Когда перед ужином я оттащил свой рюкзак на весы, он завесил на сорок два фунта. Я отнес его обратно в казарму и добавил, как мне показалось, еще около трех фунтов, а затем прикрепил к стенкам рюкзака внизу две фляги с водой. Я хотел иметь возможность добраться до них, не снимая рюкзака. И еще я хотел, чтобы мой вес был немного больше, чем предписано, на тот случай, если весы окажутся немного не в порядке. Также я обычно носил РПС — ременно-плечевую систему. Она состоит из ремня с плечевыми лямками, к которому присоединяются подсумки для магазинов и аптечки первой помощи, компас, фонарь-стробоскоп, нож или штык-нож, фляги и другие необходимые мелочи. РПС — это ваша боевая экипировка; это то, как вы носите свои боеприпасы и предметы, необходимые для ведения боя и выживания в нем. Полностью укомплектованная для боя, она весит около сорока фунтов. Затем поверх верхней части РПС надевается рюкзак. Но в инструкциях, вывешенных на доске объявлений, ничего не говорилось об РПС, а я намеревался в точности следовать инструкциям. В 18.30 мы сели в грузовики и отправились в путешествие по Форт-Брэггу. Некоторые из местных парней сказали, что мы находились на Чикен-роуд, — широкой песчаной танковой директрисе, прямой, как стрела, идущей через редкие сосны и низкорослые дубы на однообразных песчаных холмах. Я никогда не видел более уродливого места. Мы тряслись и раскачивались, окутанные туманом из песчаной пыли, взбитой грузовиками. Примерно через тридцать минут мы остановились на перекрестке, где спешились. Сержант-майор Шумейт стоял неподалеку, наблюдая за нами с вызывающей ухмылкой. — Прекрасно! Так, все собрались вокруг, строиться не нужно… Сойдет и группа черт возьми, — произнес он, когда мы схватили свои рюкзаки и образовали полукруг вокруг него. — Итак, наша маленькая счастливая группа стала немного меньше, чем была сегодня утром, не так ли? — спросил Шумейт. — Что, нет комментариев? Тогда продолжим. Нынешнее событие — восемнадцатимильный марш с рюкзаком. Мы называем его так, потому что отсюда до финиша ровно восемнадцать миль, [10] и во время марша вы будете нести рюкзак. — Вы должны выполнить марш за минимально возможное время. Держитесь этой дороги. Предложений от незнакомцев подвезти вас не принимать. Друг другу не помогать. Вдоль маршрута будут находиться инструкторы, у них в руках будут ХИС зеленого цвета. [11] По окончании марша сообщаете им свой цвет и номер. Финиш находится там, где эта дорога упирается в Кинг-роуд, там будут проверяющие, которые отметят ваше время. На маршруте будет вода. В любое время вы можете сойти с дистанции, для этого достаточно сообщить любому инструктору свой номер и цвет и сказать: «Я добровольно ухожу». Он не будет задавать вам никаких вопросов. Если вы желаете уйти прямо сейчас, просто останьтесь стоять на месте, когда остальные уйдут. Никто не пошевелился и не сказал ни слова. — Поскольку никаких вопросов нет, — он посмотрел на свои часы, — старт через две минуты. Направление марша — на север. — Он указал в направлении, откуда мы приехали. — Я не буду стрелять в воздух из стартового пистолета или что-то в этом роде. Надевайте свои рюкзаки и начинайте идти, когда я дам вам команду. И… всего вам хорошего. Последнюю часть фразу я пробормотал себе под нос вместе с ним. Восемнадцать миль. Мне было интересно, как им пришло в голову такое расстояние. Это казалось немного странным. Норматив для двадцатимильного марш-броска в батальоне рейнджеров составлял шесть часов, и это с оружием, полной боевой выкладкой и стальным горшком, закрепленным на голове. Сейчас я был намного легче, и это был ночной марш в прохладный, сухой вечер. Можно было бы попытаться преодолеть дистанцию за четыре с половиной часа. Это будет соответствовать скорости в четыре мили в час или миле на каждые пятнадцать минут. Нет, слишком быстро. Я не могу это сделать, не перейдя на бег, а я не собираюсь бежать. Пять часов стало бы неплохим временем. Я был уверен, что ни у кого в армии не было более быстрого норматива для марша, чем у рейнджеров. Шумейт крикнул: «Вперед», и мы отправились в путь. Примерно дюжина или около того парней перешли на бег, большинство попарно. Еще одна группа примерно из тридцати человек сорвалась с места, двигаясь быстрым шагом. «Каждому свое», — подумал я и сосредоточился на том, чтобы поймать