8 марта 1969
Чуть после полуночи я скорее почувствовал, чем увидел, как Муноз разбудил Бидрона. Потом будет моя очередь. Всю свою смену Дейв пролежал неподвижно, пошевелившись лишь однажды, чтобы убрать что-то, лежащее под ним. Я был очень сонным, и понимал, что могу облажаться. Черт, все-таки мне надо было спать. Скоро моя очередь нести охранение, а я не знаю, смогу ли не заснуть. Наконец, я почувствовал, как Дейв повернулся на бок и прошептал мне на ухо: "Линдерер, твоя очередь". "Хорошо", шепнул я в ответ. Он откинулся на спину и тут же провалился в сон. Я услышал, как его дыхание стало медленным и неглубоким, когда он оказался в комфорте и безопасности, ощущение которых давал ему глубокий сон. Я позавидовал ему. Никогда не был настолько близок к отрубу, как на этом задании. Я никогда не верил людям, несущим охранение настолько, чтобы доверить им свое бренное тело. А теперь, похоже, я не могу доверять самому себе. Через десять минут после начала моей смены я вздернул голову, растопырив глаза. Я заснул. Блядство! Повернувшись, я посмотрел на светящиеся стрелки своих часов. Всего лишь 01.10. Похоже, я спал не больше нескольких секунд! Я медленно сел. Может быть, если я буду сидеть, то не засну! Через десять минут затекшая поясница вновь заставила меня улечься. Сонливость вернулась с удвоенной силой. Я потянулся к острому камню, который убрал со своей позиции. Он был там же, куда я его положил. Когда в самом начале я пытался заснуть, он впивался мне в бедро, так что я выковырял его и отложил в сторону. Теперь я засунул его обратно под бедро, надеясь, что причиняемый им дискомфорт отгонит сон. На какое-то время это сработало, но вскоре я почувствовал, что мои глаза пересыхают. Достав флягу, я вылил немного воды в ладонь правой руки, плеснув ее в глаза и энергично растерев, стараясь, чтобы жидкость попала туда, где сможет принести какую-то пользу. Я вновь поглядел на часы. Было уже почти 01.35. Еще десять минут, и я смогу поменяться местами с Килберном. "Вишенка" произвел на меня хреновое впечатление, зацепившись шнуром гарнитуры за спусковую веревку. Ну что за тупую долбанную херню он сотворил! А как насчет того момента, когда он увидел вспышку спички в перелеске возле Реки Благовоний? Мелкий коренастый пердун! Черт, да он даже по сложению не катит на рейнджера. Хотя какого телосложения должен быть настоящий рейнджер? Такого как я? Может быть, в том перелеске и была спичка. В конце концов, что-то же заставило меня убраться оттуда! А этот затуп на веревке – да вспомнить меня, когда на первом задании я протормозил, выпрыгивая из Хьюи, а потом растянулся на ровном месте, пока остальные члены группы мчались в укрытие. Не, с парнишкой все в порядке! Он нигде не напортачил, и, по крайней мере, пытался делать свою работу. Пора его будить. Я наклонился и осторожно потряс его – он лишь перевернулся на другой бок. Проклятье, мне бы так сладко спать. Я снова пошевелил его. На сей раз он сел, протирая глаза. Я подождал, пока не убедился, что он не заснет, а потом улегся сам. Сонливость, одолевавшая меня ранее, пропала. Черт побери, опять эта сраная бессонница! Это длилось, наверное, минут десять-пятнадцать. Потом я, наконец, почувствовал, что отрубаюсь. Я вспомнил, что, судя по звуку, Килберн снова лег, и забеспокоился было, а не заснет ли он вновь. Да и черт с ним! Это его проблемы. Я оттарабанил свою вахту, а теперь собираюсь немного поспать. Не знаю, что случилось, но через некоторое время я внезапно проснулся. Мои глаза распахнулись, и потребовалось несколько мгновений, чтобы сфокусироваться. Стало темнее, гораздо темнее, чем во время окончания моей смены в охранении. Что-то было не так, я чувствовал это. Тень! Да, тень справа, тут же выскользнувшая из поля зрения. Я хотел было сесть, но что-то подсказывало мне не двигаться. Сдвинув левую руку на несколько дюймов, я почувствовал комфортное ощущение рукоятки и спусковой скобы моего CAR-15. Она была именно там, где я ожидал ее найти. Очень-очень медленно я повернул голову вправо, напрягая зрение в попытке обнаружить призрак, ускользнувший у меня из виду. Ничего! Ни черта нет. Он мне что, во сне явился? Или мое разыгравшееся воображение вздумало шутки шутить? Господи, что со мной делает Вьетнам? Потом я почувствовал, что Килберн не спит. Я повернулся к нему и зашептал, что мне не спится, и я подежурю за него остаток смены. И тут я заметил, что он весь сжался и сильно дрожит, как будто замерз до смерти. Свою М-16 он держал, прижав к груди. Что-то было не в порядке. Да, было довольно-таки прохладно, я чувствовал это. Однако он дрожал настолько сильно, что, казалось, сейчас развалится на куски. "Что, черт побери, случилось?" прошептал я, прижавшись его уху. Он дернулся, повернув голову ко мне, и прошептал в ответ: "Сардж, гуки, гуки, трое! Они прошли прямо внутрь периметра, наклонились