3. "НАРЯДЫ НА ПРОВЕРКУ УБОРНЫХ"
Олдборн Сентябрь 1943 - март 1944
Самария была старым индийским почтово-пассажирским лайнером, переоборудованным в военный транспорт. Первоначально рассчитанная на 1000 пассажиров, она вместила в себя 5000 человек из 506-го полка. Из-за скученности условия были совершенно ужасными. Пресная вода жестко нормировалась: люди могли пить лишь в четко обозначенные пятнадцатиминутные интервалы, составляющие в общей сложности полтора часа в день. В душевых была холодная соленая вода. Личный состав был обязан постоянно носить спасательные жилеты и ремни с прицепленными флягами, в результате чего люди постоянно задевали друг за друга. Спать приходилось в одежде. Одну койку приходилась делить на двоих, и это значило, что им приходилось чередоваться, и через одну ночь спать на палубе, в коридорах или любом другом месте, где можно было прилечь. Повсюду царило ужасное зловоние. В день было два приема пищи. Кристенсен так описывал свой первый завтрак: "Я думал, этот бесконечный спуск в столовую, находящуюся на самой нижней палубе, никогда не кончится. Мы спускались по скользким от масла трапам, и когда, наконец, добрались до дна, зловоние стало просто потрясающим. Нас кормили из больших котлов, в которых была вареная рыба с томатами. Повара носили когда-то белую, а теперь просто грязную одежду, на которой одни пятна наслаивались на другие, являясь свидетельством того, что ее не меняли уже много дней". Люди ели эти помои лишь потому, что были голодны. Согласно Вебстеру, в столовой "витал дух плавучего дурдома". По крайней мере, еда вносила разнообразие в рутину, состоящую из прогулок по палубе, стояния облокотясь о поручни и разглядывая конвой, или азартных игр. Играли непрерывно: покер, Блэк-Джек и кости. Из рук в руки переходили крупные суммы денег. Как-то вечером Карсон выиграл 125 долларов, а на следующий день потерял их. Люди пытались читать, но книг было очень мало. Капитан Собел вознамерился было проводить занятия по гимнастике, но для этого было недостаточно места, и это стало причиной очередных насмешек над ним. 15 сентября Самария пришвартовалась в Ливерпуле. На следующий день поезд повез людей на юг. На станции Огборн-Сейнт-Джордж их встретили грузовики и доставили в новый дом. Последние полторы мили они прошли пешком, в темноте, светя фонарями, чтобы найти дорогу –затемнение дало людям понять, что они находятся в зоне боевых действий. Они добрались до казарм, представляющих собой "хижины Ниссена"*, обогреваемые парой пузатых печек-буржуек каждая, получили чехлы для матрасов и указание, где взять солому для их набивки, а также толстые, колючие шерстяные одеяла, и, наконец, легли спать. Вебстер написал что, когда он проснулся на следующее утро, "то решил, что оказался на голливудской съемочной площадке. Вокруг были сказочные домики с соломенными крышами и увитыми плющом стенами. Здоровенные лошади, потряхивая длинными гривами, цокали копытами по узким, извилистым, мощеным булыжником улицам. Мягкую пасторальную зелень уравновешивала старинная серая церковь в нормандском стиле одиннадцатого века, часы на которой отбивали время прямо как Биг Бен. Пять древних трактиров с покачивающимися на ветерке вывесками приветствовали нас в краю легкого, горького пива". Они были в Олдборне, что в Уилтшире, рядом с Хангерфордом и недалеко от Суиндона, в 80 милях к западу от Лондона. Он стал домом роты Е на без малого девять месяцев. Это был самый длительный период, в течение которого она находилась на одном месте. Олдборн сильно отличался от Токкоа, Беннинга, или Брэгга. Там люди из "Изи" находились в отдельных, изолированных, полностью военных гарнизонах. В Олдборне они оказались посреди небольшой английской деревни, где люди были консервативны, замкнуты, и весьма осторожно относились к появлению в своей среде всех этих молодых янки. Была большая опасность появления