ВНЕЗАПНО СЛУЧИЛОСЬ ЧУДО, я, наконец, посадил всех моих китайцев в грузовики, никого не застрелили, и мы отправились в лагерь. Я, конечно, тогда не знал об этом, но Белые мыши арестовали нашего китайского командира батальона, который тоже был на вечеринке, и посадили его в тюрьму. Лежа на койке, я очень гордился собой: хоть я и был пьян как скунс, но здравый смысл и военная выправка взяли верх. Мои маленькие нунги последовали домой за своим великим белым лидером. Вскоре после того, как я завалился в постель, я услышал громкую болтовню моих маленьких пьяных нунгов и снова заработавшие грузовики. Я доковылял до двери как раз вовремя, чтобы помахать на прощание моим маленьким нунгам, которые были в полном боевом облачении с гранатами, пулеметами, винтовками М-16 и гранатометами М-79, и направлялись обратно в центр, чтобы уладить свой спор с Белыми мышами. Мои мозги просто отказывались обрабатывать то, что видели мои глаза. Мои маленькие дьяволята были вооружены до зубов и ухмылялись от уха до уха. Единственная причина, по которой они вернулись со мной в лагерь, это взять оружие. Вот вам и мое вдохновляющее лидерство. На следующее утро я узнал, что произошло. Наши войска направились прямо к источнику проблемы: начальнику полиции. Они окружили его дом и потребовали освобождения их командира батальона и иммунитета от судебного преследования. Судя по всему, переговоры шли недостаточно быстро, чтобы их устроить, поэтому они выпустили в окно дома гранату из М-79, чтобы ускорить процесс. Граната оторвала ногу жене начальника полиции. Обе стороны быстро пришли к соглашению. Наши нунги вернули своего командира, но они больше никогда не могли попасть в центр Дананга. Белые мыши установили на мосту между пляжами и материком табличку, которая предупреждала наших нунгов, что они будут расстреляны на месте, если их обнаружат в центре города. С того времени Белые мыши также установили блокпост на этом мосту, чтобы обеспечить соблюдение этого нового закона. Пара наших парней пожаловалась, что один из наших не принимает душ и регулярно не меняет белье, я не помню, кто они были. Один из них купил ему кусок мыла и дезодорант. Они завернули их в подарочную упаковку и оставили на его койке. Как тот отреагировал, я так и не узнал. Чуть позже пара парней, кажется, это были те же двое, сговорились еще раз подшутить над тем парнем. Он всю жизнь был холостяком. Они отправили его имя в клуб друзей по переписке, и бедняга начал получать письма от одиноких женщин отовсюду. Макс единственный, кого я помню, из участников этих розыгрышей, и я не помнил об этом, пока он не напомнил мне. Однажды капитан Бауэр дал Дугу задание. Дуг был парнем из Кентукки и ветераном Корейской войны, где он служил в 187-й полковой боевой группе. Он должен был пойти со взводом Хэтчет Форс через границу с Лаосом. Похоже, очень крупная операция должна была вот-вот начаться с ввода американской дивизии, может двух, в восточную оконечность долины, которая, как известно, кишела NVA, и они собирались вытеснить противника из этой долины с востока на Запад. Насколько я помню, это была долина Ашау. Я помню, что западная оконечность долины находилась в Камбодже или Лаосе. В середине западного конца долины находился небольшой холм. Именно на этом холме собирались окопаться наши Хэтчет Форс. Их задачей было создать "бутылочное горлышко", заставляя противника скучиться, чтобы наши летуны могли затем бомбить и штурмовать их сколько душе угодно. Там будет около 50 наших солдат и буквально тысячи NVA, желающих их обойти. На такие задачи отбирались подразделения специального назначения SF, такие как SOG. Подразделение, полностью состоящее из американцев, без сомнения, было бы более эффективным, потому что они были лучше обучены, более дисциплинированы и все говорили на одном языке, но все их потери должны были быть доложены и, если они были слишком велики, объяснены. От американских командиров требовалось докладывать только о потерях американцев. Мы могли потерять целый батальон наших туземцев, но в Сайгон пришлось бы доложить только о шести, максимум двенадцати убитых американцах. Любящие графики сучьи дети, забравшиеся на верх пищевой цепочки, любили такие цифры. Это означало, что они могли делать с подразделениями SF, такими как SOG, почти все, что угодно, независимо от того, насколько это было глупо, и никогда ни перед кем не нести ответственность за все эти смерти. Мы всегда действовали парами. Капитан Бауэр предоставил Дугу выбрать любого члена команды, который будет его напарником. Паппи Таунсенд передал эту информацию Дугу. Мне было жаль Дуга, и я боялся, что меня выберут его напарником, но знал, что Дуг выберет меня, потому что мы стали чертовски близки с тех пор, как нас назначили в эту команду. Вместо этого Дуг выбрал нашего сержанта группы, Паппи Таунсенда. Паппи чуть не поперхнулся, по крайней мере, мне так показалось. (Позже я узнал, что это был розыгрыш, придуманный Джорджем, и Харди был в курсе. В этой операции, кроме Джорджа и Харди, участвовали и другие члены команды. Насколько я помню, помимо этих двоих пошли еще Шофилд, Парди, Тейлор и Бауэр.) Первое, куда отправился Паппи, это к сержанту-снабженцу FOB, где получил три мешка для песка. Он взял их и свою лопатку, которую ни один спецназовец никогда не брал с собой на операцию. Позже Дуг рассказывал мне: "Как только мы поднялись на тот холм, Паппи выбрал место и отрыл себе окоп. Затем он наполнил эти три мешка и уложил их по краям подковой так, чтобы его голова и плечи были внутри нее, а лицо обращено в сторону приближающегося противника. Старина Паппи Таунсенд заполз в эту дыру и оставался там, пока нас не подобрали". Пока они были на площадке заброски, у Дейва Тейлора случилась тяжелая диарея, и он обратился за помощью к Шофилду, помощнику медика нашей команды. Шофилд оказал ему помощь и посоветовал Дэйву остаться, потому что он был очень обезвожен. Большой Дейв велел ему сохранить его проблему в секрете, иначе он надерет ему задницу, потому что он не желает оставаться. Дэйв пошел на операцию. Лагерь SOG Марбл Маунтин в день выплаты жалованья предлагал своим туземным бойцам книжки с купонами на секс. Лично я не знаю, кто непосредственно отвечал за выплаты нашим китайским пацанам, потому что физически никогда не присутствовал, когда им платили, так что не могу поклясться, что им предлагали эти книжки, однако могу поклясться, что такие книжки существовали, потому что видел одну из них. На ее обложке был рисунок обнаженной женщины, лежащей на спине с задранными вверх раздвинутыми ногами. Поскольку она была напечатана не на английском, я не смог прочесть, что там было написано, но, как говорится, "одна картинка стоит тысячи слов". Во время нашего нахождения в Дананге двое членов нашей команды вместе со своим взводом нунгов по ночам поочередно охраняли периметр лагеря. Каждую ночь в охранении находился один взвод. Мы также начали держать небольшой форпост на вершине Марбл Маунтин, находившейся примерно в полумиле к югу от нас. Наш лагерь от горы отделяли только песчаные дюны. Она возвышалась над нами и над базой морпехов, находившейся еще южнее. Единственное, что еще