либо вложений в боеприпасы.

Как физическая подготовка, так и "холостая"тренировка в полевых условиях — это то, в чем мы должны совершенствоваться и к чему готовиться.

Я понимаю, что вы не хотите тратить на это много своего ограниченного времени в полевых условиях, но мы все равно должны постоянно заниматься, иначе наши способности будут падать во время продолжающегося военного конфликта из-за лени. Очень легко просто существовать, когда ты отдыхаешь в окопе, и очень опасно впадать в расхлябанность по умолчанию. Если такое состояние станет значением по умолчанию, изменить его будет очень сложно.

Кроме того, когда есть электричество мы смотрим сериалы. В противном случае читаем книги. Я сам начал книжную серию из 14 толстых книг, абсолютно идеальных для фронта.

https://vk.com/@-174680752-shved-medik-na-ukraine

Большое спасибо.
Потрясающая откровенность, тип расчехлился в полный рост. Это я о том, что он изначально готовился воевать против России, а "заУкраину" - это так, удачно подвернувшийся повод.
Ни-ког-да такого не было, и вот снова.

_________________

К сожалению это так. Последний месяц они даже контратаковать стараются после пересменки.

_________________
XA2

Швед-медик на Украине, 2022

https://vk.com/@-174680752-shved-medik-na-ukraine-2022

"Неизвестный солдат" - это шведский курсант, покинувший службу в Вооруженных силах Швеции, чтобы отправиться на Украину. Там он служит в медицинском батальоне «Госпитальеров»(*).

(*) Уточнение для читателей/

Медицинский батальон Госпитальеры является частью Украинской добровольческой армии, образованной в 2015 году на базе подразделений Добровольческого украинского корпуса, сформированного по инициативе Дмитрия Яроша и его единомышленников из праворадикального движения «Правый сектор». Российский Верховный суд признает "Правый сектор" экстремистским, запретив его деятельность в России. Таким образом, швед служит в подразделении «Правого сектора». УДА=ДУК=ПС. Имейте это в виду.

Также, обращаю внимание на то, что некоторые медицинские описания, которые здесь даются, написаны подготовленным медиком. То, что уважаемый Доктор-Влад Харриган любезно дал подробные комментарии к некоторым абзацам - не означает, что любой желающий без подготовки может делать это на практике! Текст переведен в ознакомительных целях и только!

2 августа 2022 года

Редакция шведского военного блога собрала вопросы для интервью от боевых медиков Вооруженных Сил Швеции. Предполагается, что эта статья может послужить источником вдохновения и понимания для тех, кто является, станет или хочет стать медиком в вооруженных силах. Командиры и другие солдаты также могут извлечь пользу из этого рассказа.

Вопросы в интервью, в основном, сформулированы солдатами с авиабазы F16, гусарского полка K3 и полка Лейб-гвардии (LG).

Какое у вас было медицинское образование, когда вы приехали в Украину?

За двенадцать лет моей службы в Вооруженных Силах я был фельдшером примерно половину всего этого времени. Я служил медиком в боевых подразделениях (пехотной и разведывательной группах), в перевязочной и медицинской эвакуации. Я также работал на гражданке в отделении неотложной помощи как медбрат. Что касается образования, у меня есть продвинутая медицинская (22-недельный курс) подготовка военного парамедика и базовая подготовка (5 недель) боевого спасателя (**). Кроме того, я также провел 1,5 года на гражданских курсах медбрата, но они не дали мне таких актуальных знаний, как военные курсы.

(**) Боевой спасатель — солдат отделения, обученный оказывать немедленную помощь раненому, чтобы сохранить ему жизнь в течении «золотого часа». В остальном это обычный солдат, выполняющий в бою тоже, что и все. Является аналогом американского Combat Lifesavers (CLS).

Военный парамедик — это военный медик, которого обучают и готовят к огромному спектру ситуаций. Он должен уметь диагностировать все возможные боевые травмы, использовать больше лекарств, чем боевой спасатель, выполнять определенные хирургические процедуры, поддерживать жизнь в раненых максимально долго, до прибытия квалифицированной и оснащенной медицинской бригады, и все это с недосыпанием, под обстрелом или на борту разного рода движущихся транспортных средств (лодки, самолеты, вертолеты, БТР).

Какую должность вы занимаете в своем подразделении и что конкретно это означает с точки зрения рабочих обязанностей?

В настоящее время я являюсь начальником медицинской части своего отряда, который включает в себя как ресурсы MEDEVAC (транспортировка на специализированной машине с оказанием медицинской помощи в пути) так и CASEVAC (эвакуация в пункт первой помощи без медицинского сопровождения во время транспортировки). При необходимости мы можем действовать и как пункт первой помощи, но с низким уровнем обеспечения и возможностей. Раньше я руководил медицинской подготовкой иностранных добровольцев, но так как сейчас батальон укомплектован, обучение в больших масштабах не проводится.

Сейчас я в основном работаю в нашей машине скорой помощи, которая действует как MEDEVAC, где я обучаю украинского врача общей практики по оказанию неотложной медицинской помощи по системе TCCC (военное руководство по оказанию помощи в догоспитальной боевой медицине, разработанное для снижения смертности раненых).

В будущем, возможно, я перейду к нашему CASEVAC или стану фельдшером в патруле, когда украинский врач будет готов.

Чем отличается украинское и шведское военное здравоохранение?

В основном, Украина пытается приспособиться к западной системе. Их медицинские инструкторы в профессиональных подразделениях проходят подготовку в вооруженных силах США, а многие из их сил специального назначения должны были пройти обучение в Швеции.

К сожалению, в работе по модернизации здравоохранения есть серьезные препятствия. Раньше неохотно вкладывали деньги в полноценные медицинские курсы, а сейчас это стало невозможно. Тренировки продолжительностью в несколько месяцев ранее были сокращены до одного месяца, а теперь — до одной недели. Солдаты должны быть «счастливы», если они имеют возможность тренироваться со мной хотя бы 4-6 часов на фронте.

Многие мобилизованные части укомплектованы медицинским персоналом со старой подготовкой, которая не изменилась со времен СССР. Те, у кого есть минимально современное образование, получают слишком мало времени для учебы, чтобы стать хорошими медиками и понимать контекст, а у старых медиков совершенно неверные представления об оказании первой помощи.

К примеру, одному пациенту автоматически ампутировали руку, так как у него было легкое осколочное ранение и на нем был жгут в течение трех с половиной часов или что-то в этом роде. Знания, которым десятилетиями, в некоторых местах безраздельно господствуют.

Итак, резюмируем: кое-где украинское военное здравоохранение идентично нашему, кое-где — разбавленная копия, а кое-где невероятно устаревшее.

Есть ли что-то, чему вы научились в Украине, чему бы вы хотели научиться на тренинге CLS?

Я думаю, что текущая подготовка CLS (Combat Life Saver) очень хороша. Он имеет правильный акцент на изучении нескольких методов первой помощи, и вы при этом становитесь действительно хороши в них. Это то, что делает шведский CLS не имеющим аналогов за рубежом. Мы действительно хорошо сделали, что решили вложить в базовое образование, в целом. Но есть одна вещь, которую я не учил на тренинге CLS, но которую я узнал на продвинутом парамедицинском обучении — это сосредоточение на сохранении кого-то в живых как можно дольше. Думаю, от этого дополнения выиграли бы и боевые медики.

Например, может быть, бой продолжается в течение длительного времени, и слишком опасно рисковать MEDEVAC, учитывая важность как медицинской машины, так и подготовленного личного состава для подразделения. Поэтому , искусственная вентиляция легких и внутривенное введение жидкости — я не изучал это во время обучения CLS, но это довольно простые инструменты, которые могут продлить жизнь пациента, если MEDEVAC задерживается.

