ЭРИКСЕН

На следующий день Ренник уговорил меня поехать с ним в Сайгон, заявив, что ему понадобится моя поддержка, чтобы убедить начальство, что остров будет подходящей целью для авиаудара. Я не хотел ехать – мне не нравился Сайгон – но его аргументы имели смысл, и я не хотел ставить под угрозу наши шансы разнести к чертям этот остров.
Так что я собрал вещи и приготовился отправиться на UH-1B, который прибывал за нами, постоянно ворча по поводу этих проклятых Хьюи. Я ненавижу вертолеты.
У меня был долгий разговор с Тюйэт. Я предпринял нерешительную попытку уговорить ее уехать и вернуться в Сайгон, где опасность представлял лишь терроризм, а не война, но она не согласилась. Она, как и я, знала, что я хотел, чтобы она была со мной в лагере, несмотря на опасность.
Она решительно сказала мне, что не поедет. "Эриксен, даже если бы я не любила тебя, я бы осталась здесь. Здесь я могу что-то сделать. Так много людей помогают моей бедной стране, что мне было бы стыдно, если бы я не помогла тоже".
И добавила: "Если иностранцы могут умирать за мою страну, я могу жить ради нее".
Так что я поцеловал ее.
Вертолет прибыл вовремя, и им управлял ветеран – не нужно много времени, чтобы стать ветераном во Вьетнаме – он приземлил его возле самой стены расположения. Мы с Ренником немедленно забрались на борт, и пилот, после того как представился кивком и проверил наши пристяжные ремни, поднял вертушку и повел ее прочь. Через несколько минут мы замерзли, несмотря на наши полевые куртки.
Я оставил энсайна Фу командовать в расположении. Тай был не в состоянии исполнять обязанности. Я надеялся, что VC решат, что улетает только коммандер Ренник, а не мы оба. Если они узнают, что Тай ранен, а меня нет, они, скорее всего, начнут беспокоить лагерь каждую ночь.
С вертолета я видел сотни небольших рек и протоков, прорезающих болотистую дельту. Всякий раз, когда я смотрел на эти тысячи миль водных путей, меня посещало отчаяние относительно адекватности наших действий по патрулированию. В сезон дождей число притоков Меконга увеличивалось вдвое.
Мы приземлились в Кап-Сен-Жак, но даже не вышли за пределы посадочной площадки. Нас ждал флотский "Бичкрафт", и мы сразу поднялись на борт. В самолете я чувствовал себя гораздо безопаснее, но была турбулентность, и нас болтало всю дорогу до Сайгона.
В Таншонняте мы с благодарностью помахали пилоту, и пошли в направлении флотской штабной машины. Через несколько минут мы направлялись в центр Сайгона.
"Давайте сначала устроим вас", - сказал Ренник. "Где бы вы хотели остановиться?"
Я выбрал отель "Маджестик" на берегу реки Сайгон в конце улицы Тудо.
"Все никак не можете держаться подальше от рек, не так ли?" - сказал Ренник и передал мои слова водителю.
Мы пересекли мост Конгли. Водитель рассказал нам, что несколько дней назад его пытались взорвать, но террорист был застигнут и застрелен.
Мы проехали мимо штаба Командования по оказанию военной помощи Вьетнаму, мимо установленной французами статуи, где любят бунтовать студенты, мимо дворца на Конгли и вниз к набережной.
Я вышел перед "Маджестиком" и договорился с Ренником встретиться позже днем. Все еще неся с собой карабин и прочее снаряжение, я подошел к портье, договорился о номере, купил немного пиастров по легальному курсу, потому что ненавижу торговаться на черном рынке, и вошел в один из двух лифтов. На соседнем все еще была табличка, висевшая там с тех пор, как я впервые приехал во Вьетнам, и бог знает сколько времени до меня. На ней было написано "временно не работает". Это было символом всей раздираемой войной страны.
За то время, пока скрипящий лифт проехал три этажа, лифтер обнаружил, что я говорю по-вьетнамски, попытался предложить мне девушку и предложил продать мне пиастры. Я был для него разочарованием.
Я прошел по коридору с красной ковровой дорожкой в комнату ближе к концу. Внутри были две односпальные кровати, потолочный вентилятор и кондиционер, а также стол и стул. Ванная была большой и удобной, и французское влияние во Вьетнаме сохранялось в виде биде, приделанного к одной из стен ванной комнаты.
Я постоял в душе, пока вода делалась из теплой горячей, а потом обратно теплой и холодной, вытерся и заказал в номер два пива. Потом вздремнул на час.
Проснувшись, я отдал свою одежду в стирку, и надел свежую форму хаки. Было странно снова носить уставную форму, так что я пошел на компромисс, надев берет; Я знал, что в Сайгоне так делают, поэтому не беспокоился, что мне придется с кем-то пререкаться по этому поводу.
На пятом этаже отеля "Маджестик" находится один из лучших баров Сайгона. Я поднялся, заказал бренди с содовой и сел на барный стул, глядя на реку Сайгон и наблюдая за речным движением. Я медленно выпил еще один, затем спустился на лифте в вестибюль и вышел на улицу.
Сайгон был не чище нашего расположения, но чертовски шумнее. Шум и запахи бросились мне в лицо, когда я вышел на Тудо и пошел по ней. Сикхские книготорговцы по-прежнему были там, окутанные все той же атмосферой страдания от того, что они не в Индии, хотя никто из них не покинет Сайгон, если не будет вынужден. Кожевенные мастерские были все там же, так же как и лавки ремесленных изделий, где вещи, изготовленные в Японии и привезенные с Тайваня, оказывались "подлинными вьетнамскими изделиями ручной работы". Полуголые дети по-прежнему носились по улицам, а само уличное движение оставалось неописуемым. Бары были все там же, по-прежнему с железными решетками на окнах для защиты от метаемых бомб. Но даже здесь, на одной из самых блестящих улиц некогда сверкающего города, царили аура разрухи, ощущение упадка, запах взяточничества и коррупции, чувство отчаяния.
Наконец я взял такси и назвал адрес штаба Службы поддержки ВМС на Чиньминьте. Большая часть Сайгона к тому времени спала, как я быстро добрался до серого здания и поднялся по лестнице туда, где на второй палубе располагался кабинет Ренника.
Молодой петти-офицер провел меня прямо к нему.
"Возьмите кофе", - сказал Ренник, что я и сделал, и он сказал мне, что у нас встреча с кэптеном через десять минут.
"Позвольте мне немного просветить вас", - сказал коммандер. "Флот представлен здесь кэптеном. И чертовски хорошим, могу добавить. Из Гарварда, когда-нибудь станет адмиралом.
"Но он ограничен своим званием. В Вашингтоне это считают в первую очередь войной Армии, поэтому всем заправляет армейский генерал. В его штабе куча армейских и авиационных генерал-майоров и бригадных генералов. Флот же представлен кэптеном. Мы спорим и стучим по столу, и я слышал, как Старик ругался с генералами, но когда все карты на руках, нас перебивают званиями.
Почему флот не пришлет адмирала? Я не знаю. Несомненно, наше здешнее командование достаточно велико. Подождите минутку".
Он встал, вышел к столу петти-офицера и вернулся с листом бумаги.
"Вот, послушайте", - сказал он. "Предполагается, что мы должны обеспечить административную и логистическую поддержку всех ведущихся здесь действий, плюс предоставлять блага и услуги для всех других видов вооруженных сил.
Это предполагает задействование более 700 транспортных средств, управление как минимум 800 строительными контрактами на сумму более миллиона долларов, управление двадцатью отелями и 100 жилыми домами для американских военных, управление военными лавками, которые приносит тринадцать миллионов долларов в год, и так далее.
Я не знаю, почему у нас здесь нет адмирала. Но могу сказать вам следующее: когда наша флотская авиация начнет действовать в этой стране, можете биться об заклад, что флот запросит больше влияния в усилиях США здесь. У меня есть сомнения относительно передачи самолетов ВМС под контроль кого-либо другого, и мы собираемся приложить все усилия, чтобы получить немного больше прав голоса в том, что мы здесь делаем".
Большую часть этого я знал, но сидел тихо, пока Ренник говорил. Когда он закончил, вошел чиф-петти-офицер и сказал, что нас ждет кэптен. Я поставил кофейную чашку и последовал за коммандером Ренником по коридору в приемную, а затем в кабинет кэптена. Это был невысокий человек со светлыми волосами, сердечный, но деловитый, и он мне сразу понравился. Мы сели, и я стал слушать.
"Командир Ренник, возможно, сказал вам, что в самом ближайшем будущем мы собираемся начать использовать реактивные самолеты с авианосцев для нанесения ударов по внутренним районам страны. До сих пор мы выполняли чертовски много вылетов на патрулирование и разведку. Теперь мы получили разрешение на оказание давления и пресечения на территории Южного Вьетнама. Мне нет нужды говорить вам, что мы рады этой возможности.
Когда мы начнем – а это будет вскоре – мы хотим добиться наилучших результатов на всех фронтах. Мой офицер разведки хочет атаковать цели в нескольких местах одновременно, и он рекомендует наносить одновременные удары в разных частях страны, используя самолеты с подходящими боеприпасами. Он хочет залить напалмом места расположения казарм VC, ударить ракетами по пещерным позициям на Блэк-Вирджин-Маунтин(1) и т.д. Мой офицер по связям с общественностью хочет нанести мощный удар по хорошо известной цели – чему-то навроде тропы Хо Ши Мина – чтобы захватить воображение публики и показать, что воздушная мощь флота была задействована в войне с удвоенной силой. И я понимаю, что командиры авиагрупп на авианосцах хотят, чтобы их первый удар был нанесен по прибрежным целям, чтобы проверить время реагирования пилотов вертушек в случае, если у нас будут потери.
В любом случае, это сложная проблема. И в будущем она станет еще сложнее".
"Почему?" – спросил я.
"Потому что я вижу, что наступит день, когда мы начнем бомбить военные объекты в Северном Вьетнаме".
"Тогда в тот же день вы увидите красных китайцев, мобилизующихся и отправляющихся автостопом на юг", - сказал я.
Коммандер Ренник вмешался и сказал: "Мы полагаем, что нет, Эриксен, по разным причинам. Конечно, мы можем ошибаться. Возможно, никто точно не знает, что на уме у старины Хо Ши Мина. Но некоторые из нас полагают, что он так же боится китайского коммунизма, как и того, что он называет американским империализмом".
"Ну", - сказал я, - "это огромный риск".
"Это так", сказал кэптен. "Но это та область обсуждения, от которой я бы хотел пока воздержаться. Ситуация, о которой нам нужно поговорить, причина, по которой вы здесь, лейтенант, это Джанк Форс".
"Да сэр".
Кэптен вышел из-за стола. "Дэйв Ренник тут рассказал мне о патрулировании, на которое выходил с вами вчера. Его рассказ побудил меня сделать две вещи. Во-первых, я сказал Дэйву, что он больше не будет участвовать в подобных действиях. Он слишком ценный человек для нас здесь, чтобы быть подстреленным каким-нибудь крестьянином с ружьем. Не то чтобы вы не представляли ценности, позвольте мне поспешить добавить, но это ваша работа там, внизу, а Дэйву нечего делать на джонке, независимо от того, советник он или нет
Второе, что я сделал, это представил вас к Бронзовой звезде".
Я посмотрел ему в глаза. "Я благодарен, кэптен, но не думаю, что это было необходимо".
"Почему нет?"
"Я просто делаю свою работу".
"Давайте начистоту", - сказал он.
"Лейтенант Миллер отдал свою жизнь и получил Бронзовую звезду. То, что отдавал я, и близко не сравнится с этим".
Кэптен посмотрел на меня странным взглядом.
"Но может случиться, что вы отдадите свою жизнь".
"Что вы имеете в виду, сэр?" Я не планировал умирать в ближайшее время.
Он вернулся за стол, сел и потратил несколько минут, набивая табак в трубку и раскуривая ее. Закончив с этим, он посмотрел на меня сквозь пелену дыма и сказал:
"Ренник рассказал мне об острове. Если мы решим рекомендовать его в качестве цели, вам придется отправиться туда и все для нас подготовить. Мы не можем рисковать допустить ошибку во время этого первого наносимого флотом авиаудара".
"Кэптен", - сказал я, - "я пойду туда и обозначу все для вас. Мы сделаем работу, и я вернусь. Вам не стоит беспокоиться об этом".
Он слегка нахмурился. "Ладно, возможно, Дэйв преувеличил ¬опасность, хотя я и сомневаюсь в этом. Почему бы вам не рассказать мне, что представляет собой остров, и что вы планируете предпринять".
Я сделал глубокий вдох и начал.
"Мы не успели написать план операции по нанесению удара по острову. До сих пор мы всегда думали о том, как обойти это проклятое место и не получить пулю, вместо того, чтобы разнести его навсегда.
В основном остров используется как лагерь VC. Они могут даже рассматривать его как зону отдыха. Я знаю, что остров примерно с милю длиной и находится посередине реки. Шириной он несколько сотен ярдов. На северном конце очень густые заросли и высокие деревья, скрывающие казармы. По нашим оценкам там четыре казармы, чисто спальные помещения для VC. Деревья растут над ними, и с воздуха их не видно.
Там нет какого-то конкретного места, куда бы они приводили свои джонки. Берег повсюду довольно хороший, так что они причаливают их там, где им удобно.
На южной оконечности острова – той, которую видел коммандер Ренник – есть несколько холмов высотой не более восьмидесяти-ста футов. Мы думаем, что там находится штабной комплекс, упрятанный где-то среди холмов и также невидимый с воздуха, возможно, за счет маскировки, но, скорее, за счет крон деревьев. Перебежчик VC однажды рассказал нам, что бывал на острове, но мог вспомнить о нем не слишком много. Он сказал, что местность между казармами и штабом была довольно болотистой, и он думал, что ее, вероятно, используют для выращивания риса. На острове нет автотранспорта, но где-то есть склад боеприпасов и радиоцентр.
"Как много там людей?" - спросил кэптен.
"Их число может меняться, сэр", - ответил я. "Я бы сказал, что в среднем около шестисот".
Его трубка погасла, и кэптен снова разжег ее, прежде чем заговорить.
"Мы будем всерьез рассматривать его как цель. Я скоро встречаюсь с представителями командиров авианосцев, и если они одобрят, я доложу СинкПак в Гонолулу.
Я могу обещать вам только одно: я постараюсь".
Он встал, и встреча завершилась. Когда я встал, он вышел из-за стола и снова пожал мне руку.
"Вам следует знать еще кое-что", - словно невзначай сказал он. "Здешних корреспондентов очень интересуют Джанк Форс. На днях пара из них была у нас в Дананге, и мы взяли их на патрулирование на парусной джонке. Они весьма неплохо написали об этом. Я виделся с некоторыми из них. Так что вы можете ожидать, что однажды они приедут и к вам".
"Но не раньше, чем мы ударим по острову, я надеюсь", - сказал я.
"Нет. До тех пор мы их отвадим".
Когда я подходил к двери, мне кое-что пришло в голову. "Кэптен, один из этих корреспондентов – австралиец?"
"Да", - сказал он. "Работает в австралийском филиале "Ассошиэйтед Пресс". Он считает вас достойным человеком и настоящим мужчиной".
"Сэр", - сказал я, - "насколько я понимаю, он сам настоящий мужчина", и, заметив его озадаченный взгляд, добавил: "Когда-нибудь я вам обо всем расскажу".
"А, что ж, до свидания. Дэйв свяжется с вами. Полагаю, вы планируете провести несколько дней в Сайгоне".
"Я останусь, пока не услышу об острове от вас или коммандера", - сказал я. "Всего доброго, сэр. И спасибо вам".
Мы с Ренником вышли из кабинета кэптена. Я пожал ему руку и сказал, что меня можно найти в "Маджестике" или оставить мне сообщение на стойке администратора.
Затем я вышел из здания, за угол и мимо охранников. Когда я вышел на улицу, пошел небольшой дождь, но ничто не могло омрачить моих надежд на то, что скоро у нас будет шанс разделаться с островом. Дождь пах прохладой и свежестью, и я шел под ним всю дорогу до "Маджестика".