свой шаг и поудобнее устроить рюкзак на спине. Через несколько минут толпа у стартовой линии разошлась, и у меня появилось пространство, чтобы найти свой темп. Восемнадцать миль — это долгий путь, вы не можете преодолеть его в спринте. Когда я заканчивал курсы пловцов сил спецназа/разведчиков в Греции в 1972 году, это была дистанция выпускного экзаменационного заплыва. Потом я кое-что вспомнил. Кантри Граймз, человек, который пригласил меня на отбор, был старшим инструктором, когда я посещал этот курс. Примерно через две мили я разогрелся и двигался хорошо. Я люблю ходить. Дыхание синхронизировано с движением рук и ног; рубашка и ширинка расстегнуты, чтобы позволить воздуху циркулировать — все это дает приятные ощущения. Во время долгого, трудного марша мой разум отключается, и мое тело переключается на автопилот. Это дает возможность побыть наедине с самим собой в высоко социализированном в другое время военном сообществе. Такое также происходит, когда я вынашиваю некоторые из своих лучших замыслов и схем. На протяжении четырех миль я догонял и обгонял некоторых бегунов. Я планировал идти в течение двух часов, прежде чем сделать передышку, а потом делать перерыв на несколько минут каждый час. Стало совсем темно, но рассеянный свет был довольно хорошим, и на белом песке дороги были видны все ямы и борозды, которых следовало избегать. В общем, довольно хороший маршрут. Когда я преодолел примерно семь миль марша, то увидел впереди на обочине дороги скопление огней, внутри которых передвигались темные фигуры. Подойдя ближе, я разглядел несколько грузовиков, которые стояли в круг вокруг группы деревьев, их фары освещали какую-то деятельность. Когда я подошел, один из инструкторов подозвал меня к себе. Я сообщил ему свой цвет и номер, и он сказал мне сбросить рюкзак под любой из весов, которые свисали с шеста, привязанного между двумя деревьями, и наполнить свои фляги из канистр с водой, находившихся в задней части одного из грузовиков. Я сбросил рюкзак, схватил свои фляги и осушил одну прямо до дна, когда подошел, чтобы найти канистры с водой. Без рюкзака я чувствовал себя настолько легко, что, казалось, сейчас полечу. Но еще через несколько часов это чувство изменится. Я наблюдал за происходящим в круге света, пока делал еще один глоток и наполнял свои фляги. Когда я вернулся к весам, то увидел интересный обмен мнениями между одним из кандидатов и человеком, который, похоже, был проверяющим, ответственным за это место. Инструктор говорил: — Сержант, у вас легкий рюкзак. Он не соответствует требованиям, он не весит сорок фунтов. Прежде чем он смог продолжить, кандидат прервал его, сказав: — Ну, это должно быть близко. Сколько он весит? — На самом деле, я не могу вам сказать, — монотонно ответил инструктор. — Если вы посмотрите на весы, то увидите, что они не показывают вес меньше сорока фунтов. Так что, насколько мы можем судить, ваш рюкзак не весит ничего. Я посмотрел на весы над своим рюкзаком, — он был прав. Мое лицо было мертвенно-белым, пока весы не достигли отметки в сорок фунтов. Инструктор продолжал. — И поскольку вы ничего не несете, единственный способ, которым вы сможете соответствовать требованиям по весу, — это взять это. Он повернулся за спину, взял и протянул парню большой неровный кусок бетона, который выглядел так, словно был вырван из развороченного дорожного полотна. — Я сам его взвесил, — продолжал он, — и подтверждаю, что он весит ровно сорок фунтов. Теперь, чтобы продолжить марш, вы распишитесь в получении этого предмета, прикрепите его к своему рюкзаку и сдадите на финише, когда завершите марш. Вопросы? Кандидат стоял там, прижимая кусок бетона к груди, в то время как на его лице отражалась наполовину ухмылка, наполовину недоверие. Я узнал в нем одного из тех крикунов, которые весь день комментировали происходящее. Но сейчас он молчал. Он поднял глаза на стоявших перед ним людей и спросил умоляющим голосом: — Марвин, ты серьезно? Значит, они еще и были знакомы. Становилось интереснее. — Абсолютно, — последовал ответ. Парень подумал еще несколько секунд, а затем произнес: — Нет, я не могу этого сделать. Уронив кусок бетона, он встал, опустив руки по бокам. — Вы добровольно уходите с курса? Пауза. — Да, наверное, так и есть. — Берите свой рюкзак и залезайте в кузов того грузовика. — Инструктор