Трудно разобраться за такое короткое время, не делая все слишком теоретическим. Но, к сожалению, реальность обычной войны такова, что может быть очень трудно подготовить квалифицированного медика с высокими медицинскими навыками по нескольким причинам. Они могут быть слишком заняты или попросту убиты в процессе.

Что вы использовали больше всего из обучения CLS в полевых условиях?

Наложение жгута/турникета и перевязка раны.

Многие часы практики, которые я потратил для купирования больших смертельных кровотечений, окупились. Все делаю на автомате, и это дает мне больше спокойствия и уверенности в своей работе. Именно эти тренировки были наиболее важны.

Точно так же, как все стрелки должны практиковаться в стрельбе каждое утро, так и медицинские работники должны выделять время, каждый день, чтобы попрактиковаться хотя бы в одном деле. Наложение жгута во время упражнения на коллегу не занимает много времени, но жизненно важно для поддержания ручной моторики.

Что мы, медики и солдаты, должны больше тренировать, чтобы быть готовыми к войне?

Во- первых: Наши медицинские работники Красного Креста должны прекратить практику работать, как если бы они были «защищены» международными законами. Это не так! Им тоже приходится прятаться, закапываться и больше практиковаться в бою.

Во- вторых: тренируйтесь так, будто имеете мало медицинских ресурсов и учитесь расставлять приоритеты. Невозможно всегда иметь все необходимое для всех процедур. Этого и не будет в долгосрочной перспективе во время обычной войны. Материалы и лекарства обязательно закончатся, и мы заранее должны быть готовы к образу мышления, при котором мы не будем слепо следовать системе, созданной для войны с терроризмом, когда раненых было немного, а поддержка — избыточно огромной. Научитесь расставлять приоритеты с тем, что у вас есть, постоянно думайте о том сколько еще потерь в личном составе вы сможете обработать - еще до ротации батальона на фронт.

Всем ли нужен турникет? Все ли раны после наложения жгута требуют тампонирования? Должны ли все страдающие от боли получать обезболивающие? Что необходимо и чего можно избежать с меньшим риском?

Третье: Те из вас, кто являются подготовленными медицинскими работниками — практикуйте баллистику травм и «детективную» работу. Оценивая, как были получены травмы, я не только знаю, какого типа травм ожидать, но также и то, как, например, осколки и пули могли пройти через тело. С какой стороны прилетела пуля? Это первичный или вторичный осколок или пуля? Как он прошел под кожей? На какую глубину?

С помощью этого я могу сделать более обоснованные предположения и применить более точное лечение и правильные меры.

Четвертое: Те из вас, кто являются боевыми спасателями - тренируйтесь перевязывать большие, преимущественно венозные, кровотечения. Разрыв мышц бедра и тому подобное. Такие, которые не являются дырой прямо в пульсирующей артерии. Они не такие срочные, но это относительно распространенная травма, при которой можно получить хороший эффект от банальной перевязки раны. Например, эту травму (на фото ниже) нельзя было «вылечить» с помощью простого наложения жгута, но раневая повязка значительно ограничила кровотечение. Это то, что я никогда ранее не практиковал.

Как выглядит ситуация с ранениями в ходе боевых действий в Украине и каков процент огнестрельных, осколочных и других травм? Что боевой медик может ожидать увидеть чаще всего?

Мы должны быть осторожны, чтобы не сделать слишком далеко идущих выводов из здешних сражений. Украинцы воюют в более западном стиле, чем российская армия, но все равно воюют очень медленно, по нашим меркам. Многие бои ведутся с окопанных боевых позиций, с обеих сторон. Я думаю, что это влияет на результаты ранений, где относительно немногие поражаются прямой наводкой, в особенности мелкокалиберным ручным оружием. Но независимо от нашей собственной боевой доктрины, российская доктрина очень сосредоточена на артиллерии, и это заметно.

Единственным наиболее распространенным типом травмы является ЧМТ (черепно-мозговая травма), или сотрясения мозга различного характера и тяжести. После этого, по распространенности, идут осколочные и взрывные повреждения. И на самом последнем месте огнестрельные ранения.

Очень большую долю осколочных ранений составляют «пробития» конечностей и частей туловища, вроде низа живота, не защищенных популярными плейт кэриэрами.

Когда вы тампонируете рану, вы обычно можете остановить кровотечение с первого раза или оно кровоточит без остановки?

Это полностью зависит от характера травмы, но обычно нам удается полностью остановить кровотечение или, по крайней мере, остановить все значительные раны, настолько, что потеря крови становится незначительной. Однако эффективно перевязывать кровоточащие раны сложно, многие здесь терпят неудачу. Попробуйте подстрелить и попытаться «спасти» свинью или, по крайней мере, потренироваться с реалистичными тренажерами ранений.

Какая ситуация была самой поучительной? Что произошло/что послужило причиной? Что ты узнал?

Наиболее поучительной была ситуация с первым действительно тяжелым пациентом, которого мы получили в довольно опасный период, когда участвовали в контрнаступлении на Ирпень под Киевом, с большими потерями и ежедневными артиллерийскими обстрелами. Я не узнал ничего особенного о здравоохранении, я все это уже знал. Но я многое узнал о себе. Я узнал, что полученное мной образование было действительно мирового уровня, что оно дало мне уверенность в сложных ситуациях и что я был готов ко всему. Я был хорош и мог спасать жизни, независимо от того, как выглядела ситуация вокруг меня. Если вы работаете медицинским работником в Швеции, то вы определенно готовы ко всему. Но только при условии, что вы берете на себя ответственность, а при необходимости можете развивать лечение самостоятельно.

Швеция вместе с Канадой, в частности, помогала Украине в подготовке медицинских кадров во время операции UNIFIER. Видели ли вы какие-либо следы или последствия этих усилий после начала СВО?

Насколько я понимаю, у нас в основном готовили какие-то спецподразделения. Я не работал с ними, и не могу сказать о том эффекте, который это произвело. Тем не менее, я работал с регулярными подразделениями, чьи инструкторы и лучшие медики прошли обучение в США и Польше по ВУС 68W, «Боевой медик». Те, кого обучали непосредственно американцы, были очень способными. Но необходимы постоянные усилия западных вооруженных сил по обучению таких медиков. Точечных усилий от нас на фронте никогда не будет достаточно.

Есть ли у вас какие-то общие принципы, которых вы придерживаетесь?

Вообще говоря, большая часть местного здравоохранения работает так же, как дома в Швеции. Большим исключением является то, что MEDEVAC часто не может добраться до места сбора раненых из-за слабых внедорожных возможностей гражданских машин скорой помощи и разбитой местности на фронте.

Но в целом, система во многом одинакова и работает одинаково в самых разных подразделениях, с которыми мы работаем. Адаптация часто заключается в том, что мы или поддерживаемые нами подразделения вывозим раненых из пункта сбора раненых на простых вездеходах. В нашем случае это внедорожники и другие гражданские автомобили, в частности Mitsubishi Pajero для моего отряда. Отвозим их на перегрузочный пункт в ближайшем месте, куда сможем добраться на скорой помощи.

В общем, обычный CASEVAC от фронта до пункта сбора.

Пункт сбора раненых (Casualty Collection Point/ПСР) является центральным звеном в больничной логистике. В то же время, это становится очень уязвимым местом, где многие раненые не в состоянии защитить себя. Как вы действуете в отношении таких ПСР?

Мы согласовываем пункты сбора раненых с подразделениями, с которыми работаем, и часто они находятся в 100-300 метрах от линии фронта.

Большую часть времени раненые уже находятся там, когда мы прибываем, но в исключительных случаях нам приходится «заходить» в окопы, чтобы забрать их. Это очень уязвимый момент, так как мы беспокоимся о том, что наши машины очень легкая мишень для врага, которую можно увидеть и поразить. Поэтому крайне важно, чтобы время нахождения в пунктах сбора пострадавших было коротким, чтобы все как на месте, так и среди медработников отдавали себе отчет в необходимости ограничения времени пребывания на месте сбора.

