ГЛАВА ДЕВЯТАЯ ПЕРВОРОДНЫЕ БРАТЬЯ Мирамар 1969 год
Знаменитый фильм, позаимствовавший наше имя – и мы все до сих пор любим его – может заставить вас заподозрить, что мы были эгоцентричной компанией, и что внутри того краденого трейлера и во время наших тренировочных полетов в Мирамаре, должно быть, шла постоянная схватка самолюбий между курсантами и даже инструкторами. Телевизионные шоу, такие как "Бе-бе-бе, Овца-Чернушка"(1) , отвратительно изображающее майора Грегори "Паппи" Бойингтона и 214-ю истребительную эскадрилью морской пехоты как банду неудачников, также создавали это ощущение. Говоря от имени Первородных Братьев, я должен отметить, что шесть с половиной дней в неделю мы были учеными, даже монахами. Ни один доктор наук в области астрофизики никогда не работал усерднее, чтобы понять факты физической вселенной, чем мы в Топгане перед прибытием нашего первого набора курсантов в начале 69-го. Нашей задачей было полностью освоить боевые способности нашего самолета и его вооружения, и обратить вспять воздушную войну. В качестве шкипера, я задавал тон и принимал решения. Но инструкторы Топгана выступили интеллектуальной движущей силой нашей попытки пересмотреть эксплуатационные границы "Фантома" и его ракет. Это было нашей самой важной работой и основой наследия Топгана. Пилоты погибали, потому что наши ракеты не были предназначены для действий в динамичной обстановке с высокими перегрузками и большими угловыми скоростями. Это технический способ сказать, что драка в воздухе развивается так быстро, что пилоту-истребителю никогда не следует полагать, что ракета выиграет ее за него. Разумеется, пилот должен был быть умнее ракеты. Она была просто орудием убийства, вроде метательного ножа. Но человек должен знать, как каждый раз идеально использовать его. И еще, мы видели, что нашим ракетам день и ночь достается на борту корабля. Авианосным оружейникам приходилось управляться с этими тяжелыми штуками вручную, и их то и дело били. Всякий раз, когда пилот садился с ракетами на борту, оружие испытывало тяжелое, жесткое сотрясение. Вы должны знать свое оружие и его ограничения так же уверенно, как свой самолет. Поэтому мы отправились изучать его, чтобы выявить все недостатки. Их у него было множество, а некоторые решения были слишком техническими. Передовые мыслители в Вашингтоне, славословящие о днях "собачьих свалок", ничего не знали о том, каково это, быть частью альфа-страйка, в небе над Ханоем. Они не могли представить подход к цели тридцати флотских самолетов, к которым устремляется иногда до пятнадцати вражеских зенитных ракет. Они не видели толпы неопознаваемых радиолокационных и визуальных контактов в небе, растущих и смешивающихся, по мере того, как МиГи набирали высоту и приближались к нам, или сюрприз от группы ВВС, появившейся над целью без предупреждения, как раз в тот момент, когда дела принимали суровый оборот. Постоянный огонь зениток и даже стрелкового оружия создавал хаотичную динамику, когда вы проносились на шести сотнях узлов (1110 км/ч). Как я, возможно, уже говорил, правила ведения боя требовали от нас визуального опознания целей перед стрельбой. Отличить друга от врага означало подойти достаточно близко, чтобы фактически разглядеть его через лобовое стекло. Удачи с этим. К тому времени, когда окажетесь на расстоянии, позволяющем распознать сближающийся лоб в лоб МиГ, от вашей передовой ракеты с радиолокационным наведением будет примерно столько же толку, как от привязанного к крылу заборного столба. За первые три года войны наши летчики выпустили по самолетам противника около шестисот ракет, сбив около шестидесяти. Если вести счет, это один к десяти. Чаще всего те проворные маленькие МиГи, уклонившись от нашего первого замаха, оказывались у нас на хвосте, осыпая разрывными снарядами, раньше, чем наши ведомые успевали крикнуть: "Бандит на шести, отрыв вправо!" Что-то шло не так. Нашей задачей было последовать предложению капитана Фрэнка Ольта и решать проблему с самого нуля. В трейлере были проведены одни из самых продуктивных часов в моей профессиональной жизни. Пара шлакоблоков служила ступеньками к левой двери, ведущей в наш оперативный центр. Там имелись стол и стул, несколько шкафов, пара сейфов, которые Стив Смит попятил для хранения наших секретных документов, плюс неизбежный флотский кофейный бардак. Для курсантов было шесть столов в два ряда по три по бокам узкого центрального прохода, и дюжина стульев. В дальнем конце комнаты располагались классная доска и кафедра, за которой инструктору едва хватало места встать. Там было небольшое окно в одном конце, и два сбоку. Вооружившись нашими юношескими представлениями о том, что ВМС США делают не так, мы приступили к переписыванию правил боевого применения F-4 "Фантом". Мэл взял на себя наши попытки досконально разобраться в аэродинамических возможностях F-4, пересмотреть его характеристики и раскрыть его истинные возможности в воздухе, значительно превосходящие параметры, установленные "Макдоннелл-Дуглас". Мы разрабатывали учебную программу Топгана путем поисков, в страстных обсуждениях, иллюстрируемых быстрыми набросками мелом на доске. Все, что было нужно, чтобы составить программу по