Текущее время: 28 мар 2024, 13:26


Часовой пояс: UTC + 3 часа




Начать новую тему Ответить на тему  [ Сообщений: 97 ]  На страницу Пред.  1, 2, 3, 4, 5  След.
Автор Сообщение
СообщениеДобавлено: 10 янв 2023, 00:53 

Зарегистрирован: 21 ноя 2020, 00:28
Сообщений: 401
Команда: Нет
DocShar писал(а):
ИМХО проще просто водолазназного снаряжения. Ну или снаряжение для подводного плавания.
Легководолазнасть VS водолазнасть, больше отечественная терминологическая заморочка.


Нет. Водолазное снаряжение включает в себя и свинцовые боты, и медный шлем "трехболтовку" и т.д.[/quote]

Даже у нас это "легко" давно не юзают. Чуть ли не с 50ых. И то и другое водолазное снаряжение (точнее водолазное имущество).
А у них там сразу не заморачивались. Дайверы и те и эти.


Вернуться наверх
Не в сети Профиль  
 
СообщениеДобавлено: 10 янв 2023, 10:51 
Аватар пользователя

Зарегистрирован: 04 май 2013, 21:23
Сообщений: 1731
Команда: нет
DocShar писал(а):
Возможно Нортон путает, тем более в стрессовой ситуации, но в разделе "Летно-технические характеристики варианта OV-10A"
https://ru.wikipedia.org/wiki/North_Ame ... -10_Bronco
указан подвесной пушечный контейнер CBU-2/A (20 мм, 300 патронов) или 3 пулеметных контейнера SUU-11B/A (7,62 мм, 1500 патронов), а это и есть «Миниган», авиационный индекс — SUU-11 и GAU-2 (контейнерный).


Я русской Вике не очень верю с тех пор, как сам правил текст про АК-74М3 <_<
А в англоязычной упоминания о контейнерах нет https://en.wikipedia.org/wiki/North_Ame ... -10_Bronco

_________________
Изображение


Вернуться наверх
Не в сети Профиль  
 
СообщениеДобавлено: 10 янв 2023, 11:40 
Аватар пользователя

Зарегистрирован: 15 фев 2013, 21:29
Сообщений: 2075
Команда: нет
Винд писал(а):
Я русской Вике не очень верю с тех пор, как сам правил текст про АК-74М3 <_<
А в англоязычной упоминания о контейнерах нет https://en.wikipedia.org/wiki/North_Ame ... -10_Bronco


А зачем Педивикия, если в сети есть, например, вот такие картинки из РЛЭ на этот борт?

Изображение

_________________
Amat Victoria Curam


Вернуться наверх
Не в сети Профиль  
 
СообщениеДобавлено: 10 янв 2023, 13:06 
Аватар пользователя

Зарегистрирован: 04 май 2013, 21:23
Сообщений: 1731
Команда: нет
Патамучта за пару часов до этого я нашёл целое руководство водителя на М113, чтобы выяснить, есть ли там печка, а тут взял и затупил :(((

Спойлер
Изображение

_________________
Изображение


Вернуться наверх
Не в сети Профиль  
 
СообщениеДобавлено: 10 янв 2023, 13:45 
Аватар пользователя

Зарегистрирован: 15 фев 2013, 21:29
Сообщений: 2075
Команда: нет
Винд писал(а):
Патамучта за пару часов до этого я нашёл целое руководство водителя на М113, чтобы выяснить, есть ли там печка


Хмм... Здоровенная такая круглая банка в правой передней части десанта, у моторной перегородки. Включается-выключается, если правильно помню, у мехвода слева-сзади под потолком. А что?

ЗЫ. Может в "Вопросы военного перевода это дело перетащить"?

_________________
Amat Victoria Curam


Вернуться наверх
Не в сети Профиль  
 
СообщениеДобавлено: 11 янв 2023, 14:39 

Зарегистрирован: 08 май 2018, 19:11
Сообщений: 250
Команда: нет
МЕДВЕЖЬЯ ИСТОРИЯ КИВЕНИ