Ночной Сайгон во многом похож на другие азиатские города ночью. Он не так красив, как Гонконг, и не так очарователен, как Бангкок. Как и в любом другом городе, местные будут качать головами и говорить, что вам следовало бы побывать здесь, когда это была "жемчужина Востока".
После обеда я бродил по книжным магазинам, приобретя экземпляр одной из книг Черчилля. Когда мне надоело читать, я поднялся в бар на пятом этаже и взял ледяной мартини, а затем снова вышел на улицу.
На Тудо и вдоль набережной горели огни. Я заглянул в несколько баров, где мельтешили милые вьетнамские официантки в платьях с глубоким вырезом, а музыканты отважно пытались одновременно играть одну и ту же мелодию. Было странно ходить безоружным.
Наконец я отправился на ужин в "Интернэшнл", где сидел в кондиционированном великолепии, ел икру и пил Шатобриан, и все время раздумывал, в порядке ли Тай, держит ли энсайн Фу все под контролем, и, самое главное, все ли хорошо у Тюйэт.
Обеспокоенный я снова пошел прогуляться после ужина. На набережной я остановился и посмотрел на южнокорейский LST(2) у причала, на вахтенного офицера в белоснежной форме, расхаживавшего по квартердеку. На мгновение у меня возникло чувство ностальгии по флоту: кораблям из железа, кают-компаниям и центрам управления огнем. Потом я стряхнул это и пошел обратно в "Маджестик".
В баре вьетнамская девушка в облегающем платье пела по-французски песни о любви, а за угловым столиком сидела группка людей из Сил спецназначения, наблюдая за ней и тихо напиваясь. Я знал симптомы. Они только что вернулись из Плейку, или Шокчанга, или Бьенхоа, и их мысли все еще были там, в зарослях, с их людьми. Они не улыбались и пили очень быстро. Это было как посмотреть в зеркало, так что я послал это ко всем чертям, и вернулся в свою комнату. Черчилль поведал мне о большей части родовых мук Британии, прежде чем я заснул.
Ровно в 4 утра у меня зазвонил телефон. Это был Ренник.
"Я выслал машину, она будет ждать вас у входа через тридцать минут", - сказал он.
"Вы когда-нибудь выбираетесь из своего цыплячьего наряда?" – спросил я.
"Это наш шанс, Эриксен, мальчик мой".
"Я буду готов", - сказал я и повесил трубку.
Машин было немного, так что водитель гнал штабной седан по улицам центра города, игнорируя светофоры, и в какой-то момент едва разминулся с крестьянином и его быком, шествующими прямо посередине улицы. Мы были в штабе через пятнадцать минут, и я, прыгая через ступеньку, поднялся на вторую палубу.
Ренник встретил меня там. Он выглядел усталым и помятым, но его сигара горела как всегда ярко.
"Как мило, что вы позвонили", - сказал я.
Он криво ухмыльнулся и ответил: "Дела можно делать правильно, неправильно и по-флотски. Это по-флотски. Следуй за мной".
Мы снова прошли по коридору и опять оказались в кабинете кэптена. Разговор смолк, когда мы вошли в комнату, и я, оглядевшись, увидел четырех человек. Кэптен сидел за столом, лицом к остальным троим. Двое из них были флотскими офицерами, коммандером и лейтенант-коммандером. Еще один был в штатском.
Ренник представил нас: гражданского звали Шоу, крупный мужчина с глубоко посаженными глазами и редеющими волосами, одетый в мятый серый костюм.
В углу комнаты была стойка, и мое внимание привлекла закрепленная на ней карта. Это был мой участок дельты с рекой и островом, сильно увеличенными. Это был аэрофотоснимок, и чертовски хороший. Я подошел и остановился, разглядывая фото, весьма впечатленный. Можно было различить деревья на острове и рисовые поля, аккуратными квадратами располагающиеся недалеко от центра. На тропе, вьющейся среди полей, виднелись крохотные фигурки, не более чем точки. Вьетконг.
Пока я изучал карту, кэптен заговорил.
"Как вы можете видеть, мы движемся быстрее, чем я ожидал. Это сделано самолетом-разведчиком летевшим несколько выше обычного, потому что мы не хотим их спугнуть". Он указал на двух офицеров. "Эти присутствующие здесь джентльмены ухватились за идею удара по острову. Я сказал им, что мы сделаем это, если сможем уговорить вас", - улыбнулся он.
"Кэптен", - сказал я, - "я думаю, что это хорошее решение, чертовски хорошее. Вы не пожалеете об этом".
Он сказал: "Надеюсь, вы правы. Мы перевернули небо и землю, чтобы получить на это одобрение. Мистер Шоу был тем человеком, который помог нам в этом".
Я поблагодарил Шоу и спросил: "Могу ли я узнать, откуда вы?"
"Я думаю, что нет", - сказал он. "Прошу прощения".
"Эриксен, остров будет не единственным местом, по которому мы нанесем авиаудар. Мы собираемся поразить несколько целей одновременно. Мы еще не знаем, сколько самолетов будет выделено для удара по острову, но их будет достаточно, если у нас будут цели", - сказал кэптен. Он подошел к карте и постучал пальцем по покрытым деревьями участкам острова. "Мы можем долбить по этим деревьям с какой-то эффективностью хоть весь день, но если у нас будет во что целиться, это будет чертовски лучше".
Мы проговорили целый час. Ренник вышел и вернулся с кофе, и мы пили его, пока обсуждали планы атаки. Стало понятно, что делают здесь двое офицеров флота. Лейтенант-коммандер был офицером авиаразведки. Коммандер собирался возглавить атаку. Насколько я понимаю, это автоматически делало нас добрыми друзьями.
Наконец мы распланировали все, кроме даты. Я спросил, когда будет атака, и кэптен ответил вопросом, сколько времени мне понадобится.
"По крайней мере, неделя", - сказал я ему. "Помните, что нам придется пойти двумя путями, чтобы добраться до острова. Нам придется обойти один анклав VC, о котором мне известно, так что сухопутной партии понадобится как минимум двое суток, чтобы выйти на позицию".
"С какой группой пойдете вы, лейтенант?" - спросил коммандер.
"Я еще не решил", - солгал я. Я знал, что собираюсь сделать, но не хотел, чтобы на это наложили вето из-за чьих-то ошибочных представлений о лояльности.
Наступило короткое молчание, и кэптен внезапно зевнул.
"Хорошо, джентльмены. На этом все", - сказал он и встал. Мы покинули комнату примерно в то время, когда штабные прибывали на службу. Когда мы с Ренником двинулись по коридору, я услышал, как кэптен по внутренней связи требует завтрак и еще кофе, и прислать их вместе с утренней корреспонденцией.
"Он когда-нибудь спит?" – спросил я.
"Разумеется", - сказал Ренник. "Он спал два или три часа подряд, э-э-эээ – дайте-ка подумать – пару месяцев назад. Да, полагаю, это так".
"А вы?"
"Только когда он не видит".
Мы остановились наверху лестницы и пожали друг другу руки. "Спасибо за все, что вы сделали", - сказал я. "Этот рейд будет много значить для джанкменов, помимо всего остального. Он покажет им, что мы заботимся о том, что с ними происходит, что мы заинтересованы в войне, которую они ведут в дельте. Это больше, чем просто военная цель, коммандер".
"Я знаю это, Эриксен", - сказал он. "Рад, что был полезен".
Я спустился и вышел из здания. Служебная машина все еще была там, и мы выползли и потащились через утренние пробки обратно к "Маджестику". Мне понадобилось десять минут, чтобы собрать вещи и еще пятнадцать, чтобы съехать. Потом я залез обратно в машину, и водитель отвез меня в аэропорт. Я был счастлив выбраться из Сайгона и вернуться в дельту.
В Таншонняте я столкнулся с неизбежным ожиданием транспорта. Я отпустил водителя, договорился о месте в армейском самолете, направляющемся в Кап-Сен-Жак, а затем сел ждать времени вылета. Я закинул ноги на скамейку и открыл блокнот Миллера. Где-то в глубине сознания крутились мысли о предстоящем рейде и предполагаемой тактике, но всякий раз, когда я открывал его дневник, призрак Миллера садился рядом со мной и читал, заглядывая мне через плечо. Я не возражал.

1. Потухший вулкан, гора высотой 996 метров, господствующая над дельтой Меконга. Вьетнамское название – Нуйбадэн, в переводе "Гора Черной Леди". Находится примерно в 96 километрах к северо-западу от Сайгона, недалеко от границы с Камбоджей. В нескольких километрах от нее заканчивалось одно из ответвлений тропы Хо Ши Мина. Изобилует пещерами естественного происхождения. Являлась горячей точкой на протяжении всей войны во Вьетнаме (прим. перев.)
2. Танкодесантный корабль (Landing Ship, Tank) – корабль специальной постройки, предназначенный для обеспечения амфибийных операций и способный осуществлять высадку войск непосредственно на необорудованное побережье (прим. перев.)

_________________
Amat Victoria Curam

ДНЕВНИК МИЛЛЕРА

Дельта, 7 июня.
Наступит ли день, когда историки оглянутся на эту грязную маленькую войну и решат, что она что-то значила, что всему этому была причина? Я раздумываю.
Эриксен говорит, что в первые дни Корейской войны начались проблемы с американскими войсками: никто, казалось, не знал, ради чего все эти бои. Но военная дисциплина заставляла их идти вперед.
Безусловно, это одна из самых обсуждаемых необъявленных войн в истории. Корреспонденты со всего мира находятся в Сайгоне и выезжают в поле, и, судя по периодическим вырезкам, которые я получаю, политические аналитики в Вашингтоне должны посвящать половину своего времени Вьетнаму.
Сдерживаем ли мы коммунизм в Азии, как мы это сделали в Европе? Эскалируем ли мы войну, и если да, то делаем ли мы это, чтобы начать переговоры с Ханоем? Не зашли ли мы слишком глубоко?
С абстракциями можно иметь дело в Сайгоне или Вашингтоне. Здесь проблемы, в порядке важности, следующие: (1) раздолбать ко всем чертям Вьетконг и попытаться остановить поставки снабжения в дельту, и (2) остаться в живых.
Эриксен рассказал мне историю о лейтенанте Хармане, который был убит здесь в августе прошлого года. Харман – единственный советник Джанк Флита, погибший с момента начала этой операции. Он получил пулю во время патрулирования, убит единственным выстрелом, сделанным за весь выход. Эриксен не очень хорошо его знал, но как-то вечером Харман сказал Эриксену, что знает, что умрет здесь.
"Он был категоричен в этом", - говорил мне Эриксен. "Харман настроился на то, что не вернется с войны живым. Так что однажды он тщательно упаковал все свои вещи, оставил подробные инструкции, что делать с его телом и как сообщить эту новость жене. Он очень надеялся, что это будет быстро и внезапно, и что он ничего не поймет, когда это случится. И он получил желаемое. Он умер менее чем через неделю". Я думаю, Харман не имел политической ориентации.

Дельта, 8 июня.
Снова думаю о Хармане: ни один человек не является островом(1), и смерть Хармана, конечно, умаляет меня. Но есть и обратная сторона медали, и жизнь любого человека преумножает и меня. Взять Эриксена. Его жизнь заметно преумножает мою – если бы он не научил меня, как быть партизаном, меня бы, наверное, уже убили. На курсах подготовки офицеров-резервистов флота не учат ни трюкам с гранатами, ни тому, как замотать липкой лентой жетоны, чтобы они не бренчали в темноте, ни тому, что нужно бросить курить, чтобы быть успешным бойцом в джунглях (если не куришь, запах сигаретного дыма в джунглях можно почувствовать за пятьдесят ярдов).

Дельта, 11 июня.
Вьетконговцы держатся возле старой пагоды, недалеко вверх по реке отсюда. Мы с Эриксеном уже некоторое время изучаем ее, и я думаю, что однажды, очень скоро, нам придется туда заглянуть. Мы думаем, что это район сосредоточения перед домом Старого Миня – еще одной целью на один из грядущих дней, когда мы достаточно хорошо укрепим оборону лагеря, чтобы оставить несколько человек и выступить крупными силами. Эти плацдармы чертовски раздражают: если джонка должна будет проделать путь вдоль всей береговой линии, не останавливаясь, мы сможем застигнуть ее рано или поздно. Но если ситуация станет жаркой, она может просто забежать в одну из этих точек и разгрузиться. Тогда не будет никаких улик против команды джонки, а Старый Минь и ему подобные смогут переправить груз по суше. Иногда кажется, что их никак не одолеть, но мы продолжаем пытаться. Если нам удастся добиться хорошего результата у пагоды, это может стать для них хорошей встряской на какое-то время.

Дельта, 12 июня.
Она написала сегодня, и меня уносит далеко из зоны боевых действий, обратно в Сайгон. И я снова вижу ее и чувствую ее запах, что-то чистое и свежее в жаркой вьетнамской ночи с ее отдаленным мерцанием висящих в воздухе осветительных ракет и далеким грохотом артиллерии на холмах на севере. Она оказывает на людей такое действие, эта чистая, стерильная и непосредственная свежесть. Раньше я никогда и не думал, что стерильность может быть сексуальна. Но это так.

Дельта, 14 июня.
Рано или поздно это случается со всеми в Джанк Форс. На патрулировании, чтобы облегчиться, мы встаем на корме и мочимся через транец. Здесь есть опасный момент, когда вы отпускаете обе руки, чтобы застегнуть ширинку, и балансируете на ногах, но ни за что не держитесь. Сегодня в этот момент я почувствовал, как нос содрогнулся, врезавшись в волну, почувствовал, как дрожь прошла по чулуку, почувствовал, что лечу. Я едва успел выругаться, прежде чем плюхнулся в воду головой вперед. И, разумеется, команда чулука, со смеяхом, сделала вокруг меня несколько кругов, прежде чем подойти и вытащить на палубу.

Дельта, 15 июня.
Газета из Кап-Сен-Жак сообщает о попытке государственного переворота в Сайгоне. Там же история об американских советниках, использующих китайских нунгов(2) в качестве телохранителей внутри страны. Здесь джанкмены никогда не потерпят такого: они будут оскорблены, если мы наймем телохранителей, или если и наймем, то кого-нибудь, кроме таких же джанкменов.

Дельта, 17 июня.
Снова в деревне, наблюдаю, как подросток настраивает двухструнную гитару, возможность чего я не мог себе и представить. Старик, с которым я время от времени разговариваю, снова появился на площади. Он пытается убедить меня, что поэзия развивалась в Азии, а не в западном мире. Я спросил его, чем он зарабатывал на жизнь, и он ответил, что всегда был крестьянином. Тогда откуда вы знаете о поэзии, спросил я, и он с достоинством сказал: "Я поэт". Он также своего рода музыкант и всегда философ. Он считает, что судьба человека – быть гонимым, но положение человека зависит от мужества, с которым он встречает каждый день. Я не знаю. Он очень старый человек, у него есть сын по имени Оань, который ненавидит своего отца. Сегодня я подарил старику пачку трубочного табака. Он принял его торжественно и с тихой благодарностью.
Мне бы хотелось сделать больше для этой страны, этих людей.
Моей страны? Моих людей?

Дельта, 20 июня.
Эриксен хочет торпедный катер(3).
Всего один, говорит он, с достаточным количеством топлива, боеприпасов и хорошим экипажем. Он считает, что так можно выбить из дельты всех VC, если будет достаточно времени. Он мог бы это сделать. Но я отметил, что у нас больше нет никаких катеров. Военно-морской флот сосредоточился на авианосцах и атомных подводных лодках с ракетами.
"Чем, черт возьми, могут быть хороши для нас здесь и сейчас подводные лодки "Поларис"(4)?" – зарычал он. "А авианосец нельзя загнать ни в одну из этих рек. И как с воздуха отличить дружественную джонку от вражеской?"
В этом он был прав.
Пытаясь вернуть ему хорошее настроение, я говорю ему: "Дай Уи, ты анахронизм. Ты не принадлежишь этому веку. Тебе нужно было бы быть шкипером китобойного судна или возглавлять пиратскую шайку на Карибах".
"Ты совершенно прав", - сказал он. Затем он вернулся к чистке карабина.

