25 января 1969
Вертолет высадил нас примерно за два часа до наступления темноты. Выпрыгнув с правого борта зависшего в пяти футах над землей вертолета, и направляясь к находящимся в двадцати футах плотным зарослям бамбука я испытал мгновенный приступ паники. Я оглянулся через плечо: Шварц и Килберн следовали за мной по пятам. Командир группы и еще двое человек были слева и немного впереди от меня, и бежали к тому же укрытию. Мы нырнули в середину бамбуковой чащи и заняли круговую оборону – привычно, как на тренировке. Паника улеглась, как только спало напряжение первых секунд. Я обратил внимание, что, похоже, группа действовала как хорошо отлаженная и смазанная машина – все, даже "вишенки". Мы "заложили собаку" минут на пятнадцать, сохраняя тишину и неподвижность, после чего Клоссон просигналил Ракеру, чтобы тот попытался установить связь с нашей группой ретрансляции на базе огневой поддержки "Кирпич". "Мамаша" кивнул, давая понять, что он "лима-чарли" (понял четко и ясно), и принялся за отправку ситрепа. После того, как сеанс радиосвязи был закончен, Клоссон жестом дал Шварцу команду вести группу на юг. Командир пошел ведомым, двигаясь следом за пойнтменом, в то время как Ракер занял место позади него. Кивком головы я отдал команду Гроффу и Килберну занимать свои места в патрульном порядке, а затем двинулся позади них, обеспечивая тыловое охранение. Мы шли не спеша, осторожно продвигаясь через заросли бритвенно острой слоновой травы и время от времени пересекая узкие полосы густого кустарника. Было очень жарко, и вскоре мы взмокли от пота. Чтобы засветло достичь нашего района разведки, нам предстояло пройти несколько сотен метров. Я очень быстро понял, что совершенно потерял форму, пока выздоравливал в течение последних двух месяцев. Правую ногу сводило судорогой, а семидесятипятифунтовый рюкзак на моей спине, казалось, прибавил в весе вдвое. Внезапно Шварц поднял руку и медленно опустил ее ладонью вниз, давая группе команду остановиться – он нашел первую тропу. Мы остановились, развернувшись по секторам. Я прикрывал тыл, пока Клоссон и Шварц выдвинулись проверить тропу на предмет признаков недавнего использования. Несколько минут спустя они вернулись. Клоссон обернулся в мою сторону и покачал головой. Тропа была "холодной". Оставалось слишком мало времени до наступления темноты, чтобы идти дальше и пытаться найти еще одну тропу, так что мы, позаботившись о том, чтобы не оставлять следов, пересекли ту, что мы нашли, и спустились к реке, чтобы устроить НОП (ночную оборонительную позицию). Если у нас и не получится наблюдать за используемой тропой, то, по крайней мере, мы сможем следить за движением по реке. А Клоссон-то голова! Он демонстрировал все признаки хорошего командира группы. Шварц нашел густую бамбуковую рощу на высоком берегу возле самой воды. Он тоже знал свое дело. Это было превосходное место, дающее хорошую маскировку, а небольшая возвышенность к западу от нас, могла обеспечить превосходное укрытие в случае ночного нападения. Мы дождались темноты, после чего Шварц и я выползли вперед и установили четыре Клеймора, чтобы прикрыть подход к нашему расположению со стороны суши. Это было здорово – вновь быть в патруле. В конце концов, я не забыл, что и как делать. Мы поели по очереди, попарно меняя друг друга. Холодный сублимированный цыпленок с рисом из пайка LRP был восхитителен на вкус. Аппетит должен подпитываться адреналином! Я обратил внимание, что в группе только Шварц, Ракер и я подготовили наш первый прием пищи, еще будучи в Кэмп Игл. Перед посадкой в забрасывающий нас борт мы сняли с пайков толстую фольгу и залили их водой. Этому трюку научили нас "старики". Нашей сублимированной пище нужно много времени, чтобы