Автор темы согласен.

ГЛАВА 12

ПРЕДСТАВЬТЕ, КАКИМ ОБРАЗОМ:

ФАЛЬШИВЫЙ ДВОЙНОЙ АГЕНТ

Декабрь 2001 года

Чтение документа Али Мохаммеда оказалось просветляющим занятием, но я хотел большего — я хотел посмотреть ему в глаза, послушать, что он говорит, и понять, что заставляло его «влезть в долги». [1] У меня не было никаких сомнений в том, что если мы, как государство, собираемся в полной мере воспользоваться его уникальными идеями и перспективами, которые они за собой несут, кто-то должен поговорить с ним лицом к лицу. С тех пор, как он написал свой первоначальный документ, ситуация в Афганистане значительно изменилась, поэтому я полагал, что с учетом удивительного поворота событий, у него появилось много новых мыслей и идей.
До моего повторного возвращения в Афганистан, дома у меня оставалось немного времени, поэтому, как только я приехал, я сразу начал договариваться о посещении Али Мохаммеда в тюрьме. Это было нетрудно, потому что никто не считал его крупной шишкой — в конце концов, он сидел в тюрьме с 1998 года. Кроме того, в правительственных органах все еще был жив дух «всевозможности», поэтому взаимодействие с различными учреждениями, которые занимались его делом, оказалось весьма простым и свелось к нескольким телефонным звонкам и нескольким обедам.
Пока я ждал подтверждения на свою просьбу, я готовился к визиту, стараясь узнать как можно больше об Али Мохаммеде как о человеке. Каково его прошлое? Что сформировало его ценности и убеждения? Что побудило его сделать то, что он сделал? В базе данных военной разведки о нем не было ничего, поэтому я решил сделать то, что делают все, когда им нужна справочная информация о ком-либо: я сел за свой домашний компьютер и нагуглил имя Али Мохаммед. [2]
Хотя я и предполагал, что во время нашего первого вторжения мы упустили определенные возможности воспользоваться его проницательностью, то как только я начал исследовать его прошлое, я осознал, что возможности, упущенные в октябре и ноябре 2001 года, бледнели по сравнению с упущенными возможностями за предыдущие десять лет. В интернете о нем было много сведений, и самая трудная часть отбора информации состояла в том, чтобы отделить факты, связанные с этим человеком и с его сложным жизненным путем, от вымысла. Вскоре я понял, что многое из того, что СМИ и правительство знали об Али Мохаммеде (или думали, что знают), было основано на дезинформации и соединении точек в общую картину без их надлежащего отбора.
Телевизионные документальные фильмы, книги и многочисленные официальные отчеты, появляющиеся сегодня, распространяют общепринятую версию истории Али Мохаммеда: двойной агент террористов, чаще всего называемый «военным кротом» Бен Ладена, проникший в несколько правительственных учреждений США и обманувший их, чтобы выкрасть их наиболее охраняемые секреты. [3] Но, как я вскоре обнаружил, реальность, стоящая за историей Али Мохаммеда, оказалась совершенно иной.
Али Мохаммед был заключен в федеральную тюрьму за организацию слежки и планирование взрывов в посольствах США в Кении и в Танзании. В конце 1993 года руководство «Аль-Каиды» приказало ему прочесать Найроби в поиске подходящих целей, атака на которые могла бы стать возмездием США за их участие в сомалийской гражданской войне. Находясь в городе, Али Мохаммед отвечал за подготовку по меньшей мере двух членов восточноафриканских ячеек этой террористической организации, непосредственно участвовавших в нападениях, — Абу Джихада и Файзулы Абдуллы Мохаммеда. [4] Он научил их вести наблюдение и сохранять оперативную конспирацию, действуя в Найроби под прикрытием. Его любимый совет ученикам по маскировке — всегда носить солнцезащитные очки и бейсболку. Во время признания вины на суде Мохаммед сказал государственным обвинителям: «Для сокрытия своих личностей мы пользовались различными кличками; я использовал имя Джефф» [5]
Мохаммед нарисовал карты и схемы посольства США в Найроби и оборудовал фотолабораторию в квартире своего коллеги. Когда Мохаммед показал УБЛ чертежи и фотографии с камер наблюдения посольства, тот указал на гараж в задней части здания как на оптимальное место для подрыва террористами-смертниками грузовика, начиненного взрывчаткой.
Тактика и способы действий, которым Мохаммед обучал террористов-смертников, такие как определение целей, их фотографирование и составление подробных планов атак, были взяты прямо из американских военных наставлений. Но он не крал эти руководства, и ему не нужно было покупать их на черном рынке, — они были выданы ему, когда он служил в спецназе Армии США!
Родившись в 1952 году в Египте, он вступил в египетскую армию, где дослужился до звания майора. В 1980 году египетское военное руководство отобрало его для участия в весьма желанной американской военной программе по обмену, и направило в Форт-Брэгг, штат Северная Каролина, где он провел четыре месяца, изучая Вооруженные силы США изнутри. Он тренировался вместе с американским армейским спецназом («Зелеными беретами»), изучая у первоисточника, как планировать и координировать такие специальные операции, как глубинная разведка, нетрадиционные военные действия и борьба с повстанцами. Через четыре месяца он получил диплом с зеленым беретом на нем, после чего вернулся в Египет, где прослужил еще три года в египетских Вооруженных силах, прежде чем уйти работать советником по безопасности в авиакомпанию Egypt Air. [6] Однако Али Мохаммед не был удовлетворен, — как и многие офицеры, принимавшие участие в программе по обмену до него, живя в Америке, он вкусил плодов свободы и теперь обнаружил, что жаждет бóльшего.
С этого момента все, что мы знаем о жизни Али Мохаммеда, становится немного запутанным. Мы знаем, что он обратился в посольство США в Каире и добровольно предложил свои услуги ФБР и ЦРУ. Мы также знаем, что ЦРУ разослало во все резидентуры по всему миру телеграмму, запрашивая, нужны ли кто-нибудь навыки Мохаммеда. Резидентура ЦРУ в Западной Германии заинтересовалась им и впоследствии наняла его для проникновения в мечеть в Западной Германии, однако долго он не протянул. Согласно несекретным донесениям, имевшимся на то время, Мохаммед был уволен за «разговоры с известными террористами», и это привело к тому, что в Центральном Разведывательном Управлении его определили, как ненадежного. [8] Но разве не для этого мы его наняли?
В 1985 году Али Мохаммед вернулся в Соединенные Штаты. В самолете он познакомился и влюбился в американку, которая впоследствии стала его женой. Они переехали в аккуратную двухуровневую квартиру с двумя спальнями в калифорнийском городке Санта-Клара. Жители Санта-Клары, встречавшие его, описывали его как сердечного, хорошо говорящего и физически здорового человека. Мохаммед часто представлялся бывшим офицером египетской армии, который надеялся когда-нибудь выполнять разведывательную работу для Соединенных Штатов. [9] Разве так тайный террорист представляется незнакомцам, или разве это похоже на кого-то, кто пытается сплести агентурную сеть для своей работы?
В 1986 году Али Мохаммед обратился к вербовщику Армии США в Окленде и предложил свои услуги. Армейским чиновником понравилось то, что они увидели, и они определили его в военнослужащие. Ему было тридцать четыре года, и хотя он был необычно стар для новобранца середины 80-х годов, он находился в отличной физической форме и обладал чертой, присущей всем ценным рекрутам: он был очень мотивирован. Своему вербовщику он заявил, что идет в Вооруженные силы, потому что хочет «служить Соединенным Штатам». По окончанию начальной военной подготовки он был направлен в армейский спецназ в Форт-Брэгг.
В каждой статье и интервью, написанных об Али Мохаммеде в ту чрезвычайно параноидальную осень 2001 года, делался вывод о том, что он являлся двойным агентом, который специально выбрал Силы специальных операций, чтобы выкачать и экспортировать полученные им навыки ради обучения будущих террористов. Но чем больше я читал и узнавал о его жизни, и чем больше я размышлял о его действиях в контексте своих собственных (я пришел в армию в 1985 году), тем меньше смысла имела для меня теория двойного агента. Точки вместе не соединялись.
Как следует из самого названия, спецназ — это убежище для тех, кто особенный, кто как бы немного отличается от всех остальных. Солдат спецназа — это уникальная порода «кошек», — порода, которая не поддается никакому определенному психологическому профилю. Однако существует ряд общих индивидуальных черт, таких как индивидуализм, авантюризм и патриотизм, и в их «родословной» почти всегда присутствует хотя бы одна из них.
Как и многие мужчины, которые пришли в спецназ в мирные 80-е годы, Али Мохаммед, похоже, обладал в разной степени всеми этими тремя качествами. Словарное определение индивидуалиста, одиночки — это животное без клейма, которое принадлежит первому человеку, который поставит на него клеймо. (1) Запомните это определение. Когда Мохаммед покинул Египет, он упаковал свои мирские пожитки в чемодан и потратил каждый доллар, который у него был, на покупку билета до Соединенных Штатов. В возрасте тридцати четырех лет, еще не пресытившись поисками приключений, бывший офицер египетской армии решил завербоваться в Армию США в качестве рядового. Как и многие другие авантюристы, как в армии, так и за ее пределами, он мечтал когда-нибудь поднять ставки в своей игре и присоединиться к ЦРУ или ФБР, чтобы стать их тайным агентом, напоминавшим Джеймса Бонда, — образ, тиражируемый в книгах и фильмах по всему миру. Али Мохаммед также остро осознавал, что почетная служба в Армии США предвещает быстрое получение американского гражданства. [10] Таким образом, в свой первый день в войсках специального назначения армии США в Форт-Брэгге, он явился на службу именно с большими ожиданиями и еще бóльшими надеждами.
Хотя Мохаммед получил назначение на должность сержанта по снабжению, в силах спецназа всегда придавали большое значение навыкам владения трудноизучаемыми языками, поэтому слухи о том, что он бегло владеет арабским, ивритом, французским и английским языками, распространились быстро. Вскоре он стал проводить бóльшую часть своего служебного времени, преподавая языки и знакомя военнослужащих с культурой и обычаями Ближнего Востока. Однако несмотря на то, что его вклад был оценен по достоинству, он вступил в спецназ не для того, чтобы преподавать язык. Он был, по сути, воином, и жаждал быть элитным бойцом, — как и те, кого он учил. Через несколько месяцев он подал документы на прохождение специальной подготовки, которая была обязательным условием для всех, кто хотел стать военнослужащим одной из небольших, тесно сплоченных групп специального назначения, которые должны были выводиться в тыл врага и вести там нетрадиционную войну. Однако его просьба ни к чему не привела.
В 1988 году Мохаммед подошел к своему командиру (подполковнику) и заявил ему, что он хочет использовать свой предстоящий тридцатидневный отпуск, чтобы отправиться в Афганистан и сражаться вместе с афганскими бойцами сопротивления против Советов. В то время Соединенные Штаты тайно поддерживали моджахедов, поставляя им оружие и снаряжение на сотни миллионов долларов. [11] Как и сегодня, агенты, работавшие тогда в Пакистане в 80-е годы, остро нуждались в американцах арабского происхождения, которые могли бы разговаривать на местных языках и спокойно перемещаться в пограничной зоне между Афганистаном и Пакистаном. Но вместо того, чтобы разглядеть в Мохаммеде безграничный потенциал, который он так явно представлял для нынешних и будущих операций на Ближнем Востоке, его командир увидел в нем лишь проблему и открыто называл его фанатиком. [12]
В газетных и телевизионных интервью после терактов 11 сентября командир, под началом которого Али Мохаммед проходил службу, приводил следующее обоснование этого: «Али Мохаммед был одержим борьбой против Советов», которую он описывал как «противоречащую всем армейским правилам». И добавлял, что когда он спросил Мохаммеда об убийстве Анвара Садата, тот ответил ему, что «Садат был предателем», а после «не проявил никакого раскаяния в смерти Садата». (2) [13] Его командир также утверждал, что он «писал рапорты, чтобы деятельность Мохаммеда расследовали, а затем отдали его под трибунал и депортировали». Все это показалось мне очень странным.
В 1988 году я был лейтенантом в подразделении рейнджеров, и то, что Мохаммед предлагал своему командиру, очень напоминало то, о чем большинство, если не все солдаты Сил специальных операций, с которыми я общался, размышляли и вокруг чего строили гипотезы в тот период. Как и большинство американцев, мы горячо верили в то, что моджахеды освободят свою страну от армии вторжения и освободят афганский народ от гнетущих оков коммунистической политической системы. Для тех из нас, кто служил в армии, существовал дополнительный и более ощутимый мотивирующий фактор — многие молодые американские солдаты были убиты или ранены во Вьетнаме благодаря советской помощи, поэтому помощь моджахедам казалась отличной возможностью свести счеты. Если бы возможность поехать в Афганистан и помочь моджахедам во время отпуска представилась мне или кому-нибудь из «кошек», с которыми я общался в подразделении рейнджеров, я уверен, что каждый из нас ухватился бы за нее.
Что касается якобы фанатичных взглядов Али Мохаммеда по отношению к Анвару Садату, то я вспомнил о президентских выборах в США в 2000 году, — если человека можно назвать фанатиком за то, что он заявил о своей неприязни к президенту своей страны, то, судя по некоторым наполненным ненавистью наклейкам на бамперах, радио-ток-шоу и демонстрациям, которые я сам видел и слышал в то время в Соединенных Штатах, в этой стране огромная проблема с фанатиками.
Несмотря на отрицательную реакцию своего командира, никаких записей о том, что он прямо приказал Мохаммеду не ехать в Афганистан, нет. По этой причине, а может быть, и благодаря ей, Мохаммед последовал зову сердца и отправился на поиски приключений в Афганистан. У нас есть только его версия о том, что происходило в его отсутствие, но через тридцать дней после отъезда он вернулся в Форт-Брэгг. Потрепанный и похудевший на двадцать фунтов, он вошел в кабинет своего командира и вручил ему сувенир из своей поездки — пряжку от советского армейского ремня, которую, как он утверждал, снял с убитого советского офицера.
Что он пытался сделать? Если он был двойным агентом, почему он рассказал своему командиру подразделения спецназа о том, что он только что сделал, вместо того, чтобы залечь на дно и держать свои истории об Афганской войне при себе? В этом не было никакого смысла. Была ли пряжка от ремня знаком его фанатизма, как описывал позже его командир, или это был жест отчаяния, чтобы доказать свою ценность как воина в надежде, что это, наконец, принесет ему обряд посвящения в элитное братство разведывательных групп спецназа? На ум пришел образ кошки или собаки, пытающейся угодить своему хозяину, бросая к его ногам изуродованную птичью тушку.
Каковы бы ни были его истинные намерения, это не сработало — никакого обряда посвящения для Али Мохаммеда не случилось. Его командир пришел в ярость, и Мохаммед снова получил суровый выговор за свои действия. Как солдат Армии США, он не имел права участвовать в вооруженном конфликте, кроме как официально в составе своего армейского подразделения, но игнорировать и увещевать его после возвращения, казалось, уже не имело особого смысла. Как бы тяжело сейчас ни было припомнить, но в 1988 году военная доктрина США была полностью ориентирована на разгром Советского Союза в вооруженном конфликте, и на этой доктрине была основана вся наша тактика, техника и способы действий. Мне представляется, что было бы неплохо хотя бы прислушаться к мнению кого-то, кто оказался достаточно изобретателен, чтобы отправиться из Северной Каролины в Афганистан и поучаствовать в реальных боевых действиях на земле против реальных советских войск.
Командир Али Мохаммеда, как и ФБР и ЦРУ до него, просто не смог этого разглядеть, — возможно, потому что Али Мохаммед был египтянином, а может потому, что он был гораздо старше (на тот момент ему было тридцать шесть лет). Но скорее всего, именно сочетание этих двух факторов и сделало Али Мохаммеда человеческим эквивалентом ножа с лезвием в четыре дюйма.
Получив от своего командира суровый выговор и столкнувшись с его стороны с холодным отношением, а также из-за отсутствия прогресса в своих неоднократных просьбах о переводе на службу в разведывательные группы спецназа, Али Мохаммед начал испытывать разочарование. Подобно воде, текущей сквозь скалы, жажда действий и приключений этого человека — предпочтительно в качестве американского агента — должна была быть утолена, и вопрос, когда он найдет свой путь наименьшего сопротивления, чтобы дойти до цели, был лишь вопросом времени.
Осенью 1989 года Али Мохаммед с почетом уволился из Армии США (3) и вскоре получил американское гражданство. Он вернулся в Санта-Клару, штат Калифорния, продолжая числиться в резерве армии США, и пытаясь устроиться в ФБР в качестве переводчика, но в конечном счете потерпев неудачу.
На том этапе своей жизни Али Мохаммед обладал уникальными навыками и знаниями: свободно владел четырьмя языками, прошел службу в спецназе, получил боевой опыт в Афганистане, являлся гражданином США, и был арабом, физически крепким, внешне привлекательным и умным. Если рассматривать его биографические данные в совокупности, то он попадал в категорию «наиболее желанных сотрудников» практически для любой организации, действовавшей на мировой арене в то время, будь то бизнес, дипломатия, шпионаж, вооруженные силы или террористические группы, и одному из этих потенциальных работодателей не понадобилось много времени, чтобы это заметить. Организация, признавшая его уникальные способности, вышла на него во многом так же, как она вышла на Джона Уокера Линда и на всех других американских джихадистов — через сеть мечетей в Соединенных Штатах. В 1989 году Али Мохаммед забрел в мечеть Аль-Фарук в Нью-Джерси и был встречен там с распростертыми объятиями. Мечеть Аль-Фарук являлась родным домом для некоторых членов того братства, которое в конечном итоге станет «Аль-Каидой». Эта группа искала кого-то, кто мог бы обучать ее членов владению оружием и тактике. Али Мохаммед был именно тем, кого они искали, и в скором времени он превзойдет все их самые смелые ожидания. То есть террористы, но уже с другой стороны, думали о том же самом ноже с четырехдюймовым лезвием, но только как о мощном инструменте террора и принуждения.
Али Мохаммед нашел свой путь наименьшего сопротивления. Вот что я выяснил о его жизненном пути с того дня: [14]
• 1990 год: Али Мохаммед предпринимает еще одну попытку вступить в ФБР в Сан-Франциско, но получает лишь гонорар в качестве переводчика.
• 5 ноября 1990 года: один из мужчин, которых Али Мохаммед обучал стрельбе на полигонах Нью-Джерси, Эль Саид Нуссар, арестован после убийства ортодоксального еврейского раввина Мейера Кахане. (4) Когда власти обыскали дом Нуссара, они нашли учебные пособия армии США, секретные документы и видеозаписи разговоров, которые Мохаммед вел в специальном учебном центре имени Дж. Кеннеди в Форт-Брэгге. (5)
• 1992 год: Али Мохаммед едет в Хост, Афганистан, обучает боевиков «Аль-Каиды» основам военной подготовки и создает там себе репутацию жесткого инструктора, который очень строг, но в то же время очень опытен.
• 1993 год: по просьбе лидеров «Аль-Каиды» Али Мохаммед ведет визуальное и фотографическое наблюдение за посольством США в Найроби, Кения.
• 1994-1996 годы: заместитель УБЛ Мохаммед Атеф отказывается сообщить Али Мохаммеду, под каким именем и паспортом он передвигается. Террорист-смертник, захваченный у посольства США, Луссен Херчту, (6) давая показания в американском суде в феврале 2001 года, заявил, что Атеф «не хотел, чтобы Абу Мохаммед аль Амрики [Али Мохаммед Американец] узнал его имя, потому что он [опасался], что, возможно, тот сотрудничает с Соединенными Штатами или правительствами других стран». [15] Остальные захваченные террористы позже покажут, что после 1994 года у Али Мохаммеда возникали многочисленные ссоры с лидерами «Аль-Каиды» по широкому кругу вопросов, начиная от его обращения с деньгами и заканчивая его предполагаемыми связями с ФБР. [16] Многие из его товарищей-террористов также называли его плохим мусульманином, который недостаточно фанатичен.
• 1996 год: Али Мохаммед помогает обеспечивать безопасность УБЛ и переезд его семьи из Судана в Афганистан.
• 1998 год: взрываются посольства США в Кении и Танзании. Через две недели агенты ФБР, используя ключ, предоставленный управляющим дома, где находилась квартира Мохаммеда в Сакраменто, штат Калифорния, обыскивают ее. На жестком диске его компьютера, представленном в качестве вещественного доказательства на суде, содержались файлы и фотографии террористической ячейки, которую он создал в Найроби, а также многочисленные инструкции по подготовке террористов. 10 сентября 1998 года Мохаммед был арестован. [17]
В судебных документах ФБР указывало, что в период с 1990 по 1998 год его агенты допрашивали Мохаммеда по меньшей мере три раза. Так как же человек мог являться ключевым участником самой дьявольской террористической деятельности «Аль-Каиды» в 1990-х годах, одновременно с этим добровольно сотрудничать с ФБР, и не быть убитым или заключенным в тюрьму ни одной из сторон? Было ли это поведение высокообразованного и фанатичного двойного агента, как это принято считать сегодня, или существует какое-то иное объяснение?
Существовал только один способ выяснить это: встретиться лицом к лицу с человеком на земле.
Чтобы отделить факты от вымысла при разговоре с ним, я планировал использовать свои контрразведывательные навыки. За несколько лет до этого я прошел коммерческий курс противодействия сбору разведывательной информации. Этот курс, преподаваемый отставными оперативными сотрудниками ЦРУ, к тому моменту стал популярным среди полицейских департаментов по всей территории США [18]. В основу курса положено применение методов нейролингвистики для установления взаимопонимания и выявления обмана при противодействии выведывания у вас разведывательной информации. Основная предпосылка такого подхода состоит в том, что лучший способ определить, лжет ваш собеседник или пытается обмануть, — это распознать закономерности его или ее телодвижений. Забудьте о движениях глаз: некоторые люди обычно закатывают глаза, а некоторые просто любят проверять свою обувь, и ни один из этих индикаторов не является точным признаком правды или обмана, — но такими признаками являются подсознательные движения частей тела в сочетании с ответными реакциями. Когда люди говорят правду, их движения плавные, естественные и спокойные, но когда они прибегают к обману или не уверены в том, что говорят, их тела выдают их, и они производят едва уловимые, резкие движения — инструкторы называют это «отрывом от базы». Все эти признаки характерны для взаимоотношений между представителями разных культур и между мужчиной и женщиной, и поэтому они эффективны в любой части мира. На обучающем видео, использованном в ходе курса, который я посещал, был показан отрывок беседы О. Джей Симпсона, (7) отвечавшего на вопросы двух детективов Чикагского полицейского управления на следующий день после убийства его бывшей жены и ее друга. Это была обычная беседа: О. Джей еще не был настоящим подозреваемым — он был богат, знаменит, и у него было все — в конце концов, зачем ему убивать кого-то? На начальных этапах беседы О. Джей был очень спокоен, он находился на своей базе. Но когда его спросили о том, где он находился во время убийства и как он порезал руку, он покачнулся и утратил равновесие, пояснив, что его не было рядом с местом убийства, и что он порезал руку, когда разбил стакан в раковине отеля. Джей лгал.
Но то был учебный класс, и я должен был проверить этот подход в реальном мире. Поэтому я включил контрразведывательные навыки в свой репертуар работы с разведывательными источниками и платными информаторами, работая по всему миру, и такой подход много раз доказывал свою ценность.
Таким образом, вооружившись ведьминым варевом из фактов, вымыслов, предположений и допущений об Али Мохаммеде и его сложном жизненном пути, я был готов встретиться с ним в тюрьме строгого режима, где он находился. Не было ни фанфар, ни бюрократической волокиты, через которую нужно было бы проходить — оглядываясь назад, я полагаю, что этот парень мало кому был интересен или, если уж на то пошло, едва ли кто-то его навещал. Тюрьма располагалась в самом центре огромного мегаполиса. В десяти футах от газетного киоска, у которого толпились деловые люди, я прошел через толстую входную дверь из тонированного стекла и оказался прямо перед будкой охраны из пуленепробиваемого стекла. Одетый в спортивный пиджак и галстук, с длинными волосами и козлиной бородкой, я просунул в щель свое армейское удостоверение. Поначалу охранники отнеслись ко мне с некоторым недоверием, но после подвинули мне папку-планшет и сказали, что я должен подписаться под отказом от безопасности, признав тем самым, что если меня возьмут в заложники во время тюремного восстания, тюрьма не будет нести ответственности за то, что со мной случится. Это был весьма странный способ указать мне на то, что пришло время переключить свое мышление с режима «я иду через безопасный американский город» в режим «я собираюсь войти здание, полное отчаянных преступников». Ситуационная осведомленность — это знание того, что происходит вокруг вас.
Я никогда раньше не был в тюрьме строгого режима, поэтому не знал, чего ожидать. Но больше всего мне запомнилось стерильность этого места. Все было либо сделано из нержавеющей стали, либо выкрашено в белый цвет, и все было либо округлым, либо совершенно плоским. Ни дверных ручек, ни ручек, ни ножек стульев — никаких выступов, которые можно было бы сломать или переделать для использования в качестве оружия.
Охранник проводил меня в комнату для свиданий, где я уселся на белый пластиковый стул, ножки которого были закреплены на полу. Комната была залита солнечным светом, но толстые стены и небьющиеся окна полностью изолировали комнату от шумного города, находящегося всего в нескольких футах от нее. Через пару минут ожидания большая стальная дверь слева от меня открылась, и вошел Али Мохаммед. Одетый в оранжевый комбинезон и цепи на ногах, он целеустремленно прошаркал к своему месту и сел за стол напротив меня. Он был совсем не похож на свою фотографию, но я давно понял, что очень немногие люди выглядят так, как на фото. Его руки были свободны. Интересно, вы пожимаете руку террористу, когда впервые встречаетесь с ним? Мне заранее сообщили, что Али Мохаммеду ничего не скажут ни о месте моей работы, ни о моих целях. Он знал только, что я государственный служащий, который хочет задать ему несколько вопросов.
Он протянул руку через стол.
— Привет. Что вы делаете, чтобы оставаться в такой отличной форме? — спросил он на безупречном английском без акцента.
— Ничего, — ответил я, сцепив руки на столе, затем убрал их назад и положил на бедра. Он пытается выяснить, из какого я правительственного учреждения, — подумал я. Если бы я честно рассказал ему о своей интенсивной тренировке, он бы сразу же принял меня за парня из спецназа. В следующий раз оставайся на своей базе, — выругал я сам себя.
Я объяснил ему, что читал его статью, и это, казалось, успокоило его — авторам нравится знать, что кто-то действительно читал их работу. Я достал из портфеля папку с картами и фотографиями и положил ее на стол. Перед ним лежал блокнот размером восемь на четырнадцать дюймов примерно с сотней перевернутых страниц, испещренных рукописными заметками, которые он продолжал делать по ходу нашего разговора. Может быть, он пишет книгу? — подумал я.
Безо всякой подсказки он сразу же погрузился в свои мысли о текущей ситуации в Афганистане. Тюрьма, должно быть, давала заключенным неограниченный доступ к телевидению, потому что он имел самую свежую информацию о том, что там происходит. Я вытащил свою карту Афганистана и Пакистана, и он немедленно ткнул руками на участок вокруг пограничного региона между двумя странами.
— Как мы можем найти «Аль-Каиду» в Афганистане? — спросил я.
Он посмотрел на меня и улыбнулся, как бы говоря: «я думал, ты никогда не спросишь». Он сориентировал карту и провел пальцем вдоль пятисотмильной непрерывной цепи гор выше и ниже городов Гардез и Хост (см. карту 3).
— Вот куда вы должны идти, — сказал он. — Вы хотите найти «Аль-Каиду» и УБЛ, да? — Я небрежно кивнул головой. — Хорошо, тогда это именно то место, куда вам нужно идти.
С минуту он помолчал, затем продолжил:
— Идите на афганскую границу и спрашивайте у пастухов, потому что арабы должны есть баранину, чтобы выжить. Спрашивайте у владельцев магазинов, потому что арабы употребляют специальные специи, которые афганцы используют редко. Спрашивайте у менял, потому что арабы получают деньги из дома курьерами, и всегда конвертируют их в доллары. Спрашивайте таксистов, потому что мало кто из арабов водит машину, и никто не тащит автомобиль в Афганистан! [19]
Я записывал так быстро, насколько мог. Поучаствовав в паре сотен миссий по охоте на людей, я понял, что это были за советы — это были советы обычного гения. Самый мудрый человек на земле всегда прислушается к мнению других людей на земле.
Пока он рассказывал, я жалел, что не могу подключить его к громкой связи, чтобы каждый солдат, каждый агент и каждый руководитель в Вашингтоне, который был вовлечен в афганскую операцию, мог лично слышать жемчужины неявного знания, слетавшие с уст этого парня. Неявное знание — это контекстуализированное знание о людях, местах, идеях и опыте. У него же неявное знание было накачано стероидами — он говорил мне, куда идти, что делать, когда я доберусь туда, и как выполнить мою задачу. Вот почему я пришел сюда — чтобы докопаться до кладези настоящих самородков, до которых можно добраться только через личный разговор. Вы должны давать человеку возможность рассказать свою историю.
В течение следующих трех часов я задавал ему вопросы, оспаривал его ответы и выслушивал Али Мохаммеда, пока он рассказывал мне об УБЛ, «Аль-Каиде», своей жизни, своих мотивах и своих мечтах. При этом он никогда не отрывался от своей базы. Он внимательно наблюдал за моими реакциями, с анализировал их, и всякий раз, когда я задумывался или сомневался в каком-либо из его ответов, он быстро бросал мне вызов: «Если вы мне не верите, позвольте мне отвести вас туда самому». Потом добавлял: «Вы можете убить меня, если выясните, что я лгу».
— Возьмите меня с собой в Северо-Западную пограничную провинцию, я найду его.
— И как же? — спросил я.
— Вы должны задавать правильные вопросы и следовать советам, — ответил он мне. Он был тверд как скала — никаких дерганий.
В свое время психологи, работавшие на американское правительство, разработали простое мнемоническое правило для описания основных мотиваторов людей, готовых предать свою страну или организацию, в которой они работают. Оно было выработано на основе сотен исторических примеров за последние пятьдесят лет (включая Олдрича Эймса, самого известного «крота», когда-либо проникавшего в недра ЦРУ) (8). Этот принцип, известный под названием «Мышь», означает деньги, идеологию, принуждение и эмоциональное возбуждение. (9) Иногда идеологию подменяют интриги. Из показаний захваченных в плен товарищей Али Мохаммеда по «Аль-Каиде» было известно, что им двигали не религия и не деньги. Мы также знали, что на него не оказывалось никакого давления ни со стороны Соединенных Штатов, ни со стороны «Аль-Каиды». Так что же тогда побудило его работать на обе стороны в виде фальшивого двойного агента?
Когда я сидел напротив него и слушал, до меня начало доходить, что его жизненный опыт привил ему совершенно иной набор ценностей и убеждений, чем у меня. Он небрежно рассказывал о том, как обучал боевиков «Аль-Каиды» совершению террористических актов, и тут же плавно переходил к объяснению своей готовности работать агентом под прикрытием, чтобы проникнуть и захватить тех же террористов. Я начал понимать, что он обладал тем, что иногда называют «моральной гибкостью» —качеством, обычно встречающимся у закоренелых преступников, киллеров и экономических мошенников. Мохаммед был человеком, который мог рационализировать почти любое свое поведение, обосновывая его обстоятельствами текущего момента, которые для него были гораздо важнее, чем обычные различия между добром и злом или правдой и ложью. В остальном же он не так уж сильно отличался от меня и многих других парней, с которыми я работал. Он был авантюристом, генетически зависимым от острых ощущений, вызываемых как охотой, так и погоней, и одновременно индивидуалистом, тем, кто проявляет большую независимость в мыслях и действиях.
Точки начали сливаться в единый узор. Он говорил с благоговейным почтением, постоянно упоминая о тайных организациях и секретных миссиях. Он редко упускал возможность отдать дань уважения секретным агентам, и выразить свое восхищение ЦРУ и ФБР — теми организациями, которые он называл «всемогущими». И тут меня осенило. Это была недостающая часть головоломки Али Мохаммеда.
Чем больше я слушал то, что он мне рассказывал, и чем больше я размышлял об этом в контексте его жизненного пути, тем больше я понимал, что реальная или предполагаемая интрига, волнение и приключения, присущие становлению секретного агента США, являлись общей красной нитью, которая вплеталась в его модель, казалось бы, необъяснимого жизненного поведения, а его моральная гибкость была тем качеством, которое позволяло ему делать это так эффективно.
Он не был фанатиком, как справедливо полагали его собратья из «Аль-Каиды». Он также не был двойным или тройным агентом, как это до сих пор пропагандируется в большинстве книг, документальных фильмов и устоявшихся взглядов. Вместо этого Али Мохаммед был авантюристом и индивидуалистом, с определенной моральной гибкостью, который верил, что, сохраняя свои возможности в качестве террориста, он повысит свою ценность, и соответственно, увеличит свой потенциал стать секретным агентом американским спецслужб. Сегодня его допрашивали в ФБР, а на следующий день игнорировали. Сегодня ему поручили вести наблюдение за посольством в Найроби, а на следующий день ему доверили ключевую информацию о лидерах «Аль-Каиды». Он перестраховывался и развивал ситуацию на обоих фронтах, надеясь найти варианты, которые позволят ему проложить свой жизненный путь. Это была своего рода продвинутая версия того же самого поведения с пряжкой ремня, которое он продемонстрировал в Форт-Брэгге, надеясь, что, возможно (только возможно!), его верительные грамоты как террориста-инсайдера найдут признание у его американских кураторов и он пройдет обряд посвящения в секретные агенты.
В конце концов, Али Мохаммеду так и не представилась возможность стать американским агентом, а без этого у него не оставалось другого выбора — он выбрал единственный доступный ему вариант, вариант работать на «Аль-Каиду». Животное без клейма принадлежит первому человеку, который ставит на него клеймо.
Со своей первой личной встречи с Али Мохаммедом я ушел обнадеженным. По мере того как события в Афганистане продолжали разворачиваться, я все больше убеждался в том, что информация, которой он поделился, заслуживает доверия. 12 декабря 2001 года перехваченная радиограмма подтвердила, что УБЛ действительно скрывается в Тора-Бора, а в своем исходном документе Али Мохаммед советовал искать УБЛ в Тора-Бора еще в начале октября, за два месяца до прибытия туда первых американских войск. Он оказался прав насчет того, как проникнуть в Афганистан, он оказался прав насчет спящих ячеек, и он оказался прав насчет Тора-Бора — это был образец точных советов и прогнозов. Дедуктивные рассуждения подсказывали мне, что остальная информация, которую он предоставил, вероятно, тоже является точной.
Я чувствовал, что обладаю уникальной квалификацией для решения самых сложных и комплексных задач, стоявших перед нашей страной в то время. Все, что мне было нужно — это боевая задача. И благодаря всем моим усилиям, я был близок к тому, чтобы получить ее.

