Первая часть 5-й главы.

*****

5

СПЕЦИАЛЬНАЯ АВИАДЕСАНТНАЯ СЛУЖБА

— Ты участвовал в осаде Посольства?
— Нет, но знаю пару тысяч участников.
Лофти Уайзмен, писатель, бывший сержант-майор 22-го полка САС

Через пять дней после своего возвращения в Великобританию в конце 1979 года, я вернулся в армию. До этого мне пришлось больше месяца переписываться с отделом делопроизводства Военного министерства, готовя почву для своего возвращения. Относительно направления меня непосредственно на прохождение отборочного курса в Специальную Авиадесантную Службу существовали определенные разногласия, однако мое упорство в конце концов было вознаграждено. Представители военной разведки подробно расспросили меня о моей службе на территории Южной Африки, после чего я на день заскочил в Олдершот за снаряжением, и затем отправился в Херефорд готовиться к отборочному курсу. Несмотря на то, что я был в хорошей физической форме, перед началом отбора мне нужно было акклиматизироваться в горной местности. На подготовку у меня было около четырех недель.
Отбор в 22-й полк Специальной Авиадесантной Службы проходит в несколько этапов. Первый длится три недели, с постепенным увеличением нагрузок и завершается «контрольной неделей»: шестью маршами в горной местности (как правило, в районе Брекон Биконс в Уэльсе), с каждым маршем груз, который предстоит нести, увеличивается. Кандидатов, выживших на этом этапе, официально направляют для «продолжения подготовки». Следующим испытанием является учебный курс подготовки для ведения войны в джунглях, и наконец, после этого кандидаты направляются для прохождения общеармейских курсов по выживанию, которые завершаются их встречей с профессиональными следователями в ходе упражнения по поведению в плену.
Хуже места для тренировок и подготовки, чем Брекон Биконс, просто не придумаешь. Там практически всегда стоит ужасная погода. Во время предыдущего отбора один из героев Полка, майор Майк Кили (получивший за операцию в Мирбате Орден за выдающиеся заслуги), выйдя на марш с группой кандидатов, умер от переохлаждения. Мне удалось переговорить с человеком, последним видевшим его в живых. Он видел, что Кили замерзает, но офицер отклонил все предложения о помощи. «Поставь себя на мое место, Гарри. Я проходил отбор, и командир эскадрона приказал мне оставить его… Что бы ты сделал на моем месте?» Смерть такого опытного офицера стала горьким уроком, наглядно продемонстрировавшим все опасности, ожидавшие нас в горах Уэльса.
В первый день всех кандидатов собрали в полковом зале для совещаний, известном в Полку как «Синий зал». Там нам сообщили, что за следующие недели нам предстоит преодолеть подъемы, высота которых в совокупности равна высоте Эвереста, неся при этом на себе груз, начиная от 45 и до 65 фунтов, не считая оружия, воды и пищи. Услышав это, один из кандидатов собрал свои вещи и вышел.
В первую неделю нас постепенно вводили в сам процесс отбора, ставя несложные задания по чтению карты и ориентированию, чтобы убедиться, что мы не потеряемся среди холмов и гор. В конце недели нам предстояло пройти первую настоящую проверку уровня физической подготовки под названием «Вентилятор» — нужно было дважды перейти через Пен-и-Ван, высочайшую вершину Брекон Биконс. [1] На марше необходимо было уложиться в определенное время, а целью испытания было отсеять с отбора тех, кто не готов к нему физически. С ориентированием проблем не было — проклятый монстр был виден за мили. Сложность состояла в другом, — нужно было уложиться в контрольное время, которое, хотя нам его и не объявляли, составляло примерно четыре часа.
Выехав из Херефорда в семь утра, мы проехали около сорока миль до района проведения марша. Погода была жуткой даже по уэльским меркам. Ветер буквально сбивал нас с ног, несмотря на 45 фунтов за плечами. Холодный дождь вперемешку со снегом жалил каждую открытую часть нашего тела.
Наш учебный курс разделили на две группы: первая начинала подъем на гору со стороны Стори Армз, а другая выходила на марш от железнодорожной станции Торнпенти, расположенной с противоположной стороны горы. Мой путь наверх начинался от Стори Армз, и уже через несколько минут я обнаружил себя в одиночестве, сражавшимся с дождем и порывами ветра на подъеме. Каждый шаг становился личным достижением. Дюйм за дюймом, фут за футом, я медленно приближался к вершине, преодолев последние несколько сот ярдов на локтях и коленях.
При переходе через вершину нужно было соблюдать осторожность по причине крутых склонов. Любой неверный шаг мог привести к смерти, поэтому я решил просто съехать вниз — не самый удобный, но наиболее быстрый и безопасный способ. Продвигаться стало немного легче — я оказался в низине, где мне не так докучал ветер. Добравшись до старой римской дороги и трусцой пробежав до точки разворота, я хлебнул глоток воды, жадно проглотил шоколадный батончик «Марс», которым в основном питались кандидаты, и отправился в обратный путь.
Я держал хороший темп и до подножия Пен-и-Вана добрался запасом по времени, вот только погода ухудшалась. Ветер перехватывал потоки воды на водопадах еще в воздухе и с яростью сносил их в сторону. Следующие двадцать минут оказались отчаянными — ползя на руках и коленях, удерживая одной рукой винтовку, я карабкался по крутому склону, по скользкой глине и острым камням. Все это выматывало физически и морально, но в конце концов мне удалось добраться до вершины, после чего я достаточно легко спустился обратно к контрольной точке у Стори Армз.
Разыскав одного из инструкторов, сидевшего у «Лендровера», я доложил о прибытии. Он глотнул горячего чая из кружки и вычеркнул мое имя из списка, после чего глянул на небо и изрек:
— Хороший денек для отбора.
Безрадостно ухмыльнувшись, я устроился в кузове трехтонника. Я проделал свой марш за 3 часа 55 минут, прибыв к финишу четвертым. Остальные растянулись за мной на многие мили. Когда грузовик заполнился людьми, нас отправили на базу, где с чувством удовлетворения я сел ужинать.
Однако ощущение это быстро прошло. По комнате стали ходить инструкторы, пересчитывая нас по головам, и после чая нам приказали собраться в «Синем зале». Там Лофти Уайзмен, старший сержант-майор отборочного курса, сообщил, что они недосчитались одного человека. Он вызвал добровольцев для участия в поисках, и курс в полном составе сделал шаг вперед. По итогу отобрали двадцать человек, остальных разбили на две группы: одна должна была выступить на рассвете, второй предстоит сменить ее в полдень, если к тому времени пропавшего еще не найдут.
Ночью меня разбудила вернувшаяся поисковая партия. Один из бойцов сказал просто:
— Мы его не нашли.
Снаружи доносилось завывание ветра, а в тонкие деревянные стены барака барабанил дождь. Я плотнее завернулся в одеяло и тихо прошептал:
— Помоги ему Господь.
В шесть утра я позавтракал и доложился Лофти, стоявшему у здания учебного подразделения Полка. Уже было ясно, что пропавший скорее всего травмирован, и возможно находится без сознания. Нам нужно было отправляться в Стори Армз, снова подняться на вершину Пен-и-Вана и оттуда начать круговой поиск.
Всей группой мы начали медленно подниматься на темную гору, к геодезическому пункту на вершине, которому предстояло стать центром нашего поиска. В конце своего подъема мы заметили в тумане фигуру человека, привалившегося спиной к белому камню, обозначавшему геодезический пункт. Один из нас окликнул его, но никто не ответил. Пропавший солдат больше не мог отвечать. Он сидел, все еще с рюкзаком на спине, привалившись к камню, с винтовкой в руках. Мы видели следы его ног, когда он скреб по земле в отчаянной попытке подняться на ноги.
Мы могли только догадываться о том, что произошло, но скорее всего его развернуло порывами ветра, и он очутился на северном склоне горы, со стороны куум Гуди. [2] Поняв свою ошибку, боец вернулся к вершине, и обнаружил, что все уже ушли. Уставший, он ненадолго присел у скалы передохнуть, и тут своими цепкими пальцами его ухватил холод, погрузив в сон, от которого он уже не проснулся. Следы, оставленные ногами, свидетельствовали о том, что человек понял, что происходит и попытался подняться, возможно уже находясь в смертельном полусне, однако ему это не удалось. Никто не додумался искать его на северном склоне, со стороны куум Гуди — у Пен-и-Вана все склоны крутые, однако пробиваться на вершину отсюда, под проливным дождем и при яростных порывах ветра, должно быть потребовало нечеловеческих усилий. Мы молча стояли вокруг тела. Его почти никто не знал, однако все испытывали чувство утраты.
Один из нас спросил у Лофти:
— И что теперь, сэр?
Сержант-майор пару секунд помедлил с ответом. Он посмотрел на тело, затем перевел взгляд на нас.
— Он не прошел первый этап отбора, — произнес он. Эти слова вывели нас из оцепенения. В считанные минуты мы завернули окоченевшее тело в пончо и отнесли его вниз, к ожидавшим нас грузовикам.
Отбор в САС выжимает из вас все соки. По мере того, как следующие две недели мы пробивались вперед, наши тела превратились в сплошные язвы, вызванные трением наших тяжелых «бергенов». [3] Как бы хорошо ты ни обшивал и не подгонял лямки, на плечах и пояснице появлялись уродливые, глубокие красные рубцы. Когда вы надевали «берген», все было не так уж плохо: боль просто заглушалась всеми другими болезненными ощущениями, которые вы испытывали, но надевать его утром и снимать вечером было самым неприятным.
Вскоре численность кандидатов сократилась до половины от первоначальной численности. Наш первый марш под кодовым названием «Трубопровод» представлял собой тридцатикилометровый переход по скалистой местности Черных гор Уэльса с грузом 45 фунтов за спиной. В отличие от любого другого отбора, в котором я когда-либо участвовал, тебя здесь никто не поощрял и не вдохновлял. Кандидатам просто объявляли время построения на следующее утро — и никогда не сообщали, хорошо они справляются или плохо. Однако каждый из нас знал, что для того, чтобы пройти отбор, мы должны в среднем проходить не менее четырех километров в час, что соответствовало общему времени марша примерно в четыре с половиной часа. Для этого в преддверии контрольной недели наши инструкторы дали нам несколько простых советов: во-первых, как можно быстрее выходить на гребни возвышенностей; во-вторых, оставаться на высоте как можно дольше; в-третьих, сбегать вниз по склонам на ровную местность; в-четвертых, постараться не блукать и не теряться.
Построились мы в шесть утра. Трехтонные грузовики раскачивались от сильных порывов ветра, и все мы, пятнадцать человек, скорчившиеся в своих спальных мешках, слышали, как мокрый снег барабанит по тонкому брезенту кузова. Кандидатов разделили и погрузили в шесть грузовиков, которые направились к различным точкам выхода на маршрут. Такой подход не позволял нам следовать друг за другом, поскольку ты никогда не знал наверняка, идет ли человек перед тобой на ту же контрольную точку, что и ты. Инструкторы из кабины давали приказ на выход. Нужно было дождаться, когда вызовут кандидата перед тобой, свернуть спальный мешок, уложить его поверх «бергена» и, выбравшись из машины наружу, дождаться, когда тебя вызовут. Инструктор давал тебе первые координаты, убеждался, что ты правильно отметил их на карте, засекал время выхода, и ты уходил, двигаясь от одной контрольной точки до другой, стараясь держать приемлемую скорость. Во время первого марша я настолько разухарился, что, по словам наблюдавшего за мной инструктора, первые полмили в гору просто пробежал. На последней контрольной точке я глянул на часы — путь занял четыре часа, так что в норматив я уложился.
Как только грузовик наполовину наполнился для обратной дороги, мы отправились в Херефорд, к теплому душу и сухой одежде. После чистки оружия и подготовки рюкзака для следующего марша, наступало время ужина. Еда была важнейшей частью процесса отбора. Мы поглощали просто тонны еды, накладывая себе полные тарелки, а через считанные секунды возвращаясь за добавкой. По утрам творилось то же самое — три или четыре яйца, сосиски, бекон — столько, сколько ты мог съесть, поскольку останавливаться днем практически не было времени. На маршруте большинство из нас питались шоколадными батончиками «Марс», и лично я съел их столько, что до сих пор смотреть на них не могу.
Следующие два дня разнообразием не отличались. Ряды кандидатов неуклонно таяли. Некоторые выбывали по причине травм, но росло количество и тех, кто просто сдавался и выбрасывал полотенце на ринг. Еще через день инструкторы начали отсеивать тех, кто не укладывался в отведенное время. Об этом никогда не объявляли после марша, однако на утреннем построении вместо посадки в грузовик им говорили, что в 08.30 им нужно доложиться в учебном отделе. Этого момента ждали с замиранием сердца. На четвертый день нас осталось всего тридцать пять человек, и впереди оставались три самых тяжелых марша: «Скачки», «Нарисуй карту» и, наконец, «Выносливость».
«Скачки» представляли собой жуткий марш через высочайшие вершины Брекон Биконса, в том числе через зловещую высоту 642, со столь крутыми склонами, что бóльшую часть пути нам приходилось ползти вверх, цепляясь руками и ногами. Вес «бергенов» возрос до 55 фунтов, при этом погода все время ухудшалась.
В трехтоннике нас было всего четыре человека. Был вызван и ушел первый кандидат, а я лежал в тепле своего спальника, слушая завывающий дождь, отчаянно пытаясь как можно дольше оставаться в тепле. Следующим на выход был гвардеец. Он расстегнул свой спальный мешок на пару дюймов, низким голосом произнес, что имеет он все это ввиду, и снова застегнул мешок. Еще один, десантник из моего старого батальона, подошел к краю кузова, посмотрел на проливной дождь со снегом и быстро залез обратно в свой спальник.
Послышался нетерпеливый голос инструктора, который вызывал следующего участника. Я быстро вылез из своего спального мешка и, волоча его вслед за своим «бергеном», пробрался вперед и сообщил ему, что остальные остаются. Он дал мне координаты первой контрольной точки, отметил время, поднял окно и отправился спать. Отойдя на сотню метров, я как следует упаковал рюкзак и начал пробиваться к Пен-и-Вану, своему первому контрольному пункту.
Каждый человек, прошедший отбор, скажет вам одно и то же: рано или поздно наступает момент, когда ты находишься на самом дне, когда ты должен заглянуть к себе в душу, чтобы найти там силы продолжать свой путь. Для меня этот момент настал на «Скачках».
Снег был такой густой, что я не мог разглядеть свой компас на вытянутой вперед руке. Несмотря на то, что за несколько часов до этого я перестал чувствовать свои ноги, превратившиеся просто в два куска льда, от напряжения я вспотел. Голова шла кругом, — вероятно начинало сказываться переохлаждение. Остановившись, я заставил себя съесть батончик; мои руки настолько окоченели, что я не смог развернуть его как следует и просто съел вместе с оберткой. Было бы так здорово спуститься с высоты, найти дорогу и грузовик, который отвез бы меня туда, где можно было бы проспать целый месяц. Я покачал головой. В моем сознании промелькнула череда наглых физиономий из моего прошлого, я увидел всех обидчиков, которых когда-либо знал. От этого во мне начала закипать злоба, и эта злость согрела меня. Навстречу пронизывающему ветру и снегу я выплеснул весь свой протест и неповиновение:
— Вам не одолеть меня, ублюдки!!!
Пройдя все контрольные точки, и сев в трехтонный грузовик, я посмотрел на часы. Шесть часов — не блестяще, но достаточно хорошо, хотя и настолько замерз, что не смог вылезти из промокшей одежды, мне помогли два парня, которые пришли передо мной. Как только я забрался в спальный мешок, то тут же отключился.
По прибытии в Херефорд кто-то меня разбудил. Все тело одеревенело, я чувствовал себя настолько слабым и разбитым, что проковылял к своей палатке, как восьмидесятилетний старик. Даже в тепле здания я не мог перестать дрожать. Моих познаний в медицине хватало, чтобы понять, что едва не погиб от переохлаждения, но из-за боязни вылететь с отбора, я не осмелился никому об этом сказать. За ужином я съел как можно больше еды и выпил столько теплой жидкости, сколько смог в себя вместить, а затем отправился спать. Построение на следующее утро было назначено на 05:30, и на восстановление у меня было девять часов. Проснувшись в 04:30, я начал свой утренний ритуал: перевязал ноги эластичным бинтом, чтобы предотвратить появление мозолей и немного защитить лодыжки, затем надел две пары носков и свои все еще влажные ботинки, умылся, побрился, позавтракал, привел в порядок оружие и отправился на построение. К тому времени, когда мы расселись по грузовикам, нас осталось всего двадцать девять человек.
Следующим был марш, прозванный «Нарисуй карту»: во время него нужно было ориентироваться с помощью маленькой, нарисованной от руки, схемы. Кандидатам на всякий случай выдают и обычные карты, запаянные в пластик, но их использование означает отчисление с отбора. В ожидании выхода я сильно нервничал. День накануне был кошмарным, и я не знал, хватит ли мне сил на сегодня, но, поднимаясь на первый холм, почувствовал себя лучше. Когда же добрался до вершины, я почувствовал себя потрясающе. Профессиональные спортсмены потом рассказывали мне, что во время любой напряженной деятельности они проходят через стадию «умирания», пройдя через которую, в организме высвобождаются дополнительные резервы энергии, и, что самое важное, мозг начинает работать гораздо четче. Проверив по компасу свой азимут, я рысью отправился в путь, и с трудом дождался, когда мне сообщат следующий ориентир, прежде чем снова двинуться в путь. На вершине последнего холма я посмотрел вниз, увидел грузовик и понял, что это крайняя контрольная точка. Запрокинув голову назад, я подставил лицо под снег и дождь. Я был непобедим. Мое итоговое время, менее четырех с половиной часов, стало рекордным для марша «Нарисуй карту».
На базе мы были в 17:00, а уже в час ночи построились перед крайним испытанием контрольной недели — чудовищным маршем на выносливость. Менее чем за двадцать часов нам предстояло пройти почти восемьдесят километров вдоль всей гряды Брекон Биконс, неся на себе 65 фунтов. Чтобы доставить нас к месту старта, потребовалось всего два грузовика, так как нас осталось всего двадцать три человека. В отличие от других маршей, сейчас мы все стартовали из одной точки, и в ожидании команды все сгрудились возле своих грузовиков. В 03:00 Лофти опустил стекло своего «Лендровера» и крикнул:
— Вперед!
Все тупо посмотрели друг на друга, а затем бросились бежать, как лемминги к краю обрыва, и в течение десяти минут мы уже растянулись на сотню метров вдоль крутого склона горы. Первоначальное волнение улеглось, все выровняли темп, и когда через четыре часа забрезжил рассвет, я уже прошел Пен-и-Ван и спускался к первой контрольной точке у Стори Армз.
На протяжении всего дня мне удавалось поддерживать стабильный темп. Впервые с начала отборочного курса улучшилась погода. На середине маршрута я был четвертым, но с наступлением темноты погода вновь неожиданно испортилась: пошел мокрый снег. Когда я добрался до предпоследней контрольной точки, то уже продрог до костей и испытывал мучительную боль. Накатила такая усталость, какую я никогда раньше не испытывал, но, пробивая ногами снег, каждый шаг по которому был по-своему маленькой победой, я понимал, что должен идти дальше — если остановлюсь, то продолжить уже не смогу. Вспомнилось замершее тело у геодезического пункта и слова, произнесенные Лофти.
Мы описали огромный круг и должны были финишировать там, откуда начали, у водохранилища Талибонт. Я знал, что крайний контрольный пункт был уже близко, но последние несколько сотен метров оказались сущим мучением. Остановившись, я попытался было съесть батончик «Марс», но он оказался замершим, а мои пальцы настолько онемели от холода, что мне даже не удалось вытащить его из кармана, поэтому пришлось бросить эти попытки. О последнем отрезке пути у меня остались лишь самые смутные воспоминания. Помню, что был в лесу, и спотыкался о деревья, пробираясь сквозь снег. Потом оказался на дороге, хотя по дорогам передвигаться было запрещено. Я посмотрел вверх — передо мной стоял Лофти.
— Где следующая точка, сержант? — Прохрипел я.
— Это крайняя точка, Гарри. Садись в один из грузовиков. Ты прошел контрольную неделю.
В грузовике я снял ботинки, и мои ноги тут же распухли, как воздушные шарики. Боль была невыносимой. Но я прошел, финишировав четвертым. Чтобы пройти маршрут мне потребовалось ровно семнадцать часов. Первым, с ошеломляющим временем в четырнадцать часов, финишировал ланс-капрал «Док» Поллок, дипломированный врач, и бывший майор парашютного полка Территориальной Армии. В свои тридцать с небольшим лет он так сильно хотел поступить в САС, что ради прохождения отбора отказался от офицерского звания, зная, что если бы на строевой службе он его сохранил, то к моменту окончания подготовки был бы уже слишком стар для участия в отборе. Преждевременно облысевший и небольшого телосложения, он, тем не менее, был одним из самых крепких мужчин, которых я когда-либо встречал.
Как только пришли первые шесть человек, нас отвезли на базу. Мне хотелось только одного: принять горячий душ и оказаться в теплой постели. У Дока были другие планы — ему захотелось отправиться в город. Бросив меня в душ, он позже практически одел меня и помог добраться до своей машины. После пары пинт Док решил, что китайская еда поможет мне встать на ноги, но я успел только взять в рот первую ложку, прежде чем упасть лицом в тарелку с курицей под соусом карри. К счастью, Док не дал мне захлебнуться. Когда на следующее утро я проснулся, бóльшая часть соуса все еще была в моих волосах.
Все двадцать три человека, начавшие марш на выносливость, закончили его, и все, за исключением Дока, выглядели ужасно. Мы не были похожи на суперподготовленных новобранцев САС, мы были разбиты, словно старики. Последующие три недели оказались довольно приятными, поскольку мы проходили обучение владению оружием и тактике, готовясь к следующему серьезному испытанию: к джунглям.
Каждый день у нас была физическая подготовка. Зачастую это была просто пробежка, но иногда мы ходили в спортзал на круговую тренировку, которая всегда заканчивалась игрой в «убийственный мяч». [4] Каждый из нас надевал пару боксерских перчаток, и вся группа делилась на две команды: те, которые были в майках, и те, которые были без них. Лофти объяснил суть игры.
— Цель игры — доставить этот мяч на мат ваших соперников. — Он указал на два мата, расположенных в противоположных концах зала. — Правило только одно: если вы взяли мяч, вас могут ударить. — Он посмотрел на офицера. — Вам понятно, босс?
Офицер сардонически усмехнулся. Во время отбора все кандидаты, включая офицеров, получают приказы от сержантов САС, которые выступают в качестве инструкторов.
— Даже мой примитивный мозг может это понять, сержант-майор.
Лофти кивнул, передавая офицеру мяч, и, когда тот взял его, ударил его прямо в лицо. Через несколько секунд офицер оказался в гуще тел.