над Сэензом, посмотрели на него, а потом развернулись и ушли обратно. Я не мог стрелять, не мог направить на них оружие. На пути было дерево". Он оцепенел от ужаса. Я замер. Проклятье! Сукин сын! Я знал это. Что-то разбудило меня. Я почувствовал опасность. Эти хуи побывали прямо внутри нашего периметра. Я лег обратно и сказал Килберну, чтобы тот начинал будить всех, кто справа от него, предупредив, что это нужно делать тихо. Повернувшись налево, я разбудил Бидрона, сказав ему будить тех, что слева. Мы переходим на полную готовность. Чертовы гуки нашли нас. Когда все проснулись, я подполз к Фэдели, чтобы обсудить план действий. До восхода солнца нас ждет еще четыре часа темноты. И еще, наверное, четыре-шесть часов до того, как солнце выжжет туман. Так что до тех пор, пока не прибудет помощь, нам предстоит избегать NVA в общей сложности часов восемь-десять. Я был за то, чтобы уходить оттуда прямо сейчас. Фэдели сказал, что, по его мнению, нам следует оставаться на месте. Если мы двинемся в темноте, то можем попасть прямо в руки к противнику. Они обнаружили, где находится наша позиция, и, по-видимому, определили нашу численность. И если они до сих пор не напали, так это потому, что либо у них недостаточно сил, либо они залегли в ожидании, чтобы перебить нас, когда мы начнем движение. Как бы там ни было, у нас большие проблемы. В словах Фэдели был смысл. В конце концов, у нас есть несколько Клейморов. Мы находимся на обороняемой позиции. В случае обстрела нас будут прикрывать деревья и бруствер. Если же нас застигнут вне периметра, то мы окажемся на открытом месте и будем полностью в их власти. Кроме того, у нас толком не было никаких идей, как, черт побери, выбираться оттуда, если придется прорываться. Все, что было понятно – мы можем отправиться в Лаос. Остаток ночи все провели настороже, готовые действовать. Мы ждали, что в любой момент нас снова могут прощупать. Лично я полагал, что они подкрадутся под прикрытием тумана, а потом, по сигналу свистков и горнов, вскочат и бросятся на наши позиции. Они не подозревают, что мы в курсе того, что они нас обнаружили. Разумеется, они считают, что элемент неожиданности будет на их стороне. Около 06.00 я начал задумываться, а не лажанулся ли Килберн снова. Действительно ли он видел NVA внутри нашего периметра? Возможно, это были обезьяны! Это был бы далеко первый раз, когда обезьян принимали за северовьетнамских солдат. Нет, он наверняка что-то видел. Я тоже чувствовал это. Почему эти херососы не идут? Чего они дожидаются? Связь, от которой не было никакого толку всю ночь, восстановилась с наступлением дня. Если конечно посветлевший туман можно считать таковым. Лишь некоторое улучшение видимости указывало, что наступил рассвет. Не было никаких признаков того, что окутывающее нас покрывало тумана собирается рассеиваться. Мы связались с офицером управления огнем на "Томагавке", и сообщили ему, что ночью были обнаружены, и запрашиваем подразделение быстрого реагирования либо немедленную эвакуацию. Мы попросили передать это сообщение в наш тыл. Через десять минут, он вновь вышел на связь и сообщил, что наш "Шестой" распорядился, чтобы мы оставались на месте, пока он не прибудет в район. После этого он сообщит, что нам делать. Офицер-артиллерист добавил, что все вокруг затянуто туманом, и не похоже, чтобы он рассеялся в ближайшие часы. Ладно, все, что нам остается – сидеть и ждать. Должна быть какая-то причина, по которой NVA еще не добрались до нас. Единственным логическим объяснением могло быть то, что в окутавшем всю округу густом тумане они ориентировались не намного лучше нас. Уверен, это была единственная причина. Ночью их разведчики наткнулись на нас, но заблудились, отправившись обратно за подкреплением. Хотя, может быть, они вернулись к своим приятелям, а найти нас вновь не могут. Мы были в безопасности, пока не рассеется туман, или пока мы способны бороться с голодом, который потихоньку начинал грызть наши кишки. О да, мы были в безопасности – как двенадцать крыс в коробке. Мы были по уши в дерьме, и знали это. Оставалось лишь надеяться, что помощь из дивизии доберется до нас раньше, чем гуки. Около 10.00 с базы "Томагавк" нас вызвал капитан Кардона. Он сообщил, что к нам направляется рота "Чарли" 2-го батальона 501-го полка. Их позывной – Альфа-Танго. В данный момент они находятся всего в километре от нашего местонахождения и двигаются в нашем направлении. Они выйдут к нам с юго-востока, перевалив через находящийся выше нас гребень горного хребта. По-видимому они вели патрулирование неподалеку от места, где сбили "Кобру", и получили приказ выдвинуться в район падения тогда же, когда нам дали команду собираться. Это было приятно слышать! "Линейные собачки" – это еда и вода... а еще дружеская компания. Большая дружеская компания. Соединившись с сотней парашютистов, мы