ВЫУЧЕННЫЙ ОСНОВОПОЛАГАЮЩИЙ ПРИНЦИП:

Представьте возможности человека на земле

Истории военных подрядчиков, афганского генерала и Али Мохаммеда — все это случаи удивительной синергии между вашим воображением и теми знаниями, которые несут люди на земле. Представьте себе потенциал каждого как человека на земле. Представьте себе, как искать людей на земле. Представьте себе, каким образом их использовать.
Наглядным уроком полезности этого руководящего принципа стал переломный момент, случившийся в середине 90-х годов. В то время и «Аль-Каида», и правительство США, были объединены общим интересом к Али Мохаммеду. Обе стороны признали, что Али Мохаммед обладает уникальными навыками и опытом, позволяющими обеспечить исключительно своекорыстные интересы каждой из сторон. Обе стороны независимо друг от друга пришли к одному и тому же выводу: Али Мохаммед не относится к тому типу людей, которым они могли бы доверять и превратить в полноправные члены своих соответствующих организаций. Переломным моментом стало то, как обе стороны отреагировали на это. Лидеры «Аль-Каиды» смогли не обращать внимания на отсутствие у Али Мохаммеда мусульманского фанатизма и его беспорядочные связи с правительством США, потому что они не представляли, как могли бы достичь своих конечных террористических целей без прикладных знаний и навыков, которыми обладал только он. С другой стороны, представить что-то подобное американские правительственные кураторы Али Мохаммеда просто не смогли. Результатом этого переломного момента стало 11 сентября. Али Мохаммед не был непосредственно причастен к проведению терактов 9/11, но легко представить, как он мог бы помочь их предотвратить.
Единственный способ, с помощью которого мы можем разглядеть подобного рода события, разворачивающиеся до того, как они станут явными, — это смотреть на мир вокруг нас умами и глазами других людей. Людей, которые прошли определенный жизненный путь, жили определенным образом жизни и обладают определенным психосоциальным складом ума, который вам необходим. Они очень редко лепятся из того же теста, что вы и я.

Постскриптум

Министерство грязных трюков также проводило мозговой штурм в поиске идей, как наилучшим образом использовать знания Али Мохаммеда об обстановке на местах в целях будущих операций в глобальной войне против террористов. Вот три рабочих варианта, которые были придуманы в министерстве:
Вариант 1: Вариант Змея Плискина, основанный на фильме Побег из Нью-Йорка. (10) [Q] Мы говорим Али Мохаммеду, что принимаем его предложение освободить его из тюрьмы, чтобы позволить ему проникнуть в некоторые страны с целью поиска УБЛ, но отводим его в медицинский кабинет и делаем вид, что вводим ему огромную иглу для инфузии. Когда он спрашивает, что это, мы отвечаем, что только что ввели ему капсулу с ядом замедленного действия, которая рассосется через четыре-шесть недель и яд убьет его, если он не вернется к своему куратору за спасительной сывороткой. Если он добивается успеха и предоставляет информацию или доказательства местонахождения УБЛ, мы пересматриваем его приговор, но в любом случае, его заставляют поверить, что он должен вернуться за противоядием.
Вариант 2: Вариант передвижного Али Мохаммеда. Его переводят в тюремную камеру, расположенную в центре временного содержания под стражей в Афганистане. Там ему дают возможность наблюдать за допросами (например, через одностороннее стекло), во время которых он дает рекомендации по противодействию ложным ответам, оказывая тем самым помощь в проведении допросов. Его советы относительно достоверности информации и контекстуальные знания заставляют заключенных думать, что допрашивающие их знают гораздо больше, чем это есть на самом деле. Если его советы оказываются ценными, он может получить отсрочку приговора.
Вариант 3: Вариант блога Али Мохаммеда. Ему выделяется компьютер, у которого есть доступ только к специальному блогу, куда может зайти любой, кто участвует в операциях в Афганистане и Ираке. Каждый может задавать ему вопросы и обсуждать с ним идеи. Его первоначальный документ по-прежнему является самой информативной частью аналитической информации, которая у нас есть, в то время, как блог Али Мохаммеда оптимизирует потенциал мудрости всех участников операции. Возможно, мы могли бы придумать какой-то долгосрочный стимул, который дал бы возможность сократить его срок, основываясь на отзывах посетителей его блога!

ПРИМЕЧАНИЯ:

(1) Игра слов. Слово Maverick (одиночка, индивидуалист), используемое автором, так же означает зверя, живущего вне стаи.
(2) Анвар Садат — — египетский государственный и военный деятель; президент Египта с 1970 по 1981 год. Убит 6 октября 1981 года группой заговорщиков, отомстивших ему за сближение с Израилем.
(3) Официальная формулировка, самый почетный статус увольняемого военнослужащего.
(4) Меир Давид Кахане — американский и израильский общественный, политический и религиозный деятель, депутат Кнессета 11-го созыва, публицист, еврейский националист. Убит в 1990 году в Нью-Йорке в результате теракта. На его похороны в Иерусалиме пришло, по разным оценкам, от 20 до 50 тысяч человек.
(5) Основной учебный центр Сил специального назначения Сухопутных войск США.
(6) Луссен Херчту (L’Houssaine Kherchtou, другие имена — Абу Заид аль-Магреби, Абу Талал). Марроканец, один из первых участников «Аль-Каиды», присоединившийся к ней в 1991 году. Вместе с показаниями другого участника этой организации, Джамала аль-Фадла, его показания составляют основную часть информации, известной о первых годах существования исламистской группировки.
(7) О. Джей. Симпсон — американский актёр и профессиональный игрок в американский футбол, в 1985 году Симпсон был включён в Зал Славы профессионального американского футбола. Получил известность после того, как был обвинён в убийстве своей бывшей жены и случайного свидетеля преступления. В ходе громкого и скандальное судебного процесса Симпсон был оправдан судом присяжных.
(8) Олдрич Хейзен Эймс — бывший начальник контрразведывательного подразделения и начальник советского отдела управления внешней контрразведки ЦРУ, на протяжении девяти лет являвшийся агентом советских и российских спецслужб. Один из самых ценных агентов в истории советской и российской разведки.
(9) Аббревиатура MICE (от слов money, ideology, coercion, excitement).
(10) «Побег из Нью-Йорка» — американский независимый фантастический художественный фильм 1981 года. Действие фильма разворачивается в будущем, в 1997 году, когда Соединённые Штаты Америки захлестнула волна преступности, а остров Манхэттэн превращен в тюрьму строгого режима. Главный герой, бывший солдат Змей Плискин получает задание в течение 24 часов спасти президента США, который попал на территорию тюрьмы, и был взят в плен заключёнными.

Таким вот образом, мы плавно добрались до крайней, 4-й части книги, в которой будут описаны события, происходившие в Афганистане.

***

ЧАСТЬ 4

ГЛАВА 13

НА ЗЕМЛЕ АФГАНИСТАНА

НА ГРЕБНЕ ХАОСА

Ноябрь 2001 года

Возможно, один из наименее признанных и наиболее неправильно понимаемых аспектов боя заключается в том, что истинные моменты боевого гения почти всегда проявляются в периоды полного хаоса. У нас в подразделении для таких моментов было специальное название: мы называли их активными оперативными точками. Они обычно возникают на ранних стадиях сражения или операции, или во время непредвиденных обстоятельств, таких как внезапные нападения или несчастные случаи. Именно во время этих активных оперативных точек инициативные воины распознают в хаосе момента возможности и вырываются из тюрьмы плана и оков иерархии, чтобы достичь эффекта, несоизмеримого с затраченными усилиями.
Американская военная история изобилует подобными примерами. Людям, которые высадились на парашютах в Нормандии до дня «Д», сопутствовал успех не потому, что кто-то руководил каждым их шагом, и не потому, что они следовали тщательно разработанному плану. Вместо этого они добились успеха, потому что были выброшены в неправильных местах, оказались в отрыве от своего командования и коллективно решили не следовать плану. В хаосе момента они вводили новшества, приспосабливались к обстановке и проявляли дерзость. В результате немецко-фашистские войска были совершенно сбиты с толку, дезориентированы и быстро развалились.
В последние месяцы 2001 года та же картина хаоса и гениальности в сражении проявилась и в Афганистане. В конце ноября одна из самых мощных инициативных боевых комбинаций, когда-либо самоорганизовывавшихся на поле боя, воспользовалась хаосом момента, чтобы добиться одного из самых удивительных боевых успехов в истории войн.
Когда призрачные парашютисты «падали» с неба и «растворялись» в пустыне на юге, бесстрашные офицеры ЦРУ соображали нечто из ничего, организуя и снабжая вдохновленное ополчение Северного Альянса, в то время как небольшие, быстро приспосабливающиеся к обстановке группы спецназа, иногда вступавшие в бой верхом, направляли как ополченцев, так и весь свой арсенал, падавший с неба, против своего противника. [1] Сбитый с толку и дезорганизованный, несчастливый враг быстро проиграл.
Эти поразительные успехи на поле боя не были плодом какого-то мастера-стратега, стоящего на вершине холма и выкрикивавшего приказы. И они не исходили из общего генерального плана — их не существовало. Вместо этого они были порождены в активной оперативной точке, когда менее чем у пятисот военнослужащих Сил спецопераций и оперативников ЦРУ были развязаны руки, чтобы сделать то, что американские воины на протяжении всей истории всегда умели делали лучше всего: развивать ситуацию. [2]

Спасибо, крайне любопытная история Али.

Я вообще не понимаю, как после 9/11 люди из ЦРУ его не "выпотрошили"....
Мне более интересен ход мыслей Блейбера и его работа с источниками...

ЕМНИП они ему тупо не поверили

_________________
XA2

Видимо да... Из серии "история слишком затейлива, чтобы быть правдой"..
А после 9/11, наверно, стало не до него...

ГЛАВА 14

ЕСЛИ РЕАЛЬНОСТЬ НЕ РАЗДЕЛЯЮТ — ЭТО НЕ ЯВЛЯЕТСЯ РЕАЛЬНОСТЬЮ

Декабрь 2001 года

К концу декабря ситуация в основных афганских городах — Кандагаре, Кабуле и Мазари-Шарифе — нормализовалась, если вообще уместно говорить о нормализации там, где ее не было вот уже более двадцати лет. Что касается остальной части страны, никто не имел ни малейшего понятия, что там происходит — ни один житель Запада не появлялся в приграничных районах Афганистана, где теперь скрывался враг, с конца 70-х годов. Чтобы найти противника и во всем разобраться, Соединенным Штатам нужно было высадить людей в неисследованных пограничных районах. Именно там зародилась концепция АФО. [1]
АФО означает «операции передовых сил». (1) До событий в Афганистане, этот термин был скорее глаголом, чем существительным, и описывал то, что небольшие группы Сил специальных операций должны были делать во вражеской стране в рамках подготовки к потенциальным будущим операциям. [2] Если высказывание, что необходимость является матерью изобретения, является правдой, то применительно к Афганистану отцом являлось провидение, поскольку АФО, — процесс, который оказал, пожалуй, наибольшее влияние на операции в Афганистане, — в этой стране вообще не планировался; это просто произошло. [3] Не было ни боевого расписания, ни организационной структуры, ни бюджета, и, — что было для меня лучше всего, — не было никаких реальных запретов или ограничений на создание любого из вышеперечисленных элементов. Активная оперативная точка была все еще открыта.
«Отправьте несколько человек на границу, чтобы выяснить, что происходит», —сказал нам генерал Томми Фрэнкс. Будучи главнокомандующим Центральным командованием Вооруженных Сил США, генерал Фрэнкс руководил всеми американскими войсками в Афганистане. «Найдите врага, а потом убейте или захватите его», — добавил он. Для меня это было более чем достаточно, это был чистый холст, на котором я мог рисовать все, что требовалось для выполнения задачи. Создам ли я шедевр или кусок дерьма, будет зависеть исключительно от моей способности применить все те выученные руководящие принципы, которые я усвоил за годы работы мастером военного искусства.
Мой самолет приземлился на авиабазе Баграм (см. карту 3), в тридцати милях к северу от Кабула, и зарулил на стоянку между двумя ржавыми советскими МиГами, явно знававшими лучшие времена. Двигатели самолета все еще ревели оглушительными децибелами, но гидравлическая рампа в задней части уже медленно опускалась, открывая нам леденящую кровь черноту афганской зимней ночи. Единственное, что я смог разглядеть, — вращающийся на расстоянии нескольких сот метров круг мигающего красного света. Это, должно быть, Джимми.
Как и у всех в АФО, у Джимми не было официального титула. Можно сказать, он был моим заместителем. Джимми был один из тех парней, которых помнят все. Обладатель красивого, будто сошедшего с рекламного щита, лицом, теперь покрытым густой черной бородой, он нравился почти всем, кто его встречал.
— Салам алейкум, Пантера! — проревел он.
— Салам алейкум, Джимми! Ты выглядишь как настоящий горец, — ответил я ему, когда мы пожали друг другу руки, исполнив ритуал традиционного воинского приветствия. Его глаза загорелись, и он сказал, указывая на меня:
— Располагайся где угодно.
Я был искренне рад, что Джимми будет работать со мной. Он принадлежал к редкой породе солдат: исключительно подготовленный физически, обладавший здравым смыслом, умный и превосходный организатор. В отличие от многих из нас, Джимми был так же смертоносен с клавиатурой и ручкой, как и с ножом и пистолетом. Лучший из всех, Джимми был тем, кого Малкольм Гладуэлл (2) называет «соединителем», — человеком, который необычайно одарен в том, чтобы заводить друзей и знакомых, а затем связывать их вместе, создавая продуктивную сеть. [5] С постоянно растущим, будто из рога изобилия, количеством организаций и подразделений, с которыми будет взаимодействовать АФО, навыки Джимми в качестве соединителя окажутся столь же важными для нашего успеха, как и любое оружие, радио или тактика. После двухсуточного сидения на заднице в самолетах, мне очень нужно было размять ноги, но мне также нужно было узнать у Джимми последние новости, поэтому он и я сделали то, что будем делать по всему Афганистану на протяжении следующих ста дней: мы отправились на долгую прогулку и поговорили.
Так было, когда я вернулся в Афганистан в начале декабря 2001 года. На местах царила большая неопределенность: страна нуждалась в восстановлении, а террористическая сеть нуждалась в том, чтобы ее нашли и уничтожили. Я понял, что должен сделать две вещи: я должен развить ситуацию, чтобы найти и уничтожить врага, и я должен был создать и возглавить организацию, чтобы осуществить это. Это была моя миссия!
На следующий день мы отправились к границе, чтобы изучить местность, встретиться и послушать наших людей, находившихся на земле. На том этапе войны другими ключевыми игроками в Афганистане были 5-я армейская группа специального назначения и ЦРУ. Обе организации уже напали на след противника, и продвигались к границе, чтобы вербовать и обучать афганских ополченцев, одновременно выискивая любую полезную информацию о противнике. [6]
АФО состояла примерно из сорока пяти человек на всю страну, организованных в шесть групп и разбросанных по 647 тысячам квадратных километров Афганистана. (3) Большая часть сотрудников АФО прибыла из «Дельты», но поскольку эта работа являлась главным приоритетом генерала Фрэнкса, мы смогли привлечь лучших из лучших из Сил специальных операций ВМС и ВВС. [7] Все эти люди были закаленными ветеранами других многочисленных операций, и лишь немногие из них были моложе тридцати лет. И это был отнюдь не малозначащий фактор. Как может подтвердить любой солдат на протяжении всей военной истории, не существует коротких путей к обретению боевой мудрости. Ее познание требует путешествия по длинной, извилистой и полной опасностей дороге реального жизненного опыта. Боевой опыт обеспечивает контекст, а контекст обеспечивает здравый смысл. Эти люди обладали еще двумя достоинствами. Первое — это боевые навыки: все они обладали отличными навыками ведения стратегической разведки. И второе — образ мышления: все они были в высшей степени гибкими.
В то время большинство групп АФО действовали либо автономно, либо в непосредственной близости от групп спецназа и ЦРУ, которые теперь работали вместе в так называемых «пилотных группах». (4) [8] Группа АФО в Ургуне (см. карту 3) была исключением — она уже вместе с группой спецназа и сотрудниками ЦРУ сформировали пилотную группу, работавшую в данном районе. И никто им этого не приказывал — они делали это, потому что это имело смысл.
Когда я прибыл, пилотная группа в Ургуне, располагаясь целиком в просторном, обнесенном глинобитными стенами доме, была занята развитием ситуации. Высокие, мускулистые мужчины с длинными волосами, варварскими бородами и темными очками сновали по лагерю, как муравьи. Никто, казалось, не нуждался в отдельной задаче. Эти люди уже сформировали у афганцев первое впечатление, по которому большинство жителей пограничных провинций оценивали американцев.
Ургун являлся одним из наших ближайших форпостов к пакистанской границе. Возможно, из-за такой близости вражеская активность в этом районе была постоянной, что делало конспиративное убежище в Ургуне не таким уж и безопасным. Местность здесь характеризовалась одной важной особенностью, отсутствующей в других районах Афганистана: наличием деревьев. Здесь не было лесов, но зеленые холмы, которые определяли характер местности, усеивали тысячи рощ. Каким-то образом этот район страны во время советско-афганской войны избежал ненасытных топоров голодающего и замерзающего населения.
На третий день моего пребывания в конспиративном доме в Ургуне, Рекс, командир группы АФО, разбудил меня на рассвете и сообщил, что местный афганский полевой командир, с которым я встречался два дня назад, стоит у главных ворот и просит личной встречи с «американским командиром». [9] Установление отношений и создание альянсов с местными полевыми командирами в то время было главным приоритетом, и группа стремилась привлечь именно этого полевого командира в свои ряды. Два десятилетия непрекращающейся гражданской войны привели к уничтожению практически всех центральных государственных институтов в Афганистане и вакуум власти заполнили лидеры этнических военных группировок, называемые полевыми командирами, которые управляли в приграничных провинциях и строили свою власть на сочетании доброжелательности, храбрости, жестокости и добротной доли дерзкого театрального таланта. Они обеспечивали единственную линию безопасности для людей их определенной племенной группы, что обеспечивало большинству из них подлинную лояльность и поддержку большинства соплеменников. Парни с такими именами, как Дустум, Хан, Наджибулла, Нурзай, были по сути настоящими сухопутными пиратами.
Я накинул рубашку, сунул пистолет в поясную кобуру и попросил Рекса привести полевого командира во внутренний двор, где я буду его ждать.
Афганец прошел через центральные ворота в пыльный дворик в сопровождении двух тяжеловооруженных телохранителей, которые самоуверенно следовали за ним позади на расстоянии пары шагов. Охранник справа немедленно остановил меня. Его веки были покрыты черным веществом, напоминавшим уголь, а на неестественно сжатых губах блестела какая-то розовая липкая субстанция. Афганский трансвестит… Никогда бы не подумал, что увижу такое. (5) Но больше всего меня беспокоил его палец, твердо лежащий на спусковом крючке АК-47. Психологическая неуравновешенность и палец на спусковом крючке — не самое здоровое сочетание в боевой обстановке. Рекс обратил внимание на то же самое, и вежливо, но решительно покачал указательным пальцем, показывая своей пантомимой телохранителю: «Убери палец со спускового крючка». Телохранитель не знал, что от того, как его голова разлетается как арбуз, его отделял примерно фунт давления на спусковой крючок — Дэнно, один из других сотрудников АФО в Ургуне, в этот момент находился на одной из четырех угловых сторожевых башен, окружавших конспиративную квартиру, держа на прицеле афганскую охрану. При организации подобных встреч мы всегда использовали стандартный порядок действий, обусловленный ситуацией — если кто-то из представителей США поднимал руки или почесывал макушку, это был сигнал для снайпера использовать свой здравый смысл для разрядки ситуации.
Решив вероятно, что его первоначальная цель встречи со мной теперь под угрозой, полевой командир что-то резко сказал телохранителю, который развернулся и выбежал со двора, топая ногами с таким видом, который можно было описать только как афганскую версию женского гнева.
Закутанный в бордовый халат, с черной как смоль бородой, спускавшейся от скул к груди, и ростом более шести футов (без тюрбана), афганец представлял собой внушительную фигуру. Судя по глубине морщин, прорезавших его бородатое лицо, ему было лет пятьдесят-шестьдесят. Нахмуренные брови и безумные глаза придавали ему вид человека, который с боем пробился на вершину горы и теперь все свое время тратил на то, чтобы защитить свой насест.
Поздоровавшись с ним на пушту и пожав ему руку, я позволил ему начать разговор. Он начал медленно шуршать баритоном, но через несколько секунд довел себя до исступления, и начал брызгать слюной. Он объяснил мне (через переводчика), что накануне вечером его двоюродный брат — водитель грузовика — был убит, его тело с простреленным животом было брошено в кровавой куче на обочине дороги всего в нескольких милях от нашего расположения.
— Пожалуйста, примите соболезнования от меня и моих людей, — ответил я. — Чем мы можем помочь?
С видом человека, который вот-вот попросит об очень большом одолжении, он ответил:
— Я хотел спросить, не могли бы вы воспользоваться вашим компьютером, чтобы выяснить, кто убил моего кузена.
Я был озадачен, поэтому сделал паузу и изобразил нерешительность, чтобы выиграть время. При этом случайно бросил взгляд через левое плечо афганца в сторону входа в нашу жилую зону. Рядом с дверью, открытой для доступа свежего воздуха, и работавшими генераторами, были установлены наши портативные компьютеры, хорошо видимые с того места, где мы стояли во дворе. Во время своих предыдущих визитов в наше убежище афганец, вероятно, заметил мистическое свечение компьютеров, исходящее из затемненного интерьера, и это, должно быть, показалось этому пограничному афганскому жителю, который почти наверняка не имел ранее никаких контактов с технологическим внешним миром, магией космической эры. Я положил руку ему на плечо и искренне ответил:
— Я посмотрю, но мне для этого понадобится несколько часов.
Его глаза расширились, когда он с благодарностью пожал мне руку, слегка поклонился, затем прокричал что-то неразборчивое своему охраннику-трансвеститу и направился к воротам.
Я вернулся в комнату, служившую нам пунктом связи, где Рекс и пять-десять наших товарищей из спецназа и ЦРУ с нетерпением ожидали моего возвращения.
— Чего он хотел, босс? — спросил Рекс, в то время как все остальные прекратили свои занятия и прислушались. Я объяснил, что он рассказал мне, а затем спросил группу, что они думают. Первым откликнулся старший сержант из армейского спецназа.
— Ну, если мы можем сделать что-то для парня, что побудит его сотрудничать с нами, то я готов на все. Без поддержки и сотрудничества его племени в этом районе мы просто плюем против ветра. — Он помолчал секунду, а затем продолжил: — Давайте-ка я пойду и проверю то место, где, по его словам, был убит его двоюродный брат.
— Я пойду с тобой, — добавил Рекс. Выйдя за дверь, они одновременно проверили патронники своих винтовок М-4. Это был рефлекс, привычка, служившая двоякой цели: подтвердить, что в случае необходимости патрон готов выстрелить, и просигнализировать о психологическом переходе каждого человека из состояния полуспокойного мышления внутри места расположения к состоянию полной бдительности и боевой готовности, при котором обострялись все чувства, — к состоянию, которое требовалось в любое время, когда кто-либо из нас направлялся на границу.
Не отрывая глаз от компьютера, парень, который, как я предположил, был аналитиком разведки, высказался следующим:
— Я пошлю запрос в свой штаб, чтобы проверить спутниковые снимки, сделанные прошлой ночью и посмотреть, есть ли у нас снимки этого района… Возможно, это что-то даст… Я также могу прогнать имя полевого командира через нашу базу данных и посмотреть, кем на самом деле был его кузен.
Ему не нужно было, чтобы я или кто-то другой давал ему разрешение или говорил, что это хорошая идея. Из всех организаций, участвовавших в боевых действиях в Афганистане, ЦРУ была, безусловно, олицетворением гибкости. Там позволяли своим людям принимать настолько долгосрочные решения, насколько это было возможно, и эти люди, казалось, исповедовали философию «если это правильно, просто делай это».
Через несколько часов аналитик вызвал меня к себе.
— Бинго! — объявил он, и на его лице появилась улыбка в стиле «я же тебе говорил». Я подошел посмотреть к компьютеру, который окружал толстый слой оберток от шоколадных батончиков, крошек от крекеров, бумажных салфеток и наполовину съеденного печенья из пищевого рациона. На пыльном экране ноутбука появился зернистый черно-белый спутниковый фотоснимок грузовика. Он увеличил изображение, а затем пару раз нажал кнопку возврата, чтобы вывести на экран следующие снимки, сделанные последовательно через определенные интервалы времени.
— Вот оно. — На снимке были изображены два грузовика, припаркованные задними частями друг к другу. Изображение было четким, но слишком зернистым, чтобы разобрать номерной знак — во всяком случае, здесь подсветки у них его не было. — Найдите водителя второго грузовика, и вы найдете убийцу, — убежденно заявил аналитик.
В этот момент вернулся Рекс.
— Как все прошло? — спросил я.
— Мы нашли грузовик, — сообщил он, глядя через мое плечо на спутниковую фотографию на компьютере. — По всему кузову его грузовика и повсюду на земле валяются щепки. Поначалу мы подумали, что двоюродный брат полевого командира перевозил дрова и был убит, когда кто-то другой попытался их украсть.
Его перебил аналитик разведки.
— Эй, парень, я мог бы сэкономить вам время, чтобы вы напрасно не рисковали, когда поехали на место убийства в самый центр страны плохих парней — спутниковые фотографии доказывают, что убийца — тот, кто забрал его груз дров.
Рекс не ответил, он просто улыбнулся и продолжил рассказывать.
— Пока мы шныряли вокруг, то заметили пару ребятишек, игравших неподалеку в скалах. Они выглядели голодными, поэтому мы дали им немного крекеров из рациона. Пока они жевали, мы расспросили их, знают ли они, что случилось с человеком, которого убили. Один из мальчишек рассказал нам, что видел все это, когда набирал воду из колодца за домом перед самым восходом солнца. Он сказал, что видел грузовик кузена, который медленно ехал по дороге с выключенными фарами. Паренек показал нам, как кузен подогнал свой грузовик задним ходом к другому грузовику, затем выпрыгнул и начал быстро перегружать лес. Он уже наполовину закончил, когда из своего дома вышел другой парень, и поймал его на месте преступления. Двоюродный брат полевого командира первым выхватил пистолет и начал стрелять, но мальчишка сказал, что тот, другой, целился лучше, и застрелил его одним выстрелом. (6)
Афганский полевой командир вернулся в тот же вечер. На этот раз с ним не было телохранителей, вместо этого он пришел со своей дочерью. Возможно, ей было лет пять или шесть, она была слишком молода, чтобы носить паранджу. У нее были темно-каштановые волосы и поразительные, по-кошачьи зеленые глаза, резко контрастирующие с черными как смоль волосами и темными глазами, которые большинство из нас приписывают афганцам. На протяжении тысячелетий люди проходили через Афганистан ради торговли и ради завоеваний, создав один из самых разнообразных плавильных котлов в мире, и хотя у большинства афганцев персидское или турецкое происхождение, существует также много других этнических корней, все еще заметных по ту сторону границы. Темно-каштановые волосы и зеленоватые глаза девушки, вероятно, были генетическим наследием тех, кого считали потомками Александра Македонского и его армии, вторгшейся на эти земли в 330 году до нашей эры.
Я не приписывал присутствие девочки случайности — у него была особая причина привести ее сюда. Но что это было? Пока девочка покорно ждала у ворот, мы с ее отцом ходили кругами по двору. Через моего афгано-американского переводчика я поделился тем, что мы обнаружили, в частности, сообщил ему, что, похоже, его двоюродного брата застрелили, поскольку он пытался украсть древесину у другого человека. По понятным причинам, о детях я не упомянул.
Я видел, как что-то соединялось в глазах полевого командира, когда выражение его лица менялось от отрицания и злости, к гневу, и, наконец, к принятию. (7) У меня возникло ощущение, что его кузен был известным возмутителем спокойствия, и наше объяснение подтвердило то, что полевой командир уже давно подозревал. Он вздохнул, покачал головой, потом посмотрел мне в глаза и прошептал:
— Ты должен найти «Аль-Каиду» и убить их всех.
Я не знал, что ответить. Эта фраза показалась немного случайной, учитывая то, что мы только что обсуждали, но я был более чем готов к новой теме разговора. Я решил, что о том, как найти «Аль-Каиду», он знает гораздо больше меня, — ведь это был его «задний двор».
— Как вы посоветуете нам их искать? — спросил я через переводчика. На мгновение он показался озадаченным, возможно, потому, что я спрашивал его совета, вместо того чтобы войти в дом и ввести вопрос в свой всезнающий компьютер.
— Горы вокруг Гардеза, — прошептал он, — ты должен искать их в горах.
Заинтересовавшись его мотивацией помогать нам, а не врагу, я спросил его, почему он так не любит «Аль-Каиду». Он на несколько секунд оглянулся на свою дочь, а затем прошептал достаточно громко, чтобы услышал я и мой переводчик:
— Потому что я хочу, чтобы моя дочь ходила в школу… Я хочу, чтобы она стала человеком.
Когда он уходил, ведя за собой свою дочь, я вдруг понял, почему он взял ее с собой в этот день. Он хотел, чтобы мы могли увидеть ее своими глазами и взглянули в лицо будущему Афганистана. И это сработало — с того дня мне не нужно было, чтобы кто-то рассказывал мне, почему мы оказались в Афганистане, и я никогда не забуду эту маленькую девочку.
Опыт с афганским полевым командиром был примером той ситуации, с которой наши ребята в Афганистане сталкивались почти каждый день. Поскольку ничего драматического, вроде перестрелки или пленения вражеского бойца, не произошло, такие эпизоды, как встреча с полевым командиром, редко рассказывались или, если уж на то пошло, запоминались большинством участников.
Когда мы покидали конспиративный дом в Ургуне, то глядя на рощицы деревьев, усеивающих холмы, я вспомнил, насколько важно видеть мир вокруг нас глазами и умом других людей. Чтобы понять, как другие интерпретируют реальность, мы должны взаимодействовать с ними и делиться информацией. Обмен информацией создает общую реальность, которая не только делает целое более мудрым, чем отдельные части, но и служит также эффективной системой сдержек и противовесов для исправления неверных интерпретаций отдельными людьми, у которых нет всех частей головоломки.
На спутниковой фотографии были изображены два грузовика, припаркованные вместе в определенный момент времени. Эта информация была полезной, но только в качестве одномерного изображения реальности. Как показал наш аналитик разведки, реальность, которая отображалась на фотоснимках, сильно зависела от перспективы и, соответственно, от неправильной интерпретации того, кто на нее смотрел. Только когда Рекс и сержант спецназа выехали на место преступления, мы смогли понять реальность того, что произошло на самом деле. Как это часто бывает, ключевая часть головоломки пришла от людей на земле, в данном случае от местных детей. Технология тоже оказалась полезной: она одновременно и соответствовала рассказу детей о том, что произошло, и подтверждала его. Каждая деталь была важна сама по себе — щепки, дети и спутниковые снимки двух грузовиков, — но только когда их объединили вместе, они высветили богатую контекстом реальность того, что случилось на самом деле.
Когда мы миновали последние рощицы ургунских деревьев и достигли бесплодной коричневой красотой «другого» Афганистана, я понял, что для успешного развития ситуации и выполнения нашей миссии на сложной и неумолимой афганской границе, мы в АФО должно создать и поддерживать общую реальность. Как мне вскоре предстояло узнать, это окажется нечто большим, чем простой боевой задачей. И от этого будут зависеть жизни моих людей.