*****

Наша подготовка по ведению боевых действий в условиях джунглей проходила в удушающей жаре Белиза. Прежде чем разместить в подготовленном лагере в тропическом лесу, нам предоставили два дня на акклиматизацию. Потом нас разделили на штатные патрули по четыре человека в каждом. Оказавшийся в моем патруле армейский инструктор по физической подготовке Фил Ди, был умным и вдумчивым человеком, но совершенно лишенным солдатских навыков. Коренастый, светловолосый боец из эскадрона связи САС, Фрэнк Кей, отличался необычайной откровенностью и прямолинейностью, доходившей иногда почти до грубости. Он некоторое время был придан Полку в качестве связиста, и имел свою точку зрения обо всем на свете. Его манеры частенько заставляли меня скрежетать зубами, и мне неоднократно требовалось все мое самообладание, чтобы его не удавить. Последним был невозмутимый и жизнерадостный сапер Джон Эйч, шотландец, обладавший непревзойденным чувством юмора, и который своим остроумием многое сделал для того, чтобы на протяжении следующих нескольких недель успокаивать наши расшатанные нервы. Он был увлекающимся человеком, быстро учился, и сразу же пришелся по душе всем нам, — к нему сложно было не проникнуться симпатией.
В первый день нам нужно было сделать «баша» и обустроиться в них. Любовь САС к джунглям, возникшая в результате многочисленных проведенных в них кампаний, отражается в том, что все строения, от своего собственного дома и до лагерных бараков, в Полку называются «баша». Никто из моих соотечественников в тропическом лесу раньше никогда не бывал, поэтому на мои плечи легла задача обучить их искусству чувствовать себя в новых условиях комфортно.
В отличие от большинства других спецподразделений в мире, в САС не проводят никакого психологического тестирования потенциальных кандидатов. Да это и не нужно: все необходимые вопросы задают джунгли. Многочасовая работа, удушающая жара, постоянная влажность, непрерывные укусы насекомых — все это уже тяжело само по себе. Но у джунглей есть еще много чего интересного. На каждом дереве есть сучок или шип, который может зацепиться за вашу одежду. Если вы начнете с ним бороться, когда зацепитесь, то раздерете и одежду, и кожу в клочья. С верхних веток постоянно сыпется грязь и прочая дрянь, которая непременно попадает вам на шею и за шиворот, из-за чего вы чувствуете себя так, как будто вас атакуют муравьи. На каждые три шага вперед вы делаете два шага назад. В таких обстоятельствах нервы зачастую не выдерживают. Самые мелочные, незначительные вещи, кажется, приобретают непропорционально большую важность и значение. Даже очень спокойные в обычных условиях люди могут слететь с катушек от случайно оброненного замечания, потерявшегося письма, даже от одолженного пива. Инструкторы всегда присутствуют рядом, следят за малейшими признаками раздражения, гневливости или разочарования. Кто-то однажды написал, что джунгли нейтральны, но он ошибался. [5] Джунгли — это враг; они могут завершить вашу карьеру в САС, даже не начав ее, или даже убить вас. И джунгли в Белизе были самыми ужасными и грязными из всех, что мне доводилось видеть.
Инструкторы занимали центр лагеря. Вокруг них широким кругом раскинулись маленькие стоянки наших отдельных патрулей. Вскоре наши дни превратились в рутину. Мы вставали незадолго до рассвета, чтобы отправиться на построение. Вставать по утрам было несложно, поскольку за полчаса до восхода Солнца начинали петь все птицы и насекомые, которые только могли это делать. Первым делом нужно было переодеться из сухой одежды для отдыха в мокрую повседневную, что никогда не было приятным занятием. После построения у нас было полчаса на завтрак, затем все отправлялись в центральный лагерь на утреннюю «молитву» (все совещания в САС называются молитвами), где нам сообщали, что нас ожидает на протяжении дня. Каждое воскресенье представляло собой «свежий день», выходной, когда вертолет инструкторов подбрасывал нам свежие пайки: несколько картофелин, немного овощей, мясо и почту. Этот день мы всегда ожидали с нетерпением.
Наша боевая подготовка состояла из отработки навыков действий во время боестолкновения и навыков патрулирования. Первые были призваны проверить нашу реакцию на встречу с противником, в то время как вторые являлись просто маршрутами, которые мы проходили при передвижении через джунгли. Навыки действий во время боестолкновения с противником в САС все еще основывались на патрулях в составе четырех человек, которые использовались в кампаниях в Малайзии и на Борнео в конце 1950-х и начале 1960-х годов, но я полагал, что это устаревшая система, которую необходимо кардинально пересмотреть. Мой опыт службы в Африке убедил меня в том, что патрули должны состоять как минимум из шести человек, обладающих большой огневой мощью, включая как минимум один легкий пулемет и миномет. В САС же полагались на тактику «стреляй и беги», применявшуюся в их прежних войнах в джунглях. В этом случае, если один человек получал ранение, то для его эвакуации требовалось еще два человека, а сдерживать врага оставался только один. Когда я обучался основам ведения боевых действий в джунглях, патрулям сил специального назначения противостоял хорошо вооруженный и агрессивный противник, и один человек просто не мог долго его сдерживать. Главными преимуществами спецназовцами были более высокая мотивация, агрессивность, высокий уровень подготовки, и, что самое главное, — внезапность. Патрули спецназа появлялись там, где противник меньше всего их ожидал встретить, — в своем собственном тылу. В огневом контакте южноафриканцы максимально использовали элемент внезапности, стараясь в первые же, критически важные, секунды боя рассеять своего врага и вызвать в его рядах хаос и замешательство. Зачастую это приводило к тому, что противник полагал, что он столкнулся с гораздо более крупными силами, чем было на самом деле. Тактика же в стиле «стреляй и беги», которой придерживались в САС, просто отдавала инициативу в руки врага. Во многих отношениях Специальная Авиадесантная Служба являлась очень инновационной организацией, но в то время она в определенном роде была чрезвычайно медлительна к изменениям и, казалось, готовилась к прошлой войне, а не к тактике, необходимой для выживания в следующей. Только шесть лет спустя, в 1985 году, патрули САС стали более многочисленными и стали применять более агрессивную тактику, которая, по моему мнению, и была необходима современным силам специального назначения.
Что касается навыков патрулирования, то через вторичные джунгли было практически невозможно передвигаться. Большинство крупных деревьев было вырублено, и тут в изобилии росли гигантские папоротники. Единственный способ пробраться через них заключался в том, что головной человек в патруле падал вперед на всю длину своего тела, затем продвигался дальше и повторял процесс. Помимо того, что это была изнурительнейшая работа, передвигаться подобным образом было еще и опасно. Часто на тебя сыпались сломанные ветки, которые наносили глубокие порезы, и ты не видел, куда идешь и куда падаешь. Однажды три человека одного из патрулей упали один за другим с небольшого обрыва. Только благодаря тому, что они упали в воду, а не на камни, смертельного исхода удалось избежать, но даже в этом случае двое получили настолько серьезные травмы, что не могли продолжать тренировки в течение нескольких дней.
Одно из патрулирований протяженностью всего четыре километра заняло у нас почти двенадцать часов. Когда нашему патрулю нужно было заложить тайник, который должен был изъять другой, это заняло у нас четырнадцать часов изнурительного труда. С наступлением темноты мы все еще находились вне лагеря в джунглях, и чтобы вернуться обратно, нам пришлось идти по грудь в реке, протекавшей через лагерь. Один из инструкторов обронил, что нам не придется делать это в Африке, и у меня попросту не хватило духу сообщить ему, что я уже делал это в Африке. Хотя там не было крокодилов, река кишела змеями и пиявками, пару дюжин из которых после марша я снял прямо с себя.
В конце курса подготовки нас выпустили в самостоятельное плавание в джунгли с определенным набором заданий: изъять тайник, разведать лагерь противника, затем вместе с другими патрулями устроить на него засаду. На одной из днёвок мы лежали, готовясь к полуденному сеансу связи, когда совсем рядом услышали шорох. В целях самообороны у нас у всех были боевые патроны и сейчас все, как один, потянулись за магазинами. Не успели мы их вставить, как через наш лагерь промчался гигантский дикий кабан с огромными, острыми как бритва клыками, опрокинул рацию и сломя голову, бросился в заросли. Я успел вставить магазин и вскинуть винтовку, но стрелять уже было не во что. Несколько секунд мы все смотрели ему вслед, потом Джон потер живот и сделал жест, как будто жарит бекон. Беззвучно посмеявшись, все продолжили выполнять свои задачи. Это были суровые рутинные патрули: никаких разговоров, никакого приготовления пищи. Мы стали единым целым, инстинктивно понимая значение каждого жеста и знака товарища.
Встретившись с остальными кандидатами нашего курса, мы отправились организовывать засаду. В отличие от разведывательно-диверсионных отрядов ЮАР, в САС перед засадой прятали свои «бергены», с чем я до сих пор не согласен. В Африке мы вкапывали свои рюкзаки в землю перед собой, что обеспечивало нам легкий доступ к боеприпасам и давало дополнительное укрытие. В случае контратаки противника мы могли схватить их и начать отход. Последнее, что мне хотелось бы делать в случае, когда нас преследуют, — это начать разыскивать свой рюкзак, особенно в темноте. Мы устроили учебную засаду на инструкторов с холостыми патронами, когда они шли вниз по реке. В ответ они открыли огонь боевыми патронами поверх наших голов. Последовав стандартному порядку действий на этот случай, мы ушли в сторону, и на пункте сбора снова попали под обстрел, потеряв свои «бергены». В результате нам пришлось возвращаться в лагерь, организовав ночевку в джунглях без снаряжения, и спать на голой земле, где живут твари, которые с удовольствием хотят тобой полакомиться. Естественно, ночь была очень некомфортной.
Это оказалось крайнее упражнение этапа подготовки в джунглях, шесть недель форменного чистилища. Впервые мы побрились и вернулись на базу, где у нас оставалось три дня, чтобы быстро загореть перед возвращением домой.
К сожалению, снова произошла трагедия. В свою первую ночь вне джунглей молодой сапер с моего курса напился в пабе неподалеку от лагеря. Никто так и не понял, что именно произошло, но часовой у главных ворот услышал скрежет тормозов и шум удаляющейся машины, после чего раздался стон. Парень лежал без сознания со сломанным позвоночником. Ходить он больше так и не смог. Скорее всего, на неосвещенной грунтовой дороге его сбило такси, и водитель оставил его у входа в лагерь.
На следующий день мы с Филом Ди стояли в очереди на ланч, когда до наших ушей донесся разговор. Стоявшие напротив нас двое молодых солдат из 2-го батальона Ирландских рейнджеров разговаривали о предстоящем отпуске домой. Один из них выразил сомнение в том, что на следующий день сможет сесть в самолет.
— Почему? — Спросили его.
— Из-за всех этих травмированных. Они зарезервировали место под носилки. — Он сделал паузу, чтобы оглядеться вокруг, затем понизил голос до заговорщицкого шепота. — Знаете ли, это САСовец. Прополз десять миль со сломанным позвоночником.
Вот так рождаются легенды.
Мы улетели обратно в Англию, и никто из нас не знал, кто прошел, а кто провалился на курсе. Ужин прошел в тишине, каждый из нас гадал, каким будет результат. Оценить свою собственную работу было трудно. Джунгли — это в равной степени испытание и характера, и физической подготовки. Двадцать два человека терпеливо ждали, когда в комнате появится Лофти. Потом он вошел, держа в руке единственный лист бумаги.
— Те, кого я сейчас назову, должны будут доложиться в учебный отдел для своего возвращения в часть.
Он начал медленно зачитывать фамилии, и по мере того, как называлось каждое имя, человек выходил из комнаты. Наша группа становилась все меньше и меньше, и когда сержант-майор закончил, нас осталось двенадцать человек.
— Поздравляю всех оставшихся. Вы прошли этот этап отбора. Вам всем предоставлен недельный отпуск. Если кому-то нужен проездной документ, обратитесь к дежурному по эскадрону.
Он повернулся и вышел. Секунду стояла тишина, а потом все как один взорвались победными криками и начали поздравлять друг друга. Отбор прошел весь мой патруль, и я был очень доволен собой.
Пэт с детьми жила тогда в Бате, и я отправился к ним на отдых. Первые три дня прошли очень хорошо; я наслаждался бездельем. На четвертый день у меня поднялась температура. Местный врач прописал мне антибиотик, который должен был помочь мне встать на ноги, и посоветовал обратиться к врачу по возвращении в часть. Я последовал его совету, однако помимо слабости, никаких симптомов болезни больше не чувствовал. Мы отрабатывали стрельбу из пистолета — вводную часть к курсу ближнего боя, являвшегося одной из специализаций Полка. Я был полностью поглощен боевой подготовкой, когда у меня начались головные боли. Поначалу они были ноющие, но постепенно усилились до такой степени, что однажды я потерял сознание прямо в расположении. Вызвали врача; опять поднялась высокая температура. Меня отправили в больницу, где поместили в изолятор — медицинский персонал работал со мной в стерильных условиях, отделив от других сотрудников и остальных пациентов. Анализ крови причину болезни не выявил, поэтому у меня взяли спинномозговую пункцию. Оказалось, что я подхватил вирусный менингит, и попади я в больницу на день позже, все было бы кончено. Последующие две недели стали настоящим кошмаром, но в конечном итоге, благодаря прекрасному уходу, я полностью оправился от последствий болезни, правда сильно похудел и ослаб.
Последний этап отбора, посвященный выживанию в боевых условиях, начинался в следующее воскресение. В субботу я еще находился в больнице, однако мне удалось убедить врача, что достаточно хорошо себя чувствую и готов выписаться.
— Вы же не собираетесь подвергать себя чрезмерным нагрузкам? — Спросил он меня на прощанье.
— Ну что вы, что вы, конечно же нет! — Воскликнул я.
В воскресенье я присоединился к оставшимся двенадцати кандидатам для прохождения общеармейского курса по выживанию в боевых условиях. В «Синем зале» собрался весь цвет офицерского и сержантского состава Британской армии. Лофти зачитал список. Моей фамилии в нем не оказалось. Я поднял руку, и сержант-майор взглянул на меня.
— Гарри, я думал, что ты умер!
— Пока еще нет, Лофти.
После этого он внес меня в список.
Той ночью нам дали небольшое задание по ориентированию ночью. Для тех, кто прошел отборочный курс, такого рода упражнения не представляли никакой сложности. Работал я в паре с Филом Ди. Фил рванулся вперед, я же, сделав несколько шагов, остановился, начав задыхаться. Мой напарник вернулся и взволнованно спросил, все ли со мной в порядке. Я кивнул, с трудом переводя дыхание: мне казалось, что мою грудь сжимает гигантская рука, но я знал, что через пару дней приду в норму. Фил помогал мне всю ночь; думаю, что без него мне не удалось бы справиться с заданием. К финишу мы пришли предпоследними, чем сильно удивили некоторых инструкторов — мы едва уложились в норматив по времени. Помогая мне, Фил сильно рисковал слететь с курса, за что я всегда буду ему благодарен. Но я оказался прав, — через две недели слабость прошла, и я стал чувствовать себя так же хорошо, как и обычно.
Во время трехдневного упражнения по выживанию, когда мы сами строили шалаши и питались тем, что смогли поймать, раздался голос из моего прошлого.
— Давно не виделись, Джок.
Я стремительно повернулся. Передо мною, во всей своей красе, стоял Грэхэм Уилсон, руководившей операцией «Молоковоз». Я высунулся из кустов, и мы, к величайшему удивлению сопровождавшего его полкового адъютанта, по-братски пожали друг другу руки.
Грэхэм, ныне командир полка Специальной Авиадесантной Службы Родезии, прибыл передать полковые регалии на хранение в 22-й полк САС. После завершения упражнения мы отправились в бар. Там он с горечью признался, что война проиграна. Он покидал Родезию и переезжал в ЮАР. Мы выпили и вспомнили общих знакомых, некоторых из которых уже не было в живых, а когда уже расставались, он произнес:
— Эх, Джок, славные были деньки. — На его серьезном и волевом лице промелькнула ироничная улыбка. — Кто бы мог подумать, что так все закончится.
Глядя на него, как он удалялся в темноте, меня захлестнула печаль. Уходил человек, который проиграл свою войну, потерял свой полк и свою страну.
Отборочный курс завершало упражнение на сопротивляемость допросу. На следующий день, в 09:00 нас построили, тщательно обыскали, и выдали униформу и шинели времен Второй мировой войны. После этого нас перевели в пересылку и поручили заботам подразделению «охотников», гуркхов, которые обрабатывали нас на протяжении следующих 12 часов. Им приказали устроить нам «веселую жизнь», и они, со свойственной им исполнительностью, нас не щадили, ни на минуту не оставляя в покое, заставляя отжиматься в лужах, часами стоять у холодных стен или сидеть со скрещенными ногами и с руками за головой на бетонном полу. Охотники были всегда рядом, подгоняя нас прикладами и выкрикивая оскорбления на своем гуркхали.
Вдруг раздался оглушительный взрыв, сопровождавшийся беспорядочной стрельбой. Какие-то люди, одетые в полувоенную форму, ворвались к нам, крича:
— Мы — бойцы сил сопротивления, следуйте за нами!
К нам подошел человек, лицо его было скрыто капюшоном, а в руке он держал затененный фонарь.
— Так, ребята, мы вас вызволили, но по дороге к границе полно блокпостов. Я раздам вам схематичные карты, а вы разобьетесь на пары, после чего пройдете по цепочке наших агентов до самой границы, где мы вас встретим и переправим в безопасное место. Выбирайте напарников и готовьтесь — начинаем через двадцать минут.
Наш грузовик мчался в темноте, и от реализма всего происходящего нас охватило возбуждение. Я работал в паре с Филом Ди. Вскоре нас высадили в темноте, торопливым шепотом сообщили координаты местонахождения первого агента, и мы побежали по темным лесам и холмам. Отбежав подальше от места высадки, мы с Филом, с которым к тому времени я уже успел подружиться, остановились переговорить.
— Ну надо же, повезло мне, получил инвалида в напарники, — произнес Фил.
Я ухмыльнулся в темноте и шепотом ответил:
— Ага, вес этой кислородной палатки прибьет меня.
Фил наклонился поближе и прошептал мне в ухо:
— Смотри, не потеряй ее — она нам еще пригодится по завершению отбора.
Мы засекли направление, отыскали на небе Полярную звезду и побежали на север, в направлении своего первого пункта встречи.
Следующие семь дней нас неотступно преследовали безжалостные «охотники». Мы шли ночами, прячась в светлое время суток и питаясь куском хлеба, который при встрече передал нам один из агентов. Ночи уже стояли холодные, и мы жались вместе под шинелями, пытаясь согреться. Местные жители, предупрежденные о нашем возможном появлении, были настроены враждебно и о малейших своих подозрениях сообщали гуркхам.
Наконец, уставшие, замерзшие и голодные, мы добрались до последнего места встречи. Там нам дали пару кусков хлеба и снова погрузили в грузовик. Снова рядом с нами появилась фигура с закрытым лицом.
— Отличная работа, парни. Скоро мы переправим вас через границу, и вы будете в безопасности. Я…
Его слова прервал скрежет тормозов, крики и выстрелы. Задний борт грузовика откинулся. Десятка два вооруженных винтовками гуркхов направили на нас луч света. Нас схватили, накинули мешки на голову и связали руки. С этого момента каждый из нас стал сам за себя.
Нас отвезли в центр для проведения допросов, где всех раздели и осыпали оскорблениями, после чего выдали тюремную одежду и снова завязали глаза. Следующие сорок восемь часов, в перерывах между допросами мы провели в камерах. В них постоянно звучал белый шум, громкость которого, казалось, сотрясала здание до самого фундамента. Внутри наброшенных на голову мешков казалось, что от шума вибрирует каждая косточка наших черепов. Нас держали в постоянном напряжении, заставляя либо стоять, опираясь кончиками пальцев на стену, либо сидеть, выпрямившись, с руками за головой — в обоих положениях тело начинало нестерпимо болеть уже через несколько минут. Любая попытка смягчить боль, например, расслабить пальцы, опираясь ладонями на стену, либо наклониться вперед в сидячем положении, немедленно каралась жестокими ударами охранников-гуркхов.
Правила поведения на допросах были просты: нужно было просто повторять т.н. «большую пятерку» — имя, звание, личный номер, дату рождения и группу крови. Любые отклонения от этого, слова «да», «нет», или просто кивок в ответ на вопрос, означали провал. «Следователи» сильно отличались друг от друга, как и их подходы, — от шутника, который старался рассмешить, до крутого парня, который старался запугать. Иногда они работали вместе: хороший и плохой «полицейский» — мягкий и грубый. Наиболее убедительными — и, пожалуй, наиболее опасными для нас — оказались две девушки, умолявшие подписать клочок бумаги, в противном случае им якобы грозили неприятности.
Когда ты еще относительно полон сил, сопротивляться «следователям» достаточно легко. Иногда происходящее даже забавляло. Однако спустя несколько часов белого шума, боли от сведенных судорогой мышц, и что еще более существенно, недостатка сна, становится уже не до смеха. Под конец всем с трудом удавалось цепляться за свое чувство реальности.
Более чем через двое суток после поимки, меня привели в кабинет подполковника, сообщившего мне, что испытание закончено. Я отказывался в это поверить, пока не позвали одного из инструкторов, подтвердившего, что мне уже можно расслабиться и начать отвечать на вопросы. Офицер расспросил меня о моих впечатлениях, и сообщил, что мое поведение на этом этапе оценено высшим баллом. Затем меня отвели в столовую, где я впервые за девять дней смог нормально поесть. Никогда ранее яйца, бекон и сосиски не казались мне такими вкусными, и я был в восторге.
Сидевший за моим столом Джон Эйч отнюдь не выглядел счастливым. Я спросил у него, что произошло. Он печально взглянул на меня.
— Эти чертовы девчонки убедили меня расписаться на листке… — Он опустил голову. — Я не прошел этот этап.
Плохие новости на этом не закончились. Провалился также еще один из бойцов моего патруля в джунглях, связист Фрэнк Кей. Используя навыки, приобретенные во время службы в подразделении связи, он пронес на отбор компас, однако при обыске его обнаружили. Мы с Фрэнком не ладили. Я считал его первостатейным сукиным сыном, и у нас с ним были трения на протяжении всего отбора, однако провалиться на последнем этапе было тяжелым ударом, который не пожелаешь никому. Фрэнка уже отчислили с курса. Кто-то позвал Джона, он встал, протянул руку и произнес:
— Увидимся, Гарри.
Он побрел прочь, и никогда в жизни я не видел более печальной картины. Год спустя Джона снова допустили к отбору, и он прошел его с начала и до конца, попав по итогу в эскадрон «А». В конце 80-х за участие в перестрелке в Ольстере его наградили Военной медалью.
Я остался сидеть за столом в одиночестве, наедине со своими мыслями. Через несколько минут ко мне подсел дежурный по эскадрону, который поделился со мной очередной порцией плохих новостей. Док Поллок, показавший выдающийся результат на марше на выносливость, берета не получит. Его семья некоторое время жила в Восточной Европе и военная разведка не рекомендовала его зачислять в состав Полка. Из примерно ста двадцати кандидатов, начавших отборочный курс, нас осталось всего восемь. Дежурный уставился на меня немигающим взглядом.
— Ты способен воспринимать шутки, Гарри?
— Я способен на все, — ответил я.
— Так, у нас возникли небольшие проблемы с твоей аттестацией, — он увидел, как я встрепенулся, и поднял вверх руку. — Не волнуйся, тебя пропустят, но проверка займет еще пару недель. На это время нам придется тебя отправить тебя на курсы.
— Какие курсы?
— Взводных сержантов.
Это были одни из самых престижных учебных курсов в Британской армии.
— И когда я должен начать?
— В 16.00. Вот твои документы. Извини, но до окончания проверки в лагере тебе лучше не появляться.
Проспав пять часов, я в пять утра покинул центр для допросов. В полдень я прихватил свои вещи и к 16.00 уже был в школе боевой подготовки. За следующие восемь недель я изучил все, что армия сочла нужным мне преподать по управлению подразделениями и тактике. Сама учеба мне понравилась.
По окончании курсов мне приказали доложиться непосредственно командиру, подполковнику Роузу. Когда я вошел к нему в кабинет, он говорил по телефону. Увидев меня, он прикрыл трубку рукой.
— Маккаллион? Вы аттестованы. — С этими словами офицер бросил мне через стол светло-серый берет. — Добро пожаловать в Полк. Доложитесь в эскадроне «А».
Несмотря на то, что берет был на пару размеров больше чем надо, я немедленно надел его, и мне показалось, что я стал на десять футов выше ростом. Однако доложиться в эскадроне «А» оказалось непросто — они находились в Северной Ирландии. Через четыре часа я уже сидел на борту самолета, летевшего в Белфаст.