почувствуем себя чертовски более безопасно. Эти парни могут долго шляться по бушу без посторонней помощи. Никто не говорил им, что они отправляются всего на пару-тройку часов. Наверное, у них даже найдется лишняя подстежка к пончо, а то и две. Сейчас мы не то чтобы боялись – просто наша тайна была раскрыта, мистер Чарли знал, что мы находимся у него под боком. Когда такое случается, а вас очень мало, наступает время уходить. Все было бы по-другому, будь мы лучше экипированы, или если бы у нас была хоть одна карта. Тогда мы смогли бы спокойно дожить до тех пор, пока не поменяется погода. Но ситуацию, в которой мы оказались, можно было квалифицировать как "дерьмо в беспорядке". Когда мы разделим нашу позицию с парнями из роты "Чарли", у нас появится некоторая видимость комфорта. Прошло два часа, прежде чем мы смогли установить радиосвязь с ротой. Интересно – их командир почему-то считал, что мы находимся прямо над ними. Он сказал, чтобы мы прислушались, в то время как он даст своему головняку команду окрикнуть нас. Разумеется, мы услышали их выше по склону хребта. Они были еще не совсем над нами, но, похоже, находились не дальше ста пятидесяти метров и приближались. Мы подтвердили, что слышим их, и их ротный попросил нас сделать несколько выстрелов, чтобы они знали, где мы находимся. Фэдели сказал ему, что считает это нежелательным. В непосредственной близости от нас находятся NVA, но поскольку мы знаем, где находится рота "Чарли", то сможем дать им знать, когда они окажутся поблизости. Через некоторое время капитан вновь вышел на связь и сказал, чтобы мы начинали двигаться вверх по склону, навстречу его головному дозору. Он сообщил, что они следуют по широкой тропе, ведущей к гребню, двигаться по которой весьма легко. Фэдели вновь отклонил совет, сообщив, что, как только они окажутся прямо над нами, им лучше остановиться и организовать периметр, а потом направить одно-два отделения к нашей НОП. Объединившись, мы сможем осмотреть район в поисках двух летчиков со сбитой "Кобры". В конце концов, мы все находимся тут, прежде всего, из-за них. Пехотному командиру идея не понравилась, но Фэдели, наконец, убедил его, что мы не пойдем наверх, не сделав еще одной попытки найти пилота и его стрелка. Он попросил, чтобы мы дали знать, когда они окажутся непосредственно над нами, и тогда он направит вниз, на соединение с нами, свой разведвзвод. К тому моменту они были уже ближе. Голоса американцев были слышны примерно в шестидесяти метрах. Фэдели приказал всем быть настороже на случай, если NVA, привлеченные раздающимися сверху голосами, вновь наткнутся на нас. Едва пехотная рота достигла места, находившегося непосредственно над нами, вспыхнула ожесточенная перестрелка из автоматического оружия. Фэдели, не зная, что произошло, попытался вызвать роту "Чарли" по радио. Через несколько секунд их капитан ответил, его голос был переполнен досадой: "Группа Линвуд Один-Один, это Альфа-Танго Шесть. Контакт, контакт. Мой головной дозор под огнем. Новембер Виктор Альфа между вами и мною. Оставайтесь на месте. Оставайтесь там, где находитесь. Прием!" Фэдели выхватил гарнитуру у старшего радиста и ответил: "Альфа-Танго Шесть, группа Линвуд Один-Один. Принял вас Лима Чарли (четко и разборчиво). Будем ждать вашей следующей передачи. Удачи. Конец связи!" Со стороны гребня доносились крики: "Медик! Медик!". По-видимому, их головной дозор натолкнулся на наблюдателя, охранявшего тропу. Важный вопрос – он один, или с ним есть кто-нибудь из друзей? Фэдели обернулся и приказал всем залечь. Северовьетнамцы находились выше нас, и мы рисковали оказаться на линии огня, если парашютисты откроют ответный огонь вниз по склону. Внезапно мы услышали, как выше нас затрещали кусты. Кто-то со всех ног мчался вниз по склону прямо к нашему периметру. Они не пытались быть тихими, и, судя по звуку, их могло быть где-то от одного до трех. Я услышал "щелк-щелк-щелк" предохранителей, переключаемых на автоматическую стрельбу, и сделал то же самое. Треск приближался. Фэдели привстал на колени, глядя за бруствер в надежде хоть мельком увидеть, кто приближается. Я присел на корточки, держа оружие наготове и пытаясь выглянуть из-за командира группы. Я сместился вправо, чтобы было лучше видно, и вот он… в пятнадцати футах, в смертельном рывке. Северовьетнамский солдат направлялся прямо к нам, и приближался на скорости, слишком большой, чтобы обогнуть наш периметр. Как это часто бывает в бою, все замедлилось. Вьетнамец все приближался, но очень медленно. Я смотрел прямо в его глаза, широко распахнувшиеся от неожиданности и внезапного осознания опасности. Он знал, что вот-вот умрет. По его лицу, сменяя друг друга, пробежали выражения волнения, шока, страха, и затем решимости – все на протяжении какой-то секунды. Я заметил, что он одет в оливковые шорты и такого же цвета