ПРИМЕЧАНИЯ:

(1) Advanced force operations (AFO). Элемент специальных операций — действия, предпринимаемые для уточнения местоположения конкретных, определенных целей и дальнейшего развития оперативной обстановки для последующих операций (Межвидовое руководство JP 3-05 Специальные операции).
(2) Малькольм Гладуэлл — канадский журналист, социолог. В своих книгах и статьях он часто касается неожиданных последствий исследований в социальных науках, а выводы находят широкое применение в научной работе, в частности в областях социологии, психологии и социальной психологии. Часто критикуется профессиональными социологами за непрофессиональный и очевидный «поп-социологический» подход.
(3) Т.е. фактически являлись аналогами наших оперативно-агентурных групп.
(4) Пилотная группа — заблаговременно создаваемое объединенное формирование, состоящее из военнослужащих Сил специальных операций и представителей других ведомств, предназначенное для вывода и развертывания в назначенном районе с задачей оценки потенциала организации повстанческого (партизанского) движения и проведения скрытных подготовительных мероприятий к нему. Является частью т.н. «нетрадиционных операций» Сил спецназа.
(5) Словосочетание drag queen (трансвестит), используемое автором, в данном контексте означает не человека, имеющего какие-либо отклонения сексуального характера, а мужчину, нарядившегося в женскую одежду и использующего косметику в качестве участника какого-либо развлекательного мероприятия.
(6) Афганистан крайне беден горючими материалами, поэтому дрова, как наиболее доступный вид топлива, имеют особую ценность. Их добыча и продажа является монополией лишь нескольких племен, живущих в горно-лесистых частях страны.
(7) Приводятся стадии психологической реакции человека на горе по модели Кюблер-Росс.

Спасибо большое!

ГЛАВА 15

ОРГАНИЗАЦИЯ ДЛЯ БОЯ:

РАБОТА С ЕСТЕСТВЕННЫМ БЕДСТВИЕМ

16 января 2002 года

Крайней остановкой в моем путешествии через границу была столица страны город Кабул, где я должен был встретиться со своими коллегами из армейского спецназа и ЦРУ. [1] Каждая успешная миссия, в которой я принимал участие на протяжении многих лет, имела общий знаменатель — это единство усилий всех вовлеченных в них правительственных органов и организаций, таких как ЦРУ, Министерство обороны, Государственный департамент и ФБР. Всякий раз, когда мы достигали межведомственного единства усилий, мы добивались успеха. И наоборот, если единство отсутствовало, — успеха не было. В то время ключевую роль на местах играло ЦРУ. Его сотрудники не только лучше всех понимали ситуацию в Афганистане и нашего противника, но и были лучше всех подготовлены к тому, чтобы претворять эти знания в жизнь. Чтобы АФО преуспело, я должен был обеспечить, чтобы у нас с ЦРУ была общая реальность происходящего.
Разрушенное войной здание, в котором мы должны были встретиться, и которое когда-то было главным роскошным отелем Кабула, находилось в центре города, всего в двух шагах от президентского дворца. Окруженное двенадцатифутовыми стенами, увенчанными колючей проволокой, здание охранялось крепкими бойцами Северного альянса, которые должны были заслужить «право» выполнять эту прибыльную обязанность боевой храбростью и достижениями. [3]
Назвав свое имя и пароль охраннику у ворот, мы с Джимми въехали на территорию комплекса и поднялись по некогда величественной, но теперь потрескавшейся и осыпавшейся мраморной лестнице в конференц-зал на втором этаже. В воздухе стоял густой запах мочи и хвои. В комнате меня ждали мои коллеги из Сил специальных операций и ЦРУ. Джон, црушник, был худощавым парнем, больше напоминавшим ученого, щеголявшим прической и бородой в стиле Иисуса Христа. Крис Эйч был командиром батальона Сил специальных операций, ему подчинялись все группы спецназа, действовавшие в восточной части Афганистана. Его люди были одними из первых, кто принимал участие в операции, с хрен знает каких времен. Сложенный как атакующий линейный игрок в футбол, (1) он обладал неожиданно высоким голосом и неизменно веселым нравом. В течение первого часа или около того мы потягивали зеленый чай и вели непринужденную беседу на самые разнообразные темы, сосредоточенные, однако, вокруг topic du jour: (2) как найти нашего врага! [5]
Дел оставалось еще много. Талибы ушли, а иностранные боевики «Аль-Каиды» находились в бегах. Наши три ведомства должны были объединиться и выследить их. Через несколько минут мы все сошлись на одном главном организующем принципе: силе оперативных комбинаций. И Крис, и Джон уже слышали от своих людей о случае, произошедшем с полевым командиром в Ургуне.
— Если мы сможем создать подобную синергию (3) повсюду в стране, мы будем действительно в хорошей форме, — размышлял Крис вслух.
— Мы можем все, но мы все должны договориться работать вместе, у нас не должно быть барьеров, и мы должны делиться друг с другом всем, — подчеркнул я.
— Я полностью за, — вмешался Джон
— Я тоже, — добавил Крис.
Заключив наш неофициальный союз, мы смешали вместе ключевые ингредиенты для успешной охоты на человека. ЦРУ представилась бы возможность добывать и обрабатывать разведданные, группы спецназа обучали бы и оснащали афганских бойцов, а мы — то есть АФО — осуществляли бы оперативную деятельность, ведя наземную разведку с целью найти и уничтожить врага.
— Реализация концепции АФО по всей стране — это правильный, но лишь первый шаг. Мы должны сосредоточить наши усилия там, где находится враг, — прокомментировал я.
— Так на чем вы, ребята, хотите сосредоточиться в следующий раз? — спросил Крис. Джон с задумчивым видом молчал. Потом Крис посмотрел на часы и объявил, что ему нужно вернуться к себе, расположенный чуть дальше по улице.
— Давайте встретимся завтра в Баграме, и продолжим обсуждение — сказал он, торопливо выходя из комнаты.
Джон встал и уставился в окно. Валюта разведчиков — это информация, а самая ценная валюта — это информация, о которой больше никто не знает. Как только разведчик или агент получает ее, он быстро учится запирать ее, оберегать и отдавать другим только в обмен на что-то. Вследствие этого оперативники, как правило, разбавляют свою самую достоверную информацию даже в атмосфере полного сотрудничества, как это и было в Афганистане в то время. Я мог с уверенностью сказать, что у Джона было что-то на уме, какой-то сочный кусочек контекста, запертый в его голове, и доступный для извлечения, только если я смогу придумать правильный пароль.
— Джон, мы должны продолжать давить на этих парней — враг в бегах, он в отчаянии, а отчаявшиеся люди делают отчаянные шаги. Сейчас они уязвимы, но чем дольше мы позволяем им перевооружаться, переоснащаться и реорганизоваться, тем труднее нам будет найти их и выполнить нашу работу.
Он подошел к окну и задернул плотные шторы. Теперь комнату окутала тьма. Бинго.
— Мы получаем много сообщений о том, что силы «Аль-Каиды» перегруппировываются в горном районе между Гардезом и Хостом, — прошептал он.
— Как называется это место? — прошептал я в ответ, вытаскивая из кармана свой ежедневник.
— Шахикот, — прошептал он. Мне показалось, что я слышал это название раньше, но оно не сразу дошло до меня. Вероятно, все дело было в фонетике, поэтому я попросил его произнести это название по буквам.
— Ш-А-Х-И-К-О-Т. [6] — Он произносил каждую букву с медлительностью человека, который собирался произносить что-то только один раз.
Когда мы с Джимми преодолевали тридцать миль от Кабула до Баграма, моя голова была забита узловыми точками. После трех недель жизни и общения с афганцами и американцами по всей стране, я был уверен, что теперь мы знаем, где сосредоточить наши поиски (в горах вокруг Гардеза, недалеко от места под названием Шахикот). Благодаря группе АФО в Ургуне, у меня перед глазами был живой, яркий пример — рабочая модель для назревшей реорганизации.
Одна вещь, которая всегда расстраивала меня в армии, — это то, как мы организовывались для проведения операции. Какой бы ни была наша боевая задача, кем бы ни был наш враг и в какой бы стране мы ни работали, мы всегда действовали одинаково. Взводы, батальоны, армия, флот, авиация — независимо от того, насколько сложна была наша миссия, мы каждый раз использовали один и тот же организационный подход, основанный на административно-командной системе. Несмотря на то, что за последние двести лет история США научила нас тому, что нет двух одинаковых войн, сражений или врагов, мы и по сей день мы продолжаем пихать один и тот же организационный зефир в операционные копилки. В бою, как и в дикой природе, работает одно и то же правило — если вы не приспосабливаетесь, вы умираете. Как бы организовывались крупные организации, такие как военные, если бы они не знали, как они должны быть организованы? — удивлялся я.
Снаружи завывала свирепая метель. Видимость упала до нуля, позволяя разглядеть лишь передний бампер автомобиля. Джимми резко дернул руль влево, пытаясь объехать рытвину размером со слона, но было уже слишком поздно — последовал сильный удар: выбоина поглотила правый передний угол машины, спустив шину и разрушив обод. Джимми съехал на обочину. Не говоря ни слова, мы застегнули куртки, натянули перчатки и выскочили в снежный заряд. Я схватил домкрат, а Джимми запаску. Пока я менял колесо, Джимми держал гайки, и мы рассуждали о том, что произойдет, если на Афганистан обрушится природная или техногенная катастрофа и изолирует всех американцев, находящихся в настоящее время внутри страны, от всех связей с внешним миром. После нескольких дней отсутствия каких-либо сообщений или указаний от своих материнских организаций, все, вероятно, сделают именно то, что только что сделали Джимми и я: они придут к пониманию, что им нужно продолжать миссию. АФО, спецназ, ЦРУ, 10-я горная дивизия, Госдепартамент, — любой и каждый, находившийся здесь, на земле, оценил бы ситуацию и самоорганизовался бы таким образом, чтобы сфокусироваться лишь на одном: на успешном выполнении миссии — точно так же, как те группы и та командная работа, которую мы наблюдали в Ургуне.
С реализации концепции АФО у нас появилась возможность выйти из нашего привычного образа действий и организоваться в соответствии с текущей миссией и окружающей средой. Нам не нужно было стихийное бедствие, мы знали, что нужно делать прямо сейчас. Починив колесо, мы с Джимми запрыгнули обратно в машину и продолжили путь обратно в Баграм. Попутно мы начали реорганизацию.
В качестве первого шага нужно было «выпрямить» (4) штаб АФО, а именно вывести из Баграма всех наших аналитиков разведки и специалистов по связи и коммуникации, отправив их в расположение пилотных групп. [7] Специалисты по связи и коммуникации притащили с собой набор коммуникационных технологий, которые позволяли каждой группе общаться в любой момент времени с кем угодно в любой точке земного шара. Они также могли загружать или скачивать данные (фотографии, статьи и карты) тогда, когда им это было нужно. Аналитики разведки обеспечивали непосредственное взаимодействие группы с единственным контактным лицом, которое было полностью сосредоточено на обработке запросов групп и на обратной связи для них, а также занималось изучением и анализом разведсведений, когда это требовалось. Для связи между группами не существовало никаких программ или протоколов. «Безграничность» означала именно это: если группы должны были взаимодействовать, им предлагалось свободно работать друг с другом в любое время. С приобретением аналитика разведки и устойчивых каналов связи, у групп появляются ключевые инструменты, позволяющие собирать, анализировать и реализовывать разведданные в реальном времени, не завися от штаба в сотне миль от них. Мы становились еще гибче.
Затем мы объединили все группы АФО с их собратьями из ЦРУ и спецназа в качестве пилотных групп. Не было двух пилотных групп, организованных одинаковым образом. Каждая группа, ориентированная на решение конкретных задач, должна была действовать децентрализованно, чтобы развивать ситуацию в конкретном регионе страны, в которой находился враг. Люди, география и противник требовали различных подходов в каждой области. Мы собирались предпринять несколько действий на периферии, причем каждая группа разрабатывала ситуацию в своей собственной зоне ответственности, а затем делилась этой информацией со всеми, чтобы создать и поддерживать общую реальность. Это была моя обязанность — убедиться, что у нас нет границ. Никаких границ между группами, никаких границ между АФО и любым другим ведомством, действующим в Афганистане, никаких границ для того, что мы могли бы себе представить и осуществить.
Что касается меня, то если я действительно собирался возглавить АФО, мне нужно было быть на острие событий, там, где я мог бы смотреть в глаза полевому командиру и где я мог бы испытать последствия холода, высоты, нехватки припасов и те же самые разочарования, которые испытывали мои люди. Чтобы понять людей на земле, ничто не может заменить общение лицом к лицу. Существовала и еще одна причина, по которой мы должны были уехать из Баграма. Потрясающая преобразующая сила Армии США — ее система материально-технического обеспечения — прямо на наших глазах превращала Баграм из подобия дерьмовой дыры Южного Бронкса в нечто напоминающее кондоминиум Верхнего Ист-Сайда. Современные технологии и предметы комфорта, такие как интернет, спутниковое телевидение и горячая еда, чрезвычайно полезны для мужчин и женщин, совершающих длительные туры в зону боевых действий, но объединяясь вместе, они также создают тонкие помехи, которые медленно, но верно лишают воина его самого драгоценного оружия: времени для насыщения, взращивания и озарения идей. Я повернулся к Джимми:
— В чем дело, босс? — спросил он.
— Давай собираться, Джимми, — ответил я. — Мы отправляемся к границе.

ПРИМЕЧАНИЯ:

(1) Линейный игрок (лайнбек) в американском футболе. Главная функция — защита разыгрывающего (квотербека) от игроков команды противника. Соответственно, такие игроки должны обладать крупным телосложением и физической силой.
(2) Тема дня (фр.)
(3) Синергия — комбинированное воздействие факторов, при котором их объединённое действие существенно превосходит эффект каждого отдельно взятого компонента.
(4) Имеется ввиду упростить систему управления, убрав иерархическую структуру.

Коллеги, нужна ваша помощь.

В 16-й главе приведено одно высказывание:

You’re on the right track,
you’re smoking crack,
let me and the guys handle that

Я не могу найти первоисточник цитаты, чтобы дать сноску. Скорее всего, это музыкальная композиция.
Кто знает, откуда эта фраза?

Решим эту задачу и я выложу готовый перевод этой главы.

ГЛАВА 16

РАЗВЕДКА НА ГРАНИЦЕ:

