ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Следующее утро, 23 октября, было даже лучше, чем предыдущее, температура была немного выше, небо синее, с медленно плывущими по нему высокими, пухлыми кучевыми облаками, медленно. Хотя прошедшей ночью погода над горами была плохой, в долине она оставалась хорошей. Возможно, сегодня вечером полковнику Малхолланду повезет. Чуть раньше 10.00 я выехал на Кабульский фронт. Мумтаз сопровождал меня и сел на переднее пассажирское сиденье, я занял свое обычное место посредине заднего сиденья. Мы воспользовались одним из наших русских внедорожников, и я открыл для вентиляции маленькие форточки в задних дверях. Там не было кондиционера, и через получившиеся отверстия проникало лишь слабое дуновение теплого, наполненного пылью воздуха. Водитель воткнул кассету в магнитолу, предоставив нам "развлечение" в виде скрипучего голоса, принадлежавшего, по моему твердому убеждению, иранской певице, громко исполняющей на фарси последние хиты из Тегерана. С 1994 года в Афганистане было запрещено исполнять какую-либо музыку, а не то что записывать ее, так что она должна была быть иранкой. Я разместился поудобнее, вытянув ноги в стороны, к бортам машины, положив обе руки на верх спинки сиденья, чтобы распереться, и попытаться скомпенсировать удары и тряску. Я с нетерпением ждал этого визита. Мне было необходимо встретиться с генералом Бисмуллой, потому что он был главным игроком в том, что станет решающим сражением войны, и он был принимающей стороной для ODA и моих людей. От Стэна я знал, что с прибытием "Трайпл Найкла", несмотря на их способность осуществлять лазерное целеуказание основных целей, интенсивность бомбардировок не претерпела существенных изменений. Я хотел услышать от них, почему они не смогли увеличить количество авиаударов по противнику. Проблема, несомненно, заключалась не в отсутствии целей с высокой ценностью. Я также хотел бы узнать точку зрения генерала Бисмуллы на эту ситуацию. Это послужит мне отличными средствами, которыми я смогу воспользоваться для давления на Вашингтон и CENTCOM, чтобы пересмотреть стратегию бомбардировок. Надо было то-то делать. Я сказал инженеру Арефу, что, когда команда ODA окажется на месте, бомбардировки интенсифицируются. Теперь они находились на линии фронта, работая днем и ночью, а масштабы бомбардировок существенно не изменились. Суточный наряд целей для запланированных CENTCOM авиаударов по-прежнему был сосредоточен на талибских "целях" глубоко в тылу, и на первых местах в списке стояли склады и пункты снабжения. Каждая поездка по долине оборачивалась зубодробительным приключением. Русский внедорожник был примитивным механизмом, чья прочная конструкция была сделана так, чтобы противостоять самой грубой эксплуатации. Джипы советских времен, сделанные в начале 30-х годов, по-прежнему отлично работали на афганских дорогах. Однако блага цивилизации в их проектные параметры не закладывались. Подвеска была жесткой и оказывалась неспособна отрабатывать удары на кочках. Обзор с моего места на заднем сиденье был не настолько хорош, чтобы заранее реагировать на выбоины или торчащие камни, так что, когда мы сталкивались с подобного рода препятствиями, мне обычно доставались полноценные удары. Захватывающие виды, время от времени открывающиеся слева, за рекой, едва ли могли послужить компенсацией за побои, которые мне приходилось принимать, чтобы полюбоваться ими. Я испытал огромное удовольствие, когда увидел, что долина сужается, превращаясь