рубашку с коротким рукавом. На шее у него был красный платок. На голове не было ничего, кроме густых, угольно-черных волос, которые стояли дыбом, словно наэлектризованные. Я видел, что он держит левую руку поднятой над головой, в то время как правой раздвигает кусты. Мое внимание привлекла пара сандалий Хошимина, которые он держал в вытянутой вверх левой руке. Я подумал: "На нем нет обуви!" Мимо моей головы просвистел рой разъяренных пчел. "Откуда они, черт возьми, взялись?" удивился я. Тогда я заметил AK-47, зажатый в той же руке, которая держала сандалии. Он держал свое оружие и обувь так, чтобы они ни за что не зацепились во время его бегства от находившихся на гребне парашютистов. Он заметил нас в последний момент, но ему хватило присутствия духа, чтобы одной рукой направить AK и выпустить длинную очередь в нашем направлении. По-видимому, он был правшой, или ему просто не повезло. А может быть кто-то там, наверху приглядывал за мной и Фэдели. Так или иначе, но пули прошли в считанных дюймах от нас. Бросившись вправо, чтобы уйти от очереди, я увидел, как Фэдели упал прямо передо мной. Мы с ним одновременно выкрикнули: "Взрывай Клеймор… рви… рви его!" Муноз схватил замыкатель, нажав на рукоятку в тот самый момент, когда NVA перепрыгивал через мину. Сила внезапного взрыва, казалось, была сравнима с двухсотфунтовой бомбой. Он был всего в пяти футах от нас, на обратной стороне бруствера. Ударная волна от Клеймора буквально вышибла ноги из-под NVA, швырнув его на землю по другую сторону насыпи, в то время как на нас сыпались грязь и обломки. Вьетнамец упал на расстоянии вытянутой руки от нашего периметра. Фил Майерс, ЗКГ Фэдели, вскочил на ноги и меньше чем с трех футов выпустил прямо в раненого солдата NVA длинную очередь из своей М-16. Тот начал громко стонать. Я привстал и дал короткую очередь в упор, укрывшись затем за одним из больших махагониевых деревьев. Стоны продолжались, пока Бидрон не выдернул кольцо гранаты, отпустил рычаг, и затем плавно перекинул ее через бруствер. В сравнении с Клеймором второй взрыв был не более чем хлопком, но стоны прекратились. Никто не двигался. Мы не знали точно, был ли он мертв или только ранен. Была вероятность, что он не один. В этот самый момент трое или четверо его приятелей могли заходить с фланга. Я прислонился к стволу дерева, молясь, чтобы он был один. На мгновение я совершенно выбыл из строя. Меня затрясло так, что я не мог попасть по защелке магазина, чтобы перезарядить свой дымящийся CAR-15. Сердце бешено забилось, когда я внезапно понял, насколько близко к моей голове прошли его пули. Боже, я едва не огреб снова. Фэдели взял гарнитуру и передал Альфа-Танго Шесть, что у нас один убитый со стороны противника, по-видимому, тот самый NVA, что обстрелял головной дозор роты "Чарли". Альфа-Танго Шесть тут же отозвался и сообщил, что у него четверо раненых, все в ноги. Поняв, что все кончилось, мы все вздохнули с облегчением. Северовьетнамец был один – всего лишь наблюдатель на тропе. Он добился, чего хотел, поразив четырех американских солдат. Да, он лишь ранил их, однако, в данном конкретном случае лучше ранить, чем убить. Вместо того чтобы иметь дело с четырьмя трупами, рота "Чарли" получила четырех раненых, которых было невозможно эвакуировать. Для того чтобы их можно было транспортировать в порядках роты, ранения были слишком тяжелы. Рота Чарли оказалась обездвижена. Ее наступательный потенциал был только что сведен к нулю одним-единственным движением руки босоногого парня откуда-то с севера от DMZ. Бидрон и Майерс выдвинулись проверить тело. Он был мертв – мы сделали его несколько раз подряд! Взрывом Клеймора ему изрешетило обе ноги. В теле было множество дыр от пуль и осколков брошенной Бидроном гранаты. До того как присоединиться к предкам, ему удалось натворить дел. Занятно – я не испытывал к нему никакой враждебности. Он был всего лишь еще одним солдатом, пытающимся выполнить свою работу, когда удача покинула его. Я даже восхищался им, представляя себе страх, который он, наверное, испытал, когда к нему подходила рота американских пехотинцев. Он должен был подавить панику, когда их головной дозор проходил мимо его позиции. Вне всякого сомнения, самоуверенные американцы должны были обнаружить его до того, как он пустил оружие в ход. Но нет – они его не увидели. Должно быть, его переполнял ужас, когда он вглядывался вдоль ствола своего АК-47 и выпускал длинную очередь в приближающуюся к нему цепочку парашютистов. Потом он опрометью покинул поле боя, даже не пытаясь оглянуться, чтобы понять, преследуют ли его. В какой-то момент он понял, что должен сделать это. Он хотел выжить. Двое рейнджеров вернулись, неся его поврежденный AK-47, бумажник и письмо. Последние два были у него в карманах. Письмо было на вьетнамском языке – три страницы, исписанные прекрасным женским