Дельта, 22 июня.
Патрулирование. Солнечные ожоги и короткая перестрелка через реку. Такой длинный, жаркий и утомительный день. Впервые за долгое время я очень быстро пьянею от бренди Эриксена. Очень заботливо с его стороны иметь его у себя. Заботливо, очень заботливо с твоей стороны, старина. Твое здоровье!

1. Отсыл к знаменитой проповеди английского поэта и священника Джона Донна: "Нет человека, который был бы как Остров, сам по себе, каждый человек есть часть Материка, часть Суши; и если волной снесет в море береговой Утес, меньше станет Европа, и так же, если смоет край мыса или разрушит Замок твой или друга твоего; смерть каждого Человека умаляет и меня, ибо я един со всем Человечеством, а потому не спрашивай, по ком звонит колокол: он звонит по Тебе" (прим. перев.)
2. Проживающие на территории Вьетнама этнические китайцы. Название произошло от того, что большинство из них были земледельцами (нонгхань на кантонском диалекте). Ввиду притеснений со стороны вьетнамцев были особенно лояльны по отношению к американцам (прим. перев.)
3. Торпедные катера в американских ВМС имели обозначение PT – патрульно-торпедные (Patrol Torpedo). Причем слово "патрульный" стояло на первом месте. И неспроста. Помимо торпед они несли довольно солидное артиллерийское вооружение, включающее в себя не только спаренные крупнокалиберные пулеметы, но и 20-мм Эрликоны, а иногда и 40-мм Бофорсы (прим. перев.)
4. Подводные лодки класса "Джордж Вашингтон", носители баллистических ракет "Поларис" (прим. перев.)

_________________
Amat Victoria Curam

ТАЙ

ЧЕРЕЗ ЧАС ПОСЛЕ того, как Дай Уи вернулся в расположение, лагерь снова ожил. Мы все знали, что в Сайгоне нечто произошло, и я подозревал, что мы собираемся атаковать остров. Тем временем Дай Уи Эриксен слал посыльных туда и сюда, задавая тысячи вопросов, очень подробных вопросов и требуя ответов.
Я проковылял наружу, чтобы встретить его у вертолета, а затем проводить до хижины штаба, и он шел очень медленно, чтобы держаться вровень. Рана на бедре заживала, но ходить все равно было больно. Поскольку там был я, он лишь коснулся плеча Ле Тюйэт, но его глаза сказали ей многое. Затем он полностью погрузился в дела.
В какой-то момент он посмотрел на меня, оторвав взгляд от карты на столе.
"Тай", - сказал он. "Ты ведь знаешь, не так ли?"
"Да, Дай Уи".
"Это будет чертовски сложное дело".
"Я знаю, что ты собираешься сказать через минуту, Дай Уи. Но позволь мне сначала сказать вот что. Моя рана почти зажила. Ты не можешь оставить меня здесь".
"Тай, я не могу тебя взять".
"Ты должен, Дай Уи".
"Я не могу".
"Дай Уи, ты не можешь оставить меня. Если ты это сделаешь, я до тебя доберусь".
"Я мог бы приказать тебе остаться".
"Ты советник".
"А ты упрямый сукин сын, не так ли?"
"Да, Дай Уи", - ухмыльнулся я ему.
"Когда-нибудь я выиграю спор с тобой", - сказал он.
"Может быть".
"Да, может быть. Хотя я в этом сомневаюсь".
Я сложил ладони перед собой, как пожилой мандарин, и произнес нараспев: "Мы древняя цивилизация, и мы можем многому тебя научить, если у тебя хватит мудрости учиться, сын мой".
Он засмеялся и потряс головой, а я подошел к карте.
"Хорошо", - сказал он. "Расклад тут такой". И мы заговорили об ударе. Тюйэт вышла и вернулась с чаем, а затем снова оставила нас одних. Когда мы закончили, он спросил: "Как считаешь, нам следует рассказать остальным сейчас?"
"Это не имеет значения, Дай Уи".
"Тогда давай сделаем это". Он вышел за дверь, остановил проходящего мимо джанкмена и попросил его позвать энсайнов Фу и Фата и пятерых старших петти-офицеров.
Один за другим, с разных концов расположения, они приходили в штабную хижину. Мы с Дай Уи повесили карту нашего сектора дельты и устья, Дай Уи ворчал, почему у него нет фотографии, которую он видел в Сайгоне.
Когда все расселись, Дай Уи Эриксен начал.
"С этого момента никто из нас не покинет территорию лагеря. Информация, которую вы сейчас получите, является абсолютно секретной, и как только она станет вам известна, я не хочу рисковать, что кто-то из вас попадет в руки VC. Я не оскорбляю вас, намекая, что вас могут заставить говорить. Я и сам планирую оставаться внутри расположения.
"Через несколько дней реактивные самолеты ВМС начнут наносить удары по базам и районам сосредоточения Вьетконга – я вижу, это радует вас так же, как и меня. Но вот еще лучшие новости".
Он повернулся к карте и указал на остров. "Это будет одна из первых целей".
Я ощущал волнение в хижине. Нам всем хотелось увидеть удар по острову, но у нас никогда не было достаточно сил, чтобы сделать это самим.
"Теперь", - продолжил Дай Уи, - "нашей задачей будет обозначить для них цели. Вот как мы собираемся это сделать.
Я собираюсь взять несколько человек и выйти отсюда ночью, огибая деревню и направляясь вглубь суши – примерно в восточном направлении. Мы свернем на север, затем обратно на юг и запад, и встанем на восточном берегу реки напротив острова. Перед самым рассветом мы собираемся переплыть на остров".
Я видел, как люди шевелятся и переглядываются друг с другом.
"Затем", - сказал Дай Уи Эриксен, - "в заранее оговоренное время энсайн Тай появится на другой стороне острова со столькими джонками, сколько мы сможем бросить на эту операцию. Чулуков должно быть достаточно, чтобы убедить VC, что мы предпринимаем нападение крупными силами. Несомненно, они вышлют чулуки, чтобы встретить нас на воде, но наши чулуки должны подойти достаточно близко, чтобы вызвать огонь с берега".
"Диверсия", - сказал я.
"Правильно", - ответил он.
Энсайн Фат спросил: "Не будет ли в это время еще темно, Дай Уи?"
"Должно быть темно", - сказал он. "В то время как VC беспокоятся о чулуках, те из нас, кто выйдут на берег на другой стороне острова, займутся обозначением целей. И вот как мы будем их отмечать: огнем".
Пораженный, энсайн Фу переспросил: "Огнем?"
Дай Уи ухмыльнулся.
"Мы собираемся поджечь район казарм и штаб", - сказал он. "Если мы потерпим неудачу, они потушат пожар до того, как появятся самолеты, и удар будет провальным. Но если мы сможем сохранить несколько пожаров горящими и сделать так, чтобы они начались точно в нужное время, самолеты окажутся над нами и снизятся для удара по тем огням, которые они увидят. Выбор времени должен быть идеальным. Первый удар закончится еще до рассвета, но видимость будет достаточной, чтобы самолет фоторазведки смог оценить урон".
Молодой петти-офицер спросил: "Тогда почему мы не совершим налет днем, Дай Уи?"
"Потому что в дневное время у нас не будет больших шансов пробраться туда и обозначить цели".
Другой петти-офицер откашлялся и сказал: "Я бы хотел спросить об одном, Дай Уи. Если самолеты будут бить по пожарам, не будем ли мы все еще на острове и не окажемся ли мы убиты ими?"
"Это хороший вопрос. У меня на уме следующее. Когда мы доберемся до острова, мы разделимся, каждый направится в свою, заранее определенную часть острова. Оказавшись там, мы подожжем все, что выглядит как достойная цель. Как только все загорится, каждый будет сам за себя. Каждый должен разжечь огонь, убедиться, что он будет продолжать гореть, а затем сломя голову мчаться к берегу, туда, откуда мы пришли. И здесь нам должен помочь энсайн Тай.
Пока VC будут заняты нашими джонками, пожарами, а затем авиаударом, энсайн Тай отправит один чулук вокруг острова. Он будет ждать на расстоянии от берега, и мы поплывем к нему. Как только мы будем на борту, чулук уйдет вниз по реке. К этому времени как раз должно начать светать. Когда мы двинемся, это будет сигналом для наших чулуков прекратить действия против джонок VC и тоже начать уходить. Мы выстроимся друг за другом, как летящие строем самолеты, и вернемся в расположение".
"Мы надеемся", - сказал энсайн Фу.
"Энсайн Тай примет на себя командование Джанк Форс, мы договорились. Один офицер – вы, энсайн Фат? Хорошо – будет командовать чулуком, который подберет нас из воды. С собой я возьму только добровольцев.
"Я пойду, конечно же, Дай Уи", - сказал энсайн Фу.
"Хорошо. Кто здесь старший из петти-офицеров?" Старший из пяти поднял руку.
"Ты останешься здесь и будешь старшим в лагере. В случае если никто из нас не вернется, ты примешь на себя командование оставшимися чулуками, а также расположением и всем личным составом, а затем передашь сообщение в Вунгтау. Но не рассчитывай на это. Мы вернемся".
Наступило долгое молчание, пока все мы разглядывали карту и сидели наедине со своими мыслями.
"Это рискованно, Дай Уи", - сказал наконец энсайн Фат.
"Это стоит риска", - сказал Дай Уи Эриксен. "Спокойной ночи, джентльмены, не покидайте территорию и не рассказывайте никому об этом. Завтра я отберу несколько человек, чтобы посмотреть, смогу ли я найти добровольцев. Мы знаем об операции и добровольцы, которые пойдут со мной, будут знать. Мы не будем говорить остальным, пока джонки не выйдут.
Мы пожелали спокойной ночи и вышли. Когда мы разошлись, и я направился к себе, я прошел мимо Ле Тюйэт, быстро идущей к штабной хижине. Она выглядела счастливой.