указал на машину, стоявшую в стороне от остальных. Парень постоял там еще пару секунд, выглядя так, словно не мог поверить в то, что произошло. Наши глаза встретились, и он слегка пожал плечами в знак принятия, затем поднял свой рюкзак и двинулся прочь. Этот небольшой обмен репликами определенно привлек мое внимание — и внимание всех остальных, кто был его свидетелем. Я схватил свой рюкзак и спросил проверяющего, который его взвешивал, продевая руки в наплечные ремни. — С ним можно идти дальше? — Да, вы можете двигаться дальше, — сказал он, записывая что-то в блокнот. Затем он поднял глаза и сказал мне, когда я закинул рюкзак на спину: — Всего хорошего. Через несколько шагов я вышел из круга света и вернулся на дорогу. Я был рад оказаться подальше оттуда. Это была какая-то маленькая сценка. Инструктор никогда не говорил громко и никогда не угрожал, ни разу не заговорил в унизительной или оскорбительной манере, но было ясно, что он не будет ни слушать, ни терпеть всякую чушь. Мне нравился этот стиль. Серьезность всего происходящего начинала казаться искренней. Остальная часть марша была… ну просто ночным маршем с рюкзаком. После двенадцати миль я устал, у меня болели ноги, болели плечи, и я был весь в поту. Я добрался до финиша на Кинг-роуд за несколько минут до истечения пяти часов, которые я отводил на марш. Проверяющий отметил меня в своей карточке, сообщил, что до лагеря всего две мили, что в столовой есть суп, что на доске объявлений появились новые инструкции, и пожелал мне всего хорошего. Идя по дороге обратно в лагерь, я не спешил. Бросив рюкзак у своей койки, я пошел в столовую за тарелкой супа. В столовой находилось еще около дюжины уставших парней со стертыми ногами, но у каждого из них был довольный вид. Такое возникает от выполнения напряженной задачи и осознания того, что вы хорошо с ней справились. Совершение марша не является огромным триумфом, но это одна из тех многих мелочей в жизни, по которым вы оцениваете себя. Кроме того, суп был чертовски хорош. Одна из вещей, которую армия всегда делает правильно, — это суп. Повара готовят его в пятнадцатигаллоновых котлах, [12] и он уже разлит по порциям, но вы всегда можете рассчитывать на то, что он будет горячим. Когда вы изнеможены и устали ли, и пот, которым вы пропитаны, начинает вас охлаждать, это самое то! Очень простая вещь, но она имеет огромное значение. Я пожелал ребятам в столовой спокойной ночи и направился в душ. Было чуть позже часа ночи, когда я проверил доску объявлений. На ней говорилось:
10.00 Учебный класс
Я рухнул на свою койку, завернулся в подкладку от пончо и заснул сном праведника.
*****
10.00 утра. Больные ступни, негнущиеся и забитые мышцы ног, спины и плеч. Расселись в классе. Закрытая папка, пара острых карандашей на столе передо мной и улыбающийся парень впереди, дающий инструкции. — Простая анкета о себе, парни, — улыбнулся он. — Заполнение не рассчитано на время, просто дайте на каждый вопрос свой лучший ответ. Если что-то неясно или вызывает вопрос, выскажите свое лучшее предположение. Если что-то окончательно поставит вас в тупик, я буду в задней части комнаты. Это строго индивидуальная работа, никакого сотрудничества. Добро, открывайте свои папки и начинайте. Я перевернул обложку. Психологический тест. Первый из многих. На протяжении всего отбора мы проходили подобные тесты снова и снова. Каждый из них был составлен немного иначе, чем другие. Вопросы были сформулированы по-разному, но по сути они были одни и те же, просто каждый раз смешивались и формулировались по-разному. Мы всегда сдавали тесты, когда были уставшими, но не тогда, когда были измотаны. Отвечая на одни и те же вопросы снова и снова, в кажущееся случайным время, человек с меньшей вероятностью может хитрить или обманывать. То же самое относится и к тестированию уставших людей. У человека, который, возможно, пытается выдумать ложь, меньше энергии, чтобы вложить в это усилие. Когда вы не можете вспомнить, что могли сказать в прошлый раз, становится легче говорить правду. Но это был первый тест подобного рода, который я когда-либо проходил. Большинство вопросов, казалось, имели очевидный смысл: «Вы слышите голоса? Являетесь ли вы представителем Бога? Люди следуют за вами? Вас часто понимают неправильно? У вас есть мысли, слишком ужасные, чтобы о них