в ущелье в самом конце, перед выходом на равнину Шомали. Мы наслаждались новизной поездки по участку дороги с твердым покрытием до поворота к главным воротам расположения соединения Бисмуллы. Генерал ждал нас перед входом в свой штаб на вершине холма. После того, как был подан чай, и в комнате воцарилась тишина, Бисмулла подался вперед на край стула, упер локти в колени и принялся описывать военную ситуацию, складывающуюся за окном. "Мистер Гэри, мы благодарны за помощь, предоставляемую вами войскам Северного альянса. Я нашел хорошее применение средствам, которые вы передали генералу Фахиму, и я благодарю вас за оружие и боеприпасы, сброшенные нашим командирам в Мазари-Шарифе. Мы в особенности благодарны за солдат вашей Команды-А, а также за Мюррея и Стэна". Он сделал паузу, улыбнулся и продолжил. "Но, честно говоря, ваши бомбардировки оказывают крайне незначительное воздействие здесь, в окрестностях Кабула – даже после прибытия Команды-А". Он поднялся со стула и подошел к большому открытому окну. "Взгляните туда, мистер Гэри. Сотни позиций талибов, десятки арабских огневых точек, все их хорошо видно и легко опознать. Тем не менее, ваши самолеты прилетают по одному-двум, некоторые лишь с одной бомбой, оставшейся после того, как они наносили удары на юге. Каждое утро талибы смеются, осматривая свои позиции. Еще раз, никакого ущерба!" Я ничего не ответил, ожидая его дальнейших комментариев. "У меня есть хорошо подготовленные силы за этими позициями, и еще больше в тылу, в Панджшере. Мы довольно неплохо экипированы. Мои люди сильны и хорошо подготовлены, и они стремятся атаковать. Но будем честны: я не настолько силен, чтобы спуститься с этих высот и прорваться в Кабул. Нет – без помощи ваших военно-воздушных сил. Разрушьте позиции талибов, как вы обещали, и я буду в Кабуле через два или три дня!" Он откинулся на спинку стула, и, казалось, на него накатила волна усталости. "Для задержки есть причины, я знаю. Политические дебаты в Вашингтоне. Вопросы. Опасения. Но задержка вызывает раздражение среди моих солдат. Приближается зима, и скоро эти высоты покроет снег. Мы не хотим провести еще одну холодную зиму, прячась в этих дырах". Он собрался, силы, похоже, вновь вернулись к нему. "И хочу сказать вам, мистер Гэри, что даже если бомбардировки не усилятся, я буду атаковать Кабул до зимнего снега. Я боюсь, что наступление не удастся, но мы попытаемся, собрав все наши силы и все наши средства". Я поблагодарил его за искренность и честность. "Я буду говорить столь же откровенно", сказал я. "Вы правы – бомбардировки здесь вовсе не таковы, какими я их описывал генералу Фахиму. Дебаты по поводу будущего Кабула лежащего там, за этим самым окном, разделяющим вас и вашего противника, идут в Вашингтоне прямо сейчас, в то самое время, что мы разговариваем с вами. Я думаю, что ситуация ясна – нанести поражение талибам здесь и на западе, в окрестностях Кундуза и Мазари-Шарифа, заманить бойцов Талибана в ловушку на севере и уничтожить их. Это откроет дверь для возможной победы на пуштунском юге. Я считаю, что в ближайшее время те в Вашингтоне, кто ведет дебаты вокруг этой проблемы, придут к пониманию истины. Сегодня я прибыл сюда, чтобы услышать ваше мнение и увидеть ситуацию самому, из первых рук. Я побью проблему с Вашингтоном с тем оружием, что соберу здесь сегодня". Бисмулла выпрямился, улыбаясь: "Хорошо. Это все, о чем я могу просить. Тогда давайте, начнем". Он встал, и мы с Мумтазом проследовали за ним к дверям.