В 06:00 МЫ ВЫШЛИ ИЗ КАМБУЗА И ПОШЛИ К ЗДАНИЮ, которое стало оперативным и учебным центром 3-й ОРР. Все наше снаряжение было разложено перед зданием. Оставалось только надеть его и пройти последнюю проверку снаряжения, прежде чем капрал Бишоп велел группе "Змей" выдвинуться к взлетной полосе и ожидающим вертолетам.
До переезда в Фубай мы тренировались с частями 101-й воздушно-десантной дивизии, и особенно с пилотами и экипажами вертолетов 2-го эскадрона 17-го полка воздушной кавалерии (2/17 Air Cav). Это армейское вертолетное подразделение располагалось к северо-западу от Фубая в Кэмп-Игл (Camp Eagle) и использовало небольшой, но быстрый вертолет "Хьюи". Пилоты были армейскими уорент-офицерами, и практически каждый пилот в их организации был не старше любого из нас. Они были отличными парнями, с которыми можно было летать, и их мужество и репутация были хорошо известны. Они считали нашу миссию своей миссией, и их присутствие повышало наш боевой дух, поскольку любой раненый или пострадавший знал, что вертолет для экстренной эвакуации находится менее чем в пятнадцати минутах полета.
Наш опыт использования вертолетов CH-46 Корпуса морской пехоты не всегда был удачным. CH-46 был разработан как средний вертолет, и его размеры требовали большой площади для взлета и посадки. Мы узнали, что большие, медленно летящие объекты, как правило, вызывали сильный огонь со стороны противника, и нахождение внутри большой, медленно движущейся цели не рассматривалось большинством из нас как счастливое событие дня.
Задание нашей группы должно было начаться с вылета в 08:00 с аэродрома Фубай, полета на юг в направлении Дананга, а затем переброски в нашу зону, к северу от перевала Хайван.
Как и в Куангчи, те члены группы нашего взвода и люди из роты, которые не участвовали в заданиях, все равно пришли на взлетную полосу, чтобы пожелать нам всем удачи и благополучного возвращения. Пилот вертолета, второй пилот и два бортстрелка уже были пристегнуты ремнями, и когда роторы их машины закрутились, они только ожидали, когда мы поднимемся на борт, чтобы взлететь.
Бортовые стрелки имели пулеметы M-60, установленные с каждой стороны вертолета; внешние раздвижные двери были сняты, чтобы было легко и быстро попасть в "птичку" или покинуть её. Боепитание обоих пулеметов осуществлялось из полных коробов с боеприпасами в лентах. Еще один "Хьюи" должен был лететь с нами в качестве сопровождения, и нас порадовало присутствие дополнительного вертолета и его огневая мощь.
Наш вертолет набрал высоту и завис всего в футе или двух (30,48 - 60,96 см) над металлическим покрытием взлетно-посадочной полосы, после чего начал медленно двигаться вперед. Пилот умело маневрировал между большими стальными укрытиями[1], которые защищали другие вертолеты, припаркованные у взлетной полосы. Когда трое из нас уселись вдоль каждой боковой двери "Хьюи", наш вес, казалось, уравновесился, и мы начали двигаться вдоль длинной оси взлетно-посадочной полосы. Вторая "птичка" следовала за нами.
Капрал Бишоп летал с этим же экипажем вертолета во время своего полета перед получением задания, и они узнали в нем одного из командиров нашей разведгруппы, ему быстро выдали шлем связи, чтобы он мог переговариваться с пилотом и вторым пилотом, пока мы летели.
Остальные сидели в молчании, рассматривая землю внизу. Мы никак не были пристегнуты к "Хьюи", и внезапное изменение нашего положения при любом быстром вираже могло привести к мгновенному выпадению из вертолета с высоты четырех или пяти тысяч футов (1,22 - 1,52 км). Надежная хватка руками была нашей единственной гарантией того, что мы останемся внутри и в сидячем положении, пока набираем высоту. Мы летели в полном снаряжении, потому что нас учили выходить из вертолета сразу после касания земли. Иногда нам не давали даже такой роскоши, как полноценное приземление.
Полет к нашему району разведки продолжался менее получаса. Мы увидели, что со стороны океана начали надвигаться облака, и ближе к полудню нам предстояло работать под плотной облачностью. Казалось, что никогда не будет облегчения от ежедневных дождей сезона муссонов.
Сигнал к готовности был дан капралом Бишопом после того, как он и пилот согласовали первичную HLZ. Мы снизились и выполнили две ложные посадки. Один "Хьюи" опускался значительно ниже уровня деревьев, а когда первая птичка поднималась над деревьями, вторая птичка опускалась ниже, как бы занимая место первого "Хьюи". Этот маневр был разработан, чтобы сбить с толку бдительные маленькие глазки северовьетнамцев, поскольку это была их стандартная политика - высылать патруль и проверять каждое замеченное приземление вертолета в зоне их действий. Ложная посадка была разработана для того, чтобы сделать их поиски непосильной задачей.
Когда наш "Хьюи" снизился в третий раз, мы поняли, что идем на посадку. Бортстрелки приготовили свое оружие, и когда два пулемета встали на огневые позиции, пулеметчики приняли боевую стойку, положив пальцы на спусковые крючки и оглядывая HLZ в поисках любого "неестественного" движения. Мы старались прислушиваться, нет ли вражеского винтовочного огня.
Как только посадочные салазки оказались в шести футах (1,83 м) над землей, мы спрыгнули. Сила роторов столкнула слоновую траву вниз и открыла твердую, ровную поверхность. В течение нескольких секунд "Хьюи" из парящего над головой превратился в птичку носом вниз и хвостом вверх, стремительно уходя вперед из нашей зоны.
Мы стояли на коленях в нашей HLZ достаточно долго, чтобы "Хьюи" удалился, а затем Кеглер начал двигаться к седловине двух больших вершин к западу от нас. Наш план состоял в том, чтобы как можно быстрее покинуть зону HLZ и перебраться на возвышенность, с которой мы могли бы лучше видеть местность.
Мы находились в неблагоприятном положении, поскольку были окружены горами, которые составляли район перевала Хайван. Лощина была не самым лучшим местом, и капрал Бишоп не был настроен держать группу на месте. Мы отошли на три-четыре сотни ярдов (274,32 - 365,76 м) от HLZ, а затем стали ждать.
Ожидание служило двум важным целям. Когда мы летели, мы не пользовались средствами защиты слуха, и вой реактивных двигателей вертолета и отрывистый звук лопастей снижали чувствительность нашего слуха. Как только нас высаживали, обычно проходило десять минут, прежде чем наш слух приходил в норму.
Вторая причина ожидания заключалась в наблюдении за ГОРКОЙ на предмет вероятности появления разведывательного вражеского патруля. Пилоты вертолетов, которые доставили нас в зону высадки, все еще кружили в этом районе, запомнив свои ориентиры в HLZ. Если бы у Северного Вьетнама действительно было подразделение, патрулирующее вблизи нашей точки высадки, и мы могли бы немедленно обнаружить и сообщить о его местоположении и подходе, то NVA был бы гораздо более легкой целью для боевых вертолетов, поскольку пилот хорошо знаком с зоной посадки.
Как только капрал Бишоп установил связь с местом радиоприема, он дал сигнал Кеглеру двигаться в сторону дальней седловины. К полудню мы достигли места, которое, по мнению Бишопа, обеспечит нам возвышение и обзор, необходимые для наблюдения за тропой, проложенной во время предварительного облета. Облачность продолжала надвигаться на район, однако видимость сократилась до менее чем мили.
Расположившись для наблюдения за тропой, мы уложили рюкзаки у основания дерева и достали несколько биноклей 7x50. С тремя бойцами группы, наблюдавшими за обоими концами тропы и окружающей местностью, мы были уверены, что наша позиция позволит нам оставаться незамеченными в течение нескольких часов.
Рука Кивени поднялась вверх и подала сигнал "Внимание", и два других бинокля повернулись в его сторону. В поле зрения появились два северовьетнамских солдата, которые продолжали двигаться по тропе, проходящей под нашей позицией и пересекающей наш сектор обзора с фронта. Первый солдат был одет в коричневую рубашку с короткими рукавами, темно-зеленые брюки, на ногах у него были черные резиновые сандалии. На спине у него был небольшой рюкзак, а в руках он держал карабин СКС наготове. На голове у него ничего не было.
Второй северовьетнамский солдат был крупнее своего товарища. Он был одет в форму того же цвета, носил каску, а в левой руке держал новый автомат АК-47. Он постоянно жестами указывал первому солдату, чтобы тот продолжал двигаться вперед по тропе.
С нашей точки наблюдения мы могли рассмотреть свободный участок тропы длиной не менее ста ярдов (91,44 м). Начало тропы выходило из русла ручья и огибало склон горки, которая находилась примерно в трехстах ярдах (274,32 м) перед нами. Кеглер разместил нас в наилучшем месте для наблюдения за чьим-либо приближением. Позади нас была безопасная горка, а по обе стороны от нашей позиции были установлены две мины "Клэймор". Все, что требовалось, - это наблюдать за тропой, считать северовьетнамских солдат, когда они двигались с севера на юг, и немедленно сообщать об обнаружении на радиорелейную станцию.
К 16:30 мы насчитали двенадцать северовьетнамских солдат, большинство с оружием, которые воспользовались тропой и направлялись на юг. Тот самый первый человек, которого мы видели и которого позже назвали Тонто, был замечен еще три раза, направляя северовьетнамских солдат по этому участку тропы. Мы предположили, что у северовьетнамцев был плацдарм, расположенный довольно близко, потому что промежуток между появлениями Тонто составлял менее одного часа. Нам приказали оставаться на своих позициях и продолжать наблюдение за движением. В 18:00 капрал Бишоп передал команду выдвигаться в нашу гавань.
Кеглер подыскал место, которое отвечало бы нашим требованиям, и мы переместились в район, расположенный ближе к тропе. Бишоп сообщил о нашем местоположении, а сам нанес на карту русло ручья и место, где тропа исчезала за склоном горки. Если бы нашу позицию обнаружили северовьетнамцы, авиационная поддержка знала бы, где мы находимся по отношению к этим двум координатным точкам.
К полуночи раскаты грома и сверкание молний возвестили о прохождении очередного холодного фронта. Я нес радиовахту с 23:00. На предыдущей наблюдательной позиции никому из нас не пришлось двигаться, мы не устали, и обычная получасовая радиовахта была продлена до целого часа. Я разбудил капрала Бишопа и передал ему трубку рации. К трубке были пристегнуты военные часы, маленький светящийся циферблат и стрелки которых показывали полночь. Я натянул на лицо свою "bush cover"[2], чтобы уберечься от дождя, и попытался укрыться под подкладкой пончо. Я находился менее чем в двух футах (0,61 м) от капрала Бишопа, который сидел с рацией и рюкзаком в обнимку, прислушиваясь к ночным звукам.
Кивени начал двигаться по другую сторону от Бишопа, и я услышал его голос, когда он прошептал Бишопу: "Бишоп, скажи Нортону, чтобы он вернулся в гавань". Бишоп не шелохнулся, он подождал несколько секунд, прежде чем ответить. Кивени снова прошептал: "Бишоп, ты меня слышал?".
Капрал Бишоп ответил: "Почему ты думаешь, что он находится за пределами гавани?".
Кивени сказал: "Мне показалось, что я видел, как он ходил там".
Рука Бишопа поднялась, и он положил ладонь мне на голову, подтверждая свои мысли. "Нортон находится рядом".
Кивени прошептал: "Ну, если он прямо здесь, тогда кто это, черт возьми?".
Я сдвинул с лица "bush cover" и попытался медленно подняться, чтобы увидеть, на что уставился Кивени. В то же время я медленно стал отстегивать кожаный хлястик, который удерживал мой кольт 45-го калибра в наплечной кобуре. Заглянув через плечо Бишопа, я напрягся, чтобы посмотреть сквозь залитые дождем линзы очков, и стал ждать следующей вспышки молнии, которая осветила то место, где, по мнению Кивни, он увидел движение.
Через несколько секунд небо осветилось и показало силуэт человека, удаляющегося от нас не более чем на двадцать ярдов (18,29 м) справа от Кивени. Еще одна вспышка молнии, и фигура двинулась, но, похоже, в сторону от нас под проливным дождем.
Бишоп не стал будить остальных членов спящей команды. Не было смысла поднимать тревогу и перемещать людей в полной темноте. Трое из нас были бодры и на стороже, и мы оставались такими, по крайней мере, в течение часа.
Кто бы или что бы ни двигался мимо нас ночью, его уже не было. Когда сквозь густой полог джунглей пробился первый утренний свет, Кивени и Бишоп прокрались туда, чтобы осмотреть местность на предмет следов, но непрекращающийся дождь смыл все следы нашего посетителя, а ветер скрыл любые другие признаки нарушения окружающей среды. Когда они вернулись, Бишоп спросил, не выходил ли кто-нибудь ночью за пределы гавани, чтобы ответить на "зов природы". Никто не выходил.
Мы знали, что северовьетнамцы постоянно перемещаются по ночам. Мы редко это делали, поскольку районы, в которых мы действовали, нам не "принадлежали", и было разумнее оставаться ночью в укрытии, чем передвигаться по незнакомой местности.
Возможно, он был просто заблудившимся гуком. Возможно, он был последним в составе колонны патруля. Он появился и исчез из нашей жизни, как призрак, но ни у Бишопа, ни у Кивени, ни у меня не было сомнений в том, что мы видели реальную человеческую фигуру, двигавшуюся под ночным дождем.
Утром по радиосвязи капралу Бишопу передали, что мы должны двигаться параллельно тропе и следовать по ней на протяжении еще одного клика, надеясь выяснить, действительно ли она ведет к расположению вражеского базового лагеря.
Бишоп знал, что нам придется подняться на огромную гору, чтобы занять новую наблюдательную позицию, и дал сигнал садиться в седло. К позднему вечеру мы продвинулись всего на девятьсот ярдов (822,96 м) вперед, но на шестьсот ярдов (548,64 м) по вертикали. Крутой склон горы делал наше движение медленным и утомительным, а ночной дождь усугубил наши трудности. Четыре шага вперед означали три шага назад, и наш маршрут не давал нам возможности наблюдать за тропой, за которой мы хотели наблюдать. Мы остановились на гребне вершины и, наконец, были вознаграждены лучшим видом на тропу, чем мы предполагали. Видимость была хорошей, и тропа теперь находилась в нескольких сотнях ярдов под нами.
Никаких следов активно используемых троп поблизости не было, а крутой склон, по которому мы только что вскарабкались, нельзя было назвать вероятным направлением подхода патрулей противника. Кеглер и Бишоп уже начали наблюдать за тропой в обоих направлениях, и пока Сильва и Фурхман несли охранение, нам с Кивени дали сигнал поторопиться с едой. В течение пятнадцати минут мы проделали все это по очереди: наблюдение, прием пищи и несение охранения. Мы не наблюдали никакого нового перемещения противника по тропе.
Кеглер и Фурхман были отправлены на поиски места для гавани, и они быстро вернулись с известием об обнаружении свежей тропы не более чем в двухстах ярдах (182,88 м) от того места, где мы сидели. Позиция, которую мы занимали, была пригодна для обороны, хотя и не обеспечивала нам такой защиты и укрытия, как в хорошей гавани. Бишоп решил не выдвигаться вершине горки так поздно в поисках лучшего места для укрытия и ночлега.
Кеглер и Фурхман снова покинули нашу позицию, на этот раз с PSID и минами "Клэймор", и вернулись к месту нашей гавани, когда вечерние сумерки перешли в темноту. Мы знали особенности местности вокруг нас и изучили, где расположено каждое дерево и куст. Мы не хотели принять форму дерева за форму вражеского солдата, открыть огонь и выдать наше местоположение. Мысль о таинственном посетителе прошлой ночи была у каждого в голове. Мы все еще могли наблюдать за направлением тропы, и если бы северовьетнамцы начали передвижение с использованием ночных фонарей, их было бы легко обнаружить.
Ночь тянулась медленно, мы были назначены на радиовахту, которая снова длилась один час. Где-то в середине ночи начался медленный моросящий дождь, который продолжался до рассвета. На рассвете Бишоп связался с радиорелейкой, и по связи передал новую информацию. Он достал свой блокнот и переписал координаты точек в квадрате. Это означало, что мы должны были снова двигаться. Мы прошли половину района нашей первоначальной зоны разведки, но желание получить новую информацию о том, кто использует эту тропу, требовало от нас передислокации.
Капрал Бишоп сказал, что мы движемся к горе примерно в двух километрах от нас, где когда-то была оборонительная позиция армии США. Нам было велено переместиться на старую позицию, выяснить, используют ли ее или совершенствуют северовьетнамцы, которых мы видели накануне, а затем остаться в окрестностях для эвакуации вертолетом, запланированной на поздний вечер.
Новость о том, что вертолет будет предоставлен на день раньше, чем планировалось, была приятной, но идея перемещения через старую оборонительную позицию означала перемещение по открытой местности, а это не было хорошей новостью. Как только мы двинулись вниз по склону, Кеглер подал сигнал рукой "Внимание". Он наткнулся на участок той же тропы, которую они с Фурхманом обнаружили накануне вечером, и теперь мы приступили к работе.
Первоочередной задачей нашей группы было обеспечить контроль над каждым направлением тропы, чтобы два бойца группы успели сделать серию фотографий, взять образцы почвы и зафиксировать следы недавнего пребывания. Капрал Бишоп должен был решить, нужно ли продлить еще время наблюдения или установить мины-ловушки для тех, кто ходит по этой тропе.
Поскольку мы уже знали, что эта территория активно используется северовьетнамскими солдатами, наша способность наблюдать и сообщать об их действиях сохранялась. Конечно, здесь было достаточно укрытий и маскировки, обеспечиваемых густой растительностью, но это работало в обе стороны - если мы могли спрятаться, то и они могли. Выбор мест для наблюдения также был хорошим, поскольку в районе перевала Хайван много возвышенностей. Единственным серьезным недостатком нашего пребывания вблизи тропы было то, что постоянные дожди снижали доступность надежной авиационной поддержки. "Они не летают, когда не видят" - это стандартная фраза, используемая для описания воздушной поддержки.
Оставалось достаточно времени, чтобы установить одну хорошую мину-ловушку на тропе, а затем уйти из района к нашей новой цели - старой оборонительной позиции. Бишоп указал на Кеглера, а затем на меня. Мы знали, чего он от нас хочет.
Наш метод установки мин-ловушек был многократно отработан под руководством стафф-сержанта Уильямса. Он говорил, что "только местность будет диктовать, что мы можем или не можем сделать", а этот ровный участок узкой тропы с густой растительностью по обе стороны делал наш план реальным.
Кеглер достал большую бело-фосфорную гранату цвета лайм и одну осколочную гранату М-67. Они должны были служить нашим приветствием следующим ничего не подозревающим путникам на тропе. Мы срезали четыре крепких куска бамбука для кольев длиной не более шести дюймов (15,24 см). Первые два куска бамбука были воткнуты в землю на противоположной стороне тропы, менее чем в футе (30,48 см) от ее края. Вторые два куска бамбука также были спрятаны друг напротив друга и были вбиты примерно в двенадцати футах (6,1 м) от первого набора кольев. Граната с белым фосфором была закреплена на одном колышке, а осколочная граната была прикреплена к противоположному колышку. Белая зубная нить была окрашена палочкой с зеленой камуфляжной краской, чтобы нить выглядела как типичный отрезок зелено-белой лозы джунглей. Затем зубная нить была протянута от осколочной гранаты вверх по тропе и вокруг кола, который находился на той же стороне тропы, через тропу, вокруг второго кола и обратно к бело-фосфорной гранате. После того как гранаты были прикреплены к кольям и отрезана нужной длины зубная нить, нить была закреплена к предохранительной чеке каждой гранаты. Успех нашей мины-ловушки[3] зависел от северовьетнамцев.
Конструкция этой конкретной мины-ловушки позволяла ничего не подозревающей группе северовьетнамцев войти в зону поражения и продолжить движение мимо осколочных гранат и гранат с белым фосфором. Когда их дозорный зацепится за "лозу" из зубной нити, натянутую на уровне лодыжек, то если повезет, предохранительные чеки будут выдернуты из двух гранат как раз в тот момент, когда второй или третий человек в колонне окажется напротив колышков с гранатами.
Если враг приближался с противоположного направления, взрыв двух гранат все равно производил желаемый эффект, хотя наша конструкция была рассчитана в основном на движение с севера на юг.
Установка мины-ловушки заняла менее пяти минут с момента, когда были срезаны колья, до того, как тропа была чисто выметена охапкой папоротника, чтобы скрыть следы нашей работы. Местоположение мины-ловушки было нанесено на карту менее чем в километре от оборонительной позиции, которую нам было поручено обнаружить и наблюдать.
К 14:00 мы переместились на наблюдательный пункт, расположенный в нескольких сотнях ярдов над старой оборонительной позицией. Она был размером с футбольное поле[4]. Край позиции круто обрывался на несколько сотен ярдов и был сильно заросшим кустарником и небольшими деревьями. На гребне самой северной горки все еще виднелись очертания старых окопов. По периметру позиции все еще была натянута колючая проволока, увитая лианами. Не было никаких признаков недавнего использования, но только внимательный осмотр места мог подтвердить наши наблюдения.
Бишоп снова связался с радиорелейной группой и передал сообщение и координаты нашей мины-ловушки. Во время той же передачи мы узнали, что "птичка погоды" морской пехоты должна была забрать нас в 16:30 после полудня. Мы смогли бы еще некоторое время понаблюдать за старой позицией, а затем спланировать наш подход и осмотр до того, как "Хьюи" прилетит за нами.
Оборонительной позиции было не менее шести месяцев, и джунгли быстро отвоевывали то, что когда-то принадлежало им. Окопы были полны застоявшейся воды, а стальные инженерные колья, поддерживающие колючую проволоку, проржавели и упали. На открытой местности не было никаких признаков свежих следов пребывания, и результаты нашего осмотра местности были переданы по радио в тыл.
"Группа "Змей", это "Снежная птица" два семь. Прием." Бишоп взял трубку и подтвердил наше местоположение с пока еще невидимым "Хьюи". Пилот хотел, чтобы мы обозначили нашу позицию желтой дымовой гранатой, чтобы он мог подтвердить наше местоположение, когда будет совершать свой первый пролет над зоной эвакуации. Запрос об обозначении позиции выставил его как новичка и поставил нас в очень сложную ситуацию.
Как только мы пустим желтую дымовую гранату, наше местоположение станет известно не только "зеленому пилоту", но и всем остальным жителям перевала Хайван. Мы сразу же стали бы мишенью для любого минометного расчёта гуков в пределах досягаемости.
"Снежная птица два семь, это Змей Главный. Прием."
"Говори, Змей".
"Желтый дым сейчас не годится. Мы наблюдением подтвердили недавние присутствие противника в этом районе и не хотим навлекать на себя неприятности. Конец связи."
"Понял, Змей, что тебе нужно?"
"Снежная птица два семь, когда я тебя увижу, я дам часовую позицию нашей точки, когда ты совершишь проход с востока на запад. Приём".
Мы увидели "Хьюи" раньше, чем услышали его. Ветер дул с востока, и звук его ротора не был слышен, пока он не оказался прямо над нами. "Марк, Марк, Марк, "Снежная птица два семь". Мы находимся от тебя на восемь часов и занимаем позицию на восточной стороне большой открытой площадки, которую ты только что прошли. Прием."
"Понял ваше местоположение, Змей. Я сделаю еще один проход перед окончательным заходом на посадку. Прием."
"Хьюи" обогнул горку и зашел довольно низко. Мы могли видеть, как двигалась голова пилота, изучая землю внизу. Ему не нравилось то, что он видел.
"Змей, Змей, это "Снежная птица два семь". Я вижу только одно место, которое примет эту птичку, но похоже, что пень находится слишком близко к центру зоны посадки. Что это за штука?"
Пилот был прав, там был большой старый пень, который торчал примерно в четырех футах (1,22 м) от центра его посадочной зоны. Это было не единственное место, где он мог приземлиться, но это было то, что он хотел, и мы были в его власти.
"Снежная птица два семь, это Змей. Прием."
"Говори, Змей".
"Снежная птица, почему бы тебе не оторваться минут на десять, и мы вышвырнем пень из зоны. Мы дадим вам тайм-аут, а вы следите за зоной эвакуации. Когда пень взорвется, ты можешь зайти прямо за ним. Конец."
"Понял, Змей, мы уходим на десять минут. Ты уберешь пень из зоны, а потом мы зайдем. Прием."
Одним из предметов, который каждый член нашей разведгруппы носил в своем рюкзаке, была С-4, белая пластичная взрывчатка, более мощная, чем тротил. Немного С-4 хватало на многое. Ее можно было лепить, как тесто, сжигать без опасности взрыва, она была водоустойчивой, а чтобы привести ее в действие, требовался электродетонатор[5]. Мы использовали C-4 для подогрева воды, а иногда его применяли при сооружении мин-ловушек или для подрыва деревьев, вражеских мостов или бункеров.
Мы собрали вместе около пяти фунтов (2,27 кг.) С4 из всех наших брикетов. Кеглер и Кивени взяли C4, несколько капсюлей-детонаторов с запалом и направились к пню, чтобы установить заряд взрывчатки.
Однофунтового[6] блока С-4, вероятно, было бы достаточно, чтобы разрушить пень, но снова начинался дождь, и мы не хотели ночевать рядом со старой оборонительной позицией, если это не было необходимо. До нашего билета домой теперь оставался один взрыв и менее восьми минут.
Кеглер и Кивени прикрепили к очень длинному отрезку огнепроводного шнура всепогодный механический запал[7], и засунули все это в отверстие у основания пня. Они вернулись на нашу позицию и стали ждать взрыва.
По какой-то причине пилот не мог дождаться, пока сработает C-4. У нас не было причин связываться с ним до тех пор, пока не взорвался пень, и мы предполагали, что он приблизится к нашей позиции, как только мы дадим ему полный отчет, но ему не терпелось, чтобы что-то произошло.
Бишоп указал на приближающегося "Хьюи". "Что, черт возьми, он делает?" Вертолет продолжал приближаться к нам и теперь приближался к зоне посадки. "Разве он не знает, что заряд С-4 еще не взорвался?"
Вся местность содрогнулась, когда С4 взметнул пень ввысь. Размещение заряда под пнем не привело к тому, что он разлетелся на тысячу кусков; вместо этого он взлетел прямо вверх, как большая уродливая деревянная ракета, прямо в приближающегося "Хьюи".
Реакция пилота была мгновенной, он резко дернул "Хьюи" в сторону от летящего пня. Когда вертолет маневрировал в сторону, пень уже пролетал мимо него. "Какого черта вы делаете, ублюдки? Я ждал десять минут, а теперь вы, ребята, пытаетесь сдуть нас с неба. Вы можете найти новый способ вернуться в Фубай. Расскажите своим людям в тылу, что произошло. Наслаждайтесь дождем. Конец связи".
Пилот метеорологической птицы направился домой, не проявив никакой очевидной благодарности ни к нам, ни к тому месту, в котором мы сейчас находились. Любой человек в радиусе пяти миль (8,05 км) от нашей позиции услышал бы звук взрыва C-4 и мог бы с полным правом предположить, что его произвел кто-то на земле. Одиночные взрывы обычно не берутся из пустоты".
Капрал Бишоп связался с радиорелейной станцией и подробно объяснил, что произошло. Нам сказали найти место в гавани и ждать сообщения о новом времени эвакуации, которое теперь зависело от наличия авиации и, как всегда, от погоды.
Мы отошли от старой оборонительной позиции и расположились на противоположной стороне зоны высадки. Если бы нас заметили, то наша крайняя позиция была бы вакантной, и у нас, по крайней мере, была бы открытая местность с правого фланга, которую можно было бы использовать в качестве пути отхода от посадочной площадки. Наша новая позиция находилась прямо на краю очень крутого склона, и угол наклона сделал бы любое приближение к нам в лучшем случае нецелесообразным. Мы установили PSID и мины "Клэймор" и стали ждать наступления ночи.
Приглушенный звук разрывающихся гранат и слабая оранжево-белая вспышка света вдалеке означали, что наша мина-ловушка сработала, как и планировалось. Северовьетнамцы были в пути и наверняка направлялись в нашу сторону, чтобы разведать источник сильного взрыва. Мы перешли на 100-процентную готовность. Не было слышно ни выстрелов из стрелкового оружия, ни звуков разрыва гранат Chicom вблизи места установки мины-ловушки. Мы могли поймать в нашу ловушку шесть северовьетнамцев или, возможно, только одного. Мы никогда не узнаем наверняка, что привело к детонации мины-ловушки, но кто-то или что-то споткнулось о растяжку и был застигнут врасплох, когда осколки и горящий белый фосфор осыпали пространство вокруг узкой тропы. Мы сидели в полной тишине.
Первым шум услышал Фурхман. Он объяснил, что звук был похож на падение консервной банки на камень. Мы все не спали и были готовы к возможной вражеской проверки. Прошло полчаса после взрыва мины-ловушки, а мы продолжали сидеть неподвижно, прислушиваясь к приближению северовьетнамцев.
На этот раз звук был четким, и он был похож на звон металла о металл. Звук повторился несколько раз в быстрой последовательности, и не оставалось сомнений, что кто-то приближается к нашей гавани, поднимаясь снизу вверх. Обитатели старого оборонительного сооружения, должно быть, сваливали свой мусор в одном месте, и тот, кто карабкался по крутому склону, теперь наткнулся на эту мусорную кучу.
Облака начали расходиться, когда мы переместились на место нашей гавани, и лунный свет дал нам ограниченную видимость в сто ярдов (91,44 м). Кеглер и Фурхман изучали в бинокль 7х50 место, откуда доносился шум. "Я вижу движение внизу", - прошептал Фурхман, и Кеглер кивнул в знак согласия. "Похоже, что один гук все еще направляется сюда". Звуки разбрасываемых банок становились все громче, и теперь появился новый звук. Это был чей-то стон от боли.
Капрал Бишоп прошептал: "Может быть, один из гуков, попавший в нашу мину-ловушку, направляется сюда. Когда он дойдет до колючей проволоки, я брошу эту гранату "willy-pete" (белого-фосфора), и я хочу, чтобы Кивени поразил их первым выстрелом из "блупер". Кивени расположился рядом с Бишопом, а остальные были готовы открыть огонь вниз по гребню, как только граната с белым фосфором осветит территорию вокруг мусорной свалки.
Сгорбившаяся одиночная фигура нарисовывалась на фоне проволоки, когда Бишоп бросил тяжелую гранату за пределы гавани. Вес гранаты и угол наклона склона заставили ее продолжать катиться вниз, и она взорвалась позади намеченной цели. Когда фосфорное облако распространилось в стороны от места взрыва, местность осветилась, и стало видно, что большой черный медведь встал на дыбки и в панике с рычанием направляется прямо на Кивене.
Неповторимый звук взрыва раздался от удара 40-миллиметровой фугасной гранаты, попавшей медведю прямо в грудь. Тушу медведя отбросило назад, и она покатилась вниз по склону в кустарник.
"Черт возьми, вы это видели?". Кивени быстро перезарядил свой М-79, но остальные в недоумении выглядывали из-за края склона.
Звуки раненого медведя, бьющегося внизу, все еще были слышны, когда Кивени проговорил. "Я никогда не знал, что во Вьетнаме водятся медведи! Этот медведь, должно быть, жил за счет мусора, который выбрасывали за борт. Будь я проклят. Посмотрим, когда ребята во взводе узнают об этом".
Кеглер посмотрел на Кивени и сказал. "Знаешь, Кивени, для старика, который последние шесть месяцев горбатился на этом блупере и не сделал ни одного выстрела, я бы не стал так быстро говорить кому-то, что первым и единственным, кого я подстрелил, был медведь-гук".
Внизу нашей вынужденной позиции больше не было слышно никаких звуков. Капрал Бишоп решил, что не стоит двигаться ночью, поэтому мы все время бодрствовали и были готовы к любым звукам движения.
Наша связь с ретрансляционным пунктом оставалась постоянной, и перед рассветом Бишоп получил еще одно радиосообщение о том, что утренняя метеорологическая птица будет доступна и прибудет для нашей эвакуации в 06:00. Во время утренней передачи было также сообщено, что для доставки нас домой с перевала Хайван будет назначен более опытный пилот вертолета. Пилот, работавший накануне, был выведен из строя.