находилось к югу от нас, это рыбацкая деревушка на берегу между Марбл Маунтин и океаном. Мы пытались получить у командира FOB разрешение обыскать эту деревню, но он не хотел, чтобы мы их беспокоили. Перед нашим возвращением на Окинаву Паппи Таунсенд пытался убедить сержант-майора FOB, что им следует держать минимум взвод нунгов с американскими спецназовцами на периметре в ночное время и форпост с американскими спецназовцами на Марбл Маунтин. Он засмеялся и сказал: "Если тебя беспокоит наша безопасность, тебе следует продлиться на еще одну шестимесячную командировку и охранять забор самому". По слухам, большую часть времени, что мы там были, сержант-майор FOB был пьян. Когда я уехал, меня заменил второй луи. Я не помню, как его звали. Примерно через неделю после нашего возвращения на Окинаву я услышал, что мой взвод китайцев был уничтожен в первой же полевой операции. Когда лагерь или подразделение подвергались сильному удару, распространители слухов довольно свободно использовали выражение "уничтожить". Это облегчало рассказ без необходимости связываться с подробностями и фактами. По слухам, когда взвод попал в окружение, лейтенант вызвал огонь крупнокалиберных орудий линкора "Миссури". По всей видимости, он сообщил им свое местонахождение вместо позиции противника, и большие 16-дюймовые орудия разнесли наших парней, или он изначально знал, что вызывает огонь так близко. Большинство перестрелок на этой войне, в отличие от всех наших предыдущих войн, происходили на очень близкой дистанции. Противник, особенно NVA, будет поддерживать очень плотный контакт, измеряемый футами, так что будет невозможно вызвать артиллерию или авиаподдержку, не обрушив их на себя. Как я понимаю, этот второй луи пережил обстрел ценой потери всех четырех конечностей. Каждый из этих больших снарядов был близким эквивалентом 2000-фунтовой авиабомбы. Новички, особенно если они еще и вторые луи, в условиях армейской "системы индивидуальных замен" живут на войне не очень долго. По факту процент выживаемости для всех заменяющихся индивидуально очень низок, и кажется, что большинство из них оказываются среди потерь в первые 30 дней или в первом крупном бою. Если они переживут это, их шансы на выживание значительно возрастут. Когда майор Риггс занимался "наймом и увольнением" в 7-й Группе SF, вторых луи даже не допускали в подразделение. Когда армия назначала в 7-ю вторых луи, Риггс немедленно велел им взвалить на плечо свои сумки с пожитками. Затем он отправлял их бегом прочь из расположения подразделения, "пока они кого-нибудь не угробили", и говорил им: "Идите, найдите себе дом где-нибудь в другом месте". Так происходило со всеми, за исключением вторых луи, которые были мустангами. Мустанг – это офицер, который раньше был сержантом. В конце августа 1968 года сэр Чарльз атаковал и захватил тот самый лагерь SOG на пляже в Дананге. Сержант-майор FOB, похоже, был убит первым. Говорили, что командира FOB вообще не было на месте. Все считали, что он, вероятно, отправился куда-то прохлаждаться. (Много позже я узнал, что это был всего лишь слух, и той ночью командир FOB был на месте. Через много лет я узнал, что в ту ночь, когда саперы нанесли удар по FOB Дананга на вершине Марбл Маунтин, находилась группа охранения. Насколько регулярно они выставляли пост на горе, я не знаю. Но я до сих пор ничего не слышал и не читал о том, держали ли они войска на охране периметра ночью. Сэр Чарльз пришел со стороны пляжа, и я не припомню, чтобы кто-нибудь, даже мы, дежурили по ночам у заграждений со стороны берега.) Вот как сержант, который был там, когда по лагерю был нанесен удар, рассказывал, что сделал сэр Чарльз. Несколько VC устроились на работу в лагере плотниками, ремонтируя какие-то из зданий. Каждый день сэр Чарльз понемногу проносил взрывчатку, боеприпасы и/или оружие и прятал их под потолком в уборных. Основные формирования противника, в том числе медпункт, укрывались поблизости, на опорной базе в системе туннелей, которые были вырыты под той рыбацкой деревушкой, которую нам не дали обыскать. Это одна версия, другая версия гласит, что VC использовали в качестве опорной базы несколько пещер на Марбл Маунтин. Накануне нападения, вместо того, чтобы уйти в конце дня с остальными рабочими, саперы, работавшие внутри лагеря, пробрались под одно из зданий, кажется, это был клуб. Когда все в лагере легли спать, сэр Чарльз выбрался и забрал из тайника свое оружие и взрывчатку. Кто-то из саперов перерезал проволоку, чтобы дать своим приятелям VC из основных сил войти в лагерь, в то время как другие начали забрасывать в двери казарм подрывные заряды и расстреливать из пулеметов всех, кто пытался спастись. Говорили, что все саперы погибли внутри лагеря, но они убили 21 солдата SF США, и я даже не знаю, сколько нунгов, потому что, насколько мне известно, потери туземцев никогда не включались ни в одну сводку, направляемую командованию, стоявшему над Уэстморлендом. Это оказалось самым большим количеством бойцов спецназа, когда-либо потерянных в одном бою. В 2013 году я узнал, что лагерь в Дананге был атакован не так. Они подошли по берегу со стороны рыбацкой деревни, двигаясь по линии прибоя. Они прорвались через периметр со стороны берега. Там никого не было в охранении, кроме одного нунга-караульного на вышке в месте, где наш лагерь соединялся с расположением MASH. В конце 80-х был телесериал о том подразделении MASH на Дананг-Бич, находившемся через забор от нас, под названием "Чайна-Бич". Поверьте, кроме ухода за ранеными и красивого пляжа, все было совсем не похоже на телешоу, абсолютно все. Подразделение MASH не находилось на одном месте всю войну. По какой-то причине оно то и дело передислоцировалось. Оно переехало вскоре после нападения саперов на лагерь SOG. Остальная часть этого шоу была плодом чьих-то бурных фантазий. Более подходящим, возможно, был бы термин "фэнтези", как и для фильма, который был очень популярен в конце 70-х или начале 80-х, называвшегося "Апокалипсис сегодня". В том фильме снялись Мартин Шин и старый и очень потолстевший Марлон Брандо. Фильм был о SOG. Мартин Шин сыграл офицера, обычного, не из спецназа, которого послали убить полковника-отступника из Сил спецназначения (Брандо), дезертировавшего и действовавшего в одиночку. Насколько я помню, во всем том фильме было всего пять реалистичных вещей: 1. MACV-SOG действительно существовала; 2. В ней действительно были спецназовцы; 3. В армии не было "отряда убийц". Даже в MACV-SOG его не было. Этот миф возник из-за "Программы Феникс" и слухов о ней. Американские участники той программы были "назначены" в подразделение, а не просто использовались по принципу "под задачу", как предполагал фильм, и они никогда не были нацелены на американцев. Задачей программы было выявить, кто в городах и деревнях является VC, и нейтрализовать их, а не убить. 