85
Ноябрь 1990 г.
По всему Персидскому заливу били барабаны, на экранах всех телевизоров мельтешили кадры с силами Коалиции, готовящимися загнать Саддама обратно в его клетку. Американские генералы на ежедневных пресс-конференциях для CNN в Саудовской пустыне говорили о необходимости срочно остановить изнасилования и убийства кувейтцев и выгнать иракских захватчиков, в то время как Саддам заявлял другой съемочной группе CNN, что понятия не имеет, о чем они. Саддам обещал американцам "Матерь всех битв". СМИ были в восторге. Камеры по обоим углам ринга! На Фолклендах такого не было. По возвращении Великобританию Эскадрон "B" пребывал в мрачном настроении. Было похоже, что наше пребывание в составе контртеррористической (CT) команды продлится до весны 1991 года, а то и дольше, и к тому времени все может закончиться. Полк планировал остаться в Персидском заливе на длительный срок. Мало того, что мы пропустим начало войны – важнейшую для сил спецназначения ее часть, поскольку мы были бы задействованы еще до ее объявления – но и могли бы застрять в CT еще на один срок: три эскадрона в Ираке могли не успеть выйти из боя. В Херефорде творилось нечто ранее невиданное. Полковой штаб целиком со всеми потрохами готовился к переезду в Саудовскую Аравию. Узел связи был огромным, а его оборудование находилось под землей под их расположением. Скали жили там, словно кроты, круглосуточно принимая и передавая сообщения. Это была масштабная задача, но при задействовании трех эскадронов в одной операции она должна была быть выполнена. Полк не был готов к масштабированию вооружения и снаряжения. Мы представляли собой стратегические силы, "выстраиваемые под задачу". Существовали зеленые операции, очень похожие на надвигающуюся войну в Персидском заливе, с большим количеством вооружения, транспортных средств и всеми этими агрессивными, динамичными вещами. Существовали черные операции, в которых участвовала команда CT. Наконец, существовали серые задания, работа групп с длинными волосами и в кроссовках. Нам внезапно понадобилось зеленое снаряжение на три эскадрона, которое оказалось трудно раздобыть. Мы в Эскадроне "B" приступили к своей работе, заключавшейся в подготовке к нападениям исламских экстремистов на территории Великобритании в качестве ответа на вторжение. Я отвечал за незамедлительные действия (immediate action – IA). Если тридцатиминутная группа получит вызов, я возьму "Агусту" и пару связистов, и помчусь прямо на место любого происшествия – будь то ситуация с заложниками или помощь полиции в выбивании нескольких дверей, чтобы проникнуть в дом и произвести аресты. Пока армии Коалиции концентрировались на границе Саудовской Аравии, Эскадроны "A" и "D" уже находились в тылу противника. Си-Оу вызвал нас в помещение для инструктажа штаба полка и объявил, что Эскадрон "G" сменит нас в команде раньше, чем ожидалось, и Эскадрон "B" будет развернут в Персидском заливе. Мы отправимся по половине эскадрона за раз. Первой отправится Красная команда, то есть мы. Слава тебе яйца: я все-таки буду участвовать в этой войне. В первую очередь именно за этим я вступил в Полк, пропустив Фолкленды. Но сначала четверым из нас нужно было отправиться в Тусон, Аризона, чтобы посетить крупнейшее в мире кладбище самолетов. У нас была встреча с несколькими патрулями "Дельты", чтобы отработать способы проникновения. Это место напоминало механический Сансет-Бич. Там были тысячи летательных аппаратов, законсервированные и затянутые в термоусадочную пленку. Воздух был чистым и сухим – идеальные условия для военной техники и человеческих существ на закате их жизненного пути. Ряды ударных вертолетов, истребителей, бомбардировщиков – всего, чего угодно, тянулись до самого горизонта. Там же на нескольких квадратных милях находились гражданские самолеты, и именно они нас интересовали. Они были конфискованы во время операций по борьбе с наркотиками или у африканских стран, задолжавших по своим платежам. Нам разрешили взорвать те, чей возраст