тактике воздушного боя, это заставить Мэла Холмса, Джона Нэша и Джерри Савацки немного разговориться. Остальные присоединятся, и мы сможем продолжить. Как только все затеется, лучше как следует затянуть пятиточечные пристяжные ремни и успевать делать заметки, потому что это будет весьма обширная дискуссия. Раттлер может начать с обсуждения своих мыслей о специфическом тактическом приеме, который был слишком сложным, чтобы преподавать его в RAG. К тому времени, когда мы заканчивали, у нас уже было готово нечто важное: очертания того, что становилось планом занятия, которое вписывалось в летную программу и учебный план, разбитый на части и назначенный инструктору, специализирующемуся в этой технической области. Все это просматривалось снова и снова, когда каждый из инструкторов представлял материал другим Братьям. Джон Нэш был моим экспертом по тактике действий по наземным целям. В конце концов, "Фантомы" продавались военным как "истребители-бомбардировщики", и мы не могли игнорировать вторую часть его назначения, обучая в рамках первой. Нэш был лучшим среди нас по этой специальности. Он также был искусным тактиком воздушного боя. Кобра Рулиффсон большую часть своей лучшей работы проделал вдали от Мирамара. Он был частым гостем в офисах "Рейтеон" в Массачусетсе. Работая с инженерами, создавшими "Спэрроу", он разобрал динамику полета нашей проблемной ракеты. Фактические параметры датчиков и электроники "Спэрроу", похоже, никогда не учитывали тактику. Существовали оптимальные время и положение для пуска "Спэрроу", и если вы не знали кинематику и время процесса, или матрицу смещения сил ускорения, угловых скоростей и углов пересечения траекторий, которые ваш выбор момента выстрела налагал на вашу ракету, вы ни во что не попадете. Джим уловил все пространственно-временные факторы, которые определяли правильное использование ракеты "воздух-воздух". К тому времени, когда его исследование было согласовано с нашим новым пониманием собственных характеристик "Фантома", его диапазона полетных режимов, у нас в руках появилось лучшее оружие. Выполнение всего этого в шестидесятидневный срок означало довольно напряженные дни. У нашего прекрасного F-4 было несколько важных плюсов. Одним из них была пара турбореактивных двигателей "Дженерал Электрик" J79, которые заставляли самолет разгоняться как ракета. Ранее американские истребители использовали свою выдающуюся мощность двигателей, чтобы получить преимущество над маневренным МиГом, взлетев высоко над схваткой и пикируя обратно, когда видели возможность сбить. Мы назвали эту тактику "использованием вертикали". Разработка ее применительно к "Фантому", который для этого никогда не предназначался, будет одним из наших главных приоритетов. Пока мы готовили учебный план, я присоединился к Чаку Хильдебранду и Джей-Си Смиту в поездках в Лэнгли, Вирджиния. Мы обнаружили, что только посетив штаб-квартиру ЦРУ, могли получить доступ к строго засекреченным докладам о действиях авианосных эскадрилий у берегов Вьетнама. Было забавно, что они не были доступны нам изначально, глядя на то, что их авторами перво-наперво были эскадрильи, к которым мы принадлежали. Тем не менее, не имея допусков к совершенно секретной информации, мы нуждались в сотрудничестве со стороны наших контактов в ЦРУ. Во время одной поездки из Вашингтона обратно в Мирамар мы с Джей-Си несли в руках два портфеля, полных секретных разборов полетов – донесений, полных ценных уроков, за которые было заплачено кровью. Прежде чем мы могли преподавать наш материал, мы должны были изучить и усвоить его сами. Мы создавали, сводили воедино и корректировали учебный план в лихорадочном темпе, часами работая над его совершенствованием, тыкая двумя пальцами в клавиши механических пишущих машинок, черкая красным черновики друг друга, и репетируя друг перед другом наши лекции. Эта последняя часть была ключевой. Когда мы по очереди поднимались на кафедру в трейлере, мы сталкивались с пристальным вниманием со стороны наших коллег-инструкторов. Военные называют это "Комиссией убийц". Ни одна ошибка в стиле изложения, ни одна оговорка, ни один недостаток в форме одежды или внешнем виде не считались слишком незначительными, чтобы не приниматься во внимание и не подлежать немедленному исправлению. Мы знали, что не сможем эффективно преподавать нашим первоклассным курсантам, если не будем являть собой нечто меньшее, чем пуленепробиваемость. Как они будут верить в нас в Топгане, если мы не сможем вести занятия на должном уровне? Тем временем мы начали связываться с эскадрильями флота для набора наших первых курсантов. Первый набор будет состоять из двух представителей от четырех эскадрилий "Фантомов", в общей сложности четырех пилотов и четырех RIO. Стив Смит, наш лучший коммивояжер, был назначен ответственным с наказом набирать как с Восточного, так и с Западного побережий. Он потратил немало времени, занимаясь холодным обзвоном. Он позвонит заместителю командира и предложит ему выдвинуть своих лучших младших офицеров, одного пилота и одного RIO для зачисления к нам на пятинедельный курс по передовой тактике. После того, как Стив сделает свое предложение, старпом обычно скажет что-то вроде: "Прошу прощения, а ты кто такой, черт возьми?" Стив объяснит. Если у него были предположения, что вышестоящее командование старпома, возможно, уже знает о нашем существовании: "Сэр, разве вы не были проинформированы о нашей школе вашим командиром авиакрыла?" Он часто обнаруживал, что ситуация обостряется. Теперь трубку возьмет сам командир эскадрильи. И вот тут действительно начнется инквизиция. "Я не знаю, о чем ты, сынок. Ты и правда ожидаешь, что я отпущу своих лучших ребят и отправлю их к тебе? Кстати, а с чего ты решил, что сможешь преподавать тактику лучше, чем это могу я?" В этот момент Стиву придется поднять ставку, объяснив, что участвующие эскадрильи обязывались не только отправить к нам двух авиаторов, но также "Фантом" и несколько технических специалистов, чтобы обслуживать его. Эта новость иной раз действовала возбуждающе. Стив закрывал не все сделки. Часто командир, разозлившись, вешал трубку и запрашивал Пентагон о статусе и репутации Топгана. И тогда приносило свои плоды наше вышестоящее прикрытие. Высший авиационный штаб военно-морского ведомства, известный как "ОР-05", всегда вразумлял шкипера. Дар убеждения Стива лучше всего действовал, когда он общался с парнями с Восточного побережья. Тот факт, что Топган базировался у ворот в зону боевых действий в Юго-Восточной Азии, был полезен. "Вы в курсе, что происходит здесь, в Мирамаре?" спросит Стив. "Мы рассматриваем возможность пригласить один экипаж из вашей эскадрильи прибыть к нам. Их шансы будут выше, если у них будет боевой опыт. Они его имеют?" В случае подразделений с Восточного побережья ответ почти всегда был отрицательным. Это был способ вызвать желание. Со временем Стив создал ажиотаж – и спрос. По мере того, как формировался список первого набора, мы протестировали некоторые из наших готовых планов занятий на курсантах RAG. Мы все равно регулярно виделись с ними, потому что все инструктора Топгана по-прежнему преподавали основы в VF-121. Однажды в середине февраля мы с Мэлом Холмсом совершали тренировочный подскок на двух самолетах, чтобы проверить пару курсантов RIO в дальнем радарном перехвате. Я жег на полном форсаже примерно в ста милях (160 км) от побережья Калифорнии, приближаясь к острову Сан-Клементе, когда почувствовал удар. Вспыхнуло сигнальное табло. У меня был пожар в правом двигателе. Когда я отключил его, мой позади сидящий, младший лейтенант Гил Слайни зачитал аварийную карту, в то время как Мэл подошел ближе для визуального осмотра, пытаясь что-то разглядеть сквозь дым. Мы были примерно в тридцати милях (48 км) от Мирамара, недалеко от Ла-Хойи, когда находящийся в хвосте моего "Фантома" семилитровый баллон с жидким кислородом взорвался. Он начисто снес хвостовую часть моей птички. Мы беспорядочно кувыркались. Время замедлилось. Мы рушились вниз. Кажется, я услышал в наушниках голос Мэла. "Дэн, парни, катапультируйтесь, катапультируйтесь!" Гил потянул рукоятку, и мы вылетели из обреченного самолета. Мы падали по дуге в направлении океана, пристегнутые к катапультным креслам с высоты двадцати одной тысячи футов (6400 м). Странно, как течет время в критической ситуации. Вдохновленный приливом адреналина в организм, я нашел время посмотреть вниз на Ла-Хойю и отметить живописность бухты. Лицевой щиток шлема исчез, но мои Рейбаны каким-то образом все еще оставались на месте. Я должен спасти их, подумал я. Эти солнечные очки были со мной со времен учебы в Пенсаколе. И я ни в коем случае не хотел потерять их сейчас. Я протянул руку, сдернул их с лица и затолкал в застегивающийся на молнию карман летного комбинезона. В этот самый момент, падая сквозь пространство, я понял, что все еще пристегнут к катапультному креслу. Это была проблема. Предполагалось, что тяжелое устройство автоматически отделится под действием мощной пружины, активируемой барометрическим датчиком на двенадцати тысячах футов (3660 м). Падая к морю, я огляделся в поисках парашюта Гила и с облегчением увидел, что он плывет вниз, позади и выше меня. Отстегнувшись от катапультного кресла вручную и падая свободно, я потянул за кольцо, чтобы раскрыть парашют. Ничего не произошло. Я дернул его еще раз, сильнее, и трос оборвался в моей затянутой в перчатку руке. Я падал на предельной скорости, четырнадцать футов в секунду (4,3 м/с)(2), как камень. Мне было нужно как-то добраться до ранца с парашютом. Не имея времени и высоты, я потянул к себе свободные концы и дотянулся до ранца. Я подумал о своей жене, и детях, и доме, и уверен, это бог дал мне силы. Добравшись до ранца, я раскрыл его руками, и купол вылетел на свободу. Прекрасный белый цветок вздулся надо мной, рывком переведя меня в вертикальное положение и ленивое, но короткое снижение. Благодарю тебя, мой дорогой господь. Глядя вниз на холодные воды, я увидел темные гладкие тени, скользящие под самой поверхностью. Времени думать о том, что это значит, было мало. Мой парашют раскрылся так низко – Мэл сказал, что где-то на двадцати четырех сотнях футов (730 м) – что у меня хватило времени только пару раз качнуться туда-сюда в подвесной, прежде чем плюхнуться в воду. Почти тут же надулся мой маленький спасательный плотик. Забираясь в него, я показал рекордное