ПРИМЕЧАНИЯ:

[1] Игра слов. Название марша — «Fan Dance», и название высоты — «Pen-y-Fan».
[2] Куум (англ. cwm) — название т.н. «ледникового цирка» (глубокой полузамкнутой чашеобразной впадины, выработанной в привершинной части склона ледниковых высокогорий).
[3] Штатный армейский рюкзак Британской армии.
[4] Англ. murder ball.
[5] Очевидный намек на книгу Спенсера Чепмена «Джунгли нейтральны». Эти воспоминания о войне в малайских джунглях против японских войск во время Второй мировой войны до сих пор считаются классической работой по ведению партизанской войны, а также краеугольной в формировании мышления всех без исключения военнослужащих спецназа.

Спасибо большое

Вторая (крайняя) часть 5-й главы

*****

Из всех задач, которые приходилось выполнять Специальной Авиадесантной Службе, их выход на сцену в Ольстере является, без сомнения, одним из самых сложных и, безусловно, самым противоречивым за все время существования части. Впервые полк САС был размещен в Провинции в 1969 году, и патрулировал горы Мурн, но был быстро выведен. Потом, несмотря на все утверждения республиканцев и апологетов из левого крыла, его держали в стороне от Ольстера до тех пор, пока вернуть его не вынудила жестокая серия убийств на религиозной почве в Южном Арма в 1975 году. Полк оказался настолько успешен в борьбе с Провосами в этом регионе, что часть была развернута по всей территории Провинции в составе эскадрона численностью около шестидесяти человек. В начале 1980 года в Провинции в полном составе находился эскадрон «А». Первоначально роты (отряды) эскадрона были рассредоточены по трем населенным пунктам, но в последующем их количество сократилось до одного подразделения, и, соответственно, одного места дислокации. Но поскольку 14-я разведывательная рота по-прежнему имела в своем составе три отряда, такая схема объясняет, почему и по сей день в специализированном и тесном мире антитеррористических подразделений Ольстера Специальную Авиадесантную Службу называют просто «Рота», а 14-ю разведывательную роту — «Отряд». [6]
Я вошел в состав авиадесантного отряда и быстро освоился в эскадроне. Когда мы не ходили на операции, то проводили день на стрельбище или в спортзале. Операции проводились часто, хотя большинство из них, основанных на информации Специального отдела, были не более чем надуманными. В подразделении даже бытовало мнение, что какая-то часть таких операций проводится только для того, чтобы задобрить Спецотдел, прежде чем получить действительно хорошую работу. По-настоящему хорошая работа появилась в Лондондерри всего через две недели после моего прибытия. Казалось, что там точно будет боестолкновение с противником. Для выполнения задачи требовалось двадцать человек, но в число тех, кого на нее отобрали, я не попал. Как и в любом другом формировании, в САС существует определенный порядок подчиненности, и я, как новичок, находился далеко внизу списка. Однако мое первоначальное огорчение от того, что я упустил возможность поучаствовать в боевых действиях, быстро рассеялось. В Белфасте появилась работа побольше и получше.
Отряд Временной ИРА в Белфасте, вооруженный пистолетами и взрывчаткой, планировал пробить туннель в стене и напасть в городе на автобусную станцию. В рядах этой группировки у Специального отдела был источник, информатор. Находившиеся на месте военнослужащие эскадрона «А» с усилением из эскадрона «G» получили задачу перехватить банду и либо убить, либо захватить их. У Специальной Авиадесантной Службы нет карт-бланша на убийство в Ольстере; как и любой солдат, несущий службу в Провинции, они подчиняются правилам ведения боевых действий, правилам «желтой карточки». Однако в САС служат высококвалифицированные, чрезвычайно агрессивные бойцы, и ставить их рядом с вооруженными террористами из ИРА — это все равно, что ставить голодных волков рядом со свежим мясом.
Нападение было запланировано в ту же ночь. Вскоре после наступления темноты меня высадили из машины без опознавательных знаков вместе с моим коллегой из «Отряда», который должен был опознать всех подозреваемых боевиков ИРА, которые пройдут мимо нас. Мы с ног до головы были одеты во все черное и, пробираясь на крышу здания, выходящего на автостанцию, передвигались как тени. Сверху открывался хорошо освещенный панорамный вид на место событий. Наши люди уже находились внутри автостанции, их вывели туда заблаговременно, еще в светлое время суток. Они ждали, укрывшись в задней части двух автобусов.
Внизу подо мной, мимо главных ворот территории станции проследовала какая-то фигура. Сидевший в темноте рядом со мной «отрядовец» слегка напрягся и прошептал:
— Это командир местной боевой ячейки Временной ИРА, проверяет.
Я сообщил об этом по рации, и почти сразу же бойцы САС, находившиеся в автобусах, услышали звуки ударов молотком по стене ограждения — ИРА пыталась пробить туннель.
На протяжении всего последующего часа мы ждали, и все это время шум от усилий террористов по прокладке тоннеля был хорошо слышен укрывшимся бойцам. Затем удары молота прекратились. Через двадцать минут по радиосвязи нам объяснили причину — стена оказалась железобетонной, они не смогли ее пробить. Источник сообщал, что террористы сейчас пытаются угнать пару машин; теперь нападение будет совершено через главные ворота. Я почувствовал, как по моему телу разливается адреналин. Мне предстояло наблюдать за происходящим со стороны. Я взял винтовку «Армалайт», которую держал в руках, наизготовку. Они не даже поймут, что их поразило.
Внезапно перед воротами нарисовались два армейских «Лендровера» — подразделение Полка обороны Ольстера! Я чертыхнулся себе под нос и сообщил об их присутствии своему напарнику. Он тоже ругнулся и предупредил группу, находившуюся внутри автостанции, чтобы те не высовывались. Я не мог поверить в происходящее — этот район был объявлен запретным для обычных солдат. Это было необходимым условием для проведения тайных операций в Ольстере, и эти военнослужащие Полка обороны Ольстера не должны были там находиться, но они там были! Оставив свои машины, они цепью двинулись через автостанцию. Если бы они обнаружили наших укрывшихся людей, одетых в гражданскую одежду, и с «Армалайтами» в руках, могло произойти все, что угодно. Вдруг внизу раздался возбужденный крик и через несколько секунд оба автомобиля, визжа шинами, выскочили со станции. Все стихло. Мы ждали, когда наш источник сообщит о случившемся. Но он на связь так и не вышел, — ни в ту ночь, ни когда-либо еще.
Кто-то — нам так и не удалось установить, кто именно, — связался по рации с Полком обороны Ольстера и сообщил им, что они находятся в запретной зоне и что там проводится секретная операция. В ИРА отслеживали все радиопереговоры в этом районе и, конечно, радиопередачу засекли. Фишка только была в том, что наши радиостанции, конечно же, были защищены, и любая попытка проследить за ними оказалась бы бесполезной.
Вся боевая ячейка ИРА «залегла на дно» и на место была вызвана одна из групп внутренней безопасности террористов. Они быстро установили личность информатора. Его нашли через три дня на границе Южного Арма, раздетого догола, со связанными за спиной руками. Кто бы ни разговаривал в ту ночь по радио, это стоило жизни одному храброму человеку.

*****

Оставшаяся часть моей первой командировки в Ольстер в составе САС прошла безрезультатно. Упущенная возможность в Белфасте и потеря важного источника информации стали для нас горьким уроком. Я проводил часы в тренажерном зале, качая железо и дубася боксерскую грушу, чтобы выплеснуть переполнявшую меня внутри ярость. Оказалось, что после войны с почти непрерывными боевыми действиями было очень трудно адаптироваться к разочаровывающему опыту Ольстера, и все же во время своей первой операции в составе САС я был очень близок к этому. Я напоминал хищного зверя, который преследовал свою добычу, но в последний момент увидел, как она ускользает. Через четыре недели вышел срок командировки эскадрона «А», ставшей крайней командировкой эскадрона в Провинцию в полном составе. В дальнейшем эти задачи будет выполнять один из отрядов, выделяемый из состава антитеррористической группы. Я же вернулся домой на четырехнедельный отпуск, первый с момента своего возвращения в страну.
В те выходные в Олдершоте парашютисты проводили дни открытых дверей, и я воспользовался случаем, чтобы вернуться, встретиться со старыми друзьями и возобновить старые отношения. Стоя у пивной палатки, я увидел знакомую широкоплечую фигуру, пробирающуюся ко мне.
— Гарри! — Раздался возглас с ясно различимым ирландским акцентом. — Как поживаешь, черт возьми?
Это был не кто иной, как Леон Маккевитт, ныне уже сержант, командовавший в учебке парашютной ротой новобранцев. Он немного прибавил в весе, но в полной десантной униформе по-прежнему выглядел великолепно. В этот день он был дежурным сержантом, и его подчиненные, также в форме, вились вокруг него, иногда принося ему пиво и благоговейно ловя каждое его слово. Было очевидно, что они его боготворят. Я спросил его, что он такого сделал, чтобы попасть на дежурство в «День парашютиста».
— Ай, Гарри. Я подменял полкового сержант-майора этой учебной части, когда был сержантом, подменял сержант-майора, когда был капралом, и выполнял обязанности своего старшего сержанта, когда мы оба были рядовыми. — Он широко раскинул руки в отчаянии. — Стоит ли удивляться, что сегодня я тоже на службе?
Во время этого отпуска я узнал, что в Линкольне был убит мой отец. У кого-то хватило здравого смысла разнести ему голову выстрелом из дробовика. Потом распался мой брак — я встретил человека и впервые в жизни влюбился. Моя жена не очень хорошо восприняла эту новость, и пожаловалась моему командиру, который не смог понять мою точку зрения. В результате (в аду нет ярости, не так ли?) меня перевели из эскадрона «А» в эскадрон «B». Меня это особо не обеспокоило, ведь эскадрон «B» был полон настоящих, колоритных персонажей. Там служили фиджийцы, среди которых был и легендарный Так из Мирбата, и Нейл Джи, тот самый снайпер Королевской морской пехоты, которого я встретил в Нью-Лодже в 1972 году. Нейл был одним из самых прирожденных убийц, которых я когда-либо встречал. Он прекрасно стрелял из любого вида оружия, а из пистолета — просто молниеносно, и его мастерство в стрельбе вызывало восхищение и уважение у всех, кто с ним был знаком. Когда же Нейл стал отвечать за процесс отбора в учебном подразделении, он часто проявлял ворчливость, доходившую почти до угрюмости, из-за чего и получил свое прозвище «Мрачный Нейл».
К Бобу Ти, бывшему солдату «Зеленых Курток», [7] служившему в горном отряде, я почти сразу же проникся симпатией. Он был невысоким и коренастым, с копной рыжих волос, и происходил из семьи военных. Его отец был награжден при отступлении из Дюнкерка, а брат поднялся по служебной лестнице и стал подполковником. Сам Боб вступил в ряды младших командиров еще школьником. Впервые мы встретились и познакомились в клубе САС «Палудрин» на Стирлинг Лэйнс в Херефорде, и оказалось, что мы одинаково смотрим на многие вещи в жизни, и оба живем только ради одного — ради службы в армии.
Я служил в 6-м (лодочном) отряде. Каждый эскадрон включает в себя четыре отряда — авиадесантный, лодочный, горный и мобильный — личный состав которых обладает соответствующими специализированными навыками. Командиром моего отряда был капитан Энди Эл, имевший степень магистра математики, и который не был похож ни на одного известного мне офицера. Он вел себя и разговаривал скорее как рядовой, а не как «Руперт» (уничижительное прозвище офицера в САС). Штаб-сержантом отряда был Джейки Ви, самый старший штаб-сержант Полка, участвовавший во многих предыдущих военных кампаниях. У этого шотландца, обладавшего язвительным чувством юмора и бездной самоиронии, были припасены смешные истории на любой случай.
Джейки и Энди отличали очень тесные отношения. Энди очень уважал своего сержанта, и более того, он любил и доверял ему. Все, что говорил Джейки, для Энди было сродни Евангелию. Штаб-сержант, в свою очередь, относился к своему капитану почти по-отцовски.
Эскадрон «B» был частью «Группы», антитеррористических сил САС. В Ольстер был откомандирован его мобильный отряд. Жизнь в «Группе» была исключительно веселой. Большинство утренних занятий проходило в полковом «Стрелковом доме», где отрабатывались навыки ближнего боя с использованием 9-мм пистолета Браунинг и пистолета-пулемета «Хеклер&Кох» MP5 — превосходного оружия для ближнего боя, точного и очень надежного. В стандартную комплектацию входили тактические фонари, совмещенные с прицелами оружия, что давало возможность вести эффективную стрельбу практически в полной темноте. Послеобеденное время отводилось на улучшение индивидуальной физической формы или проведение стрельб на одном из открытых стрельбищ. В большинство недель мы ходили в спортзал для игры в то, что некоторые называли баскетболом. Цель игры заключалась в том, чтобы переместить мяч с одной стороны спортзала на другую и закинуть его в сетку, подвешенную на середине каждой из двух торцевых стен, но кроме этого, никакого другого сходства между нашей игрой и обычным баскетболом не существовало. Здесь царил закон джунглей.
Одним из персонажей эскадрона был Джордж, или Безумный Джордж, как мы его называли. Его подорвали на Ближнем Востоке, и у него до сих пор в голове стояла металлическая пластина. Один из военнослужащих эскадрона постоянно шутил, что он знает, что у Джорджа есть мозги, потому что держал их в своих руках. Сам Джордж производил впечатление человека, который всегда находится на грани потери самообладания. Однажды он схватил мяч и с криком триумфа начал носиться по спортзалу, а поскольку телосложение у него было как у быка, я подумал, что потребуется бульдозер, чтобы сбить его с ног. Но с противоположной стороны зала на Джорджа с бешеной скоростью бросилась другая фигура, чей локоть был вытянут, как копье. Этим локтем человек ударил Джорджа прямо под ребра, его тело сдулось, как лопнувший воздушный шар, и он рухнул в агонии, поклявшись отомстить. Нападавшим, который, смеясь, скрылся с мячом, оказался Мэл Пи, один из самых выносливых людей в Полку. Он получил всемирную известность как первый человек, перебравшийся через балкон в иранское посольство. Я решил, что мне нравится эскадрон «B».
Бóльшая часть вечеров были свободными, что давало мне возможность наверстать упущенное в общественной жизни. Свою первую жену я избегал как чумы. Она не очень хорошо перенесла наше расставание, я надеялся, что она уедет из Херефорда, однако она уперлась, осталась здесь и, казалось, была полна решимости при любой возможности заставить командование влепить мне «ВВЧ». [8] Если не считать подобного рода неприятностей, то для молодого человека, только что прошедшего отбор, жизнь была прекрасной. В барах царила дружелюбная атмосфера, в женщинах тоже не было недостатка. У нас были свои вечеринки, свои многочисленные подружки и поклонницы. Но это также приводило и к проблемам, потому что Херефорд — маленький город, а Специальная Авиадесантная Служба — часть небольшая. Зачастую человек из САС обнаруживал свою бывшую или настоящую жену в объятиях другого военнослужащего Полка, а мужики, уезжавшие в командировки, по возвращению обнаруживали, что их подруги увлечены другими.
Людей, получивших «ВВЧ» из-за женщин, Полк потерял больше, чем от усилий ИРА, аргентинцев и иракцев вместе взятых. Один человек, участвовавший в особо секретных операциях, совершил ошибку, сказав своей жене, что они разводятся. Та сразу же примчалась к его командиру и выложила все, что ей сказали. Парень получил «ВВЧ» на следующий же день. Жены прекрасно знали, какой властью они обладают, и не сомневались в этом. Когда я ушел от Пэт, она первым делом побежала не к адвокату или семейному консультанту, а к моему командиру.
Я прослужил в эскадроне «B» всего шесть недель и даже не успел еще установить в своей новой квартире телефон, как однажды после чая в дверь постучали и сообщили:
— Будьте в лагере в 05:30 с достаточным количеством снаряжения, чтобы хватило на неделю. Вы возвращаетесь в Ольстер.
Энди Эл бегло ввел меня в обстановку. Мы собирались усилить мобильный отряд на время продолжительной операции. Через двадцать минут я уже сидел в вертолете и менее чем через два часа снова оказался в Северной Ирландии. Нас отправили туда только с одной целью — устроить засаду на человека по имени Джим Лайна.
В начале 1980-х годов Лайна был самым активным террористом во Временной Ирландской Республиканской Армии. Уроженец графства Монахан в Ирландской Республике, он родился 13-го апреля 1956 года, и вступил во Временную ИРА еще будучи подростком. В 1973 году бомба, которую он переносил, преждевременно сдетонировала, нанеся ему тяжелые ранения, но после своего освобождения из тюрьмы он быстро вернулся к прежним делам. В 1979 году его избрали депутатом в окружной совет Монахана от партии Шинн Фейн. Он любил убивать вблизи, с удовольствием используя либо пистолет, либо бомбу. Как и все храбрецы из ИРА, цели он выбирал соответствующие: сотрудники Королевской полиции или Полка обороны Ольстера, не находящиеся на службе, сидящие со своими женами и семьями; случайные рабочие, которые кормили свои семьи, выполняя работу для Сил безопасности, — т.е. люди, которые, как правило, были безоружны и являлись легкой добычей. Для Специальной Авиадесантной Службы Лайна был главным приоритетом, а сейчас поступила информация, что он отправляется на север, чтобы снова убивать.
Хотя Лайна и не знал об этом, но он уже пережил одну САСовскую засаду — вместе с еще пятью людьми он прошел через нее несколько месяцев назад. Его аресту помешали погода, плохая связь и неполные разведданные. Теперь настала наша очередь, но нам снова помешала плохая разведка. Мы примерно знали, когда Лайна планирует пересечь границу, но не знали, где и какую именно цель он собрался поражать. Разведчики ИРА были выявлены группами наблюдения в трех возможных местах, поэтому было решено устроить долговременные засады вблизи каждого из них. Моим местом стал небольшой лесок рядом с домом предполагаемой цели.
На протяжении следующих четырех недель мы спали по два часа, ели холодную пищу, не могли двигаться в светлое время суток, мочились и испражнялись в пластиковые пакеты, которые хранились в наших берлогах. Это был по-настоящему ужасный опыт — балансировать на пятках, целясь в кусок полиэтилена. При длительном пребывании в полевых условиях гигиена очень важна, и руки нужно было тщательно мыть после каждого туалета. Помимо риска для здоровья, последним препятствием для вас был бег.
Лежать неподвижно несколько часов подряд — это целое искусство. Если вы не будете соблюдать осторожность, ваши ноги станут как гири, и желание пошевелить ими будет почти непреодолимым. Чтобы этого не происходило, большинство из нас делало специальную гимнастику. Начиная с одной ноги, мы концентрировались на движении пальцев, затем стопы внутри ботинка, затем медленно сгибали каждую мышцу ноги и повторяли процесс со второй ногой. Это не давало ногам затекать и предотвращало судороги, которые представляли собой особую опасность, так как они могли в буквальном смысле стоить жизни.
Мы чередовались так, чтобы никто не проводил в наблюдении за объектом больше часа. Спустя это время даже лучшие из нас начинали думать о других вещах, таких как горячая еда или теплая ванна. Ночью для того, чтобы следить за объектом, мы использовали периферийное зрение. Если вы ночью будете долго смотреть на дерево, то у него вырастут руки и ноги, а затем оно начнет двигаться. Если вы выстрелите, то оно снова превратится в дерево. Слишком долгое непрерывное наблюдение ночью за каким-то предметом не раз становилось причиной того, что бедный спецназовец по ошибке открывал огонь, лежа в засаде.
Объект, которого я помогал охранять, отставной констебль Королевской полиции Ольстера, знал о грозящей ему опасности и о нашем присутствии рядом с его домом. Но его соседи, в основном католики, этого не знали. Один из них выгуливал свою собаку, крупного лабрадора, рядом с нашей позицией, и однажды любопытный пес подошел прямо ко мне. На расстоянии менее трех дюймов человек и собака подозрительно смотрели друг на друга. Я чувствовал ее горячее дыхание, когда она изучала меня. Ее нос коснулся моего лица и незаметно для себя я чуть отодвинулся. Собака продолжала принюхиваться, так как после нескольких дней работы в поле запах моего тела должен был быть весьма привлекательным для нее. Я услышал слабый зов, и лабрадор поднял голову. Из меня вырвался тихий вздох облегчения. Затем этот демон задрал ногу и помочился на меня. Бóльшая часть мочи стекла с моего непромокаемого плаща, но часть попала на брюки. Я люблю собак, но в тот момент мог бы легко задушить зверя голыми руками.
Лайна так и не появился. Уже не в первый раз мне захотелось, чтобы ИРА была более дисциплинированной. Если бы они таковыми были, мы бы их разгромили. А сейчас пришлось уйти с пустыми руками. Работа «Группы» в ее нынешнем составе подходила к концу, и мы передали ее нашему эскадрону.
В январе 1982 года череда неудачных операций в Ольстере мобильного отряда эскадрона «D» завершилась ошеломляющим успехом. Более года протестантская террористическая банда, входившая в состав Ассоциации обороны Ольстера, нападала на высокопоставленных республиканских деятелей. Говоря в целом, Специальная Авиадесантная Служба редко использовалась против террористов-«Продов». [9] Для того, чтобы поработать в том или ином районе, САС выводила его из-под контроля обычных патрулей сил безопасности, чтобы предотвратить «дружественный огонь». Когда мы пытались делать это в протестантских районах, местные протестантские военизированные формирования почти всегда получали информацию об этом от сочувствующих из числа завербованных на местах военнослужащих Полка обороны Ольстера. У себя в САС мы были абсолютно беспристрастны; террорист всегда был террористом. Если бы нас использовали против «Продов» на регулярной основе, это привело бы к тому, что бойцы Ассоциации обороны Ольстера и Ольстерских добровольческих сил стали бы возвращаться домой в гробах, а это, в свою очередь, почти наверняка привело бы к каким-то ответным действиям с их стороны.
В описываемом случае, причина нашего присутствия заключалась в том, что предполагаемой целью нападения Ассоциации была бывший член парламента Бернадетт Макэлиски, более известная как Бернадетт Девлин. Специальный отдел Королевской полиции Ольстера знал, что Макэлиски является мишенью, но не знал, когда произойдет нападение. Группа из четырех человек из эскадрона «D» была направлена для проведения рекогносцировки дома Макэлиски, расположенного недалеко от города Колайленд, в котором проживают ярые республиканцы. Группа, одетая в форму местного патрульного подразделения Британской армии, приближалась к месту жительства Макэлиски, когда услышала звуки выстрелов. Бросившись вперед, парни перехватили группу убийц из Ассоциации в количестве четырех человек. Если бы разведчики опоздали всего на несколько минут, то, несомненно, погибла бы одна из самых ярых защитниц республиканцев, женщина, которая однажды призвала американцев давать деньги ИРА, чтобы еще больше британских солдат отправлялись домой в «ящиках». Несмотря на это, террористы почти достигли нужного результата, однако медик из патруля не дал раненой Макэлиски истечь кровью.
Террористов Ассоциации обороны Ольстера арестовали, обвинили в покушении на убийство и, наконец, признали виновными в Белфастском королевском суде, приговорив их к длительным срокам заключения. После этого в спецназовских кругах было много саркастических комментариев о том, что одна из наших самых решительных и откровенных критиков обязана своей жизнью усилиям САС.
В первые месяцы 1982 года лодочный отряд был отправлен на интенсивную подготовку, сначала со Специальной Лодочной Службой, затем на водолазную подготовку с Королевскими инженерами и ВМС. Во время погружений на севере Шотландии, к нам присоединился Большой Фред Эм, огромный фиджиец, которого вскоре должны были назначить на должность сержант-майора эскадрона. О мастерстве Фреда в «литрболе» ходили легенды, но, к огромному сожалению для моих шотландских собратьев, к северу от границы о нем не знали. Одним из ветреных вечеров мы отправились в местный паб, чтобы немного подкрепиться. Вдоль барной стойки стояла батарея бутылок шотландского виски, по меньшей мере тридцать различных видов и сортов. Фред посмотрел на них с восхищением.
— Брат, — душевно сказал он бармену, — это же очень много виски.
Бармен, облокотившись на массивную дубовую стойку, небрежно полировал стакан.
— Конечно, много. У нас тут небольшое пари.
Фред наклонился к нему, на его смуглом красивом лице расплылась огромная улыбка.
— И что за пари, брат?
— Ну… — Бармен бросил быстрый взгляд на группу местных жителей, сидящих неподалеку, и попытался подавить улыбку. — Если любой посетитель сможет выпить по одной порции виски из каждой бутылки, отмеренной по дозатору, и при этом остаться на ногах, он получит выпивку бесплатно.
Улыбка Фреда стала шире, и своей огромной лапой он хлопнул по барной стойке так, что задребезжало стекло.
— Брат, мне этого хватит, — произнес он и протянул 50 фунтов, чтобы подтвердить свои добрые намерения.
Через несколько секунд нас окружили местные жители. Ставки были сделаны. Мне удалось поставить 10 фунтов при соотношении 2 к 1. Фред приступил к атаке. Предыдущие завсегдатаи старались пить быстро, но наш коллега был человеком, который наслаждался стаканом доброго виски, поэтому он пил каждую порцию медленно, наслаждаясь ароматом, смакуя букет и комментируя их. В шотландских пабах шорты продаются мерами в одну восьмую часть джилла, и я подсчитал, что для того, чтобы выпить каждую порцию, Фреду пришлось бы употребить не менее двух с половиной бутылок виски. [10] То, что произошло тем вечером, навсегда вошло в легенду и осталось частью местной истории. Фред не только выпил всю партию, но и незадолго до закрытия заведения зашел на второй круг. Вышел он из паба под бурные аплодисменты восхищенной публики.
Ближе к концу курса водолазной подготовки я слишком быстро всплыл на поверхность после погружения, отчего у меня в ухе произошел маленький взрыв. Доктор быстро осмотрел меня.
— Больше никаких погружений, парень. Возвращаемся в Херефорд.
У меня лопнула барабанная перепонка.