[1] Ангарами.
[2] кустарниковый чехол - головной убор "панама".
[3] Гранат на растяжке
[4] Американское футбольное поле имеет рзамер: 120 ярдов (109,73 м) в длину и 53,3 ярда (48,74 м) в ширину.
[5] Так же можно инициировать огневым способом
[6] Вероятней всего это (M112 Block Demolition Charge) - блочный подрывной заряд M112 массой 1.25 фунтов (567грамм) пластичной взрывчатки Composition C4 т.к. (1-pound TNT Block Demolition Charge), 1-фунтовая шашка представляет собой прямоугольной формы заряд прессованного тротила массой 453.6 грамм
[7] Всепогодный воспламенитель огнепроводного шнура М2. (Ignitor, Time Blasting Fuse: M2, Weatherproof)


Последний раз редактировалось DocShar 23 янв 2023, 18:22, всего редактировалось 1 раз.

Вернуться наверх
Не в сети Профиль  
 
СообщениеДобавлено: 11 янв 2023, 15:04 

Зарегистрирован: 08 май 2018, 19:11
Сообщений: 250
Команда: нет
Den_Lis писал(а):
ЗЫ. Может в "Вопросы военного перевода это дело перетащить"?


Я за то, чтобы оставить. Отличные заметки на полях.


Вернуться наверх
Не в сети Профиль  
 
СообщениеДобавлено: 11 янв 2023, 19:20 

Зарегистрирован: 08 май 2018, 19:11
Сообщений: 250
Команда: нет
По совету профи исправлю все ссылки в ранее опубликованном.
Долина Ашау: карты в руки для наглядности https://nakarte.me/#m=12/16.16011/107.32647&l=T