холодная вода вновь пропитала ее. Если же еще перед высадкой замешать паек на первый прием пищи, а потом, вновь заклеив пакет, засунуть его в передний карман куртки, то, когда соберешься есть, он будет не только теплым, но вдобавок мягким и вкусным. Кроме того, можно было не беспокоиться о том, чем вскрыть и как потом избавиться от внешней оболочки из коричневой пленки. Закончив есть, мы брали следующий паек, вскрывали прозрачный полиэтиленовый пакет, добавляли холодную воду, а потом вновь запечатывали его. Когда настанет время утреннего приема пищи, он будет готов. Клоссон назначил охранение со сменами по полтора часа. "Вишенкам" достались первая и вторая смены. Моя очередь была последней, с 04.00 до 05.30. Я одобрял его решение, но лично меня не слишком радовали смены по полтора часа. Было слишком тяжело лежать, бодрствуя и будучи постоянно настороже в течение столь длительного времени. Я предпочитал разбивать каждую смену на интервалы по сорок пять минут, чтобы каждый отдежурил по два отдельных интервала. Но это была его группа, и я не собирался оспаривать его предпочтения. Когда сгустилась тьма, и наше зрение приспособилось к ночи, меня снова поразил период гробовой тишины, наступивший перед тем, как ночные создания начали свой непрерывный щебет, щелчки и гудение. Они всегда начинали словно по сигналу, как если бы какая-то сверхразумная тварь взмахивала дирижерской палочкой. Едва начавшись, этот шум превращался в непрерывный фон, не прекращающийся до тех пор, пока кто-то или что-то не появлялось в непосредственной близости. Тогда, так же быстро, как и начинались, звуки джунглей стихали – как будто кто-то повернул выключатель, прекращая всякую деятельность. Природная сигнализация! Это был знак для нас, что поблизости находится нечто чужеродное. Должно быть, было уже около полуночи, когда я, наконец, натянул на голову подстежку к пончо и устроился в нем, подобно младенцу в материнской утробе. Двое "вишенок" несли свою стражу не одни. Я был их тихим резервом. Должно быть, Клоссон понимал это, когда назначал их смены.
26 января 1969
Через четыре часа рука Ракера, опустившаяся на мое предплечье, предупредила о том, что теперь моя очередь обеспечивать безопасность наших спящих товарищей. Я сел, завернувшись в отсыревшую от росы подстежку пончо. Узкая полоска месяца, висящая над самыми горами на западе, бросала бледный свет на лежащую под нами реку. Над ее гладью поднимался плотный слой тумана, скрывающий все, что могло двигаться по воде. Через час, я увидел, как на востоке у горизонта чернота начинает сереть, по мере того, как утреннее солнце начало расталкивать собой темноту. Ночной шум начал стихать, как будто дирижер решил, что настало время уменьшить громкость. В предрассветных сумерках я начал будить остальную часть группы. Пришло время первого из наших двух ежедневных приемов пищи. Когда люди вокруг начали шевелиться, я достал двухквартовую мягкую флягу и сделал пару больших глотков тепловатой воды. Засунув в рот указательный палец, я попытался стереть с зубов образовавшийся за ночь налет. Вряд ли это сможет заменить зубную щетку! Мы с Ракером уничтожили нашу утреннюю порцию, пока остальная часть группы несла охранение. Закончив, я выдвинулся к периметру, чтобы снять два Клеймора, в то время как Шварц отправился за остальными. Когда я оказался там, острый спазм подсказал, что стоит воспользоваться возможностью и опорожнить кишечник. Я вновь привык к регулярному питанию в столовой, и съеденный прошлым вечером сублимированный ужин решил, что сейчас самое время поискать свободы на вольном воздухе. Я быстро выкопал "кошачью ямку" в мягкой, черной почве, в сторонке от небольшого бугорка, на котором мы провели ночь. Когда она стала достаточно