начал проявляться. Я надеялся, что пенсионеры в своих домах престарелых не пронюхают об этом, иначе они жидко обделаются. Мы провели две счастливые недели, карабкаясь, как обезьяны, по 747-м с ребятами из "Дельты", пока не добились того, чтобы делать это правильно. Эти парни были в команде CT в Штатах и тоже готовились к атакам террористов. Мы летели домой через Вашингтон. Совет Безопасности ООН только что принял Резолюцию 678, разрешающую военное вторжение в Ирак, если эта страна не выведет свои войска из Кувейта и не освободит всех иностранных заложников к 15 января 1991. Телеэкраны в посольстве на Массачусетс-авеню были заполнены американскими генералами и отважными молодыми солдатами, рассказывавшими миру о своем стремлении реализовать эту резолюцию. Эксперт по технологиям рассказал о первой странице, написанной в чем-то, именуемом "Всемирной паутиной". Консервативная партия выбрала Джона Мейджора преемником Маргарет Тэтчер на посту премьер-министра. В Германии, которая воссоединилась месяц назад, был снесен последний участок Берлинской стены. Военный атташе упомянул, что Дес Дум все еще здесь, отрабатывая контракт в качестве Би-Джи. Некоторые из нас подумали, что неплохо было бы задержаться еще на пару дней, чтобы повидаться с ним и на всякий случай познакомиться с обстановкой в Вашингтоне. Посольство купилось. Мы не сказали им, что нам просто было нужно время, чтобы закупиться горными велосипедами "Кэнондейл", которые были там вдвое дешевле. Наша компания погрузилась в посольскую машину и отправилась на Бельтуэй. Дес действительно жил на полную: его дом был роскошным особняком с длинной гравийной подъездной дорожкой и лужайками посреди лесов Вирджинии. Перед домом стоял огромный Линкольн Таункар и обязательное баскетбольное кольцо – и ни одного импровизированного боксерского мешка в поле зрения. Он провел нас в зал размером с футбольный стадион. Камин был больше, чем вся моя гостиная. "Рад вас всех видеть". Он с широкой улыбкой пустил по кругу "Джек Дэниелс". "Кстати знаете, тут со мной работает Ниш".
86
На следующий день Ниш собирался полетать – не хочу ли я отправиться с ним? "Летать? Где ты этому научился?" "Африка. Давай, это будет весело". Мы встретились следующим утром. Он жил в конце Массачусетс-авеню, улицы, где находились все посольства, в очень стильной квартире. В холодильнике были половинка батончика "Марс" и банка Колы, и это все, если не считать горы грязных чашек в раковине и, конечно же, переполненной пепельницы. В остальном там было совершенно пусто. Мы запрыгнули в его служебный "Сааб". Он гнал так, словно сражался за поул-позицию в "Инди-500". Я был удивлен, как его еще не поймали. Здесь, если скорость превышала шестьдесят, полиция обычно уже была тут как тут. "Я думал, ты все еще болтаешься в буше, изображая Дэвида Аттенборо(1) вместе с Гарри…" "Выдалось свободное время. Но экзамен так и не сдал. Я хотел получить лицензию коммерческого пилота и допуск к полетам по приборам, поэтому я пришел сюда". Рассказ был сдобрен облаком сигаретного дыма. Аэродром был в сорока пяти минутах. К тому времени, как мы подъехали к небольшому клабхаусу, утренний иней растаял. Перед парой ангаров стояло несколько частных самолетов. Двое парней, заправлявших этим местом, хорошо знали Ниша. Когда он платил свои девяносто долларов за час аренды, один из них одарил меня широкой улыбкой и первоклассным кокни как у Дика Ван Дайка. "Тебе нужно подогнать мотор туда, к ангару, приятель". Он не сказал, зачем. Мы поехали к тому, что, как я надеялся, будет суперсовременным "Джет-Рейнджером" с кожаным салоном и баром, но оказалось крошечным двухместным "Робинсоном". "Сделай нам одолжение, приятель, пока я провожу предполетную проверку?" Ниш выбросил окурок в окно. "Достань из багажника провода". "Что за хрень ты несешь? Мы собираемся прикурить эту штуку?" "Ага", - он бросил мне карту. "А еще можешь побыть за штурмана". Он открыл капот, подключил провода и запрыгнул в кабину. Его предполетная