*****

По возвращении на Стирлинг Лэйнс я обнаружил, что эскадрон готовится к ежегодным учениям «Флинтлок», [11] проводившимся в Германии. Учения эти вызывали стойкое неприятие у всего личного состава Полка, и я приложил немало усилий к тому, чтобы убедить сержант-майора эскадрона, что из-за полученной травмы мне нельзя прыгать с парашютом. К моему большому огорчению, в состав участников меня таки включили.
Выходя из старого деревянного барака, я столкнулся со своим другом из другого отряда, Бобом Кеем. Он спросил, слушал ли я радио.
— Аргентинцы угрожают вторгнуться на Фолкленды.
— А где, черт возьми, эти Фолкленды? — Спросил я.
— Не знаю. Но где бы они ни были, аргентинцы собираются туда вторгнуться.
Посмеявшись над абсурдностью всего этого, мы направились в солдатское кафе.
Во время перерыва в кафе к нам с Бобом присоединились еще несколько бойцов эскадрона «B». Было здорово узнать последние сплетни. Боб рассказал свою историю о Фолклендах, чем немало повеселил всех сидящих за столом.
— Возможно, они вторгнутся, и мы все избежим участия во «Флинтлоке».
Мы все еще смеялись, когда появился один из сержантов отряда.
— Вас всех просят вернуться в комнату для совещаний. Аргентинцы высадили на Фолклендах силы вторжения, и там идут тяжелые бои. Походу, это война.
Война. Возможность поучаствовать в боевых действиях. Я с трудом сдерживал свое волнение.
— Как ты думаешь, это правда? — Спросил я Боба.
— Не знаю. — Он пожал плечами. Затем он лучезарно улыбнулся. — Но я думаю, что на «Флинтлоке» можно будет поставить крест.
Мы прибыли в комнату для совещаний, где уже собралась бóльшая часть эскадрона. В помещении царило оживление. Все полагали, что полномасштабное вторжение другой страны в колонию Короны оправдывает развертывание по меньшей мере двух эскадронов. В тот район уже был отправлен срочно отозванный эскадрон «D». Мы были следующим эскадроном в очереди на отправку.
Наконец, вместе с сержант-майором эскадрона прибыл наш командир отряда, «Босс Эм». Он ознакомил нас с тем, что мы и так уже знали, и сообщил, что в этот день никаких движений не будет, и что командир эскадрона соберет нас на следующий день. Остаток дня прошел в ускоренной подготовке к быстрой переброске. В тот вечер большинство из нас собрались в отеле «Бут», чтобы пропустить по стаканчику, все еще находясь под впечатлением от происходящего. Затем, подобно меткому удару под дых, нас оглушили новостью — вместо нас отправляли эскадрон «G».
Атмосфера вокруг меня разрядилась, сменившись горькими упреками. Наш командир был бывшим командиром эскадрона «G»; мы полагали, что нас обошла «гвардейская мафия». Многие военнослужащие считали, что гвардейцы, составляющие костяк эскадрона «G», имели слишком большое влияние на высший командный состав САС и в первую очередь заботились об интересах друг друга. Я же старался быть чуть более позитивным. Может быть, это всего лишь слух? Но вид ухмыляющихся сотрудников эскадрона «G», покидающих паб, убеждал, что это не пустые сплетни. Разговоры коснулись вопроса о возможном развертывании трех эскадронов, но шансы на это были призрачны. Большинство из нас в тот вечер вернулись домой с привкусом пепла во рту.
На следующее утро, прибыв в расположение, я увидел стройные ряды эскадрона «G», готовящегося к отбытию. В комнате для совещаний царила тишина. Прибывший «Босс Эм» сообщил, что командир проведет совещание в 10 утра, и что эскадрон «G» отправляется, потому что нас задерживают по какой-то особой причине.
— По причине того, что мы не эскадрон «G», — выкрикнул кто-то из задней части комнаты. Раздался сердитый одобрительный ропот. Сержант-майор эскадрона призвал к тишине, и в комнате снова стало тихо. «Босс Эм» заявил, что он понимает наши чувства, но попросил дать командиру эскадрона шанс. До совещания мы были предоставлены самим себе.
Командир ворвался в помещение в своей обычной шутливой манере, казалось, не замечая враждебности, исходящей от шестидесяти или около того человек, сидевших перед ним. Это был человек, который, по мнению многих в эскадроне, присвоил себе медаль за осаду посольства, которая должна была достаться предыдущему командиру эскадрона «B». Он проинформировал нас, что эскадрон «G» был развернут раньше нас, поскольку, закончив только что службу в качестве антитеррористической группы, мы имеем специальную подготовку, необходимую для проведения конкретных видов операций. Мы должны были остаться стратегическим резервом для специальной операции, пока не уточненной. Затем он спросил, есть ли у нас какие-либо идеи относительно того, в какой форме может быть проведена эта специальная операция.
Он получил только два ответа, возможно потому, что мы все еще чувствовали, что нас прокинули. Пит Даблю (который позже напишет книгу «Солдат “Ай”) [12] предложил запустить по аргентинцам баллистические ракеты «Поларис» без ядерных боеголовок. Один из «Рупертов» отряда предложил проникнуть на материковую часть Аргентины, установить там контакт с антиправительственными партизанами и использовать их против нынешней хунты. Помню, как смотрел я на лицо командира и думал: вот и исчезла бесследно его карьера в САС. На этой далеко не оптимистичной ноте совещание закончилось.
Затем мы начали тренироваться. Боже, как мы тренировались! Никогда прежде в своей армейской карьере я не проходил такой длительной и интенсивной подготовки. Мы часами отрабатывали приемы действий в составе патрулей, в составе отряда и эскадрона, стреляли из всех видов оружия, имевшихся в арсенале, и после этого получали новое оружие — американские подствольники M202, четырехствольные гранатометы и 60-мм штурмовые минометы. Наше служебное время начиналось в 07:00, и работали мы до 22:00.
Ежедневно мы получали сводки от представителей Разведывательного корпуса, этих чудо-юдо в зеленых беретах. Они сообщали некоторые подробности, но почти всегда заканчивали предупреждением о том, что, по их мнению, до высадки британских войск весь этот конфликт будет решен политическим путем. Такое же мнение они высказывали всего за несколько дней до начала стрельбы, совершенно не понимая, что этим вторжением аргентинская хунта поставила на карту само свое существование, а Мэгги Тэтчер никогда не отступит. Иногда я задаюсь вопросом, что означало слово «разведывательный» в названии «Разведывательный корпус».
Мы упорно тренировались днем и ночью, но в глубине души никто из нас не верил, что нас отправят на задание. В период с 10-го по 26-го апреля 1982 года подразделения эскадрона «D» обеспечивали захват Южной Георгии. Двадцать первого числа, в ночь, когда на леднике Фортуна потерпели крушение два вертолета, я был в карауле. Первые сообщения были противоречивыми: люди пропали без вести, потом были ранены, потом погибли, потом снова пропали без вести. Ближе к рассвету мы с огромным облегчением узнали, что благодаря героическим усилиям летчиков Королевских ВВС все наши парни были благополучно эвакуированы.
После захвата Южной Георгии наша оперативная группа оказалась на расстоянии удара от Фолклендских островов, и никто из нас не ожидал длительной кампании по захвату островов. Это была не война эскадрона «B».
Второго мая аргентинский крейсер «Генерал Бельграно», шедший в сопровождении эсминцев «Иполито Боучар» и «Пьедра Буэна», был атакован кораблем Ее Величества «Конкерор». Британская подводная лодка выпустила три торпеды Mk8 с дистанции менее трех миль, добившись двух попаданий в крейсер — в нос и корму. Пострадавшее судно затонуло в течение часа, погибло более трехсот человек. Я проснулся от этой новости в следующий понедельник. Эффект был подобен удару электрическим током. Ошибки быть не могло — теперь мы были на войне. Я вскочил с кровати и включил телевизор, радуясь тому, что наше правительство наконец-то начало войну с агрессорами.
На ежедневных докладах разведки боссы Разведывательного корпуса и наши собственные начальники считали, что такая демонстрация силы, вероятно, заставит аргентинцев сесть за стол переговоров. Никому и в голову не пришло, что они могут захотеть расквитаться с нами.
Два дня спустя, 4-го мая, корабль Ее Величества «Шеффилд», один из современных эсминцев типа 42, выполнял свои задачи по прикрытию авианосца «Гермес». На подходе к кораблю были замечены три вражеских самолета. В отсутствие какой-либо другой информации их приняли за истребители-перехватчики «Мираж-III», но на самом деле это были морские ударные самолеты «Супер-Этандар», вооруженные новейшими противокорабельными ракетами AM39 «Экзосет». Летчики атакующих самолетов, зная о британском радиолокационном «зонтике», получили инструкции не включать свои собственные радары до тех пор, пока не окажутся на дистанции 40-50 километров от цели. В результате «Шеффилд» не получил предупреждения о ракетном нападении, когда 1455-фунтовая ракета, оснащенная 364-фунтовой боевой частью, попала в его правый борт прямо посредине корпуса.
Боевая часть не взорвалась, но даже в этом случае последствия оказались катастрофическими. Трение от прохождения «Экзосета» через тонкий стальной лист вызвало пламя, которое воспламенило основной топливный танк. Через пятнадцать секунд эсминец был охвачен пламенем. Дым, образовавшийся в результате пожара, стал причиной гибели двадцати человек.
Эта атака вызвала вторичную ударную волну, прошедшую через высшие чины армии, флота и правительства. На этом этапе уже были разработаны планы по захвату островов, до высадки десанта в проливе Сан-Карлос оставалось менее трех недель. Планировалось как можно скорее выгрузить зенитные ракеты «Рапира», чтобы обеспечить местную противовоздушную оборону. «Супер-Этандары» в это уравнение не включались; угроза, которую они представляли для оперативной группы в целом, и особенно для авианосцев, была огромной. Если бы мы потеряли хотя бы один такой корабль, война для нас, вероятно, была бы закончена. Угрозу со стороны «Экзосетов» необходимо было нейтрализовать. Власть предержащие обратились к САС и к ее стратегическому резерву: эскадрону «B».
О «Шеффилде» я узнал из новостей как раз в тот момент, когда Джулия, девушка, с которой я теперь жил, передавала мне мой вечерний ужин. В порыве неконтролируемой ярости я ударил кулаком по хлипкому деревянному столу, сломав его напрочь и разбросав ужин по полу. Рассудок вернулся почти сразу, я извинился и помог ей убрать беспорядок.
На следующее утро «Босс Эм» сообщил нам, что принято решение о подготовке эскадрона «В» к нападению на материковую часть Аргентины, чтобы атаковать и уничтожить «Супер-Этандары» на земле. Подготовка должна была начаться немедленно, на нее отводилось около двух недель. Мы уже находились в разгаре тренировочного процесса, но на этом этапе должны были сосредоточиться на конкретной тактике, которая должна была быть применена во время предполагаемого рейда. По сути, операция планировалась очень простой. Предполагалось, что эскадрон перебросят два транспортных самолета C-130 «Геркулес», что напоминало рейд на Энтеббе в 1976 году. [13] После высадки на земле эскадрон должен был развернуться веером, уничтожая «Этандары» и все «Экзосеты», которых удастся найти.
Поскольку подробное планирование было невозможно, так как мы не знали, с чем столкнемся на земле, наша подготовка была сосредоточена на том, чтобы как можно быстрее высадиться с самолетов в течение нескольких жизненно важных секунд после приземления. Моей задачей было атаковать офицерскую столовую и уничтожить всех находящихся там летчиков. Если все пойдет по плану, то мы нанесем удар так быстро, что они не успеют среагировать.
В течение следующей недели эскадрон «B» начал отрабатывать штурмы аэродромов на всем протяжении от северной Шотландии до Мидлендса и далее. Мы отрабатывали полеты на низкой высоте, высадку и штурм аэродромов до тех пор, пока не смогли выполнять это с завязанными глазами. Тот, кто никогда не испытывал удовольствия от бреющих полетов на «Геркулесе», не может себе представить, каково это. Сделайте это разок, и вы больше никогда не будете задаваться вопросом, почему в детских мультфильмах лица больных людей рисуют зеленым цветом.
По мере усиления боевой подготовки в эскадроне стали появляться разногласия. С самого начала были те, кто выступал против операции. Самым непримиримым противником был мой штаб-сержант отряда Джейки Ви. Он не скрывал, что считает операцию непродуманной, что неизбежно приведет к гибели всего эскадрона. Мнение Джейки разделяло значительное число ветеранов подразделения.
В качестве передового отряда, наших глаз и ушей на земле, предстояло отправиться девятерым военнослужащим эскадрона, собранным из разных отрядов. Их возглавил капитан Энди Эл, командир моего отряда. С ним в группу вошли Нейл Джи, бывший королевский морской пехотинец, и Мик Эф, бывший горец Гордонского полка, крепкий и агрессивный солдат; также в группе были Тафф Ти, получивший за участие в операции «Шторм» (кодовое название участия САС в войне в Дофаре в 1972-77 годах) Медаль за безупречную службу, и Пит Би, которого я знал еще со времен нашей службы в Парашютном полку. Когда они готовились к отправке, я пожал руку каждому из них — всем, кроме Энди. Джейки просидел с ним в расположении почти все утро, и вышел только когда его группа собралась уходить. Лицо его было мрачным и отрешенным, выглядел он так, словно нес на своих плечах всю тяжесть мира.
Им предстояло добраться до острова Вознесения, откуда они должны были десантироваться на парашютах в расположение оперативной группы. В район цели с борта «Гермеса» их должен был доставить вертолет «Си Кинг», с которого поснимали все лишнее. Затем, в целях маскировки, его должны были бросить на чилийском побережье, как будто бы он ненароком сбился с пути оперативной группы.
Лишь спустя время от нескольких участников группы я услышал их историю.
На борту «Гермеса» девять человек готовились к высадке недалеко от основного аргентинского аэродрома, который должен был стать нашей целью. Нейл был помешан на оружии, он взял с собой разнообразное вооружение, чтобы иметь возможность убивать как можно тише. На близком расстоянии он собирался использовать «Велрод»: однозарядный 9-мм пистолет, разработанный Управлением специальных операций во время Второй мировой войны и до сих пор используемый в САС. Для проверки Нейл подкрадывался сзади к ничего не подозревающим матросам и стрелял в ночь. Если моряк не реагировал, то Нейл был уверен, что оружие сработало как надо.
За двадцать четыре часа до начала операции Энди пришел с аэрофотоснимком предполагаемого места высадки возле фермы. Он беспокоился, что местные жители могут обнаружить их приземление и сообщить армейским подразделениям, попросив высказать всех свои соображения по этому поводу. Нейл достал свой «Велрод» и вымолвил:
— Не волнуйтесь, босс. Я позабочусь о них.
Энди выбежал, назвав Нейла сумасшедшим.
Главную опасность для группы представлял взлет с авианосца, поскольку вертолет, перегруженный топливом, мог оказаться не в состоянии достаточно быстро набрать высоту. Вертолет взлетел с разбегом, по-самолетному, а затем резко снизился к поверхности моря. С небольшим запасом в несколько футов, он начал набирать высоту и направился к аргентинскому побережью, летя как можно ниже, чтобы избежать обнаружения береговыми радарами.
Внутри него, несмотря на наличие арктической формы, группа замерзла. Летчик приземлился в нескольких километрах от цели, чтобы патруль САС смог выйти к ней пешим порядком. Дверь открылась, но тут вдалеке над морем взвилась в воздух сигнальная ракета. Энди решил, что это доказательство того, что их обнаружили, и решил прервать высадку. Сообщение об этом было передано всем на борту. Нейл готовился к высадке, когда Мик Эф проорал, перекрикивая грохот вертолетного двигателя, что они летят в Чили.
— Прохладно. Чертовски холодно! — Крикнул в ответ Нейл.
Летчик решил реализовать запасной план и высадить их возле чилийской границы, поэтому на последних остатках топлива долетел до побережья Чили, после чего, как и было приказано, вертолет был брошен.
Они отправились в ночь, остановившись однажды при звуке приближающихся копыт. Вдалеке показался всадник. Нейл прицелился в него из снайперской винтовки, на которую был установлен специальный ночной прицел. В конце концов человек ускакал, не обратив внимания на группу. Снайпер тихонько хрюкнул.
Если бы он сюда сунулся, то стал бы одноглазым гаучо.
Теперь группа попыталась связаться с нашими агентами в Чили, но большинство из них просто бросали трубку. Один, правда, сказал, чтобы они сдались чилийским властям. Затем спецназовцы попытались добраться до своих пунктов встречи, где группы обеспечения должны были пополнять им запасы продовольствия, но обнаружили, что там никого нет. И только когда их пайки уже были на исходе, они скорее по счастливой случайности, чем намеренно, наткнулись на одну из таких команд, обедавшую в ресторане. По итогу, бóльшую часть войны они проторчали в Чили, а затем были доставлены обратно в Херефорд, так и не вступив в бой с врагом.
В Херефорде нам об этом всем было ничего неизвестно. Мы считали, что группа уже выведена в район операции, и что нам теперь требуется только окончательное решение. Директор по спецоперациям сказал нам, что окончательное решение о начале нашей операции будет принято на уровне Кабинета министров.
Ее противники теперь стали проявлять откровенную враждебность. Один из наиболее известных военнослужащих эскадрона заявил:
— Мы все умрем просто ради того, чтобы исполнить фантазии старика. — Это был прямой намек на самого Директора.
Через несколько дней мы узнали о брошенном вертолете и решили, что группа уже на месте. Я знал, что пришло время принимать решение.
— Думаю, у нас есть все шансы попасть туда, — сказал я Джейки.
— Ага, — ответил он, — и велика вероятность, что нас всех там поубивают.
На этом этапе войны я, как и вся страна, следил за всеми новостями. Хорошо помню тот вечер, как будто это было вчера. Сесил Паркинсон вышел с заседания Кабинета министров, и интервьюер спросил его, есть ли у него новости.
— Ничего, чем бы я хотел поделиться с вами, — ответил тот.
Менее чем через час в мою дверь постучали. Это был боец моего отряда, Дейв Даблю, живший совсем недалеко от меня. Лицо его было суровым.
— Работа началась. — В его голосе безошибочно угадывалось напряжение. — Будь в лагере завтра в 05:00.
Я поднялся в 04:00, умылся, побрился, плотно позавтракал и через полчаса встретил Дейва на улице. До лагеря мы ехали в тишине. Его жена сидела на заднем сиденье, и когда я повернулся, чтобы попрощаться с ней у ворот лагеря, то увидел, как у нее на глазах навернулись слезы. Я поспешно вышел из машины, чтобы дать им возможность как можно подольше побыть наедине.
Мы направились в комнату для совещаний, где собрались остальные военнослужащие эскадрона. Наш «Босс Эм», высокий мужчина с редеющими светло-каштановыми волосами, поднялся во весь рост и произнес напыщенную речь.
— Только одно подразделение стоит между оперативной группой и сотнями жертв. Это подразделение — эскадрон «B» 22-го полка САС. Мы идем туда, с помощью всех земных сил, а если нет, то вслепую, но мы идем туда. Наша страна находится в состоянии войны, и мы нужны своей стране. Я знаю, что никто из вас меня не подведет.
Я почувствовал, как у меня на затылке зашевелились мои коротко стриженные волосы, и сделал несколько коротких, резких вдохов. В тот момент я бы возглавил атаку против дьявола в аду с ведром воды.
Нам сказали отправиться в оружейку, получать оружие. Я огляделся в поисках Джейки, но его нигде не было видно. Выйдя на улицу, я столкнулся с Директором, направлявшимся к зданию нашего эскадрона.
— Ваш босс у себя?
— Да.
— Он один?
Я кивнул.
— Хорошо, — ответил он и прошел мимо меня.
Стали распространяться новости о том, что Джейки решил взять «ВВЧ», посчитав, что эта работа — форменное самоубийство. Он подал командиру рапорт об увольнении из рядов Полка накануне вечером, когда ему сообщили, что операция состоится. Джейки настолько уважали, что эта новость прозвучала для всех нас как удар грома. Группы останавливались, чтобы обсудить ситуацию. В одной из них слово взял старший сержант.
— Я думаю, Джейки прав, и мы должны поддержать его, также подав рапорты.
Тут сердито заговорил Боб Ти.
— То, что ты предлагаешь, это мятеж. Это недопустимо!
Послышался одобрительный ропот согласия. Пока шли все эти дебаты, случилось новое потрясение — уволили «Босса Эм». Когда Джейки объявил о своем уходе, командир в свою очередь высказал свои сомнения, и Директор уволил его тем же утром. Еще не прозвучало в гневе ни единого выстрела против нас, а мы уже были потрясены. Единственной хорошей новостью было то, что командиром эскадрона стал Ян Крук, или Круки, как мы все его называли — заместитель командира Полка. Он отличался принципиальностью, и был уважаемым солдатом.
Мысли каждого из нас, пока мы готовились к убытию, были заняты только этим. Обычно в такие моменты эскадрон представляет собой шумную толпу, в которой выкрикиваются шутки и ведутся шумные разговоры. Однако в нашем автобусе, как только завелись двигатели, не было произнесено ни слова, и пока мы проезжали через ворота лагеря, я смотрел на проплывающие мимо улицы и думал, — как, я уверен, думал каждый из нас, — увидим ли мы когда-нибудь Херефорд снова.