время, поскольку полагал, что спасаюсь от акул. Мгновение спустя пара крупных серых морских созданий устремилась к моему плотику, прижав свои круглые носы к его краю. Дельфины. Взволнованно треща, они оставались со мной до тех пор, пока не прибыла спасательная вертушка с авианосца "Боном Ричард". Когда поток от ротора обдал меня соленой водой, экипаж вертушки потащил меня в небо. Я подумал о Гиле – он был там, лежал на полу кабины и сиял. Спасатели быстро выудили его. Когда Гил в восторге по-мужски обнял меня, я предупредил, что убью его, если он попытается меня поцеловать. Он этого не сделал. Очевидно, это не был тот день, когда кто-либо из нас умрет. Расследование инцидента выявило дефект старых заводских стержневых пружин катапультного кресла "Фантома". В ВМС предположили, что эта проблема, охватившая весь флот, стала причиной гибели пяти пилотов во время ночных катапультирований. Сомневаюсь, что нам с Гилом удалось бы выжить, если бы наше злоключение произошло после наступления темноты. После медицинского осмотра на "Бонни Дике"(3) мы погрузились в C-1 "Трейдер" (Trader) и ночным катапультным стартом отправились домой в Мирамар. Это был всего лишь еще один день из жизни, в которой было много рутинных опасностей и мало того, что можно назвать славой. Что касается ночей, то мои молодые инструкторы знали, как выпустить пар. Светская жизнь Топгана существовала с нашего первого дня в Мирамаре. Она простиралась от "Даунвиндз" (Downwinds), пляжного "О-Клаба" в Коронадо, до "Буллиз" (Bully's) в Сан-Диего и вплоть до Ла-Хойи, где у "Буллиз" была еще одна точка, и где Кондор и Хокай Лэйнг снимали дом, ставший знаменитым. Прямо на пляже, на Кост-Бульвар 259, стоял маленький оштукатуренный белый домик, который мы стали называть "Эскадрилья Лафайет". На кране всегда был охлажденный бочонок, а двери никогда не запирались. Он и два дома через дорогу, которые снимали другие молодые пилоты из Мирамара, привлекали кучу народа, в которую входили все, от студентов университета Сан-Диего до членов профессиональной футбольной команды "Сан-Диего Чарджерс". Даррелл никогда не знал, кого ему придется вышвырнуть из своей спальни, когда он приедет из Мирамара в пятницу вечером. Но все мы жили и дышали работой, которую делали в Топгане. Конечно, все, чем мы занимались вне базы, предназначалось исключительно для того, чтобы сохранять остроту наших навыков для работы, которая действительно имела значение. Через несколько дней после незапрограммированного холодного заплыва я вернулся к работе. Окончательно доработав учебный план Топгана, и проведя большую часть заседаний "Комиссии убийц", мы были готовы получить наш молодняк с флота. Мы должны будем показать свою игру. Потому что мы собирались превратить этих парней в чемпионов мира.
3 марта 1969 года в нашем краденом трейлере в Файтертаун США собрался Первый Набор Топгана. Все восемь участников прибыли из эскадрилий тихоокеанского базирования, VF-142 и VF-143, сразу после развертывания у Вьетнама на авианосце "Констеллейшен". Это были одни из лучших младших офицеров флота, все с боевым опытом, все выпускники Военно-морской академии, кадровые флотские. Мы не брали резервистов. Их звали Джерри Болье, Рон Ступс, Клифф Мартин и Джон Пэджетт. Их RIO были Джим Нельсон, Джек Ховер, Боб Клойс и Эд Скаддер. Инструкторы и я быстро почувствовали, что их командиры сделали правильный выбор. Все были энергичными и хорошо подготовленными. За пятнадцать лет службы на флоте я кое-что узнал о лидерстве. Если вы не были в Аннаполисе или ROTC(4) в колледже, вы учились этому не по четким наставлениям, а путем усвоения примера. Вы осваивали это на рабочем месте. Частично это познавалось на негативном примере: "Не будьте как коммандер такой-то". Но большинство моих образцов для подражания были полезными и даже вдохновляющими. Я упоминал Джина Валенсию и Сканка Ремсена. Но моими наставниками были многие прекрасные авиаторы. Их уроки всегда находили отклик. Они научили меня тому, каким лидером мне нужно стать. Когда легендарный "Швед" Вейтаса был командиром авиакрыла в Мирамаре, он приветствовал каждый новый курс RAG примерно так. "Ладно, ребята, учебное командование было забавой, потому что каждый из вас справился хорошо. Если бы нет, вы бы не были в истребителях. Теперь забавы кончились. Когда вы закончите, вы отправитесь на войну, возможно, немедленно. Будьте внимательны! Узнайте все, что только можно, о своем самолете, его возможностях, тактике и стандартном порядке действий. Вполне возможно, это спасет вам жизнь. Свободны, разойтись". Швед говорил тем курятам то, что им нужно было услышать. Однако с такими развитыми талантами, как эти восемь, я не чувствовал необходимости быть жестким. Я выдал сердечное "добро пожаловать на борт" и сказал, что перед нами поставлена важная цель. Я представил свою команду инструкторов и рассказал им, кто они. Я объяснил, что по ходу дела мы все будем учиться вместе. Главное, что должен держать в голове любой шкипер: бойцы должны знать, что он заинтересован в их благополучии. Это верно независимо от личного стиля общения лидера. Крутые задницы тоже могут быть заботливыми. Некоторые лидеры много говорят о заботе, но то, что лидер