трений, но армия подготовила отличную программу ознакомления, которая хорошо сработала. Начиная с того самого первого утра и на протяжении большей части недели людей подробно информировали об английских обычаях, манерах и привычках. Будучи хорошо дисциплинированными, они быстро уловили основную идею: свою жажду покуролесить им следует попридержать для Суиндона, Бирмингема или Лондона. В Олдборне же им следует пить свое пиво в пабах в спокойной британской манере. Еще они учились есть то, чем питались британцы: сухое молоко, яичный порошок, сушеные абрикосы и картошку, конину, капусту, репу и брюссельскую капусту. Приобретение товаров в армейской лавке было нормировано: в неделю семь пачек сигарет, плюс три шоколадных батончика, одна упаковка жевательной резинки, один кусок мыла, один коробок спичек и одна пачка бритвенных лезвий. Собел не изменился. В конце первой недели личный состав получил разрешение отправиться в увольнение в Суиндон на субботние вечерние танцы. Собел выпустил распоряжение: во время танцев никому не разрешалось снимать китель. Рядовой Том Берджесс, парень с фермы из центрального Иллинойса, сильно потел, танцуя в шерстяной рубашке с надетым поверх шерстяным кителем, так что он снял его. В понедельник утром Собел вызвал Берджесса в канцелярию. "Берджесс, как я понимаю, находясь в городе в субботу вечером, во время танца вы сняли китель". "Все так, капитан Собел", ответил Берджесс, "но я посмотрел в правилах ношения воинской формы одежды, там совершенно четко написано, что разрешается снимать китель, если на вас надета шерстяная рубашка, и вы много двигаетесь, танцуете и т.п." Собел смерил его взглядом: "Я скажу вам, что я сделаю, Берджесс. В течение недели вы будете ходить в кителе, надев его поверх остальной формы, и вы будете спать в нем каждую ночь". Берджесс ходил в кителе днем, но, решил, что Собел не будет проверять его по ночам, и вешал его на спинку кровати. В следующую субботу он пошел в канцелярию к Собелу, чтобы попросить об увольнении на танцы. Собел осмотрел его. "Берджесс", сказал он, "по-моему, этот китель не выглядит так, как если бы вы спали в нем, так что никаких увольнений". Они находились в Англии, чтобы готовиться к вторжению в Европу, а не танцевать, так что график подготовки был интенсивным. Маларки показалось, что он вновь оказался в Токкоа. Они находились в поле шесть дней в неделю, по восемь-десять часов в день. Они совершали пешие марши по 15, 18, 21 и 25 миль, отправлялись на ночные занятия, ежедневно тратили по часу на занятия по рукопашному бою, учились городским боям, чтению карт, оказанию медицинской помощи, защите от химического оружия, изучали характеристики немецкого оружия и учились пользоваться им. Они проделали 25-мильный пеший марш в полной походной выкладке за двадцать четыре часа, а через несколько дней марш на ту же дистанцию в боевом снаряжении за двенадцать часов. С ними проводились специальные занятия по минам-ловушкам, разминированию, связи и т.п. Раз в неделю или около того они отправлялись на двух или трехсуточные учения. Они отрабатывали различные вводные. Не только для того, чтобы получить практическое представление о технике боя, но и чтобы научиться самым главным вещам, которые должен знать пехотинец. Как полюбить землю, как использовать ее преимущества, как условия местности диктуют тактику, а прежде всего, как день за днем жить на ней и в ней без ущерба для физического состояния. Их офицеры подчеркивали важность вещей, которые были вопросом жизни или смерти, и которые личный состав должен выполнять инстинктивно правильно и с первого раза, поскольку второй попытки у них не будет. Так проходило знакомство "Изи" с сельской местностью Англии. Они тренировались атаковать городки, холмы и леса, отрывали бесчисленные стрелковые ячейки и спали в них, учась делать это, невзирая на дождь, холод и голод. В начале