глубокой, чтобы скрыть ее содержимое от местных животных или солдат NVA, я быстро спустил штаны и вывалил содержимое кишечника в отверстие, принося точность в жертву скорости. Потом я поспешно заровнял дыру землей, тщательно замаскировав все признаки моего "ночного клада". Не только медведи гадят в лесах! Вот только интересно, ощущают ли они себя столь же уязвимыми, как я, оказавшись в подобном положении. Боже, что за ужас, если в этот момент на тебя наткнется противник! Что делать – закончить выполнение задачи, или попытаться E&E? Пожалуй, вид разведчика в камуфляже, мчащегося сквозь джунгли со штанами, болтающимися возле лодыжек, настолько ошеломит противника, что на некоторое время он окажется неспособен начать преследование. Разумеется, при первой же возможности, нужно будет что-то сделать, чтобы скрыть запах следов. Я вернулся к периметру как раз когда "Мамаша" отправлял утренний ситреп. Прежде чем мы двинулись дальше, я проверил, чтобы все привели в порядок места, на которых спали, и, оставшись позади, привнес последние штрихи в приведение места нашей НОП в первозданное, нетронутое состояние. Оставшись в удовлетворении от того, что никакой вражеский солдат не сможет обнаружить нашего присутствия, я тоже выдвинулся и догнал остальную часть группы. Мы продолжили движение вверх по реке, надеясь найти следующую тропу до того, как солнце взойдет высоко. Нам нужно было соблюдать особую осторожность, потому что именно в это время суток мистер Чарли и его мальчики проявляли максимальную активность. Мы медленно продвигались сквозь смесь густых одноярусных джунглей и слоновой травы. Каждые десять-пятнадцать метров Шварц останавливал группу для прослушивания местности. Он проявлял исключительную осторожность, но никто из нас, похоже, не собирался возражать. Если в непосредственной близости окажутся NVA, мы услышим их раньше, чем они нас. Через две сотни метров мы натолкнулись на другую тропу. На ней тоже не было признаков недавнего использования. Мы переступили через нее, и осторожно продолжили путь вверх по течению. Позже, после обеда, мы нашли третью тропу. Судя по всему, трое-четверо человек воспользовались ею в течение последних сорока восьми часов. Земля была все еще влажной после шедших всю последнюю неделю дождей, и на ней были четко видны слабые отпечатки, оставленные сандалиями Хошимина. Следы вели на восток, прочь от гор. Мы двинулись от реки, держась параллельно тропе, и сквозь одноярусные джунгли дошли до находящегося в одном клике от нас подножья гор. Осторожно войдя под полог двухъярусных джунглей, мы неожиданно оказались посреди комплекса бункеров. Мы замерли на месте, в то время как Шварц отправился проверить первые два бункера. Они выглядели старыми и неиспользуемыми в течение нескольких месяцев. Их примерно на метр заглубили в землю и перекрыли тиковыми бревнами, оставив шестидюймовую амбразуру спереди и входной лаз с тыла. Бревенчатые крыши были закиданы землей, которой была придана такая форма, чтобы ничего не подозревающий пришелец мог принять их за еще несколько из разбросанных повсюду термитников. Они были достаточно велики, чтобы вместить трех-четырех человек и их оружие. По вершинам насыпей рос мох, обеспечивая дополнительную естественную маскировку. Будь они заняты противником, мы бы оказались без весел в Реке-из-Говна. Мы были всего в пяти метрах, когда впервые заметили их. Обшарив местность, мы нашли еще три бункера примерно в таком же состоянии. Все пять бункеров находились лишь в пятнадцати метрах от тропы, вдоль которой мы шли. Мы решили не оставаться рядом с ними, так что, пройдя еще пятьдесят метров, мы пересекли тропу, и устроили НОП, с которой могли в течение ночи наблюдать за любым движением по ней.