почерком. По-видимому, оно пришло от молодой вьетнамской девушки, фотографию которой мы нашли в бумажнике. Меня поразило – обернись удача другой стороной, с той же легкостью здесь мог оказаться северовьетнамский солдат, стоящий над моим трупом, разглядывая фотографию моей девушки. Эта мысль буквально взорвалась в моем мозгу. Я отвернулся, не в силах смотреть на груду изорванной плоти, лишь минуту назад бывшую энергичным, молодым, здоровым человеком. У него, наверное, как и у меня, были надежды, желания и амбиции. Он мог любить, и был любим. Это был второй раз со времени моего прибытия во Вьетнам, когда на меня так подействовала смерть противника. Впервые это было в ноябре, когда, устроив засаду, мы убили трех медсестер. Тогда я испытывал тяжелое чувство горечи и вины. Я был здесь, чтобы защищать женщин, а не убивать их. Только находка у двух из них автоматических пистолетов .45 калибра помогла мне дать рациональное объяснение совершенному. Я сказал себе, что если бы я дал им шанс, они убили бы меня в то же мгновение. И, тем не менее, я еще долго ощущал лежащее на мне клеймо вины и ответственности. Война – страшная штука. Почему же она является неотъемлемой частью существования рода человеческого? Альфа-Танго Шесть сообщил, что его подразделение осмотрело оба склона хребта на десять-пятнадцать метров от гребня, и не обнаружило никаких других признаков присутствия противника. Его рота заняла круговую оборону и не двинется дальше, пока не эвакуирует своих раненых. Он был вне себя от радости, узнав, что мы убили "того хуесоса-NVA", что стрелял в его людей. Я не мог его винить! Он, должно быть, испытывал глубочайшее удовольствие, видя, как стремительно месть постигла того, кто только что причинил ему ущерб. Он поблагодарил нас за то, что мы "взяли этого ублюдка." Фэдели сказал Альфа-Танго Шесть, что будет лучше, если мы выйдем к ним на позицию. Он согласился. Имея четырех раненых, ему отнюдь не улыбалось делить подразделение. Фэдели приказал готовиться выдвигаться вверх по холму. Майерс пойдет в голове. Он сказал, чтобы мы трепались, смеялись, ломали кусты – в общем, делали как можно больше шума. Он знал, что у сидящих выше нас "джи-ай" от желания отплатить хоть кому-нибудь сводит пальцы на спусковых крючках. Мы должны принять все меры предосторожности, чтобы не окончить свой путь под огнем своих. Когда мы начали движение, было чуть позже 12.30. Нам хотелось как можно быстрее присоединиться к парашютистам, но мы знали, что будет лучше, если мы не станем просто ломиться сквозь кусты. Так что мы затеяли разговор о консервированных сухих пайках, которые обычно таскала с собой пехота. Они, конечно, были изрядным дерьмом, но если очень сильно захотеть, они определенно могли сойти за еду. В конце концов, все, что организм может превратить в дерьмо, можно считать едой. Мы очень старались говорить громче, чем это требовалось для общения внутри группы. В тридцати метрах вверх по склону Майерс вышел прямо на двоих "Кричащих Орлов", склонившихся над своим М-60. На мгновение они уставились на нас, а потом поблагодарили за то, что мы убили гука, стрелявшего в их товарищей. Кивнув в ответ, мы прошли мимо их позиции и направились к вершине хребта. Прямо к гребню шла широкая, прямая тропа – как и говорил капитан. На самом гребне практически не было укрытий. По-видимому, здесь уже не раз останавливались линейные роты. Если бы этим местом пользовались NVA, они не стали бы так очищать его от растительности. Оставив группы в центре периметра роты "Чарли", мы отправились вниз по склону в поисках их ротного. Нам нужно было доложить ему о месте падения, которое мы обнаружили на склоне, и, пока не прошло совсем уж много времени, скоординировать наши дальнейшие действия по поиску пропавших членов экипажа. Мы подошли к капитану с детским лицом, который, за исключением впалых щек и теней под глазами, выглядел лет на восемнадцать. Он разговаривал с двумя вторыми лейтенантами и не видел нашего приближения. Наконец, заметив нас стоящих поодаль, он пожал нам руки и представился как капитан Росс. Мы ответили на его любезность и поблагодарили за то, что он прибыл к нам на помощь. Он сказал, что патрулирует этот район со своим подразделением на протяжении целых четырех месяцев. Местность здесь очень пересеченная, а джунгли необычайно густые, рассказывал он, и NVA хорошо окопались. У них множество тоннелей, "паучьих нор" и укрепленных бункеров. Мы рассказали ему о тропе, которую нашли, и о бетонном бункере возле нее. Он присвистнул. Его подразделению такие бункера еще не попадались, но он ничуть не сомневался, что они могут существовать. Капитан сказал, что попытался вызвать эвакуационный борт для своих раненых, но перспектива была не слишком обнадеживающей. Согласно прогнозу, туман продержится еще как минимум трое суток. Была высокая влажность и совершенно