делает, чтобы продемонстрировать это, гораздо важнее. Я хотел, чтобы мои инструкторы бросали им вызов, но всегда конструктивно. Мы будем стремиться укрепить их доверие, а не разрушить его. Они были профессионалами и будущими наставниками. Поэтому мы собирались показать им, как это делается. В заключение я сказал: "Здесь существует безотлагательность, превосходящая все, что мы когда-либо делали. В наших руках находятся жизни". Эти слова и сегодня наполняют меня убежденностью. У наших курсантов было мало времени на обустройство, прежде чем мы приступили к работе. Первая неделя была в основном лекционной. Еще до восхода солнца, в 04:30 на следующий день после их прибытия, мы начали занятия в классе с ежедневного инструктажа. Мы рассмотрели печальное положение дел на Янки-Стейшен, поговорили о том, как мы собираемся его изменить. Изучение нами послеполетных разборов выявило одну вещь, которая была нам всем довольно хорошо известна. "Собачьи свалки" заканчивались стремительно. Критическим моментом было Слияние, когда два самолета пролетали на расстоянии нескольких сотен ярдов друг от друга. Следующий шаг противника после этого момента скажет вам о многом. Он агрессивен? Он резко, уверенно разворачивается в вашу сторону, оказывает на вас давление? Или он колеблется в решающие полторы секунды и позволяет вам сделать следующий шаг? Умный летчик-истребитель вырывает лидерство своей силой – своим первым лучшим ходом. Потому что, вероятно, все закончится меньше чем через минуту. Время, прошедшее от Слияния до сбития, составляло от тридцати до сорока пяти секунд. Все, что вы знали, должно было сойтись воедино в это мимолетное мгновение жизни и смерти. Мы сделали пару вылетов, чтобы дать нашим курсантам стряхнуть ржавчину. Там было не так уж много стряхивать. Летая на двухместных ТА-4 "Скайхок" за агрессоров, в роли противника, мы быстро поняли, что они не были новичками. Они быстро поднимались по кривой обучения. Я уважал их способности, как и со всеми своими соперниками. Темп программы ускорился, как только мы начали много летать. Примерно через неделю мы совершали по два-три тренировочных вылета ежедневно. С инструкторами, играющими роль агрессоров, мы помещали студентов в разные сценарии, используя все основные комбинации — 1 на 1, 2 на 1, 1 на 2, 2 на 2, 4 на 2, 4 на 4, и 2 на 4. "Собачья свалка", это настоящее физическое испытание. Когда самолет-истребитель пилотируется жестко, в нем трясет, как в несущемся вагончике американских горок, готовом развалиться. Вас швыряет из стороны в сторону, шлем бьет по плексигласу фонаря, привязные ремни впиваются в плечи и бедра. Воздействие перегрузок заставляют кровь приливать и отливать из конечностей, включая голову. Наша программа проверяла не только тело студента, но и его разум. С четырьмя или даже пятью отдельными тестовыми схватками в каждом полете, можно посчитать, а затем представить, какое напряжение это оказывает на пилота. Это измочаливает вас, а иногда, в самые показательные дни, истощает до глубины души. Маневренный воздушный бой, это контактный вид спорта, в который играют на грани жизни и смерти. Быстрый темп развития событий утомлял даже хорошо подготовленные экипажи. Нас особенно подкашивало, когда день начинался с инструктажа в 04:30. Чтобы дать возможность восстановиться, мы чередовали графики. После раннего дня в воздухе, на следующее утро мы отсыпались и встречались в классе в 06:30 или 07:00. Мы работали почти круглосуточно, кормились, когда могли, обычно из фудтрака, который прикатывал на 121-ю стоянку. Мы были любимыми клиентами той леди, пожирая ее слайдеры(5) и хот-доги с большим количеством горчицы и лука. У новой тактики сбивания МиГов, которую мы разработали для сообщества F-4, было несколько названий. По сути, речь шла о полете на "Фантоме", как на ракете "Сатурн-5". Прямо вверх. Иногда мы называли ее "использованием вертикального охвата". Она также известна как "скоростное йо-йо"(6). Но название, которое мы выбрали, было вдохновлено очертаниями воздушного пространства, которое мы использовали, совершая этот маневр. Джей-Си Смит назвал его "Яйцо", и это прозвище прижилось. Именно эту траекторию описывали наши "Фантомы", взлетая вверх и опускаясь обратно. Я должен отметить, что Топган не изобретал этот маневр. Парни из сообщества "Крусейдеров" F-8 использовали "вертикальный вариант" годами. Нашим прорывом было применение его к истребителю наших дней, F-4 "Фантом", самолету, проделывание которым таких трюков никогда не предполагалось, но оказавшемуся очень хорошо подходящим для этого благодаря своим мощным двигателям. Маневр действительно открыл новые горизонты. В пекущемся о безопасности коконе, которым была RAG, те мелкие "собачьи свалки", которые мы устраивали, оставались в горизонтальной плоскости. Вертикаль была тем, с чем время от времени дурачились лишь немногие инструкторы-бунтари. Можете угадать, как их звали. Мэл, он был одним из них. Я использовал их во времена "бойцовского клуба" возле Сан-Клементе десять лет назад. Лучшие пилоты, с которыми мы сталкивались во время той возни во внеслужебное время, всегда использовали вертикаль. Я учился у лучших, как и Мэл, когда служил на Норд-Айленде.
