Оперативная группа Гаррисона никогда не требовала и не надеялась на бронетехнику как на часть их сил. Их тактика заключалась в неожиданных и молниеносных ударах, и вплоть до 3 октября такой подход работал. Военные эксперты вправе критиковать данное решение Гаррисона, но едва ли правомерно обвинять Эспина в отказе по запросу, которого оперативная группа никогда не совершала. Генерал Монтгомери просил о танках Эбрамс и бронетранспортёрах Брэдли в конце сентября для своих СБР и в них было отказано, как и раньше, благодаря давлению на Вашингтон: снижать, а не наращивать военное присутствие Америки в Могадишо. Можно с легкостью списать это давление на слабый интерес, но единогласная поддержка Конгресса могла протолкнуть любое рискованное предприятие военных. В нашей правительственной системе любое действие нуждается в равновесии. По этой причине любой ход, направленный на усиление политики Америки в отношении военной ситуации в Могадишо ослаблял свою собственную поддержку. Даже если бы Монтгомери получил бы свои Брэдли, остаётся под вопросом, какую бы роль они сыграли в сражении. Сомнительно, что к 3 октября они были бы на месте. Поскольку машины оказались бы приписанными к 10-ой Горной дивизии, они бы не находились в распоряжении наземного подкрепления рейнджеров. Подполковник Джойс утверждал, что Брэдли могли бы спасти жизнь его сына, но раз техника принадлежала подразделению, расположенному на противоположном конце города, которое не было отправлено в бой сразу после смерти сержанта Джойса, это едва ли представляется возможным. Спасательный отряд, который в конце-концов освободил солдат, застрявших у первого места крушения, прибыл в сопровождении бронетехники: пакистанских танков и малайских БТРов. Они могли прибыть раньше если бы СБР были оснащены вышеупомянутыми Брэдли, но единственный солдат, умерший в ожидании эвакуации, капрал Джейми Смит, истёк кровью в самом начале вечера. Чтобы спасти его жизнь колонне подкрепления следовало выдвинуться на четыре или пять часов раньше, чем она выехала, допуская, что хирурги спасли бы его - что весьма неопределённо. Опять же, спор возник вокруг заявления Гаррисона, а не о нерешительных политиках в Вашингтоне, связавших руки развёрнутым войскам. Возможно, Гаррисону, генералу Уэйну Даунингу, генералу Джозефу Хоару, генералу Пауэллу и остальным высшим армейским чинам следовало настоять на участии бронетехники и АС-130 с самого начала. Но они не стали. Я верю, что в этом вопросе действовавшие из лучших побуждений военные специалисты расходятся. Но, как генерал ответил в своём письме, это было его решение.
Предположение, что Гаррисону и его подчинённым следовало отказаться от бой пока они не получат всё необходимое наводят меня на мысли о генерале Джордже МакКлеллане, чья армия, не желавшая сражаться, оставалась несколько лет в безопасном лагере, запрашивая всё больше и больше ресурсов. В итоге президент Линкольн объявил его страдающим в конечной стадии копушей. Солдаты оперативной группы рейнджеров были отважными, амбициозными солдатами. Они были скорее настроены работать с тем, что было в их распоряжении, чем отказываться от дела до тех пор, как получат всё желаемое.
По сравнению с прошлыми битвами, Могадишо - скромное столкновение. Генерал Пауэлл позже заметил, что смерть восемнадцати американских солдат во Вьетнаме не обеспечило бы даже пресс-конференцию. Ветераны могут быть раздражены суетой, поднявшейся после боя, но это явно указывает на то, что психологическая граница американцев в отношении гибели и увечий солдат заметно понизилась. Это не значит что военные действия не стоят той опасности или цены. Наши вооруженные силы снова будут призваны вмешаться в дела тёмных уголков мира - как сейчас в Боснии. Чтобы подготовиться к операциям двадцать первого века необходимо разобраться в большем количестве примеров из прошлого.