ПОДГОТОВКА В НОЯБРЕ

К ПЕРВОМУ НОЯБРЮ 1969 года 3-я отдельная разведывательная рота получила новые и более широкую зону оперативного значения, в которых ей предстояло действовать, все еще находясь в пределах обширных границ I корпуса. Эти новые районы боевых действий простирались от перевала Хайван, расположенного к северу от Дананга, до провинций Куангнам и Дакронг, долины Ашау, и до наших старых опорных пунктов - демилитаризованной зоны.
Большое многообразие природных условий и рельефа местности этих новых районов, намеченных в качестве нашей разведывательной зоны, простиралось от равнин вдоль побережья на западе до горных районов на границе с Лаосом. Из-за большой разницы в рельефе местности и учитывая расстояние от Фубая до новых районов, все высадки и эвакуации наших разведгрупп должны были осуществляться исключительно на вертолетах 2-го эскадрона 17-го воздушно-кавалериского полка.
Мы всегда выходили в демилитаризованную зону во время патрулирования с базы армии США в Контхьен. Высадка разведгруппы в демилитаризованную зону на вертолетах считалась нецелесообразной, поскольку равнинный рельеф ДМЗ сделал бы высадку очевидной и немедленно поставил бы ее под угрозу.
Майор Ли, капитан Хислер и первый лейтенант Коффман тщательно изучили нашу новую зону ответственности и составили подробный график подготовки роты, который был разработан с учетом сложных задач и требований этой новой, но еще неизведанной территории. Основное внимание в нашей новой подготовке должно было быть уделено технике спуска по верёвке, использованию ближней авиационной поддержки и продвинутым занятиям по патрулированию. Наша подготовка началась сразу же, когда первый лейтенант Коффман изложил подробную информацию о долине Ашау.
Долина Ашау была расположена примерно в тридцати милях (48,28 км) к юго-западу от Императорского города Хюэ. Высота над уровнем моря в долине составляла от 1800 до 2000 футов (548,64 - 609,6 м), а самые высокие вершины гор в долине превышали 7000 футов (2133,6 м) над уровнем моря. Угол уклона этих гор обычно составлял от сорока до шестидесяти градусов, а некоторые склоны считались абсолютно вертикальными. Протяженность долины Ашау составляет более 40 километров.
В долине Ашау находились две старые заброшенные взлетно-посадочные полосы, построенные давным-давно французами. Аэродром Табат находился в северо-западной части долины, а аэродром Шау - в четырнадцати километрах к юго-западу от Табат. Узкая река Лао (Rao Lao River) протекала по всей протяженности долины и, минуя заброшенный аэродром в Ашау, исчезала под землей менее чем в двух километрах в соседнем Лаосе. Шоссе 548, которое начиналось в Лаосе как шоссе 923, проходило по всей протяженности долины и параллельно реке Лао, на растоянии не более чем в ста ярдах (91,44) м от нее.
Долина Ашау не подвергалась воздействию химического дефолианта, известного нам как "Агент Оранж"[1], поэтому вся местность была пышной, зеленой и покрыта густыми вечнозелеными джунглями с огромными деревьями, часто достигающими восьмидесяти футов (24,38 м). Деревья и джунгли теперь скрывали вражеские бункерные комплексы, склады снабжения, пункты сосредоточения, госпитали и многочисленные зенитные позиции.
Первый лейтенант Коффман подробно изложил облик местности с помощью макета местности. Он объяснил, что долина Ашау использовалась во времена французской колонизации в конце девятнадцатого века как одно из основных мест ловли и охоты во Вьетнаме на бенгальского тигра, дикого кабана и различных видов обезьян.
С самого начала войны во Вьетнаме долина была основным маршрутом проникновения и снабжения армии Северного Вьетнама, но в течение почти года ни от кого из жителей долины Ашау не было получено никаких свежих разведданных об активности противника.
Задача, поставленная перед 3-й ОРР, заключалась в патрулировании этой контролируемой противником территории и как можно скорее доложить о наших результатах III MAF и штабу XXIV корпуса армии США. Но до первого запланированного выхода группы мы должны были пройти дополнительное обучение и подготовиться к предстоящим заданиям. Мы начали нашу новую подготовку с занятий по раппелингу.[2]
Раппелинг - это техника альпинизма, которая позволяет альпинисту быстро спускаться по отвесным скалам и вертикальным стенам. Надев специально разработанную обвязку, альпинист пристегивается стальным карабином к страховочной или анкерной веревке. Альпиниста учат контролировать скорость спуска путем торможения через различные промежутки времени, пока он не достигнет безопасного уровня поверхности.
В связи со сложным рельефом местности в районе нашей новой операции, альпинизму обучался весь личный состав подразделения 3-й разведроты. Также планировалось, что мы будем проводить спуски с вертолетов "Хьюи" и CH-46 морской пехоты, так как наши группы будут высаживаться и спускаться там, где вертолеты не могут безопасно приземлиться.
Первый лейтенант Коффман и его сержанты из оперативного отдела S-3 нашли неиспользуемую наблюдательную вышку, которая находилась в нескольких минутах ходьбы от роты. Вышка была высотой сорок пять футов (13,72 м) и легко превратилась в нашу новую ротную вышку для спуска. Над полом смотровой площадки был закреплен болтами толстый стальной тавр, к которому были прикреплены две веревки для спуска. С полудюймовыми (12,7 мм) листами фанеры, прибитыми между несущими опорами вышки, опорные стойки размером с телефонный столб превратились в стену.
Большинство членов подразделения 3-й ОРР прошли обучение спускам на веревках либо перед отправкой на службу во Вьетнам, либо во время программы Force Recon Indoctrination Program (RIP School), которая проводилась в Куангчи в начале лета. Тем не менее, каждый боец роты прошел занятия по спускам.
Когда мы прибыли для прохождения обучения, первый лейтенант Коффман находился на вышке для спуска, а его инструкторы стояли перед вышкой. Каждый боец взял с собой веревку для швейцарского сиденья[3], и занятия сразу же начались с изучения того, как правильно превратить смотанный отрезок нейлоновой веревки в швейцарскую обвязку. После завершения этого инструктажа мы выстроились перед лестницей наблюдательной вышки, чтобы начать индивидуальные спуски.
Первый лейтенант Коффман убедился, что каждый человек поднялся на верхнюю площадку вышки с правильно обвязанным швейцарским креслом и правильно вставил свой стальной карабин в швейцарскую обвязку. После того как лейтенант провел личный осмотр нейлоновых веревок и карабинов, он велел каждому смотреть прямо на него, говоря при этом.
"Эта швейцарская обвязка сиденье предназначена для того, чтобы комфортно удерживать ваш вес. Две нейлоновые верёвки, по которым вы будете спускаться, не порвутся, а карабин не расстегнётся, если вы надели его правильно. Вы должны быть полностью уверены в своем снаряжении и в своих инструкторах. Помните, если вы заботитесь о своем снаряжении, оно всегда будет заботиться о вас".
Для тех морских пехотинцев, которые никогда раньше не спускались по веревке, сержанты провели демонстрацию спуска. У подножия вышки стоял "страхующий", в обязанности которого входило наблюдение за учеником-раппелером. В случае непредвиденной ситуации он знал, как разъединить спусковые веревки, надежно затормозив падение любого.
После того, как каждый боец поднимался по лестнице на вершину башни, ему говорили встать на платформу для спуска, лицом к инструкторам, спиной к земле, а каблуки его ботинок должны свисать над краем платформы. По команде "вперед" каждый боец опускался в положение, перпендикулярное стене вышки. Каждый человек подавал сигнал, выкрикивая свое имя, затем слова "на раппель", после чего спускался на землю в два-три приема. С безопасного уровня земли это выглядело как легкий пирог, но из неестественного положения человека, стоящего спиной вперед и на краю высокой вышки, это было не так просто. Для новичков это было очень интересно. Я забрался на вышку и встретился лицом к лицу с первым лейтенантом Коффманом.
"Доброе утро, док. Как дела? Просто будь внимателен к моим словам, делай то, что я говорю, и у тебя не будет никаких проблем с этим. Хорошо? Проденьте веревку в открытый ворот вашего карабина, как вам показывали в классе. Подойди к краю платформы и повернись лицом ко мне. Теперь, держа веревку в правой руке, упрись рукой в поясницу и медленно наклонись над краем. Не смотри вниз".
Я сделал то, что велел мне лейтенант, и быстро оказался в горизонтальном положении на сорок пять футов (13,72 м) ниже. Мне это не нравилось.
"Теперь смотри на меня и слушай. Согни колени и одновременно дай себе немного слабины. Теперь потренируйся оттолкнуться от края платформы один или два раза, а затем ты будешь действовать самостоятельно. Не забывай подавать сигнал, иначе будешь отжиматься все утро".
Наблюдая за ним и слушая, что он говорит мне делать, у меня не было времени думать о страхе. Это сработало как заклинание. Первый лейтенант Коффман легко превратил трудное испытание в приятное времяпрепровождение. Многие из нас не любили высоту, но его личный подход к нашим индивидуальным особенностям и его уверенность в нашей безопасности позволили каждому из нас быть спокойным.
К концу первого тренировочного дня мы прошли путь от простого спуска по веревке, когда на нас было надето только обмундирование, до быстрого спуска по веревке, когда на нас было надето все снаряжение и оружие. Чувство выполненного долга было потрясающим и продолжительным.
Второй день тренировок был более насыщенным, чем первый. Мы учились спускаться по передней части стены спусковой вышки, лицом вперед.[4] Это называлось австралийским методом спуска, спускаясь лицом вперед, альпинист мог одновременно применять свое оружие во время спуска. Применение оружия было продемонстрировано с использованием холостых патронов.
Последней частью нашего обучения спускам было изучение техники спуска раненых или потерявших сознание людей по веревке. Сначала этот метод был продемонстрирован нам, а затем его повторили все бойцы группы. Никто не пострадал, и все получили удовольствие от изучения самой сложной и потенциально опасной части занятия.
В конце второго дня обучения майор Ли выступил перед строем роты и объявил, что завтра утром мы начнем спускаться с вертолетов. Он встретился с пилотами из эскадрильи CH-46 морской пехоты в Дананге и с армейскими пилотами из 17-го воздушно-кавалерийского, чтобы проинформировать их о наших требованиях к обучению. Если пилоты и экипажи вертолетов будут принимать непосредственное участие в нашей подготовке, то будет меньше причин для ошибок, когда во время выполнения заданий потребуется спускаться по веревке.
Первый сержант Хендерсон и старший сержант Гамильтон имели многолетний опыт преподавания альпинизма и техники спуска по веревкам в морской пехоте, поэтому на них была возложена ответственность за координацию наших тренировок с экипажами вертолетов морской пехоты и армии. Не было никакой разницы в оборудовании и принципах, используемых для спуска с обрыва или с рампы вертолета.
Когда вертолет морской пехоты CH-46 приземлился рядом с нашим расположением, мы получили подробные инструкции о том, как будет крепиться стропа на внутренней стороне вертолета, какого размера и длины должны быть верёвки для спуска, и как именно верёвки должны быть закреплены на стропе. Все, что оставалось, - это экипировать разведгруппы, забраться в вертолеты и начать спуск с высоты около пятидесяти футов (15,24 м.).
Док Монтгомери был санитаром второго класса, который служил в роте уже несколько месяцев, когда началось очередное обучение. Он не был приписан к какой-либо конкретной группе, и его обычные обязанности заключались в несении службы в ротном лазарете. Однако, согласно политике роты, все санитары должны были активно участвовать во всех тренировках, и в наш первый день спуска с вертолета он стоял вместе с остальными, ожидая, когда его заведут внутрь CH-46.
Первый лейтенант Коффман провел короткий инструктаж на земле перед первым взлетом и рассказал обо всех аспектах того, что от нас потребуется, чтобы пройти через спуск с вертолета. Монтгомери, к сожалению, не обратил внимания на то, что было сказано. Когда первая группа морпехов взлетела, Монтгомери был назначен первым, кто должен был спуститься с рампы зависшего CH-46.
Первый лейтенант Коффман и первый сержант Хендерсон расположились в задней части CH-46. Доку Монтгомери было приказано переместиться в заднюю часть вертолета и закрепиться на веревках для спуска. Как только он это сделал, ему велели откинуться назад, немного ослабить веревку и оттолкнуться от края рампы, спустившись на пятьдесят футов (15,24 м.) вниз к земле.
Он запаниковал.
Он не выбрал достаточную слабину на веревке для того, чтобы можно было оторваться от вертолета, и когда он оттолкнулся от края рампы, то перевесился назад и тут же оказался вверх ногами под зеленой птицей, к большому удовольствию тех из нас, кто наблюдал за его затруднительным положением с земли. Его ноги твердо стояли на палубе вертолета, голова была направлена прямо вниз к земле, а в руках он все еще держал веревку для спуска.
Первый сержант Хендерсон подошел к краю рампы и крикнул Монтгомери, чтобы тот ослабил хватку за веревку. На Монтгомери была надета пара толстых кожаных перчаток для защиты от ожога веревкой, но он проигнорировал совет первого сержанта и продолжал висеть вниз головой. Его отказ отпустить веревку и доверить свое падение страхующему на земле не понравился ни первому сержанту, ни первому лейтенанту Коффману. Когда лейтенант занял место первого сержанта, его советы также были проигнорированы "замерзшим" Монтгомери, который в конце концов решил свою проблему, медленно ослабив смертельную хватку на веревках для спуска, а затем медленно спустившись по ним в безопасное место на земле. Он нарушил все принципы безопасности при спуске, которые мы только что изучили, и это было непростительно.
CH-46 продолжал висеть, пока остальные морпехи-разведчики без проблем спустились на землю, а затем CH-46 приземлился менее чем в ста ярдах (91,44 м) от тренировочной площадки. Первым морпехом, вышедшим из птички, был первый лейтенант Коффман, и он был весьма зол.
"Где этот чертов идиотский кальмар Монтгомери?". Мы знали, что сейчас должно произойти, мы стали улюлюкали и аплодировали, когда Док Монтгомери предстал перед первым лейтенантом Коффманом. "Повернись и нагнись[5], док". Когда Монтгомери принял нужную позицию, его бесцеремонно пнули по заднице, и он тяжело приземлился на землю, а лейтенант стоял над ним. "Если бы мы вводили тебя в горячую LZ, а ты устроил такое дерьмо, я бы тебя пристрелил. Тебе повезло, что это всего лишь тренировочный урок. А теперь тащи свою вмятую задницу обратно в вертолет и готовься спускаться с него, как тебя учили". В течение оставшегося дня тренировки не прерывались. Ситуация, созданная Доком Монтгомери, была отмечена, рассмотрена и исправлена. Так все делалось в 3-й ОРР.
Первый лейтенант Коффман запланировал серию занятий по патрулированию для групп после четырех дней обучения спускам. Он начал занятия с подробного урока истории - впервые история народов Юго-Восточной Азии была освещена для всех нас в качестве прелюдии к технике патрулирования.
"Гуркхи из Непала считаются лучшими пехотинцами в мире. В течение следующих нескольких дней я хочу научить вас как можно большему, взятому у маленьких горцев Индии, и вы узнаете, что делает их такими грозными. Причина, по которой мы познакомимся с гуркхами ближе, заключается в том, что задания, в которых мы будем участвовать, очень похожи на операции, которые проводили британцы во главе гуркхов против японской армии в Бирме во время Второй мировой войны".
Весь этот день первый лейтенант Коффман подробно рассказывал об истории гуркхов, описывая их обычаи, характер, историю, уникальные боевые и патрульные навыки. Каждый морской пехотинец внимательно слушал, пока излагался новый и все более интересный материал. Наемники-гуркхи были описаны как честные, жесткие, неподкупные и опытные в искусстве ведения войны в джунглях. Мы узнали, что их вербуют из мест проживания в горах в возрасте семнадцати лет, но большинство из них начали подготовку к военной службе в семь лет, и к тому времени, когда средний новобранец являлся на призывной пункт, у него за плечами было десять лет подготовки.
Гуркхи, как нам сказали, не лгут. Их слово - это гарантия, и именно это качество сделало их бесценными для британцев. То, что они сообщали о своих наблюдениях во время патрулирования, было абсолютной правдой. Если они видели десять японских солдат, они сообщали о десяти. Если они не видели никого, они сообщали, что никого не видели. Это было легко понять: от нас ожидалось то же самое.
Первый лейтенант Коффман принес свой кукри на занятие на следующий день. Он рассказал об истории и конструкции знаменитого боевого ножа гуркхов и начал описывать тактику, которой он научился у патрулей гуркхов в Малайе. Его знания были получены благодаря опыту общения с ними. "Гуркхи усовершенствовали несколько видов засад, которые я хочу, чтобы вы отработали. Они просты, но эффективны. Первая, которую мы изучим, - это захват пленного".
Когда его описание было закончено, каждая группа организовалась соответствующим образом, и нас обучили технике неожиданного захвата пленного. Захват пленного был очень прост по своей схеме, и казалось, что его легко выполнить. На практике же выполнение такой тактики оказалось не таким простым.
Первый лейтенант Коффман объяснил эту технику. "Местность будет определять, удастся ли вам перехватить пленного или нет. Первый ключ к успеху - найти и наблюдать за тропой, которая часто используется, далее найти участок этой тропы, где она резко поворачивает влево или вправо. Обстановка будет такой же, как и в случае с быстро организованной засадой. Четыре человека расположатся рядом с тропой, где растительность обеспечивает им наилучшую маскировку. Пятый человек займет скрытую позицию у изгиба тропы и сможет вести огонь из автомата по длинной оси тропы в зону поражения. Шестой человек будет располагаться на противоположной стороне тропы, без оружия и прямо напротив своих четырех товарищей. Когда группа "гуков" нужного состава будет замечена на подходе, группа выдвинется на позицию. Зная, что головной дозорный никогда не является командиром группы, мы предполагаем, что человек номер два или три в группе является командиром. Именно за ним мы охотимся. Предположим, что это номер три. Как только он окажется напротив нашего замаскированного и невооруженного бойца на противоположной стороне тропы, наш боец прыгает через тропу и хватает человека номер три. Другой наш боец на изгибе тропы стреляет из своего оружия низко и прямо по длинной оси тропы. Остальные четыре бойца расправляются с остальными гуками, и группа покидает место засады вместе с пленником. Есть вопросы?"
Было много вопросов относительно вероятности применения нами такой тактики, но лейтенант ответил на каждый из наших вопросов и высказал свои опасения. Мы изучили новую тактику, но вопрос о том, будем ли мы ее применять, оставался открытым.
Мы изучили новые тактические приемы, начиная от того, как лучше обороняться, находясь в своей гавани, и заканчивая более эффективными методами проведения засад с ходу. Новая подготовка была призвана дать нам преимущество перед численно превосходящим противником. Гуркхи сражались против тысяч японцев в джунглях Бирмы, имея только самые маленькие подразделения, и они добились успеха. Они выполняли свои задачи, используя свою голову, практикуя скрытность и используя свои знания о противнике.
Мы готовились к разведке против северовьетнамской армии в долине Ашау, но, как и японские солдаты в Бирме, северовьетнамцы долгое время были уверены в безопасности своей территории.
Утром 6 ноября старший сержант Уильямс приказал капралу Бишопу явиться в отсек S-3 для проведения инструктажа перед вылетом; мы снова получили задание на патрулирование, и пока Бишопа не было, мы готовились к четырехдневной миссии.