говорить? Единственно, что меня действительно заинтересовало, — несколько вариантов одного и того же вопроса: «Ваш стул черный и смолянистый?» Этот вопрос был на каждом экзамене во время отбора. Много лет спустя, во время ежегодной психиатрической экспертизы в подразделении, я спросил психиатра об этом вопросе и о том, почему его так часто задавали. Ответ был простым и имел большой смысл. — А, — ответил он, — черный и смолянистый стул — это признак наличия крови в пищеварительной системе, что может означать язву или указывать на то, что у кого-то проблемы с алкоголем. Очень разумно. Час спустя я закончил заполнять анкету, закрыл папку и отнес материалы проверяющему в задней части комнаты. «Смайли» [13] предупредил меня, чтобы я не рассказывал никому о тесте, и сообщил, что на доске объявлений появились новые инструкции. Я вышел на улицу и зажмурился от яркого солнечного света. В лагере было тихо. У входа в канцелярию стояла очередь мужчин, выбывающих с отбора. Некоторые выглядели немного смущенными, другие скрывали свое смущение под демонстрацией бравады или безразличия. Я проверил доску объявлений и увидел, что до ФИЗО следующим утром ничего не запланировано. Весь остаток дня и ночь свободны. Я пошел в казарму «Б», чтобы проведать своего товарища. Джо Макадамс был старожилом нашей роты рейнджеров, который в прошлом году пошел в спецназ. Я его не встречал, но слышал, что он находится на отборочном курсе. Сегодня утром за завтраком Паркс сообщил мне, что Джо пострадал во время марша прошлой ночью и лежал на своей койке, ожидая, когда его подразделение пришлет кого-нибудь за ним. «Должно быть, подвернул лодыжку», — подумал я, войдя в казарму и оглядывая ряд коек в поисках Мака. — Привет, Хейни. Сюда, дальше, — позвал он и вяло помахал рукой с койки на полпути в глубине здания. — Боже всемогущий, Мак, что с тобой произошло? — спросил я, подойдя достаточно близко, чтобы увидеть ободранные и окровавленные подошвы его приподнятых ног. — Подошвы моих ног остались в ботинках, когда я снял их после марша. От носка до пятки его ступни были полностью лишены кожи. Выглядело все так, будто какой-то древний индейский воин с извращенным чувством юмора снял скальп с его ног вместо головы. Эта грубая, обнаженная плоть, должно быть, чертовски болела на открытом воздухе. — Да, немного раздражает, — сказал он, читая мои мысли. — Знаешь, что случилось? У меня на ногах все еще были эти старые мозоли рейнджера, но они уже подживали и не очень хорошо держались. Я не совершал марш-бросков с рюкзаком с тех пор, как год назад закончил этап квалификационной подготовки сил спецназа. Медик сказал, что во время марша прошлой ночью у меня под старыми мозолями появились волдыри, и в конце концов все это безобразие просто отвалилось. Ну разве это не дерьмо? — Да, Мак. Так и есть, — произнес я, передернувшись при виде его ног. — Похоже, тебе придется какое-то время посидеть на заднице. — Думаю, да, — ответил он, затягиваясь сигаретой, которую только что зажег. — Полагаю, теперь у меня будет возможность наверстать упущенное в чтении. — Думаю, будет. Ты в порядке? Кто-то едет за тобой? — Медик моей группы выезжает с полевой машиной скорой помощи, чтобы забрать меня, а хирург группы встретит нас в Вомакском армейском госпитале. Вероятно, проведу день в больнице, чтобы почистить и вылечить ноги от инфекции, а затем отправлюсь в отпуск по выздоровлению, пока я не смогу отрастить новую кожу, — сказал он, покачивая ногами. — Тебе что-нибудь нужно? — спросил я, поднимаясь, чтобы уйти. — А, я в порядке. Медик скоро будет здесь, и у меня много сигарет, так что я просто расслаблюсь, пока он не приедет. — Ладно, напарник, держись там. И передавай любому из старой банды, кого увидишь, мой привет. — Будет сделано, чувак. Ты тоже — и приходи ко мне, когда здесь закончишь. — Конечно, Мак. Береги себя. Мы пожали друг другу руки, и я ушел, унося в голове образ этих неприлично ободранных ног. Мне вновь оставалось гадать, где проходит грань между твердолобым и тупым. Но думаю, что это индивидуальное суждение, и Мак нашел его прошлой ночью, где-то на протяжении последних восемнадцати миль. Джо Макадамс сразу же вошел в армейскую легенду как «Парень, который стер ноги при отборе в отряд “Дельта”». Все знали этот миф, но мало кто знал человека, с которым это случилось.