Следующие два дня мы провели за ремонтом всех имеющихся джонок, пытаясь устранить повреждения, нанесенные Хаань, и подшивая паруса на случай, если нам придется воспользоваться ими из-за отказа двигателя. Большую часть времени я проводил в устье реки, наблюдая за ремонтом и кидаясь на любого джанкмена, который работал недостаточно быстро. Бедро заживало, но теперь у меня появилась другая причина для недовольства: я стал известен как Офицер-Хай-Тхуйен-Которого-Подстрелили-в-Задницу. Это никак не помогало укротить мой нрав, хотя я видел в этом и некий юмор. Я подозревал любого джанкмена, улыбавшегося мне. Доходило до того, что я хватался за трость и колотил ею по голове любого, кто мне улыбался. В результате любой джанкмен, имевший дело со мной, сосредотачивался на том, чтобы не улыбаться, что, естественно, заставляло его смеяться, он прикрывал голову и извинялся, пока я колотил его тростью.
Несмотря на все это, ремонт прошел хорошо. Я сообщил Дай Уи, что мы сможем выставить к берегу острова четырнадцать джонок в любое время, когда он пожелает иметь их там, а джонка энсайна Фата будет пятнадцатой. Я планировал разместить по восемь человек на каждой джонке, кроме джонки Фата, где будет всего четверо, но они используют рейдовую партию Дай Уи для усиления команды на обратном пути. Я хотел избежать перегрузки джонок и сократить потери, насколько это было возможно. Они у нас и так будут достаточно большими.
Дай Уи Эриксен согласился с моими приготовлениями. Его больше всего беспокоило, по его словам, что в расположении останется так мало людей, но поскольку я поплыву с меньшими, чем обычно, экипажами, здесь будет больше людей для обороны в случае нападения VC, так что еще одно опасение удалось более-менее снять.
Я постоянно думал о плане удара на протяжении тех двух дней, пока мы ремонтировали джонки. Это был хороший план, потому что он был относительно простым. Единственной реальной заботой было убедиться, что пожары занялись, и что это сделано в нужное время. Если самолеты окажутся там слишком рано, они смогут кружить всего несколько минут, прежде чем уйти к запасной цели где-то еще, и все наше планирование будет напрасным. Если самолеты опоздают, VC, скорее всего, удастся потушить пожары, и в этом случае самолеты также уйдут на запасные цели. Хуже всего было то, что, если этот удар провалится, Дай Уи будет очень трудно уговорить командование одобрить вторую попытку, и главные силы нашего противника будут продолжать сидеть там, на реке, блокируя наши шансы соединиться с Митхо и союзниками там.
Я обсуждал эти вещи с Дай Уи Эриксеном. Он признавал, что это все так, но был уверен, что сможет выйти на берег и поджечь постройки точно в нужное время.
"Но Дай Уи", - сказал я, - "как же ты собираешься убрать с дороги часовых? Это нужно будет делать тихо, и где-нибудь обязательно случится оплошность".
"Я так не думаю", - сказал он.
"Как ты можешь быть уверен?"
"У меня есть новое секретное оружие", - сказал он. "Оно убивает и днем и ночью. Оно бесшумное, точное, простое в использовании и, что самое главное, позволит нам убить часовых с пятидесяти футов, не пытаясь подкрасться к ним ".
"Что это такое?" – спросил я.
Он нырнул в штабную хижину и вышел обратно с оружием в руке. "Вот", сказал он.
Это был самострел.
Мы улыбнулись друг другу.
"Ты отобрал себе людей, Дай Уи?"
"Да. Нас будет восемь. Этого достаточно, чтобы выполнить работу, если не возникнет загвоздок".
"А если загвоздки будут?"
"Мы найдем способ обойти их".
"Дай Уи", - серьезно сказал я ему, - "мне бы хотелось, чтобы ты взял меня с собой".
"Ты не сможешь идти по джунглям, и ты это знаешь. Я был достаточно податлив, чтобы позволить тебе идти на чулуке. Мне не следовало делать даже этого. Но я полагаю", - добавил он с медленной улыбкой, - "если ты просто не будешь подставлять задницу, с тобой все будет в порядке. Если ты вернешься с дыркой в другом бедре, я больше никогда не буду с тобой разговаривать".
Ремонтные работы на берегу почти закончились. Люди усердно работали, потому что чувствовали, что близится что-то важное, а мы, вьетнамцы, по своей природе любопытный народ. Они боялись, что, если не подготовят джонки, то могут и не узнать, из-за чего возникла внезапная спешка с их ремонтом. Я перестал волноваться и пошел в свое жилище.
Была середина дневной сиесты, когда кто-то потряс меня, и я сел на своей койке, одновременно потянувшись за винтовкой.
"Пожалуйста, энсайн Тай, просыпайтесь, но не стреляйте". Голос принадлежал Ле Тюйэт, и, вытряхнув сонливость из головы, я увидел, что она стоит рядом со мной, и ее глаза были испуганными.
"Что такое?" – спросил я. "В чем дело?"
"Вся деревня, все жители… они стоят у входа в лагерь", - сказала она.
Я встал, и надел берет, уже проснувшись.
"Ну и чего они хотят?" – спросил я.
"Им нужен Эриксен", - ответила она. "Я волнуюсь, энсайн Тай. Они просто стоят там. Караульный велел им уходить, но они просто стоят там. Один из них, старик, спросил Эриксена, и сказал караульному, что они будут его ждать, и что они не уйдут".
"Где Дай Уи? Он знает?"
"Нет. Он спит. Я боюсь, что если я его разбужу, он пойдет туда, и мне страшно".
"Пойди, разбуди его", - сказал я.
"Пожалуйста, энсайн Тай. Что им от него нужно?"
"Я не знаю, женщина", - воскликнул я. "Иди, разбуди его. Сейчас же!"
Она побежала к хижине штаба, пока я похромал с тростью к входу в расположение, неся винтовку в левой руке. Слух разошелся, и у входа начали собираться джанкмены, но они освободили мне место, когда я подошел.
Караульный стоял там, угрожая застрелить первого же, кто подойдет к входу. Он выглядел испуганным, но был полон решимости стоять на своем.
"Ты молодец", - сказал я ему. "Теперь я беру на себя ответственность". Он облегченно улыбнулся мне, но остался на своем посту.
Я посмотрел на деревянную дорожку над небольшим ручьем у входа. Ле Тюйэт была права, там была вся деревня: мужчины, женщины, дети. Они стояли совершенно неподвижно и тихо под палящим полуденным солнцем. Даже дети, чувствуя что-то, замерли.
"Кто у вас главный?" - выкрикнул я. "Чего вы хотите?"
Ответил старик. "Мы ждем Дай Уи", - сказал он.
"Я здесь вместо Дай Уи. Чего вы хотите?"
И снова ответил старик. "Мы подождем, пока придет Дай Уи".
"Он не придет", - сказал я. "Я представляю его".
"Он придет", - ответил старик. "Мы подождем его".
"Старик", - крикнул я, - "ты напрашиваешься на пулю".
Он ответил спокойно: "Я знаю тебя, энсайн Тай. Ты храбрый человек, но ты не убийца. Мы ждем здесь Дай Уи. И ты не будешь стрелять".
Голос позади меня произнес: "Тебе повезло, старик. Энсайн Тай не всегда такой терпеливый". Я обернулся и увидел стоящего там Дай Уи в полном вооружении.
"Дай Уи", - сказал старик, - "мы знали, что ты придешь. Мы кое-что сделаем, но это должно быть сделано в деревне. Ты пойдешь с нами?"
"Почему необходимо мое присутствие?" - спросил Дай Уи.
"Увидишь, если пойдешь с нами", - ответил старик.
Дай Уи Эриксен посмотрел на него с любопытством, а затем задал странный вопрос: "Старик, ты тот крестьянин, который еще и поэт?"
"Меня знают в деревне как поэта", - последовал ответ.
"Тогда я пойду с тобой", - сказал Дай Уи.
Я услышал, как ахнула Ле Тюйэт, и среди джанкменов позади меня послышался ропот. "Дай Уи, не делай этого. Это уловка", - предупредил я.
"Нет", - сказал он. "Это не уловка".
Он протянул свой карабин ближайшему джанкмену, а две гранаты отдал мне. Когда он начал расстегивать ¬пистолетный ремень, я яростно прошептал: "Это безумие, Дай Уи! Почему ты идешь без оружия?"
Он повернулся ко мне и тихо сказал: "Помнишь, я говорил, что никто не должен покидать лагерь, и почему?"
"Конечно", - сказал я. "Я не понимаю".
"Я оставляю свое оружие здесь в знак доверия", - сказал он. "Но у меня все еще есть нож". И я вспомнил метательный нож, который он носил пристегнутым к руке.
"Это будет ничто против VC", - сказал я.
"Я знаю", - ответил он, по-прежнему говоря тихо. "В случае какого-либо нападения я использую нож против себя. Таким образом, не будет опасности, что я заговорю под пытками. И слушай, Тай, если что-то произойдет, операция должна быть продолжена. Ты понимаешь?"
"Я понимаю все, кроме того, почему ты считаешь, что должен сделать это. Ты еще даже не знаешь, чего они от тебя хотят".
"Верно. Я иду из-за старика".
"Старика?"
"Да. Он отец Оаня".
Я все еще тупо смотрел на Дай Уи, когда вперед кинулась Ле Тюйэт.
"Не делай этого, Эриксен, здесь что-то не так", - умоляла она, обхватив его правую руку обеими свомими. "Пожалуйста, не уходи".
"Ты не понимаешь", - сказал он. "Это не вопрос идти или не идти. Это не выбор. Это то, что я должен сделать. И никакого вреда мне не будет, я обещаю. Я не совсем понимаю, что происходит, но знаю, все будет хорошо".
Ее руки опустились, она смотрела на него пустыми глазами. "Пожалуйста", - прошептала она.
Он покачал головой, затем повернулся и пошел по доскам к толпе жителей деревни. Я обратился к караульному. "Дай мне свой штык", - сказал я, и он протянул мне его. Тогда я отдал ему винтовку. "Если я не вернусь", - сказал я, - "она твоя". Затем я поковылял за Дай Уи.
"Я тоже иду", - крикнул я, и Дай Уи обернулся. " Не дури", - сказал он. "Ты нужен в расположении".
"Спорить бесполезно ", - сказал я, а затем понизил голос. "Я тоже умею пользоваться ножом".
Дай Уй сверкнул той внезапной волчьей усмешкой, которую я видел раньше. "Хорошо, ты, твердолобый моряк", - сказал он. "Пошли, выясним, в чем дело". И бок обок мы пошли к жителям деревни.
Не произнеся ни слова, они повернулись и направились в сторону деревни. Мы с Дай Уи шли впереди, рядом со стариком. Никто не разговаривал, но я знал, что произошло что-то, что стало для деревни поворотным моментом в ту или иную сторону. Я чувствовал штык, заткнутый за пояс моих штанов. Лезвие было холодным и острым. Я надеялся, что мне не придется им воспользоваться.
Через несколько минут мы вышли на деревенскую площадь. Я посмотрел на другой ее конец и был ошарашен, увидев пятерых мужчин, лежащих на земле, связанных веревками, и двух охранников, стоящих над ними. Мы медленно двинулись к ним, и когда подошли ближе, я понял, что все они жители деревни.
Среди них был Оань.
Я быстро взглянул на Дай Уи. Его лицо ничего не выражало, но глаза были холодными, когда он уставился на Оаня. Он долго смотрел на него, затем повернулся к старику.
"Я здесь", - сказал он спокойно. "Чего вы от меня хотите?"
Ясным для своего возраста голосом старик ответил: "Дай Уи, ты дал нам то, что нам нужно, и мы отплатим за этот дар".
"Я не понимаю", - сказал Дай Уи.
Старик смотрел ему в глаза, когда заговорил:
"Однажды ты обратился к нам с просьбой и предложил нам найти нашу честь. Поскольку тебе пришлось просить, нам было стыдно. Но теперь нам больше не стыдно, потому что мы нашли ее". Он указал на пятерых связанных мужчин. "Эти люди – вьетконговцы", - сказал он.
"Мы считаем, что они единственные вьетконговцы, живущие в нашей деревне. Если их больше, мы их найдем. Ну а что до них, этих вьетконговцев судили и признали виновными. И теперь они должны быть казнены.
И мы просим тебя сделать это".
В наступившей тишине я не мог оторвать глаз от старика и Дай Уи. Они стояли посреди площади, окруженные жителями деревни, всматриваясь друг в друга. Я вспомнил, как тогда Дай Уи стоял здесь и просил о помощи. Бедняге Тхи теперь уже было не помочь, но жители деревни искупили свою вину или сделают это, когда VC будут мертвы. И в этот момент я осознал, какое важное дело сделали жители деревни, и понял, что им нельзя отказать в стремлении к самоуважению.
"Дай Уи", - тихо сказал я. "Ты должен это сделать".
Но он тоже понял. Не глядя на меня, он ответил: "Да. Я сделаю это". Он не сводил глаз со старика и спросил: "Как это должно быть сделано?"
"Как пожелаешь, Дай Уи", - сказал старик.
"Расстрелять быстрее всего и наиболее гуманно", - ответил Дай Уи Эриксен.
Старик не колебался: "Тогда расстреляй их".
Не сводя глаз со старика, Дай Уи попросил оружие. Кто-то вложил его ему в руки, и он опустил взгляд на него. Это был американский карабин, несомненно, захваченный VC во время какого-то из предыдущих рейдов.
"Где?" - спросил Дай Уи.
"Вон там, за домом", - сказал старик, указывая на боковую стену здания кафе. Без лишних слов Дай Уи подошел и остановился ярдах в десяти от стены, проверяя карабин и патроны. Несмотря на все напряжение ситуации, он выглядел, словно ждал автобуса в Сайгоне.
Пленников выводили на расстрел по одному.
Первым был мужчина средних лет с рябым лицом. Его руки были связаны спереди, но веревки на лодыжках развязали. Двое молодых парней из деревни подвели его к стене и оставили стоять. Когда они отошли, осужденный начал кричать: "Да здравствует Хо Ши Мин! Да здравствует Мао Цзэдун!"
Он все еще кричал, когда Дай Уи быстро вскинул карабин к плечу, прицелился и выстрелил. Пуля швырнула осужденного спиной в стену, и он на мгновение повис на ней, прежде чем рухнуть на землю. Он не шевелился.
"Ведите второго", - сказал Дай Уй. Голос его казался сухим, но руки были твердыми, а глаза спокойными. Он смотрел, как те же двое человек подвели к стене второго осужденного, мужчину лет двадцати с небольшим.
Юношу трясло от страха. Он смотрел в землю и начал рыдать, когда оказался один перед стеной. Плач оборвался, когда Дай Уи выстрелил. Теперь на земле лежало два тела.
Третий осужденный был таким же дерзким, как и первый, но когда пуля вошла ему в грудь, крики превратились в вопль шока, боли и отчаяния. А затем прекратились.
Видя три тела на земле, четвертый осужденный начал драться. Он не давал подвести себя к стене, и понадобилось несколько человек, чтобы наконец прижать его к земле. Затем его развязали и, растянув за руки, прижали к стене. Он все еще пинался и дергал плечами, когда Дай Уи выстрелил. Он рухнул на землю, перевернулся и попытался подняться, но затем упал головой на ногу первого осужденного. Земля у подножия стены была залита кровью. Никто из жителей деревни не издал ни звука.
Я вышел из оцепенения и обнаружил, что мои губы пересохли, а горло сжалось. Это не было похоже на стрельбу в людей в бою. Они взяли солдата и сделали из него палача. Но Дай Уи по-прежнему не проявлял никаких эмоций. Я думаю, он вспоминал Тхи, когда к стене привели Оаня, последнего из осужденных.
Он шел с высоко поднятой головой, и в его глазах не было выражения страха. Он аккуратно обошел четыре тела, не глядя на них, а когда встал лицом к Дай Уи, вытянулся по стойке смирно. Я внимательно изучал его лицо, но не заметил никаких признаков страха. Я мог сказать, что он был храбрым человеком.
Впервые Дай Уи не выстрелил сразу. Вместо этого он посмотрел на старика, стоявшего в первом ряду жителей деревни. Старик встретил его взгляд, не моргнув.
Дай Уи повернулся лицом к Оаню, затем медленно поднял карабин.
Когда он прицелился, Оань заговорил. Очень тихо и без дрожи в голосе, глядя прямо в дуло карабина.
"Да здравствует Хо Ши Мин", - сказал он.
"Сат Конг", - ответил Дай Уй Эриксен и нажал на спуск.
Пуля развернула Оаня, и он повалился на стену. Его колени начали подгибаться, а руки вцепились в стену. Откуда-то он нашел силы развернуться и, сделав это, двинулся вперед на подламывающихся ногах. Он продержался так некоторое время, зажимая руками дыру в груди, и кровь текла между его пальцами. Его взгляд был по-прежнему прикован к Дай Уи Эриксену, и он попытался заговорить снова, но не смог произнести ни слова. Не издав ни звука, он повалился лицом вниз и замер.
Теперь их было пятеро, и кровь стекала по стене на землю. Дай Уи прошел вперед и ногой перевернул каждого из них. Все они умерли быстро. Он стоял посреди них, глядя вниз, держа карабин в опущенной правой руке. Затем он выпустил его, и он упал на землю среди тел. Он смотрел на жителей деревни, а те в свою очередь бесстрастно смотрели на него.
Твердым голосом, который могли слышать все, он сказал: "Пока в дельте есть Хай Тхуйен, вы будете в почете среди джанкменов. Пока мы здесь, эта деревня будет называться деревней без страха". Затем он подошел к старику и более тихим голосом сказал: "Старик, ты самый храбрый из всех нас".
Впервые в голосе старика послышался надлом, а на лице появилось выражение печали. "Он был убийцей, Дай Уи. То, что ты сделал, должно было быть сделано". Затем он добавил: "Мне пора идти. Я займусь погребальными обрядами". И он ушел.
Дай Уи Эриксен посмотрел на меня, я кивнул, и мы вместе двинулись к лагерю, идя медленно, и жители деревни уступали нам дорогу, когда мы шли сквозь них. Мы не разговаривали. Я не знал, о чем думает Дай Уи, но я думал, что Тхи отомщен. В то же время я знал, что с этого момента нам придется меньше опасаться деревни, но теперь VC будут беспокоить деревню так же, а может быть, и больше, чем наш лагерь. То, что они совершили, было храбрым поступком, но нужно было жить там, чтобы понять, насколько храбрым он был.
Мы вышли с площади, и я увидел, что джанкмены все еще ждут возле входа, и среди них Ле Тюйэт. Когда мы направились к ним, солнце закрыли тучи, и к тому времени, как мы достигли лагеря, небо потемнело, обещая дождь.