РАСПОЗНАВАНИЕ ЗАКОНОМЕРНОСТЕЙ ВРАГА

12 января 2002 года

Наша конспиративная база в Гардезе (см. карту 5) представляла собой типичный афганский дом, окруженный четырьмя глинобитными стенами высотой в тридцать футов, и укрепленными по углам сторожевыми башнями, внутри которых находился большой, бесплодный двор размером с футбольное поле. Называя это сооружение домом, мы должны сделать оговорку о том, что с архитектурной точки зрения большинство домов в Афганистане представляло собой то, что в остальном мире называется фортом. Вторжения разных армий, вламывавшихся в страну с разных сторон на протяжении тысячелетия, усугубленные нескончаемыми этническими и племенными распрями, вероятно, и стали причинами такой уникальной афганской интерпретации архитектурной функциональности. Для большинства афганцев дом — это не столько место, где вы находитесь, чтобы жить, сколько место, где вы живете, чтобы остаться в живых.
Мы были охотниками, а охотники должны находиться там, где они могут добраться до своей добычи, но они также должны понимать, уважать и взаимодействовать с местными жителями, на чьих землях эта добыча обитает. Мы верили в аксиому Мао о партизанской войне: нагрейте воду, и рыба будет процветать, охладите воду, и рыба умрет! (1) Люди — это вода, мы же в тот момент были рыбой, и потратили много времени и сил, устанавливая взаимопонимание и выстраивая отношения с местными жителями.
Я вел наблюдение со своего насеста на юго-восточной сторожевой башне нашего убежища и изучал безлесные, заснеженные горы, окружавшие нас. Сцена, раскинувшаяся вокруг конспиративной базы, напоминала бивуак времен Гражданской войны: более сотни белых палаток, в которых разместились более четырехсот наших афганских союзников. У каждой небольшой группы палаток горел небольшой костер, у которого пять или шесть афганцев потягивали зеленый чай и, вероятно, размышляли о своей новой судьбе на вершине афганской пищевой цепочки.
В конспиративной базе проживало и работало около пятидесяти американцев. На высоте 7800 футов над уровнем моря (2) разреженный воздух представлял собой дополнительный бонус, позволяя нам акклиматизироваться для будущих вылазок в окружавшие горы. Внутренний двор был центром всей боевой подготовки, — там постоянно загружались, разгружались или обслуживались машины, постоянно толпились и смешивались друг с другом люди всех форм, размеров, возрастов и национальностей. Единственным общим знаменателем для всех нас было оружие: каждый имел при себе «ствол» разнообразного размера, формы, калибра и происхождения, закрепленный к той части тела, к которой индивидуальные предпочтения и физиология позволяли человеку добраться быстрее всего.
Спальные места были наглядной иллюстрацией вечного закона, безотказно работающего в районе военных действий, о преимуществах первопроходцев. В то время как армейские спецназовцы и сотрудники ЦРУ спали в теплом, укромном доме под защитой толстых стен форта, группа АФО занимала большую палатку во внутреннем дворе. Но никто не жаловался: мне нравился свежий воздух и возможность смотреть каждый вечер перед сном на звезды.
Раз в неделю с самолета С-130 Военно-воздушных сил нам сбрасывали еду и воду. Здесь не было ни водопровода, ни канализации — по нужде мы ходили в гигантскую выгребную яму, которую медики в конце каждого дня заливали химикатами. Наш пункт управления, где мы планировали и осуществляли управление нашими операциями, был строгим, но невероятно функциональным. Он размещался в помещении размером примерно двадцать на тридцать футов, которое, вероятно, было задумано как гостиная. Гленн, наш аналитик разведки, спустя несколько минут после своего прибытия, преобразил комнату до неузнаваемости — к глинобитным стенам были приколоты карты, пустые оконные проемы без стекол были закрыты листами пластика, а радиостанции и портативные компьютеры были подключены к генераторам, которые гудели круглосуточно во дворе.
За несколько дней, без какого-либо официального документа или приказа, мы радикально преобразовали организационно-штатную структуру американских сил, располагавшихся на передовых постах в пограничных районах по всему Афганистану. Единое формирование, состоявшее из АФО, подразделений армейского спецназа и ЦРУ, теперь стало намного сильнее и гораздо более смертоносным, чем отдельные составлявшие его части.
Отсутствие отвлекающих факторов и средневековая атмосфера сделали его настолько хорошим, насколько это вообще возможно для солдата. Это был наш охотничий домик, и я чувствовал, что мы готовы начать охоту. Пора было начинать развивать ситуацию в горах вокруг Гардеза.
Через несколько дней после того, как я перебрался на базу, туда прибыл Крис Эйч (командир подразделения Сил специальных операций), и мы договорились объединить наши пункты управления в одной комнате. Через несколько дней появился лучший боевой руководитель в ЦРУ, мы называли его Спайдером. Внешне ничем не примечательный, он перемещал свою шестифутовую, очень жилистую, фигуру так, что внешне походил на это насекомое. (3) Со Спайдером мы познакомились во время «войны гориллы» в Боснии несколькими годами ранее. У всех есть разные мнения о ЦРУ, но также, как и у военных, его эффективность в большинстве ситуаций во многом зависит от руководителей, которые принимают участие в операции. Спайдер был живым, ярким примером того, насколько хорошим может быть ЦРУ, когда на местах у него есть свои лучшие сотрудники. Его приветливый характер и глубокая, страстная преданность людям, выполнявшим задачи на местах, снискали ему большое уважение среди моих товарищей, где бы он ни появлялся. [Р]
Поскольку пилотная группа в Гардезе продолжала собирать разведданные и формировать ситуационную осведомленность, мы пришли к выводу, что у нас есть время подумать. Мы создали перечень литературы, обязательной к прочтению, и сверху над ним прикрепили табличку с надписью: «Для распространения среди всех сотрудников». На столе были разбросаны основополагающие документы, книги, карты и отчеты, которые требовалось изучить всему личному составу группы. Все вместе они формировали нашу основополагающую логику действий.
Перед отправкой в Афганистан подразделение подарило каждому из нас две книги о советско-афганской войне. В первой, под названием «Обратная сторона гор», содержались рассказы моджахедов о выученных ими боевых уроках. Во второй, озаглавленной «Медведь перешел горы», приводились боевые примеры советских войск. Обе книги были написаны Лестером Грау, отставным офицером армии США, и Али Ахмадом Джалали, бывшим командиром афганских моджахедов. (4)
Из этих книг мы извлекли множество ценных уроков. Они были полны озарений, и во время долгих обсуждений по ночам и размышлений об их содержании мы выделили три ключевых момента. Первым важным моментом было подтверждение того, что ранее говорил нам Али Мохаммед: моджахеды являлись существами привычки — они почти всегда возвращались в места, которые они знали и в которых они сражались раньше. В обеих книгах приводились подробные карты с указанием точных мест боев моджахедов и базовые лагеря, в которых они базировались. Мы сопоставили эти места с другими разведданными, которые у нас были, а затем отметили их на наших собственных картах. Два других момента были не только ключевыми выводами, но и подсказками. Во-первых, моджахеды не являлись самодостаточной боевой силой. Они не жили за счет земли, как вьетконговцы, которые зачастую питались дикими растениями и дикими животными. Вместо этого моджахеды почти полностью зависели от того, что мы называли городской пуповиной — непосредственной близости к городским районам для получения пищи, воды и предметов жизнеобеспечения. Наконец, в обеих книгах постоянно упоминался легендарный командир моджахедов по имени Джалалуддин Хаккани. [1] Хаккани командовал бóльшим количеством войск и, возможно, пользовался бóльшим уважением, чем любой другой командир моджахедов. Изучая книги, мы обнаружили, что одна из величайших побед Хаккани на поле боя произошла недалеко от малоизвестного места под названием Шахикот. (5)
Подсказки — это просто ключевые точки, которые ведут вас к другим точкам. Чтобы проследить, куда ведут нас подсказки из этих двух книг, мы обратились к величайшему хранилищу подсказок в мире: в сеть Интернет. Через пару сотен гиперссылок наши усилия были вознаграждены. Сначала мы нашли рассекреченный советский доклад с выводами, сделанными после боев в Шахикоте. В советском докладе подробно описывалось, как моджахеды использовали горную местность вокруг Гардеза в своих интересах. Они всегда вели бой, находясь на высотах. «Смотрите вверх, — превозносил русский автор, — вы найдете их наверху, они всегда наверху». В докладе также описывалось, как моджахеды размещали свою артиллерию в сухих руслах рек, и использовали их в качестве линий снабжения для доставки продовольствия и воды из близлежащих городов.
Затем мы выяснили, что Джалалуддин Хаккани теперь является старшим полевым командиром отступающей армии талибов. В конце октября, вернувшись в свое убежище в Пакистане, он дал интервью таинственному арабскому журналисту, который каким-то образом пробрался в его тайное логово. Интернет позволил нам найти это интервью и наш арабо-американский консультант перевел его с арабского на английский. Вот что он заявлял:
«Мы отступим в горы и начнем долгую партизанскую войну, чтобы отвоевать нашу священную землю у неверных и освободить нашу страну, как мы это сделали против Советов. Советский Союз был храбрым врагом, его солдаты могли выдерживать тяжелые условия. Американцы же — порождение комфорта. Они не смогут выдержать суровых условий, которые их ожидают… Афганистан окажется кладбищем для американцев» [2] (29 октября 2001 года.)
По сути, Хаккани рассказывал нам, что он и его бойцы скрываются в горах, готовясь к партизанской войне против американских войск. Это существо привычки было уверено, что «порождения комфорта», с которыми он сражался, не захотят или не смогут подняться в суровые афганские горы, чтобы найти его и его людей. В горах они будут в безопасности! Хаккани верил в то, что говорил, это была его реальность.
И эту реальность читали все мы.
Несмотря на все подсказки, которые продолжали формироваться в узоры, указывающие нам на место под названием Шахикот, мы все еще не знали, где оно на самом деле находится, или, если уж на то пошло, действительно ли там располагается враг. Ни на одной карте Афганистана не было места под названием Шахикот, и как оказалось, обнаружить его нам помогло именно «устаревшее» неявное знание Али Мохаммеда.
«Чтобы найти “Аль-Каиду”, спрашивайте пастухов, спрашивайте владельцев магазинов, спрашивайте таксистов», — говорил мне Али Мохаммед. Силы специальных операций уже установили контакты с большинством мэров местных городов и племенных вождей. Это был важнейший компонент того, что в спецназе называется иностранной внутренней защитой. (6) Но Али Мохаммед советовал нам спрашивать не у мэров, а у племенных вождей по уважительной причине: для него они не были людьми на земле. Поэтому мы решили рассредоточиться по всей границе и удвоить наши усилия по работе с простым населением. Я был частью группы, состоящей из четырех американцев и двух афганцев, которые прочесывали местность к востоку от нашего безопасного укрытия. Мы занимались этим весь день и многое узнали, но, возвращаясь на конспиративную базу, заметили пастуха, пасущего свое стадо в нескольких сотнях метров от дороги. До этого момента настоящих пастухов мы не встречали, афганский пастух был для нас лишь метафорой. Но было что-то в том, как этот человек смотрел на нас, — в этом взгляде не было той осторожной озабоченности или презрения, с которыми мы чаще всего сталкивались в те первые дни. Вместо этого он словно манил к себе, будто хотел что-то сказать. Абдул, наш афганский водитель, должно быть, подумал о том же, потому что он ударил по тормозам, и мы, не сговариваясь, вшестером выскочили из машины и направились через грязное поле навстречу метафоре.
Старик с ласковыми глазами приветствовал нас безмятежной улыбкой. Когда мы вежливо поздоровались с ним и попросили разрешения поговорить с ним, он казался искренне благодарным. После двадцати минут светской беседы с нашими афганскими союзниками Абдул спросил его, не знает ли он, где скрываются арабы из «Аль-Каиды». Он не ответил, просто жестом пригласил нас следовать за ним, а сам повернулся и направился к ближайшему холму. Большинство афганцев, с которыми мы сталкивались, никогда не видели карту и не пользовались ею, — чтобы описать местность или указать направление, они просто указывали на местные предметы или рисовали на земле схему. Пастух, которому на вид было не меньше семидесяти пяти лет, быстро разрушил все наши предвзятые представления о возрасте и физической форме, когда, заложив руки за спину, он энергично зашагал вверх по склону, как конькобежец, завоевавший золотую медаль. Мы последовали за ним вверх по крутому тысячефутовому скату, как туристы за привлекательным лесничим. Прибыв на вершину через несколько минут после него, наша группа физически сильных, но непривычных к местному климату, и потому запыхавшихся воинов-спортсменов положила свои руки на колени и задыхалась от кислорода, покачивая головами в благоговейном страхе. У нас появилось новое понимание разницы между нами и местными жителями в отношении акклиматизации к высоте. Через несколько недель мы эту разницу сократили, но так и не устранили ее полностью.
Терпеливо ожидая на самой вершине холма, пастух стоял, указывая рукой. Мои глаза скользнули по его руке к кончику узловатого и обветренного пальца. В той стороне, охраняя горизонт с востока, возвышался устрашающий частокол поперечно разделенных уступов, большинство из которых не поддавалось общепринятой топографической терминологии, высотой в десять тысяч футов. (7) Пастух что-то пробормотал, я понял только два слова: «Шахи-Кот».
Абдул перевел. Он сказал нам, что на самом деле Шахикот — это местное название кишлаков, расположенных внутри долины, но теперь большинство местных жителей называют этим названием всю долину. Как мне показалось, мы несколько минут стояли как зачарованные. С высоты нашего насеста на вершине холма было легко понять, почему противник считал этот район почти неприступным — силы, которые держали господствующие высоты вокруг долины, полностью просматривали и контролировали все возможные подходы к ней и могли заблаговременно обнаружить подготовку к атаке и подготовиться к ней.
Для меня смотреть на эти горы было все равно что смотреть на дареного коня. Это напомнило мне Монтану. В бою, как только вы распознаете закономерности, определяющие поведение вашего врага, вы можете приспособиться к ним, и, что называется, поиметь вашего противника.
Пока мы долго и нудно ехали обратно на конспиративную базу, мои мысли умчались далеко вперед. Чтобы понять, что происходит внутри Шахикота, нам нужно было отправить ребят в горы. Мы должны были что называется «кинуть взгляд на объект». Наша задача состояла в том, чтобы подобраться достаточно близко к противнику, чтобы подтвердить его присутствие, не ставя при этом под угрозу возможность проведения более масштабной операции по его уничтожению.
В ту ночь в тускло освещенном пункте управления, решая эту дилемму, мы провели мозговой штурм. Чтобы их «найти и уничтожить», нам необходимо сохранить преимущество внезапности. У тех ребят из подразделения, которые уже работали вместе со мной в других операциях, не вызвало никакого удивления мое заявление, когда я повторил всем присутствующим: «Никаких высадок групп АФО из вертолетов вблизи долины не будет». В то время по Афганистану летало много вертолетов, и я просто не хотел, чтобы они приближались к Шахикоту. Если разведывательные группы собирались подобраться достаточно близко, чтобы подтвердить присутствие противника, они должны были сделать это так, чтобы враг не знал об их присутствии. Они должны были сделать это старомодным способом, пройдя пешком незамеченными через горы.
Лично я исповедовал политику «никаких транспортных вертолетов» для любой операции, в которой участвовал. В моей памяти глубоко запечатлелись исторические закономерности неудачных операций и упущенных возможностей во Вьетнаме, Иране, Сомали, так же как и вертолетных рейдов против «пустых целей». Из всех из них можно было извлечь два характерных урока. Первый из них был очевиден — вертолеты делают практически невозможным достижение внезапности у занятой врагом цели. Хорошо слышимые с больших расстояний «вуп-вуп» и «тух-тух» тяжелых турбовинтовых двигателей неизбежно предупреждают любой вражеский личный состав на объекте о приближении десантно-штурмовых сил. После Сомали каждый деспот, наркобарон и диктатор, у которого были хоть какие-то основания полагать, что Соединенные Штаты могут проявить к нему интерес, знал, что если мы действительно придем за ним, то неизменно прилетим на вертолетах. [3] А теперь представьте себе чрезвычайно параноидального УБЛ, сидящего у черта на куличках в Афганистане и слышащего характерный шум множества тяжелых вертолетов, летящих к нему. Вряд ли он мог ошибиться или принять его за звуки сбившегося с пути транспортного вертолета, который свернул куда-то не туда на пути в Нью-Йорк.
Во-вторых, я считал, что использование вертолетов в операции, что называется, «по умолчанию» блокирует любые предпосылки для поиска и выявления нестандартных творческих вариантов, необходимых для успешного решения самых сложных задач. Искусство войны — это искусство перехитрить противника с помощью различных тактик и способов действий, таких как маскировка, обман, диверсии и скрытность. Здесь нет коротких путей, тут вы должны погрузиться в суть ситуации и представить себе все возможности, на противоположном конце спектра которых находится средневековая бессмысленность лобового нападения. После того, как принимается решение об использовании при штурме вертолетов, никакой воспринимаемой необходимости развивать детальное понимание ситуации больше нет, как нет и необходимости разрабатывать нестандартные варианты для ее решения.
Тяга к проведению операций с помощью вертолетов — это интеллектуальный уход от ответственности военачальника как мастера военного искусства. Ведь в этом случае те, кто планирует боевые действия, тратят все свое время на учет погодных условий и заправки, а не на раздумья о том, выставляет ли враг охранение ночью или о том, когда вражеские солдаты собираются для ежедневного приема пищи. Кроме того, зачастую вертолеты становятся конечным компонентом миссии — другими словами, командиры в итоге принимают ключевые решения об операции, основываясь исключительно на возможностях и ограничениях вертолетов, а не на том, как наилучшим образом использовать обстановку у противника для выполнения боевой задачи. Яркий пример — погода. Плохая погода — это лучшее время для атаки цели, ведь противник обычно стремится оставаться в тепле и сухости, а видимость ограничена, что почти всегда благоприятствует нашим силам и нашим возможностям превосходно действовать в суровых природных условиях и во время ограниченной видимости. Но плохая погода также означает, что вертолеты либо не могут, либо не будут летать, поэтому даже если обстановка складывается благоприятно, обычно принимается решение отложить операцию до улучшения погодных условий. Вертолето-ориентированные операции являются современным эквивалентом лобового нападения, а история учит, что лобовые атаки почти всегда приводят к провалу операции. Хотя обычный здравый смысл подсказывает, что лучше использовать вместо всего этого свою голову.
Прежде чем отправить группы в горы, чтобы они рисковали своими жизнями ради выполнения настоящей миссии, нам нужно было знать, как окружающая среда влияет на наше вооружение и снаряжение. Нам нужно было провести «экологическую разведку», и это были отнюдь не тренировочные выезды. Годы разведывательной подготовки в армии и годы дальних походов в горы в свободное от службы время научили меня, что каждая горная система немного отличается от других, и чтобы покорить эти горы, все эти кажущиеся мелочи вам нужно преодолеть. Нам нужно было посмотреть и понять, насколько далеко мы сможем передвигаться каждую ночь; какая одежда нам понадобится, чтобы оставаться в тепле и сухости; какие источники воды есть в наличии; и в заключение, возможно ли вообще проникнуть через эти бесплодные негостеприимные горы незамеченными.
Чтобы провести сверхагрессивную разведку, мне нужно было больше людей. И заметьте, людей не простых: на планете была лишь горстка человек, которые могли бы выполнить ту миссию, которую я задумал, с хоть какими-то шансами на успех. К счастью, я знал некоторых из них лично — это были те же самые люди, которыми я командовал во время пешей прогулки по горам Монтаны шесть месяцев назад. Я решил, что по крайней мере трех групп по четыре-пять человек в каждой будет достаточно. В тот же вечер я позвонил в подразделение и предупредил ребят.
— Начинайте готовить свои вещи, — сказал я одному из них.
— У вас есть разрешение от командующего? — спросил он с глубоким скептицизмом в голосе.
— Пока нет, — ответил я, — но я работаю над этим.
В своем фундаментальном отчете об операции «Анаконда», — книге «Не лучший день для смерти», — Шон Нейлор так описывает вышестоящий штаб АФО в первые дни января:
В начале войны она называлась «Тактическая группа “Меч”», но к январю была переименован в 11-ю тактическую группу (ТГр-11). Перед группой стояла только одна задача: убить или захватить так называемые «цели особой важности», — эвфемизм, который американские военные использовали для описания высокопоставленных лидеров «Аль-Каиды» и «Талибана». В подчинении ТГр-11 находилось небольшое формирование, которое вскоре окажет серьезное влияние на ход войны. Миссия этого подразделения, называвшегося «Операциями передовых сил», или АФО, состояла в проведении высокорискованных разведывательных операций в глубине вражеской территории. АФО в Штатах не являлась постоянной организацией, а была скорее концепцией… которая могла привлекать личный состав из любого подразделения Сил специальных операций для решения конкретной задачи. Как высказался один из офицеров, знакомый с АФО: «Цель состоит в том, чтобы адаптировать силы к конкретной ситуации, поэтому такие группы никогда не бывают совершенно одинаковыми, но они всегда небольшие, они всегда кросс-функциональны, и в них всегда работают лучшие из лучших».
Как указывает Нейлор, АФО была всего лишь крошечным кусочком ТГр-11. В начале января основная часть этой тактической группы, также известная как штурмовые силы, состояла из «морских котиков», армейских рейнджеров и большой армады вертолетов Сил специальных операций. Все они располагались на авиабазе Баграм.
Командир ТГр-11 вернулся в Соединенные Штаты сразу же после операции в районе Тора-Бора. [4] В качестве своего доверенного лица, он оставил на месте своего заместителя, однозвездочного генерала ВВС. [5] (8) Это был страстно религиозный офицер, щеголявший высокой долговязой фигурой и идеально уложенной прической, похожей на шлем, которую он постоянно зачесывал назад фиолетовой пластиковой расческой, находившейся у него в большом кармане. Обладая тысячами часов налета по всему земному шару, этот офицер был исключительно опытным пилотом Сил специальных операций, но с этим же налетом он также был исключительно неопытным наземным командиром спецназа. [6] Когда дело дошло до командования очень сложной охотой на человека в такой неумолимой обстановке, как Афганистан, он, не обладая никаким личным опытом ведения наземной маневренной войны, превратился в военный эквивалент пещерного человека, смотрящего на ракетный корабль.
Однако архитектором всей этой донкихотской командной архитектуры был не он — это Министерство обороны назначило его в наш вышестоящий штаб на должность заместителя командира под предлогом «сплоченности», а наш командир назначил его командовать нашей тактической группой в Афганистане в силу устоявшейся догмы: эмпирическое правило военных в Афганистане заключалось в том, что ни одна организация не может действовать в стране без генерала, который командует ею и контролирует ее. С открытым характером и правильными людьми вокруг себя, опытный лидер может эффективно руководить практически любым типом организации. Даже не имея конкретного опыта, хороший лидер может внести свой вклад, добавив перспективу, которая позволит смотреть на вещи сквозь свежий, незапятнанный объектив. Но чтобы делать это эффективно, такой лидер должен обладать некоторыми ключевыми качествами, в частности открытостью, гибким, адаптивным подходом к мышлению и принятию решений, а также должен постоянно прислушиваться к людям на земле. К тому моменту в войне с терроризмом с заместителем командира я уже был знаком. Он был хорошим парнем, но не был опытным лидером. Как мудро высказался один из моих товарищей по подразделению: «Мой дядя — строитель и очень хороший парень, но я никогда не позволю ему командовать моими людьми в зоне боевых действий».
Этому заместителю на месте помогал штат из более чем ста мужчин и женщин, занимавших небольшой центр боевого управления (ЦБУ) в Баграме и крупный оперативный центр в Персидском заливе, в тысяче миль отсюда. [7] Все эти высокообразованные военные профессионалы, действующие из благих побуждений, работали долгие часы и с большой страстью выполняли все, что им говорил заместитель командира. У них, имевших в своем распоряжении все новейшие технологии, огромные базы данных и каналы связи, постоянно возникало самопроизвольное желание использовать все эти технологии с максимальной пользой и что-то делать. К сожалению, это что-то вырождалось в бесконечное создание боевых расписаний, политики и планов — всей этой бальзамирующей жидкости организационной костности. К несчастью, объектом воздействия их бюрократической бальзамирующей жидкости были основные силы ТГр-11 — «морские котики» и рейнджеры.
Несмотря на очевидную выгоду того, чтобы ради выслеживания врага идти в места, где он находится, и организовывать Силы специальных операций на основе боевой задачи и особенностях окружающей среды, командир оставил строгие указания своему штабу относительно того, как «морские котики» и рейнджеры должны были проводить свои операции. Вот как описывает это Нейлор:
Некоторые в ТГр-11 также были недовольны концепцией командира и его заместителя о том, как должна была действовать тактическая группа, которой необходимо было держать свои штурмовые силы… в Баграме в ожидании разведывательной информации… которая позволяла бы точно определить местонахождение целей особой важности, и только после этого «вышибалы» должны были выходить в рейд, чтобы убить или захватить врага. Время, необходимое для полета из Баграма в восточные провинции, где, вероятно, и скрывались Усама бен Ладен и другие высокопоставленные фигуры противника, заставили некоторых подумать, что было бы лучше разделить штурмовые силы на более мелкие подразделения и расположить их в безопасных базах (конспиративных укрытиях) в этих провинциях. «Все это стало весьма громоздким, — сказал один из оперативников. — Большинство ребят знали, что это не лучший способ действовать… Вы не можете перелететь на вертолете из Баграма к кому-то, и сохранить при этом высокую вероятность его убить или захватить. Для этого вы должны быть развернуты поблизости».
Несмотря на то, что обе наши оперативные руки были связаны за спиной, у меня и моих товарищей не было никакого разочарования. На этом этапе войны с террором мы уже привыкли к упрямству и нелогичности нашей организационной реальности. Не атакуйте в лоб пулеметное гнездо, обойдите его. Нам придется приспосабливаться!
Хотя в стране было много специалистов по разведке, самой важной задачей, стоявшей передо мной как руководителем АФО, было убедиться в том, что в мой «автобус», отправлявшийся на операцию, «сели» лучшие люди. Для получения разрешения, я полетел обратно в Баграм для участия в видеоконференции с заместителем командира, который находился в своей палатке в Масире, и командиром, сидящим в своем офисе в Северной Каролине. [8] Я искренне гордился достижениями своих подчиненных до этого момента. Я был уверен, что мы, скорее всего, обнаружили общее местоположение врага и теперь все, что нам было нужно, это несколько хороших парней, (9) чтобы мы могли точно установить их место расположение для последующей атаки и уничтожения.
Видеоконференция оказалась противоречивой. Командир открыто насмехался над предположениями АФО о том, что в долине Шахикот скрывается крупный очаг боевиков «Аль-Каиды». С высоты его офиса в Северной Каролине, это просто не имело смысла, но в конце концов он неохотно, на две трети, одобрил мою просьбу о выделении дополнительных людей. Позже я узнал, что в основе его скептицизма в отношении возможностей АФО найти местоположение врага лежали не только оперативные соображения, но и личные причины. Следующая цитата из книги Шона Нейлора, в которой приводятся слова одного из самого доверенного лица генерала, описывает его взгляд на наши отношения:
«Их личности напоминали нефть и воду, которые не смешиваются, — сказал офицер ОКССО, который хорошо знал обоих. — Там не так уж много любви… [Командир] думал, что Блейбер и его АФО после прибытия в Гардез превышают свои полномочия амбициозными планами в отношении Шахикота, тесным взаимодействием с ЦРУ и войсками. Командующий ОКССО находил это неприятным… Создавалось впечатление, что Пит Блейбер руководит шоу и буйствует, — добавил офицер». [9]
Я знал о личной неприязни командира тактической группы ко мне. Я также знал, что независимая роль, которую мы приняли на себя, реорганизовав работу и работая с наших пограничных постов, дала повод некоторым высокопоставленным штабным офицерам в штабе ТГр-11 в Масире называть меня «Петром Великим» и «полковником Курцем», как героя из фильма «Апокалипсис сегодня». [10] Но меня ничто не могло остановить. Я мог понять, почему многие из них скептически относились к тому, что мы делали — их не учили так вести военные действия, для них это было сюрреалистично.
Но в таком скептицизме и сарказме я видел чистый позитив, поскольку он давал нам время. Я был убежден, что гораздо лучше испытывать сомнения, подвергаться насмешкам и пренебрежению, чем находиться под микроуправлением. Технологическая и физическая изолированность конспиративной базы в Гардезе не позволяла генералам в Масире и Северной Каролине сильно уж препятствовать нашей способности быть инновационными, адаптивными и отважными.

14 февраля 2002 года

Наши специалисты по разведке прибыли на транспортном самолете С-17 всего через сорок восемь часов после того, как я запросил их присутствия. Все они оказались из того же эскадрона, которым я командовал годом ранее. (10) Совпадение? Возможно! Все они были знакомы с Афганистаном не понаслышке, поучаствовав в рейде против пустых целей и в первых разведывательных миссиях в окрестностях Кандагара. Я собрал их всех в нашем пункте управления в Гардезе, чтобы объяснить нашу задачу. Там же присутствовали Спайдер и несколько ребят из армейского спецназа.
— Наша задача — развить ситуацию, чтобы обнаружить противника. Для этого нам нужно провести разведку маршрутов вокруг долины Шахикот и, в конечном счете, вглубь ее. Мы действуем на заднем дворе врага, поэтому должны быть уверены, что понимаем, как он думает. Я хочу, чтобы каждый человек прочитал все, что доступно об этом районе, поговорил с нашими афганскими союзниками о противнике и постоянно спрашивал себя: «Если бы я был врагом, как бы я защищал эту долину?»
Наконец, я подытожил свое руководство, повторив три принципа ведения войны генерала Паттона: отвага, отвага и еще раз отвага. (11) Я не пытался воспроизвести речь Кнута Рокне (12) — на самом деле с такими зрелыми и опытными воинами, которые и составляли основу АФО подобная штука не проходит, — но вместо этого попытался подчеркнуть то, что только начинал осознавать сам: чтобы успешно развивать ситуацию, нужно быть отважным и дерзким. Любой может распознать закономерность, важно лишь иметь мужество в своих убеждениях, чтобы действовать в соответствии с ними. Дерзость — это не бессмысленный риск и не опрометчивость, это естественный побочный продукт уверенности и знаний, и я был в высшей степени уверен в своих людях и в том, как много мы знаем о том, что происходит вокруг нас.
Наши первоначальные разведывательные задачи мы разделили на два этапа. Первый этап заключался в рекогносцировке на транспортных средствах. Все дороги и тропы вокруг долины мы рассматривали как наших союзников, ведь это были подходы и подступы, позволявшие нашим разведгруппам проникать в долину, выходить из нее и пополнять свои запасы. Разведка дорог оказалась бы решающим моментом для выполнения нашей миссии в Шахикоте, во многом так же, как замедление транспортного средства было решающим моментом для выполнения нашей задачи в «войне гориллы» в Боснии.
Второй этап был так называемой экологической разведкой, когда две группы, одна с севера, другая с юга, должны были исследовать периметр долины Шахикот, но не входить в нее. Каждая группа должна была выставить в горах наблюдательный пункт, а затем вернуться в Гардез, чтобы поделиться своими выводами и подготовиться к фактической операции в долине.
Вновь прибывшие операторы из подразделения были организованы в две разведгруппы: группа «Индия» и группа «Джульет». (13) Группа «Джульет» была самой крупной, состояла из пяти человек, ею командовал мастер-сержанта Крис Кей. Крис был родом из Западной Вирджинии, тридцати пяти лет, ростом около пяти футов десяти дюймов, очень спортивного телосложения. Он всегда был спокоен и сдержан, и его работа отражала его манеру поведения: всегда точная и всегда тщательная. Вместе с Крисом было еще три оператора подразделения и передовой авианаводчик.
Группа «Индия» состояла всего из трех человек. Не самая оптимальная численность для такой миссии, как эта, но недостаточное количество они с лихвой компенсировали мастерством и опытом. Командиром группы был тридцатишестилетний уроженец Кентукки по прозвищу Спиди. Все, что он делал — бегал, стрелял, говорил — он все делал быстро. (14) Родившийся и выросший в сельской местности Западного Кентукки, Спиди жил в лесу, и одна из легенд гласила, что однажды он выбил желудь из беличьих лап выстрелом из пневматического ружья. Напарником Спиди был человек, которого я считал образцом оперативника «Дельты». Боб родился, вырос в техасском городе Остин, куда все еще мечтал вернуться. [S] Он был в отличной физической форме, как и все в подразделении, и, так же как и Спиди, являлся первоклассным охотником, который никогда не возвращался домой с охоты с пустыми руками.
Как я сказал Шону Нейлору: «Если вам нужны два человека, чтобы выследить бурундука в лесу площадью в сто тысяч акров и убить его одной пулей, то это были именно они. Хотя два оператора — это меньше, чем, по моему мнению, было необходимо для такой работы, как эта, — но эти двое являли собой живое доказательство того, почему вы никогда не говорите «никогда» в отношении правил, определяющих тактику. Иметь Спиди и Боба в одной группе было все равно, что иметь вместе Дэниела Буна и Саймона Кентона на Фронтире — как охотников и спортсменов, им не было равных». (15)
Группы подошли к обеим этапам рекогносцировки с истинным предпринимательским духом — всегда исповедуя подход «чего бы это ни стоило» вкупе с мыслью «кто не рискует — тот не пьет шампанского» с точки зрения возможных рисков. Чтобы найти свой путь, они сделали то, что всегда делали успешные исследователи и предприниматели: они экспериментировали. Они экспериментировали со всеми мыслимыми способами передвижения — грузовиками, автомобилями, лошадьми, ослами и, конечно же, ногами. Ты говоришь — они пытаются это реализовать. Они пробовали разные маршруты, чтобы попасть в горы и обойти их, они проверяли разнообразные способы маскировки, различные приборы ночного видения и различное оружие. Мало-помалу ребята осваивались с обстановкой, и в процессе подготовки выясняли, что именно им нужно для выполнения своей миссии.
Почти все, что они придумали, они придумали самостоятельно. Моя задача как руководителя состояла не в том, чтобы указывать им, как делать свою работу, а в том, чтобы создать условия, способствующие экспериментам, за которыми следовали вдумчивые и честные размышления о том, что мы узнали и как мы могли бы это применить. Как руководитель АФО, моей самой важной задачей на этом этапе было обеспечить, чтобы мои люди и я имели достаточно времени для развития ситуации. Вы обязаны найти время для насыщения, взращивания и освещения.
Пока группы экспериментировали, они читали все те же книги и статьи, с которыми уже ознакомились остальные сотрудники АФО. Пункт управления был занят двадцать часов в сутки. На протяжении этого периода большинство из нас спало по четыре часа в сутки — не потому, что у нас был какой-то график, а потому, что мы не могли лечь, чтобы в голову не пришла новая идея. Цикл насыщения, взращивания и освещения никогда не заканчивается. Группы никогда не прекращали подготовку. Они изучали карты и спутниковые фотографии, изучали местность и искали любые признаки вражеской деятельности. На этом этапе неоценимую помощь нам оказали наши афганские союзники. Группы постоянно обменивались идеями с афганцами и использовали их знания о местности, погоде и местном населении.
Во время рекогносцировки окружающей среды обе группы проникли глубь гор в наихудших из всех возможных условий — пронизывающие снежные бури и ледяные бури в сочетании с неизведанной и неумолимой горной местностью. Несмотря на суровую местность и погоду, тот факт, что мы до сих пор не знаем, сколько там врагов и где они на самом деле находятся, никогда не уходил из наших мыслей.
Уже через неделю мы почувствовали, что хорошо знакомы с местностью вокруг Шахикота. У нас были надежные оценки времени/расстояния для всех дорог, и мы чувствовали себя уверенно, передвигаясь по ним, оставаясь небольшими, быстрыми и незаметными. Что касается местности, то, как и в Монтане, мы узнали, что можем преодолевать самую труднодоступную афганскую горную местность за один суточный переход. Как и в Монтане, мы нашли, что плотно утрамбованный снег, покрывавший горы, облегчал нам передвижение. Низкие температуры, гарантировавшие обморожение, делали маловероятным, что наши плохо оснащенные и плохо подготовленные противники смогут выйти в горы и столкнуться с нами. У нас была самая лучшая одежда, ботинки и снаряжение для холодной погоды, которое только могли произвести наука и деньги. Суровая погода и негостеприимные условия являлись для нас несомненными преимуществами. Но чем больше мы узнавали о необъятности долины Шахихот и окружающих ее гор, тем больше убеждались, что нам нужна еще одна группа.
Пока Джимми заправлял делами АФО в Баграме, моим напарником, пока я лазил по афганской границе и работал в окрестностях Гардеза, был худой, морщинистый снайпер из «морских котиков», соответственно прозванный Гомером. Это был крупный крепкий мужчина лет под сорок, с длинными волнистыми черными волосами и безумной торжествующей улыбкой. Я редко куда-нибудь выходил без него. Трудно описать, насколько ценен первоклассный помощник для руководителя в зоне боевых действий. Советы и рекомендации Гомера касались почти всего, что я делал. «Ты на правильном пути, ты куришь крэк, позволь мне и ребятам справиться с этим», (16) — в совокупности все эти мелочи позволили мне оставаться на крейсерской высоте, на которой я смог отфильтровать белый шум гордости, предубеждения и политики и отточить ключевые закономерности, необходимые для понимания того, что происходит вокруг нас.
Как-то поздно вечером, когда мы с Гомером проверяли наших афганских охранников, он сказал мне, что некоторые из его собратьев-разведчиков из «морских котиков» начинают нервничать, ожидая, когда в Баграме появятся оперативные данные.
— Они грызут удила, чтобы выбраться из своих казарм и отправиться на охоту, — взмолился Гомер.
На следующий день я связался с командиром подразделения морского спецназа в Баграме и попросил его прислать «столько разведчиков, сколько он сможет выделить». Через несколько часов ко мне прибыла группа из пяти человек. Позывной группы был «Мако-31», ее возглавлял долговязый добродушный «морской котик» по имени Майк, но почти все знали его просто как коротышку Гуди.
Обо всем, что наши группы обнаруживали в ходе разведки и из наших повседневных взаимодействий с людьми на границе, я сообщал в документе, который мы называли «донесением об обстановке командира АФО». [11] Это был наш способ делиться всем тем, что мы открывали каждый день, а также тем, как каждое наше новое открытие вписывалось в общую картину вражеской активности в Шахикоте и вокруг него. Тогда я не знал, что эти донесения были также первыми документами, которые генерал Томми Фрэнкс читал каждый день в своем штабе в Тампе. Он оказался большим сторонником наших предпринимательских усилий, постоянно читая подчиненным генералам лекции о том, что АФО является самой эффективной и действенной силой, которую он имеет в Афганистане. Хотя наше собственное командование не верило, что наши усилия приведут к чему-то, генерал Фрэнкс верил. Поэтому он приказал уничтожить врага, которого, как он теперь был уверен, АФО должно было обнаружить в течение нескольких дней, единственной общевойсковой части в стране, и она была более чем готова принять участие в охоте.
14 февраля генерал-майор Бастер Хагенбек и штаб его 10-й горно-пехотной дивизии приняли на себя планирование того, что вскоре получит название операция «Анаконда». Под командованием генерала Хагенбека находились три пехотных батальона Армии США, — два батальона 3-й бригады («Раккасанс») 101-й десантно-штурмовой дивизии и 1-й батальон 87-го полка (1-87) 10-й горно-пехотной дивизии.
Генерал Хагенбек принял оперативное командование всеми американскими войсками в Афганистане, за одним небольшим исключением: ему не подчинялась ТГр-11 и, опосредованно, АФО. Несмотря на то, что у нас не было официального канала управления и связи ни с генералом Хагенбеком, ни с 10-й горной, я немедленно перевел Джимми в ЦБУ 10-й горной дивизии в Баграме, чтобы мы были на связи с его подразделениями и его людьми. И Джимми, и я согласились с тем, что нет смысла наращивать такое богатство ситуационной осведомленности, не поделившись им со штабом и командирами, чьи войска будут вместе с нами воевать с врагом на земле. Поэтому, пока я командовал АФО из Гардеза, Джимми позаботился о том, чтобы все, что мы выявили, было передано генералу Хагенбеку и его штабу. Джимми также присутствовал на каждом важном совещании и на каждой тренировке, которые проводила 10-я дивизия. Критически настроенный Джимми занял столик на расстоянии вытянутой руки от генерала Хагенбека. Обладая такими техническими возможностями, Джимми мог делиться всем, что АФО узнавало, в режиме реального времени, просто откинувшись на спинку стула и сжав губы вместе.
Для официального начала подготовки к операции «Анаконда», было назначено совещание ключевых руководителей всех участвующих в ней частей и подразделений. Встреча состоялась на конспиративной квартире спецназа в Кабуле, [12] ее цель состояла в том, чтобы все выучили общую «партитуру» предстоящих действий. Мое личное намерение заключалось в желании поделиться всем, что АФО узнало к этому моменту, и построить достаточно хорошее общее видение того, что сейчас на самом деле происходит на земле. Я хотел создать общую реальность, а не план.
В начале встречи, Гленн поделился всем, что мы знали о противнике. Все разведданные, полученные из различных источников, наводили нас на мысль, что в долине располагаются от двухсот до тысячи вражеских бойцов. Местность и погода были суровыми, и такая совокупность обоих факторов для людей была весьма опасной.
За Гленном выступал майор, который служил оперативным офицером в пехотных подразделениях 101-й десантно-штурмовой дивизии. 101-я — единственная в армии дивизия постоянного состава, оснащенная вертолетами. Соединение одним из первых в середине 60-х годов приняло концепцию «вертикального охвата», которая в то время считалась революцией в военной тактике и технике. Десантно-штурмовые действия впервые были опробованы в бою во время первой битвы Вьетнамской войны, — битвы на посадочной площадке «Икс-рей», которая позже была описана в знаменитой книге «Мы были солдатами… и были молоды». (17)
Майор не стал тратить лишних слов. Он беззастенчиво объявил всем присутствующим, что «ключом к успеху здесь является штурм с вертолетов. На протяжении всей истории вертолет вселял страх в сердце врага. Психологическое воздействие вертолетов, полных войсками, внезапно спускающихся с неба, нанесет серьёзный удар по вражеским бойцам». Большинство спецназовцев в помещении, разинув рты, просто молча смотрели в ожидании, надеясь, что вот-вот, может быть, сейчас настанет кульминационный момент совещания, но его не было. Я знал этого майора много лет, еще с тех времен, когда был рейнджером. Он был прекрасным пехотным офицером. Я также понял, что именно так его научили — он верил в то, что говорил, это была его реальность. Совещание закончилось, как и большинство подобных встреч ранее, — решением встретиться снова на следующий день.
Вторая встреча состоялась в Баграме в палатке, которая странным образом располагалась внутри склада. На совещании присутствовали многие из тех же участников, что и накануне, но через двадцать или около того часов, прошедших с тех пор, как майор сделал замечание о «психологическом воздействии вертолетов», его рекомендация ориентироваться на вертолет уже превратилась в план. Подход АФО к подготовке операции путем развития ситуации столкнулся лоб в лоб с военным процессом принятия решений.
Стоя в глубине переполненной палатки, я слушал все тот же доклад майора, но на этот раз он говорил уже не о концепции, а о плане. 101-я дивизия выступала за дневную десантно-штурмовую операцию в долине. Пока он говорил, оба руководителя — и ЦРУ и армейского спецназа, — стоявших рядом со мной в задней части палатки, склонились ко мне и попросили поделиться своим мнением о противнике, местности и использовании вертолетов.
— Может быть, ты сможешь убедить их в ошибочности их подхода, — прошептали они. В конце встречи штабной офицер, который вел совещание, спросил, у кого есть какие вопросы. Я вышел в переднюю часть палатки, представился и начал делиться всем, что знал о противнике, местности и окружающей среде в Шахикоте и вокруг него.
— Что вы думаете о нашем плане? — перебил меня майор.
Я тщательно подбирал слова.
— Поймите, что из-за рельефа местности и высоты существует только два воздушных коридора, которые могут использовать вертолеты для полета в долину, и мы обязаны предположить, что оба они будут прикрыты огнем тяжелого оружия. Помните, что каждый враг на этой планете ждет, что американские военные будут атаковать с помощью вертолетов, и этот противник не станет исключением. Время, которое потребуется большим неуклюжим «Чинукам», чтобы долететь, притормозить, выровняться, зависнуть, а затем приземлиться, сделает вас очень уязвимым для вражеского зенитного огня.
Когда я закончил, мои глаза были прикованы к одному из руководителей, сидевшему в первом ряду, чья голова судорожно откинулась назад в нарколептическом безразличии. Как и многие командиры, он, вероятно, работал денно и нощно, и с трудом приспосабливался к изматывающему циклу боевых действий. На самом-то деле он не слышал ни слова из того, что я сказал. На самом-то деле я ничем с ним не поделился. Планирование продолжалось.