*****
На следующее утро в 06.00 мы построились на ФИЗО. Я специально стал на правом фланге первой шеренги, чтобы во время бега обеспечить себе место впереди строя, потому что я ненавижу бегать в середине строя. Всегда лучше быть «ведущей собакой». Пейзаж лучше. Когда мы строились, перед тем, как вышел инструктор, чтобы взять на себя управление, я услышал в группе чуть больше смешков. Оглянувшись посмотреть, что происходит, я увидел парня, стоящего в строю в маске гориллы, которая закрывала всю его голову. Знаки различия на его форме говорили о том, что он капитан, нашивка на плече говорила о том, что он служит в спецназе, а маска, которую он носил, говорила о том, что он кретин. Когда щебетание стихло, из канцелярии вышел деловитый Марвин, чтобы принять на себя руководство. — Группа! Равняйсь! — подал он команду. — Смирно! Вольно… Сначала небольшая легкая тренировка, чтобы взбодриться, прежде чем мы начнем свой день, ребята. И поскольку мой голос сегодня утром немного охрип, мне понадобится помощь, чтобы произносить речевку. Давайте посмотрим. Да, вы, человек-горилла. Поднимитесь сюда и произнесите для меня речевку. Человек-горилла сделал движение, чтобы снять маску. — Нет, — отрезал Марвин. — Оставьте маску! Снимите ее тогда, когда я скажу. Это моя группа, и вы будете следовать моим инструкциям. Затем мы раздвинули шеренги для выполнения упражнений, и Марвин провел нас через один адский курс гимнастики. Человек-горилла выкрикивал речевку и выполнял упражнения, пока Марвин покрикивал на него. Прыжки «ноги вместе – ноги врозь», прыжки в высоту, приседания, отжимания, повороты и подпрыгивания из положения сидя. Мы продолжали выполнять упражнения в бешеном темпе, пока придурок в маске, наконец не упал на колени, тяжело дыша. — Вернуться в строй! — приказал ему Марвин. — И не снимайте маску, она вам идет. Группа! Равняйсь! Смирно! Еда в столовой. Инструкции на доске. Вольно! Разойдись! По группе пронесся нервный вздох облегчения, а человек-горилла судорожно стянул маску с насквозь промокшей головы и побелевшего лица. Он ушел, выглядя ошарашенным тем, что произошло, а я не мог понять, чего же он ожидал — аплодисментов? На доске объявлений висело сообщение о построении в 08.00. Достаточно времени, чтобы умыться и поесть. Прибыв в 08.00, мы отправились на склад, где каждый из нас получил цинковый короб из-под пулеметных патронов. После повторного построения, инструктор приказал нам открыть и проверить содержимое своих аварийных комплектов, которые мы все получили. Я открыл свой цинк, извлек все, что в нем находилось, и сверил со списком, который зачитывал вслух инструктор.
Аварийный радиопередатчик AN/URC-68; Сигнальная авиационная панель VS-17; Сигнальное зеркало; Красная дымовая граната; Фиолетовая дымовая граната; Свисток; Водонепроницаемый контейнер со спичками; Перевязочный жгут; Шейный платок; Два перевязочных пакета.
Когда мы проверили все предметы и переупаковали их обратно в короб, появился новый человек, принявший руководство нашей группой. Он представился майором Одессой, командиром отделения отбора. Он был среднего роста, с песочного цвета волосами и коротко подстриженными усами. Его кожа была цвета светлой ржавчины, он обладал непритязательной внешностью человека, которого нельзя было бы выделить в толпе. Но в нем была внутренняя сила, которая чувствовалась на расстоянии и читалась в его глазах. — Теперь, когда предварительные мероприятия закончены, и часть менее решительных людей отправилась домой, мы можем приступить к делу, — объявил он. — На протяжении следующих нескольких недель вы будете проходить процесс отбора для зачисления в 1-й оперативный отряд специального назначения «Дельта». Несмотря на название, это не подразделение спецназа. Оно не входит в состав Командования Сил специальных операций и не подчиняется ему. Это новая организация, единственной задачей которой является проведение контртеррористических и других специальных операций по приказу руководства страны. Это не учебный курс, это отборочный курс. Те, кто будет зачислен, пройдут обучение, как только их направят в подразделение. Теперь несколько основных правил. Их немного, и они просты. Все, что вы видите, слышите и делаете во время этого курса, засекречено. Вы будете держать это при себе. Все, что вам предстоит делать, — это прилагать индивидуальные усилия. Это означает, что вы не будете помогать никакому другому кандидату во время отбора, и сами ни от кого не будете принимать помощь. Вы все закаленные солдаты, опытные сержанты, и офицеры. Мы знаем, что каждый из вас может эффективно действовать в составе команды, и быть успешным ее руководителем. Но это не наша забота. Мы хотим знать, как вы можете действовать самостоятельно, и инструмент, который мы будем использовать для оценки этого, — это, как говорят гражданские, ориентирование на пересеченной местности. Каждый день вы будете получать инструкции, откуда вы стартуете, и по мере продвижения вы будете получать инструкции, необходимые для следующего этапа. Такие же, какие вы получали до этого момента. Вам придется переносить определенный груз между назначенными пунктами