_________________
Amat Victoria Curam

ЭРИКСЕН

НЕЗАДОЛГО ДО РАССВЕТА раздался продолжительный раскат грома и начался дождь. Я уже был на ногах и пил кофе. Мое оружие было готово, и я добавил еще пару гранат. В карманах моей зеленой формы были запасные носки и дополнительные боеприпасы. Я был готов и ждал, когда остальные семеро присоединятся ко мне в хижине.
Я прошел за перегородку к своей койке и посмотрел в темноте на смутный профиль Тюйэт. Мне показалось, что я вижу легкую улыбку на ее лице, но я не был уверен. Я вернулся обратно и положил блокнот Миллера на стол, где она обязательно найдет его. Если я не вернусь, я хочу, чтобы он достался ей. Если я вернусь, я все равно не вижу причин, почему ей не прочесть это. Она очень любила его.
Я услышал шаги снаружи, затем крупная фигура Фу появилась в дверном проеме.
"Доброе утро", - сказал он. "Остальные будут здесь через минуту".
"Хорошо", - ответил я. "Сколько у нас в итоге самострелов?"
"У нас четыре, Дай Уи".
"Этого должно быть достаточно".
"Будем надеяться на это".
"Кофе?"
"Да спасибо".
Я налил чашку ему и себе вторую. Мы сидели и ждали остальных. Они приходили по одному и по двое, быстро идя под утренним дождем. Наконец все были в сборе. Я посмотрел в лицо каждому из них и поблагодарил, что они вызвались добровольцами. Я спросил, есть ли вопросы. Их не было. Я задал пару общих вопросов о пайках и боеприпасах, но все было в порядке, и мы были готовы идти.
"Ладно", - сказал я и вышел за дверь под дождь. Они последовали за мной, цепочкой, мы прошли через расположение и вышли наружу. Пройдя по дощатой дорожке, мы свернули направо, и пошли вдоль берега, огибая деревню, затем свернули и вошли в джунгли.
На краю зарослей я достал карманный компас. Никто из нас не знал как следует джунгли, в которые мы направлялись, и если там не будет каких-либо известных мне ориентиров, нам придется идти по джунглям так же, как мы делали это на море. Я наметил наш курс и взял азимут, захлопнул компас и шагнул в джунгли.
Какое-то время это было похоже на бодание об стену. Деревья были толстыми и росли близко друг к другу, а подлесок был обильным. Мы ругались, потели, старались, чтобы ветки не попадали в глаза и пытались высматривать змей. Продвижение было медленным.
Рассвет наступал неохотно, опять раскаты грома, сильный дождь и постепенный, все усиливающийся свет. Еще через час заросли поредели, и мы двигались по местности, больше похожей на обычный лес, с деревьями и средней густоты подлеском.
Когда мы добрались до места, где растительность поредела, мы построились в патрульный порядок. Фу выслал двоих на фланги и одного человека в голову, и мы двинулись с еще большей осторожностью. Мы держали курс на восток, прочь от острова. В сумерках я планировал повернуть патруль на север и продолжать двигаться первую половину ночи, прежде чем встать лагерем.
Мы двигались все утро без перерыва. В полдень я объявил привал. Выставив охранение, мы съели по банке из пайка. Когда все поели, мы закопали банки и пошли дальше. Дождь не собирался прекращаться, и мы все промокли. Но мы продолжали движение.
В полдень мы пересекли тропу в джунглях. Она была примерно параллельна нашему курсу, но я не рискнул идти по ней, хотя это облегчило бы продвижение. Она, несомненно, вела к деревне, а любая из них в этой части дельты была деревней VC.
Два часа спустя мы узнали, что осторожность окупилась.
Мы снова медленно продвигались через сгущающиеся заросли, когда наш головной поднял руку. Мы замерли, когда он двинулся вперед. Затем он снова подал знак, и мы укрылись так тихо, как могли. Через несколько мгновений он приполз обратно.
"Деревня", - сказал он. "Там люди, движутся, до них не более 200 футов".
Мы отошли назад и снова свернули вправо, обогнув деревню по широкой дуге.
Позже днем дождь прекратился, и выглянуло солнце. Оно бросало лучи сквозь полог джунглей, но этого было недостаточно, чтобы мы полностью высохли.
Всю вторую половину дня и начало вечера мы неуклонно двигались на север. Я всю дорогу ругался себе под нос, проклиная джунгли. Однако я знал, что, когда завтра мы повернем и снова направимся на запад, мы окажемся на местности, где растительность скудна, и будем больше беспокоиться об укрытии, чем о неудобствах движения сквозь джунгли. Раньше я думал пойти ночью, но это было слишком опасно. Если кто-то получит травму до того, как мы доберемся до острова, нам придется либо прекратить операцию, либо разделиться и попытаться доставить его обратно, в то время как остальные пойдут дальше. Нет, днем будет лучше, даже при всем риске.
За час до темноты мы начали искать место, где приткнуться на ночь. Мы нашли его в роще высоких деревьев, очень густой, где охранению нужно будет следить только за двумя подходами.
Когда наступила темнота, мы развернули длинный кусок брезента и растянулись на нем, с оружием под боком, охранение тихо сидело рядом. Я разрешил скрытно выкурить по одной сигарете, но никакого огня после этого. К счастью, дождя по-прежнему не было и, лежа на брезенте, я мог видеть кое-где сквозь верхушки деревьев бледные звезды. В какой-то момент я встал, прошел мимо охранения и вышел на открытое место. Я посмотрел вверх, пытаясь найти созвездия, которые мог бы узнать, но их снова начали затягивать облака. Я подполз обратно к брезенту и закрыл глаза. Я очень быстро заснул.
На следующее утро мы двинулись дальше, но уже более осторожно. Растительность редела, и попадались большие участки, где нам приходилось пересекать открытые пространства. Это была болотистая местность, и мы преодолевали ее по колено в воде. Прежде чем пересечь каждую прогалину, я высылал людей на фланги в обе стороны, и когда они выясняли, что все чисто, они выходили и подавали сигнал рукой, и мы брели через болото.
Я повернул нас в сторону острова. Нам по-прежнему везло, и мы были менее чем в дневном переходе от него. Мы шли точно по графику, и я надеялся, что так же будет и с самолетами. Мне было интересно, в скольких еще местах во Вьетнаме патрули, подобные нашему, двигались в направлении VC, и лениво прикидывал, скольким пилотам реактивных самолетов не терпелось впервые шарахнуть по Вьетконгу. Я не слишком долго раздумывал о пилотах: их способ ведения войны казался слишком далеким от того, что занимало меня.
Следующие несколько часов были просто ходьбой по болоту с чертовской надеждой, что нас никто не заметит. Однажды впереди раздался шум, и мы бросились ничком в болото, выжидая. Мы лежали там, когда перед нами проплелся древний водяной буйвол, и мы проклинали каждый его шаг.
"Вьетконговской водяной буйвол", - усмехнулся Фу, когда мы, обтекая, вылезли из мутной воды и продолжили двигаться вперед. Мы все были рады, что дождь прекратился, но я думал о ночи и раннем утре. Если луна будет яркой, когда мы отправимся на остров, наши шансы добраться туда целыми будут невелики. Нашей надеждой была кромешно темная ночь. Я даже надеялся, что снова пойдет дождь, но не настолько сильный, чтобы потушить пожары, если нам удастся их устроить.
Мы снова остановились, чтобы перекусить, затолкав в себя последнее из пайков. У нас еще оставалась пара банок, но мы закопали все, что было. Времени поесть перед рейдом не будет, и осознание того, что мы уже близко, не давало мне покоя. Это был хороший план, простой план, но столь многое могло пойти не так, что мне было невыносимо об этом думать. Если мы доберемся до острова, и если мы устроим пожары, и если Джанк Форс Тая будут вовремя, и если самолеты прибудут как запланировано, и если чулук Фата будет ждать нас, а не окажется потоплен огнем VC с берега – тогда, возможно, все будет как надо.
Тем не менее, это было лучшее, что я мог придумать, и у нас были некоторые преимущества. Нас не ждали, и можно будет нанести большой ущерб, пока там все еще будут удивлены, увидев вас. И я не думал, что кто-то будет ожидать, что мы доберемся до острова через противоположный берег.
Мы были всего в пяти или шести милях от острова, когда я объявил привал для финального инструктажа. Мы прошлись по всем этапам нашего плана, а затем повторили их еще раз. Я убедился, что все точно знают, что нужно делать, и все знают достаточно об операции в целом, чтобы заменить кого-либо в случае потерь.
Пока мы отдыхали, я поменял носки, закопав грязные. Я в сотый раз проверил свой карабин, сделал то же самое с .45-м. Я проверил, как ходит нож в ножнах: он должен выйти быстро и тихо, если он мне потребуется. Мои жетоны были заклеены, часы повернуты внутрь, чтобы не был виден светящийся циферблат. Сам я был в правильном настрое.
В каждом патруле однажды наступает момент, когда задаешься вопросом: что ты здесь делаешь, почему ты находишься в это конкретное время в этом конкретном месте. Обычно это длится недолго, потому что ты слишком занят, чтобы задумываться об этом. А еще в глубине сознания, как барабанный бой, постоянно звучит вопрос: вернешься ли ты живым?
Отличительной чертой профессионала является то, что этот барабанный бой мало влияет на работу. На той маленькой полянке, где мы все собрались в последний раз, я вгляделся в лицо каждого джанкмена. Они были спокойны и неспешны, и я был уверен, что они покажут себя не хуже любых других солдат в мире. Было приятно осознавать, что если уж придется вступить в бой, то я пойду в него с профессионалами. После того, через что мы проходили, в Хай Тхуйен оставалось не так уж много любителей.
Я встал и огляделся. Фу заметил, что я осматриваю окрестности, и догадался, о чем я сейчас думал: это хорошее место, чтобы срубить несколько лесин, которые понадобятся нам для плота.
"Если мы нарубим их здесь, Дай Уи, нам придется их нести", - сказал Фу.
"Да, но мы не можем рисковать, затеваясь рубить их дальше. Мы не знаем, что там с патрулями VC на береговой линии. У них там точно должен быть пост или два".
"Хорошо, Дай Уи", - сказал он и дал знак джанкмену с мачете.
Мы осмотрелись и в итоге срубили пару довольно крупных жердей и пять или шесть больших бамбуковых стволов, достаточных, чтобы сделать плот длиной около десяти и шириной примерно в три фута. Мы сложили их и связали вместе. Затем последняя проверка боеприпасов, окончательное обговаривание всего, и мы осторожно двинулись в сторону острова.
День был жаркий, но пасмурный, и влажность была высокой. Одежда липла к телу, и я был таким же мокрым, как во время дождя и перехода по болоту. Отсутствие солнца должно было помочь, потому что темнота наступит раньше, и мы сможем начать занимать позиции с ее наступлением.
Мы шли в патрульном порядке с боковым охранением и были не более чем в трех-четырех милях от острова, когда я приказал двигаться еще медленнее и рассредоточить фланговых. Тут и там нам стали попадаться тропы, и мы увидели еще двух водяных буйволов, пасшихся вместе, не обращая внимания на войну. Наконец мы заметили еще одну очень маленькую деревню и обогнули ее. Каждый шаг вел нас глубже в страну VC, и все ближе к цели. Я начал чувствовать, как меня охватывает холодность, и я приветствовал это. В какой-то момент всякий раз, когда доходит до дела, я достигаю момента полной ясности и спокойствия. На этом этапе я перестаю беспокоиться об альтернативах и сосредотачиваюсь на выполнении задачи.
Головной внезапно вскинул руку. Мы замерли. Не оглядываясь назад, он двинулся вперед. Я придержал остальную часть патруля и, пригнувшись, подошел к головному. Он лежал на небольшом возвышении, и я растянулся рядом с ним. Не глядя на меня, он указал вперед и вправо.
Это был передовой пост VC, караульная вышка высотой не менее тридцати футов, и внутри был часовой с винтовкой, которую свободно держал в руках.
О том, чтобы пристрелить его, не могло быть и речи: если у них были так далеко вынесенные посты охранения, они будут тут в мгновение ока. Я подумал об арбалете, но исключил и его. Если они обнаружат часового мертвым, они начнут поиски.
Мы могли сделать две вещи: попытаться обойти его или забрать с собой. Если мы его похитим, его командир может подумать, что он дезертировал, такое случалось раньше. Но была проблема, как вытащить его с вышки. Я решил, что мы попробуем обойти его.
Я похлопал головного по спине, и мы сползли назад вниз по склону и вернулись к деревьям, где ждал патруль. Я встал в голове и повел нас по дуге вправо вокруг вышки, двигаясь, как я надеялся, сквозь самый густой подлесок на четвереньках и волоча за собой бамбуковые жерди. Мы двигались очень медленно, и я уже поздравлял себя, когда мы вышли к небольшой прогалине. Прикидывая высоту башни и угол обзора часового, я знал, что шансы, что мы окажемся застигнутыми здесь и сейчас еще до того, как приблизимся к острову, чертовски велики. Но мы должны были рискнуть.
Я сел на краю зарослей и жестом подозвал Фу. Когда он подполз, я прошептал ему на ухо: "Я буду наблюдать за часовым, вы собираетесь в кустах по ту сторону поляны. Тут примерно двадцать пять ярдов. Приготовься бежать. Когда я хлопну тебя по плечу, рви со всех ног".
Фу присел и стал ждать. Часовой, расхаживавший на вышке, повернулся в другую сторону, и я поднес руку к плечу Фу, когда он оглянулся. Мне удалось остановить руку вовремя. Затем часовой снова отвернулся, и я положил руку на напряженное плечо Фу. Он вскочил и побежал через поляну, зигзагами на случай, если часовой откроет огонь. Когда он исчез в кустах на другой стороне, я жестом поманил вперед следующего человека.
Долгие минуты часовой смотрел в нашу сторону. Когда он повернулся назад, я хлопнул второго человека, и он бросился через поляну.
Два есть, осталось шесть.
Следующий, хлопок, рывок, три есть, осталось пять.
Я отполз обратно и осмотрел жерди. Никуда не денешься: кому-то придется их нести. Я выбрал следующих двух человек и привел их на исходную. Они присели, и мы взвалили лесины им на плечи. Они не были слишком тяжелыми, но с ними не получится бежать очень быстро. Но другого пути не было.
Они приготовились, а я наблюдал за часовым, пытаясь найти закономерность в том, как он перемещался по вышке. Никакой закономерности не было. Наконец, когда он снова отвернулся от нас, я хлопнул переднего, и они оба, пошатнувшись, встали на ноги и начали неуклюжий бег через прогалину.
Я затаил дыхание и смотрел на часового. Если он повернется, то не сможет не заметить их, и если увидит, то выстрелит. Я снял карабин с предохранителя и взял его на прицел.
Он не поворачивался, пока не стало уже поздно. К тому времени двое джанкменов уже перенесли жерди через поляну.
Теперь на моей стороне поляны оставалось трое. Я взял еще одного, посмотрел, хлопнул и стал ждать.
Осталось двое.
Я помахал следующему. Мы вдвоем ждали, пока часовой смотрел в нашу сторону, казалось, час. Когда он отвернулся, я хлопнул джанкмена, и он бросился на ту сторону поляны.
Теперь я был единственным, и мне пришлось вывернуть шею, чтобы следить за часовым и изготовиться бежать. Я знал, что в кустах напротив Фу держал часового на прицеле. Я приготовился. Часовой отвернулся, и я побежал. Казалось, это были самые длинные двадцать пять ярдов в истории, и мои ноги были словно свинцовые, но я сделал это.
Снова оказавшись в зарослях, мы посмотрели друг на друга и ухмыльнулись, затем построились и начали продвигаться вперед, находясь теперь под защитой растительности.
Мы приближались к острову. Любой, кого мы увидим сейчас, будет врагом, и следовало ожидать еще больше постов и, возможно, патрулей.
Но мы прошли долгий путь без происшествий, и дневная жара начала спадать. Было все еще пасмурно, небо было свинцовым. Я начал беспокоиться о видимости для самолетов, но потом отмахнулся от этого. Есть вещи, с которыми ничего нельзя поделать, мы будем делать свою работу и надеяться на лучшее.
Перед нами вырисовывался второй аванпост Вьетконга: бункер с мешками с песком и пулеметным расчетом. По невероятной удаче мы заметили его сквозь деревья и долго обходили стороной. После того, как мы прошли их, я снова сверился с компасом. Нам следовало направляться прямо к острову, до него было не больше мили.
Становилось темно, тихая и абсолютная ночь Азии. Я жаждал тьмы больше, чем чего-либо еще в своей жизни. Когда стало сложно разглядеть нашего головного в двадцати ярдах, я почувствовал себя лучше.
Я чувствовал себя прекрасно, когда головной остановил нас и дал знак медленно двигаться вперед. Я подобрался к нему, преодолев последние несколько ярдов ползком, потому что заметил, что он лег на живот и изучал что-то перед собой.
Когда я оказался рядом с ним, я увидел, что это было.
Мы дошли до конца зарослей. Прямо перед нами было около пятнадцати ярдов пляжа, а за ним – протока с ленивой сине-коричневой водой.
А за ней, сидящий в воде подобно окруженному рвом средневековому замку, в угасающем свете безмолвно лежал темный остров.
Я быстро подозвал Фу и остальных. Я хотел, чтобы они увидели остров до того, как окончательно стемнеет.
Он имел примерно округлую форму, выше на южном конце. На обеих оконечностях были деревья, но середина была свободна. С нашей стороны деревья росли до самой воды. Это было одновременно благословением и проклятием. Когда мы отправимся на остров, нам придется пересечь пляж, не зная, есть ли там среди деревьев посты охранения. Если есть, нам ни за что не разглядеть их прежде, чем они увидят нас. С другой стороны, как только мы доберемся до деревьев, у нас будет больше шансов оказаться незамеченными, пока не начнутся пожары. В любом случае, это будет чертовски рискованно.
Мы разглядывали остров до тех пор, пока почти совсем не стемнело. Затем я велел двоим джанкменам начинать связывать плот: жерди снаружи, бамбук в центре. Нам не нужен был сложный плот, просто что-то плавучее и сухое, на чем можно было бы перевезти снаряжение, но сидящее в воде не настолько высоко, чтобы можно было различить очертания, если небо станет ясным.
Когда это было сделано, мы выдвинули его вперед, затем легли и стали ждать, развернувшись в разные стороны, чтобы следить за патрулями. Я изучал небо: было по-прежнему пасмурно, но я начал понимать, что дождя какое-то время не будет. Я смотрел вверх, когда Фу сжал мое предплечье и сделал знак слушать: в конце пляжа слева от меня были голоса.
В течение долгих мучительных мгновений мы лежали, видя цель так близко, но с горько осознавая, что между нами на берегу были VC, лишая нас шанса на внезапность. Я попытался быстро решить, что делать. Я по-прежнему собирался на остров, даже если мы потеряем элемент неожиданности на этой стороне. Это означало, что мы окажемся под огнем в воде, причем, возможно, с обоих берегов. Но, черт возьми, мы зашли слишком далеко, чтобы повернуть назад.
С большой горечью я вслушивался в голоса, слишком далекие, чтобы разобрать слова.
Затем они начали двигаться вдоль берега, и я снова обрел надежду: то, что я счел еще одним постом, могло быть всего лишь проходящим мимо патрулем, сделавшим передышку на берегу.
Через несколько минут я понял, что был прав.
Они шли вдоль берега, беспечно, тихо переговариваясь. Время от времени я слышал смешки. Они чувствовали себя здесь в полной безопасности, но будь их старший одним из моих командиров патрулей, я уделал бы его на следующее утро.
Они прошли перед нами, призрачные во тьме и смутно различимые на фоне неба. Я насчитал десятерых с, по всей видимости, американским оружием. Различить в темноте было сложно. Я посмотрел на время. Если они вернутся, я хотел знать, следуют ли они расписанию, но мы их так больше и не видели. Они прошли перед нами слева направо и исчезли, а я снял берет и вытер пот с глаз и со лба. Я посмотрел на Фу и, как мне показалось, увидел его облегченную улыбку.
После этого оставалось просто ждать подходящего момента. Восход солнца был ровно в 05:40. Самолеты будут на месте, готовые к удару часом раньше. Они должны начать первый заход в 04:40, это означало, что мы должны будем все успеть к этому времени. Первый заход будет пробным, чтобы дать пилотам возможность ознакомиться с целью, которую они изучали на картах. Примерно сейчас они вываливаются из коек на авианосцах, приканчивают горячий кофе и направляются в комнаты инструктажа экипажей. Затем они взлетят с палубы в абсолютной темноте, выстроятся за коммандером и пролетят несколько сотен миль, чтобы ударить по скрытой в темноте цели. У нас на земле были свои проблемы, но я не завидовал никому из пилотов. Будь у меня выбор, я остался бы там, где был. Если со мной что-то случится, мне не придется падать с такой высоты.
Было немного тревожно думать, что все это затеял я. Я попытался прикинуть стоимость самолетов, стоимость обучения пилотов, их жалование, во что обойдется вылет, и все прочее. Это будет дорогостоящая операция. Я улыбнулся мысли, что все это затеял один человек, и заметил, что Фу смотрит на меня в темноте. Когда-нибудь он расскажет в лагере, что Дай Уи был счастлив, когда близилось время действовать. Не было смысла говорить ему, о чем я думаю. В любом случае у них были свои теории обо мне, и мне бы просто не поверили. Я дал этому пройти.
Большую часть той долгой темной ночи мы пролежали ничком среди песка и травы на краю пляжа. Я не сводил глаз с острова, но не видел никаких огней. Я знал, что они не ожидают авиаудара, но там также не было никаких целей, которые можно было бы обстрелять с вышедших в рейд джонок. Было приятно знать, что мы держим их хотя бы слегка обеспокоенными.
Часть моих мыслей блуждала вовне. Я думал о Миллере и его утверждении, что будущее мира лежит в Азии. "Европа стара", - сказал он однажды, - "и возможности Америки тоже довольно ограничены. Будущее лежит на Востоке, Эриксен, где азиатский дар самоанализа и западные умения обращаться с механическими вещами смогут объединиться в обществе, которое поразит мир".
Я вспомнил, как тогда говорил Миллеру, что будущего не будет ни у кого и нигде, пока мы не заставим людей прекратить убивать друг друга. После этого можно построить любое общество, какое захочется, но не пока люди стреляют.
И я подумал о Ле Тюйэт. Что с ней будет? Смогу ли я взять ее с собой? Поедет ли она? Могу ли я остаться? Миллер столкнулся с той же дилеммой. И с той же девушкой. Из этого могла бы возникнуть ревность, будь это кто-нибудь другой, а не Миллер.
И я подумал о Тхи. Он был братом, сыном. Для меня он был представителем всего, что было хорошего и доброго в Азии. Воспоминаний о Тхи, висящем на колючей проволоке, было достаточно, чтобы заставить меня пожалеть, что я не прострелил Оаню кишки, чтобы он умер медленно.
Оань. Непримиримый враг, храбрый. Если бы Вьетконг имел тысячу таких, как он, и смог бы обучить их всех, нам пришлось бы вести во Вьетнаме большую войну (в любом случае мы это сможем), но такие люди, как Оань, потребовали бы от нас чрезвычайных усилий для их подавления.
Я снова посмотрел на часы.
Я повернулся к Фу и прошептал: "Давай готовиться".
Потом я забыл обо всем, кроме предстоящей работы.