ПРИМЕЧАНИЯ:

(1) К сожалению, я не нашел первоисточника с этой цитатой Мао Цзе-дуна. Возможно, это авторская интерпретация другого его высказывания.
(2) Около 2400 метров над уровнем моря.
(3) Спайдер (Spider) — паук.
(4) Али Ахмад Джалали является соавтором лишь «духовской» книги, которая многими исследователями критикуется за предвзятое описание боевых действий со стороны моджахедов и преувеличение их заслуг. Книга «Медведь перешел горы» представляет собой дословный перевод сборника боевых примеров, подготовленный в Военной академии им. Фрунзе офицерами-слушателями, принимавшими участие в Афганской войне.
(5) Известный полевой командир моджахедов, во время советско-афганской войны подчинялся одному из лидеров «Пешаварской семерки» Юнусу Халесу и действовал в провинциях Нангархар и Пактия на западе Афганистана.
(6) Иностранная внутренняя защита (Foreign internal defense) — участие гражданских и военных органов США в любой деятельности и программах, осуществляемых правительством или другой государственной организации иностранного государства в целях защиты от подрывных действий, беззакония, терроризма и других угроз безопасности (Межвидовое руководство JP 3-22 Иностранная внутренняя защита). По факту это комплекс мероприятий по обеспечению государственной безопасности; является одной из задач Сил специальных операций США.
(7) Порядка 3000 метров.
(8) Бригадный генерал ВВС.
(9) Аллюзия на знаменитый рекламный слоган Корпуса морской пехоты США времен Вьетнама: «Корпусу необходимо несколько хороших парней».
(10) Подразделение «Дельта» создавалось по образу и подобию Специальной Авиадесантной Службы Великобритании, поэтому его организационно-штатная структура состоит из групп и эскадронов.
(11) Джордж Паттон (18999-1945) — один из самых известных и знаменитых американских военачальников Второй мировой войны. Помимо несомненных полководческих талантов, отличался вспыльчивостью и жестким, иногда жестоким, отношением как к подчиненным, так и к военнопленным противника.
(12) Кнут Рокне (1888-1931) — один из самых известных тренеров в американский футбол. 10 ноября 1928 года, когда в одном из матчей его команда заканчивала игру со счетом 0:0, Рокне вошел в раздевалку и произнес перед игроками краткую мотивирующую речь, которая так вдохновила команду, что матч закончился победой со счетом 12:6. Фраза из этой речи «Выиграй одну игру для Гиппа» позже была использована в качестве политического лозунга Рональда Рейгана.
(13) Т.е. группы «I» и «J», названные по буквам фонетического алфавита, используемому в радиопереговорах.
(14) Спиди (Speedy) — быстрый.
(15) Дэниел Бун (1734-1820) и Саймон Кентон (1755-1836) — знаменитые американские первопоселенцы, охотники и исследователи эпохи начала освоения Дикого Запада. Фронтир — линия продвижения белых переселенцев на Дикий Запад.
(16) Оригинальный текст:
You’re on the right track,
you’re smoking crack,
let me and the guys handle that…
Возможно, слова из песни.
(17) Битва в долине Йа-Дранг — общепринятое название двух сражений, произошедших между американской и северовьетнамской армиями в 1965 году (одним из этих сражений и являлся бой на посадочной площадке «Икс-рей» (X-Ray)). На тот момент была первым крупным столкновением между регулярными подразделениями США и Северного Вьетнама. Обе стороны считают, что одержали в нем победу, однако следует отметить, что северовьетнамскому командованию не удалось осуществить стратегический замысел своего наступления (взятие Плейме, Плейку и выход в прибрежные районы). Обе стороны понесли очень тяжёлые потери. «Мы были солдатами… и были молоды» — книга, посвящённая сражению, написанная в 1992 году бывшим командиром 1-го батальона 7-го полка Гарольдом Муром и журналистом Джозефом Гэллоуэем, ставшим свидетелем сражения в зоне высадки «X-Ray».

И вот мы небольшой цепочкой вошли в ущелье Шахикот (почти (с))

***

ГЛАВА 17

ПРОВЕРКА РЕАЛЬНОСТИ:

КАКИЕ БУДУТ ПРЕДЛОЖЕНИЯ?

В СТАНЕ ВРАГА: Наше заблаговременное присутствие в долине дало нам достаточный опыт и хорошие знания о местности, лежащей вокруг нее, об опасных участках и путях выхода из них, что позволило нам подготовить их — по милости Всевышнего Аллаха — для наших операций с американцами, когда по воле Аллаха мы столкнулись с ними в этом районе. Военным командиром Саифур-Рахман Мансура (1) на протяжении всего предыдущего этапа сражений являлся Маулави Джавад. Он участвовал в подготовке баз и занимался организацией и устройством засад. На основных дорогах, которые вели к кишлаку, мы установили фугасы, а на окружающих горных вершинах поставили тяжелую артиллерию.
В первые дни все свое время мы тратили на подготовку местности. В общей сложности наши силы насчитывали 440 моджахедов, в том числе 175 афганских бойцов из группы Саифур-Рахман Мансура, 190 моджахедов из Исламского движения Узбекистана под командованием Кари Мухаммад Тахирхана (это была самая многочисленная группа) и около 75 арабских братьев, большинство из которых ранее имели военные знания и подготовку. [1]
Чтобы быть уверенными, что мы не отстаем от 10-й горно-пехотной дивизии, мы со Спайдером раз или два в неделю ездили из конспиративной базы в Гардезе в Баграм, чтобы лично встретиться с генералом Хагенбеком. Одетые в наполовину афганские, наполовину спецназовские шарфы, в паколи, (2) с набедренными кобурами и отрастив длинные, неухоженные волосы и бороды, мы хорошо сливались с афганцами, но выделялись, как белые пятна, в Баграме, где в моде была стандартная армейская полевая форма для пустынных районов.
К этому моменту с генералом Хагенбеком у нас сложились прочные деловые отношения, основанные на взаимном уважении. Мы со Спайдером восхищались им и как боевым генералом, и как личностью. Он был отличным слушателем и, казалось, обладал подходом, основанным на миссии и на людях, к каждому своему решению. Он не всегда соглашался с тем, что мы говорили, но всегда был готов обсуждать и погружаться глубже в проблему в попытке прийти к взаимопониманию.
Хотя формально он не имел никакой власти над нами обоими, мне не нужно было никакое распоряжение или организационно-штатное расписание, чтобы понять, что я работаю на него. Он был командиром всех боевых сил, которые должны были участвовать в предстоящем сражении, а я — начальником межведомственной разведки, и моя информация была его информацией.
Я считал, что на данном этапе подготовки к операции вопрос о распределении наших полномочий не подлежат обсуждению. Я собирался послать своих людей в долину перед его войсками, и наши подчиненные должны будут сражаться с одним и тем же врагом на одном и том же хаотичном и непредсказуемом поле боя. Отсутствие связи и взаимодействия между нашими организациями было бы верным рецептом братоубийства и упущенных возможностей. К сожалению, моя вера в важность отсутствия межведомственных границ не разделялась моим прямым вышестоящим штабом.
Каким-то образом слух о сотрудничестве АФО с ЦРУ и генералом Хагенбеком дошел до командующего ТГр-11 в Северной Каролине, и на улице ходили слухи, что он в ярости. [2]
Позже вечером, когда я, вернувшись в Гардез, в пункте управления разговаривал со Спиди, зазвонил спутниковый телефон. Это был полковник из штаба ТГр-11 в Северной Каролине. [3]
— Пит, командующий очень на тебя злится. Он думает, что ты слишком торопишься, отправляя своих людей в эту долину, и его бесит, что ты так тесно сотрудничаешь с 10-й горной и ЦРУ. Он говорит, что если ты не остановишься, то освободит от должности и вернет домой. [4]
Я ничего не ответил. Я не мог ответить. Я был сбит с толку. Насколько причудливым было мое положение, пока я до сего момента имел дело с тремя основными препятствиями: местность, погодные условия и противник. Теперь их было четверо. Я поблагодарил полковника за предупреждение (он пошел на огромный риск для своей карьеры, позвонив мне и поделившись этой информацией) и сказал ему, что мне нужно время, чтобы обдумать то, что он сообщил.
Я повесил трубку и вышел на улицу. Дорога перед конспиративной базой была закрыта для автомобильного движения. У нас было два контрольно-пропускных пункта, располагавшихся в полутора милях вниз по дороге в противоположных направлениях от въезда на базу, на которых несли службу наши афганские союзники. Под вездесущий вой диких афганских собак вдалеке я застегнул воротник, натянул на уши паколь, наклонился навстречу ветру, и пошел дальше на запад.
Несмотря на то, что снаружи было очень холодно, внутри я кипел от негодования. Пока я шел, мои эмоции начали брать верх над здравым смыслом. Что, черт возьми, этот парень имеет против меня? Что, черт возьми, я сделал такого, чтобы разозлить его? К черту его, к черту меня, к черту это, к черту то! — вот что в значительной степени явилось результатом моих иррациональных и недолгих размышлений. Время, потраченное на прогулку по афганской ночи, стало лучшим рецептом для противодействия и стабилизации моего эмоционально измученного ума. Здравый смысл принципа 3M стал спасительным лекарством.
В чем состояла моя миссия? — спросил я себя. Пойти туда и найти врага, а потом уничтожить или захватить его в плен, вот что сказал мне генерал Фрэнкс. Я также был уверен, что американский народ и президент ожидали, что я и мои люди будут рисковать своими жизнями. Это была моя миссия, и мы делали правильные вещи, чтобы выполнить ее.
В чем состояла моя ответственность перед моими людьми? Под моим командованием в Гардезе находились три оперативно-боевые группы общей численностью в тринадцать человек, — на первый взгляд ничтожное количество по классическим стандартам ведения боевых действий, но это были тринадцать лучших воинов, когда-либо ступавших на поле боя. Они всю свою жизнь готовились к такой миссии, как эта. За последние несколько недель они неоднократно рисковали своими жизнями, чтобы развить ситуацию и те возможности, которые теперь открывались перед нами. Мы не соперничали ни с 10-й горно-пехотной, ни с ЦРУ, и я никогда не думал о них как об отдельных организациях, — я рассматривал их как своих соотечественников-американцев. Чтобы выполнить нашу общую миссию, мы должны были работать над общей целью, а не с разными целями. Это были те же самые люди, и я был уверен, что с ними я поступаю правильно.
Что касается меня, то я часто задавался вопросом, какова будет альтернативная цена, если мы не воспользуемся складывающейся ситуацией. Мы подсчитали, что в той же долине, где всего пятнадцать лет назад моджахеды сражались и разгромили советские войска, находились от трехсот до тысячи вражеских бойцов. (3) Противник был сосредоточен в одном крупном, хотя и труднодоступном месте. Сколько из них были прямо или косвенно вовлечены в события 11 сентября? Сколько будущих террористов-смертников мы могли бы убить или захватить в плен сейчас, когда они собрались вместе в афганских горах, прежде чем у них появится возможность рассеяться по всему миру и получить возможность в будущем убивать невинных мирных граждан?
Сосредоточившись на миссии и на людях, и оставив «себя» за рамками этого уравнения, я смог взглянуть на общую ситуацию с высоты птичьего полета, что позволило мне понять лежащие в ее основе ключевые закономерности сквозь бесстрастную линзу здравого смысла.
Я поклялся себе, что не стану терять ни одной драгоценной секунды, беспокоясь о том, почему генерал невзлюбил меня, или о том, освободит ли он меня от командования и разрушит ли он мою карьеру. Оперативная ломка стереотипов (4) и тесное взаимодействие с генералом Хагенбеком и ЦРУ были правильными вещами для миссии, правильными вещами для моих людей и (как для американского гражданина) правильными вещами для меня. У меня была миссия, которую я должен был выполнить, и люди этого ждали.

26 февраля 2002 года

В маленьких комнатах без окон под башнями три группы АФО проводили последние приготовления к проникновению в долину. Люди изучали карты и снимки своих маршрутов и целей в попытке совместно подтвердить то, что они уже знали, и обновить то, что им еще нужно было знать. Не было ни единого слайда PowerPoint, не было никаких видеоконференций, как и не было никакого традиционного плана.
Позже в тот же день худой, неопрятный афганец с пыльным лицом, АК-47 на спине и с выщерблиной на плече подошел к одному из наших КПП и попросил «поговорить с американцами». [5] Этот человек утверждал, что он командир отделения талибов, в котором было тринадцать солдат. По его оценкам, в долине Шахикот, занимая боевые позиции в горах, находилось от 580 до 700 человек. Он объяснил, что бойцы спускаются в долину только за едой, которую ежедневно доставляют курьеры из соседнего города. Когда его спросили о мотивах, побудивших его сообщить нам эту информацию, он пояснил, что причина в том, что он сыт по горло тем, как иностранные боевики «Аль-Каиды» обращаются с афганцами. «Как будто мы собаки», — объяснил он. Враг разделялся на три уровня: сверху — «Аль-Каида» (иностранные арабы), посередине — узбеки и чеченцы, внизу — афганские талибы. Своего рода кастовая система, где арабские бойцы фактически запрещали талибам разговаривать с ними напрямую. [6] Жесткая иерархия, никакой коммуникации, никакой общей реальности… Окей, мы в деле, — подумал я.

Рассвет, 27 февраля 2002 года

Теперь группы были готовы. В пункте управления в Гардезе собрался весь личный состав АФО. Снаружи завывала свирепая метель, с каждым ударом ветер колотил по пластиковым окнам. Было очень холодно, так что все скучковались у пузатой печки в центре комнаты. Также здесь присутствовал Спайдер и многие из командиров спецназа наряду с главным командиром афганцев. Каждая группа делилась подробностями своей боевой задачи — маршрутами, местоположением наблюдательного пункта (НП), снаряжением и оборудованием, которое они будут нести с собой, данными о своей связи с центром и всем остальным, что они смогли придумать.
Все присутствующие в комнате имели возможность задавать вопросы и давать советы. Афганский командир высказал мнение, что уклонение от встречи с мирными жителями, вероятно, будет являться нашей самой трудной задачей во время проникновения с точки зрения соблюдения скрытности и маскировки.
— При любой возможности избегайте контакта с местными жителями. Если они взглянут на вас лишь мельком, они лишь засомневаются, и могут пройти дни, прежде чем они повстречаются с кем-либо, кому они смогут рассказать об этом. Но если они столкнутся с вами лицом к лицу, то скорее всего решат, что должны сообщить о вас, опасаясь возмездия со стороны талибов, — объяснял он на ломаном английском. Мы приняли его здравый совет близко к сердцу. Все группы добавили к своей одежде элементы, которые помогали скрыть их неафганский внешний вид от беглого взгляда или от наблюдения издалека. Группы никогда не переставали корректировать и уточнять свои замыслы, — в АФО окно возможностей для хороших идей никогда не закрывалось.
Группа «Джульет» (пять человек) должна была проникнуть с севера и занять высоту на восточной стороне долины (см. карту 5). Пешком они не шли. После сотен часов экспериментов и изучения северных подходов к Шахикоту, Крис Кей и его группа придумала новую идею для вывода своей группы — использование вездеходов (квадроциклов) для проникновения в долину и подъема на восточный хребет. [7] Однако это были не обычные заурядные квадроциклы, это были версии, специально модифицированные механиками подразделения. Двигатели и подвески были усилены, а сверхтихие глушители стали стандартом. Группа «Джульет» отправлялась в бой на четырехколесных колесницах.
Группа «Индия» (три человека) должна была войти в долину с запада и занять высоту в юго-западной части долины. Они должны были вести наблюдение за основным маршрутом входа в долину для противника (и нас тоже), который из-за своей характерной формы получил название «Рыболовный крючок».
Группа «Мако 31» (пять человек) должна была выдвинуться по маршруту, который группа «Индия» разведала во время своей «экологической разведки», к тому месту, которое все мы считали ключевым участком местности в долине. Это место, названное «Пальцем», находилось на южной окраине и выступало на север, входя в сердце долины будто кинжал. Тот, кто контролировал «Палец», контролировал всю долину (см. карту 5).
Мы полагали, что занятие этих трех позиций обеспечит нам обзор всей долины, и в совокупности позволит нам наблюдать за всем полем боя целиком.
После того как все три группы доложили свои замыслы, я кратко изложил им свои ожидания. Перед нами стояли три основные задачи: подтвердить или опровергнуть присутствие противника; проверить, свободны ли вертолетные площадки для высадки подразделений 10-й горно-пехотной дивизии; уничтожить или захватить противника. Пока я говорил, я смотрел в глаза каждому из них и чувствовал, что, возможно, это был первый раз, когда некоторые из них осознали коллективную дерзость того, что они собирались осуществить. За всю историю современных боевых действий не так уж много раз предпринимались попытки незаметно пробраться через заснеженные горы высотой в десять тысяч футов в долину, занятую несколькими сотнями закаленных вражеских бойцов, так что у них определенно были причины задуматься. Также большинство ребят все еще немного скептически относились к тому, что мы действительно получим окончательное одобрение на проведение этой операции. Как и я, они все прошли через множество приготовлений к миссии, которые продолжались вплоть до времени реализации, прежде чем кто-то потеряет самообладание и отменит все это.
— Ребята, — сказал я им, — на данный момент мы не ждем разрешения. Мы выдвигаемся следующей ночью. Решение принято.
Потом мы со Спиди вышли на улицу. Как это часто случалось в Гардезе, погода в считанные минуты поменялась на противоположную. Теперь небо было ясным, стояла полная Луна, и ее сияние, отраженное от окружающих заснеженных гор, напоминало дневной свет в черно-белом кинофильме. С одной из своих фирменных саркастических улыбок, расползающихся по лицу, Спиди заговорил первым.
— Сэр, теперь я точно знаю, что вам все равно, жив я или мертв.
Я улыбнулся в ответ:
— Спиди, твоя смерть меня не касается. Дело не в том, что мне все равно, просто я знаю, насколько ты хорош, так что мне не нужно беспокоиться о твоей смерти. Ты обладаешь уникальной квалификацией для выполнения этой миссии. Это твоя судьба.
В лунном свете мы обменялись рукопожатием, а затем Спиди повернулся и направился к своей палатке.
— Спасибо, сэр! — крикнул он через плечо.
— За что же? — крикнул я в ответ.
— За то, что позволили мне исполнить свое предназначение.
Я не мог определить, был ли он искренен, саркастичен или и то и другое вместе.
Затем я направился к Гуди, чтобы узнать, есть ли у нее какие-нибудь последние вопросы или проблемы. Я хотел убедиться, что он полностью понимает, насколько важной я считаю его задачу. Поскольку Гуди и его «морские котики» прибыли с опозданием, у них не было времени поучаствовать в экологической разведке вместе с двумя другими группами, но ребята проделали огромную работу, немедленно подключившись к знаниям и урокам других групп. Гуди прочитал и изучил всю доступную информацию, богатую контекстом, которой обладали все из нас. Он и его люди были во дворе, проводя последние проверки перед боем: проверяли оружие, проверяли радиостанции и открывали свои рюкзаки в последний раз, чтобы посмотреть, смогут ли они еще немного сэкономить в весе.
— Ну и что ты думаешь? — спросил я его.
— Сэр, это чертовски трудное задание. Я очень благодарен вам за то, что вы привели нас сюда, чтобы принять в этом участие.
— Эй, я действительно рад что ты здесь! — сказал я ему в ответ. Затем я толкнул его в плечо, чтобы убедиться, что он смотрит на меня. — Гуди, успех или провал вашей миссии будет предопределять успех или провал всей операции. Вы должны добраться до этого НП [наблюдательного пункта] до времени «Ч». (5)
Гуди даже не вздрогнул. Похоже, он уже понял, насколько важна его задача для общей операции. Он ответил с мужеством и прямотой истинного воина.
— Сэр, я доберусь до своего НП, несмотря ни на что! Если мы не будем успевать, мы бросим наши рюкзаки. Если у нас все еще будут проблемы, мы будем продолжать сбрасывать снаряжение, пока пять голых парней с пистолетами не станут на НП ко времени «Ч».
«Где только берутся такие парни?» — подумал я, когда Гуди вернулся к своим предбоевым проверкам. Когда я уже уходил, Гуди крикнул мне:
— Эй, сэр, как вы думаете, мне стоит взять с собой фотоаппарат?
— Какие будут предложения? — ответил я.
— Ну, если мы находим какие-то важные сведения, которые важны для остальных войск, я всегда считаю, что фотография стоит тысячи слов, поэтому думаю, что мы должны его прихватить.
Ему не нужно было, чтобы я подтвердил его доводы — он уже запихивал камеру обратно в рюкзак.
— Эй, Пантера, — добавил он, — просто убедись, что эти ребята из 10-й горной знают, что мы там.
Как и всех нас, Гуди беспокоила высокая вероятность «дружественного огня».
План 10-й горно-пехотной дивизии был основан на классическом маневре «молот и наковальня». Спецназ в Гардезе («молот») должен был вывести колонну грузовиков с афганцами из нашей базы к «Рыболовному крючку» (см. карту 5) и войти в долину Шахикот с запада, чтобы зачистить западную часть долины. В штабе полагали, что этот маневр заставит врага уходить на восток — к «наковальне», роль которой выполняли солдаты 101-й и 10-й дивизий, которые должны были долететь до долины на вертолетах CH-47 и высадится на ее восточных склонах. [Т]
Этот план с точки зрения многих участников, особенно из спецназа, не имел особого смысла. Имея более чем четыре сотни афганцев, у войск были самые большие силы на поле боя, и в случае нарушений каких-либо сложных хитросплетений плана, таких как время или место посадки CH-47, они теряли бы больше всех. «Наковальня» по своей природе должна быть прочной, однако план расположения сил на ней казался довольно рыхлым. В Баграме среди руководителей спецназа и 101-й дивизии по поводу плана ходило множество насмешек, но о том, что явно находилось вне контроля АФО, я особо не беспокоился. Я полагал, что пока три группы АФО занимают позиции на ключевых участках местности, доминируя над долиной, мы сможем выиграть время для войск на земле, пока они не сделают все, что от них требуется.

Закат, 27 февраля 2002 года

На дороге перед конспиративной базой три группы готовились к выходу. Два грузовика «Тойота 4x4» под управлением пяти военнослужащих АФО, должны были доставить группы «Индия» и «Мако 31» к местам их высадки к югу от долины. За «Тойотами» выстроились четыре квадроцикла, на которых в бой отправлялись пятеро военнослужащих группы «Джульет» (один квадроцикл мог везти двух человек). Высоко в воздухе, прочесывая маршруты выдвижения групп, перемещалась армада разведывательных беспилотников, которые передавали свои изображения обратно в наш пункт управления и во многие другие штабы по всему земному шару.
Через несколько минут после того, как темнота одержала окончательную победу в своей дуэли со светом, я наблюдал через очки ночного видения, как колонна медленно отъехала от конспиративной базы и направилась на юго-восток к горам, окружающим Шахикот. Через несколько секунд группа «Джульет» отделилась от колонны и направилась по своему маршруту, чтобы продолжить проникновение.
С очками ночного видения на головах и квадроциклами под задницами, они прокладывали себе путь по труднопроходимой и глубоко изрытой колеями местности с помощью GPS-навигаторов, прикрепленным к бензобаку между ног. Радиостанция, которую нес каждый военнослужащий, давала ему возможность разговаривать со своими товарищами по группе, а также выходить на связь напрямую с разведывательным летательным аппаратом, парящим над головой, или со мной и Гленном в Гардезе. Несмотря на то, что их первоначальный маршрут предполагал объезд всех населенных людьми районов, изрытая местность не оставляла им другого выбора, кроме как проехать прямо через центр крошечного, занятого врагом, города Менжавар (см. карту 5). Бесшумные глушители и возможность ночного видения позволили им хирургически точно выбрать свой путь через город, и лишь несколько собак почуяли их присутствие. За городом они вышли на пологие склоны гор Шахикот. Группа прошла через вражеское минное поле, под занятой противником огневой позиции с пулеметом, и поднялась вверх по восточной стене долины. Их первый наблюдательный пункт (ОП) не имел достаточного укрытия и маскировки, несмотря на то, что было показано на карте и спутниковом снимке, поэтому они продолжили движение на юг вдоль хребта к своему запасному НП, который нашли более подходящим для выполнения своей задачи.
В 04.45 Крис вышел со мной на связь:
— Группа «Джульет» на месте.
К югу от долины два пикапа 4x4 с выключенными фарами, установленными очками ночного видения и задранными стволами приблизились к месту высадки групп «Индия» и «Мако 31». Как только машины остановились, военнослужащие обоих групп медленно выгрузились, стараясь не допустить, чтобы какой-нибудь твердый предмет ударился о металлический кузов машины. Разгрузившись, парни молча закинули рюкзаки за плечи, затянули ремни настолько туго, насколько им позволяли мышцы, и начали крадучись подниматься в горы.
Пройдя километр, группы разделились и начали движение к каждому из своих НП. Маршрут группы «Индия» был коротким и крутым — путь в семь километров казалось прогулкой в парке по сравнению с маршрутом «в разреженном воздухе», которое они проделали во время своей экологической разведки всего тремя днями ранее. На высоте 10 500 футов (6) три человека из группы «Индия» остановилась у самого края обрыва. Все трое легли ничком, чтобы их силуэты не были видны снизу. Освободившись от рюкзака, Боб Эйч пополз вперед на животе. Он остановился за небольшой грудой щебня, и медленно наклонив голову, посмотрел на долину внизу. Его глаза и уши напряглись, чтобы уловить любой неестественный шум или движение. Боб был сосредоточен, как человек, у которого тонко настроенная вегетативная нервная система запрограммирована на поддержание идеального равновесия между трепетом охоты и трепетом погони. Боб понимал свое положение и как охотника, и как жертвы, и ему это нравилось. Если бы вы смогли заглянуть в его тепловизор, вы бы увидели безошибочный блеск в его глазах — это был блеск чистого, неподдельного мужества, которое описывалось противоречием, означающим сильное желание жить, но проявляющееся как готовность умереть. Именно оно до мелочей описывало Боба и его друзей.
Со своего насеста группа «Индия» могла непосредственно наблюдать за «Рыболовным крючком», а также за южной оконечностью Тергульгара. Они находились на позиции, позволявшей прикрыть маршрут, который спецназ и афганцы планировали использовать для входа в долину. Как это часто бывало, группа «Индия» подтвердила своим самым жестким критикам — то есть самим себе — что они хорошо выбрали себе место.
В 05:22 утра Спиди передал мне по рации простое сообщение:
— Группа «Индия» на позиции. [8]
Оторвавшись от группы «Индия», Гуди и его группа из пяти человек поплелись вверх. Снег с дождем и свирепый ветер волнами прокатывались по гребню. Однако иногда это же несчастье работает в плюс — людям гораздо легче переносить безжалостный ад мокрого холода, когда они понимают, что это также дает им значительное преимущество над противником. Хотя погода и относится с одинаковым пренебрежением к обеим сторонам, в данном случае погодные условия определенно благоприятствовали нападающим. Вражеские охранники, стоявшие на страже вокруг долины, были связаны ограниченным расстоянием от своих убежищ или согревающих костров, что означало, что они не будут проверять периметр на предмет наличия потенциальных «Гуди» или «Бобов».
Гуди уговаривал своих людей идти вперед. Несмотря на все их усилия, когда над горами забрезжил свет, командир группы понял, что ему не хватит темноты, чтобы добраться до места НП до рассвета. Последняя часть его маршрута требовала черепашьих движений и хирургической осторожности, чтобы избежать обнаружения врагом. Гуди остановил группу в тысяче метров от места назначения, и в 05:15 утра сообщил мне по радио о своем местонахождении и намерении оставаться на месте до следующей ночи. Это выглядело мудрым решением.