4. Отель во французском стиле, в котором Шин останавливался перед задачей, был реалистичен; а также 5. Заявление, сделанное персонажем Мартина Шина, было реалистичным. Оно звучало примерно так: "Когда я здесь, я молю бога, чтобы оказаться где-то в другом месте, где угодно, но как только я покидаю это место, я начинаю скучать по нему". Мне очень знакомо это чувство. Если не считать этих нескольких моментов, этот фильм выглядел как война во Вьетнаме, увиденная глазами солдата, который постоянно торчал на соответствующих веществах. Коммунисты убили миллионы лишь потому, что они были хорошо образованы, потому что они были учителями или потому, что они занимали руководящие должности, и Вьетнам, и Камбоджа буквально покрыты тайными братскими могилами. Тому, кто беспокоится о благополучии таких людей, нужно пройти психическое обследование. Группы Сил спецназначения работали только с туземными войсками. Люди в Командах "А" на собственном опыте узнали, что всегда должны считать 30% своих солдат, включая переводчиков, либо VC, либо сторонниками VC, либо теми, у кого есть близкие родственники, живущие в районе, контролируемом VC, которых можно взять в заложники в обмен на сотрудничество. Это был единственный способ выжить: "Никогда не доверяй никому, кроме такого же спецназовца как ты". Обычно в патруле или на операции взводного или ротного масштаба было только двое американских SF. Некоторым парням из наших Команд "А" стреляли в спину во время операции. Некоторые группы тайно минировали ключевые огневые позиции внутри своего лагеря на тот случай, если кто-то из VC внутри лагеря доберется до находящегося там оружия и обернет его против защитников лагеря. В 1964-1965 годах разведчики Проекта "Дельта" на собственном горьком опыте усвоили, что нельзя передвигаться по тропам и ночью в джунглях. Если пользоваться тропами достаточно долго, днем ли, ночью ли, рано или поздно вы столкнетесь лоб в лоб с сэром Чарльзом (VC). Если будете двигаться по ночам, это может произойти раньше. Тогда у нас не было ни приборов ночного видения, ни навигационных средств, которые есть у SF сейчас. Много раз, докладывая о своем местонахождении, два члена команды SF договаривались о том, в каком квадрате сетки они, скорее всего, находятся, а затем сообщали координаты центра этого квадрата. Размеры каждого квадрата были 1000 метров на 1000 метров. Теперь связь и навигация Команды "А" осуществляется посредством спутников. Одному командиру RT было приказано использовать тропы, потому что его патруль слишком медленно продвигался через заросли. После того, как он и его команда полдня "бежали" по тропам, чтобы наверстать время и расстояние, и все равно не добрались до цели к сумеркам, им было приказано продолжить движение ночью, пока они не достигнут своей цели. Когда команда добралась до того места, где, по мнению их командира, они должны были находиться, он остановил ее, и они устроились провести остаток ночи. Через некоторое время один из вьетнамских членов его команды осторожно разбудил командира и прошептал: "Сарджи, VC разбудил меня и велел нести охранение". Патруль расположился прямо посреди сил противника. Как они выбрались из этой ситуации живыми, я не знаю. Один из моих приятелей, который был награжден Медалью Почета за действия, когда в 1969 году был откомандирован с Окинавы в MACV-SOG, был женат на индейской девушке из Северной Каролины. У них начались семейные проблемы. Мой друг и его жена, по-видимому, расстались, но однажды ночью он вернулся в дом пьяным и устроил скандал, а она выхватила пистолет и выстрелила ему в грудь, когда он стоял во дворе. Мой приятель посмотрел на свою грудь, а затем сказал ей: "У меня проникающее ранение грудной клетки. Иди в дом и возьми мое пончо, чтобы я мог замотать им грудь". Она ответила: "Ты пьяный сукин сын, ты забрал все свое снаряжение с собой в Форт-Брэгг, когда уезжал. У меня нет твоего проклятого пончо". Не знаю как, но мой друг дожил до отставки и некоторое время работал советником в Управлении по делам ветеранов. Как раз когда я писал этот абзац, мне сообщили, что он умер примерно за месяц до того, как я закончил первый черновик этой истории. В честь моего приятеля назвали улицу в районе Смоук Бомб Хилл. Мои товарищи продолжают покупать фермы, в то время как я продолжаю слепо ковылять по этой жизни. Этого достаточно, чтобы заставить парня остановиться и задуматься – даже такого тупого болвана, как я. Паппи Таунсенд вышел на пенсию и живет со своей женой в Фейетвилле, Северная Каролина. Дуг Харди женился и живет во Фрипорте, Флорида. Большой Дэйв ушел после одного срока и вернулся в свой родной город Бингемтон, Нью-Йорк. В конце концов, Большой Дейв стал владельцем компании по производству листового стекла, но был вынужден оставить бизнес и позже подал заявку на работу управляющим заведения "промежуточного режима" для умственно отсталых. Часть собеседования Дэйва включала экскурсию по дому. После ее окончания предполагаемый босс Дэйва спросил его, сможет ли он справиться с работой с этими людьми. Дэйв ответил: "Ничего страшного. Я провел три месяца в крошечном бункере во Вьетнаме с четырьмя парнями, которые были куда безумнее, чем эти люди". Он получил работу. Большой Дейв заработал себе хорошую репутацию в своем районе Бингемтона, а его брат преуспел в бизнесе. Они очень гордились своим отцом, который был профессиональным игроком в бейсбол еще во времена старых негритянских лиг. С 1996 по 2004 год мы с Дейвом всегда делили комнату на ежегодных встречах Ассоциации спецназа. Видимо, он был единственным, кто мог ужиться со мной. Дэйв умер от рака печени в мае 2004 года. Я скучаю по Большому Дейву. Дейл Дженнингс ушел на пенсию и сейчас живет в Оклахоме. Дейл совершил несколько поездок во Вьетнам после выхода на пенсию. Или у Дейла, или у меня, должно быть, есть эмоциональные проблемы, потому что у меня нет абсолютно никакого желания возвращаться во Вьетнам. Гилгрен ушел после одного срока, но, кажется, он является или был офицером резерва ВМС США. Макс вышел на пенсию и живет в Фейетвилле, где некоторое время руководил офисом Уэллс Фарго и подрабатывал в Кэмп-Макколл, помогая оценивать кандидатов в Силы спецназначения. Макс и его жена теперь воцерковленные христиане, так что мы не часто видим его. Я скучаю по Максу. Шофилд уволился и несколько лет служил в Лаосе в качестве гражданского государственного служащего, стал майором в подразделении резерва SF в Иллинойсе и после отставки удалился в свой дом на берегу озера в Висконсине. Джо Тейлор уволился по состоянию здоровья, а затем умер от непрерывного курения. Джо продолжал непрерывно курить "Кемел" даже после того, как ему пришлось таскать с собой баллон с кислородом. Что касается остальных членов команды Паппи, то мы просто потеряли друг друга из виду. Когда мы вернулись на Оки в 1968 году после моей третьей боевой командировки, полагаю, можно было с уверенностью сказать, что я все еще был зол и, может быть, даже немного безумен. Глядя правде в глаза, в сравнении с парнем, которым я был раньше, я был практически буйным психом. Когда застреваешь между глупой войной и паршивым браком, этого достаточно, чтобы свести с ума кого угодно.