ПРИМЕЧАНИЯ:

[6] Если быть совсем точным, то и там и там «отряд», только в случае с САС в оригинале это «Troop», а в случае с 14-й ротой — это «Det».
[7] Королевский полк Зеленых курток (англ. Royal Green Jackets) — пехотный полк Британской Армии, существовавший с 1966 по 2007 год.
[8] Возвращение в часть (англ. Return To Unit, RTU) — отчисление или увольнение из рядов САС и возвращение в свою строевую часть.
[9] Т.е. протестантов (от английского сленгового слова «Prod»).
[10] Джилл (англ. gill) равен ¼ части пинты, или 0,142 литра. Другими словами, если на стойке стояло не менее 30-ти бутылок, то товарищ употребил не менее 4-х литров вискаря.
[11] Замок кремневого ружья (англ.)
[12] Soldier I by Pete Winner.
[13] Операция «Шаровая молния» или операция «Йонатан» — рейд подразделений специального назначения Армии обороны Израиля 4-го июля 1976 года, предпринятый с целью освобождения пассажиров самолёта «Аэробус» A300 авиакомпании Air France, захваченного террористами из Национального фронта освобождения палестины и немецких Революционных ячеек.

Спасибо. Единственно, я бы заменил "основной топливный танк" на "основную топливную цистерну".

А, ну да. Мы же о корабле говорим.

Не понимаю, с какой стати женщины имели такую власть над бойцами полка, что их могли так просто убрать по одному обращению?

Супруги всегда обладают необходимым количеством компромата, чтобы осложнить дальнейшее пребывание в структурах чувствительных к качеству кадров.

— Уж ты бы лучше бы молчала бы —
Накрылась премия в квартал!
Кто мне писал на службу жалобы?
Не ты?! Когда я их читал!

_________________

Bjorn, насколько в курсе вопроса, британская традиция, тянущаяся с 18 века. Полковник, в силу того, что солдатские жены были частью полкового обоза, не только командовал полком, но и должен был заботиться о солдатских семьях, паки глава мафиозного семейства или какого-нибудь горного клана. В общем, аморальное поведение командованием частей не приветствуется.

Вопрос знатокам полка САС.
Что такое Regimental Cross Brief?
Как я понял, это такое итоговое годовое совещание л/с полка. Как правильно перевести этот термин?

Это не только у САС. В декабре перед полковым празднованием Рождества, каждыый британский полк проводит жто собрание, где каждый батальон или эскадрон кратенько доклавдывают о том, что сделано и происходило в минувшем году. Подводят итоги года, в общем.

Ага, спасибо.
В общем, годовое собрание личного состава.

Или просто годововое полковое собрание. Чтоб подчеркнуть британскую специфику.

6

СПЕЦИАЛЬНАЯ АВИАДЕСАНТНАЯ СЛУЖБА — II

Убивают смертоносные животы!
Дуги Орам, 14-я разведывательная рота

Мы отправились на остров Вознесения, приземлившись там рано утром. Все устали, и большинство уснуло задолго до того, как наши головы коснулись подушки. На следующее утро мы отправились в штаб нашего эскадрона, расположившийся в большой палатке в ста метрах от наших «баша», чтобы получить первый импровизированный инструктаж. Мрачность предыдущего дня ушла, и подразделение, как обычно, было полно шуток. Из палатки высунулся Круки, и один взгляд на его лицо подсказал мне, что случилось нечто ужасное.
— Джентльмены, мой печальный долг сообщить вам, что Полк понес самые большие потери со времен Второй мировой войны. Во время переброски личного состава с корабля на корабль потерпел крушение вертолет «Си Кинг». Погибло двадцать человек. Сейчас я оглашу подтвержденные данные о потерях. Рядовой Армстронг, сержант Арти, капрал Бигли, сержант Банкер, сержант Кьюррасс… — Список продолжался, и каждое имя вызывало в памяти знакомое лицо, которое мы больше никогда не увидим.
— Такие новости — удар для всех нас. Любые мои слова не смогут передать всю горечь, — добавил Круки. — Сегодня утром тренировок не будет. У каждого из вас будет время пережить эту новость.
Все молча направились обратно к своим «баша». Никто не произнес ни слова. Все напоминало похоронный марш, и в каком-то смысле это он и был.
Следующая неделя оказалась одной из самых трудных в моей жизни. Операция продолжалась, но ее постоянно откладывали то на двенадцать, то на двадцать четыре, то на сорок восемь часов. В один момент мы уже сидели в машинах, готовые ехать на аэродром, а в следующий — операция отменялась снова. Когда я поступил на службу в Парашютный полк, мне в мельчайших подробностях рассказали историю Арнемской воздушно-десантной операции. Особенно меня восхитило то, что после месяца проволочек дивизия пошла в атаку, несмотря на предупреждения голландского Сопротивления о том, что в этом районе находятся две немецкие танковые дивизии. Теперь, спустя столько лет, я понял, в чем был смысл. Для меня не имело значения, ждали меня за горизонтом все аргентинские ВВС, или нет. Мне просто хотелось уйти — чтобы так или иначе покончить со всем этим.
Майор Крук понимал, как подобные задержки влияют на личный состав эскадрона, тем более что оперативная группа уже понесла потери. Если мы не высадимся в ближайшее время, то враг либо потопит один из наших авианосцев (а ему почти удалось это сделать, потопив «Атлантик Конвейер»), либо высадка будет завершена. В любом случае, причина, по которой нас отправляли на операцию, исчезла бы. Вопрос встал ребром: мы отправимся через двадцать четыре часа или не отправимся вообще.
Эти сутки тянулись очень медленно, каждый был погружен в свои мысли. В 06:00 все, кто мог, позавтракал, мы снова погрузились в грузовики и отправились на аэродром. Загрузив борта всем, чем надо для десантной операции, каждый из нас затем отправился на заранее подготовленную позицию. После всех фальстартов, когда мы все были готовы к вылету, я чувствовал себя спокойно и непринужденно. Смерти я никогда не боялся, иногда это мне приходилось гоняться за ней, и сейчас я задавался вопросом, наступит ли такой случай на этот раз. На лицах моих товарищей читалась вся гамма эмоций: волнение на лицах молодых, мрачная решимость на лицах остальных.
Появился «Лендровер» с несколькими военнослужащими Королевских ВВС. Круки вызвали из самолета наружу — чтобы дать ему последние инструкции, подумал я. Затем двигатели медленно остановились. Работу отменили, и на этот раз навсегда. В ВВС обнаружили, что аргентинцы установили новый радар на лодке недалеко от побережья, и аэродром, который мы собирались атаковать, был бы осведомлен о нашем приближении. Все выгрузились и вернулись в свои «баша».
В спецназовских кругах ходило много разговоров об эскадроне «B» и операции, которая так и не состоялась, и многое из этого было уничижительным. Но когда на стол легли все кости, когда нам сказали идти, на операцию отправились все, даже те, кто считал, что мы обречены.
Теперь Круки отчаянно пытался перебросить нас вперед, чтобы помочь двум другим эскадронам на Фолклендах. Сама война развивалась стремительно, а мы застряли на солнечном острове Вознесения, подобно эскадрону тыловых засранцев. [1] Пока наши тренировки в кошмарном ландшафте лавовых пластов острова Вознесения продолжались, мы получали новости о других эскадронах — в основном хорошие, но иногда и очень плохие.
На Западных Фолклендах патруль из четырех человек под командованием капитана Гамильтона вступил в перестрелку с гораздо более многочисленными аргентинскими силами. Капитан был убит, двум бойцам удалось спастись, а один человек пропал без вести. Я услышал рассказ об этом инциденте от самого пропавшего, военнослужащего эскадрона «D» по прозвищу Фонзе. Он и капитан оказались отрезаны друг от друга, и, поскольку его офицер погиб, он сражался до тех пор, пока у него не закончились боеприпасы, после чего его взяли в плен. Фонзе, у которого была очень смуглая кожа, сумел убедить своих захватчиков, что он не более чем денщик офицера, «которого просто взяли с собой, чтобы нести его снаряжение и чистить сапоги». В конце войны они испытали шок, когда вертолет, полный солдат эскадрона «D», забрал Фонзе с их позиции и улетел, даже не приняв их капитуляцию.
Другая трагедия произошла, когда патруль Специального Лодочного Эскадрона (СБС), переодетый в аргентинцев и находившийся далеко за пределами своего района действий, вышел на позицию эскадрона «D». В ходе возникшей неразберихи один человек из СБС был застрелен.
Война близилась к своей кульминации, а нас все еще не привлекали к ней. Затем появилось новое задание: аэропорт в Порт-Стэнли. Вышестоящее командование хотело, чтобы он был взят в ходе крайнего штурма. Для этой операции подготовили эскадрон «B». В спешном порядке подразделение переформировалось для высадки парашютным способом. Далее, после нашего прибытия в оперативную группу, штурм будет осуществляться с вертолетов. Вылетать мы должны были через три дня — никаких «но» или «если». Задействовались два самолета C-130 и самолет-заправщик. На этот раз мы полетим.
Боб Ти, легендарный фиджиец Так, я и еще несколько человек решили напиться, и у нас это получилось на славу. Примерно в три часа ночи, за двенадцать часов до вылета, мы сидели возле нашего «баша», и у нас заканчивалось пиво. Меня, как самого младшего из присутствующих, отправили в соседнюю палатку летчиков, чтобы раздобыть немного запасов. Вернулся я с хорошими запасами и с эскортом из четырех человек из ВВС.
Каждый солдат Полка знает о битве при Мирбате, где в июле 1972 года горстка бойцов САС отбила атаку подавляющего по численности отряда повстанцев из Дофара. В бою Так был несколько раз ранен в грудь, и последующие операции по извлечению полутонны свинца из его тела оставили у него на спине ужасные шрамы. Вскоре после того, как к нам присоединились наши коллеги из Королевских ВВС, один из пришедших наклонился и уставился на Така немигающим взглядом.
— Слушай, я знаю, кто ты, и мы знаем, куда ты отправишься завтра, но я хотел бы знать, как у тебя появились эти шрамы на спине?
Так наблюдал за своим собеседником сквозь полуприкрытые глаза.
— Видишь ли, когда я был помоложе, то играл в регби, и кто-то придавил меня во время схватки.
Остальные повернулись с каменными лицами, чтобы узнать, что наш новый друг думает по этому поводу. Тот медленно кивнул.
— Понятно. Не хочешь говорить об этом. Я могу это понять.
Все разразились смехом.
К 14:00, когда мы загрузились в два «Геркулеса», все протрезвели. Из-за температуры воды, в которую приходилось приводняться, прыгать нам предстояло в костюмах сухого типа. После нас в контейнерах сбрасывалось наше снаряжение. Полет через океан оказался таким же богатым на события, как и остальные дни. Один из наших самолетов-заправщиков не смог долететь до места встречи, и был вынужден повернуть назад, что означало потерю половины эскадрона, которой также пришлось вернуться. Мы продолжали лететь, и летчик, после некоторых уговоров Круки, добрался до точки нашей дозаправки. Я чувствовал, как у меня в животе начинают порхать бабочки — теперь пути назад уже не было.
Свет приглушили, задняя рампа медленно открылась. Мы подошли к выходу, загорелся красный свет, все напряглись, затем включился зеленый. Выйдя на холодный воздух, я посмотрел вниз. Там я смог разглядеть несколько кораблей, один из которых, справа от меня, был сильно поврежден в результате ракетной атаки по носовой части. Думаю, это был «Глостер», который накануне вечером был поражен ракетой «Экзосет» наземного базирования. [2] Между кораблями виднелись точки — это были быстроходные надувные лодки, ожидавшие, когда нас поднимут, и не успел я опуститься на воду, как меня подхватили за руку и вытащили на борт. Мы помчались к соседнему фрегату, на котором я услышал звук подлетающего «Геркулеса», который должен был сбросить наше боевое снаряжение.
Больше половины парашютов не раскрылось, так что множество ценного снаряжения ушло на дно моря. Но для меня это не имело значения. Мне было все равно, где находится мое снаряжение — я был на войне, и только это имело значение. Повернувшись к островам и ткнув пальцем в сторону врага, я прошептал:
— Вы не знаете, что вас ждет.
Мы спустились вниз, переоделись в сухую одежду и получили горячее питье. Через четыре часа нам предстояло перебраться на «Гермес», чтобы подготовиться к штурму. Нам велели немного поспать. Мне удалось выклянчить койку у дружелюбного матроса, но через два часа меня разбудило сообщение по громкоговорителю: «Над Порт-Стэнли поднят белый флаг. Война окончена!»
Я искренне надеялся, что это какая-то ошибка, но в течение часа было получено официальное подтверждение, что аргентинцы капитулировали. Сказать, что я был разочарован, значит не сказать ничего. Участие в полномасштабной войне и возможность сражаться за свою страну было так близко, но в последний момент этот шанс ускользнул из моих рук. Я был почти безутешен и слонялся по кораблю, не в силах смириться с ситуацией. Во мне бурлило разочарование, копившееся последние несколько месяцев. Все эти недели, когда над нами довлела перспектива жестоких боев и почти верной смерти, взяли свое. Каждый из нас настраивался на то, что наша задача — это дорога без возврата, но теперь она внезапно закончилась полнейшим разочарованием. Из меня хлынул каскад долго сдерживаемых эмоций: гнев, депрессия и, наверное, — хотя я тогда этого не осознавал, — облегчение. Найдя тихий уголок, я впервые за много лет смог хорошенько выплакаться.
Через два часа нас перевели на один из кораблей обеспечения. Я бросил свое снаряжение и вместе с несколькими друзьями отправился в Порт-Стэнли. Разгромленная армия замусорила улицы маленького городка брошенным оружием всех видов: винтовками, пистолетами, пулеметами. Повсюду, как выброшенные игрушки сердитого великана. стояли разбитые самолеты «Пукара» и вертолеты «Белл». Впервые я близко рассмотрел врага, ради борьбы с которым и проделал такой долгий путь. Они шатались вокруг, грязные и голодные, с пустыми взглядами, совсем еще дети, едва успевшие окончить школу. Тот, кто выставил их против одной из лучших боевых армий в мире, заслуживал того, чтобы его поставили к стенке.
До меня донеслись громкие голоса, и я повернулся. Два аргентинских офицера спорили с молодым ланс-капралом шотландской гвардии, которому они отказывались дать свое оружие. Я подошел и встал в нескольких футах позади гвардейца. На мне не было берета, но были надеты боевая куртка САС, камуфлированные брюки и синий пуловер Королевского военно-морского флота. Мои длинные волосы развевал ветер, у меня была сорокавосьмичасовая борода и густые, черные, поникшие усы. Аргентинский капитан посмотрел через плечо ланс-капрала, и наши глаза встретились. В его глазах я прочитал высокомерие и горькую злость от поражения. Что он увидел в моих, я не знаю, но его зрачки внезапно расширились, когда он взглянул на оружие, которое было со мной: американская винтовка, оснащенная 40-мм подствольным гранатометом М203, стандартное оружие САС. Я снял оружие с предохранителя. Медленными движениями, без сопротивления, он передал мне свой автоматический пистолет. Два дня спустя аргентинские солдаты напали на пункт временного содержания офицеров и сожгли его. Рассеять их удалось только тогда, когда взвод 2-го парашютного батальона с примкнутыми штыками выдвинулся на подавление беспорядков.
Лодочный отряд оставался на Фолклендах еще на протяжении шести недель после войны на случай аргентинского контрнаступления, и размещался он в одном из немногих отелей на острове — «Росс Гэст Хаусе». Мы проводили время, посещая отдаленные фермы, где с нами обращались как с ВИП-персонами — забивали корову и устраивали импровизированный банкет.
Нам рассказывали ужасные истории о том, как аргентинские офицеры обращались со своими людьми. Однажды парень лет семнадцати пришел на одну из ферм просить еды. Его поместили в близлежащий сарай, а когда он отказался выйти, офицер бросил туда гранату. Фермер показал мне, где его похоронили, и мы сделали пометку, чтобы могилу можно было потом найти и вернуть тело неизвестного солдата на родину.
Наступило время уезжать. В аэропорту Стэнли, когда мы ждали транспортник «Геркулес», который должен был доставить нас обратно на остров Вознесения, у одного из самолетов «Харриер» при посадке произошел самопроизвольный сброс ракеты. При ударе она отскочила прямо в группу гвардейцев, тяжело ранив двоих из них. Когда мы взлетали, парни все еще лежали на земле.
После ночи, проведенной на острове Вознесения, мы вылетели обратно в Великобританию вместе со 2-м батальоном шотландской гвардии и приземлились, встретив бурный прием. В окнах висели транспаранты с надписью: «С возвращением, герои Тамблдауна!», [3] была расстелена красная дорожка, волынщик играл патриотический гимн «Храбрая Шотландия». Круки приказал нам сидеть тихо, пока гвардейцы не уйдут и волнение не уляжется, но тут по трапу самолета быстро поднялся какой-то гражданский в костюме в полоску и спросил, являемся ли мы военнослужащими Херефордского гарнизона.
Круки подтвердил, что да.
— Следуйте за мной, пожалуйста, — произнес человек в костюме.
Волынщик вкладывал в свою игру всю душу. Старшие офицеры, родные, друзья и прочие гражданские лица выстроились вдоль красной дорожки, чтобы приветствовать своих парней. Но тут вниз по трапу стал спускаться лодочный отряд эскадрона «B», — обросшие, небритые, одетые кто во что. Глаза волынщика выпучились. Бригадир, стоявший у трапа, уж начал было отдавать честь и замер на полпути. Круки быстро кивнул ему и увел нас в сторону, в темноту. Я оглянулся через плечо — волынщик все еще таращился нам вслед. Мы определенно не были шотландскими гвардейцами.

*****

Через четыре недели Фолклендские острова были уже далеким воспоминанием. Мы находились на Кипре, наслаждаясь учениями эскадрона. Чтобы залечить разногласия в подразделении по поводу предполагаемой атаки на материковую территорию Аргентины требовалось время. Многие из молодых, начинающих военнослужащих Полка увидели наших начальников не в очень лестном свете, однако по мере того, как мы вместе работали и тренировались под южным Солнцем, противоречия начали затягиваться. Впереди нас ждало еще одно задание антитеррористической группы. Вскоре лодочному отряду предстояло вернуться в Северную Ирландию.
Но вначале состоялось итоговое годовое собрание личного состава, которое происходит в конце каждого года. На нем обязан присутствовать каждый военнослужащий Полка, не занятый в операциях. Здесь подробно обсуждалась боевая работа предыдущего года и перспективы будущих операций. К ужасу эскадрона «B», о нашей предполагаемой роли в войне или даже о патруле, который был развернут на материке, не было сказано ни слова. Единственное упоминание об этом исходило от директора. После своего выступления он рассказал историю об офицере САС во время Второй мировой войны, который ехал по дороге, когда ему сообщили, что его люди попали в засаду эсэсовцев. Он развернул свой «Лендровер» и направился в сторону засады, но тут его снова остановила французская крестьянка, которая сообщила ему, что эсэсовцы ждут в засаде и его. Я, довольно наивный, ожидал услышать, как этот мужественный человек обошел противника с фланга, решительно атаковал и в одиночку переломил ход боя. Но директор продолжал:
— И вот он поехал на своем «Лендровере» прямо по дороге… и погиб!
Я был ошеломлен; да и не только я. Несколько секунд стояла полная тишина, а затем сзади меня кто-то выкрикнул:
— Они что, сделали его бригадиром?
Посреди общего смеха я услышал крик директора:
— Но он сделал свою работу!
Парням это совсем не понравилось. В эскадроне «B» такой намек на его участие в войне сочли оскорбительным. Несмотря на опасения многих в подразделении, когда дело дошло до дела, сражаться были готовы все.