Никто из наших курсантов никогда не летал на "Фантоме" как на космическим корабле с мыса Канаверал. Никто никогда не забывал свой первый опыт "чистой вертикали". С курсантом на заднем сиденье мы летели куда-нибудь в океан или пустыню Эль-Сентро, а затем начинали демонстрацию. Включив форсаж, я разгонялся до пятисот узлов (926 км/ч), а затем тянул ручку на себя, прямо в кишки. Поскольку "Фантом" без проблем достигал скорости 2 Маха в горизонтальном полете, лететь прямо вверх было несложно. Нас вжимало в сиденья, когда самолет начинал набор высоты. С полыхающей парой J79 мы направляли нос к звездам. Я держал его. И держал. И держал еще немного. Наш нос по-прежнему был направлен ввысь. Несмотря на огромную тягу двигателей, здоровенная бестия, в конце концов, начинала замедляться. В этот самый момент курсант на заднем сиденье начинал беспокоиться. По мере того, как мы теряли скорость, разменяв кинетическую энергию на потенциальную энергию высоты, в игру вступала базовая аэродинамика подъемной силы. Самолеты не предназначены цепляться за небо на очень низких скоростях. Аэродинамический профиль крыла просто не может выполнять свою работу. Маневр наподобие этого – ни-ни в любой RAG. На малой скорости, но при полной мощности, планер начинает слегка вибрировать. В этот момент большинство авиаторов хотят толкнуть нос и позволить гравитации снова заставить их двигаться. Они хотят, чтобы воздушный поток, обтекающий стреловидное крыло, возобновился, дал им подъемную силу. Но это было не то, что мы делали. Еще нет. Обе руки на ручке, локти к ребрам, я держал нос вверх, абсолютно не пользуясь элеронами. Когда "Фантом" сидел на вершине этой восходящей параболы, двигатели по-прежнему работали на полную мощность, но с нашей воздушной скоростью, по ощущениям приближающейся к нулю, мы начинали так называемое заваливание на хвост. Это неестественно для тяжелого самолета. Однако если все сделано правильно, это безопасно. Двигатели захлебывались, извергали пламя и дым, но не глохли. В этот момент я часто слышал в наушниках крики: "Сделайте что-нибудь!" Бедный курсант, взятый в полет, был беспомощен. Но это меня вряд ли беспокоило. Мне нужно было, чтобы он испытал физические ощущения этого необычного "профиля полета" и понял, что сможет пережить это. Потому что именно здесь происходило волшебство. Любой, кто запускал одну из тех маленьких моделек планера из бальсового дерева с полностью сдвинутым вперед регулируемым крылом, видел, как элегантно этот трехунциевый (85 гр) игрушечный самолетик взмывает вверх и опускается. Это, в общем, и было то, что мы здесь делали. Будь это боевой сценарий, мы оставим нашего противника далеко позади, когда устремимся в небо. Теперь, когда мы переворачивались наверху, мой RIO осматривал небо внизу, чтобы помочь мне найти его. Ему было трудно, если он не следил внимательно. Это сложно, следить за добычей, будучи вверх тормашками, когда вас тянет сила тяжести. Но если вы будете внимательны на протяжении всего маневра, то знаете, где находится ваша цель. Это были плохие новости для МиГа. Мы собирались превратить его в мешок с пылью. Обычно наши "Фантомы" летали парами. Построение было известно как "Свободная двойка" – два самолета летели в ряд. Как только мы вступали в контакт с противником, один F-4 атаковал, начиная бой на виражах. Второй резко уходил на вертикаль, как я только что описал. Пока противник был занят ведомым, вертясь и крутясь в горизонтальной плоскости, у него было мало шансов увидеть другой "Фантом", когда он взмывал на вершину "Яйца". Я использую эти свободные от суеты секунды, чтобы выбрать траекторию полета, при которой противник окажется прямо в центре зоны действия моей ракеты. Техника имела решающее значение, когда я выключал форсаж, нажимал ногой на педаль и немного подавал руль направления. Когда нос самолета начинал проваливаться, обращаясь обратно к земле, мы начинали пикирование, которое позволяло нам восстановить воздушную скорость. Мы выбирали направление, чтобы вести противника или сесть ему на хвост, сохраняя достаточную дистанцию, чтобы сделать хороший ракетный пуск. Это была важная тактическая эволюция, которую мы разработали в Топгане. Я буду объяснять это моему позади сидящему по внутренней связи в ходе дела, и дам ему разбор на обратном пути на базу. Потому что до его очереди взяться за ручку оставалось всего несколько мгновений. К тому времени, когда мы приземлялись в Мирамаре и подруливали к октагону, как называли карусельную заправочную станцию, установленную там на рулежной дорожке, мой курсант был в полном восторге, поняв, что мы только что переписали правила. Когда я выключал левый двигатель для "горячей дозаправки", а наземные бригады суетились на нашем похожем на NASCAR гигантском круговом пит-стопе, он едва мог дождаться возможности попытаться самостоятельно пролететь "Яйцо". Как только дозаправка была закончена, мы менялись местами, выруливали и снова взлетали. Над пустыней или океаном я тренировал его выполнять вертикальный маневр. Он не мог и мечтать, что "Фантом" сможет это сделать, но наша прочная машина выполняла все это раз за разом. Как только студент решал, что может доверять ему, он с восторгом летал на F-4 так, как на нем никогда не предполагалось летать. После возвращения на землю из передней кабины всегда неслись смех и вопли. Курсант был готов колотить себя в грудь. И поверьте мне: после того, как четыре или пять двадцатилетних парней переживут подобный опыт, уровень энергии в О-Клабе в тот вечер, это будет то, на что стоит посмотреть. Если вы войдете и станете свидетелем этого, шум, который вы услышите, не будет идиотизмом дебоширов. Это возгласы людей, поверивших в себя, в свои самолеты, в свое оружие, в свое лидерство и в свою способность выиграть войну, когда все это сойдется воедино. Днем, когда стоит начать беспокоиться о ваших военных, будет вечер пятницы, когда вы придете в офицерский клуб, а там все молчат, глядя в свое пиво.