Мы ехали на внедорожнике Тойота, его темно-синяя краска была покрыта толстой коркой серо-коричневой пыли. Водителем был молодой солдат, выглядевший молодцевато в новой зеленой форме, который явно наслаждался своей задачей – провезти генерала и его американского гостя по полю боя. Бисмулла был на переднем пассажирском сиденье, занятый своей портативной рацией. Он держал ее в правой руке, высунув из машины наружу – как я предположил, для лучшего приема. Когда мы оставили его расположение и поехали на запад по главной дороге, ведущей из Джебель-ос-Сараджа в направлении Чарикара, генерал пояснил, что мы будем перемещаться без сопровождения, лишь на одной машине. "Талибы занимают тот горный хребет впереди нас", сказал он, указывая на зубчатую гряду, протянувшуюся с севера на юг и возвышающуюся над равниной примерно на две тысячи футов. "У них там есть тяжелая артиллерия, и с тех пор как начались бомбардировки, они тут же начали отвечать, стреляя в любую привлекательную цель. Одна машина, идущая быстро и в одиночку – это не столь привлекательно. Кроме того, иногда они вымещают свое разочарование отсутствием целей, обстреливая кишлаки и другие гражданские объекты". Генерал комментировал все, что мы видели. Небольшие группки домов, разбросанные по обе стороны дороги, покрывал толстый слой пыли, а деревья были поникшими, увядшими и сухими. "Три года засухи подряд", сказал Бисмулла, покачав головой. "Люди страдают. Посевы чахнут, животные гибнут от жажды, а колодцы давно пересохли. Иногда мне даже кажется, что бог забыл про Афганистан". Я проезжал по этому участку дороги в сентябре 1996 года, когда меня принимал мой друг Масуд Халили. Тогда окрестности были пышными и зелеными, и осенняя уборка урожая шла полным ходом. Золотились поля кукурузы, а вдоль дороги высились огромные кучи дынь. Даже с учетом сильной военной разрухи обильный урожай и природная красота полей выглядели обнадеживающе и обещающе. Нынешний пейзаж – выжженные поля и чахлая растительность, высохшая на солнце – выглядел удручающе. Но как бы плохо оно не было, все шло к тому, чтобы стать еще хуже. Теперь мы направлялись на юг по так называемой "старой дороге" на Кабул. В начале 80-х, покрытые буйной растительностью поля, многочисленные кишлаки, и холмистая местность вдоль дороги сделали ее идеальным местом для засад, из которых моджахеды могли наносить удары по советским военным колоннам, движущимся с их основной базы в Баграме и обратно. Вырубка деревьев, оголение полей и уничтожение стоящих вдоль дороги построек не помогли прекратить атаки. Тогда Советы построили новую дорогу – в нескольких милях восточнее. Она была параллельна старой дороге, но проходила по бесплодной скалистой местности, где было намного легче защищаться от атак моджахедов. Однако ущерб, нанесенный этим местам, остался всеобъемлющим и ужасным. По мере того, как мы ехали на юг, местность начала немного понижаться, и вскоре внизу перед нами распростерся город Чарикар. Внезапно мы услышали кажущийся слабым из-за шума двигателя стремительно приближающийся пульсирующий звук, в котором я узнал свист несущегося сквозь воздух артиллерийского снаряда. В этот миг в городе распустился цветок из земли и пламени, из облака грязного черного дыма посыпались обломки. Генерал Бисмулла взялся за радио, пытаясь кого-то вызвать, и, хлопнув водителя по плечу, жестом приказал ему ехать скорее. Еще два взрыва, почти одновременно, изверглись возле места, куда ударил первый снаряд. Генерал закончил разговаривать по рации и обернулся ко мне. "Эти ублюдки обстреливают город. Место, куда они целят, это район рынка, и они знают, что могут застичь там много женщин и детей". Он обозвал противника каким-то словом на дари, которого я не понял, а потом продолжил: "Мы едем в город. Я должен организовать помощь. Вы понимаете". "Да, да", сказал я, кивая, "давайте попробуем помочь". Я взглянул на Мумтаза, он выглядел напряженным – я чувствовал себя так же. Теперь машина шла очень быстро, и в моем мозгу мелькнула мысль о том, что водитель вот-вот потеряет управление. Он плотно сжал челюсти и вцепился в руль так, что побелели костяшки. Впереди раздалось еще, по меньшей мере, три взрыва, но мы уже были рядом с окраиной города, и теперь наше поле зрения было ограничено. Въехав в сам город, мы замедлились, и Бисмулла принялся указывать водителю, направляя его к зоне поражения. Впереди нас был виден поднимающийся вверх дым – возможно, от пожара. Мы остановились примерно в половине квартала от места, где собралась толпа, генерал выскочил из машины и побежал к месту происшествия, прежде чем я смог выбраться с заднего сиденья. Впереди была небольшая, открытая площадь с деревянными ларьками, выстроившимися неровными рядами по обе стороны. Теперь она превратилась в зону поражения с пламенем, вырывающимся из здания, находящегося напротив нас позади прилавков. Улицу усеивали всевозможные обломки и разбросанные тела погибших – изломанные фигуры в грязном, покрытом темными пятнами тряпье. Люди бежали, пытаясь добраться до своих друзей и родственников, и мы слышали крики, полные боли и гнева. Генерал говорил в свою рацию и стоял, почти незаметный посреди этого хаоса. Я стоял позади него, пытаясь разобраться в происходящем. Я наступил и посмотрел вниз, чтобы обнаружить, что стою на оторванной человеческой руке, лежащей ладонью вверх со скрюченными пальцами. Мой желудок скрутило, я сделал глубокий вдох и осторожно убрал ногу с руки, как будто мог поранить ее. Генерал махнул небольшой группе солдат и пошел к ним, отдавая приказы и указывая на раненых. Когда они принялись за дело, он повернулся ко мне. "Пойдемте, мистер Гэри. Они знают, как обращаться с ранеными. Мы мало что можем сделать здесь. И я должен забрать вас отсюда. Талибы могут выпустить еще один или два снаряда, надеясь убить тех, кто собрался тут для оказания помощи". Как будто по его сигналу, примерно в трехстах футах от нас раздался оглушительный взрыв от попадания в здания к западу от площади. Сотрясение было жутким и просто сбило меня с ног. Я оказался на заднице, сидя рядом с оторванной рукой. Генерал схватил меня за плечо и помог встать на ноги. "Вот видите", сказал он, "это действительно дьяволы. Давайте двигаться дальше".