НО ЭТИМ ДЕЛО не ограничилось. С годами мое зрение постоянно ухудшалось. Оно снизилось до 20/450, но на этом уровне выровнялось. Зрение 20/450 означает просто: "Чтобы ясно разглядеть то, что человек со зрением 20/20 может легко увидеть с расстояния 450 футов, мне нужно находиться от него в пределах 20 футов". Не поддающееся коррекции зрение 20/250 юридически считается слепотой. Так что без очков я был юридически слепым. В течение многих лет я в тайне практиковался бесшумно передвигаться на местности и по казарме с завязанными глазами, пока не научился делать это, ни на что не натыкаясь и не теряясь. Я полагал, что это может дать мне "преимущество" в кромешной ночи – с моим плохим зрением в дневное время у меня точно не будет никаких преимуществ. Кроме того, я практиковался настраивать и работать с радиостанцией с завязанными глазами и передавать азбукой Морзе левой рукой и правой ногой. Мы не всегда могли получить помощь именно тогда, когда она была нам нужна, но если нам нужна была помощь, кто-то должен был воспользоваться радио, чтобы получить ее. До сих пор мне очень везло, и я знал это. Когда дело доходит до женщин, я не знаю ни черта, однако знаю, что типичная замужняя женщина ожидает, что у нее будет муж. И она верит, что муж – это тот, кто каждое утро ходит на работу, каждый вечер возвращается домой, находится с ней, когда у нее рождаются дети, и он тот парень, который выносит мусор или чинит протекающие краны и отгоняет машину к механику. Это точно не является описанием типичного парня из оперативного отряда Сил спецназначения. Мешать службу в SF с браком – все равно, что пить алкоголь и садиться за руль. Это катастрофа, ожидающая своего часа. Парни из SF стали для меня семьей больше, чем моя собственная семья, и я предпочел бы быть в Команде "А", чем где-либо еще в мире. То же самое чувствовали и большинство из нижних чинов спецназа. Это, плюс подготовка и опыт SF сделали спецназ таким успешным в сложных ситуациях и благодаря чему наши потери были такими низкими даже при тех видах задач, что нам давали. Вскоре после того, как я вернулся на Оки, я велел Фрэн забыть о наших отношениях: я отсылаю ее домой, и она может развестись и найти кого-нибудь другого. Затем я принял меры, чтобы отправить ее обратно в Штаты. Команда Паппи распалась, и меня назначили в Команду "В", но я не могу вспомнить имен кого-либо еще, кто был в той команде. За 600 долларов я купил светло-зеленый Фольксваген "Жук" 1960 года и нашел себе небольшой дом с двумя спальнями за пределами расположения. Позже я пригласил Большого Дэйва Тейлора разделить его со мной. Примерно через месяц после того, как мы вернулись из Вьетнама, несколько человек из нашей роты были в Оленьем баре Американского легиона, когда по системе громкой связи объявили, что нам следует немедленно явиться в наше подразделение. Когда мы прибыли в нашу роту, нам сказали, что окинавцы устраивают беспорядки. Никто из нас не проходил никакой подготовки по борьбе с беспорядками. Мы погрузились в грузовики и поехали. Мой грузовик подъехал к перекрестку, где американский лагерь граничил с гражданским шоссе, и мы выпрыгнули наружу. Нам выдали боевые патроны, но их оставили в деревянном ящике в грузовике. У нас были винтовки и штыки. Группа окинавцев стояла на нашей стороне шоссе, размахивая флагами и выкрикивая что-то по-японски. Наш офицер выпрыгнул из кабины грузовика, посмотрел на ситуацию и сказал: "Нам приказано выгнать всех бунтовщиков с собственности США, а эти люди находятся на территории, принадлежащей США". Затем он велел: "Уберите их отсюда!" Не обменявшись ни словом, мы переглянулись, пожали плечами, примкнули штыки, а затем, вопя, как кучка кровожадных маньяков, бросились в атаку. Протестующие рассеялись, как струйка дыма. Кто-то еще звал на помощь по рации. Согласно сообщению, огромная толпа пыталась прорваться на базу морской пехоты Сукиран с Шоссе №1. Так что мы снова погрузились в наши грузовики и поехали. Мы были первыми, кто прибыл к осажденным воротам. У нас уже были приказы с первого задания, поэтому, как только грузовик с визгом остановился, мы спрыгнули, промчались мимо морпеховских MP и пошли на толпу со штыками. Это была гонка за то, чтобы посмотреть, кто удостоится чести пролить первую кровь. В SF, если вы хотите быть лидером, вы должны быть быстрыми. Мы были в довольно хорошей физической форме, и некоторые из наших парней были быстры, но никто из нас не мог подобраться к протестующему достаточно близко, чтобы подколоть его. Мы преследовали их через Шоссе №1, по переулкам и боковым улочкам. В некоторых случаях бунтовщиков загоняли в дома, гнали сквозь них и дальше наружу. Эти протестующие рассыпались как стая гусей после выстрела из дробовика. На штыковую дистанцию подобраться не удалось, так что никого не зацепили.
НАШ БЕССТРАШНЫЙ ЛИДЕР получил еще один вызов по радио, и нам было приказано идти к воротам Американского легиона. Это, черт возьми, зашло уже слишком далеко. Заведение Американского легиона было любимым водопоем SF на острове. На этот раз нам потребовалось некоторое время, чтобы собрать наших бойцов, потому что они преследовали протестующих на все четыре стороны и не хотели прекращать погоню. Когда мы, наконец, добрались до Американского легиона, там уже стояло несколько грузовиков, полных солдат SF. Тысячи протестующих находились вдоль гражданского шоссе, но по ту сторону нашего забора. Командир нашей роты разместил одну Команду "А" за нашим забором вдоль нашей полосы отвода и сказал остальным: "Положите оружие и отдыхайте". Что может быть лучше места для отдыха, чем наш любимый водопой. Мы оставили одного человека охранять наше оружие, а остальные принесли холодную выпивку. Конечно, мы купили ее и для нашего охранения. Численность толпы продолжала увеличиваться. Они начали Танец Дракона, и цепочка танцоров начала виться все ближе и ближе к нашим парням, стоявшим по стойке вольно на нашей стороне шоссе. Насколько я помню, командующим островом в то время был крошечный генерал, которого прозвали "Маленький Пол". Так или иначе, Маленький Пол, Командующий Островом, решил вмешаться и привнести в ситуацию свои вдохновляющие руководство и мудрость. Маленький генерал приземлился на стоянке, выпрыгнул из своего крошечного "головастого" вертолетика и направил свою жалкую задницу в сторону нашего командира роты. Наш полковник бросился навстречу маленькому генералу, словно был вне себя от радости, встретив своего обожаемого вышестоящего начальника. Генерал наблюдал за ситуацией и заметил, что исполняющие танец дракона протестующие медленно продвигаются все ближе и ближе к нашим людям, стоящим перед забором. К этому времени цепочка драконьих танцоров петляла в пределах трех-шести футов от наших парней, которые стояли в парадной позе и были в ней практически беззащитны. Генерал принял командирское решение. Он сказал нашему командиру: "Уберите их, полковник!" Позже он объяснил, что на самом деле хотел, чтобы наш командир вернул ту команду "внутрь" забора. Однако наш командир воспринял это как команду "В атаку!" Наш полковник крикнул: "Убрать их!" Наши двенадцать человек, храбрые и верные, немедленно "сорвались" и бросились на эту толпу с примкнутыми штыками. На этот раз почти все протестующие избежали травм, но по крайней мере один из той Команды "А" пролил кровь. Протестующие впереди толпы буквально лезли через шедших позади них, чтобы избежать штыка в задницу. Мы похватали