встречи, или, как мы их называем, «точками». По прибытии в новую точку вы получаете новые инструкции от сотрудника, находящегося на ней. Ваш день закончится тогда, когда инструктор скажет вам снять рюкзак и сесть. Мы были зачарованы звуком его голоса и значением того, что он произносил. Пока он говорил, никто не пошевелил ни единым мускулом. — Вам придется работать в соответствии с определенным нормативом времени, который вы знать не будете. Однако в начале каждого дня вам будет выдаваться «контрольное время задержки» (КВЗ). Если в это время вы не будете находиться в точке, вы должны выйти к ближайшей дороге и сидеть там, где вас можно будет увидеть. Инструкторы начнут искать вас при наступлении КВЗ. Если вы заблудились так, что не сможете вовремя найти дорогу, или если вы получили травму и больше не можете передвигаться, воспользуйтесь средствами аварийной подачи сигналов. Если у вас травма, угрожающая жизни или конечностям, воспользуйтесь радиопередатчиком. Если наступила ночь, а вас не нашли, разведите и поддерживайте небольшой костер на самой большой поляне или открытой местности, которую вы сможете найти. Мы будем искать вас, и вас найдут. Когда вы передвигаетесь от точки к точке, вам необходимо держаться подальше от всех дорог и троп, которые нами определяются как направление, по которому в настоящее время может передвигаться джип. Если вы обнаружите, что ваш маршрут проходит параллельно дороге или тропе, вам необходимо держаться от нее на расстоянии не менее пятнадцати метров. Вы можете пройти по дороге или тропе, приближаясь к точке или отходя от нее, но не более пятнадцати метров. Если вы получили травму или заболели, нуждаетесь в медицинской помощи, скажите ближайшему инструктору: «Мне требуется медицинская помощь». Если в любое время, по какой-либо причине, вы больше не пожелаете продолжать отборочный курс, скажите любому инструктору: «Я хочу добровольно уйти с курса». Никто не будет подвергать сомнению ваше решение; вы будете немедленно отозваны и отправлены в свое родное подразделение. На вас не будут заполняться и отправляться в ваши подразделения никакие отчеты или рапорты. Никто из нас — ни вы, ни мы — не будем рассказывать о том, что происходит во время этого отборочного курса. Что не ясно из того, что я сказал? Удивительно, но ни от кого не последовало никаких вопросов. — В таком случае мы начинаем, — продолжил майор. — Помните, что вы должны уложиться в определенный норматив по времени, о котором не знаете; вы не соревнуетесь друг с другом. Вы получите все инструкции, необходимые для завершения каждого этапа. Ничего в них не добавляйте и не убирайте, также не читайте и не ищите там того, чего там нет. Инструкторы не будут вам помогать, также нельзя помогать друг другу или принимать какую-либо помощь извне. Это индивидуальное усилие. Умышленное несоблюдение инструкций приведет к отчислению с курса. Несоблюдение требований отбора также приведет к отчислению с курса. Всегда и везде, в любое время, делайте все, что в ваших силах и вы можете счесть это достаточным. Он закончил свою презентацию, а затем еще раз оглядел нас, прежде чем передать нас в руки другому инструктору и молча уйти. Затем нам было приказано через тридцать минут выйти с сорокафунтовым рюкзаком, с уложенным в него аварийным комплектом, компасом и одним сухпайком. На построении каждому из нас выдали цветной номер в качестве наших индивидуальных идентификационных знаков и лист топокарты Форт-Брэгга. Нас распределили по грузовикам по цветам и номерам, причем в распределении я не смог найти никакой закономерности. Обычный армейский подход состоял бы в том, чтобы посадить всех «красных» на один грузовик, всех «синих» на другой, всех «зеленых» на третий и так далее. Или, по крайней мере, при смешивании «цветных» групп числа шли бы последовательно. Однако такое произвольное распределение было сделано явно целенаправленно, и по причине, которую я не мог объяснить, мне это нравилось. Наша колонна грузовиков выехала из расположения и, как только мы выехали на дорогу, рассеялась во всех направлениях. Кто-то повернул налево, кто-то направо; один двинулся прямо через шоссе и остановился. По мере того как наша группа продолжала движение, грузовик сворачивал то здесь, то там, пока мы тоже не свернули на песчаную тропу и в конце концов не остановились в удушливых миазмах пыли. Водитель откинул задний борт, и инструктор приказал нам спешиться, но оставаться по другую сторону грузовика, пока он не вызовет нас вперед, по четыре за раз, и каждый раз людей с другим цветом. Я оказался в первой группе, вызванной вперед, и когда мы подошли, он указал людям с разными цветами свои места и сообщил, что там, на листах бумаги, мы найдем свои инструкции. Подойдя к указанному им месту, — большому дереву виргинской хурмы, стоявшему примерно в двадцати метрах от меня, — я нашел лист бумаги в целлофановом пакете, прикрепленный к основанию дерева. Лист был помечен моим цветом и в нем были указаны прямоугольные координаты текущего местоположения. В нем также было сказано: «Ваша следующая точка находится в…» и давались восьмизначные прямоугольные координаты