На краю джунглей мы сняли рубашки и сложили на них свое снаряжение, а затем завязали рукава рубашек, чтобы получился тюк. Я засунул гранаты и .45-й внутрь рубашки, и положил тюк с левой стороны плота, ближе к носу, а карабин рядом с ним. Я остался в черных штанах и черном берете, с ножом, пристегнутом к руке. Мы решили не снимать джангл-бутсы: при переправе мы будем держаться за плот и сможем сбросить их позже, на обратном пути, если это будет необходимо.
Я огляделся вокруг, всматриваясь в темноту, чтобы увидеть лицо каждого джанкмена. Было еще очень темно, и мне пришлось присматриваться. Я пожал руку каждому из них и сказал: "Сат Конг".
Каждый раз ответом было: "Сат Конг".
Мы обступили плот, затем наклонились и одновременно взялись за него. Тюки со снаряжением лежали хорошо, ничего не падало и не гремело. По четверо с каждой стороны мы подняли его, и вышли из кустов на пляж.
Слегка спотыкаясь и загребая песок, мы бросились к воде.
Я был с левой стороны плота впереди, рядом со своим оружием. Мы распределились соответствующим образом. Фу был впереди на другой стороне, и мы вошли в воду одновременно, торопясь, но стараясь быть тише. Вода была холодным шоком, и в тот момент, когда я был уверен, что большинство из нас уже в воде, я опустил в нее плечи и оставил переднюю часть плота на поверхности темных вод реки.
Мы приостановились на мгновение, каждый из нас изучал плот. Он сидел в воде гораздо выше, чем я надеялся, но это должно было сойти. Тюки с оружием выглядели надежно, и я провел рукой по верху, ощупывая и разбираясь, где что лежит – оно могло понадобиться мне срочно.
Самострелы лежали поверх наших тюков. Я ощутил гладкую ложу одного из них и толстый, но изящный изгиб дуги, и ирония этого заставила меня улыбнуться. Я не был похож на идущего в бой офицера современного флота. Я чувствовал себя чертовым пиратом.
Мы направили плот в нужном направлении и начали плавно спускаться в реку. Я знал, что на другой стороне острова есть течение, и надеялся, что если оно есть и на этой стороне, то слабое. Держась одной рукой за плот, чтобы направлять его, я начал делать гребки другой. Через несколько минут мы вошли в рабочий ритм и поплыли прямо к острову. Вода была очень спокойная, но холодная, и течения с этой стороны, похоже, не было.
Преодолев половину расстояния, мы были достаточно близко, чтобы слышать голоса на острове. Дважды я видел мерцающий свет в направлении казарм. Я попытался что-то разглядеть в стороне штаба, но ночь была слишком темной.
У нас все шло хорошо: я не слышал людей позади себя. Если ничего не свалится с плота, мы доберемся до берега незамеченными.
Мы были менее чем в тридцати ярдах, когда остров обрел определенные очертания, и мы увидели небольшой залив прямо впереди. Сперва я повел нас к нему, планируя причалить плот там, но затем инстинктивно направил нас в сторону от залива. Это просто не выглядело правильно. Прежде всего, это было идеальное место, чтобы накрыть высаживающихся перекрестным огнем, даже тех, кто прибудет ночью. Возможно, там было безопасно, я никогда не узнаю, но я увел нас от него, повернув плот вверх по реке и наискосок направившись к берегу.
Это был недолгий заплыв, но он казался долгим. К тому времени, когда я почувствовал, что мои ноги коснулись песка, моя левая рука уже болела, а дыхание участилось. Мои ботинки коснулись дна первыми, остальные еще не могли дотянуться. Как только я коснулся дна, я смог лучше контролировать плот и остановил нас невдалеке от берега, пытаясь что-то разглядеть в темноте, надеясь, что мы не приплыли прямо в засаду.
В конце концов, мне ничего не оставалось, кроме как идти и, таща плот, я двинулся из воды на берег.
Когда остальные коснулись земли, мы подняли плот из воды и потрусили к подлеску. Было около десяти или пятнадцати секунд ощущения ужасной обнаженности, когда мы бежали по открытому месту, без надежды добраться до оружия достаточно быстро, чтобы оно могло оказаться сколь-нибудь полезным. Потом мы с головой вломились в заросли кустов и мелких деревьев и на этот раз не проклинали джунгли.
Мы опустили плот и рухнули рядом с ним, позволив себе роскошь немного передохнуть, прежде чем снова встать и развязать рубашки. Ощущение .45 калибра на бедре и карабина в руках было успокаивающим. Как и черной рубашки на моей коже.
Без разговоров, мы разделились на две группы. Фу взял своих трех джанкменов и растворился в ночи, направляясь в сторону казарм на северной оконечности острова. Я взял троих, и мы двинулись гуськом на юг. Мы подошли к острову почти посередине.
Мы сделали всего несколько шагов, когда джунгли начали исчезать, и мы подошли к краю низины. Это был район рисовых полей, и они лежали прямо перед нами аккуратными квадратами, между которыми тянулись тропы. Я изучал их, пытаясь найти кратчайший путь к деревьям на другой стороне, когда появился VC, идущий по тропе прямо к нам.
Я повернулась к джанкмену позади меня, и похлопал его по груди. Он двинулся вперед и сел на землю рядом со мной, и я мог слышать, как он делает вдох задерживает дыхание, натягивая тетиву и взводя самострел.
Я снова посмотрел на VC. Он был уже близко, не более чем в тридцати пяти или сорока футах. В тихой ночи послышался внезапный звон тетивы и шелест болта, несущегося подобно пуле.
Она попала VC прямо посередине груди, швырнув его на спину, как удар копытом. Я видел, как его правая рука пыталась ползти по груди, а затем упала обратно на землю. Тогда мы вскочили и побежали.
Мы промчались по тропе, по которой шел VC, и когда пробегали мимо, я пинком спихнул тело на рисовое поле, чтобы его не обнаружил кто-нибудь из его товарищей. На залитом водой поле он будет менее заметен.
Я бежал через прогалину так быстро, как только мог, и слышал, как остальные топают позади меня. Мы ворвались в кусты на другой стороне и залегли, пытаясь отдышаться, а затем резко затихли, когда впереди и справа от нас внезапно появились еще двое VC.
Я повернулся к джанкменам и кивнул. У нас было два арбалета из четырех, и я слышал, как их взвели. После этого на какое-то время воцарилась тишина, когда джанкмены с арбалетами двинулись вправо и скрылись из виду. Мое сердце колотилось, и я чувствовал, как меня снова охватывает легкое, тревожное, примитивное чувство возбуждения. Я не спускал глаз с двух VC, которые медленно шли и оживленно говорили друг с другом. Они подходили все ближе и ближе, и я, наконец, поднял карабин.
За несколько секунд до того, как я нажал на спуск, я услышал два удара, как от врубающегося в дерево топора, и оба VC упали. Я пошел вперед, оставшийся джанкмен за мной, чтобы убедиться, что VC мертвы.
Они были мертвы, все в порядке. Короткие болты самострелов пробили их почти насквозь. Двое других джанкменов подошли справа, оба широко улыбались, как озорные мальчишки на празднике.
Мы затащили мертвых VC в кусты и еще раз осмотрелись. Теперь перед нами простирались рисовые поля, джунгли были позади. Нам придется пересечь их, чтобы попасть на юг, где начинаются холмы. Другого пути не было.
Мы двинулись по тропе через рис, идя неторопливо, чтобы не привлекать внимания, если там есть скрытые огневые позиции. Я прекрасно осознавал свои габариты, но мы двигались гуськом, как если бы вышли прогуляться после ужина.
И, неизбежно, на тропе снова появились очередные VC.
Их было что-то человек пятнадцать. Мы ничего не могли с ними сделать.
Тогда у меня появилась идея. Я повернулся спиной к тропе и жестом велел остальным джанкменам сделать то же самое. Положив оружие к нашим ногам, где я молился, оно не будет замечено, мы отвернулись от приближающихся VC и принялись мочиться на землю вдоль рисового поля.
Мы продолжали, напрягаясь, пока они шли мимо, разговаривая, смеясь и почти не замечая нас. Когда они стали просто голосами в темноте, мы застегнулись, схватили оружие и снова двинулись по тропе. Большую часть пути трое джанкменов позади меня хихикали. Хихикали посреди шестисот VC – минус три.
Перед нами снова оказались гостеприимные деревья и кусты, очень густые, гуще, чем на месте нашей высадки. В том месте, где мы оказались среди деревьев, тропа разветвлялась, но обе новые тропы вели вверх, следуя постепенному подъему местности, поэтому я остался на той, по которой мы шли. В конце концов, мы поднимались, и штаб не мог быть слишком далеко.
Несколько драгоценных мгновений мы шли спокойно, но это было слишком хорошо, чтобы длиться долго – к нам приближались вьетконговцы.
Мы сошли с тропы и скрылись за деревьями, распластавшись на земле. Мы не видели, как они проходят мимо, но я попытался сосчитать их по звуку, издаваемому их ногами. Потом они тоже прошли мимо нас.
Мне было интересно, как там Фу: его команда находилась в районе, где с большей вероятностью будут бродить VC, и с этого момента каждая секунда была решающей. Я боялся звука первого выстрела, который предупредит всех VC на острове о нашем присутствии. Пока мы могли сохранять тишину, у нас был шанс.
Вернувшись на тропу и продолжив идти вперед, мы постепенно двигались вверх и, по мере подъема дважды пересекали тропы, идущие перпендикулярно той, по которой шли. Мы приближались к штабному комплексу.
Где-то впереди отодвинулась занавеска, и из хижины вырвался луч света. Кто-то стоял в дверях, но свет был настолько ярким, что я не мог разглядеть очертаний. Мы услышали резкий голос изнутри, и занавеска снова закрылась. Я повернулся, схватил человека позади меня и стащил его с тропы, двое других последовали за мной. Внезапный свет совершенно выбил мое ночное зрение, и мне хотелось вернуть его, прежде чем продолжить блуждать в темноте.
Мы сидели рядом с тропой, пока я снова не смог видеть. После этого мы встали и двинулись к хижине, все еще не выходя на тропу.
Ярдах в десяти от хижины мы поползли. В моей голове начал формироваться облик штабного комплекса. В этой первой хижине находилось охранение. За ней почти наверняка должна быть пулеметная точка, а позади нее колючая проволока и часовые, обозначающие границы территории, на которой, несомненно, находились радиорубка, хижина командного пункта и, возможно, жилье командного состава. Была ли это Народная армия или нет, но у регулярных VC была каста офицеров, и я был уверен, что старшие командиры обнаружатся вдали от казарм рядового состава.
Мы доползли до первой хижины и разделились, огибая ее с разных сторон. Добравшись до угла сделанной из дерева и соломы хижины и по-прежнему лежа на земле, я осторожно огляделся. Я был прав насчет комплекса, хотя он был больше, и там было еще несколько хижин, назначение которых я не мог понять.
Я вернулся вдоль другой стороны хижины. Джанкмены были там, самострелы наготове. Я медленно присел на корточки и заглянул внутрь хижины.
Там было двое караульных, сидящих со свечой между ними, и передавали туда и обратно жестяную кружку. Источником яркого света, вероятно, был какой-то фонарь. Сейчас он был выключен, и джанкменам придется стрелять при свете одной лишь свечи. Я повернул голову и поднял брови, задавая вопрос. Они кивнули утвердительно, и я кивнул в ответ.
Я встал, обошел хижину, отодвинул занавеску и вошел.
Шок длился дольше, чем я ожидал. Я успел улыбнуться, прежде чем они пришли в себя и вскочили.
Когда они это сделали, два болта нашли цель, и оба VC упали. Я бросил быстрый взгляд, чтобы убедиться, что они мертвы, и, выпрямившись, услышал настойчивый шепот.
"Дай Уи. Караульный идет".
Возможно, это был звук тетивы или падения двух VC, но это заинтересовало другого караульного, находившегося поблизости. Я слышал, как он подошел к хижине и остановился за занавеской. Я вытащил нож из ножен и встал возле двери.
Наконец караульный настойчиво прошептал: "Что там? Что у вас случилось?" Я был слишком близко к двери, чтобы ответить. Один из джанкменов, должно быть, быстро сообразил, потому что с другой стороны хижины пришел ответ.
"У нас упала свеча, и мы тут без света. Помоги нам, что ли!"
Я услышал, как караульный облегченно вздохнул. Он откинул занавеску и вошел в темное помещение, и когда он это сделал, я коротко и резко взмахнул ножом и вонзил его ему в живот. Он издал сдавленный звук и упал на меня. Его колени подогнулись, и я тихо опустил его на землю у своих ног.
Трое джанкменов двинулись вокруг постройки к ее передней части. Я перешагнул через тело караульного, выглянул из-за занавески, затем вышел боком из двери и сместился, присоединяясь к остальным.
До сих пор мы действовали очень, очень тихо. Я воспользовался моментом, чтобы взглянуть на часы: время начинать, прямо сейчас.
Снова выстроившись цепочкой, мы побежали к штабу, проскользнув под колючей проволокой там, где стоял бы мертвый караульный, не прояви он любопытство.
Там была огневая позиция, но на ней никого не было. Мы радостно свалились в окопы за мешками с песком и принялись внимательно осматриваться.
Находящиеся перед нами хижины стали виднее. Я хлопнул одного из джанкменов по спине и указал на дальний левый конец территории, и он перебрался через мешки с песком и исчез. Дав знать другому джанкмену, я указал направо, и спустя мгновение исчез и он.
Из ближайшей хижины, той, что была прямо перед нами, доносились звуки. Мне показалось, что я разглядел антенну, но я не был уверен. Я решил, что это, должно быть, радиорубка. Тогда хижина справа должна быть штабом. Я повернулся к оставшемуся джанкмену, указал направо от радиорубки и улыбнулся ему. Он пошел и исчез в темноте.
Нам фантастически везло. Теперь пришло время воспользоваться удачей.
Я перекатился через мешки с песком и бросился к хижине штаба. Приблизившись к двери, я прислушался. Изнутри слышался тихий храп.
Я обошел хижину и вытащил из кармана рубашки сверток. Внутри водонепроницаемой упаковки было две пачки спичек. Я провел рукой по покатой соломенной крыше, пока не нашел подходящее сухое место.
Тогда я зажег огонь.
Из маленького мерцающего огонька сначала выросли языки, а затем пламя. Убедившись, что все идет хорошо, я побежал к радиорубке, уже не пытаясь скрываться.
Я забежал за угол радиорубки и врезался прямиком в караульного VC. Мы отскочили друг от друга, но я опомнился первым и с размаху впечатал приклад карабина ему в лицо. Он упал и не шевелился.
В этот момент позади меня раздался крик, и я обернулся. Несколько вьетконговцев стремглав выскочили из штаба и бросились к ее задней части, где полыхал огонь. Никто из них не смотрел в мою сторону, поэтому я вошел в хижину.
Радист сидел спиной ко мне, лицом к чертовски хорошему современному приемопередатчику. Он был очень сосредоточен на своем оборудовании, и ему потребовалось несколько секунд, чтобы опознать крики от соседней хижины, доносящиеся теперь все громче и настойчивее.
Он развернулся на стуле и начал подниматься. Я нанес ему сильный удар карабином, и он упал. Оставалось всего несколько секунд до того, как нас обнаружат, так что я выдернул чеку из гранаты и аккуратно положил ее на стол рядом с рацией. Затем я как черт вылетел за дверь. Я бросился прямо вперед и продолжал бежать, видя, как ярко пылает огонь.
Граната взорвалась с грохотом, прозвучавшем для меня раза в четыре громче обычного. Я бросился вперед и скатился обратно в пустую огневую позицию. Еще одна граната грянула справа, и в небо с ревом взметнулся адский огненный шар. Возможно, это был склад боеприпасов или топлива. Что бы это ни было, оно взорвалось с жутким грохотом, и осветив весь комплекс.
На другом конце острова началась пулеметная стрельба. Я слышал ее совершенно отчетливо. Те, кто, вероятно, относились к штабному отряду VC, теперь начали прибывать район штаба, и через несколько минут организовали бригаду с ведрами и принялись передавать воду по цепочке. Их силуэты отчетливо выделялись на фоне пламени, так что я вскинул карабин и открыл огонь, стреляя и перебегая в другое место, стреляя опять и снова перебегая. Раздались крики шока и боли, прежде чем дисциплина взяла верх, и некоторые из них последовали за мной.
Они бросились прямо на меня и застали в тот момент, когда я переворачивал банановую обойму в карабине. Они были чертовски близко, когда рядом открыл огонь кто-то еще, и они попадали менее чем в двадцати ярдах. Тот, кто сделал эти выстрелы, спас мне жизнь.
Внезапно показалось, что VC повсюду вокруг. К счастью, неразбериха была такой, на которую мы и надеялись, и я, тщательно выбрав момент, бросился через колючую проволоку к деревьям и как только мог быстро начал двигаться вниз по склону и прочь от района штаба. Дело было сделано: весь штаб был в огне.
Я вывалился из-за деревьев на тропу, прежде чем успел ее заметить, и наскочил прямо на отделение VC.
Бросившись на землю, я перекатился и открыл огонь. Они все еще целились туда, где я только что был, когда пули попали в них, и я увидел, как двое упали, прежде чем снова перекатился, вскочил и рванулся обратно за деревья.
Я продирался сквозь кусты, пот заливал глаза, в висках стучало. Я проделал еще пятьдесят ярдов по зарослям, прежде чем вырвался снова, увернулся от патруля VC, несущегося в гору в сторону штаба, и снова нырнул головой в кусты, оставшись незамеченным.
Я нашел время посмотреть на север, надеясь увидеть зарево, означавшее, что Фу поджег казармы, но там было темно, если не считать редких трассирующих пуль, пронзающих ночь.
Я был у подножия холмов, и предстояло самое трудное: путь назад через рисовые поля.
Спотыкаясь и падая, я добрался до последнего укрытия. Передо мной лежала плоская, расчерченная аккуратными квадратами рисовых полей местность, а между мной и ними было, по крайней мере, десять или двенадцать VC, явно наблюдавших за тропами.
У меня заканчивалось время: скоро здесь должны будут быть самолеты, и мне не хотелось слоняться по джунглям, когда они окажутся здесь.
Я сложил руки рупором и заорал: "Сюда! Это те дьяволы из Хай Тхуйен!"
Долю секунды я наблюдал, как VC рванули в мою сторону. Когда они приблизились, я сдвинулся вправо и пропустил их, затем выбежал из джунглей на тропу.
В темноте и суматохе я пробежал мимо еще четырех или пяти VC, которые миновали меня, направляясь по тропе в другую сторону. Рисовые поля казались бесконечными, и мне казалось, что я двигаюсь как в замедленном кино. Стрельба была позади меня на холмах, и еще более интенсивная – на севере. Несясь сломя голову, я внезапно заметил, что в небе на севере возник низкий дугообразный отсвет.
У меня не было времени думать об этом. Где-то позади открыл огонь пулемет .30 калибра, и я увидел, как рядом со мной взметнулась земля, когда я бежал со всех ног.
Первая очередь легла рядом. Вторая еще ближе. Я попытался рассчитать время между очередями и незадолго до третьей нырнул с тропы в рис. Третья очередь легла прямо посередине тропы.
Теперь меня защищала насыпь, по которой шла тропа, но я двигался гораздо медленнее. Ничего не поделать. Я просто продолжил брести в направлении джунглей на другой стороне. За ними был берег, вода и Фат с ожидающим чулуком. Я надеялся.
И в этот момент, по колено в мутной воде, я услышал характерный пронзительный вой реактивного самолета высоко над головой.