наши винтовки и помчались к воротам на помощь нашим парням на той стороне забора. Прежде чем мы смогли добраться до ворот, эти двенадцать парней уже разбили толпу и заставили ее бежать во всех направлениях, топча друг друга в процессе. У маленького генерала чуть не случился сердечный приступ. Он быстро уточнил свой приказ, запрыгнул обратно в свой крошечный вертолетик и улетел, пока наш ротный пытался прекратить нашу атаку. Когда на следующий день на прилавках появилась гражданская газета, почти весь ее номер был посвящен протестам и жестокости американских войск. Уже на следующий день вся 1-я Группа приступила к обязательным учениям по борьбе с беспорядками и контролю толпы, которые проводил местный батальон военной полиции. Мы по несколько часов двигались приставным шагом в строю с примкнутыми штыками, в касках и противогазах. Даже после того, как мы прошли подготовку по борьбе с беспорядками, с того момента бойцам SF не разрешалось напрямую противостоять протестующим, если только те не прорвут строй военной полиции и не проникнут на американскую базу. Когда SF вызывали для борьбы с беспорядками, нас всегда размещали в центре находившейся под угрозой базы и велели оставаться там. Нам говорили: "Если протестующие перепрыгнут через забор или разгромят MP, мы свяжемся с вами по рации и сообщим, где они. Тогда они ваши. До тех пор оставайтесь на месте". Протестующие бросали камни разных размеров, выкрикивали нецензурную брань по-английски и бросали бумажные пакеты с экскрементами в отряды по борьбе с беспорядками и MP, а те просто стояли и принимали это как должное. Если бы в ситуацию, подобную этой, было поставлено подразделение SF, полагаю, кто-то был бы убит. Используя утвержденные и политкорректные способы борьбы с беспорядками, США за несколько коротких месяцев потеряли контроль над Окинавой и вернули ее японскому правительству, которое не слишком желало этого, потому что это истощало бы их экономику, плюс они всегда считали окинавцев неполноценными дикарями. Не знаю почему, не иначе окинавский мальчишка-воришка украл трусы у Тодзио(6). США значительно сократили свои "выплаты, субсидирующие местную экономику", и цены резко выросли. Что типичный окинавец выиграл от поглощения японцами, для меня до сих пор загадка. Через несколько месяцев после того, как мы вернулись из Вьетнама, мне вернули прыжковый статус с полной оплатой. Меня не восстановили сразу после того, как мы вернулись на Оки, я должен был сначала "заплатить цену", и я должен был подать запрос в письменной форме. Все мои приятели поддразнивали меня по этому поводу при каждой возможности, а некоторые – и до сих пор. Пока я не был в прыжковом статусе, я совершал больше поездок на TDY, чем когда был прыгающим. Меня это ни капли не смущало, на самом деле я предпочитал быть на TDY где-нибудь в глухомани. Для меня это лучше гарнизонной службы, даже гарнизонной службы SF. Несколько человек из моей роты были отправлены на TDY на Филиппины в январе 1969 года для участия с их войсками в учениях по партизанским боевым действиям. Я оставил Большого Дэйва отвечать за моего маленького "Жучка" и аренду нашего дома. В ночь перед отъездом я гулял с двумя подружками. То есть, одна была партнером по постели, а другая просто подружкой. На следующее утро мы остановились у казармы, где я достал оружие и упаковал рюкзак. Затем мы отправились в Американский легион позавтракать и выпить еще немного перед отъездом. Мы потеряли счет времени и вдруг поняли, что я опаздываю, и они повезли меня обратно в казарму. Когда мы подъехали к казарме, грузовики с моей ротой уже отъезжали. Когда парни заметили, что я только подъезжаю, им это очень понравилось. Они решили, что то, как я облажался, позволит в свете их последних пролетов выглядеть лучше. Пока девушки ждали меня, я помчался в казарму за своим снаряжением. Девушки рванули с места со всей возможной скоростью, и мы догнали мое подразделение прежде, чем они доехали до главного КПП авиабазы Кадена. Мы последовали за ними до места сбора, и мои ребята всю дорогу доставали меня. Это реально доставляло им удовольствие. Девушки высадили меня там, где остановились наши грузовики, и умчались прочь. После того, как мы зашли на огражденную сетчатым забором площадку, примыкающую к терминалу, мы уселись и принялись ждать, когда появится наш самолет, чтобы мы могли отбыть. Примерно через сорок пять минут или час я услышал, как кто-то зовет меня по имени, и обернулся. Там, по ту сторону сетчатого забора, стояли две мои подружки и махали мне термосом. Парни принялись смеяться, свистеть и вообще всячески меня подкалывать. Когда я подбежал к девчонкам, они перекинули термос мне через забор. Мы поговорили пару минут, а потом подрулил наш С-130, и настало время седлаться. После того, как наш самолет поднялся в воздух, я открыл термос и понюхал его содержимое – это был джин с тоником. Это был тот самый напиток, который мы втроем пили прошлым вечером и тем утром в Американском легионе. Я до сих пор не знаю, сколько заплатили те девчонки, чтобы наполнить эту емкость в местном офицерском клубе. Затем я предложил чутка моим приятелям. Мы приземлились на авиабазе Кларк, но пробыли там всего одну ночь, после чего нас на грузовиках повезли на север. Мы остановились на ночь на базе филиппинской армии на севере Лусона, затем на следующий день разъехались по нашим собственным районам действий. Я, первый лейтенант американских SF, и мастер-сержант филиппинских SF, сержант Тосок (произносится "Тоусок"), взяли 2,5-тонный грузовик и взвод солдат регулярной армии, и отправились к большой реке недалеко от деревни Сан-Мариано. (Сан-Мариано располагается в провинции Изабелла на реке Пинаканауан.) В месте брода река была очень широкой. Я сказал лейтенанту, что мы уже вне досягаемости наших "Херов-25" (радиостанций AN/PRC-25). Вероятно, мне придется состряпать специальную антенну, чтобы мой сигнал достиг центровой станции оттуда, где мы находились. Если мы отправимся дальше, сомневаюсь, что смогу сделать что-то, что поможет нам установить радиосвязь с базой, потому что за этой рекой находятся только гористые джунгли. Лейтенант решил оставить меня и Тосока там, и мы должны были расположиться в деревне. Лейтенант возьмет с собой одну из раций, а я буду передавать сообщения между ним и центровой станцией. Уже темнело, когда они высадили нас с Тосоком. Мы решили на ночь встать лагерем на берегу реки, а на следующее утро подыскать себе в деревне место, которое можно было бы арендовать. На следующее утро я вскочил, снял одежду и забрел в реку, чтобы искупаться. Тосок не присоединился ко мне, вместо этого он присел на корточки у кромки воды и плескал воду на лицо руками. У берега река была мелкой, так что мне пришлось зайти довольно далеко, прежде чем вода стала достаточно глубокой для купания. Пока я был там, я еще несколько раз пытался уговорить Тосока присоединиться ко мне, но он отказался. Наконец я спросил Тосока: "Почему ты не идешь со мной в реку?" Он только усмехнулся и произнес одно слово: "Крокодилы!" Меня чуть удар не хватил. Поверьте, я выскочил из той реки чертовски быстро, куда быстрее, чем вошел в нее. По