*****

Мы прибыли в Ольстер в начале декабря и едва успели сойти с самолета, как подразделение, которое мы сменяли, мобильный отряд эскадрона «D», вступило в бой. Ферманская бригада Временной ИРА установила на дороге недалеко от границы 500-фунтовый фугас. У места, с которого его должны были подорвать, мобильный отряд устроил засаду, расположившись на небольшом холме, возвышающемся над дорогой. Фугас должны были подорвать с помощью провода, подключенного к аккумуляторной батарее.
Погода стояла ужасная, но бдительность засадной группы САС принесла свои плоды: рано утром была замечена фигура, пробирающаяся к месту подрыва. Командир патруля дождался, пока человек из ИРА присоединит свой аккумулятор, и окликнул его. Террорист сделал резкое движение, по нему открыли огонь, попав двумя пулями калибра 5,56 мм. Одна из них вошла в верхнюю часть тела и срикошетила от ребер, выйдя с противоположной стороны, в районе тазобедренного сустава. Раненый был арестован. В такие моменты даже малейшее движение террориста может быть неверно истолковано сидящими в засаде. Внезапный поворот тела или исчезновение руки за туловищем могут быть расценены как враждебные действия. По-видимому, его первые слова, обращенные к спецназовцам, были: «Я требую, чтобы со мной обращались как с военнопленным». На него были надеты наручники, а позже его осудили за акты терроризма.
Большинство из нас полагало, что в условиях засады малейшие колебания, даже на долю секунды, могут оказаться фатальными. Все мы изучали старые отчеты о боестолкновениях и, в частности, читали об убийстве капрала Дэвида Джонса из 14-й разведывательной роты 16-го марта 1978 года. Джонс и еще один сотрудник «Отряда» находились на НП, который работал по трем террористам ИРА. Фрэнсис Хьюз, один из ведущих боевиков, открыл огонь сразу же, как только его окликнули, убив Джонса и ранив его товарища. Самого Хьюза подстрелили и позже схватили.
Перестрелка в Фермане стала большим событием для уходящего мобильного отряда, но в меньшей степени и для меня, поскольку мне предстояло взять на себя ответственность за засаду, и я упустил возможность расправиться с Временной ИРА. Два дня спустя мы приняли под свою ответственность операции САС в Ольстере. Наш отряд был разделен на две команды: «Синяя» и «Красная». «Синей» командой командовал бывший инженер из Парашютного полка по имени Джон Эс, «красной» — капрал Томми Палмер. Изначально я был в «красной» команде, но потом перешел в «синюю», в основном из-за того, как Томми водил свою машину. Мне хотелось погибнуть в бою, а не в дорожной аварии.
Офицер специального отдела Королевской полиции Ольстера подробно ввел нас в курс дела о текущей обстановке в Ольстере и шаг за шагом рассказал нам об оружии, личностях и эффективности различных боевых групп Временной ИРА, с которыми мы могли столкнуться в ближайшие месяцы. Боевые ячейки оценивались по количеству операций, которые они проводили против сил безопасности. Некоторые из них действовали раз в месяц, некоторые — раз в неделю, но самыми активными были боевики из группы южного Арма, которые в среднем совершали нападения дважды в неделю. Нас предупредили, чтобы мы не относились к ним легкомысленно: они были хорошо вооружены, высоко мотивированы и неплохо обучены. Нам посоветовали относиться к ним как к обычным солдатам. Они являлись одной из наших главных целей, и если бы мы смогли получить хорошую разведывательную информацию, то нам удалось бы их уничтожить.
Меня особенно интересовало, что произошло в Арма за годы, прошедшие с тех пор, как мы уничтожили Джеймса МакГерригана. Город все еще контролировался семьей Грю, наряду с Кэрроллами. Шеймус Грю был мертв, его убили сотрудники специального отдела Королевской полиции Ольстера. Дези теперь состоял в ИНОА, но отбывал короткий тюремный срок за преступление с применением оружия. Оливер, самый младший брат, теперь возглавлял в городе силы Временной ИРА. Нам сказали, что городские добровольцы Ирландской Республиканской Армии не ставили Оливера так же высоко, как его старших братьев, и постоянно подталкивали его к тому, чтобы он себя проявил.
Инструктаж, проведенный старшим инспектором Йеном Фениксом, бывшим парашютистом и убежденным сторонником присутствия САС в Ирландии, был полон захватывающей информацией и искрометного чувства юмора. Военнослужащие спецназа и сотрудники специального отдела знакомились с активистами ИРА так же, как некоторые люди знакомятся со своими соседями. Мы постоянно сплетничали о них — кого повысили, кого убрали, кто с чьей женой спит, — но никогда не отзывались о них с уважением. Для нас они были паразитами, с которыми нужно было бороться.
В среднем за шестимесячную ротацию отряды САС проводили от пятнадцати до двадцати операций. Мы ожидали, что за это время произойдет только одно боестолкновение, которое закончится арестом или убийством. Сразу после Нового 1983 года меня вместе с Джоном Эс и Миком Эф (бывший солдат гордонского хайлендерского полка, участвовавший в сорвавшемся рейде на материковую часть Аргентины) на два дня откомандировали в 14-ю разведывательную роту, отвечавшей за Белфаст, для вводного курса. Нас ознакомили с действиями, проводимыми в настоящее время в городе, и с различными операциями, которые проводились по всему Ольстеру.
Двадцать восьмого мая предыдущего года в Лондондерри офицер, проводивший наружное наблюдение, столкнулся с автомобилем, в котором сидело четыре хорошо вооруженных члена ИРА. Один террорист подбежал к передней части его автомобиля, второй, вооруженный винтовкой «Армалайт», — к задней, а третий, держа пистолет, направился к водительской двери. Достав из дверной кобуры автомобиля свой 9-мм автоматический пистолет «Браунинг» с удлиненным магазином на двадцать патронов, сотрудник «Отряда» опустил стекло, как будто намереваясь поговорить с ними, но вместо этого сразу же открыл огонь. Почти тут же террорист, стоявший за ним, выпустил очередь из своего «Армалайта». Целился он плохо, все выстрелы прошли мимо офицера, но одна из пуль угодила его товарищу прямо между глаз. Перехватив инициативу, человек из «Отряда» развернулся и выстрелил в него прежде, чем тот смог восстановить контроль над своим оружием, дважды попав ему в грудь. После этого он переключил свое внимание на четвертого и последнего человека из ИРА, который все еще сидел за рулем их машины. Попав под огонь решительного оперативника, террорист бросился прочь. Офицер дал задний ход и последовал за ним. Позади него остались лежать двое убитых, Чарльз Магуайр и Джордж МакБерти. Третий, будучи раненым, был схвачен и позже предстал перед судом, который его и осудил.
В ИРА попытались заявить, что машина, набитая бойцами САС, подъехала и открыла огонь по их беспомощным людям. В задней части машины оператора «Отряда» была найдена пуля калибра .356 от «Армалайта». Три винтовки «Ругер», пистолет-пулемет и 9-мм пистолет, принадлежавшие полицейским, которые, прибыв на место происшествия для расследования, вступили в десятиминутный огневой бой с другой боевой ячейкой ИРА, были, как обычно, отправлены на экспертизу. Эта перестрелка подтвердила то, о чем я всегда размышлял: даже если «Провосы» превосходят вас по численности и вооружению, то до тех пор, пока вы не будете тупить и впадать в ступор, при наличии решимости и хорошей подготовки они не сравнятся с вами на близком расстоянии. Специальная Авиадесантная Служба выслала офицеру «Отряда» бочонок пива, а армия наградила его «Военным крестом».
За каждым из нас был закреплен оперативник «Отряда», который возил нас в течение трех дней, знакомя с местностью. Моим наставником стал бывший солдат 2-го парашютного батальона, Брэд, который был нашим старым знакомым. В наше первое утро мы решили сосредоточиться на западном Белфасте. Пока меня везли, я удивлялся осведомленности моего спутника из «Отряда». Он знал практически каждую улицу и дорогу, обладал почти энциклопедическими знаниями об активистах Временной ИРА в этом районе. Вот здесь был местный штаб, вон там живет командир боевой ячейки, и так далее. Вдруг Брэд резко остановил машину, его лицо покраснело от гнева.
— Может, хватит так делать? — огрызнулся он.
— Что делать? — удивленно спросил я.
— Таращиться!
Я продолжал непонимающе смотреть на него.
— Каждый раз, когда я указываю на какого-то участника, ты таращишься на него. Мне придется по возвращению поменять эту машину.
Получив достойную отповедь, пришлось обуздать свои инстинкты.
За шесть лет с момента моего последнего продолжительного визита в 1977 году Белфаст сильно изменился. Повсюду выросли новые жилые комплексы. Появились исключительно республиканские районы, к которым добавились Баллимёрфи, Андерсонстаун, Нью-Лодж и Ардойн. Даже в начале восьмидесятых казалось, что все католические районы расширяются, а протестантские — сокращаются.
К концу дня мы оказались в лабиринте маленьких, извилистых улочек Баллимёрфи, и притормозили, чтобы пропустить перед собой армейский патруль. Солдат, едва вышедший из подросткового возраста, остановился, занял укрытие, и нацелил свою винтовку прямо мне в голову. Я посмотрел ему в глаза — в них было все: недоверие, настороженность, неприязнь, возможно, даже ненависть. Я улыбнулся; от ухмыльнулся в ответ и отвернулся.
«Если бы ты только знал, сынок. Если бы ты только знал», — повторял я про себя, когда мы проезжали мимо.
На самом деле, в командировке в Ольстер были свои приятности, поскольку когда вы не на операциях, ваше время, по сути, принадлежит вам. Бóльшую часть своего времени я посвящал тренировкам: вставал в семь утра и пробегал четыре мили до завтрака, до обеда в спортзале занимался легкими упражнениями, а после — таскал тяжести. После вечерних «молитв» я проводил часовую тренировку по боксу. К концу командировки я мог выжать триста фунтов, пробежать пять миль за тридцать минут, и никто не вышел бы против меня на боксерский ринг. Никогда больше в своей жизни я не был таким сильным и подтянутым. От семнадцатилетнего парня с весом в восемь стоунов, который не прошел медкомиссию при поступлении в армию, был пройден долгий путь!
На боевой службе мы пробыли недолго, когда нас посетил наш командир. В САС беспокоились, что после, как казалось, череды успешных операций против Временной ИРА и ИНОА, роль Службы в Ольстере может быть подорвана Специальным подразделением поддержки Королевской полиции. [4] Я вовсе не был уверен, что эти операции были «чистыми», поскольку никакого оружия обнаружено не было, и полагал, что люди вернутся и будут преследовать соответствующее подразделение в судебном порядке. И оказался прав, когда было начато расследование Сталкера. [5]
Однако на то время нашему командиру хотелось знать, что нам нужно для достижения успеха. Обсуждались различные варианты, включая идею уничтожения отдельных целей, связанных с ИРА. Эту идею командир отверг. Нам разрешалась вступать в бой с Временной ИРА, только если мы застигали их за проведением террористической акции и вооруженными. Я подытожил наши мнения.
— Если это так, босс, то нам нужна первоклассная информация от специального отдела. Вы достанете нам разведданные, а мы сделаем все остальное.
Командир пообещал сделать все возможное, и остался верен своему слову, — после его визита операции стали происходить часто, а разведданные были хорошими. Но нашему окончательному успеху, казалось, всегда мешал один фактор: защита информаторов. Способ проведения тайных операций в Ольстере, как тогда, так и сейчас, был довольно прост. Исходная информация, полученная от агентурной или технической разведки, поступала в центральный руководящий орган, Группу тактического управления (ГТУ), [6] и уже там решали, какое подразделение должно ею заниматься. Если непосредственная угроза отсутствовала, задача ставилась одному из подразделений наружного наблюдения. Как только они составляли общую картину предполагаемой цели, и если казалось, что нападение неизбежно, отправлялись силы реагирования. Именно на этом этапе защита информаторов становилась очень важной.
Осведомители и агенты, внедренные в ряды Временной ИРА, являются самым важным активом в продолжающейся борьбе против Ирландской Республиканской Армии. У каждого источника информации есть свой куратор, либо в полиции, либо в армейской разведке. Армейские кураторы, многие из которых проработали в Провинции всего два года, зачастую были настолько полны решимости сделать себе имя, что переоценивали важность своих агентов. Куратор, имеющий хорошего агента, пойдет практически на все, чтобы его защитить. Иногда этого можно добиться, убедив ИРА в том, что информатором на самом деле является другой член их боевой ячейки. Учитывая шпиономанию внутри республиканского движения, сделать это зачастую было несложно.
Я знаю по крайней мере два случая, когда добровольцам ИРА свои же товарищи «постучали по голове» (застрелили выстрелом в голову) в ошибочном убеждении, что они являлись информаторами. Оба оставили записанные на пленку признания своим следователям из Временной ИРА — как только одна из групп внутренней безопасности Ирландской Республиканской Армии возьмет вас в свои руки, вы признаетесь в чем угодно. Люди могут брезговать такими действиями, а некоторые говорят о грязных приемах, но лично я находил удовлетворение в том, что мы заставляли республиканцев убивать своих собственных людей. Конечно, ИРА постоянно пыталась внедриться в специальный отдел, заставляя своих людей выдавать себя за наших агентов. Один мой знакомый оперативник не испытывал сомнений в том, что нам необходимо убивать в Белфасте каждого «таута» — так «Провосы» называли информаторов, — поскольку считал, что мы сэкономили бы стране целое состояние и уничтожили бы половину активный членов ИРА.

*****

Меня разбудили незадолго до полуночи 2-го февраля — у «Отряда» случилось еще одно боестолкновение, и по крайней мере один террорист был мертв. Почти все мы подорвались с постели и толпой повалили в оперативную комнату, чтобы послушать, как разворачивались события. Сотрудник «Отряда» был застигнут врасплох двумя членами ИНОА, которые устроили на него засаду возле дома. Он убил одного из них и ранил другого. Позднее погибший был опознан как Нил Макмонагл, доброволец ИНОА из Дерри. Через неделю мне посчастливилось побывать на праздничной вечеринке и встретиться с этим человеком лично — после того, как ему удалось вырваться из засады ИРА, Пол Дуги Орам стал легендой. Он и рассказал о событиях той ночи. Он вел пешее наблюдение у дома, где, как предполагалось, собирались члены ИНОА. Обойдя дом, он не заметил никаких признаков жизни. Его попросили сделать повторный обход, но он опять не заметил никакой террористической активности. Контролер попросил его обойти третий раз. При этом все присутствующие сотрудники, занимавшиеся наружным наблюдением, вздрогнули — рисковать своей «правой рукой», отправляя ее на третий обход во враждебном районе, было настоящим испытанием.
Дуги согласился совершить третью прогулку. Внутри дома находились одни из самых безжалостных террористов, действовавших в то время в Провинции. Всего за два месяца до этого те же самые боевики без предупреждения заложили бомбу в дискоклубе «Дроппин Велл» и убили одиннадцать солдат и шесть гражданских лиц. [7] Дуги переложил свой 9-мм «Браунинг» с обычного места, из задней части брюк, на пояс спереди. Он всегда пренебрегал ношением кобуры любого типа. Когда он подошел к дому, из темноты выскочила фигура, прижала его к сетчатому забору и начала обыскивать. Прижавшись к забору, Дуги увидел, что к нему приближается второй человек из ИНОА с карабином M-1. Понимая, что нужно действовать, оперативник ударил локтем стоявшего позади него человека, и в то же время, воспользовавшись моментом, извлек свой пистолет и сделал два выстрела в приближающегося второго боевика. Увидев, как у того изо рта хлынула ярко-красная кровь, и, поняв, что одного противника он нейтрализовал, Дуги повернулся, чтобы встретить второго, который теперь стоял на руках и коленях. Он выстрелил ему дважды в грудь, а затем побежал к своей машине. Восторженные слушатели ненадолго замолчали, пока Дуги не закончит свой рассказ, а затем кто-то спросил:
— Почему вы не прикончили второго ублюдка на земле?
Дуги окинул его непоколебимым взглядом, затем улыбнулся.
— Послушайте, в доме сидело еще пятеро человек; я преодолел сто метров до своей машины быстрее, чем Аллан Уэллс. [8]
К концу вечера Дуги собрался уходить. Это был человек, который никогда бы не вписался в традиционный образ героя: длинноволосый и тучный, мимо него вы бы прошли на улице, даже не взглянув. Он всегда пренебрегал атрибутами спецназа: не качал железо и не носил модные наплечные кобуры. Но вокруг него находились одни из самых крепких мужчин в Северной Ирландии.
У двери он приостановился, и, повернувшись, окинул нас долгим сардоническим взглядом, после чего изрек нам свою философию.
— Морпехи, — он сделал пренебрежительный жест, — полное дерьмо. Парашютисты — ссыкуны; САС — милые и сексуальные. [9] — Тут он похлопал себя по выпуклому животу. — Но убивают смертоносные животы!
Все рухнули от смеха и зааплодировали ему стоя. Позже он был награжден Воинской медалью за храбрость. Это был последний раз, когда я видел его живым.
Не прошло и трех дней, как нам выпала первая крупная операция — возможность нанести удар по целой боевой ячейке ИРА, когда они будут забирать оружие из тайника. Мы с командиром «синей» команды Джоном Си отправились в ГТУ на первичный инструктаж. Все было хорошо. Несколько единиц оружия поступило в крупный тайник (основное укрытие в районе, из которого оружие расходилось по более доступным мелким тайникам на местах для использования боевиками). Источником информации был главный квартирмейстер ИРА в этом районе.
Информаторы бывают трех основных категорий: те, кого шантажируют (поймали за руку в кассе или трахающим жену заключенного члена ИРА, за что можно было получить пулю в голову); те, кто делает это за деньги (некоторым платят очень большие деньги); и, наконец, очень немногие, кто становится информатором по идеологическим причинам. Этот конкретный источник относился к последней категории — человек, вступивший в ряды ИРА, потому что он верил в объединенную Ирландию, но увидел организацию такой, какой она и была на самом деле: безжалостной, убийственной бандой головорезов, ставшей главным камнем преткновения на пути к объединенной Ирландии.
Мы хотели ударить по боевой ячейке в момент, когда они будут забирать оружие из тайника, но куратор осведомителя был категорически против этого. Прежде чем мы смогли бы перехватить стрелков, оружие должно было переместиться как минимум в два других тайника. Он также не разрешил техническому отделу армии установить на оружие сигнализационное устройство (так называемый «маячок»), опасаясь, что это тоже скомпрометирует его агента. Я начал терять самообладание, и указал на то, что если мы выпустим оружие из тайника в оборот, будет очень большой шанс упустить его полностью.
— Это тот шанс, которым мы должны рискнуть, — ответил куратор.
— И какой-то человек из Полка обороны Ольстера, не находящийся на службе, получит пулю в голову, потому что вы хотите защитить какого-то чертова агента, — не сдержался я.
В этот момент всех попросили успокоиться, особенно меня. Специальный отдел добился своего, нам не разрешили брать боевиков там, где мы хотели. Через неделю оружие перевезли, и группа наружного наблюдения, несмотря на все усилия, его потеряла. Позже его использовали против местных сил безопасности. Степень моей ярости не поддавалась описанию.
Вскоре после этого «Отряд» добился большого успеха и устроил вечеринку. Мы с Чаки, моим сослуживцем по лодочному отряду, и еще одним нашим товарищем отправились туда. Там были все, включая Йена Феникса, человека из спецотдела, который проводил с нами вводный инструктаж, стоявшего с бутылкой шампанского в руке. На вечеринке находился и куратор из спецотдела, которого я избегал, как заразы. Дважды он пытался заговорить со мной, но я его прерывал. В конце концов, в конце вечера он загнал меня в угол.
— Я хочу поговорить с тобой, — сказал он, подойдя вплотную. Ростом он был чуть выше меня, но во мне было по крайней мере на стоун больше мышц. Люди всегда говорили, что я выгляжу злобным, и когда я шел ночью один, даже некоторые полицейские переходили улицу, чтобы избежать со мной встречи. То, что этот человек столкнулся со мной, когда я был пьян и зол, было необычно. Его голос дрожал от едва сдерживаемого гнева.
— Я знаю тебя. Я точно знаю, кто ты и где ты был. Ты можешь быть самым жестоким человеком в своем подразделении, мне на это плевать. Все, чего ты хочешь — это убивать; если возможно, то людей из ИРА, но если нет, то подойдет кто угодно — ИНОА, Ольстерские добровольческие силы — тебе все равно. Тот человек, с которым я работаю, спас больше жизней, чем дюжина таких, как ты. Его жена состоит в Шинн Фейн, и вся его семья — республиканцы. И если кто-нибудь из них хоть на мгновение, хоть на миг, заподозрит, что он «таут», они его сдадут с потрохами. Единственный друг, который есть у него в этом мире, — это я. — Он ткнул пальцем мне в грудь. — И лучше я увижу, что потеряна дюжина стволов, чем отдам его, чтобы такой псих, как ты, мог сделать еще одну зарубку на своем пистолете.
Не дожидаясь ответа, он крутанулся на пятках и выскочил из комнаты. Я осознал, что привлекаю внимание, и отправился к бару. Там ко мне присоединился Чаки.
— Конечно, он тебе все высказал, не так ли?
Я бросил на него мрачный взгляд и заказал еще одну порцию.
— И вот что я тебе скажу, — добавил Чаки. — Он точно тебя раскусил.
Я был вынужден согласиться: так оно и было.

ПРИМЕЧАНИЯ:

[1] Англ. сл. Rear-echelon motherfuckers. Презрительное название любого военнослужащего, старающегося держаться как можно дальше от передовой.
[2] Автор крайне небрежен. На самом деле в составе оперативной группы британских ВМС у Фолклендских островов не было корабля с таким названием. Противокорабельными ракетами «Экзосет» было уничтожено и поражено несколько боевых кораблей, и применялись они аргентинской авиацией, а не сухопутными войсками.
[3] На высоте Тамблдаун возле Порта-Стэнли располагался аргентинский опорный пункт, который штурмовали шотландские стрелки.
[4] Англ. Special Support Unit (SSU).
[5] В этом абзаце автор завуалированно намекает на начатое 24-го мая 1984 года под руководством заместителя главного констебля полиции Большого Манчестера Джона Сталкера расследование трех конкретных случаев, в которых специально обученная группа Королевской полиции Ольстера, работавшая под прикрытием, проводила политику т.н. «стрельбы на поражение», а фактически — физических ликвидаций активистов ИРА и ИНОА.
[6] Англ. Tactical Control Group (TCG).
[7] Теракт в «Дроппин Велл», так же известен как «Теракт в Балликелли» произошел 6-го декабря 1982 года, когда боевики Ирландской национальной освободительной армии (ИНОА) заложили бомбу с часовым механизмом в дискоклуб «Дроппин Велл» в Балликелли, графство Лондондерри в Северной Ирландии. Этот дискоклуб был выбран целью, поскольку часто посещался британскими солдатами из близлежащих казарм Шаклтон.
[8] Британский легкоатлет-cпринтер, чемпион и серебряный призер Олимпийских игр 1980-го года в беге на 100 и 200 метров.
[9] Обыгрывается аббревиатура Полка — Sweet And Sexy (SAS).

Спасибо большое. Про Ирландию было читать особенно интересно.

Вторая половина 6-й главы.