декабря, вновь оказавшись в поле, рота окопалась по периметру высокого, голого, открытого всем ветрам холма. Командиры взводов приказали своим людям отрыть глубокие ячейки, что было тяжело сделать в каменистом грунте. Вскоре их атаковало подразделение бронетанковых войск на "Шерманах". "Они перли вверх по холму, ревя как первобытные монстры", писал в своем дневнике Вебстер, "потом остановились, развернулись в боевой порядок и двинулись на нас. Один из них шел прямо на меня. Мой окопчик бел недостаточно глубок, чтобы гусеница могла безопасно пройти надо мной, так что я отчаянно завопил: "Прими в сторону! Прими в сторону!" что он и сделал, пропустив меня между гусеницами". Запись Карсона гласила: "Это был первый раз, когда танк проехал через меня, сидевшего в окопе. Страшно!". Было много ночных занятий, вспоминал Гордон. "Мы шли напрямик, перелезая через заборы, просачиваясь в промежутки между ними, пробираясь сквозь перелески и переходя вброд ручьи". В ходе этих занятий отношения между личным составом отделений и взводов, уже знакомыми друг с другом, стали глубоко личными. "Я видел силуэт в темноте", рассказывал Гордон, "и мог точно сказать, кто это. Я узнавал его по тому, как он носил головной убор, как сидел на его голове шлем, как он держал винтовку". Большая часть того, что они узнали в ходе обучения, пригодилась в бою, однако те близость, абсолютное доверие и чувство локтя, вырабатывающиеся этими долгими, холодными, сырыми английскими ночами, оказались бесценными. Они регулярно совершали прыжки со снаряжением, учились тому, как пользоваться свободными концами, чтобы направить свое снижение на открытое, вспаханное поле вместо того, чтобы приземлиться на живую изгородь, дорогу, телеграфный столб, каменный забор или деревья. В C-47, летевшем в холодном, сыром воздухе, к тому моменту, когда загорался зеленый свет, их ноги оказывались совершенно задубевшими, так что, когда они ударялись о землю, то испытывали настоящий взрыв боли и зуда. Основной задачей во время этих прыжков был быстрый сбор после приземления, что для 2-го взвода "Изи" во время первого прыжка оказалось не так-то просто – их выбросили в 25 милях от площадки приземления. Напряжение нарастало. Личный состав 82-й дивизии, расквартированной поблизости, мог порассказать солдатам из 101-й, как выглядела война в Северной Африке, на Сицилии и в Италии. Особое давление в преддверии надвигающихся боев испытывали офицеры, и больше всех Собел. "Это чувствовалось по его поведению", рассказывал Уинтерс. "Он становился все более мрачным, превращаясь в форменного садиста. Это дошло до точки, став просто невыносимо". Сержант Эрл Хейл вспоминал: "У нас была настоящая лотерея по поводу того, когда кто-нибудь грохнет Собела". Собел раздобыл летную куртку из овчины, которой очень гордился, и которую носил в поле, что делало его очень заметным. Типпер вспоминал, что когда рота отправилась на стрельбище для упражнения в стрельбе по появляющимся целям: "Собелу пришлось пережить несколько очень неприятных моментов. Сзади и сбоку прозвучало несколько выстрелов и пули прошли совсем рядом с головой Собела. Он плюхнулся наземь, каким-то образом развернулся плашмя, что-то заорал и вскочил вновь. Весь личный состав ржал и размахивал руками. Ни за что не поверю, что Собел счел это происшествие случайностью, но, по-видимому, так оно и было. Как бы то ни было, он продолжал скакать туда-сюда и носиться вокруг нас, как ни в чем не бывало". Люди продолжали подшучивать над Собелом. Рядовой Джордж Лус умел имитировать разные голоса. Однажды ночью рота E возглавляла батальон на марше по пересеченной местности. Движение сильно замедляли изгороди из колючей проволоки. Собел шел впереди. "Капитан Собел", раздался голос, "в чем задержка?" "Колючая проволока", ответил Собел, полагая, что разговаривает с заместителем командира батальона, майором Оливером