Рассвет, 28 февраля 2002 года

На протяжении всей ночи группа «Джульет» методично осматривала окружающую долину с помощью своих тепловизионных ночных прицелов, ловя многочисленных врагов, пока они двигались вокруг своих хорошо замаскированных боевых позиций. Разведчики немедленно приступили к работе, точно определяя и отмечая места их расположения. Когда взошло солнце, Крис и его группа с помощью своих мощных оптических прицелов тщательно изучили тергульгарский хребет, и пришли к выводу, гора Тергульгар наводнена боевыми позициями противника. После пяти или шести отдельных сообщений он вызвал меня по спутниковому телефону и резюмировал: «Враг повсюду».
Около полудня группа насторожилась, услышав звук похрустывающих на снегу шагов, приближающихся к их НП сзади. Прижавшись щеками к стволам М-4, вся группа наблюдала, как четыре быстро говорящих вражеских бойца, неся свои РПГ и АК-47, будто багаж, прошли прямо перед их позицией и остановились — враг уставился на следы вездехода на снегу. Наблюдая за разворачивающейся драмой из своего хорошо укрытого уголка на усыпанном валунами утесе, Крис успокаивал свою группу. Затем он связался со мной по радио и медленным, преднамеренным шепотом человека, находящегося от противника на расстоянии плевка, спросил:
— Что вы хотите, чтобы я сделал?
— Какие будут рекомендации? — так же шепотом я ответил в ответ.
— Ну, если мы их сейчас завалим, о нас узнает вся долина узнает, и мы потеряем элемент внезапности. Посмотрим, что они будут делать дальше. Я перезвоню.
В буквальном смысле слова почесывая свои тюрбаны в полном недоумении, моджахеды, казалось, обсуждали один и тот же вопрос, однако матушка-природа приняла решение за них с помощью штормового ветра и толстых, режущих глаза, хлопьев снега. Четверо бойцов, спрятав свои заснеженные бороды в одежды, продолжили свой быстрый спуск в долину.
Крис перезвонил мне и описал ситуацию.
— Они не выглядели особо заинтересованными, и вели себя так, как будто были слишком заняты или должны были быть где-то. — Затем он добавил: — Мы вычертили схему входа в пещеру, из которой они вышли, и во время «Ч» наведем на нее авиацию.
Для четырех вражеских бойцов это был не лучший день, чтобы умереть.
Я разослал разведсводку, составленную из донесений группы «Джульет», во все остальные подразделения, участвовавшие в операции, закончив сообщение тремя словами: «Мы в деле».
В СТАНЕ ВРАГА: Снегопад в районе усилился, пока полностью не закрыл снегом долину, что задержало начало сражения, которое мы запланировали. Мы воспользовались тем, что наступил праздник, и провели день, пересматривая наши решения, ведя проповеди друг другу и молясь о победе или мученичестве. Узбекские бойцы также организовали большую вечеринку, на которой присутствовало большинство моджахедов в этом районе.

Закат, 28 февраля 2002 года

Когда наступила ночь, Гуди и его группа начали методично пробираться сквозь скалы к своему НП. И снова предательская погода оказалась на их стороне. Густые снежинки, смешанные с туманом, скрывали их от глаз любого, кто находился на расстоянии свыше нескольких футов. Через шесть часов Гуди вышел на связь и сообщил, что остановился в нескольких сотнях метров от места своего наблюдательного поста.
Через несколько минут я получил сообщение от Джимми, что время «Ч» (запланированное время начала атаки 10-й горной дивизии) сдвигается на двадцать четыре часа.
— Но почему? — уточнил я.
— Плохая погода делает полет вертолетов слишком рискованным, — ответил Джимми. И вновь оперативное принятие решений определялось возможностями и ограничениями вертолетов, а не положением в стане врага. Время «Ч» теперь было назначено на 06.30 утра 2 марта, и хотя до него оставалось меньше тридцати часов, это были дополнительные тридцать часов, в течение которых три разведывательные группы АФО должны были оставаться незамеченными противником, расходуя при этом заряд батарей и запас воды еще один лишний день.

Рассвет, 1 марта 2002 года

Несмотря на заверения, что «все доступные спутники и датчики» были сосредоточены на долине еще неделю назад, ни один из спутников или самолетов-разведчиков, которые вели разведку в этом районе, не выявили в горах вокруг Шахикота никакой вражеской активности и не обнаружили ни одной огневой позиции. Технологическая «ясность» еще больше убедила некоторых руководителей в Штатах, что нет смысла рисковать жизнями людей, проводя дальние разведывательные выходы через горы в ненастную погоду. В конце концов, самые передовые в технологическом отношении системы наблюдения выдали снимки, доказывающие, что никакого врага и никакого вооружения в долине нет. Только вот донесения, полученные от группы «Джульет» уже показывали нам, что они неправы. Гуди и его группа вот-вот собирались подтвердить то же самое.
Как и во Вьетнаме, использование противником низкотехнологичного коварства в виде маскировочного брезента и личного общения лицом к лицу доказывало, что оно вполне конкурирует с высочайшими достижениями нашей продвинутой технологии. Военные и гражданские технократы на родине не понимали, что в таком месте как Афганистан нельзя применять закон Мура [V]: мусульманин-хаджа в такую игру не играет. (7)
Прокладывая себе путь , снайперы «морских котиков» заметили впереди какое-то движение. Всего в пятидесяти метрах от них, небрежно прогуливаясь вокруг скалистого утеса на конце «Пальца», стоял гладко выбритый вражеский боец с рыжевато-каштановыми волосами, в камуфляжных штанах и куртке из гортекса. Справа от него стояла палатка, слишком большая для одного человека, из верхней части которой выходила небольшая труба, выпускавшая дым, вероятно, из печки и кухонной плиты. Снайперы снова посмотрели налево — там, на кончике «Пальца», в том самом месте, которое мы обозначили как ключевой участок местности в долине, стоял установленный на треноге зенитный пулемет ДШК, с аккуратно уложенными рядом с ним для немедленной перезарядки боеприпасами. Тяжелый пулемет был идеально направлен на основной воздушный коридор, по которому неуклюжие вертолеты планировали лететь на рассвете.
Снайперы «морских котиков» установили свою портативную цифровую камеру, чтобы сделать четкие снимки как ДШК, так и вражеского бойца. Затем они поползли назад к своему укрытию, скрытому в скалах.
Гуди работал с осознанием того, что у него есть жизненно важная информация, которой нужно срочно поделиться. Подув на открытые пальцы, чтобы сделать их более ловкими, он вытащил свой мини-ноутбук «Либретто» и через USB-порт подключил к нему спутниковую радиостанцию. Затем он загрузил фото и пометил их «Только для глаз командира АФО», и через минуту я уже их рассматривал. Ярлык, который выбрал Гуди для обозначения важности снимков, должен был означать только одно — «сушите весла!». Он знал, что эти три или четыре снимка запечатлели реальность, которая до этого момента существовала только в головах людей, находившихся на конспиративной квартире Гардеза.
Я переслал фотографии Джимми, чтобы он мог показать их генералу Хагенбеку и его штабу. Я также приложил записку, в которой подчеркивалось, что бойцы, замеченные группами «Мако 31», «Индия» и «Джульет», были хорошо вооружены, находились на позициях в горах и были готовы к бою. Затем я добавил: «Все три группы АФО в настоящее время занимают господствующие высоты и находятся в нескольких часах ходьбы от позиций, позволяющих контролировать всю долину».
Поскольку Гуди находился в пределах досягаемости противника, который мог его услышать, он использовал зашифрованные текстовые сообщения, чтобы обсудить со мной ситуацию:
Гуди: что вы хотите, чтобы я сделал с врагом?
Я: какие есть предложения?
Гуди (долгая пауза): я хочу убедиться, что мы сохраняем элемент внезапности как можно ближе ко времени «Ч». Я буду ждать до времени «Ч-2». В час минус два я начну движение — это позволит мне не торопиться при занятии позиции. Я вступлю в бой в час минус один, а затем наведу огонь АС-130.
Затем он передал следующее сообщение: Я понимаю, что вы должны принять решение по этому вопросу, и я поддержу любое ваше решение.
Я послал ему ответ из двух слов: «Доброй охоты!»
Позже Гуди рассказывал мне, какое облегчение он испытал, получив мой ответ. Он опасался, что кто-то из высшего командования ТГр-11 не одобрит его рекомендацию уничтожить вражеский НП, потому что «Мако 31» была разведывательной, а не боевой группой. Как оказалось, он был прав. Сообщение, которое я отправил с приложенными фотографиями, вызвало в Масире довольно серьезное беспокойство. Туда и обратно начали разлетаться электронные письма с советами, что АФО не следует делать поспешных выводов о том, что это именно противник, и что у «Мако 31» нет достаточного количества людей, чтобы атаковать позицию, как нет и уставных положений для проведения операции прямого действия. Никто из этих штабных офицеров не понимал до конца ни миссии АФО, ни ее людей, ни меня!
Через несколько минут я отправил Гуди его боевую задачу.
— Ликвидировать с максимальным ущербом!
— Есть, офицер! — ответил Гуди на своем флотском жаргоне. [W]
С каждым новым сообщением о вражеской активности и каждым интерактивным сообщением между группами я узнавал, что руководство такой миссией, как эта, требует тонкого баланса между вопросами и ответами, а также между работой с моими людьми и работой на них. Как главный хранитель информации, — и предназначенной для групп и получаемой от них, — я, возможно, лучше всех понимал картину в целом и представлял то, что происходило во всей долине, но мое понимание того, что происходило перед расположением каждой группы, было датировано тем временем, когда я получал от них донесение об обстановке. Я никогда не мог понять реальность, складывающуюся перед каждой группой, так же хорошо, как могли это сделать они. Такова жизнь, и осознание этого факта придавало сил. Успех или неудача нашей миссии зависели от их способности ее выполнить, моя же работа как командира состояла в том, чтобы убедиться, что у них есть для этого все необходимое.
И Гуди, и Крис просили у меня совета относительно ситуаций жизни или смерти, с которыми столкнулись их группы. Моим ответом в обеих ситуациях был вопрос: «Какие есть предложения?» Слушая их ответы, я обнаружил, что как только человек, находящий на месте, начинает описывать ситуацию, складывающуюся перед ним, он почти всегда заканчивает тем, что раскрывает решение, которое уже скрыто в его описании. В АФО основной целью радиосвязи было не командование и управление, а передача наблюдений, мыслей, идей и создание общей реальности.
Пока Гуди и его люди лежали в засаде в нескольких футах от позиции ДШК, группы «Индия» и «Джульет» продолжали осматривать долину своими любопытными глазами. По мере того как длился день, их сообщения о вражеской активности продолжали накапливаться. Беспокойство нарастало.
— Я бы настоятельно рекомендовал не приземляться в долине, — сообщила группа «Индия».
— Если они приземлятся, как планировалось, они будут прижаты огнем, и нет никакого способа, с помощью которого мы сможем помешать им [врагу] уйти, — советовала группа «Джульет».
План был основан на предположении, что афганцы и спецназ будут вытеснять противника из кишлаков прямо на блокирующие позиции с помощью воздушного десанта. Но действительность в долине была такова, что враг окопался на высотах, а не в низине, и он, казалось, был готов сражаться, а не бежать. Если пехота высадится в долине, единственное, чего мы в конечном итоге достигнем, — это смоем план в унитаз.
Джимми передавал все, что докладывали группы, вместе с рекомендациями АФО относительно плана, в штаб горно-пехотной дивизии. Ничего не менялось. По итогу, Джимми собрал все фотоснимки и донесения и выложил их целому полковнику, начальнику штаба генерала Хагенбека.
— Сэр, не сажайте [там] вертолеты, — взмолился Джимми, указывая на долину.
— Текущий план не будет меняться ради тебя, — извиняющимся тоном ответил начальник штаба. — я знаю, Джим, но уже слишком поздно что-либо предпринимать.
Авторы плана в Баграме позже объясняли, что было бы неразумно вносить в план значительные изменения, потому что его написание оказалось настолько болезненным процессом компромиссов и переговоров, что никто не находил в себе силы столкнуться с перспективой разорвать его, или даже значительно изменить его в одиннадцатом часу просто потому, что враг мог быть не там, где он должен был быть.
Джимми перезвонил мне.
— Они говорят, что уже слишком поздно что-то менять! Они все еще планируют приземляться в долине!
Новость отрезвляла. Я вышел во двор и понял, что тирания плана в очередной раз превзошла обновленную информацию от человека на земле и ее побочный продукт — здравый смысл. Никакого способа выключить машину планирования не существовало, как и не было никакого способа изменить ее курс. Несмотря на то, что мы получили обновленную информацию, план был планом, и штабные приложили столько усилий, чтобы собрать его воедино, что сама боевая задача больше не имела ничего общего с реальностью на местах — задача состояла в том, чтобы выполнить план в срок.
Для меня этот момент идеально подводил черту под тщетностью традиционного планирования в сравнении с полезностью развития ситуации. Поклявшись в верности плану, 10-я горно-пехотная дивизия непреднамеренно отказалась от своей свободы выбора. В результате все силы были оперативно заключены в тюрьму планирования, а сам план представлялся доказательством побега.
В СТАНЕ ВРАГА: «Предатели и их американские союзники собираются напасть в ближайшее время, нам нужно привести в кишлак подкрепление». «В этом нет необходимости, — ответил Маулави Саифур-Рахман Насрулла Мансур. — Мы находились в Шахикоте во время первого афганского джихада [против Советов]. Нас, моджахедов, было всего шестеро, а нас окружили десять танков. За один день на нас было совершено более пяти авиационных налетов, и около сотни советских солдат атаковали нас на земле. Но хвала Аллаху, милостивому и милосердному — они не смогли ступить в кишлак ни ногой, и мы оставались на той же позиции около недели». (Этими словами Маулави Саифур-Рахман Насрулла Мансур ответил, когда его спросили о возможности отправки подкреплений в кишлак, чтобы подготовиться к ожидаемому американскому нападению.)
Игнорируя советы своих людей на земле, вражеский командир был непреклонен в том, что никакой необходимости в подкреплении не было. Мансур сражался под командованием Хаккани, когда они разгромили советские войска на этой самой земле, поэтому он был так уверен, что суровая местность и негостеприимная погода, несомненно, позволили бы ему победить «порождения комфорта» — американцев. Такова была реальность Мансура, и он ясно дал понять, что не изменит своего решения, что бы ни советовали его люди. Благодаря его решению вражеские бойцы в Шахикоте также оказались заключенными в оперативную тюрьму, и вместе со своим командиром оказались пленниками предыдущего опыта.

ПРИМЕЧАНИЯ:

(1) Маулави Сайфур Мансур (также известен как Сайфулла Рахман Мансур, погиб в 2007 году) — один из видных полевых командиров «Талибана».
(2) Паколь — традиционный афганский головной убор. Военнослужащими Ограниченного контингента советских войск в Афганистане часто назывался «душманка» или «пуштунка».
(3) В разные годы Афганской войны советские войска проводили несколько боевых операций в районе Шахикота и в кишлаке Шерханхейль, являвшемся центром этой долины. Непонятно, какую из них имеет ввиду автор.
(4) Игра слов. Фразеологизм pushing the envelope означает также «преодолевать стереотипы», «выходить за рамки дозволенного», «преодолевать барьеры консервативного мышления». Смысл того, что хотел сказать автор, я думаю, понятен.
(5) Время «Ч» (H-hour) — время начала операции или атаки.
(6) 3200 метров.
(7) Закон Мура — эмпирическое наблюдение, касающееся скорости развития современных технологий (см. примечание 7 к главе 3). Хаджа — мусульманин, совершивший паломничество в Мекку. Автор имеет ввиду, что в таких странах как Афганистан технологическое преимущество не работает.

Нумерация примечаний не совпадает со сносками в тексте.

_________________

Несколько не понял. Даны сноски в круглых скобках, а те которые в квадратных скобках - это ссылки из оригинального издания, их я выложу отдельным постом.

Да, пардон, на скобки не помотрел.

_________________

Так конечно неудобно. Я когда закончу перевод, сведу все в один файл и свои комментарии вынесу в постраничные сноски, чтобы не путались))

Спасибо большое.

ГЛАВА 18

СРАЖЕНИЕ НАЧИНАЕТСЯ:

СОХРАНЯЙ СПОКОЙСТВИЕ И ДУМАЙ!

Закат, 1 марта 2002 года

На дороге перед нашей конспиративной базой в Гардезе выстроилась колонна грузовиков, которые должны были доставить наших афганских союзников на поле боя. Со своего насеста на северо-восточной сторожевой башне, я наблюдал, как четыреста афганцев пытались сообразить какое-то подобие «западного» варианта воинского формирования. В этой сцене было нечто странное, поскольку это в корне отличалось от того, как афганцы организовывались сами. После нескольких минут безуспешных попыток построится кто-то выкрикнул команду на пушту, и все бросились к своим грузовикам. Четыреста афганских солдат, каждый со своим оружием и рюкзаком, набились в восемь полуразрушенных «барбухаек». [X] (1) Когда температура упала до пятнадцати градусов, (2) афганцы, набившиеся в грузовики как сардины, вероятно, оценили свое положение за то тепло, которое оно давало во время ожидаемого двухчасового путешествия по дороге, ведущей к Шахикоту, больше напоминавшей лунный ландшафт (см. карту 5).
Незадолго до полуночи одна из самых нагруженных «барбухаек» слетела с дороги и завалилась на бок. Семеро афганцев были ранены, один находился в критическом состоянии. Люди кричали, дорога оказалась перекрыта, и колонна отстала от графика. Прежде чем она достигнет долины, перевернутся еще два грузовика. Коварные последствия «военного трения» (3) начинали сказываться на афганских солдатах и их советниках из Сил специальных операций, а ведь они еще не встретили ни одного врага!
Через несколько мгновений после полуночи (было уже 2 марта) Гуди решил, что самое время начать выдвигаться на позицию. Выделив двух человек в головной дозор, Гуди и еще один снайпер поползли вперед. Он был очень осторожен, его беспокоила непредсказуемость этого животного под названием «человек». Вы никогда не можете предсказать момент, когда кому-то вздумается встать и пойти размять ноги, или найти место, где он может побыть один, или найти местечко, чтобы справить нужду. И хотя до начала атаки оставалось еще несколько часов, Гуди, постоянно держа в уме эту мысль, согласовывал свои действия с «ганшипом» АС-130, нарезавшим круги высоко над его головой, чтобы тот прикрыл его передвижение. Просто на всякий случай!
Ровно в четыре часа утра, как и ожидал Гуди, случилось непредвиденное. Один из вражеских бойцов выскочил из палатки в поисках места для облегчения своего мочевого пузыря. Когда он целеустремленно пробирался между скал, его путь вывел его прямо к неподвижным снайперам. То ли он заметил американцев, то ли его интуиция естественным образом предупредила его о чем-то необычном, никто так никогда и не узнает. К счастью для группы, его эмоции возобладали над здравым смыслом: он запаниковал. Словно охваченный пламенем, он с криком бросился к палатке, чтобы разбудить спящих товарищей. Гуди решил открыть огонь, и легким, как перышко, прикосновением к спусковому крючку М-4 произвел первые выстрелы в операции «Анаконда». Через несколько минут трое из пяти врагов были мертвы, а двое других, перебирая руками и ногами, ползли к долине. Когда Гуди отошел, АС-130 лег на боевой курс и воспользовался своей точной оптикой и смертоносностью, чтобы остановить их переползание.
Гуди вызвал меня.
— Миссия выполнена. Позиция уничтожена с максимальным ущербом.
— Хорошая работа, — ответил я. — Есть какие-то разведданные?
Командир группы обнаружил дневник одного из моджахедов. Внутри находились его комментарии о повседневной деятельности противника по подготовке к битве. В нем также содержалась энциклопедия тактики и приемов террористов, которая включала в себя очень подробные наброски и формулы для создания мин-ловушек, фугасов и подготовки подрывников. Единственная глава, которой там не было, — как защититься от американцев, которые проникают на горные вершины высотой в одиннадцать тысяч футов. (4)
Все три группы АФО теперь были в состоянии контролировать долину.
Сидя на пункте управления в Гардезе, я вытащил интервью с Хаккани. Не верьте всему, что вам говорят, будто американцы — это порождения комфорта, мистер Хаккани. Это неправда!
В СТАНЕ ВРАГА: В полночь в субботу активность самолетов над кишлаком возросла, что заставило некоторых из братьев ожидать скорого нападения. Не успели часы пробить четыре утра, как начались авианалеты на окрестности, особенно на вершины, окружающие кишлак. Я попросил братьев отправиться в отведенные им места за кишлаком, а сам остался с группой, чтобы позаботиться о некоторых неотложных делах, а затем последовал за ними, когда ситуация позволила мне это сделать. За это время обстрел значительно усилился и повторился в нескольких районах, и не успел я совершить Фаджр (5) с оставшимися со мной братьями, как над нами начали кружить вертолеты. Их было много. Всего более двадцати летательных аппаратов, включая истребители.

День «Д», 2 марта 2002 года

Ни сотрудники АФО, ни кто-либо другой, находившийся на конспиративной базе в Гардезе, не поздравлял себя с победой. В течение следующих двух с половиной часов их было тринадцать против четырехсот пятидесяти. Все разведчики АФО были вовлечены в непрерывный цикл обнаружения, идентификации и уничтожения вражеских целей внутри долины, сохраняя при этом состояние сверхбдительности относительно вражеских бойцов, пытавшихся сделать то же самое с ними. Через несколько минут после того, как группа «Мако 31» отобрала свой НП у противника, наши спецназовцы и афганские братья стали жертвами «дружественного огня» с того же самого AC-130, который поддерживал нападение «Мако 31». Итог оказался трагическим: четыре американских и афганских автомобиля уничтожены, трое убитых (один американец, два афганца) и семь раненых. [1]
Когда оставшиеся спецназовцы и афганские солдаты грузили своих убитых и раненых на эвакуационный вертолет, вокруг них начали падать вражеские мины, выпущенные с вершины Тергульгара, взрываясь будто расплывчатые восклицательные знаки (см. карту 5). Деморализованные опрокидываниями трех машин и инцидентом с «дружественным огнем» АС-130, многие афганцы просто побросали оружие и отправились по дороге на север, обратно в Гардез. Подставляя себя под вражеский огонь, Крис Эйч и его люди пытались собрать отдельных афганцев в группы, где они могли бы уговорить их держаться и продолжить движение, но в целом нашим афганским союзникам хватило с головой. Крис вызвал меня, чтобы поделиться своим фатализмом:
— Мы перепробовали все. Они говорят, что с ними покончено. — Через минуту Крис добавил: — Мы возвращаемся на конспиративную базу в Гардез.
«Молоток» операции оказался сломан.
На другой стороне Тергульгара первые СН-47 начали приземляться на покрытую снегом низину долины. Когда солдаты выбежали из вертолетов, их встретила стена огня вражеских минометов и пулеметов. В течение первых нескольких минут после приземления было ранено от двенадцати до семнадцати солдат. По «наковальне» стучали молотком.
Джимми позвонил мне и сообщил, что генерал Хагенбек и его штаб решили отозвать вторую волну вертолетов. Сочетание минометного и пулеметного огня противника, ухудшение погодных условий и необходимость эвакуации раненых заставили их принять такое решение. Всего через несколько часов после начала операции «Анаконда» генерал Хагенбек и его штаб были вынуждены сосредоточить все имеющиеся ресурсы на эвакуации раненых и переброске тех немногих войск, которые сумели выйти в долину из зоны поражения противника.
Китайское обозначение кризиса — это двойной иероглиф, означающий «опасность-возможность», [Y] что приблизительно переводится как «без опасности не могут возникнуть возможности». [2] В разгар кризиса с 10-й горной дивизией, прижатой к подножию долины и находящейся под угрозой уничтожения со стороны врага, который превосходил их численно и находился на более выгодных позициях, для АФО представилась благоприятная возможность.
В СТАНЕ ВРАГА: Кишлак Шахикот, несмотря на то, что со всех сторон от него располагалась долина, был полностью окружен хребтами высоких гор, которые привносили в этот район холод, и поэтому сама долина очень редко была свободной от снега.
После примерно часового непрерывного кружения над кишлаком и его окрестностями американские войска были сброшены с самолетов на парашютах в трех местах. Первая высадка прошла на вершины гор, возвышающихся у входа в долину, которая вела к тыловым базам, и где американцы столкнулись с братьями, которые оставили нас в кишлаке. Там находилось около десяти наших братьев-арабов под командованием брата Гази, которые были связаны с двумя другими группами, сосредоточенных на одной из вершин, противоположных той, на которую высадились с воздуха. Обе группы состояли из узбекских и афганских братьев.
У нас было несколько тыловых баз, которые были оборудованы для защиты кишлака и до которых можно было добраться через протяженную долину, окруженную высокими горами. Именно эти базы мы использовали для обхода американских десантов с тыла, поэтому противник попадал в лапы тех, кто их обходил с одной стороны, и тех, кто находился с другой стороны в кишлаке. Только по милости Аллаха мы смогли нанести большие потери вражеским войскам с помощью такой тактики.
Вражеские войска вокруг долины, вероятно, не могли поверить в такую удачу. Американцы посадили свои вертолеты в долине прямо на виду у моджахедов, окопавшихся на возвышенностях, окружавших ее. Однако, как это часто случается во время сражения, расстояние имело значение. Долина Шахикот обширна, а максимальная дальность действительного огня вражеских автоматов АК-47 составляла от трехсот до четырехсот метров, поэтому чтобы поразить уязвимых американцев в низине, они должны были подойти достаточно близко, чтобы вести по ним огонь. Поэтому чрезмерно нетерпеливый враг высыпал из своих хорошо защищенных и хорошо замаскированных стрелковых позиций и тем самым невольно подставил себя под лазерные целеуказатели и хищные глаза групп АФО, сидевших над ними.
Вражеские минометные расчеты были уничтожены, командные пункты подавлены, а вражеские бойцы, перемещавшиеся между позициями для перевооружения и усиления, уже не показывались. Три группы АФО оказались вовлечены в непрерывный цикл целеуказания, наведения ударных самолетов, внесения поправок, а затем перехода к новым целям. Иногда единственным ограничивающим фактором была скорость, с которой они могли вести переговоры по радио:
— Штопор 5-0, это Джульет-1, вражеский командный пункт, координаты 15119100, позиция отмечена лазерным целеуказателем.
— Джульет-1, это Штопор 5-0, имею два 1000-фунтовых «Джидама». (6) Считываю ЦУ по координатам 15119100.
— Штопор 5-0, работу разрешаю.
— Принято, бомбы сошли. 33 секунды до удара.
— Штопор 5-0, хорошая работа. Цель уничтожена. [3]
Находясь в пункте управления в Гардезе, я вслух удивился, почему противник, похоже, не замечает постоянно растущего числа своих товарищей, которые больше не выходят на связь и не приходят на встречу.
— Это потому, что они не разговаривают друг с другом, — ответ Гленна поразил своей проницательностью. — Помните, что говорил нам информатор о талибах? Боевики «Аль-Каиды» не позволяют афганским талибам разговаривать с ними.
Гленн ударил прямо в точку: враг не понимал, что происходит вокруг него, потому что они не разговаривали друг с другом. Их жесткая иерархическая кастовая система не позволяла им делиться критически важной информацией.
Наряду со своим орлиным обзором всего поля боя, одним из самых больших преимуществ групп АФО была их безграничная и безупречная связь. Каждая группа поддерживала постоянную коммуникацию со своими товарищами по группе, самолетами, летающими над головой, и с подразделениями 10-й горно-пехотной дивизии в долине. Многочисленные радиостанции на каждом НП позволяли группам запрашивать информацию, задавать вопросы, выслушивать мнения друг друга и понимать деятельность своих войск и противника, происходящую вокруг них.
Несмотря на то, что вражеский огонь начал ослабевать, солдаты 10-й горно-пехотной дивизии мало что могли сделать, кроме как залечь в низине и искать укрытие от подавляющего вражеского огня. Они находились в отчаянном положении.
Джимми набрал меня и проинформировал АФО о текущем мыслительном процессе генерала Хагенбека.
— Если они смогут стабилизировать состояние раненых и ввести в бой остальные силы, то, возможно, сумеют переломить ситуацию. Генерал хочет знать, сможем ли мы выиграть для них немного времени.
У всех трех групп АФО был один и тот же ответ: «Столько, сколько им нужно».
Хотя никто из нас не выразил этого словами, мы знали, что «закон бутерброда» работал сейчас в нашу сторону. Тяжелое положение 10-й горной, открытой и уязвимой внизу в долине, стало приманкой, которая продолжала выманивать вражеских бойцов из их оборонительных позиций, где АФО могло наводить и уничтожать их. Без опасности не могут возникнуть возможности.
Ближе к вечеру командир наземного эшелона 101-й дивизии, чей вертолет приземлился чуть ниже НП, который теперь занимал Гуди, оценил положение противника и состояние своих сил в долине. Пока афганцы отступали, «молота» не было. Та часть его войск, что высадилась в долине, оказалась скована и не смогла занять свои позиции, так что соответственно не было и «наковальни». Он решил, что пришло время изменить план. Попытавшись выйти на связь с генералом Хагенбеком и доложить об обстановке и своих предложениях, он обнаружил, что его радиостанция «пошла по п***де». Поскольку Гуди находился всего в двух шагах от него, командир подразделения 101-й дивизии одолжил радиостанцию Гуди и вышел на связь по спутниковой радиосети АФО. Джимми снял трубку и передал ее генералу Хагенбеку. Голос командира 101-й дивизии был настойчивым.
— Рекомендую вывести все силы из долины с наступлением темноты, — генерал Хагенбек выслушал своего командира на земле, помолчал, а затем согласился. Весь АФО обратился в слух.
После того, как несколько часов назад я услышал донесение спецназа, я понял, что у трех основных компонентов американских сил на поле битвы в Шахикоте было три совершенно разные картины того, как идет сражение. В бою, когда дело доходит до понимания реальности ситуации и вѝдения поля боя, география и психология неразрывно связаны между собой.
Спецназ и афганцы находились вне долины. Деморализованные «боевым трением» и неспособностью войти в нее, они были вынуждены отойти на безопасную базу в Гардезе с целью продолжить бой на следующий день. Подразделения 10-й горно-пехотной дивизии находились внутри долины. Прижатые к земле и выставленные на всеобщее обозрение в низине, они оценивали свое положение как безнадежное и решили, что лучший выход — вернуться в Баграм и прилететь сюда на следующий день. Три группы АФО занимали ключевые участки местности [Z], которые доминировали над местностью внутри и вне долины. На своих орлиных гнездах три группы обладали превосходной ситуационной осведомленностью, которую они продолжали транслировать с разрушительной смертоносностью на ничего не подозревающего врага.
Через несколько секунд после того, как генерал Хагенбек отключил радио, на связь вышел я.
— Джимми, передай это сообщение командиру [генералу Хагенбеку].
Без моего ведома Джимми включил громкую связь. Генерал Хагенбек и два его заместителя стояли позади него и слушали все, что я говорил.
— Я считаю, что отход был бы огромной ошибкой. Группы АФО уничтожают противника и продолжают удерживать почти все ключевые участки местности вокруг долины.
Я также поделился тем, что у нас было припасено для следующих двадцати четырех часов.
— Мы продолжим бомбить ключевые позиции противника на Тергульгаре. Мы выявили основные тропы противника за горным хребтом, которые мы разбомбим и перережем сегодня ночью. На сегодняшний вечер у нас запланировано пополнение запасов, что позволит группам оставаться на позициях и оказывать поддержку 10-й горной, и продолжить уничтожение противника еще в течение четырех дней.
Я сделал паузу, затем резюмировал:
— Мы считаем, что это самая лучшая возможность в жизни. АФО останется на месте и будет уничтожать противника до тех пор, пока уничтожать будет некого.
Я не пытался участвовать в театральной постановке, и не пытался критиковать чье-либо решение отходить, я просто усвоил тот же урок, который мы получили от полевого командира в Ургуне: лучший способ создать точное изображение реальности — это поделиться информацией. Поэтому я тоже чувствовал себя соучастником событий.
Как позже описывал Джимми: «Генерал Хагенбек со своими основными командирами сгрудился в углу пункта управления 10-й горно-пехотной дивизии». До этого момента он понятия не имел, насколько успешным было общее сражение. Все, что он знал, так это то, что все пошло не по плану. Как только он полностью понял реальность АФО, у него появилась совершенно иная картина — он смог оглядеть поле боя и понял, что нужно делать.
Затем генерал Хагенбек сделал то, что должно послужить полезным уроком для всех будущих лидеров любой профессии: он изменил свое мнение! Он сделал это, основываясь на корректирующем реальность контексте людей на земле. Несмотря на то, что свое предыдущее решение генерал доложил по спутниковому радио своему начальству и своим подчиненным по всему земному шару, он отбросил свое эго и поступил правильно. И это окажется правильным решением для миссии, правильным решением для его людей и правильным решением для генерала Хагенбека.
В хаосе последовавших за этим мгновений, солдаты 10-й горной пошли вперед. Они проявили гибкость, они приспособились к обстановке, они продемонстрировали отвагу, и в конце концов, они оказались победителями.