отсутствовал ветер, способный снести низкую облачность в сторону Лаоса. Он спросил, будем ли мы эвакуироваться, если он сможет добыть вертолеты. Мы ответили, что будем, если сможем. Мы высаживались, рассчитывая на действия в течение двух-трех часов, и не были должным образом экипированы для выполнения длительных задач. Он спросил, ели ли мы. Когда в ответ мы помотали головами, он послал штаб-сержанта, чтобы тот собрал дополнительные пайки у личного состава, напутствовав его: "Сержант Брэдли, проследите, чтобы эти рейнджеры получили все, что им понадобится". Фэдели спросил, как он будет принимать медэвак. Тот ответил, что собирается предложить ему набрать достаточную высоту и начать описывать круги над их позицией, пока они не смогут точно определить, где он находится. Как только он окажется точно над ними, он сообщит об этом пилоту, и тот начнет снижаться, чтобы приземлиться прямо на вершину соседней седловины. Там была прогалина размером примерно шестьдесят на восемьдесят футов, достаточно ровная, чтобы посадить вертолет. Когда мы кивали, он добавил: "Как только будут эвакуированы мои раненные, я попробую добыть пару сликов для вас и ваших людей". Мы поблагодарили его и спросили, хватит ли у них воды, чтобы выделить нашим флягу-другую. Он улыбнулся и предложил подойти с этим к штаб-сержанту, который, он уверен, удовлетворит все наши нужды. Того мы встретили на обратном пути к нашим группам. Он бросил на землю рядом с нами коробку пехотных сухих пайков и четыре фляги воды. "Постарайтесь протянуть на этом подольше, рейнджеры. По всей видимости, мы не скоро сможем пополнить припасы". Мы кивнули в знак согласия и дали нашим людям команду разобрать еду. Поев, мы попытаемся взять у капитана Росса несколько человек и повторно попытать счастья с "Коброй". Нужно было поторопиться. В конце концов, нас еще ждал "лоч", до которого предстоит добраться после всего этого. Пехотинцы заняли периметр в форме вытянутого просторного овала. Он более или менее покрывал обе вершины высотки, фланкирующей седловину, и ее саму. Я заметил, что в охранении никого нет. На склонах каждой из двух вершин находились пулеметные позиции. Одну из них мы миновали, подходя снизу. Никаких других мер безопасности не наблюдалось. Оглянувшись на остальных рейнджеров, я ничуть не удивился, обнаружив, что был не единственным, кто это заметил. Когда же я сказал об этом одному из находившихся по соседству парашютистов, тот ответил лишь: "А, не беспокойтесь об этом, у нас тут НП по обе стороны хребта. И Чаки никаким образом не удастся подобраться к нам". Мы постарались не заржать. Придурки! Да в эдаком густом тумане "Чаки" сможет протащить целый батальон саперов прямо за спинами сидящих на этих ваших НП! И они ничего не заметят, пока не будет уже слишком поздно. Мы перекусили, а потом решили немного вздремнуть, пока капитан Росс не будет готов отправиться к сбитым вертолетам. Мы понимали его решение отдать приоритет вывозу собственных раненых. Я был бы разочарован, поступи он иначе. Из глубокого сна меня вырвал Грофф. Я сел, пошатываясь и пытаясь продрать глаза. Большая часть рейнджеров и "линейных собачек" все еще спали. Пятеро рейнджеров были настороже, готовые поднять тревогу в случае появления противника. Грофф сказал: "Ротный хочет видеть тебя и Фэдели возле позиции того наблюдателя у тропы. Он сказал, что это важно". Я поднялся, чувствуя себя одеревенелым, и поглядел на часы. Было почти 15.00. Я проспал три часа. Фэдели присоединился к мне и мы вдвоем направились посмотреть, что там понадобилось нашему доброму капитану. Я с удивлением обнаружил, что туман ничуть не поредел. Фэдели заявил, что, похоже, некоторое время нам придется побыть пехотинцами. Когда мы добрались до места, капитан сказал: "Джентльмены, у нас проблема. "Даст-офф" дважды попытался добраться до нас, и оба раза неудачно. Пилот сказал, что это все равно, что плыть в котле с ватой. Ни малейшего шанса приземлиться тут, не рискуя вертушкой и ее экипажем. Во время второй попытки они едва не срезали верхушку дерева". В сердцах он отвесил пинка валявшейся под ногами ржавой консервной банке. "Похоже, вам с вашими группами придется выбираться отсюда пешком вместе с нами. Мне совершенно не нравится бросать поиски этих двух вертолетов, но у меня четверо раненых, которых я должен доставить в госпиталь". Мы оба кивнули, соглашаясь. "Похоже, это единственное, что мы можем сделать, сэр", ответил я с улыбкой на лице. Мне тоже захотелось пнуть эту чертову банку. Фэдели и я вернулись к группе и сообщили новости ребятам. Как я и предполагал, те ничуть не расстроились. Они и сами прекрасно понимали, что хоть какая-то надежда выбраться у нас будет только вместе с "линейными собачками". В конце концов, мы больше не будем голодать, оказавшись брошенными в одиночестве. Это будет существенно лучше той