Ошибки, совершённые в Могадишо, имели место не из-за того, что люди во главе проявили мало заботы или были недостаточно компетентными. Отделаться от ошибок, свалив всё на командиров - слишком просто. Это бы означало, что где-то есть группа блестящих офицеров, которые знают все ответы еще до того, как заданы вопросы. Сколько десантных спасательных команд должно было быть? По одной на каждый Чёрный Ястреб и Литтл Бёрд, поднявшийся в небо? Некоторые промахи достойны дальнейшего разбора. Попытки сориентировать с воздуха потерянный конвой во время битвы превратились в чёрную комедию. Похоже на репортёрское клише, но как нация, сумевшая приземлить беспилотный самоходный аппарат на поверхность Марса, не смогла провести колонну машин по улицам Могадишо? Почему у сил СБР отняла пятьдесят минут дорога до базы оперативной группы после того, как дела пошли вразнос? Не стоило ли им найти лучшие позиции до начала операции? Но все эти вопросы стали очевидными лишь оглянувшись назад. Правда в том, что оперативная группа рейнджеров оказалась в нескольких минутах от успешного завершения операции 3 октября без единой помарки. Если бы не был сбит Чёрный Ястреб Супер Шесть-Один, «неудачные» решения, принятые Гаррисоном, назвали бы отважными. Мы никогда не узнаем, был ли адмирал Хоув прав в своей уверенности в том, что продолжительного мира в Сомали можно было добиться поимкой Айдида или лишением его клана военной мощи. Это кажется сомнительным. Спустя несколько лет после смерти полевого командира в Могадишо мало что изменилось. Хабр Гидр, крупный и сильный клан, давно похоронен в прошлом Сомали и современной политической обстановки. Считать что 450 отборных американских солдат способны силой изменить страну, направив её в сторону, прозванную генералом Пауэллом «расцветом демократии Джефферсона», неестественно. В итоге, битва при «Чёрном море» стала очередным примером границ того, на что способна сила.
Я приступил к работе над этой историей почти два с половиной года спустя после того, как завершился бой. Я был заинтересован первыми рассказами о сражении и как гражданин, и как писатель. Оно стало важным и захватывающим эпизодом, с трагическими последствиями для многих и оказавшее значительное влияние на внешнюю политику Америки. Учитывая ожесточённый, но ограниченный характер битвы - небольшая группа американских солдат, угодившая в ловушку на ночь в африканском городе - я решил, что в силах осветить историю целиком. Но процесс застал меня врасплох. У меня не было ни связей в военном ведомстве, ни источников; кто-либо с первым и со вторым мог бы поведать этот рассказ куда лучше меня.
Тем не менее, во мне осталось достаточно любопытства, чтобы прочитать все попавшиеся в поле зрения заметки об этом случае. Особенно меня заинтересовали усилия президента Клинтона справиться с последствиями. Особенно живыми казались прочитанные мною газетные статьи, посвященные встречам Клинтона с родителями парней, убитых в бою. Сообщалось, что Ларри Джойс (отец Кейси Джойса - прим. переводчика) и Джим Смит, отец капрала Джейми Смита, решительно задавали вопросы Клинтону на одной из таких встреч. Я интересовался неофициальным визитом президента в военный госпиталь Уолтер Рид. Что чувствовали люди, встретившись с человеком, отправивших их на миссию, а после - внезапно завершил её? Я узнал, что на церемонии присвоения Медали за Отвагу двум солдатам Дельты отец сержанта Рэнди Шугарта, посмертного лауреата награды,выкрикнул президенту, что он не годится на роль главнокомандующего.