ПРИМЕЧАНИЯ:

(1) Барбухайка — название, данное советскими солдатами разрисованным и украшенным афганским грузовикам, переделанным для перевозки максимального количества людей и грузов. Американцы называют их «джинга» (Jinga).
(2) По Фаренгейту. Примерно -10 градусов по Цельсию.
(3) Явная отсылка на труды К. Клаузевица.
(4) Тонкий момент. В уставных документах ССО США это называется «Сбор разведывательной информации на месте проведения операции» (межвидовое руководство JP 3-31 Проведение объединённых операций, Министерство обороны США, 3 октября 2019 г.). У нас этот процесс называется «криминалистическая и первичная следственная работа». На практике это быстрое получение сведений с места проведения специального мероприятия для того, чтобы провести следующее. Документы, отпечатки пальцев, сотовые телефоны, бумаги, упаковка и т.п. — всё, что будет найдено на месте операции, БЫСТРО обрабатывается и используется для следующей операции.
(5) Фаджр — предутренняя молитва у мусульман.
(6) JDAM (Joint Direct Attack Munition) — корректируемая авиационная бомба.

Крайняя глава книги Блейбера.

***

ГЛАВА 19

ТАКУРГАР:

КОГДА ВЕСЬ СМЕХ ПОГИБ В ПЕЧАЛИ (1)

Закат, 2 марта 2002 года
(четырнадцать часов после того как Гуди начал сражение)

В СТАНЕ ВРАГА: Ночь мы провели в полной боевой готовности и настороже, чтобы предотвратить на протяжении ночи ожидавшиеся новые воздушные десанты. Перед тем как совершить Фаджр, мы разделили братьев на три группы: первая присоединилась к группе Маулави Саифур-Рахман Мансура, так как ему требовалось больше людей; вторая заняла позицию у входа в долину, там, где стояла зенитная установка ЗСУ-23 «Шилка»; я же остался вместе с тремя другими братьями в качестве резерва и поддержки для любой из групп, которой могло потребоваться больше людей. Для начала мы направились к месту расположения «Шилки» и заняли позиции в тылу, чтобы помочь сдержать усиливавшиеся авиаудары. Во время этого враг не переставал засыпать горные вершины и долины лавиной бомб и снарядов, а его пулеметы вели огонь во все стороны. Многие афганцы теперь стали мучениками, их было слишком много, чтобы можно было сосчитать. Один брат пытался спрятаться от бомб в траншее, но она оказалась доверху забитой убитыми узбеками.
Заместитель командира тактической группы наблюдал за ходом боем из своего ЦБУ в Баграме. Поздравительные телефонные звонки по поводу достижений АФО поступали от высокопоставленных военных руководителей со всех концов мира, многие из которых со своими штабами сообщили ему, что они планируют оставаться приклеенными к своим спутниковым радиостанциям до конца битвы.
На конспиративной базе в Гардезе зазвонил мой защищенный спутниковый телефон. Это был заместитель командира. [1]
— Пит, отличная работа. Послушайте, мы не можем просить вас продолжать это дело, вы к нему не готовы. Что я хочу сделать, так это передать все «морским котикам». Пусть они покомандуют, и продолжат вести борьбу. А вы с АФО должны отправиться на поиски места следующего боя. Я хочу направить в долину несколько «морских котиков» и хочу, чтобы вы перебросили туда этих ребят как можно быстрее.
Когда он позвонил, все три группы АФО вступили в бой с вражескими бойцами в долине, и у всех трех были различные вопросы и просьбы, которые требовали моего немедленного внимания и содействия, поэтому, хотя странное предложение заместителя определенно соответствовало для меня критериям «красной тревоги», (2) моим приоритетом сейчас были мои люди, и мне нужно было вернуться к радиостанции и переключиться мозгами на битву.
Я быстро ответил:
— Сэр, мои группы будут в порядке по крайней мере еще сорок восемь часов. Я крайне рекомендую, чтобы любая группа, отправляющаяся сейчас в долину, проходила тот же порядок подготовки, что и три группы, уже находящиеся там. Прежде чем их выведут туда, им нужно провести некоторое время в Гардезе, чтобы они могли акклиматизироваться к высоте и изучить местность и историю Шахикота. Им нужно поговорить с ЦРУ, армейским спецназом и афганскими ополченцами, которые уже работают в этом районе. — Потом я высказал то, что, как я полагал, окажется решающим аргументом: — Сэр, посылать эти группы, не давая им никакого времени на то, чтобы подготовиться к окружающей среде, не имеет смысла, это лишь настроет их на неудачу.
Гленн, который из-за налитых кровью глаз и спутанных волос после сорока восьми часов бессонницы заслужил прозвище «Безумный профессор», сокрушенно покачал головой.
— Я знал это. Они понятия не имеют, как долго мы готовились, чтобы обеспечить работу этих групп в той среде.
Вероятно, тем, кто в Баграме, Масире и Северной Каролине следил за боем по спутниковой связи и наблюдал за спорадическими изображениями, передаваемыми на землю с беспилотных летательных аппаратов, это казалось достаточно простым делом: поставить разведгруппу на возвышенности с радиостанцией и дать им возможность наводить точные авиационные удары по врагу. Но, как это часто происходило на протяжении последующих ста часов, эти руководители принимали решения, основанные на ложной реальности — у них не было контекста.

Рассвет, 3 марта 2002 года

С приближением рассвета долину Шахикот затянула зимняя дымка, которая не позволила ни группам АФО, ни, соответственно, всем остальным что-либо разглядеть на поле боя в течении как минимум нескольких часов. Я не спал уже почти пятьдесят пять часов. У каждого человека есть свои психологические или визуальные сигналы, которые подсказывают ему, что ему необходим отдых. Для меня такими сигналами являются зрительные образы. Помню, я смотрел в окно на большую скалу и подумал, что она очень похожа на мультяшное изображение стиральной машины. Но что там делать стиральной машине? Я снял наушники и направился к нашей палатке.
Спустя два часа сработал будильник на моих часах. Еще не придя в себя, я выхватил из-под подушки пистолет, заткнул его за пояс и, спотыкаясь, вышел во двор, чтобы облегчиться и почистить зубы. Небо над головой было бездонно-голубым, стало заметно теплее. Снег будет таять, и нам придется изменить наш камуфляжный рисунок, — подумал я. До меня доносился запах бобов и риса, в одной из палаток кто-то слушал песню «Кашмир» группы Led Zeppelin, которая мне всегда нравилась. Я направился обратно в наш пункт управления, чтобы узнать последние новости о том, что происходило, пока я спал.
Проходя по грязному двору, я заметил по меньшей мере две новые машины и кучу незнакомых лиц, снующих вокруг. Ко мне подбежал сильно расстроенный Гленн, который быстро заговорил:
— Час назад в лагерь прибыло две группы «морских котиков». Их командир ждет тебя на пункте управления.
Иногда, когда я недосыпаю, я просыпаюсь не очень хорошо, и то утро было одним из таких. Почему они приехали сюда, не позвонив нам? — подумал я. Афганцы, находившиеся на наших контрольно-пропускных пунктах, находились в состоянии повышенной боевой готовности. Они считали, что сначала надо стрелять, а потом уже задавать вопросы.
Вновь прибывшие составляли две разведывательные группы морского спецназа с позывными «Мако-30» и «Мако-21». [2]
— Что ты тут делаешь? — спросил я офицера-спецназовца по имени Вик. Он ответил мне, что заместитель командира тактической группы приказал ему «С2 [управлять] “котиками”», (3) и что у него был приказ вывести две эти группы в Шахихот на усиление как можно быстрее. [3]
Я схватил спутниковый телефон и вышел на улицу, чтобы позвонить заместителю.
— Сэр, что происходит? — недоверчиво спросил я.
— То же, что я вам и говорил, — ответил тот. — Я хочу, чтобы эти парни поучаствовали в драке. Вик отвечает за «синих» (прозвище, которым некоторые люди называют «морских котиков», имея ввиду цвет морской воды), а вы просто остаетесь ответственным за парней из АФО. Как считаете, когда вы сможете передать их «синим»?
— Сэр, нет никакой необходимости втягивать этих парней в драку. Мне не нужно посылать сегодня еще две группы, мы контролируем долину, а не они…
Он оборвал меня на полуслове.
— Пит, отправь в бой обе группы этой же ночью. Это приказ. [4] — и повесил трубку. Активная оперативная точка закрывалась.
Через несколько часов я должен был сопровождать Спайдера и группы армейского спецназа, возвращавший афганцев обратно в долину, и большое количество воинских подразделений, находящихся сейчас на поле боя, могло осложнить этот маневр. Мы считали крайне важным, чтобы все три командира — Спайдер, Крис Эйч и я — двигались вперед вместе с афганцами. Наше присутствие позволит нам всем вместе увидеть поле боя, осуществлять взаимодействие и принимать решения прямо на месте, а также делать все возможное, чтобы снизить риск «дружественного огня». Возвращение четырехсот афганцев наконец-то позволит нам блокировать всю долину, затем мы могли бы двинуться внутрь, захватить оставшегося врага, собрать свежие улики и отследить все возможные маршруты, чтобы нанести смертельный удар силам «Аль-Каиды» в Афганистане.
Внутри теперь уже бурлящего, пункта управления в Гардезе, «морские котики», АФО и спецназовцы тщательно изучали карты и готовились к ночным операциям.
Один из недавно прибывших командиров группы «морских котиков» был моим хорошим другом, с которым я тесно работал ранее во многих других реальных операциях по всему миру. Его звали Слэб. Сложенный как марафонец, он был спокоен и задумчив, и никогда не тратил слов впустую. Я был рад повстречать его в Гардезе — он был одним из немногих парней, которых я отобрал бы в любую группу или для любой операции. Я полностью доверял ему. Схватив его за руку, я вышел во двор, чтобы переговорить.
— Слэб, мне чертовски неприятно, что вы сразу же отправляетесь в пекло, — сказал я ему. — Я хочу быть уверен, что ты получишь все преимущества, которые были у других парней.
— Полностью согласен, — ответил Слэб. — Но я делаю то, что мне говорят, а нам приказали выходить сегодня же вечером. [5]
Через несколько часов группы морского спецназа кратко доложили свои планы. Одна из групп («Мако-21») должна была высадится в долине из вертолета CH-47, рядом с безопасной позицией, занятой подразделениями 10-й горно-пехотной дивизии, а затем выдвинуться пешим порядком и соединиться с группой «Джульет», оставить ей столь необходимые припасы, после чего продолжить движение на восток к своему НП на восточном хребте долины. Одновременно второй CH-47, со Слэбом и группой «Мако 30» на борту, должен был вылететь в зону высадки №1 в 1300 метрах к северо-востоку от горы Такургар (см. карту 6). Из зоны высадки №1 группа «Мако-30» должна была подняться на вершину Такургара и выставить там свой НП. Перед высадкой из вертолетов обе площадки должен был прочесать своим огнем AC-130, чтобы обеспечить отсутствие на них врага.
Оба этих плана нарушали наше неофициальное правило «никаких вертолетов», но в данный момент никакой другой альтернативы не было — заместитель командира приказал им выходить в ту же ночь, а реальность времени и расстояния означала, что иного способа вывода не существовало.
Слэб пришел к выводу, что для того, чтобы добраться до своего НП на вершине Такургара до рассвета, он и его группа должна была высадиться ночью как можно раньше. По его прикидкам, подъем должен был занять не менее четырех часов.
На дороге перед конспиративной базой выстроилась новая и усовершенствованная колонна грузовиков, чтобы отвезти афганцев обратно на поле боя. Мой автомобиль стоял в середине колонны, и был оснащен спутниковой рацией, а также более надежным УКВ-приемопередатчиком. Кроме того, в ней был прочный портативный компьютер для отправки и приема цифровых сообщений. То есть машина была оборудована так, чтобы обеспечить меня теми же коммуникационными возможностями, что и в пункте управления в Гардезе. Мы с Терой лихорадочно работали, проверяя и устанавливая оборудование так, чтобы все было удобно расположено — это позволит мне работать в темноте, в движении или под огнем.
В 10:00 вечера, за полчаса до того, как должны были прибыть вертолеты «морских котиков», Вик подошел ко мне и, немного поговорив о моей машине, начал обсуждать идею переноса места высадки «Мако 30» с площадки №1 на вершину горы Такургар. Ту же идею он высказал несколькими часами ранее, но мы со Слэбом отвергли ее по тактическим соображениям. Полностью осознавая, что «Мако 30» находится всего в тридцати минутах полета от места высадки, я сразу же перешел к делу.
— На земле не происходит ничего такого, что указывало бы нам на необходимость вносить изменения в план, поэтому нет смысла его менять, — сказал я, добавив, что даже если бы мы хотели изменить место высадки, пилоты вертолетов никогда бы не внесли никаких изменений в одиннадцатом часу ночи, — это противоречило их стандартному порядку действий. Наконец, я сказал ему, что Джимми уже согласовал задачу «Мако-30» со всеми другими подразделениями на поле боя.
— Нет проблем, — ответил тот, не вдаваясь в подробности. Мы поговорили еще несколько минут о взаимодействии при действиях ночью, во время которых я дал ему понять, что буду управлять всем из своей машины возле «Рыболовного крючка» и что если у него возникнут какие-либо вопросы или проблемы, он должен немедленно выйти со мной на связь.
— Есть, шеф! — ответил он, уходя в темноту.
Почему он просил сменить место посадки вертолета за полчаса до вылета? — удивился я. В этом не было никакого смысла.
Где-то около половины одинадцатого вечера обе группы «морских котиков» переместились на посадочную площадку Гардеза, расположенную в нескольких сотнях метров позади конспиративной базы.
В 23:23 прибыли два вертолета «Чинук». [6] После ряда задержек, связанных с разрешением на пролет в воздушном пространстве, у обоих вертолетов возникли проблемы с двигателями. Пилоты связались по радио с ЦБУ ТГр-11 в Баграме для получения указаний, а затем сообщили Слэбу, что самое раннее, когда они смогут доставить его вместе с группой в назначенную зону высадки, — это 02:30 утра. Зная, что солнце восходит шесть утра, Слэб мгновенно понял, что у него не будет достаточно темного времени, чтобы подняться на вершину горы, и потому рекомендовал отложить высадку на двадцать четыре часа. [7] После этого Вик решил связаться по спутниковому радио с ЦБУ ТГр-11 в Баграме и обсудить ситуацию со следующим по старшинству офицером в его командной цепочке.
— Самое раннее возможное время вывода — с 2:45 до 3:00 утра, — сообщил Вик офицеру. — «Мако-30» [Слэб] просит задержать его на двадцать четыре часа. Что бы вы хотели передать группе?
Сообщение, которое ЦБУ отправил обратно, гласило:
— Нам действительно нужно, чтобы вы попали туда сегодня ночью. [8]
Имея подобный фактический приказ, Вик вернулся к идее высадки «Мако-30» прямо на вершину Такургара, и начал обсуждать детали своего плана с главным пилотом MH-47.
Пилот рассчитал последствия полета на пару тысяч футов выше от первоначального места высадки.
— Я могу доставить вас туда, но я не знаю, есть ли на вашем НП подходящая посадочная площадка (он имел в виду вершину горы.)
— Это не должно быть проблемой, — высказался Вик и добавил. — Я видел [спутниковые] снимки.
Операция началась снова, пилоты вертолета согласились высадить «Мако-30» прямо на пике Такургара.
В ледяной темноте посадочной площадки Гардеза Вик принял решение об операции, в которой он не был уверен, против врага, которого он не знал, на поле боя, на которое он никогда не ступал. В хаосе момента, когда и миссия, и его люди требовали, чтобы он смотрел, слушал и задавал вопросы о том, что происходит вокруг него, он проигнорировал раскрывающий реальность контекст человека, стоящего рядом с ним (Слэб), и людей на земле в нескольких сотнях метров от него (АФО), и решил вместо этого подчиниться своей военной иерархии.
Иерархический процесс принятия решений подразумевает, что руководитель на каждом уровне управленческой пирамиды — это человек, ответственный за принятие решений и управление всем, что находится ниже него. Соответственно, самый высокопоставленный человек — это тот, у кого всегда есть наилучшие ответы, самое глубокое понимание ситуации и наилучшие решения. Неустановленное «право» Вика и командиров ТГр-11 в ЦБУ в Баграме отменить решение Слэба и принять решение о высадке на Такургаре явилось ярким примером того, насколько глубоко укоренился этот процесс в Вооруженных силах, а также того, насколько он непригоден к выработке оптимальных решений в быстро меняющихся и сложных ситуациях.
Жесткая приверженность иерархии насаждается на современном поле боя спутниковым радио, видеоконференциями и гордыней. Хотя Слэб точно знал, что нужно делать, его старший по должности офицер Вик, стоявший рядом с ним, был тем, кто обсуждал это решение по спутниковой радиосвязи с ЦБУ в Баграме. На другом конце «провода» находилось его военно-морское начальство, которое, в свою очередь, получало указания от своего начальника, заместителя командира тактической группы (генерала ВВС), который подчинялся указаниям, которые он ежедневно получал через видеоконференцсвязь от самого командира (пилота армейского вертолета) в Северной Каролине. [9] Вероятно, каждый руководитель в этой опасной управленческой цепочке чувствовал неявное культурное давление, чтобы дать нужный «ответ», и между делом показать свое глубокое понимание ситуации. По иронии судьбы, один из самых полезных способов показать глубокое понимание — это вообще не отвечать, а вместо этого провести проверку реальности.
Все, что нужно было сделать любому человеку на любом уровне многослойной командной иерархии ТГр-11, — это позвонить Слэбу, Джимми или мне и задать простой вопрос: «Какие будут рекомендации?» Наша реальность заключалась в том, что не было никакой критически важной необходимости высаживать группу на вершине той горы в ту ночь, как, возможно, ее не было и на следующую ночь. Враг уже находился на последнем издыхании — долину контролировали мы, а не противник. Слэб рекомендовал задержаться на сутки, чтобы у него было достаточно времени под покровом темноты подняться на вершину. Если бы кто-то спросил Джимми или меня, мы бы спросили Слэба или перевели бы вопрос на него. Всегда прислушивайся к человеку на земле.
Никто в АФО не был посвящен в дискуссии или решения, принятые Виком и ЦБУ тактической группы относительно Такургара, до тех пор, пока мы не узнали об этом много часов спустя. Решение о жизни и смерти, принятое военной иерархией в ту ночь, конечно, не было оптимальным, но само по себе оно не было фатальным. Фатальным оказалось решение не делиться им.
В СТАНЕ ВРАГА: с первыми признаками наступления ночи прибыли самолеты С-130, на которых были пулеметы, аналогичные по калибру ДШК (12,7 мм), хотя они также могли стрелять ракетами и имели ночное видение, которое позволяло видеть на расстоянии до шести километров. Мы ничего не могли сделать, кроме как поднять руки и помолиться Аллаху. Наши братья рассредоточились и неподвижно стояли в окопах, потому что враг мог обнаружить любое движение. Поскольку братья сражались до самой ночи, для самолетов мы были легкой ночной мишенью, и в ту ночь около двадцати моджахедов оказались убиты. Семь из них были арабами: Абуль-Бараа аль-Магриби (Марокко), Абуль-Бараа аш-Шами (Сирия), Абу Бакр аль-Магриби (Марокко), Абуль-Хасан ас-Сомали (Сомали), Халид аль-Исламбули аль-Гамиди (Аравийский полуостров), Абу Бакр Аззам аль-Урдуни (Иордания) и Абдус-Салам Гази аль-Мисри (Египет).