ситуации, в которой мы были предыдущей ночью. Когда пехотная рота принялась сворачивать лагерь, готовясь вновь двинуться вдоль хребта, с нами связалась пара "Кобр", сообщив, что они собираются попробовать добраться до нас с несколькими ящиками пайков и свежими батареями для раций. Они видели, с какими трудностями столкнулись эвакуационные борта, пытавшиеся добраться до нас ранее. Пилоты этих двух "Кобр" были из того же эскадрона, что и сбитый ганшип, лежащий на склоне горы ниже нас. Капитан Росс дал добро на их попытку, сообщив, что будет на связи. Вскоре мы услыхали низкий, пульсирующий звук первой "Кобры", когда она заняла позицию над нами. Казалось, она находится в доброй тысяче футов над нами, однако при таком густом тумане, глушащем все звуки, по всей видимости, она была намного ниже. Капитан Росс установил свою рацию в центре седловины и разместил на фланкирующих ее высотках пару человек с сигнальными полотнищами. Ему хватило ума не использовать никаких дымовых гранат, которые лишь послужили бы добавкой к туману, накрывшему горную вершину. Мы наблюдали, как он направляет ведущий ганшип вниз сквозь густую облачность. Гул двигателя становился все громче, пока не начало казаться, что он находится прямо внутри нашего периметра. Внезапно поток от ротора "Кобры" взвихрил плотный слой тумана вокруг нас, и мы увидели посадочные лыжи вертолета, прорывающегося сквозь плотный, насыщенный влагой воздух нашего периметра. Казалось, он шел на высоте около пятидесяти футов, а то и меньше. Когда летишь в тумане, а вокруг деревья и горы, пятьдесят футов – это совсем немного. Ганшип завис на несколько секунд, пока пилот пытался понять, что у него внизу. Наконец, он заметил на восточном склоне седловины парашютиста, размахивающего над головой оранжевым сигнальным полотнищем. Он медленно развернул свой обтекаемый вертолет в сторону маленькой поляны на гребне высоты и мягко приземлил его в самом центре выбранной площадки. Оставив двигатель работать на холостом ходу, он открыл фонарь кабины, в то время как вторая "Кобра" начала снижение. Было непохоже, что двум мощным машинам хватит места на гребне. Две минуты спустя в нависших над нами облаках материализовалось брюхо второй "змеи", сместившейся к западной стороне седловины и совершившей довольно жесткую посадку по другую сторону, на большом выступе скалы у самого гребня. Стрелки "Кобр" быстро выгрузили ящики с пайками, четыре запасные батареи и пару пятигаллонных канистр с водой. Добыча выглядела не слишком впечатляюще в сравнении с риском, на который пришлось пойти этим двум храбрым пилотам, однако для нас, находящихся в нескольких днях пути от всех источников снабжения, она представляла исключительную ценность. Оба пилота оставались в кабинах своих машин, молотящих винтами на холостом ходу. Судя по всему, они переговаривались с капитаном Россом, остававшимся на своей позиции в центре седловины. Внезапно я увидел, что капитан передал гарнитуру своему радисту и бегом бросился туда, где лежали его четверо раненых парашютистов. Переговорив с ними и тремя медиками, занимавшимися их ранами, он позвал на помощь еще несколько человек. "Какого черта они собираются делать?" спросил я Муноза, стоявшего рядом наблюдая за происходящим. Восемь солдат похватали своих раненых товарищей на руки, и понесли туда, где их ждали вертолеты – по паре раненых на каждый борт. Я знал, что в кабине "Кобры" не хватит места для еще одного человека, а для двух и подавно. Потом я увидел, что ротный подошел к фюзеляжу одной из "Кобр" и откинул маленькую прямоугольную металлическую панель на правом борту, прямо под кабиной. Это было сиденье! Без балды, самое настоящее сиденье! Его размера было как раз достаточно для размещения одного человека, если он будет пристегнут. Теперь я понял, что они делают. На этих двух "Кобрах" собирались попытаться эвакуировать раненых, разместив их на маленьких откидных сиденьях, расположенных по бортам фюзеляжей. Раны двоих из них, похоже, причиняли им очень сильную боль. К ним подбежали медики, вколовшие каждому морфий. Двум другим, вроде бы, было полегче и они, похоже, старались не создавать никому лишних проблем. Когда их, наконец, пристегнули, "Кобры" добавили обороты турбинам и медленно поднялись в нависающий сверху туман. Синхронно развернувшись в южном направлении, они на небольшой скорости двинулись сквозь облака. Я был в полном изумлении. Никогда не видел ничего подобного, и даже не подозревал, что "Кобру" можно использовать для экстренной эвакуации. Я задумался, изменит ли эвакуация раненых планы капитана Росса отправиться топать в сторону "Томагавка". Обернувшись, мы увидели, что он пересекает периметр, направляясь к нам. Подойдя, он сказал Фэдели, что мы остаемся искать экипажи упавших вертолетов. Таково было обещание, данное им пилотам "Кобр". Пропавшие были их друзьями. Фэдели