Также хорошо, если есть несколько разных мест для переключения между ними. Если все в порядке, мы подъезжаем, грузим пациентов и уезжаем как можно быстрее.

Любая длительная деятельность на месте обнаруживается со стороны разведки противника и ведет к артиллерийскому огню.

Ранее мы уже говорили о том, что число раненых иногда может быть очень большим. Здесь вам нужно провести сортировку ранений, что бывает довольно сложно. Какой тип сортировки вы используете?

Мы используем стандартную сортировку TCCC, которой научились в Швеции.

Брызгает кровью? Наложить TQ (турникет).

Он не дышит? Откройте дыхательные пути.

Кто пойдет первым, если ни у кого нет катастрофического кровотечения или проблем с дыхательными путями?

По всем этим параметрам все точно также, как в Швеции.

Дополнительный вопрос: как вы адаптируете сортировку к имеющимся ресурсам?

В случае большого количества раненых наша возможность эвакуировать всех сильно ограничена, и это наша самая большая проблема. Тогда те, у кого более низкий приоритет, просто должны ждать своей очереди на боевых позициях, а мы ускоряем трафик на своей технике.

Кроме того, есть много раненых, которых мы предпочитаем оставлять на фронте или в непосредственной близости от него, чтобы они выполняли легкую работу в штабе или тому подобное, пока выздоравливают. Здесь могут быть, например, легкие осколочные ранения, с повреждениями только мягких тканей. Мы вычищаем рану как можем, зашиваем и назначаем курс антибиотиков.

Это солдаты, которые относительно быстро выздоравливают, а главное, которым не приходится обременять себя транспортировкой на дальние расстояния и потом лежанием по полевыми госпиталями.

Я думаю, что в Швеции следует больше говорить об этом, какие травмы действительно нужно госпитализировать, а какие могут (с некоторым риском) восстановиться на передовой. В идеальном мире каждый с осколочными ранениями глубже слоя кожи получает квалифицированную помощь и восстановление в больнице, чтобы минимизировать риск, но когда это БД с большим количеством жертв, необходимо идти на определенные риски с гигиеной и тому подобное, чтобы облегчить все звенья в цепи здравоохранения.

Если один из ста таких больных умирает от инфекции, потому что выздоравливал вне системы здравоохранения, то это означает, что у нас просто было больше свободных мест в больницах, которые спасли жизни людей, больше нуждавшихся в помощи.

Значит это того стоит. Вот так надо считать.

Какую вторичную проблему вы чаще всего видите у пациентов в течение 24-72 часов?

Я сам больше суток не лечил пациентов. Самые долгие пациенты, которые у меня были — до девяти часов после ранения, и то потому, что было слишком опасно покидать фронт из-за непрекращающихся боев.

Часто я могу остановить все большие кровотечения, но, особенно при сложных ранах, полученных в результате осколков или взрывов, остановить все кровотечения сложно. В случае быстрой эвакуации и правильного ухода за пациентом это не проблема, но в перспективе, если вы задержитесь в ПСР, будет таковой. Попытка исправить падение давления жидкостями, такими как ацетат Рингера (раствор для капельниц) быстро становится неустойчивой, так как со временем кровь становится все более и более разбавленной, а внутренняя температура падает по мере того, как ваши нагретые жидкости заканчиваются.

В предыдущем интервью вы говорили о нехватке болеутоляющих и о том, что это приводит к ненужной смерти солдат. Некоторые читатели тогда задавались вопросом, как отсутствие болеутоляющих может привести к смерти пациентов. Можете ли вы уточнить это рассуждение?

Обезболивание увеличивает шансы на выживание несколькими способами.

В основном, это заставляет пациента лежать неподвижно и принимать наше лечение, независимо от того, насколько оно инвазивно (медицинская процедура, связанная с проникновением через естественные внешние барьеры организма (кожа, слизистые оболочки).

Также, к примеру, перевязка раны невероятно болезненна без обезболивания и может привести к необходимости бороться с пациентом, пытаясь спасти ему жизнь. Как сложность наших усилий, так и лишние движения пациента увеличивают риск его смерти.

Лежащий пациент меньше кровоточит и быстрее получает помощь. Кроме того, повышенное кровяное давление и пульс при сильной боли вредны для некоторых видов травм. Кровотечение усиливается, коагуляция (остановка кровотечения) затрудняется, травмы головы усугубляются. В случае повреждения грудной клетки боль может привести к очень поверхностному дыханию, что может привести к ухудшению насыщения крови кислородом.

Наконец, риск посттравматического стрессового расстройства увеличивается с усилением боли, что уже достаточно ужасно, чтобы оправдать обезболивание.

Никто, кроме вашего квартирмейстера (интенданта), не выиграет от вашей скупости!

Некоторое время назад вы писали о пациенте, у которого было обнаружено, что он заразился гепатитом А из-за плохой полевой гигиены. Видели ли вы какие-либо другие небоевые травмы и болезни, и как мы можем с ними справиться?

Многие болезни вне боевых действий здесь происходят из-за отсутствия базовых солдатских навыков и правильного распорядка дня, что приводит к плохой гигиене и плохим последствиям в полевых условиях.

Им очень легко противостоять. Обучите солдат правильным действиям в полевых условиях, чтобы сохранить свою боевую ценность, и обучите боевых медиков профилактической медицине. Мы уже делаем это хорошо в Швеции.

Затем убедитесь, что они действительно настаивают на дисциплине гигиены и соблюдают все правила и меры. Не избегайте при этом конфликтов! Примите бой и заставьте всех вовремя менять носки, проветривать ноги, стирать нижнее белье, умываться и многое другое.

Меры, которые мы принимаем на первичном уровне медицинской обработки должны подготовить лечение, которое будет иметь место в более квалифицированном медицинском учреждении. От каких вмешательств и мер вы воздерживаетесь, потому что это не окупится дальше по цепочке здравоохранения?

В основном все, что я делаю, — это чтобы пациенты дожили до момента, пока не попадут туда. С этой точки зрения абсолютно все, что я делаю, имеет смысл, пока человек выживает. И я практически не имею понятия, что делают с пациентом после передачи в больницу, если только у меня нет коллег в этом конкретном месте, которые затем рассказывают мне. Война - это хаос и раненые это просто статистика, проходящая мимо меня.

Некоторое медицинское оборудование фантастически эффективно, но часто его трудно достать. Пластыри Halo Seals являются одним из таких примеров. Турникеты также могут быть дефицитом. Есть ли у вас какие-либо предложения аля MacGyver для замены дефицитного оборудования?

MacGyver это персонаж популярного американского сериала 80-ых, отличавшийся сообразительностью и находчивостью, делая различные инженерные решения из того что под рукой.

Почти все, что мы делаем с нашим спец оборудованием, можно эмулировать. Ремень или веревка могут стать жгутом, а если добавите прочную палочку - еще и турникетом. Предметы одежды, особенно если успеть их разрезать, превращаются в бинты и марлю. Кусок пластыря становится нагрудным пластырем а если вы добавите скотч, он станет самовентилируемой версией (имеется в виду методика наложения импровизированной пластырной повязки с клапаном, когда заклеиваются три стороны повязки, а четвёртая остаётся открытой - Доктор-Влад Харриган). Нож Mora и палец между ребрами выполняют обезболивание (ножом выполняют дырку в грудной клетке, расширяют ее пальцем и вставляют в неё трубку, все, что скапливается внутри, выходит - - Доктор-Влад Харриган). Нож и трубка на ваш выбор, и у вас есть инструмент для плеврального дренажа (при выполнение пальцевой торакостомии - Доктор-Влад Харриган).