*****

Социальная жизнь в Ольстере для отряда также была замечательной. Когда не велось неизбежных операций, мы могли свободно передвигаться по всей Провинции. Команды чередовались друг с другом на дежурстве, и в свободное от службы время мы посещали бары и клубы в безопасных районах, поднаторев в придумывании легенд, объясняющих, почему мы находимся в Ольстере. Помогало то, что никто из нас не выглядел как военнослужащий. В то время я был влюблен, поэтому не гонялся за женщинами с таким решительным энтузиазмом, как мои коллеги. Однажды вчетвером мы оказались в одном из баров в городке Бангор, в графстве Даун. Тем вечером была моя очередь сидеть за рулем, поэтому я ограничился шанди. [10] На другой стороне танцпола появилась очередная красавица, — высокая, светловолосая девушка, с фигурой, за которую Венера Милосская выцарапала бы себе глаза, будь у нее руки. Самый низкорослый парень из нашей группы, которого уже отшили почти все женщины в баре, решил действовать напрямик. Дав девушке возможность оценить его ковбойскую походку, он подошел к ней.
— Прошу прощения.
Она холодно разглядывала его из-под полуопущенных ресниц.
— Да?
Он медленно оглядел ее с ног до головы.
— Вы ложитесь в постель с парнем на первом свидании?
Девушка и бровью не повела.
— Конечно, — ответила она с милой улыбкой, — но не с такими карликами, как ты.
Полностью выбитый из колеи, наш коллега изобразил тактическое отступление к своим товарищам и к подколкам, которые продолжались всю нашу командировку.
Где-то к середине срока моего пребывания в Ольстере разочарование и скука заставили меня начать рисковать. Вооруженный до зубов и в поисках приключений, я отправился в район западного Белфаста, где проживали ревностные католики. С собой я прихватил MP5 с двумя тридцатизарядными магазинами, 9-мм пистолет с двадцатизарядным магазином в наплечной кобуре, осколочные и электрошоковые гранаты, а в багажнике машины лежала винтовка «Армалайт» — на всякий случай. Мне очень хотелось какого-то движа — случайной встречи с ИРА, чьей-то попытки угнать мою машину, незаконной остановки на дороге — чего угодно. В журнале боевых действий отряда эту поездку я записал как ознакомительную рекогносцировку. На самом деле мне просто хотелось с кем-то сцепиться.
Ближе всего к неприятностям я оказался в верхней части Фоллз-Роуд, пробираясь по узким, извилистым улочкам, когда мой путь преградил экскаватор. Пока я ожидал, пока он меня пропустит, из близлежащего завода внезапно на улицу высыпала толпа рабочих. Сотни потенциально враждебно настроенных местных жителей проходили мимо, всего в нескольких футах от меня, и любой случайный взгляд, брошенный внутрь машины, позволил бы заметить весь арсенал, который я вез. Пришлось притвориться безразличным и скучающим, я даже, потягиваясь, зевнул. «Джей-Си-Би» [11] все еще блокировал дорогу. «Наверняка кто-нибудь заглянет в машину. — Мои мысли неслись вскачь. — Если меня заметят, я брошу машину задним ходом; если меня заблокируют, свяжусь по рации, достану “Браунинг” и выпущу несколько пуль над головами, а если это не сработает…» Затем экскаватор вильнул в одну сторону, и образовался просвет. В считанные секунды я объехал препятствие и вернулся на главную дорогу Спрингфилда.
Министры Короны и государственные секретари Северной Ирландии приходят и уходят, но за ними стоят люди, обладающие реальной властью — постоянные заместители секретарей, все эти седовласые мужчины вышесреднего возраста в костюмах в тонкую полоску, которые консультируют министров по всем вопросам. Один такой вельможа приехал к нам на базу. Мы продемонстрировали ему свои навыки, после чего нас пригласили на неформальную беседу, на которой он спросил нас, что лично он, его департамент и министр могут для нас сделать. В ответ на его просьбу повисла тишина. У солдат есть врожденное недоверие к любым политикам, поскольку их ошибки всегда отмечаются нашей кровью. И тем не менее командир пригласил нас к откровенному разговору.
— Я скажу вам, что вы можете сделать, — произнес я, устремив на чиновника свой самый зловещий взгляд. Он неуютно поерзал в своем кресле. — Вы можете дать нам разрешение, и через шесть месяцев мы уничтожим ИРА, выставив это как их вину.
Его ответ был истинным воплощением дипломатии.
— Вы, безусловно, имеете право на свои взгляды, и я прослежу, чтобы министр ознакомился с ними, но к сожалению, я не предвижу никаких обстоятельств, при которых нынешнее направление политики сил безопасности в Провинции, основанное на балансе между необходимостью продолжать давление на террористов, но в то же время поощрять политические дебаты, будет изменено.
Потом за свои высказывания я получил от начальства по шапке.
Появилась еще одна работа, которая выглядела многообещающей. По данным разведки, Временная ИРА из Тирона собиралась провести операцию в районе Помероя, небольшого, но очень республиканского городка. Данные разведки были расплывчатыми. Группа тактического управления направила туда армейский взвод ближнего наблюдения (ВБН), [12] чтобы те затаились в деревне. Наблюдатели сообщили, что в один из домов в городе вошло шесть подозрительных мужчин с тяжелыми сумками. В пределах часа мы уже были на инструктаже в полицейском участке в Померое. Одетые как обычные солдаты, мы проникли в город и устроили вокруг подозрительного дома засаду.
Я командовал штурмовой группой из трех человек, состоявшей из меня, Гарри Тейлора и Деса Эйча, которая расположилась прямо напротив дома. Время медленно шло к рассвету, когда, как мы предполагали, и начнется штурм. Когда на небе забрезжила заря нового дня, стало понятно, что мы не сможем долго оставаться незамеченными в маленьком городке, и решили действовать. Один из военнослужащих отряда, сопровождаемый довольно нервным человеком из Королевской полиции Ольстера, смело подошел к входной двери и постучал. Вокруг него собралось двадцать автоматчиков. Если бы в этот момент где-то завелась машина, то дом наверняка засыпало бы свинцовым дождем.
Через несколько минут появился юноша лет шестнадцати. В сумках были музыкальные инструменты, а внутри дома мы обнаружили еще четырех очень напуганных подростков, членов музыкальной группы. Ничего не оставалось, кроме как извиниться и уйти.
Поскольку я был старшим медиком отряда, меня постоянно вызывали проводить занятия по оказанию первой медицинской помощи для других учреждений. Я также продолжал свое образование в армейском учебном центре в Лисберне. Однажды, возвращаясь с занятия, я вышел на связь, чтобы сообщить на базу, что мы уже в пути. Ответ заставил меня и двух моих напарников задрожать — это было одно слово: «Ограничить!». Такое указание, означающее: «Не выходите в эфир, у нас чрезвычайная ситуация!» — связист дает только в том случае, если произошло боестолкновение. Похоже, так оно и было, так как Джон Эс докладывал, что не может найти оружие, и что машина разбита. Мы бросились на базу на максимальной скорости. Но случился не бой, а автокатастрофа. Томми Палмер, слишком часто гонявший слишком быстро, погиб, а другой военнослужащий отряда был тяжело ранен. Его пистолет исчез и так и не был найден. Они ехали на рыбалку, когда он на большой скорости потерял управление на автостраде возле Лургана. Это была трагическая утрата, повлиявшая на всех нас. Томми был замечательным человеком, получившим Королевскую медаль за отвагу [13] за штурм иранского посольства в 1980 году, во время которого он убил двух террористов.
Наконец, когда наша командировка подходила к концу, появилась работа, которая казалась беспроигрышной. Человек из специального отдела, ставивший перед нами задачу, был одним из самых надежных сотрудников полиции в Провинции, и вызывал отряд только тогда, когда была реальная перспектива перестрелки. Двое боевиков ИРА должны были занять дом, бросив возле него угнанную машину, но после того, как сотрудники полиции приедут осматривать машину, стрелки могли открыть по ним огонь из «Армалайта» и снайперской винтовки.
«Отряд» запускал нас в работу, разместив НП таким образом, чтобы наблюдатели могли наблюдать за домом, и сообщить нам, когда туда войдут стрелки. После этого мы начинали штурм.
Мы с Джоном Эсом составили план нападения. Он был очень прост. Как только стрелки войдут в дом, мы нападем на объект, переодевшись в форму местного армейского подразделения. Я должен был кувалдой вышибить дверь, а Джон поведет в здание две штурмовые группы по четыре человека.
Внутри дом нужно было обыскать. В комнату, из которой могли стрелять боевики, вела узкая лестница. По ней мы должны были подняться очень быстро, чтобы избежать потерь.
Со стороны присутствующих старших сотрудников полиции наш план одобрения не встретил. Они были обеспокоены защитой агента. Если мы нападем на дом до того, как стрелок откроет огонь, в ИРА узнают, что в их рядах есть информатор. Боевикам нужно было дать возможность открыть огонь первыми. За все годы службы в армии я никогда не слышал ничего настолько глупого. Вне зависимости от того, что будет заявлено официально, за пару дней в ИРА узнают, что их добровольцев убил не армейский патруль, а Специальная Авиадесантная Служба — в Северной Ирландии не существует такого понятия, как секрет. Мы указали старшему офицеру полиции на то, что если мы дадим возможность республиканцам открыть огонь первыми, то полицейское подразделение, которому поручено отреагировать на угон автомобиля, скорее всего, на таком близком расстоянии понесет потери, кто-то даже погибнет, но его ответ потряс всех нас. Он ответил просто:
— Это риск, на который мы должны пойти.
Мы загрузились и приготовились к бою. В качестве основного оружия я выбрал MP5, а в качестве запасного — свой надежный 9-мм пистолет «Браунинг». Также я взял две осколочные гранаты. В Ольстере они никогда не использовались, и штаб-сержант нашего отряда, руководивший работой из оперативной комнаты подразделения, сказал Джону, чтобы он велел мне положить их на место.
Я посмотрел своему командиру группы прямо в глаза.
— Джон, ты ведь не позволишь мне подняться по этой лестнице первым. Если противник собьет тебя с ног, я закидаю его гранатами, а потом поднимусь наверх и добью всех людей в комнате.
— Ты будешь использовать их, только если они меня убьют?
— Именно так.
Он похлопал меня по плечу.
— Мне этого достаточно. Ровно до тех пор, пока я не окажусь рядом, чтобы принять на себя основной удар.
В район засады мы отправились в гражданском микроавтобусе без опознавательных знаков. Там водитель, одетый в гражданскую одежду, начал читать газету. Впервые мы тихими голосами начали обсуждать свои мысли относительно приказов сотрудника Королевской полиции Ольстера. Каждый из нас высказал свое мнение. В конце концов Джон подвел итог.
— Как только «Отряд» откроет огонь по дому, заходим внутрь. К черту ожидание, пока боевики не откроют огонь первыми. Мы заходим. Согласны?
Все кивнули. Мы ослушаемся прямого приказа, но ни за что на свете не позволим застрелить двух храбрых людей из полиции, чтобы защитить информатора.
Группа ликвидаторов не пришла. Идя с оружием наперевес, они заметили проезжавший мимо полицейский патруль и решили прекратить операцию. В моей памяти отложились две вещи, связанные с этой операцией: мужество людей, которые были готовы поставить на карту свою жизнь и карьеру ради принципа, и пренебрежение некоторых старших офицеров Королевской полиции Ольстера к своим людям.
Командировка подошла к концу: ни убийств, ни арестов, но мы потеряли одного человека в результате несчастного случая. Тем не менее, для меня это была хорошая поездка. В конце ротации меня повысили в должности, и я участвовал в каждой крупной операции, которое нам поручали, что заслужило высокую оценку моих коллег. Я познакомился с двумя сотрудниками Королевской полиции Ольстера, которые стали друзьями на всю жизнь и оказали на меня большое влияние, Биллом Ди и Тимом Эм. Я наконец-то научился контролировать резкие перепады настроения, свойственные моему прошлому. Хотя под поверхностью все еще таились демоны — мои одинокие вылазки в западный Белфаст в поисках неприятностей были тому свидетельством — но, по крайней мере, теперь я мог держать их на цепи.
Во время отпуска я женился во второй раз, моей избранницей стала Джулия, девушка из Херефорда. Джон Эс был моим шафером. Прием в клубе «Палудрин» был грандиозным, с более чем двумя сотнями гостей. Позже вечером в 21:00 у сержантов состоялся официальный ужин в парадной форме. Фред Эм, огромный фиджиец, все еще пил со мной в баре, когда мой штаб-сержант, Пит, мягко сказал ему, что полковой сержант-майор вызывает его в сержантскую столовую. Ответ Фреда продемонстрировал всю теплоту, характер и силу этого человека.
— Передайте сержант-майору, что я нездоров. Я пью со своим братом. — и перекинул огромную руку через мое плечо.

*****

В конце ноября 1983 года меня отправили вместе с эскадроном на учения в Судан. Это была страна повальной нищеты и гражданской войны, где хорошо накормленными казались только вооруженные силы. Впервые я увидел, как люди умирают от голода. Однажды, во время рекогносцировки, объезжая окрестности в поисках возможных минометных позиций для предполагаемых учений, я остановился на обочине дороги, чтобы заварить чай и перекусить. Вдруг у меня возникло чувство, что за мной наблюдают, и я медленно повернулся — меня изучал старик с истощенным от голода телом. Грязные и покрытые мухами тряпки слабо защищали его худую фигуру от безжалостного Солнца. Его глаза встретились с моими, затем остановились на сэндвиче, который я собирался съесть, и старик сложил руки в молитве, протягивая их ко мне, умоляя дать ему поесть. Я передал ему еду, а затем приготовил горячий сладкий чай. Мы сидели вдвоем в тени моего «Лендровера», и я смотрел, как он ест. Ел он, как все по-настоящему голодные люди, с мучительной медлительностью, наслаждаясь каждым кусочком. Я собрал еще немного еды и передал ему, затем забрался обратно в машину и, отъезжая, помахал ему рукой. Он мне ответил. В зеркале заднего вида я наблюдал за стариком, который все еще стоял и смотрел мне вослед. Никто из нас не произнес ни слова.
Во время пребывания в Судане мы проводили совместные тренировки с местными войсками. Их подготовка была на очень низком уровне. Однажды, когда мы пытались научить их обращаться с 81-мм минометом, они настолько плохо стреляли, что три мины ушли в пустоту. Впереди сидела наша группа наблюдателей, и первая мина упала всего в ста метрах от них, вторая пришла еще ближе. Все затаили дыхание в ожидании последнего прилета. Когда мина приземлилась, мы позвонили на наблюдательный пункт. Там не ответили, и мы с замиранием сердца смотрели на рацию. Потом она ожила.
— Все в порядке… Она промахнулась… просто…
У нас также была возможность получить в местной гавани хорошую водолазную подготовку. Вода была теплой и кристально чистой, но также была полна тварями, которые хотели откусить от тебя кусок королевского размера. Моим напарником был Чаки, и однажды мы ныряли на затонувшее грузовое судно времен Второй мировой войны, все еще забитое боеприпасами. Когда мы плыли вокруг его носовой части, то наткнулись на большой фрагмент надстройки, который откололся от основного корпуса, и образовал своего рода искусственный туннель. Чаки направился туда, но не успел он пройти и метра, как из отверстия в борту затонувшего судна вынырнула огромная черная мурена с открытой пастью, обнажавшей ряды мелких, острых как бритва зубов. Она метнулась к ноге моего товарища, промахнулась и быстро повернулась, чтобы посмотреть на меня. Я же в этот момент судорожно давал задний ход, издавая бессвязные булькающие звуки. Существо, длиной более шести футов, нырнуло обратно в свою нору. Эти чудища очень привязаны к своему месту обитания и будут нападать на всех, кто вздумает проплывать мимо него. Чаки очень повезло, что он не потерял часть ноги.
Самый близкий звоночек для меня прозвенел при иных обстоятельствах, вскоре после того, как я только что закончил подводные подрывные работы. Воду заполнила мертвая рыба, погибшая от взрыва, а я был настолько поглощен проверкой, что все мои заряды сработали штатно, что забыл внимательно проследить за ней. Тут рядом со мной лениво проплыла тень. Я замер — менее чем в метре от меня находилась пятифутовая акула. Понятно, в свою лодку я поднялся со скоростью баллистической ракеты «Трайдент».
Поскольку я был руководителем водолазных работ, то, соответственно, отвечал за подготовку местной суданской команды. Когда они прибыли, я обратил внимание, что их грузовые пояса представляли собой просто куски веревки с привязанным к ним свинцом. Мы отдали им свое снаряжение, и они оказались отличными водолазами.
Наша основная подготовка — отработка действий при боестолкновении и проведение засад — проходила в пустыне. Тренировки в Специальной Авиадесантной Службе всегда максимально, насколько это возможно для Полка, приближены к реальным боевым действиям. Учениями руководил Мел Пи, известный по захвату иранского посольства, и он помог подготовить засаду типа «А». В этой засаде, являющейся коронной фишкой САС, большое значение придается использованию самодельных подрывных зарядов и мин. Я должен был подорвать четыре 81-мм минометных мины, которые были переделаны в импровизированные фугасы направленного действия. Это должно было быть сделано в условиях, максимально приближенных к боевым, на очень близком расстоянии. Когда я нажал на подрывную машинку, казалось, из моего тела вышел весь воздух, а уши просто взорвались. На миллисекунду я полностью потерял ориентацию.
Затем меня охватила боль — острая, сильная и горячая. Казалось, что моя правая нога горит огнем. Посмотрев вниз, я увидел, что через мои полевые брюки просачиваются кровь и желтая слизь — моя берцовая кость оказалась перебита посередине полудюймовым осколком, словно битой для крикета. Большое сухожилие, проходящее по передней части голени, было разорвано. Позже мне сказали, что с него я потерял четыре дюйма. Боль была неописуемой. В фильмах, когда героя ранят, он переворачивается, прикуривает сигарету и спокойно продолжает стрелять во бегущих плохих парней. В меня стреляли и раньше, но никогда пуля не проходила через кость. Я орал во весь голос, вызывая санитара. То, что происходило со мной потом, затерялось в наркотическом тумане, вызванном морфием. Мне рассказывали, как меня эвакуировали через всю страну, а затем оперировали во временном полевом госпитале. В себя я пришел уже находясь в госпитале в Великобритании, где перенес три долгие и болезненные операции по восстановлению повреждений голени.
Пока я выздоравливал, до меня дошли слухи, что эскадрон «А» уничтожил возле Колайленда двух членов Временной ИРА. Хотя я все еще сидел на больших дозах обезболивающего, мне удалось уговорить дружелюбную медсестру принести мне пару банок пива, чтобы поднять тост. Это была первая ликвидация в Полку в Ольстере с ноября 1978 года. За пять прошедших лет сочетание невезения, плохой разведки и, надо признать, плохого несения службы позволяло ИРА ускользать от нас. Теперь, наконец, мы добились успеха.
Операция на ноге была завершена, меня выписали из больницы, и сказали, что пройдет еще шесть месяцев, прежде чем я смогу нормально ходить. Через шесть недель я уже бегал трехмильный кросс.
К середине января 1984 года я был в Катаре в звании капитана и помогал обучать спецназ этой страны методам САС. Это была хорошая работа, хотя и немного разочаровывающая. Армия в основном была наемной, набранной со всего Ближнего Востока. В ее рядах были египтяне, суданцы и даже несколько ливанцев, только что переживших ужасную гражданскую войну.
Как и все профессиональные военные, я слежу за войнами, где бы они ни велись, всегда стремясь извлечь урок, который может спасти тебе жизнь, и с восхищением наблюдал, как израильская армия, значительно уступая в численности, одерживала победу за победой над объединенной мощью арабов. Спустя менее чем через неделю обучения катарцев я понял, что израильтяне победили потому, что уровень подготовки у их противников был крайне низок.
Мой первый урок рукопашного боя проиллюстрировал лишь некоторые из проблем, с которыми мы столкнулись. Пытаясь замотивировать класс, я доводил себя до экстаза, показывая уязвимые точки тела и убойные удары, наносимые по ним.
— У вас должна быть агрессия, — почти кричал я.
Но повернувшись, я увидел, что половина из них держатся друг за друга. Я чуть не прослезился. Пришлось сменить тактику. Решив, что наглядная иллюстрация стоит тысячи слов, я попросил их самого сильного мужчину выйти вперед. Ко мне подошел громадный мужчина с плечами гиганта. В гражданской жизни он был борцом. Я попросил его обнять меня по-медвежьи. Он подчинился — сила у него была совершенно исключительной. Тут я нанес ему оглушающий удар по обеим сторонам головы, и он рухнул. Класс стал похож на взволнованных детей, — они загалдели, начали прыгать от радости, прося показать это снова. Моя жертва была не так воодушевлена, находясь в полубессознательном состоянии. Но с тех пор мне, по крайней мере, удавалось привлекать их внимание.
Как раз во время подготовки до нас дошли новости о том, что в Ольстере был убит Дуги Орам. Вместе с еще одним оперативником он находился в оперативной группе, которая была демаскирована. Три человека из ИРА подкрались к ним сзади, и первое, что они услышали, был голос, сказавший: «Вы британцы. Встаньте». Дуги и его спутник встали и повернулись лицом к ним. На несколько секунд воцарилась тишина, а затем с быстротой реакции, которая и сделала его легендарным, Дуги начал действовать. Он успел выхватить пистолет и выстрелить до того, как противник успел среагировать, ранив двух своих врагов. Его спутник тоже начал доставать пистолет. Пара боевиков из ИРА, Хоган и Мартин, открыли огонь, убив Дуги и тяжело ранив его спутника. Резерв разведывательной роты отреагировал в считанные секунды. Оба террориста, все еще вооруженные, были убиты. Третий боец ИРА скрылся.
Мы продолжали тренировать катарцев и постепенно смогли привести их в нужную форму. Было очень трудно заставить их сосредоточиться более чем на несколько минут. Срочности в их мире не существовало, и сколько бы мы ни пытались донести до них, что в бою скорость действий жизненно важна, они всегда делали все в замедленном темпе. Несмотря на это, к тому времени, когда мне пришлось уезжать, они стали вполне приличным боевым подразделением и позже отличились в войне в Персидском заливе. В аэропорту эти ребята пришли попрощаться. Было трудно ворчать и не проявлять эмоций, так как, несмотря ни на что, они мне понравились. Последним, кто пожал мне руку, был тот самый огромный суданский борец.
— Сэр, — с гордостью объявил Айбрем собравшимся слушателям, — после того как вы меня ударили, у меня три дня болела голова.
Обычно в конце тренировки принимающая сторона дарит членам команды часы. Мои были отправлены почтой — мне пришлось уехать раньше, так как серьезно заболела бабушка, и я навестил ее в Глазго. Ей было очень плохо. Я оставался с ней два дня, пока не прошел кризис и непосредственная опасность не отступила. У меня чуть сердце не разрывалось, когда я видел ее такой больной. Последние несколько лет я старался видеться с ней как можно чаще, но в связи со своей работой, и постоянными поездками за границу, визиты неизбежно становились все реже и реже. А теперь она была лишь тенью того теплого, светлого и любящего человека, который был опорой моего детства. Ее разум постоянно затуманивался, но в те моменты, когда бабушка находилась в ясном уме, она говорила только о том, как гордится мной и как сильно она меня любит. Потом бабушка снова замыкалась в себе. Больше всего на свете мне тогда хотелось, чтобы мой родной человек понял, как много она для меня значит, и могу только надеяться, что она это знала.
Вернувшись из отпуска в конце 1984 года, я провел в Херефорде всего три недели, прежде чем снова уехать за границу, на этот раз в Малайю, на учения в джунглях. Эта поездка дала мне возможность познакомиться с некоторыми из новых солдат эскадрона «B». Они показались мне хорошей компанией, особенно маленький шотландец по имени Джоки. Он был бывшим десантником, и я полюбил его сразу же, как только мы познакомились. У него было отличное чувство юмора, и он относился к жизни так, будто завтра никогда не наступит. Воплощение истинного воина, желающего только того, что нужно бойцу: война, выпивка и женщины, — хотя и не обязательно в таком порядке. Дес хорошо его описал: «Если бы вы сломали этого человека пополам, то внутри увидели бы десантника».
Подход Джоки к жизни можно проиллюстрировать одним случаем, произошедшим в сингапурском баре. У нас возникли проблемы с какими-то американцами, и на мгновение показалось, что драки не избежать. Через толпу протиснулся один из самых крупных мужчин, которых я когда-либо видел в своей жизни: лысый гигант, ростом выше шести футов и весом не менее восемнадцати стоунов, с руками, похожими на переплетенные жилами стволы деревьев. Это был вышибала. Джоки взглянул на него и подпрыгнул вверх, пытаясь ударить его головой, но она без вреда отскочила от груди здоровяка. Тот посмотрел на шотландца с иронией, а остальные из нас бросились вперед. Я думал, что нам потребуется вся наша толпа, чтобы остановить этого человека, разрывающего на части нашего маленького товарища.
— Ты не должен этого делать, сынок, — произнес великан с мягким, приторным ирландским акцентом. — Ты только себе навредишь.
Он оказался действительно хорошим парнем, который служил в торговом флоте, потом ушел с корабля, начинал вышибалой в баре, женился на местной девушке и теперь был наполовину владельцем этого заведения. Он отвел нас подальше от американцев и выпил с нами несколько кружек пива. И пока мы были месте, ни у кого не возникло желания начинать неприятности.
Именно во время этой поездки я увидел первое реальное изменение в тактике ведения боя в САС. На смену прежнему подходу «стреляй и беги» пришли более агрессивные занятия с использованием бóльшей огневой мощи.
В конце двухмесячной командировки все медики эскадрона под командованием полкового врача провели операцию по завоеванию «умов и сердец» на севере страны, недалеко от границы с Таиландом. Эти действия так же важны, как и операции по реальному уничтожению противника, и всегда играли важную роль во всех кампаниях САС, за исключением Ольстера. Только завоевав доверие и уважение местных жителей, любая армия может надеяться на победу в партизанской войне. Именно по этой причине в конце 70-х годов медики САС получили дополнительную подготовку как парамедики, чтобы патрули могли справляться с различными заболеваниями и травмами, встречающимися в отдаленных уголках мира.
Район, в котором мы работали, все еще считался враждебным, поскольку он только недавно вернулся под полный контроль правительства. Нас охранял взвод солдат малазийской армии, и мы имели при себе оружие и полный боекомплект. Хотя в этом районе уже более шести лет не появлялось ни единого врача, большинство жителей местного племени были здоровы. Мы выявили несколько случаев заражения глистами из-за плохого источника воды, которые вылечили. Люди, с которыми мы имели дело, особенно дети, были добрыми и любознательными. Абсолютно полноценная, приносящая удовлетворение работа.
У меня есть одна страсть: я люблю в конце дня выкурить сигару. Мои же у меня закончились за два дня до того, как мы должны были улетать, и я случайно упомянул об этом одному из старших представителей племени. Через десять минут у меня в руках была местная сигара ручной скрутки. Я прикурил ее, когда Солнце начало садиться, и через две затяжки я уже летал в облаках на седьмом небе, высоко, как воздушный змей. Вызвали доктора. Это была чистая марихуана, мой первый и последний опыт ее употребления.