согласился. Не стоило рисковать жизнями экипажей еще двух вертолетов лишь для того, чтобы попытаться забрать нас. Мы останемся, пока не улучшится погода. В противном случае мы все вместе выйдем отсюда пешим порядком. Капитан Росс решил, что, поскольку до наступления темноты есть еще час-другой, он отправит свой первый взвод вниз, к месту крушения "Кобры", чтобы еще раз обыскать местность. Мы предложили отправиться с ними, но он отказался, сообщив, что пытается получить из штаба бригады координаты, чтобы определить место падения "лоча". Если это окажется поблизости, он хотел бы, чтобы мы взяли его разведвзвод и попытались засветло найти его. Мы вернулись к нашим рейнджерам и проинформировали их о наших планах. Была надежда, что нам все-таки удастся справиться с этим делом до темноты. Ни у кого из нас не вызывала энтузиазма идея остаться под покровом этих чертовых облаков дольше, чем мы уже пробыли. Прошел час, прежде чем капитан Росс вернулся и сказал, что имеются определенные вопросы относительно точного места падения "лоча", и только сейчас стало понятно, что оно находится в одном клике к западу от изначально предполагаемого района. Наш ротный хотел, если позволит погода, ранним утром следующего дня с помощью веревок высадить в непосредственной близости еще две группы рейнджеров. В сумерках к периметру вернулся первый взвод. Они не нашли никаких следов пилота "Кобры" и его стрелка, но обнаружили, что после нас на место падения обшарили северовьетнамцы. Они сняли радиоаппаратуру и уволокли весь боекомплект. Само вооружение и ракетные подвески все еще были на месте, но было видно, что противник пытался снять и их. "Линейные собачки" заложили в обломки взрывчатку и установили замедление на тридцать минут. Прозвучавший в полутора сотнях метров вниз по склону взрыв был внезапен, хоть мы и ждали его. Хотел бы я, чтобы в этот момент там был противник, вернувшийся снимать вооружение, и взрыв застиг его за этим. Первый взвод обнаружил и место нашей последней ночевки. Тело мертвого северовьетнамца пропало. Где-то в течение дня за ним пришли его товарищи. Тут было о чем подумать! Он бросился бежать под гору, подстрелив тех четырех парашютистов. Разумеется, он бежал не для того лишь, чтобы скрыться от американских империалистов. Нет, он, похоже, бежал куда-то – например, к базовому лагерю, полному северовьетнамских солдат. И у него бы все получилось, лежи его путь к спасению на десять градусов вправо или влево от того, что он выбрал. Ему не повезло выбрать единственный путь, который привел его к смерти. Он не добрался до своей цели. Но по направлению его маршрута мы знали, что его друзья должны быть внизу, в долине – где-то там... Они знают, что мы находимся в этом районе, и если они так хороши, как говорил капитан Росс, то они будут ждать нас там. Я вернулся мыслями к тому бетонному бункеру. Если у них там много таких же, мы окажемся по уши в дерьме. Темнота принесла расположившимся на хребте двенадцати рейнджерам новое беспокойство. Мы разбились на четыре элемента по три человека каждый. Нам дали пончо и показали, как привязать их к коротким стойкам, чтобы иметь над головой укрытие от влаги. Нам не назначили какого-либо определенного места на периметре и не поручили нести охранение в нашем расположении. Мы не придали этому значения, пока не поняли, почему. Парашютисты роты "Чарли" поставили восемь или десять сигнальных растяжек, около десятка Клейморов, и все, за исключением одного человека, следившего за батальонной "кнопкой" (радиочастотой), дружно завалились спать. А теперь представьте себе, какое впечатление это произвело на рейнджеров с бытовавшим в их среде маниакальным отношением к безопасности. Мы охренели! Святый боже, да что же это творится? Сто тридцать семь американских солдат посреди индейской территории – подчеркиваю, Индейской Территории – и сто двадцать четыре из них беспробудно дрыхнут. И ведь противник в курсе, что мы здесь. За прошедшие двадцать четыре часа мы сделали все, чтобы дать им знать, где мы, и сколько нас – разве что рекламные щиты не расставили, и не прошлись маршем вверх-вниз по склону. Да вы что, парни! "Мистер Рей Чарльз" найдет эти ваши растяжки и Клейморы даже самой темной ночью. Кого вы собрались наебать!? Господи, слыхал я, что у "ви-си" есть группы смертников-самоубийц, а теперь вот мы оказались посреди расположения американской пехотной роты, весь личный состав которой страдал острой формой жажды смерти. Не знаю, может быть "линейные собачки" знают что-то, о чем мы не подозреваем. Но что я знаю точно, так это то, что двенадцать рейнджеров всю ночь таращили глаза, неся охранение, пока целая рота американских десантников спала вокруг сладким детским сном.
_________________ Amat Victoria Curam
Последний раз редактировалось Den_Lis 21 мар 2014, 21:55, всего редактировалось 1 раз.
|