проверка, похоже, заключалась в том, чтобы поудобнее устроиться на сиденье и по ходу выкурить еще одну сигарету. Вертушка закашляла и изрыгнула черный выхлоп, затем винты заработали. Я отключил провода и убрал машину с дороги. Ниш выдал пилотскую скороговорку в рацию, и мы взлетели. "Куда мы направляемся?" "Обратно в город. Тебе это понравится". Ниш рассказал, что часто занимался этим, чтобы набрать часы налета. Он присматривал самолет, который собирался купить на деньги, полученные на этой работе и прилететь в Великобританию. "Через Атлантику? И что, черт возьми, это будет? Бизнес-джет?" "Не, я заброшу назад пару канистр". Теперь, когда мы поднялись в воздух, Ниш был в своей стихии. Мы шли вдоль реки Потомак к городу. Мы летели на небольшой высоте – очень небольшой – но здесь это было правилом. От аэропорта Рональда Рейгана было раз доплюнуть до Белого дома, и повсюду садились и взлетали самолеты, так что нам пришлось едва ли не скакать по крышам, чтобы не путаться под ногами. "В любом другом городе нужно держаться на высоте в несколько миль. А в Европе и, разумеется, в Лондоне, у тебя должно быть два двигателя, чтобы уйти от жилья, если один откажет". Мы приближались к городской черте. Я не видел ничего, кроме автострад, забитых машинами. Если эта штука откажет, уйти никуда не получится. Я немного рассказал о Полку, сказал, что дела, должно быть, катятся по наклонной, раз меня повысили до сержанта. Заговорили о Персидском заливе, но я сменил тему, увидев, как Ниш злится из-за того, что его там не будет. "Ты все еще собираешься биться за тот рекорд?" Я словно бы открыл шлюз. "Да". Его лицо засияло. "Собираюсь побить прыжок Джо Киттингера". "С какой высоты он был?" "Я тебе миллион раз говорил. Двадцать миль. Ну же, пошевели мозгой". "И он остался жив?" "Разумеется, придурок. Покойники не ставят рекордов". Я очень мало знал об этой попытке, кроме историй, рассказанных в кругах любителей фрифолла. Ниш знал все, вплоть до длины штанин скафандра того парня. Джозеф Киттингер был капитаном американских ВВС, который 16 августа 1960 года над Нью-Мексико совершил прыжок из наполненного гелием аэростата с открытой гондолой с высоты 102800 футов (31333 м). Он был похож на мишленовского человечка, но без скафандра его кровь вскипела бы, а внутренние органы взорвались. Используя маленький парашют для стабилизации, он пропадал четыре минуты тридцать шесть секунд, прежде чем достиг максимальной скорости 614 миль в час (988 км/ч), что близко к скорости звука, и раскрыл парашют четырнадцать минут спустя на 18000 футах (5490 м). Во время подъема возникла проблема с поддержанием давления в правой перчатке, из-за чего рука распухла. Он установил рекорды высоты подъема на аэростате, высоты прыжка с парашютом, длительности снижения со стабилизирующим парашютом и максимальной скорости, достигнутой человеком в атмосфере без использования двигателя. Отделение происходило в полусидячем положении, а снижение на спине, а не лицом вниз прогнувшись, поскольку у него на заднице было шестьдесят фунтов (27 кг) снаряжения, и его скафандр естественным образом принял эту форму – он был предназначен, чтобы сидеть в кабине самолета – когда надулся. И Ниш собирался побить его. Ему было не привыкать падать сидя с Бергеном, висящим под задницей. "А кто будет все финансировать? Это же не просто прогулка на воздушном шаре, правда?" "У Гарри все под контролем. Он знаком с одним из семейства Гиннессов". Лоэль Гиннесс руководил компанией "Хай Эдвенчер", созданной для поддержки спортсменов, участвующих в крупных соревнованиях на результат и выносливость, таких как восхождение на Эверест. Должно быть, именно так Гарри и познакомился с ним. Он повернулся ко мне и ухмыльнулся. Пепел упал с сигареты, которую он все еще держал во рту. "А еще Джо был первым, кто в одиночку пересек Атлантику на аэростате, так что я, по сути, иду по его стопам. Охеренно круто, а?" Цена обещала быть огромной, и ему потребуется охренеть как тренироваться, но он был