этой точки. Ниже было напечатано контрольное время задержки текущего дня. Я сел на свой рюкзак и нанес координаты обоих точек на карту, отметил на ней каждое местоположение и записал КВЗ в зеленый армейский блокнот, который я обычно носил в кармане рубашки. Потом вытащил компас, сориентировал карту и изучал возможные маршруты и рассчитывал расстояния, когда меня вызвал к себе инструктор. — Откройте свою карту, покажите мне, где вы находитесь, и покажите мне, куда вы идете, — произнес он ровным, будничным тоном. Я поднял с земли веточку и, используя ее как указатель, сказал: — Я нахожусь здесь и иду туда, — указывая веточкой по очереди на каждое место. — Хорошо, — ответил он и посмотрел мне в глаза невозмутимым взглядом. — Всего хорошего. Я ничего не ответил, просто кивнул, взвалил на плечо рюкзак, взял начальный ориентир по компасу и сделал первые шаги в неизвестность. Я выбрал темп, который, учитывая рельеф местности и отклонения от моего маршрута, мог бы привести меня к месту назначения со скоростью около пяти километров в час. Такой темп позволял достаточно хорошо идти по местности, покрывая расстояние, и в то же время я мог поддерживать его в течение долгого, долгого времени с грузом, который нес за плечами. Мне нужно было двигаться быстро, но не перегореть, потому что я понятия не имел, когда закончу. Этот начальный отрезок составлял около шести километров. По пути я встретил одного или двух других парней, снующих по разным маршрутам. Мы старательно проигнорировали друг друга и продолжили идти своими путями. День был теплым, но не жарким, и воздух был сухим. Когда я пересекал вершины широких невысоких холмов, подул даже легкий ветерок. Рюкзак удобно устроился у меня на спине, и вскоре я изрядно вспотел. Не было никаких наземных мин. Никто не стрелял в меня из артиллерии или пулеметов. Мне не о ком было беспокоиться, кроме как только о себе. Я был здоров, силен и хорошо продвигался в новом приключении. В общем, это был чертовски хороший день. Я приближался к пункту встречи. Я отметил это место на небольшом изгибе песчаной тропы, которая проходила примерно на полпути к небольшому холму. Точку я увидел, когда оказался примерно в двадцати пяти метрах от нее. Когда я приблизился к ней, проверяющий, сидевший там, увидел меня и крикнул: — Цвет и номер? Я ответил своим цветовым кодом на этот день, и инструктор ответил: — Принято, Зеленый шесть. Ваши инструкции вон там, — и указал на один из листов, приколотых неподалеку. — Вода находится кузове грузовика. Подойдете ко мне, когда будете готовы, — добавил он, записывая что-то в блокнот. Я кивнул в знак признательности и пошел к своему листу с инструкциями. Все, что на нем было, это: «ЗЕЛЕНЫЙ: Ваша следующая точка находится в…» и давались восьмизначные прямоугольные координаты нового местоположения. Я нанес это место на карту и доложил проверяющему. — Покажите мне, где вы находитесь, и куда вы идете, — приказал он. Я так и сделал, и, получив неизбежное: «Всего хорошего!» — бодро двинулся по новому маршруту. Остаток дня прошел почти так же. Отрезки пути между точками были протяженностью от четырех до семи километров. Местность оставалась почти такой же, за исключением одного большого ручья, который мне пришлось перейти вброд. Иногда мой маршрут пересекался с другими кандидатами, но в остальном я оставался один. Это была хорошая тренировка, энергичная, но не слишком требовательная. Моим единственным опасением было легкое беспокойство по поводу того, достаточно ли быстро я двигаюсь. Но я знал, что держал хороший темп. Я быстро преодолевал местность, и точно ориентировался. При необходимости я мог бы двигаться быстрее, но это повышало риск получить травму или переутомиться, а мое ориентирование ухудшилось бы. Я прибыл на свою шестую точку ближе к вечеру и назвал свой цвет и номер, как только проверяющий поднял глаза при моем приближении. — Принято, Зеленый шесть. Пройдите через дорогу к тем соснам, снимите рюкзак и сядьте. — Он указал на группу сосен примерно в тридцати метрах от нас. Я неуверенно постоял секунду и спросил: — Я финишировал? В ответ он просто повторил: — Пройдите через дорогу к тем соснам, снимите рюкзак и сядьте. Он произнес это ровным, спокойным голосом, как будто я никогда не заставлял его повторять свое предложения. Никакого раздражения, никакого ехидства, никакого акцента, просто изложение инструкций. — Хорошо, — ответил я, отходя. «Просто делай, как тебе говорят, и задавай вопросы, если только инструкции неясны». Я перешел дорогу и сбросил рюкзак. Было приятно избавиться от этого «нахлебника» у меня за спиной. Вы можете привыкнуть носить рюкзак, но он никогда не будет удобным. Вытащив свои фляги из-под чехлов, я осушил последнюю себе в горло и наполнил их обе из одной из канистр с водой поблизости. Затем я сел, откинулся на свой рюкзак, закинул ноги на дерево и подумал о прошедшем дне, потягивая воду из фляги. «Должно быть, это финишная точка на сегодня, и у меня, должно быть, все в порядке, — подумал я. — Я здесь один, так что я должен быть первым. Нет, конечно я мог опоздать, и полный грузовик уже уехал. Нет, этого не может