Подумайте о назначении каждой единицы оборудования, которое у вас есть, и о том, какой механизм за его работой стоит. Если вы минимально сообразительны и имеете представление о своей анатомии, вы можете добиться того же эффекта с помощью подручного материала.

Вы много говорите о важности тренировок, и в Instagram можно увидеть тренировочный манекен, который вы сделали, чтобы практиковаться в тампонировании. Какое учебное оборудование, по вашему мнению, мы должны купить или создать для наших взводов?

Самое главное — убедить ваших командиров в том, что стоит покупать расходные материалы для практики. Старый тренировочный жгут работает не так хорошо, как новый, то же самое с бинтами и почти со всем, с чем мы тренируемся. Если босс считает, что это того не стоит, спросите, насколько хорошо вы должны выполнять свою работу, когда он сам получит ранение. Офицеры часто подвергаются большему риску травм или смерти, чем рядовые солдаты.

Большинство навыков мы можем практиковать друг на друге без какого-либо оборудования. Жгут, давящая повязка и защитная (бинтовая) повязка, внутривенная капельница, внутримышечная инъекция — все это относительно легко практиковать друг на друге, пока приемлема некоторая боль. Единственное, что действительно трудно практиковать, — это тампонирование раны. Надо бы «построить» свой собственный тренировочный манекен из мяса. Любое мясо с кожей можно использовать вместе с ПЭТ-бутылкой и инфузионным набором с катетером, но специальные инструменты здесь явно будут лучше.

Я сам заказал тренировочное оборудование в Phokus Research Group в США для следующей ротации, очень рекомендую. Расходовать свои деньги может быть неприятно, но, поскольку это жизнь ваших друзей - попробуйте организовать сбор средств или что-то в этом роде.

Шведские медики обучены делать "зачистку по крови". Для неподготовленных читателей - это включает в себя проведение руками по рукам и ногам пациента, чтобы обнаружить любое кровотечение под одеждой, которое в противном случае могло бы остаться незамеченным. Как часто эта процедура давала результаты, которые действительно требовали действий? Как вы думаете, правильно ли мы поступаем в Вооруженных Силах, когда непреклонно обучаем и требуем у наших медиков делать подобное?

Я учу этому и сам делаю это на всех своих пациентах, но никогда не находил крови таким образом - обычно в одежде есть дырки, там где идет кровотечение. Если я вижу эту «дыру», то уже могу легко наблюдать за повреждением, вместо того, чтобы полагаться на результаты «обыска» по рукам или ногам. Плюс, при катастрофическом кровотечении это всегда было очень заметно визуально. Однако я предполагаю, что в какой-то момент кровотечение может быть незаметно, поэтому использую эту процедуру.

У наших шведских медиков есть сумки CLS (для боевых спасателей) и сумки SJV/A (для парамедиков). У вас есть опыт работы с обеими системами оборудования. Чем вы пользуетесь в Украине? Что нужно добавить или убрать в укладках, исходя из опыта?

Я бы порекомендовал вам взять с собой много повязок и салфеток для компрессии, а также пластыри (тегадерм или аналогичные). Большая часть осколочных ранений не требует асептической повязки, и тогда для решения этой проблемы лучше использовать что-то более дешевое, доступное и занимающее меньше места. Если вы будете накладывать асептическую повязку на каждое входное отверстие, чтобы содержать его в чистоте, они у вас очень быстро закончатся, притом совершенно напрасно.

Для того, чтобы лейкопластыри сидели четко и ровно, также необходимы марлевые салфетки для удаления жидкости вокруг раны и одноразовая бритва (используется для сбривания волос с кожи, для облегчения и надежности приклеивания пластыря - Доктор-Влад Харриган). Это нужно для того, чтобы то, что мы наклеиваем на пациента, действительно сидело на месте. Что здесь может быть полезно, так это гладпак (пищевая пленка) или SWAT-T турникеты. Не как жгут, (а как жгут это действительно хорошая повязки для усиления компрессионных повязок, герметизации отверстий в легких) - это нужно для удержания предметов на месте. При движении все, что прикреплено к пациенту, скользит, это заметили все медицинские работники.

Отчетность о состоянии раненых и их травмах невероятно важна в период подготовки к оказанию помощи. Как, когда и что сообщается? Кто отчитывается и кто получает отчет – фельдшер руководителю, командир старшему и так далее? Как часто обновляется этот отчет? Как вы это делаете и что, по вашему мнению, дает наилучший эффект?

Украинская армия невероятно расхлябанна, когда дело доходит до предварительных донесений. В принципе, нам каждый раз сообщают, сколько ранено, сколько в критическом состоянии, а сколько оцениваются как «легкие». Исходя из этого, мы можем примерно спланировать, как оборудовать транспорт, но мы очень редко получаем более подробное описание, которое помогло бы подготовить конкретные мероприятия.

Для себя, в общении между нашими машинами мы используем протокол MIST, а от машины до принимающей стороны используем карты повреждений по TCCC.

MIST это формат устного медицинского отчета, используемый военными.

М - механизм ранения (огнестрельное, взрыв, пожар, обрушение здания), I - ранение (огнестрельное ранение ноги, двусторонняя ампутация ноги от взрыва, тяжелая челюстно-лицевая травма), S - симптомы (массивное кровотечение, невыполнение команд, отсутствие лучевого пульса, аномальная частота дыхания, затрудненное дыхание), T - лечение (что было сделано для пострадавшего, чтобы исправить отмеченные выше проблемы? наложение жгутов, перевязка раны, декомпрессия иглой при подозрении на напряженный пневмоторакс)

Пример отчета по MIST: взрослый мужчина с огнестрельным ранением бедра, массивным кровотечением, остановленным двумя расположенными рядом жгутами, он не выполняет команды, и у него нет лучевого пульса. У него пульс на сонной артерии 130.

К сожалению, пока никто не думает о том, что нам нужны предварительные отчеты, пока мы в пути. В их системе подразумевается, что медики просто должны быть готовы ко всему постоянно, отчет они сами собирают на месте с нуля.

Я бы хотел, чтобы у меня было больше информации, но у меня нет базы для оценки из-за среды, в которой я работаю. В будущем, похоже, у меня будет возможность присоединиться к организации здравоохранения, возглавляемой западным врачом, тогда, может быть, я смогу установить определенные процедуры и более подробно отвечу на этот вопрос.

Работа медиков значительно облегчается, если солдат примет правильные меры сразу же при ранении его или боевого товарища. Есть ли у нас советы по медицинскому оборудованию, которое должно быть у каждого солдата?

Я хочу, чтобы в ВС существовал стандарт в отношении того, что должен носить каждый солдат. Специальный подсумок IFAK (индивидуальная аптечка) с набором, который выглядит одинаково у всех солдат и небольшой органайзер для медицинского оборудования, который мы можем держать в нагрудном кармане, когда не надеваем боевое снаряжение.

Что необходимо в аптечке:

2 жгута/турникета
1 асептическая повязка (желательно 2)
1 упаковка кровоостанавливающей повязки (гемостатик)
2 нагрудных пластыря

Первые три, потому что это имеет значение прямо на месте, последнее, потому что лучше начинать как можно раньше, если у вас есть проникающие ранения груди.

Вы работаете с медицинским транспортом, и существует эмпирическое правило 10-1-2. Это означает, что в течение 10 минут боевые медики должны начать оказывать помощь пострадавшим. В течение одного часа пациент должен быть вместе с медицинским персоналом, а в течение двух часов должна быть возможность начать операцию. Удалось ли вам работать по такому алгоритму, или вам пришлось работать по-другому?