[1] 10 августа 1961 года во время войны во Вьетнаме военные советники США впервые использовали смесь дефолиантов и гербицидов «Agent Orange». Операция носила название «Ranch Hand». Целью распыления было уничтожение растительности, что облегчало обнаружение подразделений северовьетнамской армии и партизан Национального фронта освобождения Южного Вьетнама.
[2] Спуск на канате (люльки), высадка по канату, в альпинизме Дюльфер — один из относительно безопасных способов спуска по верёвке на крутых участках горного рельефа, предложенный и введённый в практику в начале XX века немецким альпинистом Гансом Дюльфером и получивший в его честь название «дюльферзиц», а в русскоязычной терминологии ставший апеллятивом для обозначения вообще спуска вниз с использованием верёвки. В настоящее время под термином «дюльфер» понимают в том числе спуск по верёвке с помощью специальных спусковых устройств: «восьмёрка», «лепесток», «лесенка».
[3] Швейцарская нижняя обвязка для спуска по канату – это простая и хорошая обвязка, выполненная веревкой или стропой, для спуска по канату из вертолета
[4] "Австралийский метод" - Впервые был применён австралийскими специальными подразделениями. Суть метода в том, что восьмёрку пристёгивают к беседке сзади и спуск осуществляют лицом вниз. Скорость регулируют одной рукой, а свободная рука может держать оружие
[5] "Кру-у-гом!"-"Приготовится!"- по команде, тело принимает положение десантника для совершение прыжка с парашютом из ВТА (ВДП)


Последний раз редактировалось DocShar 23 янв 2023, 18:26, всего редактировалось 2 раз(а).

Вернуться наверх
Не в сети Профиль  
 
СообщениеДобавлено: 13 янв 2023, 12:49 
Аватар пользователя

Зарегистрирован: 04 май 2013, 21:23
Сообщений: 1731
Команда: нет
DocShar писал(а):
Как только он окажется напротив нашего замаскированного и невооруженного бойца на противоположной стороне тропы, наш боец прыгает через тропу и убивает человека номер три.


Они же его в плен берут. Может "сбивает с ног"? Что там в оригинале?

_________________
Изображение


Вернуться наверх
Не в сети Профиль  
 
СообщениеДобавлено: 14 янв 2023, 00:43 

Зарегистрирован: 08 май 2018, 19:11
Сообщений: 250
Команда: нет
Винд писал(а):
DocShar писал(а):
Как только он окажется напротив нашего замаскированного и невооруженного бойца на противоположной стороне тропы, наш боец прыгает через тропу и убивает человека номер три.


Они же его в плен берут. Может "сбивает с ног"? Что там в оригинале?


Да, taking -захват. правлю.


Вернуться наверх
Не в сети Профиль  
 
СообщениеДобавлено: 23 янв 2023, 15:46 

Зарегистрирован: 08 май 2018, 19:11
Сообщений: 250
Команда: нет
ЗАДАНИЕ ПО ОЦЕНКЕ РЕЗУЛЬТАТОВ АВИАУДАРА.[1]