пути к берегу я заметил то, что принял за крокодила, и выскочил из воды, доходившей до колен, одним прыжком. На самом деле это было притопленное бревно, наполовину вросшее в песчаное дно, которое я даже не заметил, когда входил в реку. После того, как я добрался до берега и отдышался, я спросил Тосока: "Почему ты не сказал мне, что в реке водятся крокодилы, прежде чем я вошел в воду?" И он ответил: "О, Сарджи, ты не спрашивать". Что же, могу вас заверить, что за оставшееся время, проведенное вместе, я задал "Маме Тосок" множество вопросов. Поверьте, у меня не было никакого желания превратиться в кучу крокодильих какашек или вообще чьих либо какашек, если уж на то пошло. Вышло так, что мы пробыли в этой крохотной деревушке следующие три или четыре недели. В то время я курил сигареты, и пачка в моей куртке опустела, так что я порылся в рюкзаке в поисках сигарет. Тут я обнаружил, что забыл взять курево. Меня это не очень расстроило, потому что я подумал, что смогу купить что-нибудь в деревне. Кроме того, я полагал, что на самом деле они мне не слишком нужны, потому что у меня не было пристрастия к ним. Мы с Тосоком сняли верхний этаж построенного на сваях каркасного дома у вдовы, которой он принадлежал. Наверху была всего одна большая комната без мебели. Мы спали на надувных матрасах, и в моем случае – под подкладкой от пончо. Электричество было единственной имевшейся в доме коммунальной услугой. Вырытый вручную колодец был снаружи, равно как и уборная. Мы мылись в тазиках в этой уборной. В первый раз, когда я попытался помыться днем, вышло не очень хорошо, потому что еще до того, как я начал, около половины деревни собралось там, чтобы посмотреть, как гигантский американец моет свою здоровенную белую задницу. Казалось, местными аборигенам нравились американцы, по крайней мере, жителям этой деревни, особенно детям. Потом я попробовал мыться ночью, но эта затея мне совершенно не понравилась, потому что там не было уличного освещения, но было слишком много ядовитых змей, чтобы ходить в темноте босиком. Никто из местных, кажется, не купался по ночам, пока мы там были. Так что я принялся раз или два в неделю по вечерам принимать "ванны с губкой". После моей поездки в Таиланд я стал несколько настороженно относиться к змеям. В первое утро нашего пребывания там мы с Тосоком отправились в центр, чтобы найти сигареты и осмотреть наш новый дом. По пути к деловому району мы прошли мимо школы, школьный двор был полон детей и учителей. Учителя временно распустили класс, и дети столпились вокруг нас с Тосоком. Всем им очень хотелось испробовать на мне свои знания английского, так что мне пришлось остановиться, поговорить с каждым ребенком и ответить на их вопросы. "Доброе утро". "Как дела?" "Я в порядке, как ты?" "Меня зовут Дон Валентайн" "Как тебя зовут?" "Куда ты идешь?" "Откуда ты?" Казалось, это длилось вечно, потому что там должно быть было больше сотни детей, но это было весело, и доставило мне массу удовольствия. Детям казалось, что это просто нечто. Они заставили меня почувствовать себя королем их маленькой деревни. Это происходило всякий раз, когда я проходил мимо. Конечно, я всегда старался пройти мимо школы, когда отправлялся в центр города. Я попробовал пачку местных сигарет. Они были ужасны, и я чуть не задохнулся, пытаясь выкурить одну. "Черт с ним, лучше я обойдусь без них", - сказал я. "Кроме того, на самом деле эти штуки мне не нужны". В тот же день нам нанесли визит двое местных полицейских. Один был начальником полиции, а другой – его единственным полицейским. Начальник был вооружен револьвером .38 калибра, а его подчиненный – Гарандом М-1 с единственной бандольерой патронов, висящей поперек груди. Мы пригласили их наверх, сели на пол и поговорили. Они неплохо говорили по-английски, но Тосоку время от времени приходилось переводить. Как только мы поднялись наверх, я вспомнил обычай филиппинцев, с которыми познакомился в Лаосе, и достал бутылку "Старого Деда", которую привез с собой. После того, как я открыл бутылку, я выбросил пробку. Им это очень понравилось, и мы сидели и разговаривали, пока не опустошили бутылку. Когда они, уходя, желали нам спокойной ночи, начальник полиции сказал Тосоку что-то по-тагальски. Когда я спросил Тосока, что они сказали, он ответил: "Он сказал, что нам не придется беспокоиться о ворах, пока мы в Сан-Мариано". Я очень сомневался в этом. После того, как они вышли из нашего дома, мы услышали, как они подходили к каждому дому в деревне, стучали в двери и кричали. И вновь Тосоку пришлось переводить, что они говорят жителям деревни. Полицейские говорили им: "Если у американца пропадет хотя бы носок, мы пристрелим вора на месте". Это сработало, потому что у нас ничего не пропадало, даже когда я стирал одежду, вешал ее сушиться на веревке, забывал и оставлял там на всю ночь. На следующее утро все по-прежнему висело на месте – и это, дамы и господа, было чудом. Тосок был мусульманином. В филиппинской армии мусульманам разрешалось носить особый головной убор. По форме он напоминал уставной, но был с мехом. Вскоре я прозвал его "Мама Тосок", потому что он был очень аккуратен и придирчив. Этому человеку требовалась целая вечность, чтобы привести себя в порядок и соответствующим образом одеться, чтобы выйти на улицу. Он тратил не меньше тридцати минут, убирая невидимые ворсинки со своей формы. Я никогда не видел, чтобы кто-то из мужчин исполнял подобный ритуал. Единственными мужчинами, из виденных мною ранее, кто был близок к такому потаканию своему эго, были Майк Дирокко и Рон Челлман во время моего обучения в школе радистов. Ни один из этих парней не мог пройти мимо зеркала или витринного стекла, не остановившись и не полюбовавшись видом своего отражения. Майк и Ронни были хорошими парнями, и они мне нравятся, но уж таковы они были и, вероятно, остаются даже сегодня. Ронни и Боб Казцер даже зашли так далеко, что зашили карманы на рубашках и передние карманы брюк! Это было сделано для того, чтобы в эти карманы нельзя было положить ничего, что образовывало бы выпуклости на их форме. Что ж, насчет сигарет я ошибся: я пристрастился к ним. Дня три-четыре я постоянно шарил по карманам в поисках пачки сигарет и коробка спичек, которых там не было. Затем я снова попробовал курить местные сигареты и чуть не выкашлял легкие. Примерно через неделю мне стало очень стыдно за то, что я позволял этим маленьким белым палочкам делать со мной. Тогда я разозлился на себя, очень, очень разозлился. По факту я никогда раньше так не злился ни на кого и ни на что. Меня это так взбесило, я поклялся, что пока жив больше не притронусь к сигарете. С того дня мне даже ни разу не захотелось закурить. Если хотите бросить курить, думаю, все, что нужно сделать, это просто как следует разозлиться на себя. Однажды мы с Мамой Тосок пошли в деловой район, где увидели негритянскую семью, прогуливавшуюся по главной улице. У меня не было с собой фотоаппарата, и это был единственный раз, когда я их видел. Насколько помню, все улицы в деревне не имели твердого покрытия. Там была только одна негритянская семья: мужчина, его жена и маленький ребенок. Женщина несла ребенка на перевязи