готов. Как только Саад закончит Джорджтаун, это станет полноценной работой. Главное, чтобы он выжил, пересекая тысячи миль океана на одномоторном самолете. Он ткнул пальцем в облака. "Космос не так уж и далеко, приятель. Если бы машина могла ехать прямо вверх, это заняло бы меньше часа". "Если вести так, как ты, или по правилам?" Он одарил меня еще одной широкой улыбкой. "Интересно, увижу ли я босса Фрэнка, когда буду там наверху? Он теперь викарий, знаешь ли". "У тебя были вести от него?" "Странные открытки. Всякий раз, когда он находит фотографию красивой грудастой монашки". "Робинсон" закачался и завис. Мы были так низко над обшитым вагонкой домом, что на нем захлопала черепица. Парень во дворе поднял голову и погрозил нам кулаком. Ниш весело помахал ему рукой. "Не стоит жить там, если он шуток не понимает". Он помахал еще раз. Мы едва не сдули крышу. "Тут вот снимали "Изгоняющего дьявола". Отличный фильм. Видел? Режиссером был Уильям Фридкин". Он рванул влево и вернулся к реке. Следующей остановкой был Белый дом, но мы не задержались надолго. Нас жутко обложили по радио. Через несколько секунд мы снова оказались над рекой. "Что значат все эти крестики, приятель?" - я указал на кучу пометок фломастером на карте. "Посадочные площадки?" "В городе полно мест, где можно приземлиться. И это те, где мне удалось". Он приземлялся у бара или ресторана и заходил выпить Колы. В девяти случаях из десяти к нему подходила женщина и затевала разговор, потому что хотела полетать на его вертолете. Он изображал вежливого, но глупого британца, и им это нравилось. Я улыбнулся про себя, когда он понесся прочь. Он действительно выглядел и говорил как в старые добрые времена. Никаких разговоров о Хиллибилли или Эле, только полеты, фрифолл и женщины. Почти в ту же секунду, как мы вернулись в "Сааб", все снова изменилось. Он повернулся ко мне, лицо его было серьезным: "Слушай, приятель, будь осторожен в Заливе. В нашей жизни случаются вещи, которые мы никогда не сможем забыть". Я кивнул, не понимая, о чем он. Но он тут же расплылся в улыбке, то ли чтобы скрыть тревогу, то ли чтобы превратить свои слова в шутку.
87
Январь 1991 г.
Мы уже находились в Саудовской Аравии какое-то время, но теперь война в Персидском заливе была в самом разгаре. Вертолет "Чинук" повез нас на вражескую территорию к северо-западу от Багдада. На борту находился пеший патруль из восьми человек под моим командованием. Наш радиопозывной был "Браво Два Ноль". Наша задача была проста: уничтожить оптоволоконный кабель, идущий из Багдада в западные и северо-западные пустыни, откуда Саддам применял свои ракеты "Скад"(2) против Израиля. Его рассуждения были просты. Если "Скады" продолжат сыпаться на Тель-Авив и Хайфу, израильтяне будут спровоцированы на вступление в войну на стороне антисаддамовской коалиции, и альянс распадется. Саудовская Аравия или другие страны ни за что не согласились бы стать братьями по оружию с израильтянами, даже если они будут просто заниматься собственными проблемами. Полуэскадронные группы из эскадронов "A" и "D" уже прочесывали пустыни, но столкнулись с трудностями. Пусковые установки "Скад" были небольшими и мобильными. Если только им не выпадала удача наткнуться на одну из них, все, что они могли сделать, это дождаться пуска, а затем попытаться выследить и уничтожить ее. В какой-то момент все израильские ВВС кружили над израильским воздушным пространством, готовые к ответному удару. Джордж Буш заключил сделку с Ицхаком Шамиром: израильтяне дали коалиции двухнедельный срок для устранения угрозы "Скадов". Если мы потерпим неудачу, Израиль нанесет удар. Все наше планирование и подготовка изменились в одночасье. Мы сосредоточимся на традиционных задачах SAS, таких как нарушение линий снабжения и связи, устранение ключевых целей и диверсии на промышленных объектах. Мы, как и все остальные, страдали от нехватки снаряжения. Нам приходилось самостоятельно мастерить противопехотные мины "Клеймор" из гаек и болтов, пластиковой