быть, — чтобы добраться сюда быстрее, чем я, пришлось бы бежать весь день. Но, может быть, другие пришли не из моей исходной точки; может быть, они пришли из других точек и у них были другие ноги, может быть… Может быть, черт возьми! Я не знаю, и я не собираюсь беспокоиться об этом или тратить энергию, пытаясь это понять. Я просто сделаю все, что в моих силах, и если этого будет недостаточно, они могут отправить меня домой». Но через несколько минут у пункта встречи появился еще один парень и подошел к месту отдыха под соснами. До сих пор я его не встречал. Мы представились друг другу, когда он бросил свой рюкзак и устроился поудобнее. Его звали Рон Кардовски, он был высоким, худощавым мастер-сержантом, служившим в 10-й группе спецназа в Бад-Тельце, в Германии. Бад-Тельц — одно из моих любимых мест, и у меня там много друзей, поэтому мы болтали об общих знакомых, любимых горнолыжных склонах и баварских Gasthauses, [14] пока к нам стали прибывать другие кандидаты. Примерно через полчаса в тени сосновой рощи собралось около пятнадцати человек. Чуть позже подъехала «двойка с половиной», и проверяющий на пункте встречи велел нам подниматься на борт. Одному парню вздумалось спросить, возвращается ли грузовик в лагерь, и он казался немного расстроенным, когда проверяющий просто повторил: — Садитесь в грузовик. Парень забрался на борт, бормоча что-то себе под нос. Пока грузовик подпрыгивал на пыльной песчаной тропе, я ушел в себя, и подумал об этом парне, о своем вопросе: «Я финишировал?» и о других вещах, на которые я обратил внимание. Здесь незаметно, но настойчиво действовал фактор неизвестности. Армия живет и действует по определенному расписанию. В мирное время документом, регламентирующим армейскую жизнь, является план боевой подготовки подразделения. План готовится еженедельно и подробно описывает занятия на каждый день: время построения, почасовые занятия, требования к форме, учебные классы и имена инструкторов, места проведения занятий, время приема пищи и тип выдаваемых пайков, особые указания, и время окончания служебного дня. Эти подробные инструкции дополняются другими документами, такими как расписание нарядов, и тому подобное. Для полевых занятий и учений, а также для боевых операций, все инструкции по проведению предусмотренных мероприятий приводятся в боевых приказах. Как подозревает большинство людей, армейская жизнь — это строго регламентированное дело. И для опытных солдат такое количество правил создает определенное чувство комфорта. Это обеспечивает основу, необходимую им для планирования и выполнения своих обязанностей и следования своей жизни. Неизбежные изменения, вносимые в план боевой подготовки — просто потому, что все вещи не могут быть детально отрегулированы, — всегда вызывают в подразделении определенную степень беспорядка. Таким образом, вы можете себе представить, какой эффект эта минимальная инструкция возымела на всех участников отборочного курса. В той или иной степени мы были затронуты все. Я всегда гордился своей приспособляемостью и способностью преодолевать препятствия, но в глубине души я чувствовал беспокойство по поводу неизвестности данного курса. «Что должно было произойти дальше? Двигался ли я достаточно быстро? Как долго все это будет продолжаться? Были ли на курсе «шпионы», которые наблюдали, слушали и докладывали обо всём инструкторам?» — Я думал об этих и других вещах во время поездки на грузовике и пришел к выводу, что мне наплевать на все это. Фактор неизвестности был волнующим, и я наслаждался этим. Я всегда так делал. Но к тому времени, когда наш грузовик вернулся в лагерь, один из нас пришел к другому выводу. Он был хорошо сложенным, крепким на вид сержантом первого класса, выполнявшим обязанности сержанта-инструктора в учебной бригаде. Когда мы слезли с грузовика, он подошел к инструктору, стоявшему неподалеку, и сообщил, что желает добровольно уйти с курса. Те из нас, кто присутствовал, были удивлены, увидев, как это произошло; этот парень не был неумёхой. Инструктор просто направил его в канцелярию для оформления, а затем сказал остальным из нас, что на доске объявлений есть инструкции. Позже стало известно, что он сказал сержанту-майору Шумейту, что уходит, потому что не может смириться с тем, что не знает, что ему придется делать, не только после следующего этапа, но и на следующий день и через день после этого. Он сказал, что понял, что ему нужна структура и организация, и что это просто не для него. Больше я его никогда его не видел. Я пошел в казарму, чтобы убрать свое снаряжение, принял хороший душ и насладился отличным ужином. Еда здесь была необычайно вкусной. Позже тем же вечером нам в столовой показывали фильм. «Марафонец». [15]
ПРИМЕЧАНИЯ:
[10] Почти 29 км. [11] Химический источник света. [12] 15 галлонов — примерно 57 литров. [13] Улыбчивый (англ.) [14] Небольшая гостиница с рестораном (нем.) [15] «Марафонец» (англ. Marathon Man) — фильм режиссёра Джона Шлезингера по роману Уильяма Голдмэна, вышедший в 1976 году, с Дастином Хоффманом в главной роли.
Последний раз редактировалось SergWanderer 17 дек 2021, 11:32, всего редактировалось 1 раз.
|