Когда Филадельфия Инкьюер предложила мне составить для них биографию президента Клинтона когда он приступил к предвыборной кампании, я попытался ответить на некоторые вопросы. Одним весенним днём параллельно с несколькими интервью с его родственниками в Белом Доме я решил заехать в Лонг Вэлли, Нью Джерси, ради встречи с Джимом Смитом, капитаном армии США в отставке и бывшего рейнджером, потерявшим во Вьетнаме ногу. Вместе мы провели несколько часов в его кабинете. Он поведал мне о встрече с Клинтоном, а потом долго говорил о своём сыне Джейми: какие чувства вызвала его утрата, о том, немногом, что он знал о сражении и смерти собственного ребёнка. Я покинул его дом с твердым решением узнать больше.
Мои первые простодушные запросы в пресс-службу Пентагона ничем не увенчались. Я направил заявку на необходимые документы в организацию «Свободная Информация» (Freedom Information Foundation - прим. переводчика), не получив их ответа и через два года. Мне сообщили, что люди, с которыми я желал говорить, служат в подразделении, закрытом для прессы. Моей единственной надеждой обнаружить следы необходимых солдат стало найти их лично: мне были известны считанные имена. Я проработал те крупицы информации, что были посвящены сражению и связался с людьми, чьи имена обнаружил, но не получил ответ. Позже Джим Смит прислал мне приглашение: армия решила переименовать одно из зданий Пиккатини Арсенала неподалёку от его дома в честь Джейми. Я колебался в целесообразности поездки. Она займёт весь день, а история, учитывая отсутствие прогресса, потеряла главенствующее положение. Тем не менее, беседа с Джимом меня расшевелила. Мои дети были на несколько лет моложе, чем его сын. Я не мог представить каково потерять одного из них, тем более, в бою в какой-то дыре вроде Могадишо. Я приехал.
Там, на церемонии посвящения, оказалось около дюжины рейнджеров, сражавшихся вместе с Джейми в Могадишо. Рекомендации Джима помогли преодолеть привычную солдатскую подозрительность в отношении журналистов. Они представились и пояснили, как я могу организовать интервью с ними. Той осенью, через три дня, я приехал в форт Беннинг и провел первые двенадцать бесед. Каждого из них я спрашивал об именах и телефонах остальных воевавших в тот день, многие из которых покинули армию. Мои связи начали расширяться с того дня. Практически все, с кем я связывался, жаждали разговора. Летом 1997 года Инкьюер отправил Петера Тобиаса и меня в Могадишо. Мы прилетели в Найроби, оплатили наше присутствие хатом (местный наркотик, амфетамин - прим. переводчика), забрались в хвост крошечного самолёта, набитого пачками дури и вылетели в направлении глинистой взлётно-посадочной полосы близ Могадишо. В сопровождении Ибрахима Рабле Фарраха, бизнесмена из Найроби и члена клана. мы провели в городе всего лишь восемь дней, достаточно долгих, чтобы прогуляться по улицам, где разразилась битва и опросить нескольких человек, сражавшихся против американских солдат в тот день. Мы узнали как они относились к временами жестокой тактике лета 1993 года, когда силы ООН предприняли неуклюжую охоту за Айдидом м насколько быстро признательность за гуманитарную интервенцию переросла в ненависть. Петер и я вернулись с чувством сострадания к этой стране, ощущением бесполезности местной политики и некоторым пониманием того, почему сомалийцы так яростно сопротивлялись американским войскам в тот день.
Спустя несколько месяцев после возвращения я нашел армейских офицеров, которые желали услышать сои слова о будущем Сомали и о сражении. Моя работа на месте проишествия случайно привела меня к кладези официальной информации. Пятнадцатичасовой бой был записан на видеоплёнку с нескольких ракурсов, так что события, которые я кропотливо связывал друг с другом после многочисленных интервью стало возможно сравнить с кадрами настоящего сражения. Часы радиопереговоров во время битвы зафиксированы и расшифрованы. Это обеспечило меня подлинными диалогами из самого центра событий и стали незаменимыми в точной хронологизации. Кроме того, они передали с устрашающей непосредственностью её ужасы, чувства людей, попавших бедственное положение и пытавшихся преодолеть панику и остаться в живых. Другие документы обнажили данные разведки перед штурмом, что именно оперативной группе было известно и что они пытались достичь. Ни один из бойцов в городе, полностью поглощенный в свою небольшую зону ответственности в битве, не обладал общей картиной происходящего. Но из воспоминания, дополненные документальными источниками, включая полную хронологию и письменные отчёты операторов Дельты и Морских Котиков, позволили мне воссоздать историю целиком. Этот материал предоставил мне, я уверен, лучшую возможность из тех, что когда-либо выпадали писателям, чтобы поведать ход битвы полностью, точно и красиво.