взрывчатки и коробок из-под мороженого. Все остальное мы выпрашивали, воровали и одалживали, вплоть до патронов и 40-мм гранат для наших штурмовых винтовок М-203. И, конечно же, мы отправились туда в такой спешке, что у нас не было почти никакой информации. Никто толком не знал, где проходил кабель, не говоря уже о том, как его лучше уничтожить. Картографические данные представляли собой аэрофотоснимки, на которых были только основные рукотворные и топографические объекты. Но мы относились к этому так: хрен с ним, в этом и заключается суть спецназа – работать с тем, что есть, а остальное импровизировать. Ничего нового. Когда патрули из Эскадрона "B" отправились на материковую часть Аргентины, чтобы провести разведку перед ударом по казармам морской пехоты и аэродромам, все, что у них было, чтобы выйти к объекту, это карты из мишленовских ресторанных путеводителей. Там было множество подробностей об атмосфере различных ресторанов Огненной Земли и качестве их стейков, но, как ни странно, полный голяк о местонахождении ближайших казарм морской пехоты, путях подхода к ним и системе обороны. Но это было все, что им удалось раздобыть на тот момент, так что они ими и воспользовались. Так или иначе, первоочередной задачей Сил спецназначения было получение информации. Поэтому в девяти случаях из десяти мы шли без нее. Браво Два Ноль высадилась, но кабель мы так и не нашли. Лишь позже мы обнаружили, что он проходил вдоль северного главного пути снабжения (main supply route – MSR) из Багдада и направлялся на северо-запад к сирийской границе. Однако на рассвете следующего утра мы обнаружили пару зенитных орудий С-60 всего в четырехстах метрах от нашей лежки (lying-up position – LUP). Это не было большой проблемой. Нашим главным оружием на такого рода заданиях были не штурмовая винтовка, 60-мм ракета или ручной пулемет, а скрытность. Мы просто затаивались днем, выдвигались ночью и делали свое дело. Проблемой было то, что наши рации не работали. Стив "Быстроногий" Лейн и Динджер перепробовали все возможное, чтобы отправить наш ситреп. Мне нравился Быстроногий. У него были самые длинные и тощие ноги из всех, что я когда-либо видел, что делало его похожим на бегущую по земле змею, даже с Бергеном на спине. Он начал свою армейскую жизнь в Королевских инженерах, а затем перевелся в парашютисты и все еще добивался признания после прохождения Отбора примерно полгода назад. Как и все новички, он был несколько молчалив, но крепко подружился с Динджером. Это было несложно. Динджер был высоким, с жесткими светлыми волосами, и он был неугомонным. Он также был из парашютного полка и новичком в Седьмом Отряде, и занял место Ниша в качестве нашего постоянного курильщика и острослова. Думаю, они даже были родом из одной части света. Наверное, это как-то связано с водой. С ним было очень приятно общаться, как и с Нишем, и я сразу к нему привязался. Что бы ни пытался сделать штаб Полка, мы не могли сообщить им, что живы, и продолжаем выполнение задачи. Но отсутствие связи не означало, что все остановилось: мы все равно должны были продолжать работу. Это было для нас самым главным. Все остальное не имело значения. На случай отказа радиосвязи существовал запасной план: RV с вертолетом следующей ночью. Но сначала мне было нужно на рассвете вывести разведывательный патруль из четырех человек, чтобы еще раз попытаться найти оптоволоконный кабель. Винс Филлипс, мой заместитель, останется старшим на LUP. Он пришел из Артиллерийского корпуса. В тридцать семь лет ему оставалось служить в Полку чуть меньше трех лет. Это был здоровенный старина, и невероятно сильный – не только телом, но и духом. Я ценил его честность и реализм. Его растрепанные, жесткие, вьющиеся волосы, усы и бакенбарды делали его похожим на сумасшедшего горца, кем он, по сути, и был. Опытный альпинист, дайвер и лыжник, он ходил так, будто под каждой подмышкой у него было по бочонку пива. Большинство вещей были либо "дерьмом", либо "долбаным дерьмом", но о чем