***
Мы выехали из Чарикара и промчались милю или около того на юг от города. Генерал дал водителю знак свернуть с шоссе налево, на грунтовую дорогу, петляющую в сторону линии деревьев впереди нас. Оказавшись там, мы съехали вниз, на то, что показалось мне заглубленной дорогой, затененной окаймляющими ее с обеих сторон деревьями. Температура, казалось, уменьшилась, а поверхность дороги была довольно гладкой. Я задал генералу вопрос о том, кто построил столь искусный путь. "Это не дорога. Это старый оросительный канал. Он сухой вот уже два года, и мы пользуемся им, чтобы скрыть пыль от движения и оставаться вне поля зрения этих проклятых талибов на горе". Пока мы ехали, я был вдвойне благодарен за тень, которую давали деревья. Генерал сказал, что мы подъедем к авиабазе Баграм с "черного хода". Он засмеялся и пояснил, что за более чем двадцать лет боев здесь, на равнинах Шомали, он изучил каждый дюйм этих мест. Мы остановимся в бункере на линии фронта, чтобы взглянуть своими глазами на позиции талибов на этом участке, а затем посетим Команду-А и Мюррея со Стэном, которые расположились в диспетчерской вышке на базе. Мы выбрались из старого канала и направились на юг. Теперь мы двигались медленно, держась узкой грунтовой дороги, вьющейся среди разрушенных советских военных построек. "Советские танкоремонтные мастерские", сказал генерал, как мы достигли группы больших заброшенных зданий с широкими, открытыми рабочими боксами, обращенными к дороге. Мы медленно продвигались через город-призрак, в конце концов, остановившись в тени позади последнего здания. Когда мы вышли из машины, я смог разглядеть цепочку низких бункеров, тянущихся налево от нас, параллельно дороге. Несколько солдат собрались группой у тыльной части бункера примерно в двадцати ярдах от места, где мы стояли. "Это мои силы, а эти бункеры – наша линия фронта", сказал генерал. "Талибы находятся менее чем в трех сотнях метров отсюда, в бункерах, расположенных напротив наших. Здесь нам следует быть осторожными". С этими словами мы вышли на открытое место и просто пошли в сторону бункеров. Там мы обменялись рукопожатиями с солдатами, ожидающими генерала, затем он указал на лестницу, вырытую в земле у одного из углов бункера. Он дал мне знак следовать за одним из офицеров вниз по лестнице. "Теперь вы увидите врага вблизи". Единственными источниками света внутри были дверь позади меня и две длинные, узкие амбразуры, проделанные в передней части бункера. Когда одна из них оказалась прямо передо мной, я различил очертания бревен, поддерживающих мощное перекрытие, так что мне удалось не врезаться в них. Генерал прошел мимо меня к амбразуре, чтобы взглянуть в сторону позиций противника. Я склонился рядом с ним и увидел нечто вроде поросшего сорняками земляного бруствера примерно в трехстах ярдах от нас. "Бугры, которые вы видите, это бункера талибов. Заросли немного скрывают их форму. Но присмотритесь левее, возле того небольшого дерева. Там талиб, наблюдающий за нами в бинокль". Следуя указаниям генерала, я смог разглядеть фигуру, скорчившуюся рядом с маленьким деревом. Затем правее возникли вспышки, и когда мой взгляд сместился туда, я услышал пулеметную стрельбу. "Ох, боюсь, сегодня они какие-то нервные. Вот и решили пострелять по нам". Длинные очереди легли правее нас. Последовала пауза, затем к первому присоединился еще один пулемет. Теперь пули били по нашему бункеру. "Пойдемте, мистер Гэри, нам нужно двигаться дальше. Держитесь ближе к стене, когда будете направляться к двери". Мы постояли в полумраке, дожидаясь, пока в стрельбе настанет перерыв, а затем поспешили вверх по земляной лестнице на солнечный свет. Стены бункера были достаточно высокими, чтобы обеспечить нас укрытием. Вскоре стрельба начала стихать, а потом и вовсе