Это очень изменчиво. В некоторых подразделениях нет фельдшеров на дальнем конце линии фронта, и мы первые, кого они встречают, когда выносят раненых. Тогда 10-1-2 полностью провален, так как мы очень редко можем добраться до пострадавшего в течение 10 минут. Если нам повезет, они находятся на подходящей местности и в той фазе боя, когда им разрешено движение в тыл. Если у группы есть выделенные бойцы для транспортировки пострадавших к пункту сбора раненых, то они могут быть доставлены нам в течение 15-25 минут. С момента приема пациентов мы обычно добираемся до полевого госпиталя в течение 30-45 минут, при условии, что это единственные раненые или первые, кого мы решим эвакуировать.

Итак, резюмируем: во многих случаях, если на передовой есть подготовленные и оснащенные фельдшеры, система работает.

В некоторых типах боев, когда русские проводят хорошо подготовленные атаки, чтобы захватить позицию и закрепиться, система полностью дает сбой. Бои часто становятся затяжными и из-за огня прямой наводкой, и артиллерийского огня, что не позволяет двигаться в районе боя. Тогда им повезет, если медик взвода или роты сможет добраться до них за приемлемое время. Нашу более квалифицированную помощь они могут подождать, пока бой не уляжется - эвакуировать раненого под обстрелом никто не будет. Это пустая трата ресурсов и приводит только к большим потерям.

Несколько раз мне приходилось ждать окончания боя от 45 до 120 минут, а в отдельные разы и дольше. В одном случае до окончания боя прошло девять часов, прежде чем раненых доставили на сборный пункт, где я ждал со своей машиной скорой помощи.

Когда мы все еще говорим о собственных действиях солдата в случае ранения, то что нам в Вооруженных Силах нужно улучшить в нашей подготовке для всех солдат, чтобы противостоять квалифицированному противнику?

Регулярные тренировки и понимание того, что и тренировка с жгутом, и перетаскивание пострадавшего причиняют боль.

Наша подготовка, в основном, очень хороша, пока солдат поощряют напрягаться и терпеть боль. Однако последующее обучение медицинскому обслуживанию повторяется (отрабатывается) во многих подразделениях очень редко, и это полный идиотизм.

Имея коробку с практическими материалами и пятнадцать минут утром, вы можете поддерживать свои знания на необходимом уровне. Если же вы не делаете этого, то вы не выполняете свой долг лидера-медика - ни морально, поскольку вы не даете своим солдатам инструменты, необходимые для выживания, ни перед Швецией, так как ваше подразделение понесет большие потери и потеряет боевую ценность, быстрее, чем необходимо.

Не запланировать переподготовку для оказания медицинской помощи — это то же самое, что не запланировать обучение снайперов по стрельбе.

Совершенно неприемлемо. Точно так же, как вам нужно продолжать регулярно тренироваться, вам нужно репетировать и другие полезные навыки. Не ленитесь и не позволяйте тренировке заканчиваться на формальном «сделано».

Этого недостаточно - люди ведь умирают.

Сейчас у нас есть только обычные боевые спасатели на уровне взвода и отделения. А егерские подразделения и другие подразделения, не входящие в бригадную систему армии, имеют военных парамедиков уже на уровне взвода. Батальон часто имеет медицинский транспорт, а самостоятельно действующие подразделения имеют собственные травматологические подразделения, которые могут проводить сложные оперативные вмешательства в полевых условиях. Как вы считаете, есть ли необходимость в введении в воинских частях каких-то дополнительных медицинских должностей?

Из-за вышеупомянутых проблем с эвакуацией раненых во время продолжающегося оборонительного боя я считаю, что парамедики должны присутствовать во всех ротах или, по крайней мере, навыки боевых спасателей должны быть повышены, чтобы обеспечивать раненым более долгосрочный уход.

Военное здравоохранение, похоже, поглотило некоторых врачей и медсестер из гражданского здравоохранения Украины. В то же время гражданские лица получают ранения и заболевания в очень большом количестве. Как распределяются сертифицированные кадры между военным и гражданским здравоохранением?

Военная медицина в приоритете. Например, на западе Украины катастрофически не хватает машин скорой помощи и квалифицированной доврачебной неотложной медицинской помощи. Это одна из многих дыр, которые добровольческие организации гражданской помощи пытаются заполнить. Но я понимаю приоритет. Сколько жизней спасает в день врач-травматолог или медсестра скорой помощи во Львове и сколько спасают в день в полевом госпитале на фронте? Это просто холодное утилитарное мышление, а это именно то, что нужно на войне.

Если бы вы могли внедрить изменения, основанные на своем опыте, который вы приобрели в Украине, то какой должна быть идеальная картина шведской военной системы здравоохранения?

Многое из этого я уже рассказывал ранее в интервью, но я могу резюмировать его здесь.

Полное отсутствие всех форм некомбатантов. Все, что мы делаем, чтобы выделять наш медицинский персонал на поле боя, облегчает противнику удар по жизненно важному ресурсу. Все медики и все пункты первой помощи и полевые госпитали должны иметь возможность маскироваться и защищаться от артиллерийского огня, а также от прямых атак. Обязательны маскировочные сети, закопанные палатки, системы защиты и вспомогательное вооружение, а также противотанковые средства.
Мы должны иметь возможность дольше поддерживать жизнь пациентов на уровне роты, в случае задержки эвакуации. Будьте готовы «поддерживать» пациентов более часа на более низких уровнях подразделения.
Четкие рекомендации относительно того, как часто знания из образования должны отрабатываться, чтобы они считались актуальными, а не просто повторяться медицинскими работниками централизованно. Планы практики для повторения, еженедельные или, по крайней мере, ежемесячные, должны существовать и должны быть контролируемы. Здесь требуется вмешательство и прямые распоряжения вышестоящих руководителей. Все командиры низшего звена, как правило, не понимают необходимости этого.

Все эти травмы и смерти должны психологически повлиять на вас и ваших товарищей. Как вы справляетесь с умственным и эмоциональным напряжением, чтобы не переутомляться?

Я наблюдал три типа людей, когда дело доходит до психического стресса.

Первый тип получает самые прямые и острые стрессовые проблемы. Мы отправляем их домой сразу же. Мы добровольная организация, и здесь надо быть добровольно. Они же становятся просто обузой, и я не думаю, что такие душевные проблемы можно решить на фронте. Думаю, тем, у кого такая низкая психологическая устойчивость (тема исследована, погуглите), помочь сложно.

Вторая категория, пожалуй, самая многочисленная среди наших сотрудников, (они, в основном, гражданские) — это люди, которые заметно «повреждены» психологически, но которые могут продолжать работать в данный момент. К сожалению, я подозреваю, что у некоторых из них после войны будут серьезные психологические проблемы, такие как различные степени посттравматического стрессового расстройства. Им нужна поддержка и сочувствие, и им нужны товарищи, которые видят и понимают их проблемы, не обвиняя их. Как и в случае с предыдущей категорией, я не думаю, что это возможно «решить», находясь на фронте. Вы должны помочь им оставаться в отряде столько, сколько потребуется, а затем, когда придет время, вы должны быть рядом как друзья и собратья, чтобы поддержать их в случае, когда они «развалятся» психологически как личности.

Мой боевой напарник из Швеции и я, а также два американца из моей группы относимся к последней категории, как и большинство иностранцев, которые решили остаться тут надолго.

Мы можем профессионально отделить себя от того, что мы переживаем на фронте, от того, что происходит с окружающими нас людьми, от того, чему мы являемся свидетелями и от рисков, которым подвергаемся сами. Я не могу ответить, как это делают другие, но для меня это отчасти связано с различием между моей личной жизнью и моей профессиональной жизнью. В своей профессиональной жизни я просто отстраняюсь и веду себя холодно и расчетливо. Независимо от того, кто ранен передо мной, лично для меня они ничего не значат. Это просто медицинская проблема, которую я должен решить. Независимо от результата, я уверен в своем образовании и в своих собственных навыках. Я знаю, что сделал все, что мог, чтобы спасти их жизни. Если это не работает, то это не моя вина. Если это было не в моей власти, почему я должен чувствовать себя плохо из-за этого?