он жалел больше всего в жизни, это что его срок службы в Полку подходил к концу. Мы скрывались в маленькой вади, ожидая последних лучей солнца. Примерно в 16:30 мы услышали движение метрах в пятидесяти. Парнишка выгуливал своих коз, и у вожака был колокольчик. Мы замерли. Козел подошел и заглянул через край. Он уставился на нас, и сжевал кусок старого перекати-поля, затем подошли его приятели и тоже оглядели нас. Мы слышали крик мальчишки, и вскоре он уже смотрел на нас сверху вниз, а мы – на него. Он понятия не имел, что видит, но восемь стволов подсказали ему, что дело страшное. Он повернулся и бросился прочь. Винс выбрался наверх из вади, но было слишком поздно. Парень мчался прямиком к С-60. Мы были раскрыты. Даже если бы мы его поймали, мы не стали бы его убивать. Спецназ не рыщет по окрестностям с кинжалами наголо. Мы не станем убивать мирного жителя, если это не будет абсолютно необходимо, и это диктовалось скорее инстинктом самосохранения, нежели соображениями морали. Если бы вражеские войска докатились до окраин Бирмингема или Манчестера и расстреляли первого попавшегося мальчишку, они не продержатся и пяти минут, когда окажутся в плену. Были и тактические соображения. Нам пришлось бы нести мертвый груз, потому что все, что мы брали с собой приходя, мы забирали с собой, когда уходили. Это называлось жестким режимом. Мы мочились в контейнеры и испражнялись в пластиковые пакеты. Мы не готовили еду, не курили – что Динджер ненавидел – и не оставляли ничего, что могло бы дать знать врагу о нашем присутствии. Если бы Винс поймал мальчишку, тот оказался бы связанным, вне видимости С-60, с желудком, полным пайкового шоколада, чтобы осчастливить его. Возможно, у него случилась бы передозировка батончиками "Йорки", но он остался бы жив. У нас не было другого выбора, кроме как отправиться в Сирию, находящуюся примерно в 180 километрах. ЦРУ организовало "крысиную тропу" для сбитых пилотов и таких, как мы, и нам сказали, что у нашего связного в первой же деревне, где мы окажемся, перейдя границу, из окна будет свисать белая простыня. Когда мы все перестали смеяться, то решили, что лучше пройдем мимо и просто найдем дружественное посольство в Дамаске.
88
В течение следующих трех дней трое моих людей погибли. Винса не стало на вторую ночь. Мы вышли туда, ожидая европейской весенней погоды. Вместо нее нас ждала почти арктическая зима, самая суровая в этом районе за последние тридцать лет. Поскольку мы были в жестком режиме, у нас не было спальных мешков. Мы спали в гортексе, всегда готовые к движению. В ходе контакта, который завершился рукопашной, Винс вступил в бой с иракцами, несмотря на то, что сильно повредил ногу на LUP. Когда температура резко упала ниже точки замерзания дизельного топлива, он погиб от переохлаждения. Эти люди проявили высочайшее мастерство и мужество, оказавшись в самом глубоком дерьме – что непросто, когда в тебе чуть больше пяти футов роста. Боб Консильо был швейцарско-итальянского происхождения и прозван Бормочущим Коротышкой. Несмотря на свои габариты, он был невероятно силен и невероятно упрям. Он настаивал на том, чтобы нести тот же груз, что и все остальные. Все, что было видно сзади, это чертов громадный Берген на двух маленьких ножках, работающих как поршни. Он служил в Королевской морской пехоте и жил полной жизнью. Когда он выезжал в город, его любимым занятием были танцы и общение с женщинами на фут выше его роста. Хиллибилли гордился бы им. Уж я-то точно гордился. Следующим погиб Бормочущий Коротышка. Ночь была полна смертей и хаоса с обеих сторон. Боб был впереди с ручным пулеметом "Миними". У всех остальных кончились патроны. Он столкнулся с еще большим количеством иракцев. Когда начался контакт, он остался на месте, давая нам время отступить, вопя под огнем противника. Затем у него тоже кончились патроны, и он принял на себя огонь. Он рухнул, как подкошенный. Если бы не он, нас ждало бы то же самое. Патруль рассеялся, и Быстроногому с Динджером пришлось