27 января 1969
Вторая ночь прошла без происшествий. Никто не пытался воспользоваться тропой под покровом темноты. Я чувствовал, как с каждым часом возвращается моя уверенность в себе. Я гордился своими способностями и тем, как работают мои товарищи. Никто не заскучал и не расслабился, невзирая на то, что район разведки выглядел "холодным". Мы решили двинуться обратно к реке и провести последнюю ночь, наблюдая за ней. По своему опыту мы знали, что эта тридцатиметровой ширины река часто использовалась NVA для перемещения предметов снабжения и личного состава между населенными районами на востоке и базовыми лагерями противника на западе. Во многих случаях наши группы пресекали такие попытки.
28 января 1969
Около 02.00 я был разбужен Шварцем, трясущим меня за плечо. Его рука, прижатая к моему рту, дала понять, что в воздухе витает опасность. Я сел и медленно взялся за CAR-15 справа от меня и лежащий слева замыкатель Клеймора. Прошло несколько секунд прежде чем я смог расслышать приглушенный звук двигателя, движущийся вниз по течению в направлении Хюе. Он, похоже, двигался медленно, держась середины реки. Мы были в зоне свободного огня и могли устроить засаду на лодку и ее обитателей. Я понял, что мы лажанулись, не направив ни один из наших Клейморов в сторону реки. Клоссон подтянулся ко мне и прошептал на ухо, что полагает, что нам надо пропустить их. Видимость была меньше десяти метров, висящий над рекой туман делал обнаружение совершенно невозможным. Он также глушил звук сампана, делая затруднительным определение его точного положения по звуку двигателя. Мы позволили ему пройти в темноте мимо нас, после чего Ракер связался с группой ретрансляции на базе "Кирпич" и сообщил об обнаружении. В ответ они радировали, что если мы снова обнаружим что-то подобное, нам следует вызвать артиллерию. На всякий случай мы оставались в полной готовности, но оставшаяся часть ночи прошла спокойно. С приближением рассвета мы оставили лагерь, вновь убедившись, что место НОП насколько возможно приведено в изначальное состояние. Нашим местом эвакуации была поляна, находящаяся в нескольких сотнях метров к югу от нашего местонахождения и в ста метрах от реки. Мы должны были дойти до него к 09.30. Ракер сообщил нашей группе связи, что мы выдвигаемся к точке подбора и сообщим им, когда дойдем до нее. На то, чтобы добраться до поляны, у нас ушло почти два часа. Растительность была густой – одноярусные джунгли и заросли меч-травы*, переплетенные стеблями растения "подожди немного"**. Мы были вынуждены двигаться рывками, покрывая за раз метров по десять. Пойнтмену было тяжело идти через заросли, не производя шума. Мы трижды менялись в голове, лишь бы уберечь идущего первым от изнурения. Среди густых зарослей стояла невыносимая жара. Не было ни ветерка, способного освежить нас, а влажность в сырой растительности, похоже, приближалась к 100%. По мере приближения к поляне, заросли начали редеть, делая продвижение немного более легким. Мы дошли, имея в запасе десять минут. Ракер сообщил, что мы вышли на точку эвакуации. Ему ответили, что борт уже на подлете и прибудет меньше чем через пять минут. Мы заняли круговую оборону среди доходящей до пояса травы и устроились ждать нашу птичку. Через несколько секунд мы услышали, как она приближается, идя вдоль реки. Она летела низко, и ее было трудно заметить, но раздающийся в долине звук идущей низко над водой вертушки было невозможно не узнать. Лейтенант Уильямс, летящий на вертолете управления, радировал, чтобы мы давали дым. Клоссон выдернул чеку из дымовой гранаты фиолетового цвета и бросил ее по ветру. Наконец, я увидел Хьюи, взмывший над деревьями к востоку от нас, и, выйдя на середину площадки, принялся наводить борт, подавая сигналы руками. Пилот приземлил Хьюи в сорока