Казалось, что все имеющееся на острове оружие куда-то стреляло, а на обоих его концах ярко пылали пожары. Ночь была наполнена криками, стрельбой и топотом бегущих людей.
Я лежал, тяжело дыша, возле тропы, наполовину высунувшись из рисового поля на насыпь. Стрельба была настолько сильной, что это мог быть только Тай с Джанк Флитом. Я попытался уловить звук наших 60-мм минометов, но не мог расслышать сквозь шум вокруг.
Был там Джанк Флит или нет, но VC по-прежнему интересовались мной. К этому времени они организовались и выслали патрули охотиться за нами. И начинало становиться светлее.
Я снова пошел дальше и добрался до края кустов, где мы застрелили первого VC из самострела. Передо мной брели VC, и я присел, ожидая. Они прошли, но я услышал слева от себя еще одну группу, повернулся к ним лицом и снова присел.
Внезапно на холмах вспыхнуло пламя, а через долю секунды послышался звук, будто склон холма разваливается. Прежде чем я успел среагировать, я услышал свист реактивного самолета, пронесшегося над головой и начавшего набирать высоту. Затем последовала еще одна вспышка и ливень земли, и второй самолет с воем унесся прочь.
Третий самолет сделал штурмовой заход. Снаряды обрушивались на холмы и рисовые поля, врезались в деревья и землю вокруг. Патруль VC слева от меня бросился на землю и ждал, пока самолет пролетит. Было еще так темно, что самолеты было трудно разглядеть, пока они не оказывались прямо над головой, а тогда они двигались слишком быстро, чтобы по ним можно было стрелять.
Я вскочил и побежал между деревьями, надеясь, что VC сейчас не обратят на меня особого внимания. В районе казарм на северной оконечности прогремел мощнейший взрыв, и я понадеялся, что Фу выбрался оттуда до этого.
Ветви деревьев хлестали по лицу, и я дважды падал, споткнувшись о корни деревьев. Становилось достаточно светло, чтобы разглядеть движущиеся фигуры в сорока-пятидесяти ярдах. Я прислонился к дереву, переводя дыхание и пытаясь определиться с кратчайшим путем к берегу.
Ко мне приближалось четверо VC, пытаясь взять в кольцо, с оружием в руках. Я сдернул последнюю гранату, выдернул кольцо и бросил из-под руки в их сторону. Когда раздался взрыв, я уже лежал на земле за деревом, а когда поднял голову, VC навсегда вышли из войны.
За еще одним взрывом на холмах последовал обстрел с еще двух самолетов. Снаряды проносились сквозь деревья, ломая ветки, рикошетя и взрывая землю. Я был уверен, что VC в районе казарм устроили настоящий ад.
Штурмовые заходы стали чаще. Судя по всему, самолеты выпустили ракеты по штабу и казармам, а теперь вернулись для ударов по живой силе.
Это был самый деморализующий звук, который я когда-либо слышал, там, среди тьмы, летящих подобно разъяренным осам пуль, криков и воплей людей. Реактивные самолеты со стреловидными крыльями один за другим мчались на малой высоте, стреляя из пушек и пулеметов, сея смерть.
Я знал, что мне нужно убираться с острова. После уничтожения построек самолеты сосредоточились на живой силе. Едва я поднялся на четвереньки, пуля .30 калибра сбила ветку с дерева, под которым я находился, и она упала прямо мне на спину. Я быстро оглянулся и снова побежал.
Я почти добрался до места встречи.
В тот самый момент, когда я подумал, что мне это удастся, земля выскользнула из-под меня, и я поплыл назад по воздуху, мой карабин исчез. Я тяжело упал на спину и остался лежать, странно отстраненный. Я посмотрел вверх – в глазах была сплошная чернота. У меня звенело в ушах, и я чувствовал, как кровь заливает оба глаза.
Затем пришла боль – огромные волны стремительно проносились сквозь мою голову, и мне пришлось стиснуть зубы, чтобы не закричать. Я заставил себя сесть. Кажется, руки и ноги не были сломаны.
Я услышал шаги, вытащил .45-й и снял с предохранителя. Они приближались, и, несмотря на оглушительный шум в голове, шаги звучали, как барабаны. Я направил свой .45-й и попытался оценить расстояние.
"Не стреляй, Дай Уи", - раздался тихий быстрый шепот. Я опустил пистолет и закрыл голову руками. Кажется, я заплакал от облегчения.
"Пойдем, Дай Уи", - сказал джанкмен. "Уже рассвет, и чулук ждет".
"Я не могу", - сказал я ему.
"Что такое, Дай Уи?"
"В меня попали", - сказал я. "Я ослеп".
Я почувствовал его руки на своих плечах, и он помог мне подняться на ноги.
"Оставь меня", - сказал я. "Оставь меня".
"Положи руки мне на плечи, Дай Уи. Иди туда, куда иду я. Когда почувствуешь, что я падаю, падай". И мы двинулись снова.
Боль в голове была ужасной. Я ничего не видел, и мои глаза были залиты кровью. Но я держал обе руки на плечах джанкмена, и мы медленно-медленно шли в направлении берега.
В какой-то момент он упал, и я последовал за ним, неуклюже свалившись. Вокруг свистели пули, и над нами пронесся самолет.
"Оставь меня", - сказал я. "Тебе не удастся вытащить нас обоих отсюда".
"Мы почти дошли, Дай Уи", - сказал он, и мы встали и двинулись дальше.
Через несколько минут он снова упал, и я следом за ним.
"Дай Уи", - быстро вымолвил он. "Мы на берегу. Я вижу чулук. Они ведут перестрелку, но мы должны идти".
"Где остальные?" – задал я глупый вопрос, боль притупляла мои чувства и отгоняла все остальное.
"Энсайн Фу был убит, Дай Уи. Насчет остальных я не знаю".
Я почувствовал взрыв на пляже и ощутил осыпавший нас песок.
"Хорошо", - сказал я. "Давай попробуем".
Я перевернулся, сел и снял джангл-бутсы. Затем отстегнул .45-й и швырнул его в кусты позади себя. На мне остались черные штаны и рубашка, и прикрепленный к руке нож.
"Направь меня на чулук", - сказал я, и джанкмен сдвинул меня слегка вправо.
"Он прямо перед тобой, Дай Уи, и я буду бежать рядом с тобой", - сказал он.
"Ты не можешь", - возразил я. "Мы должны идти по одному".
"Сейчас не время спорить, Дай Уи. Слушай, пляж чист, но на краю кустов есть VC. Они стреляют по чулуку. Лучше всего идти, когда над нами будет самолет. В этот момент VC залягут, и я не думаю, что самолет нас накроет, если мы правильно рассчитаем время".
"Если ты правильно рассчитаешь", - ответил я. "Решать тебе. Когда захочешь, чтобы я пошел, хлопни меня по спине".
У меня было ощущение, что моя голова расколота посередине, но я принял стойку спринтера и стал ждать. Примерно через минуту я услышал удары пуль в землю и шелестящий звук пролетающего реактивного самолета.
Последовал сильный шлепок по спине, и я помчался прямо вперед, бежать без ботинок и оружия было легко. Я ощутил ступнями холодную воду, затем она дошла до коленей, и я нырнул прямо в нее, уйдя под воду и оставаясь там так долго, как только мог, плывя, как я надеялся, по прямой линии.
Я вырвался на поверхность, схватил ртом воздух и поплыл кролем, чтобы как можно быстрее уйти от острова. Я услышал справа от себя крик: "Поверни сюда, Дай Уи", - и взял правее, не пропустив ни гребка.
"Отлично, Дай Уи", - послышался голос. "Очень хорошо". Это был джанкмен, нашедший меня на берегу и теперь ведущий домой.
Звуки близкой стрельбы становились все громче и громче, и я понял, что мы приближаемся к чулуку.
"Дай Уи", - позвал джанкмен, - "сейчас держись за меня". Я положил одну руку ему на спину, а другой продолжил грести, чувствуя, как джанкмен поворачивает влево, а потом вправо, когда мы обогнули корму джонки и поплыли вдоль ее защищенного борта, противоположного острову.
Моя голова раскалывалась на куски.
"Не могу забраться на борт", - выдохнул я, а затем понял, что говорю по-английски. Я попытался сказать это еще раз по-вьетнамски, когда почувствовал, как сильные руки схватили меня за руки и плечи, и меня подняли из воды на палубу чулука. Я перевернулся на спину и попытался посмотреть вверх. Ничего.
Двигатель заработал, и я ощутил дрожь палубы, когда мы двинулись прочь от острова. Оттуда по-прежнему доносился оглушительный грохот – это самолеты прикрывали нас, пока мы уходили. Я сел и крикнул сквозь шум: "Где остальные? Где остальные?"
"Ты вернулся последним, Дай Уи", - прозвучал голос рядом с моим ухом.
"Фат", - крикнул я, - "где остальные?"
"Вас вернулось трое, Дай Уи", - сказал Фат.
Через некоторое время я сказал "хорошо" и снова лег на грубую палубу. Чулук шел самым полным ходом, нос рассекал воду, и брызги летели через планширь.
Фат опустился рядом со мной на палубу.
"Бой на острове прекратился", - сказал он. "По нам больше не стреляют. Самолеты собираются в строй. Мне кажется, они уходят, но точно сказать сложно".
"Они вернутся для финального захода", - пробормотал я, моя голова раскалывалась.
"Да", - сказал Фат. "Сейчас мы идем к нашим джонкам, Дай Уи. Через несколько минут ты услышишь шум двигателей. Один из наших чулуков горит на воде, но я думаю, что экипаж сняли. Энсайн Тай на головном чулуке, и мы сейчас встанем позади него. Он смотрит сюда – беспокоится о тебе, я думаю".
"Остров", - сказал я. "Расскажи мне про остров".
"Это было прекрасно, Дай Уи. Похоже, весь остров горит. На северном конце был страшный взрыв. Там в казармах, должно быть, погибло много VC. Думаю, что штаба тоже больше нет. Самолеты били по обеим оконечностям очень сильно и очень много. Затем они прошлись по центру. Должно быть, на южном конце был склад боеприпасов, потому что был один взрыв, после которого прямо вверх полетели трассеры, а после него много более слабых взрывов. Много, много VC убито, Дай Уи. Я не думаю, что они снова воспользуются островом. Даже деревья горят. Над островом висит большое облако дыма от всех этих пожаров".
Я сел, и меня вытошнило, прямо на себя, но я не мог пошевелиться. Кто-то провел влажной тканью по моей груди и животу.
"Можете вытереть кровь из моих глаз?" – спросил я.
"Мы боимся касаться твоего лица, Дай Уи", - ответил Фат.
Я кивнул.
Потом я потерял сознание.