Этот образ мышления является важной частью стоицизма, философии, которую я рекомендую изучить всем солдатам. Это помогает объективно смотреть на жизнь и ее трудности таким образом, чтобы их было легче обрабатывать эмоционально. Кроме того, я никогда в жизни не боялся травм или смерти, когда сталкивался с риском, независимо от его степени. Я думаю, что некоторые люди устроены по-другому или воспитаны по-другому, и могут по-другому воспринимать стресс. Как и предлагалось ранее — погуглите психологическую устойчивость.

У вас были проблемы со Swish (система перевода платежей в Швеции), можете ли вы рассказать мне, что случилось?

Из-за известных проблем с отмыванием денег, все банки в Швеции должны иметь профиль для каждого клиента, где указаны их типичные банковские операции, чтобы можно было помечать отклонения и расследовать их. До того, как я изучал военное дело, я изучал гражданское, а до этого мне платил государственный и окружной совет. Через мой счет не проходили крупные суммы. Внезапно я собрал сотни тысяч крон и использовал их для покупки как широко распространенных, так и странных продуктов в Швеции и по всей Европе, а также для отправки крупных сумм посредникам, которые покупали для меня определенные вещи. Это выглядело крайне подозрительно, и меня пометили как отмывателя денег. Теперь я представил обновленную информацию о моем финансовом положении и объяснение доходов и расходов. Надеюсь, банк примет это, и мой Swish будет разблокирован.

До того, как у вас возникли проблемы со Swish, вы собрали деньги на обезболивающие и приборы ночного видения (ПНВ). Как проходят сборы, что вы купили?

Около 660 доз кетамина сейчас прибыли в руки «Госпитальеров». Это больше, чем мы получали в наш батальон за всю войну до сих пор. Впервые нам не придется ограничивать обезболивание раненых. Закупаются четыре ПНВ, которые, как мы надеемся, будут доставлены в течение 4-6 недель. Вскоре будут заказаны еще 4 ПНВ для других подразделений «Госпитальеров».

Вскоре вы получите машину скорой помощи от пожертвователя из Швеции. Можете ли вы рассказать нам об этом проекте?

Одновременно, когда мы получили кетамин, привезли две машины скорой помощи.

Одна была куплена на излишки, оставшиеся после покупки коллекции кетамина, и это Mercedes Benz Sprinter из Норвегии. Другая, пожалуй, самая известная «военная» машина скорой помощи Швеции.

Некоторое время назад подразделение Хемверна приобрело машину скорой помощи Chevrolet для использования в своем подразделении, поскольку они не были удовлетворены предоставленными им медицинскими автомобилями. По ряду причины, эта машина просто пылилась в гараже. Во время дискуссии в Твиттере парни из Хемверна предложили попытаться перевезти к нам эту машину, на что я отреагировал с большим энтузиазмом.

Короче, деньги были собраны на его выкуп по очень выгодной цене, а так же на обслуживание. На прошлой неделе добровольческая организация Swedishrescuers отправились в Киев и доставили для батальона три машины, включая маленький пикап VW Transporter.

Это обеспечивает нам значительную свободу, когда у нас надежные транспортные средства, причем одно из них с относительно неплохими внедорожными способностями. В прошлом наши машины скорой помощи предоставлялись местными спасательными службами, которые ездили исключительно по хорошим дорогам. Теперь мы можем ездить по всей местности, где идут бои, не застревая и не повреждая нашу машину.

И наконец, каковы ваши потребности и как вы обеспечиваете себя деньгами или материалами?

«Госпитальеры» полностью зависят от пожертвований, как и мое подразделение. Единственное, что у нас есть от украинского государства, это автоматы, а патроны мы уже выпрашиваем или выкупаем у частей, с которыми работаем на фронте.

В моем взводе мы пытаемся добиться большей эффективности, чем у других в батальоне, и мы добровольно отправляемся в самые жаркие сектора с самым высоким риском и наибольшим количеством жертв, чтобы добиться максимально возможного эффекта своей работы. Если вы хотите помочь нам достичь этой цели, вы можете сделать пожертвование напрямую нам. Деньги идут на различные проекты, которые у нас есть, или на текущие расходы, такие как счета за жилье, топливо и оборудование, которые наш батальон не может нам предоставить. Недавно, например, я заказал медицинские тренажеры в Phokus Research Group примерно за 30 000 шведских крон. Парамедики, которых я тренирую с новым оборудованием, будут намного более обученными, чем они были раньше.

Если выживу, буду рад заехать в любую часть Вооруженных Сил Швеции и прочитать им лекцию или провести мастер-класс. Это меньшее, что я могу сделать для них.

Конец интервью

Решил продолжить про шведов на Украине, благо материал есть.


Андреас с другом на Украине

Война меняет как жизни людей, так и самих людей. Многие шведы — никто точно не знает, сколько — отправились на Украину с началом войны. Многие из них все еще там. Кто-то погиб в боях, кто-то получил ранения.

В январе 2023 шведский военный журнал связался с Андреасом.

Андреас родом из небольшого шведского городка. Раньше он был обычным шведским гражданином, муж, отец детей - но сейчас уже больше года воюет на Украине.

- Пожалуй, мы можем начать с того, что вы представитесь. Каков ваш бэкграунд?

- У меня нет военного прошлого. Я всегда хотел пройти какую-то военную службу, но не получил ее в Швеции. Все началось в 2021 году, когда Россия начала мобилизацию на границе с Украиной. Затем, я получил сообщение от моего друга, что Россия вторглась в Украину, и начал следить за всеми новостями о ситуации. Кажется, это было 27-28 февраля 2022 года, когда друг прислал электронное письмо о том, что они принимают добровольцев воевать за Украину. Так что я решил пойти. Я продал все, что у меня было, и 7 марта я и мой друг полетели в Польшу, а затем сели на поезд во Львов.

- Что произошло, когда вы въехали в Украину?

- Мы собирались попасть в "Азов", но не получилось. 9 марта мы подписали контракт с Интернациональным легионом. 13 марта нас бомбили в Яворове . Мой друг и многие другие тогда решили покинуть Украину. Я остался, потому что приехал туда драться. Но я принял решение расторгнуть контракт с Легионом. Я чувствовал, что оставаться там будет неправильно со всей этой коррупцией и тому подобным. Затем я стал искать новое подразделение, к которому можно было бы присоединиться.

- То есть вы приехали в Украину без военной подготовки, а потом проходили обучение в зоне боевых действий? Как это работает? Вы попали в учебную роту или вас сразу отправили на фронт?

- Сейчас у меня контракт с 59-й ОМСБр . Как я уже сказал, нас разбомбили на базе в Яворове 13 марта, а потом тех из нас, кто остался, перевели в Ровно. Мы пробыли там около месяца, прежде чем отправились прямиком на фронт в Харьков. Нас учили разным системам вооружения — Javelin , NLAW [Robot 57], AT4 [Panzerskott 86], РПГ, АГС30 и так далее.

Как я уже сказал, сейчас я в регулярной армии, и я получил много знаний и подготовки на фронте от компетентных людей.

С сентября я был в Николаеве и Херсоне и вот последний раз был на Донбассе, прежде чем попал в больницу.

- Вы упомянули коррупцию. Можете ли вы уточнить, что вы имеете в виду более конкретно?

- В Международном легионе была коррупция. Я не могу назвать имена или что-то в этом роде. Но у некоторых там украли оружие, тепловизионные прицелы, продукты, транспорт и многое другое. Есть несколько товарищей, которые не получили никакой зарплаты.