Каждая битва - трагедия, раскалённая докрасна в отрыве от более широкой проблемы. У солдат нет возможности влиять на причины, которые привели к столкновению и его последствиям. Они полагаются на командиров, которые не станут рисковать их жизнями напрасно. С началом боя они сражаются за выживание в той же мере, что и за победу, убивая, чтобы не быть убитыми. Военная история бесконечна. Она одинакова что для Трои и Геттисбёрга, что для Нормандии и Йа-Дрэнга. Она о солдатах, по большей части - юнцах, оказавшихся в бою перед ликом смерти. Предельная жестокость природы войны - неотъемлемая черта человека, и солдатам далеко не всегда по нраву это знание. Во имя выживших, победителей и побежденных, сражение живо в из памяти, кошмарах и тупой боли от старых ран. Оно живёт в обжигающих воспоминаниях, воспоминаниях о поражении и славе, стыда и гордости, с которыми каждому ветерану приходится бороться каждый день его жизни.
Не имеет значения важность прошлых политических решений, которые привели к этому бою, ничто не может отбросить тень на профессионализм подразделений рейнджеров и Дельты, которые бились в тот день. Силы специального назначения продемонстрировали в Могадишо почему вооружённым силам необходимо продолжать обучение высокомотивированных, способных и опытных солдат. Когда дела на улицах катились в пропасть, именно парни из Дельты и Шестой команды (Navy SEAL Team Six - Морские Котики - прим. переводчика) сплотили остальных, которые в значительной степени обязаны им за свои жизни.
Многие из молодых американцев, сражавшихся в битве в Могадишо снова стали гражданскими. Они обзавелись семьями и карьерами, ничем внешне не отличаясь от миллионов других представителей их поколения немногим за двадцать лет. Они - дети поп-культуры, выросшие на песнях вместе с «Улицей Сезам», обеспеченные социальными программами и продирающиеся сквозь сети наркотиков и незащищённого секса, которые сейчас в расцвете сил. Их боевой опыт, отличный от опыта любого другого поколения американских солдат, был со временем приукрашен яркой кровью голливудских боевиков. Во время моих интервью с теми, кто оказался в гуще сражения, они раз за разом отмечали, насколько сильным было ощущение, что они как будто в кино, и им приходилось напоминать самим себе, что эти ужасы, кровь и смерти - реальны. Они описывают свои ощущения причудливым образом, в отрыве от происходящего, как будто не принадлежат тем событиям, противоречивые чувства недоверия, злости, смутного предательства. Это не могло быть по-настоящему.
Многие носят браслеты из чёрного металла с именами погибших товарищей, как ежедневное напоминание самим себе о случившемся. Сегодня немногие из них демонстрируют признаки того, что однажды, не так давно, они рисковали жизнями в древнем африканском городе, убивая ради своей страны, получая пули или наблюдая за гибелью своих лучших друзей. Они вернулись в страну, которую это не заботит и которая этого не помнит. Их бой не оказался на победой, ни поражением, он совершенно не имел никакого значения. Как если бы их сражение было причудливым двухдневным приключением вроде экстремального «Остаться в живых» (в оригинале - «Outward Bound» - прим. переводчика), в котором что-то пошло не по плану и несколько человек оказались убиты.
Я написал эту книгу в их честь.
Последний раз редактировалось Хольт 25 апр 2015, 11:56, всего редактировалось 1 раз.
|