футах передо мной. На эвакуации нам не так уж часто выпадала возможность сесть в приземлившийся вертолет. Как только борт коснулся земли, мы вшестером вскочили и бросились бежать. Посадка производилась в порядке, обратном высадке. Самым главным как при высадке, так и при посадке был вопрос времени. Это были самые критические моменты всего выхода. Мы могли проделать это, редко задерживая вертолет на земле более чем на семь секунд. Я показал борттехнику большие пальцы, и тот передал пилоту, что мы все на борту. Мистер Поли, командир вертолета, потянул ручку, и через считанные секунды мы оставили поляну, взмыв в воздух. Я откинулся назад, наслаждаясь десятиминутным перелетом в наше расположение. Рев мощной турбины Хьюи делал невозможным любое общение кроме крика. Воздух, задувающий сквозь открытые двери кабины, охлаждал нас, заставив на время забыть об утренней жаре, уже доходящей до 90 с лишним градусов***. Мы снизились над пологими, поросшими травой холмами к северу от вертолетной площадки роты F и, сделав аккуратный заход, мягко приземлились на асфальт. Выбравшись из битком набитой кабины, мы повернулись и помахали, благодаря мистера Поли и его экипаж. В батальоне армейской авиации, обеспечивавшем LRP, они были одними из лучших. Мы понимали, с каким риском им приходилось сталкиваться, забрасывая и эвакуируя нас, не считаясь со встающими перед ними опасностями. Многие из нас были обязаны своими жизнями отваге и летному мастерству этих пилотов и их экипажей. Мы потащились вверх, к своим казармам, чтобы сбросить снаряжение перед тем, как спуститься в дежурку для разбора. За четыре дня, проведенные в буше, мы прошли весь наш район разведки. Во всей четырехкликовой зоне ответственности противник не предпринимал активных действий. Однако NVA использовали реку по ночам для перемещения через район предметов снабжения и личного состава. После разбора Бернелл, мой взводный сержант, сказал, что я снова буду ходить в 30-й группе в качестве ЗКГ Зощака. Как я был рад! По моему мнению, Зо был лучшим КГ в роте. Былой энтузиазм вернулся, и я понял, что справился со своей проблемой. Ходить на задачи с Зо и его "Воющими Коммандос" – это уже прямо как глазурь на тортике! Он побывал на одних из самых рискованных выходов, которые выполняло наше подразделение, и всегда возвращался, благоухая как майская роза. Он был командиром на том двойном выходе 4 ноября, когда в течение двенадцати часов мы вступали в перестрелки в двух зонах ответственности. Северовьетнамцы обстреливали нас из минометов, а потом атаковали "со свистками и горнами", но Зо оба раза благополучно вытащил нас всех оттуда. Нет, этот крутой маленький сержант из Вустера, что в Массачусетсе, знал свое дерьмо и умел держать его прохладным даже в самой отчаянной ситуации. Было сложно паниковать, если там был Зо с широкой улыбкой на лице.
* Меч-трава (трава-пила или кладиум) – травянистое растение семейства осоковых, имеет высокие, узкие, острогранные или зазубренные стебли высотой до 1-3 метров. Заросли этой травы труднопроходимы, так как боковые грани листьев заострены и при движении легко повреждают мягкие ткани млекопитающих, и в особенности кожу человека. Из-за этого кладиум получил название трава-пила, а также тропическая осока, зубчатая осока, зазубренная осока, осока-пила (прим. перев.) ** Род лиан или лазающих кустарников из семейства Смилаксовые. Известно более 200 видов этого рода, распространённых главных образом в тропиках Азии и Америки, на островах Тихого океана. Представители рода деревянистые лианы или цепляющиеся кустарники и полукустарники с изгибистым, большей частью шиповатым стеблем и двурядными вечнозелёными листьями, снабжёнными усиками. Шипы кривые (прим. перев.) *** Более 32°С (прим. перев.)
_________________ Amat Victoria Curam
|