плыть через Евфрат, чтобы уйти от преследователей. Динджер не хотел, но Быстроногий показал пример и сохранил им обоим жизнь. Их схватили на следующий день. Быстроногий умер некоторое время спустя, почти наверняка от переохлаждения. Только один из нас смог пересечь границу. Крис, тот, с кудрявыми каштановыми волосами, был из Территориальной армии – резервистов – и пришел в Горный отряд примерно за четыре года до войны, пока я был в Det. Это была его первая операция. Он провел пару лет в Германии, занимаясь горными вещами, и все, чему его там научили, похоже, сработало: он продолжил путь самостоятельно и, в конце концов, добрался до Дамаска. Остальные четверо из нас были схвачены в разных точках вдоль иракской границы на третий день, и провели следующие семь недель в допросных центрах в Багдаде. Одним из них была печально известная тюрьма Абу-Грейб. По пути на допрос и обратно охранники сковывали нам руки наручниками за спиной, завязывали глаза, раздевали догола и неоднократно избивали. Дознаватели были двух типов. Некоторые из военных проходили обучение в Сандхерсте во время войны с Ираном. А еще были сотрудники тайной полиции – эти ребята действительно наслаждались своей работой. Нас били плетьми и жгли раскаленными докрасна на керосинках ложками. Нас били досками и стальными шариками, привешенными на палках. Мои зубы были разбиты носками ботинок и прикладами винтовок, когда меня застали в двух шагах от границы, поэтому позвали стоматолога. Он сказал, что девять лет проработал в больнице Гая, усмехнулся и вырвал мне один из задних коренных зубов плоскогубцами. Всем этим ребятам нужна была информация немедленно, чтобы можно было тут же начать действовать. Чем мы занимались? Где все остальные и что они будут делать? Они знали, что Полк вступил в дело, потому что "Скады" подвергались ударам. Они хотели получить информацию, которая помогла бы им противостоять этим атакам. Нашей задачей было скрыть от них эту информацию. Выражение "военнопленный" – полная чушь. Мы не были военнопленными, мы были военными заключенными. И мы все еще должны были выполнять свою работу. Мы не собирались говорить им то, что они хотели знать, по той простой причине, что ребята на земле были нашими друзьями. Мы знали их жен, детей, даже собак и кошек. Последующие недели были посвящены попыткам стать серым человеком, попыткам свести к минимуму количество побоев и попыткам казаться настолько незначительными, что мы просто не стоили внимания. На деле это не сработало. Из Багдада вышибали дерьмо с часа после заката до двух часов до рассвета. Временами прилетало даже по месту, где нас содержали. Не было ни воды, ни электричества, а семьи и друзей наших охранников убивали и калечили. Тем временем их враги были прямо у них под носом, в наручниках, голые и в одиночных камерах. Вполне естественно, что они приходили и вымещали на нас свою злость. Эти пинки и побои пугали меня больше, чем допросы. Я начал сходить с ума. Все стало так плохо, что я даже пытался поговорить с богом, но он не ответил. Наверное, он был слишком занят, подставив ухо Фрэнку. И тогда я вспомнил лекцию человека, у которого было в этом гораздо больше опыта, чем я надеялся когда-либо получить. Он был пилотом морской пехоты США, летавшим на "Фантомах" во Вьетнаме. Его сбили над Ханоем, и он провел шесть лет в одиночной камере под постоянными пытками. Все крупные кости в его теле были сломаны. Он не получал никакой медицинской помощи. В итоге он остался без зубов, волос, без мышечной массы. Он был ужасно изуродован, но он был жив. Полк пригласил его в гости. Если солдаты с такой вероятностью оказаться в плену, как мы, ознакомятся с опытом других, возможно, что-то из сказанного ими поможет нам, окажись мы в такой же ситуации. В моей багдадской камере мой разум катился в тартарары, но я обнаружил, что его слова мне помогли. Держитесь за память о тех, кого вы любите и хотите увидеть снова. Я думал о ребятах в патруле, особенно о тех, кто, как я знал, погиб. Меня