Гора Такургар, 02:40 утра


Пока Слэб и «Мако-30» загружались в свой ревущий вертолет в морозной темноте посадочной площадки нашей безопасной базы, одинокий АС-130 рыскал в небе над заснеженной вершиной Такургара высотой 10469 футов. (4) [10] Самолет всю ночь прочесывал долину в поисках вражеских бойцов. До этого момента, когда АС-130 отправляли на поиски противника, он искал живых, дышащих, и сражающихся людей, и когда он обнаруживал их, то сразу уничтожил. Комплект бортового оборудования этого ударного самолета включает в себя телевизионные и инфракрасные приборы, а также радиолокационную станцию, позволяющий ему идентифицировать вражеские цели визуально или по приборам, днем или ночью, и практически в любых погодных условиях. [11] Экипаж АС-130 сканировал гору Такургар своими приборами. Оборудование работало штатно, но люди, смотревшие на него, не знали, зачем они сканируют вершину горы. Никто не сообщил им, что они должны обследовать гору, чтобы обеспечить посадку на нее вертолета с «морскими котиками». Несмотря на паутину следов на снегу, а также траншею, окружавшую ДШК, стоявшего на треноге на страже западного края горы, офицер, обслуживающий бортовое оборудование, никакого врага не увидел, и поэтому объявил гору безопасной.
Примерно в 3 часа ночи вертолет MH-47, на борту которого находилась группа «Мако-30», притормозил, выровнялся и завис над небольшим углублением около вершины, чтобы приземлиться. Тут же его окружил интенсивный огненный шторм из РПГ и пулеметов. [12] Семь узбекских моджахедов выпустили в него весь свой боезапас. В вертолет попало три гранаты, выведя из строя один из двух двигателей, электропитание и гидравлическую систему, управляющую рулями. Вертолет дернулся, как раненый зверь, при этом один из «морских котиков», который занял положение для высадки, вывалился из задней части вертолета на заснеженный пик внизу. Пилоту удалось восстановить контроль над летательным аппаратом, когда он исчез за обратной стороной пика. Яростно трясясь, как «неуравновешенная стиральная машина», вертолет стремительно снижался. Проявив недюжинное летное мастерство, экипаж смог посадить вертолет ровно внизу в долине. Каким-то чудом никто из находившихся внутри серьезно не пострадал. [13]
Моя радиостанция ожила как раз в тот момент, когда моя колонна подошла к западному краю «Рыболовного крючка» (см. карту 6). Это был Слэб.
Он был чуть более возбужден, чем обычно, но все еще оставался спокоен и собран. Слэб сообщил мне, что его вертолет совершил аварийную посадку в долине и что один из его людей (Нейл Робертс) выпал на вершине горы. Я сразу понял, что это означает: они пытались приземлиться на вершине!
Я спросил Слэба, где он находится. Он сделал паузу, чтобы проверить данные своего GPS-приемника, а затем продиктовал мне прямоугольные координаты. Слэб и выведенный из строя МН-47 располагались в квадрате 18-92 (см. карту 6). В этот момент битвы мне не нужно было смотреть на карту, чтобы узнать, что в каком квадрате находится — за последние семьдесят два часа я получил и передал столько координат в долине Шахикот, что карта отпечаталась у меня в голове; я мог визуализировать поле боя. Вертолет находился в непосредственной близости от подразделений 10-й горно-пехотной дивизии и почти прямо перед НП группы «Джульет» (см. карту 6). Я также осознавал жестокую реальность затруднительного положения выпавшего спецназовца. Я знал, что узбекские и чеченские моджахеды пленных не берут. Мы должны были вытаскивать его немедленно, иначе выпавший «морской котик» скоро будет мертв — если он уже не мертв.
Сгрудившись вместе с Крисом Эйчем и Спайдером внутри полуразвалившихся остатков древнего афганского форта, первое, что мы сделали, — это выкинули в сортир план вывода афганцев в долину. Сейчас нашим приоритетом было понять, что происходит вокруг. Я немедленно связался с тремя группами АФО и попросил их доложить обстановку. Со своего господствующего насеста на восточном гребне группа «Джульет» могла просматривать как вершину Такургара, так и место падения вертолета в долине. Они быстро подтвердили все, что только что сообщил мне Слэб. По своей УКВ-радиостанции я переговорил с AC-130, летавшим в этот момент над долиной, и держал свою спутниковую радиостанцию на приеме для групп, которые продолжали наводить огонь по другим очагам вражеского сопротивления вокруг Шахикота. АС-130 пролетал прямо над Такургаром, и я запросил экипаж как можно более живо и подробно описать все, что они видят.
AC-130 сообщил, что наблюдает мигающий сигнал инфракрасного стробоскопа, и растущее число людей, его окружавших.
— Сколько их? — спросил я.
— Много, — последовал ответ.
Через несколько секунд оператор АС-130 доложил, что стробоскоп больше не мигает. [14] Затем взволнованным тоном он выпалил:
— Пять-десять «духов», перемещаются по склону, трудно уследить.
По мере того как каждый штаб как внутри страны, так и за ее пределами узнавал об этом происшествии, спутниковую сеть АФО начали переполнять и забивать неистовые запросы о предоставлении информации. Между различными управленческими структурами возникла какофония, каждый последующий вызов «накладывался» на предыдущий или прерывал его. Ситуация становилась еще хуже, когда каждый новый звонивший просил другого повторить то, о чем они говорили прежде, чем их прервали. [15]
У Слэба была только одна мысль: вернуться на вершину и спасти своего товарища по группе. После того, как его перебросили обратно на площадку приземления в Гардезе, он и его группа прыгнули обратно на CH-47, и через несколько минут «Мако-30» взлетела, чтобы вернуться на Такургар. Вскоре после этого в небе над вершиной появился «Хищник» (5) и немедленно начал передавать свои изображения на ЦБУ в Баграме и в Масире. [16] Джимми скармливал мне всю информацию по мере ее получения. Все это дополняло то, что передавал мне экипаж АС-130.
Враги на Такургаре сгрудились на вершине. Скученные на открытой местности, они были чрезвычайно уязвимы. Мы со Слэбом обсудили ситуацию и согласовали план операции по спасению. Я поделился им с AC-130.
— Когда вертолет «Мако-30» будет на расстоянии от одной до трех минут полетного времни, я хочу, чтобы вы открыли огонь из своего 105-мм орудия как можно ближе к вражеским бойцам на вершине горы, а затем наблюдали, не отделится ли кто-нибудь от группы. Вам нужно будет очень внимательно оценивать ситуацию. Если вы решите, что это может быть выпавший спецназовец (Робертс), то используйте все свое оружие, чтобы защитить его. Всех остальных можно свободно уничтожать.
— Вас понял, прием! — ответил радист АС-130.
Я продолжал:
— Вы должны подавить врага на горе до прибытия вертолета. Убейте их как можно больше, пока они находятся на открытом месте и уязвимы. Не разрешайте вертолету садиться, если вы не подавили противника.
— Вас понял, прием! — повторил АС-130.
Потом в разговор встрял Джимми из Баграма:
— Враг на открытом месте, они все еще толпятся и собираются на вершине горы.
Группа «Джульет» также могла наблюдать противника на вершине горы. Они добавили свое подтверждение нашему плану. У нас было несколько «человек на земле», каждый со своим кусочком головоломки, и все вместе мы имели общую реальность. Я чувствовал, что мы начинаем понимать, что происходит вокруг нас.
Вертолет Слэба находился менее чем в пяти минутах от вершины. Джимми вернулся в сеть. Наблюдая за изображением противника, которое передавал «Хищник» в ЦБУ 10-й горно-пехотной дивизии, Джимми намеревался информировать всех нас в долине обо всем, что ему было известно.
— Враг все еще находится на вершине горы, — быстро, спокойно и кратко доложил он.
— Нам не нужно, чтобы вы все работали по радио! — рявкнул по рации напряженный от волнения голос заместителя командира тактической группы. — Выйти из эфира, освободить сеть!
По его надменному возгласу все выглядело так, будто Джимми был каким-то случайным посторонним человеком, который вмешивается в работу пункта управления и подвергал сомнение организационное право заместителя отдавать приказы и руководить боем. Но Джимми не пытался указывать людям, что делать, он пытался поделиться с людьми тем, что знал.
Сидя в своем огромном кресле в ЦБУ 10-й горной, Джимми использовал все свои навыки коммуникатора, чтобы собрать воедино и поделиться ключевыми частями головоломки поля боя. Он знал, где находятся все силы АФО и 10-й дивизии, у него было интуитивное понимание ситуации у противника и миссии, и у него был живой вид с высоты птичьего полета на вершину горы от «Хищника». А у заместителя было лишь изображение «Хищника», и его звание.
Стоя рядом со Спайдером, я взглянул на часы: вертолет «Мако-30» был всего в двух минутах полета от вершины горы. Я уставился на вершину, поправив очки ночного видения в ожидании вспышек и огненных шаров от смертоносного оружия AC-130, которые, я был уверен, скоро последуют.
Внутри центров боевого управления в Масире и Баграме, напоминавших декорации «Звездных войн», (6) штабы работали как пчелиный улей. [17] Как и у большинства штабов, их первым инстинктом было, вероятно, то, что они должны были сделать хоть что-то — они должны были начать планировать и отдавать приказы. Собравшись, будто в лекционном зале колледжа, штабные офицеры наблюдали и слушали сражение, сидя за своими многоярусными столами и креслами, завороженные пиксельными изображениями от «Хищника», которые отображали их реальность на гигантских плазменных экранах, установленных в передней части каждой комнаты.
«Хищник» над Такургаром летел на высоте 17 000 футов над уровнем моря (7) — более чем на милю выше 3-х километровой горной вершины. [18] Его изображения передавались через спутник, находящийся в открытом космосе, обеспечивающий цифровую защиту сигнала перед тем, как отправить его обратно на землю. Получавшиеся в итоге изображения людей представляли собой расплывчатые, похожие на зомби, черные фигурки с едва узнаваемыми предметами в руках. Возможно, самым обманчивым здесь является узкое поле зрения этого беспилотника, метафорически описываемое как «взгляд на мир через соломинку». Если вы смотрите на мир через соломинку, то вы никогда не узнаете, что на самом деле происходит вокруг вашего изображения.
В какой-то момент заместитель командира и его подчиненные в Масире начали верить, что их доступ к спутниковым радиосетям и особенно к каналам передачи данных «Хищника» дает им столько понимания событий в долине Шахикот, сколько им нужно, чтобы возглавить операцию и управлять событиями из своего местоположения. [19] Возможно, в ответ на интенсивный радиообмен, который возник в спутниковой сети связи АФО сразу же после первой попытки «Мако-30» приземлиться на горе, кто-то в цепочке командования ТГр-11 решил, что было бы хорошей идеей перейти на другую спутниковую радиочастоту. С точки зрения вышестоящего штаба, радио — это средство отдавать приказы и давать указания подчиненным, и изменение частоты облегчило бы им эту работу. Но для АФО и людей на земле радио являлось основным способом передачи идей и обмена информацией, и в таком качестве оно было нашим спасательным кругом.
Подобные «короткие замыкания» в коммуникации, когда они происходят, кажутся достаточно безобидными, но по мере того, как танется время, они превращаются в ошибки при принятии решений, которые медленно начинают накапливаться, усугубляя друг друга, незаметно приближаясь к критической массе. Снежок начал катиться, неумолимо превращаясь в снежный ком.
После перехода на новую частоту, штабной персонал в Масире (1100 миль (8) и один часовой пояс от места событий) начал управлять всеми силами и всеми летательными аппаратами, участвующими в спасении выпавшего спецназовца Нейла Робертса. Очарование одномерного изображения от «Хищника» заменяло им реальность при принятии решений. Но именно потому, что оно было одномерным, оно никогда не могло быть правильным, и потому, что оно не разделялось с остальными, оно никогда не могло быть исправлено. Подобно афганскому полевому командиру и аналитику разведки в Ургуне, генерал сильно переоценивал могущество технологии. Он не понимал, что реальность ситуации может быть полностью понята и доступна только через коллективное всеведение и всезнание людей на земле.
С чувством срочности, подпитываемым осознанием того, что жизнь выпавшего товарища висит на волоске, пилоты MH-47, летевшие вместе с «Мако-30» из Гардеза, на полной скорости направили свой вертолет прямо к пику Такургар. Наворачивающий круги АС-130 нацелил свои пушки и камеры на «легкую мишень» в виде вражеских бойцов, толпившихся под ним. Экипаж самолета знал, что где-то внизу одинокий разведчик, возможно, борется за свою жизнь. Пока они готовились к стрельбе, перед их глазами все еще стоял инцидент с «дружественным огнем», случившийся на первых минутах битвы, поэтому для полной уверенности АС-130, по недавно измененной частоте спутниковой связи, вызвал штаб, чтобы запросить разрешение у командира наземных сил на открытие огня. Но изменение частот спутниковых сетей без уведомления экипажа АС-130 означало, что он на самом деле разговаривает со штабным офицером ТГр-11.
Человек, разговаривавший с экипажем АС-130, сидел в штабной палатке в Масире, в Омане. Офицер действовал из добрых побуждений, но он все еще не понимал, что Робертс выпал из вертолета на вершине Такургара. Вместо этого он полагал, что спецназовец упал в долине, где в непосредственной близости находились солдаты 10-й горно-пехотной дивизии. Наблюдая за развитием событий через соломинку обьектива «Хищника», он, казалось, был уверен только в одном — что он сбит с толку.
— Нам разрешено стрелять? — офицер на борту АС-130 в отчаянии взмолился, видя, как внизу мельтешит враг, и вертолет «Мако-30» быстро приближается к вершине.
Штабной офицер в Масире ответил:
— Зачистить все! — Затем, прежде чем АС-130 успел ответить: — Ответ отрицательный! Огня не открывать, там могут быть свои войска, — несколько секунд спустя последовало: — Не волнуйтесь, наш парень подобран дружественной группой. [20]
Последнего запроса АС-130 на открытие огня, равно как и противоречивых указаний сбитого с толку штабного офицера в Масире, я никогда не услышал, и поэтому был бессилен предоставить корректирующий контекст от моих людей на земле.
Назначенное время высадки «Мако-30» наступило и прошло. Никакого огня из АС-130 я не увидел и не услышал — они так и не получили разрешения.
Когда я смотрел на вершину горы, у меня не возникло чувства беды, разворачивающейся прямо передо мной. Я не мог ее видеть. Глядя на черную дыру на вершине пика, я умолял себя: «Почему АС-130 не стреляет? Что-то здесь не так…»
В СТАНЕ ВРАГА: как раз тогда я получил по радио известие от наших узбекских братьев, дислоцированных на горе Абдул-Малик, что они сбили американский вертолет на вершине напротив них, но что большое количество их солдат все еще живы. [Примечание: вертолет, о котором идет речь, — СН-47 «Чинук», сбитый узбекскими моджахедами из зенитной установки ЗСУ-23.] Поэтому они попросили нас поспешить на гору Абдул-Малик, потому что там находилось только семь братьев, из которых трое уже были убиты. У нас не было современного оборонительного вооружения, способного бороться с летательными аппаратами, но, по милости Всевышнего Аллаха, мы обнаружили, что часть нашего оружия, несмотря на его простоту и древность, оказалась очень эффективной в борьбе с ними.
Вторая высадка из CH-47 на Такургар прошла немногим лучше, чем первая. Когда вертолет попытался приземлиться, пулеметные пули пробили его обшивку, как будто она была из папье-маше. У Слэба на уме была только одна миссия: его люди. Не думая о собственной безопасности, он спрыгнул с задней части вертолета, ведя свою группу из шести храбрых воинов по колено в снегу, прямо к подбрюшью укрепившегося в бункере зверя. Несмотря на то, что его корпус был посечен метким пулеметным огнем, CH-47 все еще был достаточно пригоден для полета, чтобы подняться в воздух и оторваться от горы.
Совершенно расстроенный экипаж АС-130 наконец понял, что разговаривает не с тем человеком на земле, и немедленно восстановил связь со мной по УКВ-радиосвязи. Они рассказали, что видели внизу. Слэб и его группа продолжали чередовать огонь и маневр, поднимаясь вверх по склону, чтобы сблизиться и уничтожить врага в бункере. AC-130 все еще мог видеть всех бойцов противника под собой и почти наверняка мог оказать решающее влияние в первые моменты боя, но между «Мако-30» и AC-130 не было никакой связи. Экипаж АС-130 почти умолял кого-нибудь, — любого, находящегося на горе внизу, выйти с ними на связь и дать им разрешение изменить ситуацию. Их вызовы остались без ответа — радиостанция, по которой они вызывали, находилась на спине специалиста по связи группы «Мако-30», сержанта-техника ВВС Джона Чепмена, который смертельно раненный лежал перед вражеским бункером. Остальная часть группы «Мако-30» попала под интенсивный перекрестный огонь. После потери одного человека убитым, а второго раненным, Слэб приказал группе укрыться на склоне горы. Через несколько минут он вышел на связь со мной и АС-130 по своей портативной радиостанции. И снова старомодная УКВ-радисвязь оказалась спасением, — восстановив связь, Слэб приказал АС-130 начать бить врага по вершине горы. Но противник, укрывшийся в первые минуты перестрелки с «Мако-30», теперь был гораздо менее уязвим.
Изображение на экранах в ЦБУ в Масире и Баграме в этот момент изображало в реальном времени борьбу не на жизнь, а на смерть на горе Такургар между врагом и храбрыми воинами «Мако-30». В видеоигре, когда в вашего парня стреляют, вы слышите звон колокольчика, и ваш парень начинает игру заново. Но в реальной жизни, когда вы видите, как ваш парень на изображении с беспилотника получает пулю, вам лучше сделать проверку реальности, иначе ваши парни умрут.

Баграм, 03:45 утра

В Баграме заместитель командира тактической группы поднял по тревоге группу быстрого реагирования (ГБР) рейнджеров. Полагая, что время работает на противника, рейнджеры бросились к своим вертолетам, заранее расположенным на взлетно-посадочной полосе баграмской авиабазы. Когда молодой капитан, командир ГБР, спросил старшего офицера штаба: «Какова наша задача?» — тот ответил: «Мы должны поднять вас, ребята, в воздух и перебросить туда. Когда доберешься до Гардеза, подключись к спутниковой сети. Тогда же и получишь дополнительные указания». [21] Штабной офицер полагал, что первоочередной задачей в данный момент было доставить «спасателей» на базу в Гардезе, где они окажутся менее чем в десяти минутах полета от горы. Теоретически, замысел был логичен, за исключением одной маленькой детали: вертолеты ГБР не были оснащены работающими спутниковыми радиостанциями, поэтому у них не было никакой возможности общаться или обмениваться информацией с ЦБУ в Баграме и в Масире. Вынужденные стартовать посреди хаоса и неразберихи, рейнджеры понятия не имели, в чем заключалась их задача, и не имели представления о том, что случилось с людьми из «Мако-30». Еще более ужасным было то, что пилотам их вертолетов так ни разу и не сообщили, что нельзя садиться на ту же самую «горячую» площадку, на которую уже дважды приземлялась и попала под обстрел группа «Мако-30».
Первые лучи восходящего Солнца начали освещать вершины. Чтобы обеспечить непрерывную связь со Слэбом, который неподвижно лежал под огнем и не мог передвигаться, я должен был следить за тем, чтобы наши радиостанции находились на линии прямой видимости. поэтому вместе со Спайдером и рациостанцией на спине кочевал по заросшему кустарником пустынному полу вокруг «Рыболовного крючка».
— Ложись! — закричал Спайдер, исчезая в пыльном углублении сухого русла ручья.
— Что ты делаешь? — крикнул я ему в ответ.
— Они стреляют по нам ракетами. Ложись! — повторил он.
— Я не могу, я потеряю связь со Слэбом, — начал было обьяснять я, когда какой-то предмет просвистел над нашими головами и шлепнулся в песок метрах в ста справа от нас.
— Лучше потерять связь, чем потерять свою гребаную голову, — поучал Спайдер.
Но там, наверху, был Слэб, сражавшийся за свою жизнь, и его спасением была радиосвязь со мной. Если я упаду на землю, то потеряю ее. К счастью, я тоже распознал характерный свист и прилет ракет установки БМ-21 советского производства, которая, как доказала история, печально знаменита своей неточностью и неэффективностью.
— Это БМ-21, черт побери! — крикнул я Спайдеру, продолжая ходить и разговаривать со Слэбом. Тот встал и отряхнулся:
— Если ты думаешь, что я буду лежать здесь и рыть окопы своими петлицами, пока ты будешь вышагивать вокруг с таким бесстрашным видом, то тебя ждет неприятный сюрприз.
Внутри я улыбался, но внешне, продолжая ходить и разговаривать, не переставал размышлять, что может понадобиться Слэбу и его группе в следующий раз.
После того, как Слэб проинформировал меня о стабилном состоянии своего раненого товарища по группе, на меня вышел экипаж AC-130 и сообщил, что им, вероятно, придется скоро вернуться на свою базу из-за повышенного риска полетов в дневное время.
Затем он добавил, что, возможно, не сможет оставаться достаточно долго, чтобы прикрыть прибытие ГБР рейнджеров.
— Рейнджеров? Вы о чем? — изумился я.
Вот тут меня и осенило, теперь все встало на свои места. Кто-то другой принимал решения и отдавал приказы, и все, что, по моему разумению, я знал о спасательной ситуации, оказалось чем-то иным, чем мне казалось.
Я позвонил Джимми и попросил его выяснить положение ГБР и сообщить мне обстановку как можно быстрее. Затем я вызвал обратно АС-130, чтобы убедиться, что он понимает, насколько важно, чтобы он не покидал свою позицию над горой до прибытия ГБР.
— Я сейчас проверяю состояние ГБР, а вы пока должны оставаться на месте, прием! — передал я экипажу AC-130.
Самолет ответил:
— Мы попробуем, но у нас приказ от нашего штаба в Узбекистане, что мы должны покинуть этот район до рассвета, прием.
— Вы можете сообщить тому своему штабу, что в тылу, что вы получили прямой приказ командира АФО на земле! Вы не должны покидать этот район, если вы уйдете сейчас, вертолеты ГБР будут поражены в воздухе. Подтверждаю, прием!
Но экипаж не ответил, — он уже покинул свою позицию, и поэтому рейнджеры оказались целиком уязвимы для ожидающего их противника.
Капитан Нейт Селф и его спасатели-рейнджеры вместе с отважными, но ничего не подозревающими экипажами, на двух вертолетах с головокружительной скоростью неслись к Такургару. Когда вертолеты ГБР приближались к горе, штабные офицеры как в Баграме, так и в Масире отчаянно пытались достучаться до них и передать простое сообщение: «Не приземляйтесь на вершине горы!» Но связь отсутствовала, поэтому те летели дальше.
Хотя спутниковые радиостанции на борту вертолетов ГБР не работали, позже от капитана Селфа я узнал, что когда его вертолет приближался к долине Шахикот, он слышал по своей УКВ-радиостанции мои переговоры. Мое сердце упало, когда я осознал значение этого замечания.
— Почему же вы не связались со мной и не запросили последние данные? — спросил я настолько проникновенно, как только мог.
— Потому что, — ответил он, — вы не входили в мою командную цепь. Я ждал, что мое собственное командование в Баграме даст мне инструкции.
И снова невидимая граница, возведенная совместно административной организационной структурой и иерархией, помешали, в данном случае молодому капитану рейнджеров, получить доступ к «палочке-выручалочке» в виде спасительного контекста людей на земле. В результате, в хаосе момента он не смог проявить самостоятельность. Как бы мы организовались, если бы не знали, как должны организовываться?
К тому времени, когда рейнджеры приземлились на вершине Такургара, почти все наблюдавшие за битвой поняли, что на вершине горы слишком жарко, чтобы там высаживаться — все, кроме самих рейнджеров. Cнежный ком плохих решений, вызванных отсутствием общей реальности, теперь превращался в лавину.
В 06:10 утра, когда два CH-47, несущие на борту группу быстрого реагирования, попытались приземлиться на вершине, головной вертолет был немедленно выведен из строя получившими усиление узбекскими бойцами, которые менее чем за шесть часов отбивали уже свою третью вертолетную атаку.
— Сегодня я чувствую себя рейнджером! — закричал отважный молодой воин, который был убит в ту же минуту, как первый CH-47 коснулся земли. Капитан Селф махнул второму CH-47, а затем плюхнулся на землю вместе со своими людьми. Его неопределенная боевая задача из операции по спасению мгновенно превратилась в выживание.
В течение следующих нескольких часов рейнджеры вели отчаянный бой с упорным отрядом узбекских бойцов. У узбеков было явное преимущество перед рейнджерами: большинство из них жило там уже много дней, они знали каждый уголок и трещину на покрытой валунами вершине. Они использовали все свои знания и опыт, чтобы вести огонь и маневрировать со всех сторон горы. Но моджахеды не знали, что за их спинами сидит группа «Джульет», которая так же, как она делала несколько часов назад для 10-й горной дивизии в низине, воспользовалась возможностью и начала передавать рейнджерам данные о позициях ничего не подозревающего противника, одновременно обеспечивая наведение на цель ударных самолетов, висевших на поле боя. Решающий момент наступил около 10:00 утра, когда группа «Джульет» точно определила, а затем обеспечила наведение высокоточной ракеты, которая и нейтрализовала последних вражеских бойцов, стрелявших из бункера.
После воссоединения со своими товарищами по подразделению, которые беспрепятственно приземлились на безопасном участке на восточном склоне горы, рейнджеры смогли обезопасить всю горную вершину, связаться с группой «Мако-30» и забрать тела как пропавшего «морского котика» (Нейл Робертс), так и его товарища по группе из ВВС (Джон Чепмен). С учетом двух военнослужащих «Мако-30», на вершине Такургара погибло семь храбрых воинов из подразделений Сухопутных войск, ВВС и ВМС. Еще одиннадцать человек были тяжело ранены.
После того, как рейнджеры и «морские котики» были эвакуированы обратно в Баграм, три группы АФО, состоящие из оперативников тех же Сухопутных войск, ВВС и ВМС, оставались незамеченными на своих НП и продолжали уничтожать последние остатки вражеских бойцов в долине.
В СТАНЕ ВРАГА: брат Абу Али Талха аль-Узбек даже связался со мной по радио, чтобы укрепить меня, поддержать и утешить, и он поклялся, что победа будет за нами. Пока я в глубокой задумчивости размышлял над его призывом, я не знал, что эти слова стали его последними словами, когда он прощался с моджахедами, чтобы присоединиться к мученикам, получившим тяжелые ранения от бомбардировки. Мы умоляли нашего командира, Саифур-Рахмана Мансура, позволить братьям покинуть долину. Таков был путь моджахедов — уходить от врага, превосходящего числом и обладающего превосходящим оружием. У нас не было воды, изо рта текла кровь, а язвы мешали мне есть хлеб. Все узбеки теперь стали мучениками, все афганцы ушли.
Потом мне сообщили, что наш командир принял мученическую смерть, и я заплакал. Мы пытались добраться до его тела, чтобы унести его, но бомб было слишком много, и враг теперь находился повсюду.
Я попросил всех наших братьев отступить, кроме тех, кто был вооружен пулеметом ПК и гранатометом РПГ-7. Брат Абу Талиб ас-Сауд настоял на том, чтобы остаться, и сказал мне: «Мне стыдно перед Аллахом отступать от американцев». Из-за ранения, вызванного сильным обстрелом, бóльшая часть его головы отсутствовала, но он присоединился к нам, когда мы начали отступление.
Братья разошлись в разные стороны. Я шел с десятью арабскими моджахедами. Из-за возросшего числа коалиционных сил, блокирующих этот район, а также из-за авиации, которой располагал противник, мы были вынуждены передвигаться в течение трех дней и ночей в условиях, которые оказались чрезвычайно суровыми. У нас не было с собой ничего съестного, кроме ящика зеленого чая и котелка, в котором кипятили снег. После этого долгого перехода, выдержав холод и снег, передвигаясь по горным вершинам и долинам, мы наконец достигли кишлака, где нас встретили с таким радушием, что мы позабыли все, что мы выстрадали и пережили, и воздали хвалу лишь Аллаху.
Из-за перестрелки на Такургаре нам пришлось отложить возвращение в битву наших афганских союзников, но поскольку бой на вершине горы продолжался, наше присутствие вокруг «Рыболовного крючка» позволило нам, наконец, запечатать западную сторону долины. При третьей попытке ввести афганцев в долину мы позаботились о том, чтобы им было разрешено организоваться и сражаться так, как они умеют лучше всего — как афганцы. Выпущенные из «Рыболовного крючка», они входили в долину группами по три-четыре человека, передвигаясь, как горные козлы, вверх по хребтам, всегда, в конце концов, устремляясь к высотам. Через несколько быстротечных часов они уже контролировали всю долину.
Используя координаты вражеских позиций, переданные группами АФО во время боя, мы пересекли долину, чтобы изучить останки и собрать разведданные. И того, и другого оказалось предостаточно.
Мы наткнулись на тело одного из известных вражеских лидеров, Саифа Рахмана Мансура. Он тоже записывал свои мысли и решения в дневник, который мы читали, стоя над его трупом. Мистер Мансур проигнорировал неоднократные просьбы своих бойцов покинуть долину. В прошлом, на этой же местности он разгромил мощную советскую десантную группу и был уверен, что эту схему можно повторить и против американцев. Но даже когда повсюду вокруг него умирали его люди, а 10-я горно-пехотная дивизия сжимала кольцо со всех сторон, он отказывался принять жестокую реальность своего положения. Он принял решение остаться и не собирался его менять. Он умер, заточив себя в тюрьме предыдущего опыта.
В сухом русле ручья стояли пять 122-миллиметровых гаубиц Д-30, — как раз там, где, согласно советскому отчету о боевых действиях, они и должны были находиться. Они уцелели, оставшись незамеченными нашими высокотехнологичными спутниками наблюдения с помощью старомодной низкотехнологичной хитрости; они были накрыты коричневым брезентом и безлистным кустарником. Повсюду находились кровавые следы и прочий боевой мусор, образуя то, что мы называли вражеской «тропой слез». Тропа вела на восток, подобно стреле, прямо на Пакистан, то самое убежище, которое враг использовал в 1980-х годах. Изучив местность и поняв, что противник может пройти через горы лишь по нескольким маршрутам, группа «Индия» (усиленная теперь пятью дополнительными оперативниками «Дельты») отделилась от остальной части АФО и направилась в горы, чтобы отрезать противника и уничтожить его прежде, чем он доберется до границы.
Закономерности мышления, модели принятия решений и исторические параллели. Как только вы распознаете закономерности, которые определяют поведение вашего врага, вы можете приспособиться к ним, и ваш враг будет повержен. АФО удалось успешно распознать многие из закономерностей поведения врага в Шахикоте, но не на них — порождениях привычки, историческом высокомерии и ведении боевых действий с высот — должны быть сфокусированы уроки операции «Анаконда». Скорее, это должно быть использование руководящих принципов, которые позволили нам выявить те закономерности, которые и приводят к действительно значимым урокам:
• Миссия, люди и я.
• Не позволяйте Чихуахуа загнать вас на дерево.
• Если вы сомневаетесь, развивайте ситуацию.
• Представляйте невозможное; дайте разыграться своему воображению.
• Всегда прислушивайтесь к людям на земле.
Подобно другим принципам военного искусства, это были именно те краски, которые, будучи смешаны воедино, и раскрыли нам ключевые закономерности в поведении своих войск и противника, когда они разворачивались перед нами. Тем не менее, когда мы отошли назад, чтобы посмотреть на нарисованную картину и оценить, создали ли мы шедевр или кусок сами-знаете-чего, то обнаружили, что операция «Анаконда» выявила более широкий, более всеобъемлющий урок о закономерностях, вся суть которого заключается в следующем: не важно, сколько закономерностей вы распознаете — или думаете, что распознаете. Они не принесут вам никакой пользы, если вы ими не поделитесь.

ВЫУЧЕННЫЙ ОСНОВОПОЛАГАЮЩИЙ ПРИНЦИП:
Если реальность не разделяют — это не является реальностью!

Как вполне себе умные люди принимают плохие решения? В организационном контексте это почти всегда является результатом отсутствия общей реальности. «Если реальность не разделяют — это не является реальностью!» — как показали уроки АФО и операции «Анаконда», это не просто руководящий принцип для выработки и принятия решений. Это также руководящий принцип для того, как реализовать эти мысли и решения на практике, в частности, как организовать, как выстраивать коммуникацию и как руководить организацией.

Организация

Организовывайте [свою организацию] для своей миссии. Забудьте о линейных диаграммах и блок-схемах, ведь единственная истинная функция, которую они выполняют — администрирование. Они воздвигают барьеры для обмена информацией и выполнения вашей задачи. Разрушайте, отбрасывайте их с каждой новой миссией, которую вы реализовываете. Представьте себе сценарий стихийного бедствия: что бы вы сделали, если бы ваши люди оказались отрезаны от всех своих разнообразных штабов и всех своих институциональных историй? Постоянно задавайте себе и своей организации следующий вопрос: как бы мы организовались, если бы не знали, как должны организовываться? А затем сделайте это!

Коммуникация

Общайтесь друг с другом в рамках одной центральной философией: безграничность. Безграничность означает отсутствие барьеров, причем во всех направлениях. Открытость — это хорошо; разделение и секретность — нет. Обмен информацией — это то, как мы создаем точное отображение реальности. Он не только делает целое более мудрым, чем отдельные его части, но и служит эффективной системой сдержек и противовесов для исправления домыслов и неверных интерпретаций у тех людей, у которых нет всех частей головоломки.
«Для ознакомления всеми» — это самый важный гриф, который может иметь любой информационный документ или анализ. Никто не должен забывать, что большинство ключевых подсказок, позволивших АФО распознать вражеские закономерности и найти их укрепленный район в Шахикоте, были получены из несекретных документов и источников, — документ Али Мохаммеда, советы афганского генерала, книги о советско-афганской войне, интервью Хаккани, отчет о боевых действиях советского офицера и, наконец, указательный палец на руке пастуха. Сегодня ключевая информация о реальности противника во время боя исходит от матери любой открытости: сети Интернет, но она лишь подчеркивает ключевой момент, касающийся информационной открытости — информация в базы данных и всемирную сеть не загружается сама! Вы должны принять меры, чтобы осуществить это. Вам нужно время, чтобы искать, читать, наполнять контекст и сохранять его. Вам нужно время, чтобы насыщать, взращивать и освещать.

Лидерство

Каким образом вы обеспечиваете условия, чтобы вы и ваша организация создавали и поддерживали общую реальность? Ответ прост — с помощью здравого смысла.
Пусть здравый смысл руководит вашим мышлением, принятием решений и тем, как вы их реализуете. Единственный лучший инструмент мышления и принятия решений, который может применять руководитель, — это постоянно проводить проверку реальности, задавая потрясающий по своей простоте вопрос: «Какие будут рекомендации»?» Я спрашивал Али Мохаммеда, я спрашивал афганского генерала, я спрашивал полевого командира, я спрашивал Криса, я спрашивал Спиди, я спрашивал Гуди, я спрашивал Слэба, и то, что я получал от них взамен, было чистым, неподдельным неявным знанием — это было знание того, как достичь желаемого конечного состояния, знание того, что делать, чтобы достичь их, и знание того, когда и где на самом деле действовать исходя из него. Сила этого вопроса выходит за рамки лишь богатого контекстом неявного знания, которое он раскрывает; этот вопрос также оказывает мощное внутреннее воздействие на собеседников. Он дает им понять, что вы уважаете их вклад в общее дело, и будучи лидером, вы уважаете приоритет человека на земле!
Независимо от того, работаете ли вы в такой организации, как правительство США, возглавляете миллиардный бизнес или даже строите личные отношения, ваша реальность не реальна, если ее с вами не разделяют. Вы должны поделиться своими мыслями с другими (предпочтительно в личном общении), иначе ваша реальность будет искажаться и разрушаться, и в конечном итоге решение не делиться информацией может оказаться фатальным.

ПРИМЕЧАНИЯ:

(1) Вероятно отсылка на автобиографическую книгу игрока в американский футбол Лэнса Рентцеля, обвиненного в 1970 году в педофилии.
(2) Высшая степень боевой готовности. Здесь, в переносном смысле — наибольшая опасность.
(3) С2 (command and control) — управление и контроль.
(4) Высота 3191.
(5) MQ-1 Predator («Хищник») — многоцелевой беспилотный летательный аппарат.
(6) Звездные войны (Star Wars) — многосерийный фантастический фильм-сага режиссера Джорджа Лукаса.
(7) Примерно 5200 метров.
(8) Около 1770 км.