Хортоном. "Режьте эти изгороди", отозвался Лус, продолжая подражать голосу Хортона. "Есть, сэр!" ответил Собел, и приказал передать в голову колонны кусачки. На следующее утро перед подполковником Стрейером предстала целая делегация Уилтширских фермеров, громогласно жаловавшихся по поводу порезанных изгородей. Их коровы разбрелись по всей округе. Стрейер вызвал Собела. "Зачем вы порезали эти заборы?" "Я получил приказ резать их, сэр!" "От кого?" "От майора Хортона". "Не может быть. Хортон в отпуске в Лондоне". Собел попал под раздачу, но так и не понял, кто его одурачил, и поэтому не смог предпринять ничего в ответ. Его перескакивание с одного на другое, дурацкое "Хей-хо, Сильвер!", тупой и прямолинейный подход к решению тактических задач беспокоили офицеров, сержантов и рядовых роты даже больше, чем его обычное "цыплячье дерьмо". Недовольство росло с каждым днем, особенно среди сержантов. Сержанты Майрон "Майк" Рэнни, двадцатиоднолетний уроженец Северной Дакоты из 1-го взвода, и "Сэлти" Харрис из 3-го взвода больше всех роптали о возможных катастрофических последствиях, если Собел поведет роту в бой. Они полностью отдавали себе отчет в том, что в результате своих действий оказываются в очень щепетильной и чрезвычайно опасной ситуации. Предприми они что-либо – и их ждет обвинение в неповиновении или мятеже в военное время, Если же не делать ничего, может погибнуть вся рота. Рэнни, Харрис и остальные сержанты надеялись, что командиры взводов доведут эту проблему до полковника Синка, или Синк сам узнает о сложившейся ситуации, и в результате тихо уберет Собела. Это выглядело наивно. Как могли младшие офицеры, в чьи обязанности входила поддержка их ротного, отправиться к полковнику с жалобами на своего командира? И на что им было жаловаться? Рота E по-прежнему была первой в полку, как в поле, так и в казармах и на спортивных соревнованиях. Сержантам не приходилось ожидать, что полковник Синк сделает что-либо кроме как поддержит своего командира роты перед лицом разногласий и давления, исходящего от группы сержантов и капралов. Эти парни готовились вступить в бой с наиболее грозной армией в мире, а не играть в игрушки или разводить дебаты. Таким образом, ропот продолжался, а Собел и 1-й Сержант Эванс, оставаясь в изоляции, тем не менее, были у власти. Увольнительные по выходным и превосходное британское железнодорожное сообщение позволяли людям сбросить напряжение. Англия в конце осени и начале зимы 1943 года оказалась для пацанов из Штатов настоящей страной чудес. Большинство британских парней их возраста находились вдали от своих домов, в Италии или в тренировочных лагерях, так что повсюду было полно скучающих, одиноких молодых женщин. Американские солдаты получали хорошее жалование, намного более высокое, чем британцы, а у парашютистов были еще и дополнительные 50 долларов в месяц. Пиво было дешево и его было много, за пределами Олдборна на него не было никаких ограничений. Они готовились убивать или быть убитыми, большинству из них было по двадцать или двадцати одному году. Вебстер описывал результат в дневниковой записи от 23 октября: "Хоть я не получаю удовольствия от нахождения в армии, большинство в нашем подразделении расценивает его как отпуск. Парни, дома вынужденные тяжело и постоянно трудиться, попав в армию, оказались свободны от каких-либо обязанностей. Все они единодушно соглашаются, что дома никто из них никогда не закатывал таких феерических попоек". Постоянное волнение, калейдоскоп постоянно наваливающихся на них впечатлений, безнадежность попыток избежать суровости обучения, мысли о предстоящих боях и цыплячье дерьмо Собела, все вместе это делало то время незабываемым и побуждало большинство людей использовать его на всю катушку. "Для меня Лондон был сказочным местом", писал Карсон. "Пройдя по любой из его улиц, можно было увидеть людей в форме всех стран