переполняла гордость. Я надеялся, что я им ровня. Я не боялся умереть. Мы все знали, что приходим из ниоткуда и закончим, уйдя в никуда. Это было частью бытия. Я почти завидовал Бобу Консильо, который пал, сражаясь; меня же могли просто уморить голодом или забить до смерти. Я даже подумал о словах Фрэнка про тигра и овцу, и решил, что этот глупый ублюдок был прав с самого начала. Я не чувствовал озлобленности и страха. Никто не заставлял меня быть солдатом. Я не боялся быть убитым – да и хер с ним, я просто хотел, чтобы когда это случится, это было быстро, как с Бобом, делавшим свою работу. Я вряд ли стал бы похваляться службой в Полку, а потом ныть, когда что-то шло не так. Людей убивали. Именно это и произошло. Если вам это не нравилось, находилось много желающих занять ваше место. Иногда мне удавалось выдавить из себя улыбку. Я представлял, что Боб наблюдает за мной. Он бы поиздевался над этой дерьмошапкой, забившейся в угол в куче собственного дерьма. Поначалу я воспринял плен как личное. Это был первый раз, когда я действительно потерпел неудачу с момента поступления на службу. Но затем оптимист во мне сказал: "Все будет хорошо. Я еще не умер. Может быть, я доберусь до следующего этапа. Мне просто нужно пережить следующий допрос, следующее избиение, следующий день, следующий час…" И снова пилот был вдохновителем. Я вспомнил, как он начал свою речь. Он вытянул руки, прижав локти к бокам, и сделал три с половиной шага, повернулся, сделал еще три с половиной шага, снова повернулся. Я смотрел на него и гадал, что за херню он творит. "Это была моя камера… это было мое пространство… на протяжении шести лет…" Он вошел туда, изображая из себя крутого морпеха, но из него выбили всю дурь. Прояви агрессивность к двоим, и в следующий раз их будет четверо. "Они контролируют твою жизнь. Ты физически ничего не можешь контролировать, а они могут делать, что хотят. Единственное, что ты можешь контролировать, это твой разум. Позволь им завладеть им, и ты проиграл". Я сидел в своей камере и думал о его боли и страхе. Его семья даже не знала, что он жив. Я не знал, известно ли кому-нибудь, что я жив. Я не контролировал ничего, кроме своего разума. Я решил сохранить его. Я придерживался того же хода мыслей, что и в детстве. Как бы плохо в моем представлении у меня ни обстояли дела, был кто-то, у кого все было еще хуже. У меня это была всего лишь третья неделя, четвертая неделя… У американского парня это длилось шесть лет, и он выжил. Я был солдатом пехоты и спецназа больше шестнадцати лет. Я привык быть мокрым, холодным и голодным. Я привык драться. Я даже привык получать побои. Я был в пехотном батальоне, черт возьми. Этот парень был пилотом, вылетавшим из уюта авианосца, сбрасывающим бомбу из кондиционированного офиса в небе, а затем возвращающимся обратно к пончикам, кофе и волейболу на палубе. Затем, на семьдесят седьмом вылете, когда до конца оставалось всего три, его сбили. Переход из уюта в бамбуковую клетку был коротким и внезапным. По крайней мере, у меня были крыша и бетонный пол. Я держался и держался, хватаясь за соломинку, пытаясь отделить позитив от негатива. В конце концов, меня освободили, через три дня после остальных троих из патруля, вместе с оставшимися пятью или шестью американскими пилотами, также содержавшимися в Абу-Грейб. Сохранились известные кадры, где генерал Норман Шварцкопф, верховный главнокомандующий Коалиции, пожимает им руки, когда они спускались по трапу в Эр-Рияде. Пленные бойцы SAS находились в задней части самолета, готовясь к отправке в британский военный госпиталь на Кипре.
1. Дэвид Фредерик Аттенборо – британский натуралист, писатель и общественный деятель. Как телеведущий, был одним из пионеров документальных фильмов о природе (прим. перев.) 3. "Скад" (Scud) – принятое в НАТО обозначение советского ракетного комплекса Р-300 "Эльбрус", оснащенного жидкостной баллистической ракетой Р-17 с дальностью полета в 300 км (прим. перев.)
_________________ Amat Victoria Curam
|