УТРЕННЕЕ СОЛНЦЕ СВЕТИЛО НА ГРАНИ тумана, и когда мы летели над джунглями, темная тень нашего вертолета отбрасывалась на мелькающие внизу деревья. Нашим пунктом назначения снова был перевал Хайван, и наша задача состояла в том, чтобы обнаружить базовый лагерь северовьетнамских солдат, которые, как мы заметили, двигались по тропе несколькими неделями ранее.
Ноябрьская погода менялась, и короткий период необычайно солнечных дней, которыми мы сейчас наслаждались, вскоре должен был смениться проливными дождями. Возможность перебросить несколько разведывательных групп в район перевала Хайван зависела от того, насколько хорошей будет погода для полетов наших вертолетов. Майор Ли сопровождал одну группу на головном CH-46, а первый лейтенант Коффман был с нами на нашей собственной "лягушке" (frog). Он был поглощен толстой книгой в мягкой обложке.
По слухам, был проведен ряд совещаний на высоком уровне, на которых решалось, кто будет управлять нашими вертолетами, морская пехота или армия. Этот вертолетный десант считался чем-то вроде эксперимента, который поможет решить этот вопрос, и это была одна из причин, по которой командир роты и наш оперативный офицер должны были присутствовать при посадке и высадке.
Не успела рампа полностью опуститься, как мы уже выскочили из задней части вертолета и прокладывали себе путь через высокую слоновью траву. Перед самой посадкой Кеглер приметил наилучший путь для нашего выдвижения, где участок высокой слоновьей травы уступил место небольшой открытой площадке, по которой мы быстро удалились. Оглянувшись назад, мы увидели, что наш CH-46 все еще находится в LZ. Бишоп беспокоился не столько о вертолете, сколько о том, чтобы мы смогли как можно быстрее покинуть LZ. В течение четырех или пяти минут мы удалились на несколько сотен ярдов от шума вертолета, но он все еще сидел, вращая лопастями, в LZ. Это был нехороший знак.
Капрал Бишоп связался с пилотом и спросил его, в чем проблема. По радио сразу же ответили, что произошел разрыв гидравлики, и ее ремонтирует командир экипажа. Пилот добавил, что ему не нравится сидеть на земле больше, чем нам нравится видеть его здесь. Чем дольше он сидел с вращающимися роторами, тем больше шансов, что он станет мишенью, не говоря уже о том, что он поставит под угрозу нашу высадку.
Изменение звука двигателя, вызванное увеличением числа оборотов ротора, свидетельствовало о быстром подъеме нашей лягушки из LZ. Он находился на земле уже почти десять минут. Мы задались вопросом, не была ли обнаружена наша позиция при посадке.
Мы снова двинулись в путь и направились к ряду небольших гор, которые находились менее чем в трех километрах от тропы, замеченной нами несколько недель назад. Нам потребовалась бы большая часть дня, чтобы занять достаточно возвышенное положение, позволяющее наблюдать за тропой.
Пока мы медленно продвигались сквозь заросли, ветер усилился, и над нами нависли дождевые тучи. К затемно Бишоп привел нас в место, откуда открывался вид на русло ручья, и в бинокль мы смогли различить четкие очертания тропы, которая шла рядом с ручьем. Бишоп и Кивени наблюдали за тропой, Сильва и я несли службу в охранении, а Кеглер и Фурхман воспользовались временем наблюдения, чтобы поесть, прежде чем мы переместимся к месту ночной гавани.
Дождь, начавшийся ранее как мелкая морось, превратился в постоянный, сильный ливень. По мере снижения температуры надвигался влажный густой туман, который накрыл все вокруг, прекратив наши наблюдения. Радиосвязь была отличной, и нам не составило труда сообщить командованию в тылу, где мы находимся и что мы наблюдали. Мы покинули свой наблюдательный пункт и переместились на небольшое расстояние к месту расположения гавани. Сразу же после прибытия на место мне и Кивени приказали выйти и расставить четыре датчика PSID и мины "Клэймор" по стандартной схеме обороны. Когда мы вернулись в расположение группы, Бишоп передал нам блокнотный лист бумаги, на котором были указаны наши имена и время, в течение которого мы должны были нести радиовахту в течение ночи. Первая ночь прошла без происшествий, если не считать сильного дождя, из-за которого наши четыре PSID постоянно срабатывали.
С первыми лучами солнца я проснулся и потянулся за своими очками, которые я сложил и положил внутрь чехла. Из правого нагрудного кармана я достал небольшой кусок зеленой ткани для лица, которым я протирал линзы. По какой-то причине я не мог ясно видеть правым глазом. Когда я наконец сел прямо и попытался надеть очки, Кивени уставился на меня и, протянув руку к моему лицу, произнес одно слово: "Пиявки". Земля кишмя кишела ими.
Я достал из нагрудного кармана маленькое сигнальное зеркальце и посмотрел в него. В нем отражалось изображение двух черных пиявок размером с виноградину, которые ночью присосались к моему правому веку. Они были жирные от моей крови, и от их укусов мое веко припухло.
В борьбе с незваными маленькими хищниками я использовал несколько кустарных приемов. Зажженная сигарета, приложенная непосредственно к телу пиявки, немедленно заставляла ее ослабить хватку и отвалиться. Такие же удовлетворительные результаты были достигнуты при нанесении на пиявку хорошей порции средства от насекомых, и время от времени я использовал хирургический пинцет для удаления пиявок с рук, шеи и головы членов группы. Кончиками пальцев я снял двух распухших пиявок со своего века и положил их на землю.
Сильва наблюдал за мной и изучал двух корчащихся пиявок на земле. Без единого слова он метнул свой нож для колки льда прямо в первую пиявку, вытащив свой нож, и с первой попытки попал во вторую. Улыбаясь, он поднял свой нож, чтобы мы все полюбовались им: пиявки теперь выглядели как две черные маслины на кроваво-красной палочке.
Пиявки, с которыми мы сталкивались на прошлых заданиях, передвигались по джунглям в постоянном поиске крови любого хозяина. Они передвигались целенаправленно, как гусеницы. Прочно присосавшись к хозяину, они насыщались его кровью, пока не напитывались до отказа, тогда они отпускали свою укус, падали на землю и начинали переваривать кровь, затем повторяли этот процесс столько раз, сколько было необходимо. Антикоагулянт заставляет след от их укуса кровоточить в течение нескольких часов после того, как они отпадают. Нам говорили, что пиявки могут передавать серьезное заболевание, известное как лихорадка от укусов пиявок.
Постоянное присутствие пиявок по-разному влияло на каждого из членов группы. Некоторые относились к пиявкам безразлично, считая их не более чем неприятным паразитом. Другие содрогались при виде их и перемещали себя и свое снаряжение с пути пиявок.
Впервые за четыре месяца младший капрал Сильва заговорил философски. "Одна хорошая пиявка напоминает мне разведгруппу из шести человек. Она движется медленно, целенаправленно и с одной целью. Она находит свою жертву, которая всегда больше её самой. Она нападает на нее по-своему, немного истощает ее, причиняет ей боль и ускользает незамеченной, готовой сделать все заново. Если это не разведка, то это не дерьмо!". Он был прав.
Закончив ежедневную рутину - чистку оружия, замену батарей радиостанций, переупаковку снаряжения, прием пищи и снятие PSID и мин "Клэймор", - мы двинулись от места гавани к новой наблюдательной позиции, так же выходящей на тропу у русла ручья.
В 09:00 Бишоп заметил первого путешественника, молодого парня в черной пижаме. Он очень медленно двигался вдоль края русла ручья и постоянно оборачивался. Казалось, что он оглядывается назад, ища кого-то, пока еще невидимого, и спрашивая направление.
Учитывая то, сколько времени наш вертолет CH-46 ремонтировался на земле во время нашей высадки, мы предположили, что северовьетнамцы знали или, по крайней мере, подозревали, что мы находимся в их районе. Этот следопыт подтвердил наши подозрения.
Нам говорили, что у NVA была репутация плохого обращения с местными вьетконговцами (VC), и если представлялась возможность использовать молодого парня из VC, они всегда использовали "чучело" (dummy), чтобы ходить по тропам в качестве проводника. Они следили за ним, проверяя возможность вражеской засады или мин-ловушек, и шли только после того, как убеждались, что тропа безопасна. Мы полагали, что этот паренек из VC был их безоружной приманкой.
Мы укрылись менее чем в двухстах ярдах (182,88 м.) над тропой, и наша скрытая позиция была очень хорошей, давая нам прямой и беспрепятственный обзор по крайней мере сорока футов (12,19 м.) тропы. Многочисленные валуны нарушали ровное течение ручья, бегущего на юг. Ширина ручья не превышала десяти футов (3,05 м.), а глубина - четырех футов (1,22 м.), но шум несущейся воды вызывал беспокойство. Этот шум маскировал любые звуки, которые мы могли издавать вокруг нашей наблюдательной позиции, но он также скрывал звуки приближающихся людей. Бишоп увидел VC на тропе раньше, чем услышал его, и это усилило его беспокойство.
Когда одинокий VC начал подниматься на небольшое возвышение на тропе, раздался голос, остановивший его. Мы наблюдали, как два солдата NVA в форме двинулись вверх, чтобы присоединиться к молодому VC. Первый солдат был одет в типичную форму NVA - темно-зеленая рубашка, коричневые брюки, сандалии, легкий рюкзак, каска, и у него была карабин СКС. Второй NVA был одет так же, как и первый, но на нем не было рюкзака, а на правом бедре висела черная кобура, по которой можно было определить, что он либо старший унтер-офицер, либо, что более вероятно, пехотный офицер.
Трое вражеских солдат прошли на расстоянии прямого выстрела от нашего НП, но наша задача заключалась в том, чтобы наблюдать за врагом и сообщать о нем, а не вступать с ним в перестрелку. Вопрос о том, увидим ли мы NVA, был решен. Оставалось узнать, кто они, куда идут и сколько еще вражеских солдат используют эту тропу.
Трое мужчин разговаривали несколько минут, и как только их разговор закончился, молодой VC начал двигаться впереди двух солдат NVA, которые остались стоять у края тропы. Мы наблюдали за ними, пока они не исчезли из нашего поля зрения, и Бишоп немедленно передал по радио сообщение об этой важной встрече. Настроение группы резко изменилось.
Более часа мы продолжали наблюдать за участком тропы, где впервые появился одинокий VC, но больше ничего не заметили. Бишоп приказал всем собраться возле его рюкзака, оставив Кеглера наблюдать за тропой. "Наблюдая за тем, как эти трое гуков прошли мимо, я подумал о захвате пленного способом лейтенанта Коффмана. Если бы мы смогли найти участок этой тропы, где есть поворот под прямым углом и хорошее укрытие с обеих сторон, мы бы смогли это сделать".
Бишоп ушел с Кеглером, и пока остальные оставались на НП, наблюдая за тропой и выполняя функции охраны, они вдвоем отправились на поиски места, где у нас был бы шанс захватить пленного NVA. Через полчаса они вернулись на наш НП, и Бишоп начал чертить на земле свой план. Мы подошли поближе, чтобы послушать его.
"Если мы все правильно спланируем, я уверен, что все получится. Мы нашли место примерно в четырехстах ярдах (365,76 м.) отсюда, где тропа идет вверх по склону, и там есть один хороший участок с густым покровом, где мы можем оставаться незаметными на расстоянии четырех-пяти футов (1,22 - 1,52 м) от края тропы. С этого нового места мы сможем видеть с горы, где сегодня утром появился первый VC. Мы постараемся подготовить место для засады сегодня днем. Судя по надвигающимся темным тучам, скоро начнется сильный дождь, а это значит, что все гуки, которые направляются в эту сторону, будут идти с опущенными головами. Придется идти в гору, если на них будет тяжелый рюкзак, это будет двойной страховкой того, что они будут двигаться, глядя в землю.
"Кеглер будет на повороте тропы, здесь. Вы четверо расположитесь здесь, с интервалом между Кивени и Доком. Я буду на противоположной стороне тропы и уберу одного гука. Сигнал к стрельбе поступит, когда Кеглер откроет огонь на полную мощность. Как только я схвачу гука и перебегу на нашу сторону, Кеглер сможет увидеть меня, как и все остальные. Его стрельба прямо по тропе и ваша перекрестная стрельба обеспечат нам возможность уничтожить остальную группу. Мы расположим наши ранцы здесь. Док, как только я схвачу их человека и переберусь на нашу сторону тропы, я хочу, чтобы ты набил и заклеил рот этого гада, а затем связал ему руки за спиной.
"Нам нужно учесть еще две вещи: во-первых, у нас должны быть хорошие визуальные сигналы друг с другом; и во-вторых, если что-то пойдет не так и нам нужно будет отменить план, сигналом к остановке будет наш сигнал "стоп". Теперь, уделите пять минут, подумайте обо всем, что может пойти не так с этим планом, и мы поговорим о них, по очереди".
Возражений против плана Бишопа не было, если все условия будут выполнены. У Бишопа были все основания чувствовать себя уверенно: местность была в нашу пользу, плохая погода была на нашей стороне, мы много раз отрабатывали технику в Фубае, и у нас хватало наглости сделать это. Мы двинулись в путь. Через полчаса мы прибыли на место, которое выбрал Бишоп.
Мы взяли только наше оружие, наши пояса и ремни. Наши рюкзаки были сложены и спрятаны примерно в тридцати ярдах (27,43 м.) позади нас, и мы могли наблюдать за тропой с обоих направлений, как только заползли на свои позиции.
Я мог видеть Кивени слева от себя, а Сильва - справа. Кеглер мог видеть Сильву на повороте тропы. Фурхман был повернут к Кивени с правой стороны и сидел со своим биноклем, наблюдая за местом, откуда ранее утром появились первые VC. Кивени и я могли видеть Бишопа на противоположной стороне тропы. Мы сидели под дождем и ждали.
Я положил свой M-16 рядом с собой и вынул из наплечной кобуры автоматический кольт 45 калибра, держа его взведенным и в правой руке. Я сидел прямо, наблюдая за Бишопом. Из медицинской сумки я достал один небольшой индивидуальный перевязочный пакет[2] и один рулон пластыря и положил их на землю рядом с собой. Если Бишопу удастся схватить одного солдата NVA, я был готов к этому.
Мы просидели на месте почти полчаса, когда Фурхман дотронулся до Кивени и подал сигнал "стоять". Он еще несколько секунд изучал местность в бинокль, а затем медленно поднял правую руку. Его пальцы разжимались из сжатого кулака; показались один, два, три, затем четыре пальца. Его сигнал о приближении четырех вражеских солдат был передан Бишопу, затем Сильве и Кеглеру, чья позиция защищала наш левый фланг в засаде.
Четверо солдат NVA вышли из джунглей и медленно продвигались по тропе к нам, на расстоянии четырехсот ярдов (365,76 м.). Каждый из нас наблюдал друг за другом, ожидая новых сигналов от Фурхмана, которые позволят нам узнать, какой гук будет лучшей целью для захвата Бишопом.
Фурхман продолжал наблюдать за их продвижением. Следующим его сигналом будет оценка расстояния, чтобы мы могли подготовиться к засаде. Его рука снова двинулась, но на этот раз это было повторение первого сигнала, "замри", за которым последовал сигнал из трех пальцев. Еще трое NVA внезапно появились на тропе позади первых четырех. Этот сигнал был передан Бишопу, Сильве и Кеглеру, что вызвало прилив адреналина у всех нас. Семь солдат NVA означали, что попытка схватить одного из проходящих мимо людей отменяется.
Бишоп подал сигнал "медленно отходим", затем поднялся и пересек тропу в безопасную для нас сторону. Мы начали отходить назад и в сторону от места засады, стараясь сохранить дистанцию и растительность между нами и краем тропы. Фурхман все еще мог видеть первых четырех NVA и сигнализировал нам, что у нас осталось менее двух минут до того, как они пройдут через нашу зону поражения. Любое движение любого из нас могло быть услышано приближающимися солдатами, и, имея так мало времени для планирования, мы застыли на своих новых позициях менее чем в десяти футах (3,05 м.) от тропы.
Фурхман оставался на своей замаскированной позиции, пока первые четыре NVA не исчезли из его поля зрения, переместившись в небольшое углубление на тропе. Он выбрал этот момент, чтобы вернуться к нам, а затем подкрался к Бишопу. "Я насчитал двадцать три NVA, направляющихся к нам. Будем надеяться, что никто из них не решит свернуть с тропы, иначе у нас будут чертовски серьезные проблемы".
Мы были во власти судьбы. Отступив всего на несколько футов от края тропы, мы получили лучшую маскировку, но потеряли возможность наблюдать. К тому времени ни у кого, кроме Кеглера, не было четкого обзора тропы, и мы надеялись, что никто из NVA не увидит нас. Все, что мы могли делать, это неподвижно сидеть под дождем и ждать, пока приближающаяся колонна пройдет мимо. Невозможно описать чувство полной настороженности, страха, опасения и волнения, которое охватило нас. Мы не могли двигаться, не могли говорить, не могли шевельнуться или даже шепнуть человеку рядом с собой. Это вызвало бы немедленную реакцию со стороны NVA. Мы боялись не только того, что нас обнаружат, но и друг за друга.
Я считаю, что такие чувства инстинктивны. Они зарождаются, когда мы впервые играем в прятки. Волнение нарастает по мере того, как мы прячемся, ожидая того единственного момента возможного обнаружения, когда мимо пройдет дозорный. Мы молимся, чтобы стать невидимыми. Так было и на тропе, но ставки были выше. Это была не игра на школьном дворе; это была самая настоящая игра: жизнь или смерть. Несмотря на то, что мы готовились к такому варианту, мы еще никогда не были так близко к врагу.
Их певучие голоса были слышны еще до того, как мы услышали приглушенный звук их обуви на грязной тропе. Они перекрикивались друг с другом короткими, отрывистыми фразами, проходя мимо, не подозревая, что мы находимся не более чем в десяти футах (3,05 м.) от них. Мой пульс участился, и я молился, чтобы стук моего сердца, бьющегося в груди, не услышал никто из NVA, идущих по этой тропе. Я знал, что Бишоп и Кивени могли слышать эти удары; должно быть, они были настолько громкими.
Пока были слышны их голоса, пока размытые зеленые формы продолжали проплывать мимо, мы были в безопасности. Но что нам было делать, если бы они вдруг остановились? Что, если бы один из них увидел нас? Повернется ли он и откроет по нам огонь, или закричит и предупредит колонну, чтобы нас забросали гранатами? Звуки движения северовьетнамских пехотинцев по узкой тропе под дождем продолжались, казалось, несколько часов, но никто из группы так и не сдвинулся с места.
В звуке движущихся в колонне людей есть свой ритм. Если они одеты в форму и несут одно и то же снаряжение, то одни и те же звуки повторяются снова и снова, когда каждый человек проходит мимо. Каждый из нас прислушивался к этому ритму, надеясь, что он внезапно не прервется.