*****

В октябре 1984 года я снова оказался в антитеррористической группе под командованием моего хорошего друга Пита Би, на этот раз в качестве заместителя командира группы, отвечавшего за способы проникновения и штурма. Пит служил вместе со мной в Парашютном полку. Красивый, с мягким говором и умный, он воплощал в себе все те качества, которыми в представлении других и должен обладать сержант САС. Во время Фолклендской войны он находился в составе той самой злополучной передовой группы. Во многих отношениях он был отличной противоположностью мне и Десу Эйчу, другому бывшему парашютисту, который тоже входил в состав нашей группы.
Дес был крупным, крепким солдатом, не терпевшим никаких возражений. Он был весь покрыт татуировками, даже на спине, а непокорная копна вьющихся каштановых волос, самокритичное чувство юмора и обаятельная улыбка делали его человеком, которого трудно не любить. В отношении того, что Специальная Авиадесантная Служба должна делать в Ольстере, он был еще более жёстким и непримиримым, чем даже я. Однажды во время поездки на учения он выдвинул свою последнюю идею по уничтожению ИРА.
— Мы должны делать так: каждый месяц хватать по одному человеку из ИРА и заставлять их исчезать. Они никогда не узнают, что это мы, и в их рядах возникнет паника.
Пит покачал головой.
— Правительство никогда на это не пойдет. Им даже не нравится, когда мы стреляем в них, когда видим в их руках оружие.
— Все равно ничего не получится, — вставил я.
— Почему же? — спросил Дес.
— На нас быстро набросится оппозиция. Для них это была бы манна небесная с точки зрения пропаганды. К ИРА присоединились бы даже умеренные католики.
— Если мы все сделаем правильно, они никогда об этом не узнают, — не сдавался Дес.
— Конечно узнают, они же не дураки. Один или два убийства нам еще могут сойти с рук, но после этого каждая национальная газета запестрит заголовками. Кроме того, ты не сможешь сохранить что-то подобное в тайне. Настоящих секретов не существует. Рано или поздно что-нибудь просочится в прессу, и все мы окажемся на скамье подсудимых.
— Ну, и каково твое решение? — потребовал Дес.
— У меня его нет. ИРА проигрывает. Мы их уничтожаем, день за днем. Сейчас это не имеет особого значения, потому что у нас приемлемый уровень насилия, хотя правительство никогда этого не признает. Пока Временная ИРА не выйдет из-под контроля, мы будем просто сдерживать их, пока они не устанут настолько, что сдадутся.
— Ха, — фыркнул Дес. Он ожидал от меня бóльшей поддержки своих теорий. — Вы только посмотрите, кто это проповедует самоограничение. Ты же один из самых жестоких людей, которых я знаю.
— Между нами большая разница, Дес. Когда ты едешь в Ольстер, ты думаешь, что, убивая людей из ИРА, ты решаешь проблему. А я убиваю их просто потому, что мне это нравится.
Собравшаяся аудитория разразилась хохотом.
Нас постоянно вызывали для проведения бесчисленных показных занятий для приезжих ВИП-персон. Эти мероприятия всегда начинались одинаково. Гостей вели в небольшое помещение в «Стрелковом доме», где босс объяснял, что именно в этой комнате все бойцы САС начинают изучать ближний огневой бой. Офицер обычно садился за столом в окружении трех мишеней. Снаружи, одетые в черные штурмовые комбинезоны и вооруженные пистолетами-пулеметами MP5, ждала группа захвата из трех человек. Босс доводил свою презентацию до кульминации: «Мы считаем, что ближний бой можно лучше всего обозначить аббревиатурой САС, которая означает… Скорость, Агрессия и Сюрприз!»
После этих слов в помещение врывались три человека вместе со свето-шумовой гранатой. Двое поражали мишени вокруг босса, в то время как третий вытаскивал его. Обычно мы справлялись с этим за 2,5 секунды.
В Северной Ирландии теперь выполнял задачи 7-й отряд эскадрона «B» (авиадесантный). Их командировке предстояло стать богатой на события, и началась она с операции, проведенной 12-го октября недалеко от Портадауна. Группа ликвидаторов из ИРА планировала убить майора Полка обороны Ольстера. Действуя по наводке информатора специального отдела, авиадесантный отряд провел одну из самых опасных операций, которую поручают выполнять САС, — подмену. Один из военнослужащих отряда занял место предполагаемой мишени, действуя как подставное лицо для выманивания террористов. Человеком, который вызвался выполнить эту работу, был Эл Слейтер, бывший сержант Парашютного полка. Большая умница, человек с потрясающим чувством юмора, Эл вступил в САС всего за год до этого события, и уже тогда его можно было назвать человеком, который пойдет далеко. Мне он понравился сразу же.
Операция оказалась неудачной по многим причинам: группа захвата САС, ожидавшая на соседних улицах, сработала слишком поздно, что привело к погоне на автомобилях по узким, извилистым дорогам. Военнослужащие, находившиеся в машинах, не могли высунуться из окон, чтобы открыть огонь по банде ИРА, сидевшей в микроавтобусе, и пытались стрелять через стекла собственных машин. Из-за этого по микроавтобусу было зафиксировано только одно попадание. Террористы, находясь на более устойчивой платформе, открыли по своим преследователям шквальный огонь. По трагической случайности, в момент, когда они бросали свою машину, перекрестным огнем был убит случайный прохожий Фредерик Джексон.
Однажды наша группа принимала гостя, военнослужащего элитного американского подразделения «Дельта», Маршалла Би. Он был ревностным христианином и самым лучшим стрелком из пистолета, которого я когда-либо видел в жизни. Его показательное выступление по стрельбе до сих пор свежо в моей памяти.
— Мы в «Дельте» знаем, что в области антитеррористических действий нет ничего такого, чего мы могли бы научить САС. Однако мы можем многому вас научить в части стрельбы из пистолета. Прошу внимания.
Он повернулся к мишени, достал пятидесятипенсовую монетку и положил ее на тыльную сторону ладони, после чего повернул руку, чтобы она упала. Пока монета летела к земле, он выхватил свой штатный «Кольт» .45-го калибра и всадил две пули в двухдюймовый центр мишени, находившейся в десяти метрах. Я тихо присвистнул от восхищения. Он снова повернулся к застывшим слушателям.
— Я всего лишь обычный стрелок из отряда «Дельта», и к концу наших занятий вы будете стрелять из пистолета не хуже меня.
В тот момент я ему не поверил, однако это было заблуждение. Сейчас я могу выхватить свой «Браунинг» и опустошить двадцатизарядный магазин в двухдюймовый круг на расстоянии двадцати метров менее чем за три секунды.
Во время своей работы в группе Маршалл обратил в христианство одного из военнослужащих эскадрона. Сейчас он служит в армии капелланом.
Утром в воскресенье 3-го декабря я готовился к поездке на север Англии на тренировочные занятия группы, когда зазвонил телефон.
— Гарри, это Дес. Ты слышал новости?
— Нет.
Мой друг на другом конце провода затаил дыхание. Должно быть, что-то нехорошее.
— Эл Слейтер погиб.
Недалеко от городка Кеш в графстве Фермана, Эл и еще два сотрудника группы остановились, чтобы выставить временный блокпост. Они реализовывали разведывательную информацию о том, что один из скрывающихся от правосудия боевиков собирается провести операцию, которая могла привести к многочисленным жертвам со стороны сил безопасности. Погода была совершенно ужасной. Пока парни ждали, к ним через сильный туман вышел одинокий человек. Один из спутников Эла, Пит Эс, попросил его остановиться, в ответ мужчина тихо присвистнул. Пит снова окликнул его, на этот раз сказав:
— Стоять, силы безопасности!
Человек бросился бежать через поле, преследуемый Питом и командиром машины, Сирилом Кеем. Эл решил выпустить сигнальную ракету, но как только он это сделал, по нему открыли огонь с близкого расстояния. Раненный в плечо, наш товарищ повернулся и вступил в бой с врагом, стреляя из винтовки с одной руки, однако снова был ранен в грудь и голову. Сражаясь до последнего, он пал, продолжая вести огонь.
Пит и Сирил схватили беглеца и привели его в машину, но были совершенно не готовы к тому, чтобы по возвращению обнаружить Эла мертвым — туман приглушил звуки перестрелки. Их пленник запаниковал и попытался сбежать снова. Его пристрелили, при этом и Пит, и Сирил заявляли, что он схватился за оружие. Позже его опознали как Энтони Макбрайда, бывшего сержанта ирландской армии и одного из ведущих активистов Временной ИРА.
По наихудшему стечению обстоятельств Эл остановил свою машину прямо напротив засады ИРА, где террористы планировали подорвать полицейский патруль и добить всех оставшихся в живых. Подрывником был Макбрайд.
Ответным огнем Эл ранил одного из своих убийц, а когда банда пыталась перебраться через близлежащую реку, один из них, Киран Флеминг, свалился в глубокую канаву и утонул.
Известие о смерти Эла очень сильно меня поразило. До этого Полк потерял в Ольстере только одного человека: капитана Ричарда Уэстмакотта, убитого в мае 1980 года в Белфасте.
Во второй половине дня я отправился в городок Коттингем в графстве Халл, чтобы встретиться с человеком по имени Редж Клакас. Это был миллионер-самородок, изобретатель высочайшего класса — возможно, он был ближе всего к нашему собственному полковому «мистеру Кью», умельцу из фильмов о Джеймсе Бонде. Когда у нас возникала проблема, мы шли к Реджу, и он ее решал. Среди его изобретений была «дробилка», позволявшая почти бесшумно вытаскивать кирпичи из стен, и патрон Хаттона, — специальный боеприпас для дробовика, который мы использовали для вышибания дверей без ущерба для тех, кто стоял за ними. В тот вечер мы устроили поминки по Элу, и Редж поставил в конце барной стойки пинту пива для воина, которого уже не было с нами. О гостеприимстве Реджа ходили легенды, а мы как раз в нем нуждались. Я всегда с нежностью вспоминаю о своем пребывании у него.
Поступившее через четыре дня после убийства Эла известие об успехе чуть приподняло наше настроение. Были застрелены два члена Временной ИРА из Дерри, Дэниел Доэрти и Уильям Флеминг, брат Кирана, утонувшего во время убийства Эла. Сначала мы думали, что это дело рук САС, но оказалось, что их застрелили оперативники «Отряда». Они вели обычное наблюдение и засекли эту парочку, когда те направлялись в больницу Гранша, чтобы убить находившегося там военнослужащего Полка обороны Ольстера. Оба террориста были на мотоцикле и, когда стало ясно, что они не только вооружены, но и направляются на дело, их застрелили. Хотя это ни в коем случае не сравнивало счет для Эла, нам стало немного легче.
Приближалось Рождество и время проведения годового собрания личного состава Полка. Каждый год на этом мероприятии выступал приглашенный оратор. Выступавший в том году подполковник ВВС США произвел на меня глубокое и неизгладимое впечатление. Он встал и оглядел свою молчавшую аудиторию.
— В этой комнате нет ни одного человека, которого нельзя было бы заставить говорить, — сказал он, и сделал паузу, чтобы окинуть всех нас оценивающим взглядом. — Я знаю, с кем я сейчас разговариваю, и знаю, что здесь собрались очень суровые парни, но если вы попали в плен к врагу, который умеет применять пытки, вас заставят говорить.
Летчик рассказал свою историю. В начале 1970-х годов он совершал полет над Северным Вьетнамом. Его самолет был сбит, а сам он попал в плен к северовьетнамцам. Его правую руку перебили пулей, и это стало основным предметом внимания его следователя. Когда он вспоминал об этом, на его губах играла легкая улыбка.
— Все было нормально. Она так онемела, что я ничего не чувствовал. Они могли крутить и вертеть эту чертову штуку целый день.
Его следователи стали более изощренными. Были изготовлены широкие кожаные ремни, и его руки связали за спиной. Ремни пропустили под мышками, перекинули через балку, и его подвесили на высоте трех или четырех футов над землей. В течение некоторого времени под весом тела наступал вывих рук. Его мучители приходили, вправляли ему плечи и повторяли то же самое. Так продолжалось на протяжении двадцати четырех часов. Когда им так и не удалось заставить его говорить, они придумали кое-что новенькое. Ремни пропустили через голову и через связанные ноги, закручивая его в тугое колесо, а затем бросили его в угол. На этом этапе он чуть не умер. Не имея возможности шевельнуться, он начал рвать и чуть не задохнулся.
— В тот момент мне было наплевать. На самом деле, мне хотелось умереть.
Пришли охранники, развязали его путы, прочистили дыхательные пути и снова свернули его в клубок. Спустя пару часов такого издевательства, сообщил он нам, вы заговорите по-любому, пусть даже для того, чтобы проклясть своих мучителей.
— Секрет состоит в том, чтобы говорить, не выдавая секретную информацию, и сохранить свою честь.
Остальная часть его рассказа касалась четырех лет, проведенных им в лагере для военнопленных под названием «Ханой Хилтон»: избиения, пытки, казни, а также его выживание и окончательное возвращение на родину.
Когда выступающий закончил, поднялся командир, но прежде чем он успел что-то сказать, ряды бойцов САС встали, чтобы аплодировать стоя по-настоящему храброму человеку.
Эскадрон «В» начал сворачиваться в Ольстере, а эскадрон «G», который должен был заменить нас в антитеррористической группе, только начинал свои тренировки по боевому слаживанию, когда внезапно поступило сообщение о возможной операции, причем в самом неожиданном месте.
В Гамбии произошел военный переворот и соседний Сенегал, направлявший свои вооруженные силы для восстановления президента у власти, запросил небольшую группу САС, не более трех человек, проконсультировать их. В течение нескольких часов туда направились майор Крук и два капрала. В эскадроне «G» утверждали, что должны ехать их люди. Ответ командира стал в Полку чем-то вроде крылатой фразы: «Никаких “но”, это должен быть “B”».
Эти три человека быстро освоились среди сенегальских войск и уже через несколько дней вошли с ними в Гамбию. Вскоре они пригодились. Жена и семья бывшего президента были взяты повстанцами в заложники, и то, что произошло дальше, стало проявлением настоящего гения САС. Лобовая атака на базу повстанцев вполне могла привести к гибели всей семьи, поэтому на базу была тайно доставлена записка, в которой жена президента просила о посещении больницы. Как и ожидал Круки, семью во время визита охраняли всего два человека. Тут они впервые узнали о присутствии спецназовцев, когда обнаружили, что смотрят в дула 9-мм «Браунингов» двух капралов, поверх которых на них смотрели ледяные глаза. Тихий голос Круки попросил жену и семью президента пройти с ним, и меньше чем через минуту их увезли в безопасное место. Оба мятежника остались в плену у САС, опасаясь, — совершенно справедливо! — что если сенегальцы бросят их на произвол судьбы, то их расстреляют.
После освобождения первой семьи сенегальцы начали крупное наступление, и сопротивление повстанцев быстро ослабло. Бойцы САС находились в самой гуще событий, при этом один из пленных в больнице фактически носил и перезаряжал винтовку для одного из капралов, — настолько он был напуган тем, что его могут застрелить, если он останется один. Наша троица не только помогла в наступлении, их присутствие и спокойная властность предотвратили многие зверства после капитуляции повстанцев. Менее чем за неделю они спасли семью, подавили восстание и помогли восстановить правительство страны. Круки был награжден орденом «За выдающуюся службу», а оба капрала получили Воинскую медаль.

*****

Мы передали функции антитеррористической группы эскадрону «G». Официальная передача дежурства происходит вместе со всем вооружением и снаряжением после того, как прибывший эскадрон завершает подготовку по боевому слаживанию. В то время как происходила смена, «Отряд» снова действовал в Ольстере, на этот раз в Страбейне. Двадцать третьего февраля очередная рутинная операция по наблюдению, направленная на выявление укрытия террористов, закончилась тем, что трое сотрудников подразделения почти лоб в лоб столкнулись с тремя бойцами ИРА, возвращавшимися к своему конспиративному укрытию после неудачной засады на патруль Королевской полиции Ольстера. В завязавшейся перестрелке трое «Провосов», Майкл и Дэвид Девайны и Чарльз Бреслин, были убиты. На месте происшествия было найдено автоматическое оружие, в том числе впервые были обнаружены самодельные гранатометы.
Как бы плохо ни обстояли дела, они должны были стать еще хуже. Три бойца эскадрона «G», недавно прибывшие в Провинцию, заблудились в графстве Тирон недалеко от республиканского города Каррикмор. Свернув не туда, они заехали на свалку, которой управляла семья республиканцев, и их автомобиль быстро окружили. В завязавшейся потасовке им удалось убежать, бросив машину, карты и оружие. Это были молодые и неопытные оперативники под командованием ланс-капрала, но даже несмотря на это, их действия заставили обратить особое внимание на работу Полка в Провинции.
Успех «Отряда» и провал операции САСовцев вызвал кризис доверия в спецназовских кругах в Ольстере. С целью выяснить, что идет не так, и заверить остальных, особенно специальный отдел, что все будет исправлено, прибыли старшие офицеры Специальной Авиадесантной Службы. Начали реализовываться давно вынашиваемые планы. Теперь отряд не будет выделяться из состава эскадрона для проведения антитеррористических операций. Наконец-то в Полку признали, что Ольстер — это особый оперативный район. Отныне в Ольстере будет служить добровольцы на протяжении одного года. Те, кто вызывался добровольно, должны были пройти тщательную подготовку и отбор. В течение года после Каррикморского разгрома в Ольстере находились самые лучшие люди, которых мог выставить Полк, ожидая возможности поквитаться с ИРА. Но для меня было уже слишком поздно.
Нахождение в небольшой элитной группе людей, совершенно исключительных людей, стало опытом, который меня изменил. Он заставил меня впервые в жизни проявить самодисциплину. В САС нет настоящей формальной дисциплины. Звания значат очень мало. Все, кто был по званию ниже старших сержантов, называли тебя по имени, а ты, в свою очередь, называл по имени их. Руперты, конечно, были совсем другими людьми, и хотя им никогда не отдавали честь, их всегда называли «боссами». Лучше всего наше к ним отношение выразил Боб Ти: «Руперты приходят, получают свои медали, и уходят, а мы здесь навсегда».
За исключением боевых действий, старшее начальство редко отдает прямые приказы, но то, что там хотят видеть, всегда исполняется в срок. Драки между военнослужащими абсолютно не одобрялись, и в большинстве случаев виновным сильно везло, если они отделывались только штрафом; очень часто их постигала страшная участь быть возвращенными в часть.
В такой непринужденной атмосфере самодисциплина должна быть развита до высочайшего уровня, и именно тут я впервые понял, что не могу решить все свои проблемы кулаками.
Мне нравился Полк, но если бы я остался на службе, то ушел бы из армии в возрасте около сорока лет, обладая богатым опытом, но по-прежнему солдатом, и, возможно, угодил бы в ловушку с телохранителями и охранниками. Мне этого не хотелось, я подал заявление в Королевскую полицию Ольстера и после подробного собеседования с тремя старшими сотрудниками и сдачи вступительного экзамена был зачислен. Более чем любая другая организация, полиция предложила мне шанс продолжить мою личную маленькую войну с ИРА. Как и все в моей жизни, идея уйти из Полка пришла ко мне очень быстро. Я никогда ничего не планировал заранее, и как только эта мысль пришла мне в голову, тут все и случилось. Многим казалось, что я от многого отказываюсь, но я не мог объяснить это никому, возможно, даже самому себе. Все, что я действительно знал, — это то, что мне нужен был новый вызов. Мне предстояло явиться в учебный центр Королевской полиции Ольстера в Эннискиллене 5-го августа 1985 года.
За два дня до того, как я должен был покинуть Полк, я получил самое печальное из всех известий: умерла моя бабушка. Я отправился в Глазго на похороны. Там, в церкви я в последний раз надел свою полную парадную форму САС, а когда ее гроб опускали в могилу, я снял и положил на него свой берет песочного цвета. Со слезами на глазах я стоял, вытянувшись в струнку, отдавая последние почести самому дорогому человеку, который значил для меня больше, чем кто-либо другой.
Меня уволили на следующий день. Это был конец апреля, и до того, как я должен был явиться в Эннискиллен, у меня оставалось более трех месяцев. Это время я, будучи квалифицированным инструктором по физической защите, заполнил, работая телохранителем у султана Брунея, но у нас с Кевином Костнером не было ничего общего. [14] Работа была до умопомрачения скучная: долгие часы стояния у дверей в отелях и у ресторанов. Часы, проведенные в попытках сконцентрироваться и не отвлекаться от работы, а не просто следить за временем. Чтобы оставаться бдительным в таких условиях, требуются огромные усилия. Но есть и преимущества: проживание в люксовом отеле «Дорчестер» и питание в ресторане Антона Мозиманна, [15] но это далеко не Голливуд.
Люди из САС очень ценятся на такой работе. В Полку готовятся многие группы телохранителей, отвечающих за безопасность глав государств по всему миру. Люди, нанимающие телохранителей из САС, хотят быть уверенными, что они в безопасности, но им не нужна навязчивая защита крупных мужиков, которые слишком остро реагируют на малейшие провокации. Когда вы нанимаете бывшего сотрудника САС, вы получаете лучшего телохранителя, того, кто может тихо находиться в тени и реагировать только на реальную угрозу.
Султан Брунея — фигура поразительная, красивый, утонченный и всегда спокойно разговаривающий человек. Он был прекрасным работодателем. Для меня и моих товарищей, бывших военнослужащих САС, очень многое значило, когда он часто останавливался, чтобы поблагодарить нас за работу, которую мы выполняли. Однажды, когда у него случился крупный выигрыш в казино, он остановился, чтобы раздать часть своего выигрыша людям, стоявшим у двери.
Единственным телохранителем в нашей группе, не служившим в Специальной Авиадесантной Службе, был Тони И, который сейчас управляет пабом в Херефорде. Он бывший парашютист и очень способный человек, который постоянно нас веселил. Как-то раз он поспорил с другим десантником о том, в какую сторону поворачивается барабан револьвера. Тони утверждал, что в правую, а его собеседник — в левую. Во время практической проверки, проведенной его собеседником, Тони доказал свою правоту и за это получил в живот пулю .38-го калибра.
По окончании работы мне предложили постоянную должность в команде личной охраны Аль-Файеда. Это было очень заманчивое предложение, но я вежливо отказался.
Когда я сидел в самолете, который вез меня в аэропорт Белфаста, у меня в голове все время крутилась цитата из Герберта Уэллса: «Если ваше настоящее вас не устраивает, вы можете изменить его, возможно, не в лучшую сторону, но, по крайней мере, на что-то более интересное».

ПРИМЕЧАНИЯ:

[10] Смесь простого пива с имбирным или с лимонадом.
[11] JCB (или J.C. Bamford Excavators Ltd) — британский производитель строительного оборудования. Входит в тройку крупнейших производителей техники в мире.
[12] Англ. Close Observation Platoon (COP).
[13] Странная фраза автора, поскольку эта медаль вручается подданным Великобритании и стран Содружества за гражданский подвиг и отвагу. С какой стати военнослужащему вручили гражданскую награду, непонятно.
[14] Отсылка на одноименный фильм с участием этого актера.
[15] Антон Мозиманн — швейцарский шеф-повар и ресторатор, который тринадцать лет был шеф-поваром кухни в лондонском отеле «Дорчестер», и за это время его ресторан получил две звезды в путеводителе «Мишлен».

Речь по видимому о светошумовых гранатах. Глава огонь, спасибо.

_________________
pour le Roi de Prusse

Да, светошумовые, спасибо.

Спасибо большое. Глава про работу в полиции Ольстера, чую, будет прямо-таки захватывающей.

Прекрасная глава. Наверное даже лучше африанской части. Хотя это и непросто.
Автор активно упоминает знаменитостей САС, а конкретно эскадрона "B" того периода. Эл Слейтер, например. А вот чел которого обратил дельтовец это Фрэнк Коллинз. Они как и Макнаб из 7го (парашютного) отряда. Им, а так же Нишу итд итп, Макнаб и посвятил свою книгу с соответствующим названием. Ну а Коллинз и сам написал прекрсные мемуары - "Крещение огнем".