прекратилась. Пока мы беседовали, задержавшись на пару минут на солнце, генерал обрисовал ситуацию в этом секторе. Обе стороны обычно избегали стрельбы друг по другу, поскольку никто не горел желанием нести потери без нужды. "По-видимому, они занервничали из-за обстрела Чарикара. Они, должно быть, думают, что мы к чему-то готовимся". Когда все, вроде бы, достаточно успокоилось, мы вернулись к машине, чтобы отправиться к диспетчерской вышке. Мы поехали на восток, петляя по руинам огромной советской авиабазы. Тут и там были разбросаны останки самолетов, брошенные там, где они были разбиты. Там было даже несколько каких-то двукрылых советских самолетов, выглядящих как нечто из фильма про Первую мировую войну, разбитых и исковерканных, но выстроенных в аккуратный, ровный ряд. Когда мы свернули на то, что явно было основной взлетно-посадочной полосой, водитель выжал газ, разгоняя машину все быстрее и быстрее. Генерал повернулся к нам. "Талибы удерживают тот кишлак слева от нас. Они могут обстреливать взлетно-посадочную полосу из пулеметов. Они очень хорошо укрепились там, и выбить их оттуда будет стоить нам слишком больших потерь. Так что здесь придется проскочить быстро". Диспетчерская вышка выглядела неожиданно. Я ожидал увидеть мощную, высокую постройку, а на деле она оказалась двухэтажным зданием с обзорным помещением наверху. Мы встали рядом с ним и были встречены стайкой афганских офицеров, стремящихся пожать руку генералу. Стены здания были испещрены отметинами от пуль и осколков. Узкая бетонная лестница вела в диспетчерскую. Там были Стэн и Мюррей, сидящие за небольшим столом, работая с картой. Там же, устроившись у окон, расположенных в восточной и южной сторонах комнаты, находились около шести человек из состава "Трайпл Никла". Несколько зрительных труб, существенно более крупных, чем приборы наблюдения, обычно используемые охотниками, радиооборудование, карты, два или три типа биноклей и другое снаряжение – все это было разбросано по всей комнате. Все они были сосредоточены на происходящем снаружи. Я отметил, что крыша над лестницей, которой мы воспользовались, чтобы подняться сюда, была пробита попаданием минометной мины, и искореженные куски бетона висели на покрытых ржавчиной кусках арматуры. Ни в одном из окон не было стекол, а внутренние стены и потолок диспетчерской были иссечены пулями. Это выглядело очень открытым рабочим местом. Генерал Бисмулла поприветствовал Мюррея и Стэна, затем пожал руки нескольким членам Команды-А, после чего извинился и вернулся, чтобы присоединиться к своим оставшимся внизу офицерам. Стэн и Мюррей рассыпались в похвалах за проделанную Командой-А работу и представили меня командовавшему сменой NCO (сержанту). Он был откровенен в своей оценке ситуации: на участке фронта, где они оказались, было множество целей. Он подвел меня к окну и указал на позицию талибов примерно в миле от нас, которые можно было легко разглядеть в бинокль. Он сказал, что запросы группы, адресованные самолетам, часто остаются без внимания, поскольку назначением их вылетов были другие районы страны. Был лишь единственный раз, когда самолет нанес удар по назначенной цели и у него оставались боеприпасы, которые он мог сбросить по запросу "Трайпл Найкла". Самолеты прибывали к ним поодиночке или парами, и, как правило, с боеприпасами меньшего калибра, а не с 2000-фунтовыми противобункерными бомбами, как им хотелось бы. В темное время группа выдвигалась для работы дальше вперед – фактически на линию фронта, рядом с передовыми позициями талибов. Они регулярно подвергали себя опасности: каждую ночь их обстреливали со своих позиций нервозные талибы. Он был явно разочарован, но старался быть оптимистичным. Он согласился с тем, что группа управления, когда она прибудет, должна помочь