Мы знали, что акцент RAG на радиолокационном перехвате не поможет нам во Вьетнаме, где правилами ведения боевых действий требовалась визуальное опознание цели. Нас особенно беспокоило, что к ракетам по-прежнему относились как к непогрешимыми, хотя опыт показывал, что это отнюдь не так. Так что когда курятам говорили, что они поразят цель своим "Сайдвиндером" AIM-9B, если выпустят его в хвост противника в пределах тридцатиградусного сектора – и это единственный параметр, который, как считалось, был им нужен – мы знали, что впереди нас ждет немалая работа. По правде говоря, выстрел ракетой был исключительно трудным, когда цель маневрировала, спасая свою жизнь, и углы были острыми. Джим Рулиффсон разобрал это на уровне схемы, чтобы показать, почему цель необходимо немного провести, чтобы инфракрасный датчик успел активироваться и захватить ее до пуска ракеты с самолета. Это короткое запаздывание вело к тому, что множество ракет бесполезно летали по Юго-Восточной Азии. Во флотских эскадрильях у занятых командиров не было ни времени, ни места на диагностирование проблем и внедрение инноваций. Летая каждый день, мы над всем этим работали, и усердно. Мы отработали Яйцо так, чтобы наилучшим образом использовать наш двухсамолетный строй "Свободной двойки". Когда один "Фантом" сцеплялся с соперником на меньшей высоте, другой взмывал в небеса, чтобы провести атаку на следующем заходе. Работая против соперника в тандеме, два пилота могли чередовать виражи и "собачью свалку" со взлетом на вершину Яйца, меняя статусы "свободных" и "задействованных" истребителей. Это позволяло им оказывать постоянное давление на МиГ, постепенно лишая его высоты, скорости, энергии и, в конечном итоге, топлива, пока они не смогут прикончить его задницу. (Эти непристойности – не то, как меня учили говорить. Однако война штука некрасивая, и ее сутью является убийство. Я не вижу причин дезинфицировать эту реальность.) Тактика "Свободной двойки" отражала культуру Топгана, которая давала младшим офицерам возможность действовать и говорить свободно. В нашей тактике не было иерархии ведущий/ведомый, что давало любому истребителю свободу атаковать, в зависимости от того, кто первым заметил пугало. "Свободная двойка" была универсальна и агрессивна. Конечно, это была большая разница с тактикой ВВС, "Текучей четверкой", которая, несмотря на свое прилагательное, была достаточно жесткой, предоставляя инициативу и большинство возможностей командиру звена. Уверенность, которую мы посеяли в наших курсантах, легла в нужное русло. Они продолжали быстро учиться, и через три или четыре дня отработки ракетных техник под нашей маркой скептики меняли свое мнение. Взлетая на вершину Яйца и рушась с нее, они быстро обучались, сражаясь с инструкторами, летавшими за агрессоров, и с приглашенными пилотами из других эскадрилий, флотских на "Крусейдерах", и ВВС на F-4, F-86, F-100 и других типах. Дух нашего племени глубоко овладел ими, и они стали вторым поколением уверовавших. Они были хороши, и их уверенность росла. Это имело свои опасности. У нас не было другого выбора, кроме как жить опасно и чувствовать себя комфортно при этом. Некоторое эго необходимо. Я считал наше соперничество с пилотами VF-124, эскадрильи RAG, летавшей в Мирамаре на "Крусейдерах", до некоторой степени здоровым. Их длинные, обтекаемые, с похожими на разинутую пасть воздухозаборниками "ганфайтеры" был чертовски хорошими старыми птичками. Мы часто сталкивались с ними лицом к лицу, и несколько их парней были хороши настолько, насколько это возможно. На ум приходят "Лось" Майерс, Бойд Репшер и Джерри "Дьявол" Хьюстон. Я никогда не упускал возможности сразиться с ними. Помоги бог водителю МиГа, который столкнется с такими как они в ясный день. Но технологии обычно на стороне новых самолетов. Хорошо пилотируемый "Фантом" не проигрывает F-8 в схватке 1 на 1. Мэл постоянно сражался с ними и оставался непобежденным 1 на 1 против "Крусейдера" с 68-го. Однажды я сыграл 1 против 2 со шкипером эскадрильи "Крусейдеров" и его ведомым. Хотя они оба были хорошими пилотажниками, к концу третьего боя я вел со счетом 3:0, летая на нашем А-4Е "Мангуст"(7), хотя я был один. Чувствуя себя довольно уверенно, я слушал их переговоры по радио. Шкипер сказал: "Что за дерьмо тут творится? Проклятье, нам придется вернуться и подготовиться получше". Уверен, что они так и сделали, но проблема была не в подготовке. Она заключалась в том, что их самолет пережил свои лучшие дни. Он был на пути к пенсии. Но ребята на F-8, благослови их бог, никогда не теряли настроя. Многие из них перешли на F-4, когда война затянулась. Некоторые из нас не могли устоять перед желанием заставить их смириться. В их ангаре в Мирамаре была стеклянная витрина с прекрасным лонгсвордом(8). Его