на груди. На взрослых были только набедренные повязки, на ребенке не было ничего. Они были черны как смоль, мужчина был ростом всего около пяти с половиной футов (167 см), но сам Тарзан мог позавидовать его телосложению. Он был очень мускулистым, и его тело выглядело, словно было высечено из черного гранита. На его набедренной повязке висел длинный нож, и он выглядел бритвенно острым. Мама Тосок сказал, что это негритянское племя раньше охотилось за головами и людоедствовало, и их селение находилось в горах за рекой, в нескольких днях ходьбы от Сан-Мариано. Возможно, это была правда, а может быть и слухи. Судя по всему, они уже обменяли часть своего товара на очень яркий зонтик, который нес мужчина. Туземец держал зонтик над головой и крутил его туда-сюда. Он и его женщина широко улыбались, явно завороженные этим ярким коловращением. Пока они медленно шли по улице, глядя на крутящийся зонтик, кое-кто из филиппинцев шарился вокруг, позади лавок, где они могли приглушенно смеяться или хихикать, не будучи замеченными. Однако ни один из них не смеялся на виду у этих туземцев. Они очень серьезно относились к этим аборигенам, и я решил сделать то же самое. Однажды мой лейтенант радировал, что маленького мальчика в соседней деревне укусила змея, и его состояние тяжелое. Он сказал, что они собираются вынести его с гор и чтобы я встретил их на переправе с транспортом для него, мальчика, его родителей и пары филиппинских солдат. Это означало, что нам нужен грузовик. У нас не было машин. Что делать. Потом я вспомнил про своих приятелей из полиции. Мы с Тосоком бросились в полицейский участок и все им рассказали. Начальник полиции отдал приказ своему помощнику, и тот умчался. Помощник конфисковал на главной улице пустой бортовой лесовоз с соглашением, что я возмещу деньги за потраченное топливо и заправлю бак, когда мы закончим. По мне это было приемлемо. Надеюсь, тот, кто отвечает за подобные вещи на нашей базе, проявит немного гибкости. Как бы то ни было, мы отправились к реке и через несколько часов наши парни перешли через нее, неся бедного мальчугана. После короткого обсуждения, куда лучше везти его на лечение, лейтенант приказал нам ехать в ближайшую гражданскую клинику, находившуюся в нескольких милях на северо-запад. Мы были к юго-востоку от Ллагана, так что, возможно, именно туда мы его и доставили. Когда мы прибыли туда, я установил рацию на открытом холме рядом с больницей, развернул самодельную антенну и попытался связаться с нашей базой, чтобы проинформировать их об обстановке. Они не ответили, но я знал, что мой сигнал проходит ввиду сделанной мной антенны и того, что мы были на высоком холме. Филиппинцы в клинике отказались помочь мальчику. Они сказали, что будет он жить или умрет – тут уж как выйдет. Мой лейтенант не мог принять этот ответ, так что мы загрузились и отправились в наш базовый лагерь, находившийся, должно быть, милях в 150 (241 км) от нас. Когда мы, наконец, добрались туда, я узнал, что они слышали меня, но единожды взглянув на их антенны, я понял, почему я не слышал их. Они пользовались обычными, штатными антеннами. Пока мальчика отвели на лечение к нашим медикам, я проводил великодушного водителя нашего грузовика к нам в автопарк и наполнил его бензобак старым добрым американским бензином. В результате он просто светился от счастья – ну хоть кто-то был счастлив. Наши парни мало что могли сделать для мальчика, но они приложили все усилия, и каким-то образом ему удалось выжить. Я подозреваю, что змея была не ядовитой. Мы вернулись в Сан-Мариано той же ночью, а на следующее утро любого из нас, троих американцев, совершенно точно могли бы избрать королем Северного Лусона. Вскоре после этого нас отвезли обратно в наш базовый лагерь, и учения официально завершились. Мы провели там пару дней до того, как вернуться на Оки. Наш командир прочел нам лекцию о правилах поведения, пока мы находимся в стране: "Любой, кто напьется или будет дебоширить, будет предан военному трибуналу". Вечером перед отъездом нас всех пригласили на выступление местного военного оркестра. Он был очень хорош, и я притопывал ногой в такт музыке и хлопал себя по колену. Один из оркестрантов начал махать кому-то в моем направлении, подзывая подойти и сесть рядом с ним на эстраде. Вдруг я понял, что тем, кому он машет, был я. Ему и, конечно же, моим приятелям из SF потребовалось несколько попыток, прежде чем я, наконец, сдался и сел рядом с ним в оркестре. Этот чертенок вручил мне тамбурин – я никогда в жизни не играл на нем. У меня всегда было хреново с удерживанием ритма, но он настаивал, и я попытался. Естественно, это было ужасно, но оркестранты делали вид, что у меня все отлично. Наши парни это были в восторге, и я подумал: "Прекрасно, я что, всегда буду их любимым источником развлечений?" Не желая видеть выражение лица моего командира, я ни разу не взглянул туда, где он сидел. Непосредственно перед тем, как мы погрузились в грузовики и направились обратно на авиабазу Кларк в день нашего отбытия на Оки, филиппинский командующий поблагодарил нас за наши старания. Затем этот чертов Мама Тосок выхватил длинный складной нож и срезал все знаки различия, которые были на моей форме, и прикарманил их как сувениры. Мама Тосок вручил мне пару своих мусульманских спецназовских головных уборов и пару парашютных крылышек. Потом он достал бутылку виски, открыл ее и выбросил крышку. Как оказалось, я был единственным, кто удостоился такой "чести". Когда я выгружался из автобуса на авиабазе Кларк, я выглядел как дерьмо на тонких ножках. На моей форме для джунглей не было никаких опознавательных знаков, там, где были шеврон SF, нашивки с фамилией и принадлежностью к Армии США, и прыжковые крылышки, были лишь выделяющиеся на выцветшем фоне пятна и торчащие нитки. Мой зеленый берет исчез, и вместо него на макушке моей здоровенной лысой башки торчал крохотный меховой головной убор мусульман филиппинского спецназа. Когда я вышел из автобуса и, шатаясь, направился к самолету, я изо всех сил старался сохранить надлежащую выправку, но должен признать, что у меня это вышло не очень. Когда лицо моего командира роты стало свекольно красным, и он едва не лопнул, пытаясь сдержать гнев, я решил, что по возвращении на Оки он законопатит меня в кутузку. Следующие несколько недель мои приятели напоминали мне о моем отбытии с авиабазы Кларк, но я ни разу не слышал об этом от своего командира. Вскоре после этого тот ротный ушел из SF. Ну и хорошо, у него совершенно не было чувства юмора. Вскоре после того, как мы вернулись с Филиппин, я был отобран для участия в других учениях с тем же лейтенантом – я до сих пор не могу вспомнить, как его звали. Эта поездка была на Тайвань. За все время этой командировки я так и не понял, чем конкретно должна была заниматься моя команда на Тайване. Мы сняли пару гостиничных номеров примерно в 75 милях (120 км) к югу от Тайбэя, и в основном именно там и провели те две или три недели, что были там. За углом был приличный ресторан, где мы постоянно питались. Для меня не имело значения, какой ресторан мы выберем, потому что я люблю китайскую кухню, а все рестораны на Тайване – китайские. Этого я не мог упустить. Что касается меня, то я был вне себя от счастья. С рестораном была только одна небольшая проблема: почти каждое посещение они меняли цены для нас, американцев. Они продолжали поднимать цены, пока мы, наконец, не пожаловались, тогда они немного снизили цену, и столько стоил прием пищи, будь то завтрак, обед или ужин, до конца нашего пребывания. На Тайване я узнал значение термина "переговоры". Если вы не будете торговаться, а просто покачаете головой и уйдете от торговца, а он последует за вами и убедит вас вести с ним дело, снизив свою цену, вы все равно заплатите в три или четыре раза больше рыночной стоимости. Позже я обнаружил, что то же самое происходит в приграничных мексиканских городках. Однажды командиру нашей группы было нужно на военную базу, расположенную примерно в 25 или 30 милях (40-48 км) к юго-западу от Тайбэя, и он взял меня с собой. На той базе располагались тайваньские SF, но я не помню, зачем мы туда отправились. Никто из нас не говорил по-китайски, так что мы, в общем-то, отправились на свой страх и риск. Как бы то ни было, мы решили, что сели на нужный поезд, потому что он шел в Тайбэй, но когда он промчался мимо военной базы, мы поняли, что сели на "экспресс". Когда мы приехали на вокзал в Тайбэе, мы переглянулись, улыбнулись и взаимно согласились, что судьба выкинула нам отличные карты, и мы решили заночевать там, а на следующее утро попробовать другой поезд. Экономика Тайбэя выглядела процветающей, а люди были очень дружелюбны. Пока мы были там, я нашел местный бар, где зависали все спецназовцы, когда были в городе, и сделал его своей оперативной базой. На следующий день нам без проблем удалось сесть на правильный поезд. Единственное, что я могу вспомнить о своем пребывании на Тайване, это участие в крошечном международном инциденте. Поверьте, насколько я мог судить, это было "ничто", раздутое "политикой". Мне нужно было забрать на 3/4-тонном грузовике нескольких американских и китайских парней из Команды "А" и отвезти их на американскую авиабазу, находившуюся примерно в 75 милях (120 км) к югу от нашего отеля. Водитель, переводчик и грузовик были китайскими. Водителем был сержант, а переводчиком – капитан. Водитель вел машину как маньяк. Пока мы ехали по китайским дорогам, я ничего не говорил ему. После того, как мы въехали на американскую базу, и он пронесся мимо пары знаков "стоп", я попросил капитана передать ему, чтобы он соблюдал требования знаков, пока мы находимся на этой базе. Он проехал еще один знак "стоп", и я сказал капитану: "Скажите этому тупому ублюдку, чтобы он останавливался перед каждым знаком "стоп" на этой базе!" и капитан перевел его слово в слово. Грузовик с визгом остановился, водитель выскочил из него, отошел на обочину, сел на корточки и скрестил руки на груди. Он надулся, как жаба. Когда я спросил капитана о его странном поведении, он ответил, что водитель потерял лицо. Я сказал: "Скажите, чтобы он вернулся в грузовик и поехал". "О нет, он потерял лицо", - ответил он. Этот чертов офицер не собирался приказывать ему вернуться в грузовик. "Ну и черт с ним", - сказал я. "Я поведу грузовик остаток дороги, и мы заберем его на обратном пути или оставим там, как он пожелает". С этими словами я направился к водительской стороне грузовика. Полагаю, оскорбленный сержант, должно быть, тут же нашел свое потерянное лицо, потому что он запрыгнул на водительское сиденье вперед меня, и мы с ревом помчались дальше. Мы доставили бойцов, и обратная дорога в наш отель весьма напоминала гонки на выживание. Примерно через три недели после того, как мы вернулись на Оки, меня вызвали в нашу ротную канцелярию к командиру роты. Он передал мне письмо, которое было отправлено командующим тайваньской армией, и через командующего Тихоокеанским театром военных действий спущено командиру моей роты. В нем были подробное описание того, как я оскорбил солдата, и требование извинений. По мере прохождение через каждый уровень нашей цепочки командования, к нему прикладывалась резолюция, в которой мне предписывалось извиниться. Мой ротный сказал, что мне подготовят соответствующий ответ, и я должен буду подписать его. Это было сделано, и я подписал его. Каждый командир в моей цепочке подчинения также должен был приложить "письмо с соболезнованиями", когда оно проходило через них на пути обратно на Тайвань. Этот документ, когда он, наконец, вернулся к тому китайскому сержанту, должно быть, занял целую сумку дипломатической почты. Тот избалованный мальчишка, должно быть, несколько сотен раз показывал этот документ своим приятелям в сержантском клубе. Вскоре после того, как мы вернулись с Тайваня, я отправился в еще одну командировку. Эта была в Южную Корею. Командировки, учения в поле, парашютные прыжки, выходы на стрельбище и тому подобное заставили меня ценить хорошие чистые казармы, столовые и вообще хорошую жизнь, так что я любил их. Мне не доставляло никакого удовольствия быть рядом со штабом, так что, естественно, мне не нравились КШУ. КШУ, это командно-штабные учения. На КШУ никто на самом деле не выходит на учения в поле, все имитируется. Радиооператоры центрового узла связи шифруют, отправляют, принимают и расшифровывают заранее подготовленные сообщения в "радиосетях с сокращенным расстоянием". Один радист передает сообщение другому, находящемуся в соседней комнате, здании или палатке. Двух радистов может разделять лишь стена, но они должны пройти всю процедуру для каждого сообщения вместо того, чтобы просто передать его непосредственно предполагаемому адресату. Единственное, что я могу вспомнить о Корее, это кимчи, самая острая еда, которую я когда-либо ел; множество шлюх, которые набрасывались на каждого GI, как только тот выходил из базы, предлагая свой "бизнес"; горы, потому что они были очень крутыми, скалистыми и высокими; и вонь. Это место – уборная всего мира. В общем, я был очень рад тому, что наши КШУ в Корее длились не очень долго и что я не был расквартирован в Корее постоянно. Корея должно быть действительно была жопой мира. Большой Дейв собирался вернуться в Штаты, чтобы уволиться, так что я попросил другого сержанта SF по имени Кирога переехать ко мне. Как-то вечером мы с Кирогой пришли домой из клуба пораньше, чтобы посмотреть телевизор, потому что НАСА планировало впервые отправить людей на Луну. Парень, покинувший посадочный модуль вторым, только коснулся поверхности, когда первый парень на Луне подпрыгнул на заднем плане картинки, и Кирога, который был пьян, вскочил с дивана и заорал: "Эй, ты там, сзади, осторожно!" Я повалился на пол от смеха.
6. Хидеки Тодзио, 40-й премьер-министр Японии (1941-1944 гг.) и 31-й министр Сухопутных войск (1940-1944 гг.). 22 июля 1944 года после поражения у острова Сайпан был вынужден уйти в отставку. После капитуляции Японской империи предстал перед Международным военным трибуналом, был признан военным преступником высшей категории и приговорен к смертной казни. Приговор был приведен в исполнение 23 декабря 1948 года (прим. перев.)
_________________ Amat Victoria Curam
Последний раз редактировалось Den_Lis 29 июн 2022, 14:38, всего редактировалось 1 раз.
|