Свободного мира". Их юность и энергия пульсировали в каждом парке и пабе. Они были на Пиккадилли, Лестер-Сквер, Трафальгарской площади, площади Виктории, в Гайд-парке. Повсюду можно было видеть форму Канады, Южной Африки, Австралии, Новой Зеландии, Свободной Франции, Польши, Бельгии, Голландии и, конечно же, Англии и США. "Те дни никогда не оставят меня, потому что даже в свои двадцать лет я знал, что являюсь свидетелем и участником чего-то, что никогда не повторится. Лондон военного времени был особым миром". Было полно пьянства, разгула и драк. Наблюдая за всем этим, британцы старшего возраста жаловались: "Проблема с вами, янки, заключается в том, что вам слишком много платят, вы слишком сексуально озабочены и вообще вас тут слишком много". (На что янки могли бы ответить: "Ваша проблема, "лайми"**, в том, что вам мало платят, вы мало сексуальны, и вообще под Эйзенхауэром".)*** В роте Е прибавилось офицеров. В связи с ожидающимися с началом боевых действий потерями целью было иметь по два лейтенанта на взвод. Одним из вновь прибывших был 2-й лейтенант Линн "Бак" Комптон. Родившийся в Лос-Анджелесе, в последний день 1921 года, он был известным на всю Америку кэтчером**** бейсбольной команды Калифорнийского университета и играл в университетской футбольной команде в матче Роуз Боул***** 1 января 1943 года. Получив диплом офицерской школы, он отправился в Форт Беннинг, а после окончания парашютной школы в декабре прибыл в Олдборн, в роту Е. "Помню чувство зависти, которое я испытывал к тем, кто был в Токкоа", писал он годы спустя. "Будучи новичком в роте, я чувствовал себя слегка не в своей тарелке". Комптон быстро узнал, что лейтенант Никсон, ставший оперативным офицером батальона, недолюбливает "спортсменов". Никсон назначил Комптона ответственным за физподготовку личного состава батальона. На практике это означало, что Комптону пришлось возглавлять батальон на длительных марш-бросках, он был единственным офицером, который мог это сделать. В результате этого, из-за своей хорошей спортивной формы или в силу любви к азартным играм, Комптон сблизился с сержантами и некоторыми из солдат. По мнению некоторых офицеров, слишком сблизился. Он был пойман за игрой в кости с личным составом и получил выговор от заместителя командира роты, лейтенанта Уинтерса.
* Хижина Ниссена – сборное строение, полукруглое в поперечном сечении, с обшивкой из гофрированной стали, использовавшееся в различном качестве в период Первой и Второй мировых войн. Хижина Ниссена была придумана в апреле 1916 года британским горным инженером и изобретателем Питером Норманом Ниссеном, который в том же году получил на это изобретение патент (прим. перев.) ** "Лайми" – изначально прозвище английских моряков. Причиной его появления стал сок лайма, который на флоте давали как профилактическое средство от цинги. Позже американцы начали называть "лайми" всех англичан (прим. перев.) *** Тут в оригинале классная игра слов: "The trouble with you Yanks is that you are overpaid, oversexed, and over here." "The trouble with you Limeys is that you are underpaid, undersexed, and under Eisenhower." Пока как-то не очень получается передать ее в полной мере… (прим. перев.) **** Кэтчер (Catcher – ловец) – игровая позиция в бейсболе и софтболе. Кэтчером называют игрока обороняющейся команды, который находится за домом и спиной бэттера (отбивающего), но перед судьей, и принимает мяч, поданный питчером (бросающим). Основная задача кэтчера – не только поймать мяч, но при помощи знаков дать советы питчеру по выбору наилучшего способа подачи (прим. перев.) ***** Матч Роуз Боул – ежегодная футбольная (имеется в виду американский футбол) игра, обычно проводимая 1 января на стадионе Роуз Боул, находящемся в Пасадене, Калифорния. Первый матч был сыгран в 1902 году в рамках т.н. "Парада Роз" (прим. перев)
_________________ Amat Victoria Curam
|