происхождение было сомнительным, но в эскадрилье утверждали, что им владел крестоносец двенадцатого или тринадцатого века. Они относились к нему как к своего рода священному талисману и обычно соответствующим образом охраняли его. Однажды ночью мы застали их врасплох. Несколько наших парней устроили тайную операцию по "освобождению" святыни. Честь выпала нашему курсанту Джерри Болье, который пробрался внутрь и вытащил меч из футляра. На следующий день в О-Клабе во время счастливого часа наши ребята устроили шоу с рассказом и демонстрацией клинка. Там присутствовало несколько парней с F-8. Завязался скандал. Каким-то образом топганнерам удалось сбежать со своим призом. Позже мы проявили милосердие и вернули меч Крестоносцам, добавив последний штрих. Марланд "Док" Таунсенд, старший инструктор и будущий шкипер VF-121, прикрепил к нему табличку, удостоверяющую, что он побывал в небе на 2 Махах. Это было больной темой, потому что "Крусейдер" не развивал такой скорости. Позже меня проинформировали о драке, развернувшейся после этого в баре, но я забыл написать рапорт о ее последствиях. Жизнь в Топгане была ежедневным бойцовским клубом. Когда инструкторы летали против курсантов, было естественно, что последние то и дело желали завоевать скальп. Если один из них победит Раттлера, Смэша, Савацки, Кобру или меня, это может улучшить его служебную репутацию. Им редко когда это удавалось. Но к концу программы и ее двадцати шести полетов это все-таки происходило. Это становилось предметом большой гордости. Я старался урезонить их. "Время от времени побивают всех", - говорил я им. Если вы смогли побить Мэла и при этом достаточно умны, вы понимаете, что раздувать свое эго опасно. Суть в том, что если можно победить Мэла, то и любого другого тоже. Я считал такое отношение сердцевиной профессионализма. А что касается моих инструкторов, то время от времени мне приходилось предупреждать их: "Никаких личных понтов, ребята. Мы здесь, чтобы учить". Но при всем этом, я не всегда мог удержать Раттлера и Нэша от желания оттяпать кусок друг от друга. Хотя эти парни были очень дружны, они были очень волевыми. Нэш был настоящей занозой. Он мог разозлить Папу Римского. Он постоянно докапывался до Мэла. Возможно, ему не нравилось мнение, что Холмс был самым талантливым пилотом "Фантома" среди нас. Я это понимал и внимательно приглядывал за ними. Однажды во время 2 на 1 с курсантом они слишком перебрали. Мэл и курсант были двойкой, действовавшей против Нэша, который пилотировал самолет, выступавший за противника. Это вылилось в шоу Гремучка против Смэша – состязание великих. Так случалось не раз, и последовал серьезный внутренний разбор. Мне пришлось еще раз установить закон: никаких "собачьих свалок" между инструкторами Топгана. Мы здесь затем, чтобы учить, а не подпитывать свое эго. Слишком многое было поставлено на карту. Я помнил о предупреждении Халлеланда. Одно единственное происшествие может потопить нас, говорил шкипер. Если бы Нэш и Холмс остались верны себе, вполне вероятно, одному из них или обоим пришлось бы долго шлепать до трейлера пешком с парашютом под мышкой. Потеря самолета могла счесть наши дни. Нет, я не хотел, чтобы мои пилоты жили за счет гордости тех, кого они смогли победить. Мы все были в одном братстве. Когда, скажем, Джерри Болье оканчивал Топган, я хотел быть уверен, что он справится с МиГом – и, возможно, не быть уверен, что справлюсь с ним. Если мы справимся со своей работой, мы сделаем его довольно опасным. Именно в этом любой хороший инструктор найдет свою гордость.
1. Телесериал "Baa Baa Black Sheep", посвященный эскадрилье авиации морской пехоты VMA-214 "Черные Овцы". Шел с сентября 1976 по апрель 1978 года (прим. перев.) 2. Тут явная ошибка, "нолик забыли". Установившаяся скорость свободного падения парашютиста составляет в среднем 50 м/с (прим. перев.) 3. Дик – уменьшительное от имени Ричард. Также жаргонное прозвище мужского полового органа (прим. перев.) 4. Корпус подготовки офицеров запаса – Reserve Officer's Training Corps (прим. перев.) 5. Примерно то же, что и хот-дог, но не в вытянутой, а в плоской булке квадратной или круглой формы (прим. перев.) 6. У нас называется "быстрый двойной вираж" (прим. перев.) 7. Вариант А-4, модифицированный для использования в роли условного противника. С него снимались надфюзеляжный обтекатель с расположенной в нем авионикой, пушки и их системы боепитания, пилоны внешних подвесок; предкрылки фиксировались в выпущенном положении (прим. перев.) 8. Т.н. длинный или полутораручный меч. Тип средневекового западноевропейского меча, также известного как, меч-бастард. Предназначен в основном для удержания двумя руками, но при этом его вес и баланс допускает одноручный хват (прим. перев.)
_________________ Amat Victoria Curam
|