Когда стало слышно только стук капель дождя, Бишоп медленно поднял голову и посмотрел налево и направо. Прошло десять минут, прежде чем колонна солдат NVA прошла мимо. Он приказал Фурхману отойти назад и посмотреть вниз по тропе на предмет отставших, а остальные начали отползать к своим рюкзакам и запасной рации.
Прошло еще пять минут, прежде чем Кеглер подкрался к нам и присоединился к нашей маленькой временной позиции. Он шепнул Бишопу, что насчитал шестьдесят два северовьетнамских солдата, когда они проходили мимо него! По его словам, у большинства из них были винтовки, некоторые несли мешки с рисом, а шесть человек несли на плечах гранатометы РПГ-7. Он находился менее чем в шести футах (1,83 м.) края тропы.
Мы отошли от тропы как можно тише и быстрее. Дождь не прекращался, и это помогало скрыть наш шум, но Бишоп знал, что лучше не возвращаться тем путем, которым мы пришли. Проблема заключалась не столько в том, чтобы узнать, в каком направлении идет тропа NVA, но, что более важно, мы не знали, куда направилась длинная колонна солдат NVA. Она могла остановиться и отдохнуть всего в сотне ярдов (91,44 м.) от нас.
Бишоп положил свою рацию вместе с остальным нашим снаряжением, когда решил лично участвовать в захвате проходящего мимо вражеского солдата. Мы не поддерживали связь с радиорелейкой с момента оставления наших рюкзаков, а командование в тылу должно было узнать, что мы только что наблюдали, и мы должны были узнать, наши дальнейшие действия в этой ситуации.
Когда мы начали отходить от места пребывания, один из бойцов повернулся и обратился к командиру группы. "Бишоп, я не хочу, чтобы ты сильно разозлился или что-то там еще, из-за того, как от меня пахнет, но я наложил в штаны, когда все эти гуки прошли мимо меня". Никто не засмеялся. Когда Бишоп поправил свой рюкзак, он сказал: "Я бы предпочел, чтобы ты был здесь, со мной, живой, воняющий мочой, чем быть на небесах и слушать, как ты мне об этом рассказываешь". Мы двинулись на поиски нашей гавани и передали по радио события последних получаса.
К тому времени, когда мы нашли хорошее место для гавани, уже стемнело. Бишоп сменил батареи радиостанции и связался с ретрансляционным пунктом, подав длинный рапорт "SALUTE" и запросив поддержку с воздуха на следующее утро. В течение часа дождь прекратился, и теплый ветер подул в районе перевала Хайван. Пока было достаточно безопасно, и мы смогли по очереди съесть холодный ужин.
Когда Бишоп общался с командованием в тылу, они велели ему сидеть тихо, проложить маршрут, дождаться утра, а затем посмотреть, сможем ли мы обнаружить перевалочный пункт, который северовьетнамцы использовали в качестве базового лагеря. Мы не пытались выставлять наши PSID или четыре мины "Клэймор", боясь наделать слишком много шума, но Бишоп удвоил число людей на радиовахте, полагая, что две пары ушей лучше, чем одна.
Меня разбудил Кеглер, который нес радиовахту вместе с Бишопом. Мои часы показывали 04:00, и когда я сел, Кеглер вновь спросил меня, проснулся ли я. Когда я ответил "да", он велел мне сделать несколько глубоких вдохов, понюхать воздух, а затем сказать ему, что я чувствую. В воздухе стоял сильный запах вареной капусты. Кеглер сказал Бишопу, что он почувствовал запах капусты, но Бишоп хотел услышать другое мнение, и по какой-то причине выбор пал на меня. Бишоп велел Кеглеру и мне разбудить Кивени, Сильву и Фурхмана. Если мы чувствовали запах костров NVA, то они могли быть слишком близко от нашей гавани, и они должны были послать кого-то из своих людей за дровами для костров.
Как только все члены группы проснулись, Бишоп связался с радиорелейной станцией и сообщил о новой ситуации. Мы знали, что майор Ли и лейтенант Коффман работали над обеспечением нас воздушной поддержкой, сразу, как только мы обнаружим базовый лагерь NVA. Запах кипящей капусты был верным признаком того, что наша работа по поиску NVA будет намного проще, чем мы ожидали.
Никто не хотел пытаться обнаружить NVA, идя параллельно их тропам; их было слишком много, а нас мало, и нас учили никогда не ходить по их тропам. Наш план на утро состоял в том, чтобы обнаружить их лагерь путем поиска, если он будет находиться в пределах нашей разведывательной зоны, а затем вызвать воздушную поддержку, чтобы разбомбить северовьетнамцев и их базовый лагерь до полного исчезновения.
Бишоп получил радиосообщение с инструкциями обнаружить предполагаемые костры для приготовления пищи и доложить о нашем местонахождении и результатах наблюдения за местностью в ходе патрулирования. К 06:00 утра начало светать. Мы поели, проверили и почистили оружие, упаковали снаряжение и приготовились к выходу. Когда Бишоп закончил детальное изучение карты, он передал Кеглеру новое направление по компасу (магнитному азимуту).
Бишоп знал, что теперь наше направление движения приведет нас на вершину другой горы, и, согласно нашим картам, мы сможем заглянуть вниз в большую, но узкую лощину, которая представлялась наиболее вероятным и рядом расположенным местом, используемым в качестве базового лагеря противника. Ветер, доносивший запах капусты, дул с этой лощины, из-за вершины и вниз, к нашей гавани, так что причина Бишопа двигаться в этом направлении имела для нас смысл.
К 07:30 Кеглер проложил себе путь по склону горы, и мы оказались на линии хребта, с которого открывался вид на глубокую лощину. Несколько тонких столбов белого дыма поднимались от краев длинной лощины, поэтому мы установили наблюдение за местностью, на этот раз выставив мины "Клэймор" и PSID, в помощь нашему наскоро разработанному плану обороны. Протяженность лощины составляла несколько сотен ярдов, а крутой склон двух противоположных горок, образующих лощину, хорошо защищал ее от наблюдения с воздуха. Гениальность северовьетнамцев заключалась в том, что они выбирали лощины и впадины в качестве плацдармов. Лагерь было практически невозможно поразить дальним артиллерийским огнем; из-за высокой траектории наших снарядов артиллерия не могла попасть между вершинами. Единственным способом борьбы с ними было уничтожение их с помощью научного метода, с использованием ближней авиационной поддержки морской пехоты.
Наша подготовка в Фубай включала планирование непосредственной воздушной поддержки, и пока мы наблюдали за лощиной в поисках дополнительных признаков активности противника, Бишоп был занят своей картой и компасом, записывая координаты и наилучший заход для авианалёта, позволяющий самолетам найти лощину в плохую погоду, а затем сбросить свои боеприпасы в седловину между вершинами (водоразделами), вниз, по длинной оси скрытой лощины.
Через некоторое время нам сообщили, что четыре самолета морской пехоты A-6 "Интрудер" (Intruders) и один самолет наблюдения OV-10 Бронко будут на месте, чтобы поддержать наш запрос на ближнюю воздушную атаку на базовый лагерь противника. Штурмовики будут над нами в течение двадцати минут.
Ключевое слово во фразе "непосредственная (ближняя) поддержка с воздуха" - ближняя, это связано с близким расположением дружественных сил на земле по отношению к вражеской цели. Место, откуда поднимался дым, находилось менее чем в трехстах ярдах (274,32 м.) ниже вершины горы, скрывавшего нас. Это было достаточно близко, чтобы мы могли наблюдать за лагерем северовьетнамцев и при этом корректировать задачи по бомбометанию четырех A-6 через OV-10.
A-6 Интрудер морской пехоты был всепогодным штурмовиком, способным нести тысячи фунтов бомб, ракет и снарядов и наносить точные удары по любой выбранной цели в любую погоду, ночью или днем.
OV-10 Бронко - двухмоторный двухместный самолет морской пехоты, оснащенный радиоаппаратурой, которая позволяла пилоту и воздушному наблюдателю поддерживать радиосвязь как с штурмовикам, так и с нами на земле. OV-10 помогал быстролетящим A-6 корректировать свои бомбовые удары после первоначального захода на цель.
При использовании непосредственной воздушной поддержки необходимо было учитывать шесть ограничений: радиус действия, учитывающий количество топлива и боеприпасов; время работы пилота в районе, как долго A-6 могли оставаться над нами; радиосвязь (не проблема, мы могли говорить с нашим ретранслятором и пилотом OV-10); идентификация цели; описание цели, координаты по карте, географические ориентиры и качественная описательная информация; погода. Последнее соображение было самым важным элементом. Погода была самым большим ограничением просто потому, что если вы не видите цель, вы не сможете ее поразить.
Сообщение о том, что самолеты A-6 являются самолетами поддержки, было важным из-за их всепогодных возможностей. Если пилот и воздушный наблюдатель на OV-10 знали свою работу, то A-6 были более чем способны сбросить сорок тысяч фунтов (18,14 т.) бомб "Марк" 81 или "Марк" 82 прямо на цель, даже если цель была скрыта дождем и туманом.
"Группа "Змей", группа "Змей", это "Мясной обед" (Lunch Meat) четыре ноль ноль". "Прием". OV-10 "вышел" на наш радиочастотный диапазон, и пилот хотел знать как можно больше о предполагаемом районе базового лагеря. Все пилоты были проинформированы о наших ночных патрульных отчетах. Им нужно было знать, есть ли там позиции зенитных орудий. Бишоп дал пилоту OV-10 столько информации, сколько было запрошено. Мы еще не видели OV-10 и не слышали звука его двух двигателей, когда он подлетал к нашей вершине. Он хотел набрать высоту, а затем пролететь над местностью, чтобы сориентировать воздушного наблюдателя на нашу позицию и точное местоположение базового лагеря. Нам было приказано дать пилоту часовой ориентир нашего местоположения после того, как он совершит первый пролет над нами.
Мы были окружены высокими деревьями, которые затрудняли наблюдение за приближением "Бронко", но описание Бишопом цели и его умение сообщить наше точное местоположение по сетке дали пилоту несколько ориентиров, и помогли провести его над целью.
Самолеты A-6 Интрудер находились на расстоянии не более двадцати миль (32,19 км). Об их присутствии северовьетнамцы узнают только тогда, когда они выйдут из зоны бомбометания над целью.
OV-10 совершил два пролета над районом на малой высоте, и наше точное местоположение было отмечено и зафиксировано его воздушным наблюдателем. Все, что оставалось сделать OV-10, это выпустить несколько бело-фосфорных ракет по низине, чтобы у быстрых A-6 были ориентиры на земле для прицеливания, когда они будут сбрасывать свои бомбы по лагерю противника. Наша работа заключалась в том, чтобы наблюдать за бомбардировкой, передавать необходимые корректировки на OV-10, определять местоположение зенитного огня и следить за повторными взрывами. Пилот OV-10 передал по радио Бишопу, что он делает первый заход на цель и что он выпустит две ракеты "вилли-пет" (белый фосфор) во время захода. Началась воздушная атака.
Первый вылет двух A-6 был вызван из режима ожидания и сразу же засек вспышку белого дыма и оранжевого огня, распространяющегося из центра лощины. Воздушный наблюдатель на OV-10 передал по радио, что оба штурмовика "идут на уровне крыльев и горячие", что означало, что наш маленький участок земли вот-вот начнет трястись.
Первый залп бомб упал прямо в центре лощины, где ранее утром поднимались столбы дыма. Земля под нами всколыхнулась, когда огромные куски земли, деревьев и кустарника разлетались из центра разрыва бомб. Земля под нами сотрясалась, и мы пытались найти укрытие.
Несколько автоматов стреляли в небо, но пулеметного огня не было слышно. При втором заходе эффект был тот же самый, хотя бомбы попали дальше по направлению, чем при первом ударе. После второго захода были слышны приглушенные звуки детонации, что убедило нас в том, что наш вызов самолетов был правильным.
Пилот OV-10 сообщил по радио Бишопу, что после первого удара вражеские солдаты бегут в безопасное место на соседнем склоне горы. Второй удар по цели охватил территорию у основания нашей горы. Наблюдатель OV-10 передал по радио, что последние два A-6 направляются туда, чтобы сбросить боеприпасы на горящую и дымящуюся территорию, которая когда-то была базовым лагерем NVA. Всего было сделано четыре захода над лощиной.
Наша дублирующая рация была связана с радиорелейной точкой, и Кивени информировал их о том, что наблюдал, пока это происходило. Пока OV-10 оставался над районом, морские A-6 направились обратно на свою базу в Дананге, сообщив по радио, что они всегда "рады быть полезными" в ответ на нашу просьбу о помощи.
Не было никакой возможности узнать, что на самом деле произошло внутри вражеского базового лагеря. У нас не было четкого обзора местности с того места, где мы стояли, кроме того, что мы видели дым от костров и знали, что чувствуем аромат готовящейся пищи. Бегущие вражеские солдаты и звуки вторичной детонации увеличивали вероятность того, что мы попали в базовый лагерь, но для того, чтобы подтвердить это командованию в тылу, потребуется визуальный осмотр лощины.
Через несколько минут капралу Бишопу по рации сообщили, что теперь нам поручено провести оценку ущерба от бомб (BDA), а это означало прогулку по местности, которая только что подверглась сильной бомбардировке. Эта идея не понравилась, учитывая, что после того, как мы воткнули чертовски большую палку в осиное гнездо, они хотели, чтобы мы считали мертвых шершней. Конечно, мы знали, что так и будет. Наша задача заключалась в сборе информации, а поскольку мы попросили приложить серьезные усилия ("тяжелую руку" (heavy hand)) в борьбе с базовым лагерем противника, от нас ожидали отчета о результатах из первых рук.
Бишоп передал, что мы будем ждать несколько часов, прежде чем спустимся с безопасной горки в лощину. Наша вершина была хорошо защищена, а время ожидание позволит нам спланировать наш маршрут и наблюдать за местностью, надеясь увидеть какое-либо движение внизу и при необходимости вызвать воздушную поддержку.
К 11:00 мы не увидели никаких признаков движения. Местность продолжала дымиться, на дальнем склоне горы горело несколько небольших костров, но никаких признаков движения вражеских солдат внизу или по направлению к нам не было. Бишоп передал по радио в тыл свои отчеты о бомбардировках и рассказал им о своих планах по проведению BDA. Они поняли, почему он не хотел спешить в разбомбленную зону, пока обстановка не остынет.
Кеглер повел нас вниз с вершины горы к дальнему краю лощины, и местность, по которой мы двигались, была покрыта двойным пологом, двумя ярусами деревьев. Двойной полог позволял нам оставаться хорошо скрытыми, пока мы спускались ниже двухсотметрового уровня горы. Когда мы сделали первый привал, мы начали изучать результаты повреждений от бомбардировки, находившейся все еще в нескольких сотнях ярдов от нас. Через несколько секунд после того, как он сфокусировал бинокль на поврежденном участке, рука Кеглера подала сигнал "Внимание", мы присели и заняли положение, удобное для стрельбы.
Кеглер наблюдал за двумя солдатами NVA, которые сидели, прислонившись к стволу большого дерева. Они были в форме, но без шлемов. Оружия у них не было видно, и они не выглядели ранеными. На них не было бинтовых повязок, и не было никаких явных признаков ранения. Мы изучали их более пятнадцати минут. Никто к ним не подходил, они не разговаривали друг с другом, и это навело нас на мысль, что они мертвы.
Два солдата NVA находились примерно в двухстах ярдах (182,88 м) от того места, где мы сидели, Бишоп передал мне свой бинокль и сказал, чтобы я понаблюдал за ними и выяснил, дышат они или нет. Похоже, что нет, и при ближайшем рассмотрении с помощью оптического прицела обнаружилось пятно крови, вытекающее из ушей каждого из солдат и стекающее по их шеям. Мы оставались на позиции еще полчаса, сообщая эту информацию радиорелейной группе, а затем нам приказали двигаться.
План Бишопа заключался в том, чтобы обойти края лощины, что позволило бы нам увидеть двух солдат NVA и наблюдать за разрушениями с противоположных сторон местности. Перемещение заняло три часа искусного маневрирования со стороны Кеглера, чтобы перевести нас на другую сторону лощины. Оказавшись на новой позиции, мы расположились так, чтобы наблюдать за тем, что осталось от базового лагеря противника.
Мы увидели несколько бамбуковых хижин, которые так и остались стоять, будучи когда-то скрепленными проволокой и лианами. Несколько поврежденных ранцев NVA были брошены и оставлены под открытым небом, несколько мешков с рисом были разорваны летящей шрапнелью, но все еще не было никаких признаков жизни. Мы придвинулись ближе к краю лощины.
Если кто-то и выжил после бомбардировки, то он не остался в лощине. Мы обнаружили несколько луж крови и увидели то, что казалось кусками тел, но ущерб, нанесенный местности, был полным. Мы предположили, что двое погибших солдат NVA, которые остались позади, умерли от контузии. По нашему мнению, во время атаки они оказались где-то под землей, и их трупы остались позади.
Когда послеполуденное солнце начало отбрасывать длинные тени на разбомбленную низину, мы перебрались на возвышенность и стали ждать известий о времени запланированной эвакуации вертолетом. Кеглер нашел подходящее место для ночлега, и, как всегда, мы прошли через ритуал занятия обороны, выставили PSID и "Клэйморы", оставили двух человек на радио и в охранении на всю ночь.
На рассвете четвертого дня нашего пребывания в джунглях, команда радиосвязи связалась с Бишопом и сообщила ему, что нас планируют забрать на вертолете CH-46 в 10:00. Были нанесены координаты точки сбора, и мы переместились с места нашей стоянки на позицию почти в двух километрах от того места, где провели ночь.
Точно в указанное время, первый из двух вертолетов морской пехоты CH-46 появился в поле зрения, и по радиосвязи раздался голос лейтенанта Коффмана, который сообщил Бишопу, что он на борту. Наша эвакуация из района перевала Хайван прошла без каких-либо происшествий, и мы приземлились в Фубае около полудня, десятого ноября. Когда мы спускались по трапу CH-46, мы увидели майора Ли, который выходил с другой группой из рампы второго CH-46. Нас встретили первый сержант роты, сержант-ганни роты, сержант нашего взвода, стафф сержант Уильямс, и остальные бойцы роты. Они ждали возвращения двух разведывательных групп, прежде чем начать праздновать 194-й день рождения Корпуса морской пехоты со стейками, креветками и холодным пивом.
В последнем отчете о патрулировании, который был занесен в BDA, не было указано, что мы уничтожили шестьдесят два северовьетнамских солдата. Мы знали, что такое количество прошло мимо нас по тропе, и мы знали, что базовый лагерь был разрушен, а в результате бомбардировки произошла вторичная детонация. Но, подобно гуркхам Непала, которых так почитал лейтенант Коффман, мы сообщали только то, что видели и знали как правду.