В первый раз я по-настоящему пришел в себя в госпитале в Сайгоне. Это было примечательно, потому что впервые за несколько дней у меня не болела голова.
Я наслаждался моментом. Я ощущал прохладные чистые простыни и удобный матрас. От вентилятора над головой дул легкий ветерок. Я не видел вентилятора, но слышал, как он вращается.
В промежутке в моей голове были только образы. Я помнил, как меня несли с чулука в вертолет, затем из вертолета в самолет – это, должно быть, было в Кап-Сен-Жак – и, наконец, из самолета в санитарную машину. Сквозь боль я мог слышать голоса, в какой-то момент ощутил сильный антисептический запах госпиталя. Я вспомнил, как говорил кому-то, кажется, медсестре, что у боли есть цвет. Он был красным, сказал я ей.
Потом был запах анестезии, и освобождение от боли, цветов и сознания. А потом первые несколько минут сознания без стука в голове.
Я поднес руки к лицу. Выше кончика носа все было забинтовано. Я осторожно ощупал свое тело. Оно чертовски болело, но не было ни сломанных костей, ни повязок, ни ран.
Я облизнул губы и позвал: "Медсестра!"
Я услышал, как открылась дверь и кто-то подошел к кровати.
"Как приятно, что вы вернулись, лейтенант", - сказала медсестра и сунула мне в рот термометр. "Доктор хочет, чтобы ему дали знать, как только вы придете в сознание, поэтому, если вы просто тихо полежите, он прямо сейчас будет здесь".
Я вынул термометр изо рта. "Мне не интересно, какая там у меня чертова температура", - сказал я. "Где Тай? Где мои джанкмены?"
Я почувствовал, как она выхватила термометр из моей руки, закудахтала и заворчала себе под нос. Она вышла.
Я снова закричал во весь голос: "Медсестра!"
Мне ответил тихий мужской голос. "Я ваш врач. Меня зовут Тайер. Вы находитесь в военном госпитале в Сайгоне, и вы самый удачливый человек, которого я когда-либо видел. Это чудо, что вы живы".
"Что со мной случилось, доктор?"
"Никто не знает. Это могла быть граната, или мина, или даже огонь с одного из самолетов. Все, что мы знаем, это что еще один дюйм в ту или другую сторону, и вы остались бы лежать там, на острове".
"Может быть, мне бы и следовало", - сказал я.
"Что?"
"Я слепой, доктор".
"Лишь частично".
"Повторите".
"Пройдет некоторое время, прежде чем с вас снимут повязки, но когда это сделают, вы сможете видеть правым глазом так же хорошо, как и раньше. Он не поврежден. Боюсь, левого глаза больше нет".
"Доктор Тайер, не обманывайте меня. Вы уверены?"
"Совершенно уверен".
"Тогда я даже сказать не могу, как я вам обязан".
"Ничего, Эриксен. Вы делаете свою работу, а я – свою. Судя по тому, что я слышал, вы проделали свою работу чертовски хорошо".
"Тем не менее, спасибо. Мне ничем не отблагодарить вас".
"Все в порядке. Теперь мы можем без боя измерить вам температуру?"
Когда он ушел, я снова заснул и проснулся голодным. Пришла медсестра, накормила меня, убрала посуду. Через несколько минут у меня появился посетитель.
Я почувствовал, что кто-то вошел в комнату и смотрит на меня.
"Кто здесь?"
Смутно знакомый голос ответил: "Меня зовут Шоу. Возможно, вы меня помните".
"Конечно", - сказал я. "Но я не ждал вас здесь".
"Я здесь своего рода координатор, Эриксен. Я стараюсь держать все в одном русле на всех фронтах: политическом, военном, дипломатическом. Я имею ранг министра в Госдепартаменте".
"Ну, приятно это знать", - сказал я.
Я услышал скрип стула, когда он сел возле кровати.
"Я думал, вам будет интересно узнать о рейде", - сказал он.
"О господи, да".
"Это была одна из самых важных побед в этой никчемной войне. Штаб был уничтожен. Казармы были разрушены. По крайней мере, половина вьетконговцев на острове была убита, и это очень сдержанная оценка. Пресса назвала это одним из самых дерзких рейдов за всю историю войн. Вы представлены к Военно-морскому кресту и производству в лейтенант-коммандеры, и потребуй вы даже Бруклинский мост, я думаю, Министерство обороны даст его вам".
"Спасибо", - сказал я. Это была единственная фраза, которую я смог придумать.
"Что касается VC, остров теперь совершенно непригоден для них. Конечно, они сгруппируются где-нибудь еще, выжившие, то есть, но я уверен, что они никогда больше не будут беспокоить кого-либо с острова".
"А что насчет наших потерь?" – спросил я.
"Пятеро были потеряны на острове, включая энсайна Фу. Мы не знаем, как они погибли. Мы потеряли еще четверых на джонках от огня стрелкового оружия. Одиннадцать человек были ранены, включая вас. Все остальные – не так серьезно".
"А как там энсайн Тай?"
"Он ждет снаружи. Всего доброго, Эриксен. Вы проделали огромную работу".
"Спасибо", - сказал я, и он ушел.
Через несколько мгновений к кровати подошел Тай и коснулся моей руки: "Дай Уи?"
"Привет", - сказал я. "Как твоя задница?"
"Дай Уи, я не знаю, что я с тобой сделаю. Ты целыми днями валяешься в постели, пока мы выходим в море. Неужели все советники подают такой плохой пример своим войскам?"
Он сел, и мы поговорили. Я спросил о семье Фу, и он ответил, что о ней позаботятся джанкмены.
Он сказал, что вся дельта была охвачена новостями о нашем налете на остров, а нанесенный реактивными самолетами авиаудар поднял дух жителей деревни.
"Оно того стоило, Тай?" – спросил я.
"Больше, чем мы надеялись, Дай Уи".
Когда он собрался уходить, я услышал, как он остановился у двери.
"Ты гордый человек, Дай Уи. Ты не спросил о Ле Тюйэт".
"Смесь гордыни и глупости", - сказал я. "Когда сможешь, Тай, приведи ее ко мне. Пожалуйста".
"Да, Дай Уи. Это будет несложно. Она сидела в зале ожидания с тех пор, как тебя сюда привезли".
"Она сейчас там?"
"Нет", - сказал он. "Она здесь".
Я не слышал, как она вошла. Я протянул обе руки, и она бросилась в них, обвила руками мою шею и целовала меня снова и снова. Я чувствовал слезы на ее щеках. Мы не разговаривали. Она долго лежала у меня на груди, все еще обнимая меня, и в комнате царили великий мир и тишина.
Через некоторое время мы заговорили. Я сказал ей, что с этого момента она останется со мной, что она может начинать как следует готовиться к тому, чтобы стать женой флотского офицера, и что по-прежнему существуют дела, которыми может заниматься одноглазый моряк. И что я их найду.
Она оставалась до тех пор, пока медсестры не заставили ее уйти.
На следующий день ко мне снова пришли посетители. Пришел Ренник и сказал, что меня отправят для выздоровления в Штаты, в любой госпиталь ВМС на мой выбор. Затем у меня будет отпуск, а после этого я получу новое назначение. Это было назначение, которое заинтересовало меня. Флот решил, что ракеты там или нет, но все равно будет необходимость в действиях канонерских лодок и патрульных катеров. Мне предстояло обучить тактике малого флота отобранную группу офицеров, которые будут командовать новыми лодками, которые мы собираемся строить. Это звучало неплохо.
Тай пришел снова и сообщил, что флот направляет 100-й дивизион джонок нового советника мне на замену. Он должен будет зайти ко мне через несколько дней.
Вернулся доктор. "Я смогу снять повязки через неделю или десять дней", - сказал он. А пока я могу отдохнуть или побродить по госпиталю с Тюйэт в качестве проводника. Медсестра может написать письма под мою диктовку, но не было никого, кому мне хотелось бы писать. Человек, который меня интересовал, ждал снаружи, в свежем, чистом аозай, едва заметно пахнущий духами, и выглядящий, я знал, подобно ангелу.
Как только ее впустили, она подошла прямо к кровати. Я поцеловал ее, а она погладила мое лицо под бинтами. Я рассказал ей о визите Ренника и о том, что нас ждет впереди, и мы принялись строить планы на свадьбу.
После небольшой паузы она сказала: "Эриксен, сегодня у меня с собой дневник Алана".
"Все в порядке, Тюйэт. Я оставил его тебе".
"Я знаю", - сказала она. "Мы оставим его себе. Но я принесла его сегодня, потому что хотела тебе кое-что прочесть".
"Хорошо. Давай".
"Это была последняя запись в дневнике", - сказала она, открывая блокнот Миллера.

_________________
Amat Victoria Curam

ДНЕВНИК МИЛЛЕРА

КАЖДЫЙ ВЕЧЕР здесь, в дельте, наступает пауза между дневным светом и темнотой, момент ожидания конца дня и наступления ночи. Это время, когда вся дельта переводит дыхание, и мужчины зажигают свои трубки, а женщины смотрятся в зеркала. Это стоп-кадр истории, длящийся секунду, а затем теряющийся в наступающей ночи.
Много раз этот момент заставал нас на джонках, идущих вверх по реке в поисках неприятностей; много раз он заставал нас в заливе, лежащих на палубе и смотрящих на наполненные ветром паруса, размышляющих о вечности.
Ибо вечность, это то, что касается каждого из нас.
И это та частичка вечности, в которой нам надлежит действовать.
К чему она может быть приравнена?
Джанк Форс научили меня иронии. Жизнь никогда не кажется столь сладостной, как тогда, когда вы убеждены, что собираетесь от нее отказаться. В этом отношении опасность, это наркотик, попробовав который, ищешь снова и снова, во все больших дозах. По логике вещей, это может привести только к одному концу: внезапно вы зайдете слишком далеко, испытывая удачу, и наступит тьма.
Нет, это не желание смерти.
Что же тогда?
Эриксен знает. Он профессионал, хорошо знает свое дело. Он может сделать бомбу из удобрений или удалить аппендикс посреди джунглей. Он прошел обширную подготовку, такую, какую проходят люди из Сил спецназначения, большей частью сам, во внеслужебное время, потому что он хочет быть лучшим во всем, чем бы ни занимался. Так что он лучший – лучший в изготовлении взрывных устройств, оказании первой помощи в полевых условиях, в убийстве вьетконговцев. Ему этого достаточно.
Я думаю, что каждый человек должен делать то, для чего он лучше всего подходит, и не позволять ничему отвлекать его от дела, которому он себя посвятил. Делать свое дело – вот в чем суть. Это кажется до смешного простым.
Куда это меня приведет? На какую стадию развития, на какое плато в этой долгой и медленной эволюции души?
Наступает ночь, поднимается ветер, и неуверенность, и все те безымянные страхи заползают, как партизаны, в уголки разума, прорывая оборону, проникая в сердце человека. Это пугает и вызывает в воображении образы черепов, поминальных свечей и саванов, и тихое, отчаянное одиночество, которое, кажется, будет длиться вечно.
Но затем на горизонте, за колючей проволокой, за минными полями, в небо взмывает пылающее солнце, проникая лучами света во все темные уголки земли.

_________________
Amat Victoria Curam

Вот такая книга.
Впервые я прочел ее два десятка лет назад. И чем-то она меня зацепила.
Возможно, временем написания. Когда еще толком ничего не началось. Когда казалось, что "Вот-вот, еще чуть-чуть, и мы этих узкоглазых дожмем. Что они, в конце концов, могут нам противопоставить?" Все остальное — высадка в Дананге, долина Йа-Дранг, бои при Дакто, Новогоднее наступление, долина Ашау, Кхесань... Все это будет потом. Кстати, что-то похожее сквозит и у Мура в его "Зеленых беретах".
А возможно тем, что это классический вестерн. Хорошие парни с верными друзьями-краснокожими в форте, окруженном врагами-краснокожими. Главный герой - жесткий и суровый одиночка, который пройдет через жестокие испытания и выживет, добившись своего и получив законную награду. Его друг — мечтатель и поэт, которому, вне всякого сомнения, не выжить на этой войне. Прекрасная девушка, которая, конечно же, достанется главному герою. И друг-краснокожий, самобытный, верный, преданный, восхищающийся своим бледнолицым братом...
Думаю, каждый найдет здесь что-то свое.

А я, поскольку в книге нет иллюстраций, возьму на себя смелость привести несколько фотографий, взятых из сети:

Вот так выглядел черный берет Хай Тхуйен и носимая на нем эмблема.





Такими были чулуки, на которых выходили на патрулирование Джанк Форс.



А так выглядели они сами.

_________________
Amat Victoria Curam

спасибо большое

_________________
XA2

Прекрасная работа! Спасибо!

Спасибо!

И снова спасибо!

Спасибо большое. Отличная книга.