- Вы были гражданским, когда пошли на войну. Многие военнослужащие хорошо приспосабливаются, даже если «меняют» армию. Но ты наверняка получил массу новых впечатлений?

- Эта война жестока. Я потерял там многих своих сослуживцев.

Если говорить правду, многие из приехавших сюда служили раньше в Африке и на Ближнем Востоке, но не смогли приспособиться. Я их полностью понимаю. Потому что эта война похожа на Первую мировую — окопная война, артиллерия и все такое. Солдат вы или гражданский, это ново для всех нас.

- Вы были в бою на Украине, и я подумал, что мы немного углубимся в это. Как проходит типичная перестрелка с русскими? Какова их тактика?

- Это немного зависит от того, где вы находитесь. В Харькове мы ничего не могли сделать так как подвергались артиллерийскому обстрелу 24/7. Так же мы и сидели в Северодонецке, у реки на оборонительных позициях. Это было тогда перед большим наступлением в сентябре 2022 года.

Потом, когда я подписал контракт с регулярной армией, было много рейдов на хаммеровских "гантраках" и боев от линии к линии в Николаеве и Херсоне.

Я был в Донбассе до того, как получил тяжелое ранение. Тогда было страшно, дистанции боя были от нескольких метров до сотни, была пехота и бронетехника, много вертолетов и самолетов. Сумасшедшее количество артиллерии.

Но хуже всего дроны, которые сбрасывают на нас гранаты.

Русская тактика точно такая же, как всегда. Артиллерия бьет часами, иногда днями, вместе с авиаподдержкой. Потом высылают бронетехнику. Если подбить танк, то русские отступают, а затем снова начинают с артиллерии.

- Каковы ваши лучшие приемы, когда русские атакуют?

- Убедитесь, что у вас есть много магазинов и много дополнительных патронов и гранат. Не прекращайте стрелять и не давайте им ни секунды передышки.

- Этой зимой, должно быть, было довольно отвратительно оставаться в затопленных траншеях без нормальной обуви. Вы видели какие-либо травмы или болезни?

- Некоторые из моих друзей заболели пневмонией. Были лихорадка и желудочные заболевания с диареей и тому подобное.

- Война — это стальная буря, но также и буря эмоций. Как вы справляетесь со всеми чувствами безнадежности, эйфории, потери, тоски и печали?

- Вы отключаетесь. Вы должны это сделать. Это не легко. С этим сложнее всего бороться.

- Война также вызывает появление новых черт личности. Возможно, вы уже не тот, кем себя считали, или у вас развились новые характеристики. Как вас изменила война?

- Вы совершенно правы, я стал смиреннее. Теперь, когда я в больнице, я нервничаю. Кошмары и паника. Мне страшно, когда тихо и спокойно. Во мне все изменилось. Большая битва начнется, когда я вернусь к гражданской жизни. Будет много работы.

- Больница. Почему ты здесь?

10 января мы были между Песками и Донецким аэропортом и должны были эвакуировать одного погибшего и нескольких раненых. Когда мы добрались туда, то попали под обстрел, у нас была перестрелка в течение двух часов, затем прилетели коптеры, сбрасывая на нас гранаты, и откуда ни возьмись появился вражеский танк и открыл огонь по нам. Один из снарядов попал рядом с нами, так что ударная волна отбросила меня и вывернула мне лодыжку, а я уже был ранее ранен в ногу, в щиколотку.

- Вы подвергаете себя опасности для жизни в Украине. Как вы относитесь к мысли о собственной смерти?

- Честно говоря, я никогда не думал, что проживу здесь столько времени. Мысли о смерти идут все время. Каждый раз перед выходом на задание.

- Рано или поздно война для вас закончится. Либо Украина победит, либо будет перемирие. Какой вы видите жизнь после войны? О чем вы мечтаете?

- Перемирия не будет. А так мечтаю о долгой жизни с моими детьми и моей женщиной, о том, чтобы стать дедушкой.

Послесловие редактора журнала:

- Это мысли и переживания шведского добровольца Андреаса. Война сложна, поэтому может случиться так, что наблюдения двух разных людей с диаметрально противоположными выводами могут оказаться верными и точными в обоих случаях.

Андреас попал на войну без какой-либо военной подготовки и выжил. Возможно, он даже был на вершине весов в какой-то перестрелке. Значит ли это, что мы можем сказать, что для войны достаточно чрезвычайно короткой военной подготовки? Очевидно нет.

Солдаты — рабочие муравьи войны. Они роятся тысячами, десятками тысяч, часто не подозревая о том, что происходит в другой части муравейника. Такова военная жизнь. Поэтому мы должны быть осторожны, чтобы не сделать опыт отдельного солдата абсолютной истиной. Тем не менее, опыт отдельных солдат важен для формирования общей картины войны. Я надеюсь, что эта статья помогла читателю лучше понять ситуацию.

P.S. После интервью Андреас был демобилизован из украинской армии в связи с полученными травмами.

https://vk.com/@-174680752-iz-umeo-to-lisichansk

Из Умео в Лисичанск

Тобиас Энгквист из Умео достаточно известен в Швеции.

В 2022 году 25-летний швед поехал на Украину воевать, разорвав контракт с ВС Швеции, где служил взводным радистом в Хемверне.

На Украине он пробыл пять месяцев в качестве гуманитарного работника, потом солдата и фельдшера-санитара. После ранения Тобиас вернулся домой, но сейчас снова на Украине.


Шведскому военному журналу удалось взять у него интервью.

Опишите себя и какое военное прошлое у вас дома в Швеции?

Я любитель активного отдыха из Норрланда (север Швеции), выросший на природе. В Умео (город в северной Швеции, административный центр района Вестерботтен) ты всегда рядом с лесом, и мне там больше всего нравится.

У меня пристрастие к оружию с раннего возраста, каждое лето я проводил с пневматической винтовкой и свои первые выстрелы из охотничьей винтовки сделал, когда мне было семь лет.

Мой дед Пол Хелмерссон, проработавший всю жизнь полицейским, научил меня всему, что касается леса, природы и охоты на лося. Я часто проводил с ним сентябрь-октябрь во время охоты на лося.

Мой военный опыт — это шесть месяцев военной службы в Лапландской егерской группе, которую я прошел добровольно, когда законы пандемии сделали студенческую жизнь невыносимой. У меня был контракт с группой Вестерботтена (Хемверн) и я расторг его перед отъездом в Украину.

Какие аспекты вашей боевой подготовки принесли вам наибольшую пользу на Украине?

Лапландская егерская группа исторически была и остается легкой пехотой. Поскольку я не до конца освоил украинский язык, бесполезно пытаться служить там кем-либо, кроме пехотинца. Так что я нахожу большую часть информации о тактике и схемах передвижения пехоты полезной.

Что мне пригодилось на Украине?

Маскировка, умение выживать на природе, ТССС (медицина), знание баллистики, грамотная упаковка и переноска снаряжения на своих двоих

Плюс личные знания и понимание, какие лица представляют угрозу безопасности для меня и других, и кому вообще можно доверять.

Как правило, по моему опыту, здесь есть люди, которые считают армию крутой («посмотрите, ребята, на эти крутые пушки!»). Или те, кто хочет показать себя "мачо" – показушники, изображающие себя самыми лучшими и знающими все лучше всех. Эти люди часто «садятся в лужу» в полевых условиях, когда наступает реальность. Они понимают, что это уже не дикая фантазия, где они видят себя позирующими на камеру с дорогим оборудованием и сложным оружием. Когда свистят пули и взрываются гранаты, стоит остерегаться именно их. Они бросают своих товарищей или стреляют в них, полагая, что это враг.

Интересно, что вы упомянули «мачо». Вы не первый, кто говорит об этом, когда речь заходит об опыте войны на Украине. Как к этим людям относятся в руководстве?