повысить оперативность реагирования на запросы "Трайпл Никла" на нанесение бомбовых ударов. Я переговорил отдельно со Стэном, обсудив ситуацию, и он подтвердил все, что сказал мне сержант ODA. Отсутствие результатов на поле боя начинало раздражать наших афганских хозяев, и полковник, командующий этим сектором, начал отпускать пренебрежительные замечания по поводу отсутствия у американцев заинтересованности в отношении Северного альянса. Стэн добавил, что за последние два дня условия жизни группы улучшились: из своего первоначального жилища – двухкомнатной глинобитной постройки без туалета – в более комфортабельное помещение. Но им нужно больше питьевой воды в бутылках, поскольку даже обеззараживающие таблетки едва могут сделать местную воду приемлемой. Я пообещал распорядиться о поставке припасов на следующее утро, и попросил Стэна согласовать с ODA полный список необходимого. Пришло время отправляться восвояси, и я с неохотой начал прощаться. Это было место, где делалось дело, где шла непосредственная борьба с противником. Американские солдаты и сотрудники ЦРУ рисковали своими жизнями. Я был горд ими и немного завидовал. Но прежде всего, я был разозлен отсутствием поддержки, невзирая на все их усилия. Политики в Вашингтоне колебались по поводу того, следует ли Северному альянсу взять Кабул, или нет. Это был не тот вопрос, который следовало задавать. Я считал, что более уместен был бы вопрос: хотим ли мы, чтобы победить талибов быстро? Если бы ответ был да, то путь к достижению этой цели заключался в том, чтобы разбомбить передовые позиции талибов на севере, а затем спустить с цепи Северный альянс. Учитывая полное отсутствие какого-либо организованного сопротивления талибам на пуштунских юге, реальность было такова, что рано или поздно, но Кабул падет перед силами Северного альянса. Тем временем американцы рискуют, находясь на линии фронта, запрашивая бомбардировки, которых все нет и нет.
В 18.00 мы вернулись в наше расположение, запыленные, усталые, с затекшими мышцами, и я поблагодарил Мумтаза за организацию поездки. В некотором смысле она была разочаровывающей, но в целом полезной. Рик встретил меня с новостями о том, что переброска двух дополнительных групп ODA назначена на эту ночь. Полковник Малхолланд позвонил утром, сразу после моего отъезда, и предложил высадить обе группы в Ходжа-Бахауддин вместо того, чтобы пытаться перелететь через горы. По прогнозу погода на больших высотах над Гиндукушем будет плохой. На протяжении последних нескольких дней погодные условия развивались так, что погода была хорошей в течение дня и ухудшалась после наступления темноты. Мы можем высадить группы сегодня в Ходжа-Бахауддин, а затем устроить перелет группы управления в долину на следующий день, когда погода улучшится. Брэд с генералом Бариуллой был на месте, в Ходжа-Бахауддин, и мог принять группы. Вертолеты, доставляющие группы, воспользуются той же посадочной площадкой, которую использовали при своих полетах туда Эд и Грэг. Рик связался с Брэдом, чтобы тот получил от генерала Бисмулла одобрение на такое изменение в планах, и договориться с ним о готовности к приему групп этим вечером. Все это было довольно сложносочиненно, но Рик сказал, что, вроде, все складывается нормально. Бисмулла немедленно связался с генералом Фахимом, который, как оказалось, находился на Тахарском фронте. Фахим одобрил новый план. Эд и Грэг по защищенной линии связались с пилотами полковника Малхолланда, передав им координаты и другую соответствующую информацию о посадочной площадке. Они также рассказали о световых сигналах, которые будет использовать Бисмулла для обозначения посадочной площадки. Рик вновь связался с полковником Малхолландом: все были удовлетворены новыми планами.
_________________ Amat Victoria Curam
|