С ними обращаются по-разному, и их редко выгоняют из их подразделения. Я думаю, это потому, что командиры (где я был) больше ценят количество людей, чем их качество. Командир роты не жалуется, что есть 4-5 солдат, которые хотят по собственной инициативе перейти реку, чтобы получить информацию. Однако у таких людей часто слабая психика и склонность впадать в панику, когда обстановка накаляется. Поэтому, ни один здравомыслящий человек не захочет находиться рядом с этими людьми. Они быстро становятся одиночками или сбиваются в небольшие группы, которые подстрекают друг друга на самые смелые поступки. Одним словом, мачо разрешают остаться, но со временем они отсеиваются естественным отбором.

Что вы скажете о том, как ваша военная подготовка в Швеции «работает» в международной группе?

Вооруженные силы Швеции обучают свою пехоту способом, который офицеры в шутку называют «лесным талибаном», поскольку большая часть призыва на военную службу проходит основы в первые три месяца службы.

У шведов и скандинавов на Украине хорошая репутация, когда речь заходит о личном участии в боевых действиях на передовой, я неоднократно слышал об этом. Я думаю, что подготовка в наших Вооруженных Силах хороша по сравнению с подготовкой солдат из стран, у которых много разнообразного оружия и техники. На фронте на Украине нет ни авиации, ни артиллерии, которую можно было бы легко вызвать на помощь. Есть только ты и твои товарищи.

В чем было мало толку на Украине так это в наших сигналах жестами. Теоретически хорошо их знать, но тут у всех разная сигнализация в разных подразделениях и, иногда, в каждой роте - своя. Подача сигналов между различными группами здесь является предметом шуток или даже издевок.

Помимо траншейных боев, чем пехотный бой в Украине отличается от призывной подготовки, и были ли вы в состоянии понять, как Россия ведет такие бои?

В моей роте мы тренировались так же, как и в Швеции. Многое из того, как делают шведы, здесь было знакомо.

Русские разведывают наши позиции с помощью дронов. Затем они бомбят позиции с интервалом в несколько дней, при этом беспорядочно минируя наши позиции минами ПФМ-1 (*). Затем их пехота атакует позиции, иногда в сопровождении бронетехники.

(*) голос из зала подсказывает мне, что это очень смешно. ПФМ-1 под Лисичанском использовали ВСУ, российские силы их не применяют.

Во время боев в Лисичанске они, в первую очередь, старались найти наши слабые фланговые позиции или позиции с превосходящими высотами. Вот так это было там, где я воевал, довольно простые методы. Если это не сработает, то будет бомбежка и все по новой.

В чем бы вы хотели получить дополнительное образование?

С моей точки зрения, было бы полезно, если бы тренинг содержал больше элементов неожиданности и сюрпризов. Например, если участники учений знают в деталях ход мероприятия, то можно было бы переместить или убрать какое-либо транспортное средство, которое в обычных обстоятельствах использовалось бы для подвоза еды, пополнения и т. д.

Нужно заставить участников учений решать проблемы, которые возникают на настоящей войне, когда их планы разрушаются, и они должны на ходу придумать новый, чтобы возобновить решении поставленной задачи.

Одним словом, К - креативность.

Испытывали ли вы на Украине что-то такое, чего призывная подготовка в Швеции вообще не касается?

Нужно больше тренировок по бою в населенных пунктах и понимание принципов маскировки от тепловизора. Во время моего обучения этот вопрос вообще не затрагивался.

Вы часто сталкиваетесь с угрозой от тепловизоров?

Все время, но это угроза, с которой вам придется жить, если вы хотите сражаться. Нет такого оборудования, которое скрывало бы всю тепловую сигнатуру подразделения.

Летом угроза меньше, а вот зимой велика. У нас есть маскировочная сетка, мы, в основном, раскладываем ее на капоте транспортных средств, чтобы минимизировать сигнатуру. А если приходится ночевать под открытым небом, то хорошо сидеть в выкопанных ячейках.

А вы не смогли придумали какие-нибудь хорошие «полевые» методы, чтобы свести к минимуму риск обнаружения тепловизорами?

1) Оптимально укрыть автомобили маскировочной сеткой из мешковины.
2) Есть одежда, скрывающая тепловой след, но она дорогая.
3) Можно сделать временное укрытие, надев так называемое «аварийное (спасательное) одеяло».
4) Не должно быть никакой спонтанной стрельбы с позиций, только огонь артиллерии с закрытых позиций.

Вы так же упомянули боевые действия в городе…

Я вообще не обучался этому в Швеции. Наш украинский командир взвода, который на войне с 2015 года, сказал, что, вне зависимости от подготовки, потери в городском бою доходят до 70% и решающим фактором является количество ручных гранат.

Теперь я знаю основы, и бои в городе, вероятно, худшая известная мне форма боя.

Можешь описать ощущения от первого боевого контакта, к этому привыкаешь со временем?

Лично я на фронте ощущал себя в своего рода некем коконе, где меня совершенно не заботила надвигавшаяся опасность для жизни. Если этому суждено произойти, то это произойдет. Я не могу контролировать, куда упадут пули и снаряды так чего мне волноваться? Мой окоп всегда хорошо вырыт, когда я двигаюсь, то делаю это правильно, больше мне не о чем думать.

В плане боевого соприкосновения я чувствовал себя в полной безопасности - товарищи, которым я доверял, были по бокам, а противник прямо передо мной.

Мысли о том, что собственная жизнь находится в опасности, и легкая тревога по этому поводу появились, когда я собрался вернуться домой в Швецию. Человеческое тело чувствует, когда оно в опасности, и тогда оно борется или убегает. Если оно решает сражаться, то откладывает естественное чувство страха на потом, потому что страх бесполезен.

Как вы справляетесь с чувством потери товарищей, это ваша личная ответственность или есть поддержка в отряде?

В моем подразделении вам предлагали столько времени, сколько вам нужно, чтобы прийти в себя после такого события, прежде чем снова идти на войну. В основном, это происходило в промежутках между ротациями.

Редко есть специальные ресурсы, типа психологов, чтобы заниматься такими вещами.

Что вам нужно, так это рассказать кому-то от начала до конца, через что вы прошли, своеобразное подведение итогов. Если сделать это несколько раз и как можно быстрее после травматического события, то риск психологических проблем значительно снижается. Достаточно важно, чтобы это обсуждение было в кругу ваших товарищей, которых это тоже касается .

Я делал это, в основном, с журналистами, которые вышли на связь и хотели узнать, что произошло, а также с друзьями и родственниками. Раз 20, наверное, подробно рассказывал свою историю с того момента, как приехал в Украину, и до того, как уехал домой в Швецию.

Также веду дневник, который ношу с собой в боевом рюкзаке.

Пытаясь проанализировать это, могу сказать, что место в мозгу, где хранится память о травматическом событии, обрабатывается, и вы получаете более рациональное понимание того, через что вы прошли.

Сегодня я не страдаю от пережитого, но думаю об этом каждый день.

У вас есть что-то, что вы хотите передать нашим подписчикам?

Если есть кто-то, кто думает о том, чтобы приехать сюда, подумайте о следующем:

1) Четко обдумайте к какому подразделению вы хотите присоединиться.
2) Организация вооруженных сил здесь плохая, и вам нужно уметь хорошо справляться со всеми задачами самостоятельно.
3) Среди иностранцев высок процент психически неуравновешенных или страдающих каким-либо расстройством, которым вообще нельзя держать в руках оружие и следует вернуться домой. Обязательно присматривайтесь к окружающим вас людям.

Вероятно это робкий намек на FOG.

_________________
XA2

Что такое FOG?

Инстаграм ЧВК Forward Observation Group

_________________
XA2

Спасибо.