[1] BDA (Bomb Damage Assessment), это оценка результатов авиаудара. Раньше термин применялся чисто к бомбометанию, позже к оценке ущерба, нанесенного любыми авиационными средствами поражения. (прим. Den_Lis)
[2] ППИ или Пакет Перевязочный Медицинский Индивидуальный- small battle dressing


Вернуться наверх
Не в сети Профиль  
 
СообщениеДобавлено: 23 янв 2023, 20:20 

Зарегистрирован: 08 май 2018, 19:11
Сообщений: 250
Команда: нет
ОСМОТР ВИНТОВКИ

В ТРЕТЬЕЙ ОТДЕЛЬНОЙ РАЗВЕДЫВАТЕЛЬНОЙ РОТЕ в ноябре 1969 года прошла ротация, пополнение личного состава. Наш командир взвода. Первый лейтенант Хенсли уехал из Вьетнама в Штаты, и его заменил пехотный[1] офицер, первый лейтенант Уильям Синглтон. Стафф сержант Уильямс остался нашим взводным сержантом, а сержант Гарсия стал нашим взводным вожатым[2].
Первый лейтенант Робинсон перешел на службу к первому лейтенанту Коффману в ротную службу S-3, как и еще один новый служащий по имени первый лейтенант Блэк. Эти офицеры не будут принимать непосредственного участия в нашей службе. Но тренировки между заданиями проводились постоянно под руководством майора Ли, капитана Хислера и лейтенанта Коффмана, и они включали новых офицеров в эту подготовку.
Использование вышки для спуска стало стандартным мероприятием, и по мере получения информации о наших новых районах действий, в ходе обучения все больше внимания уделялось спускам и технике, необходимой для вертикальной транспортировки грузов. Сержанты-комендоры Гамильтон, Коллинз и Билодо имели большой опыт работы в пехоте и разведке. Их способности и энтузиазм в проведении занятий с бойцами группы всегда вызывали интерес, особенно когда они проводили занятия втроем.
Однажды утром первый лейтенант Коффман назначил занятие на вышке для обучения вертикальной переправе. В рамках инструктажа он и его инструкторы-сержанты подготовили наклонную веревочную переправу "скольжения для жизни"[3], которая позволяла морскому пехотинцу зацепиться за нее несколькими карабинами и быстро спуститься на землю, что лучше всего можно описать как контролируемое скольжение.
От начальной точки, расположенной на платформе вышки, до конца "горки жизни" было не более 120 футов (36,58 м.), но, поскольку начальная высота была не менее сорока футов (12,19 м.) над землей, скорость спуска была значительной. Скорость, спускающегося по наклонной веревочной переправе, человека контролировалась только с помощью торможения ботинками.
Когда наш взвод прибыл на тренировку, лейтенант Коффман находился на верхней площадке, производя окончательную подгонку наклонной переправы "скольжения для жизни". Нашей группе приказали подняться на вышку, чтобы получить инструктаж перед спуском по наклонной переправе. Первый лейтенант Синглтон поднялся на верхнюю площадку до нашего прибытия и наблюдал за ходом новой тренировки в рамках обучения в ротном оперативном отделе S-3. Мы видели его прогуливающимся по территории роты, но никто из нас еще не общался с ним.
После закрепления переправы и получения последних инструкций лейтенант Коффман начал пристегивать себя к горке, чтобы показать, как это делается подтверждая свои слова о том, что он не заставит никого из нас делать то, что не сделал бы сам. В этот момент лейтенант Синглтон поговорил с Коффманом и сказал ему, что если он рассматривается в качестве кандидата на должность командира взвода, то здесь есть возможность показать "своим людям", что он будет лидером.
Переправа был хорошо натянута и отлично выдержала его вес, но угол спуска придал ему скорость, как только он покинул вышку. К тому моменту, когда он приблизился к земле, скорость его была очень высокой. Точкой опоры для переправы "скольжения для жизни" был телефонный столб, а в нескольких ярдах перед столбом на веревке был завязан большой узел. Лейтенант Синглтон предварительно не закинул ботинки на веревку, как нам было велено, и когда его ноги врезались в землю, его левая лодыжка подвернулась в направлении, противоположном движению.
От боли в вывихнутой лодыжке он едва не потерял сознание; для него было бы лучше, если бы он это сделал. Морпехи на земле отцепили его от "скольжения для жизни", и лейтенант Коффман, используя горку, как он инструктировал нас ранее, в считанные секунды оказался рядом с травмированным лейтенантом. "Док, спускайтесь сюда со своим "Юнит-1" и отвезите этого болвана (peckerhead) в медотсек".
Спуск вниз не был проблемой, и как только я оказался рядом с лейтенантом Синглтоном, офицер по боевой подготовке приказал остальным членам нашей группы присоединиться к нему на земле рядом с раненым офицером.
"Вот еще один прекрасный пример того, кто не обращает на это внимания. Я рассказал вам, мужчины, как использовать свои ботинки, чтобы замедлить спуск на переправе. Теперь вы можете увидеть, что происходит, когда вас не слушают. Я хочу, чтобы вы посмотрели на лодыжку лейтенанта и вспомнили, как выглядит хороший вывих. Если это случится с кем-то из вас во время выполнения задания, это снизит вашу боеспособность на пятьдесят процентов. Чтобы нести одного раненого, потребуется два человека, а это означает только большие неприятности. Сегодня утром, когда лейтенант Синглтон вышел сюда. Наверняка он не понимал, каким ценным учебным пособием он станет. Мы должны поблагодарить его за помощь".
С этими словами бойцы взвода радостно аплодировали, пока лейтенанта Синглтона вели к джипу, который должен был доставить его в 85-й армейский эвакуационный госпиталь, расположенный на противоположной стороне взлетно-посадочной полосы в Фубае. В течение четырех недель его лодыжка находилась в гипсе, но он оставался в составе 3-й разведроты, составляя расписание тренировок роты в отделе S-3.
Групповые тренировки в Фубае продолжались в высоком темпе, сосредоточенные на подготовке к миссии в долине Ашау, и наша тесная связь с военнослужащими и летчиками, 2-го эскадрона 17-го воздушно-кавалерийского, продолжала расти. Мы отрабатывали технику спуска по верёвке, пока для нас не стало обычным делом спускаться с зависшего вертолета по веревке с высоты 60 футов (18,29 м.).
Каждый боец группы освоил использование специального оборудования, применяемого для эвакуации раненых из джунглей. Таким устройством был пенетратор[4] для джунглей. Он имел форму капли, что позволяло ему проходить сквозь деревья, и состоял из трех стальных лопастей, подвешенных к тросу, который был прикреплен к лебедке, расположенной на внешней стороне вертолета. Когда пенетратор опускали к раненому, лопасти разворачивали, и они становились сиденьем для раненого, на котором он сидел, пока его поднимали обратно в зависший вертолет. Хитрость использования проникающего устройства в джунглях заключалась в том, чтобы убедиться, что сиденье упало на землю до того, как к нему кто-то прикоснется. Статическое электричество от вертолета проходило прямо по тросу, и любой, кто был достаточно глуп, чтобы схватиться за раскачивающийся, но незаземленный пенетратор, скоро оказался бы сплюснутым ударом электрического тока, который генерировался сверху.
Чем дольше мы оставались в районе расположения роты, тем больше от нас требовали участия в рутинных, гарнизонных обязанностях. Они включали в себя несение караульной службы, участие в утренних и дневных тренировках взвода и проведение утренних и дневных занятий по физической подготовке. Однажды утром, в последнюю неделю ноября, стафф сержант Уильямс вернулся с совещания, которое проводил командир. Войдя в отсек, он велел нам построится нам перед казармой.
"У меня есть кое-какие новости, и я хочу, чтобы вы услышали их от меня, из первых уст. С сегодняшнего дня лейтенант Синглтон назначен командиром нашего взвода. Я знаю, что у нас здесь уже давно нет командира взвода, но командир роты хочет ввести в строй новых лейтенантов. Я по-прежнему буду сержантом взвода, а сержант Гарсия будет нашим взводным вожатым. Вы все знаете, как я рассчитываю на то, что наша система командования будет работать. Я также могу сказать вам, что первый лейтенант Синглтон имеет выдающийся послужной список, полученный от ворчунов, и что он получил свой опыт боевых действий, как на переднем крае, так и непосредственно в бою. Он будет здесь сегодня в 13:00, чтобы провести проверку оружия".
Эта новость о проверке оружия вызвала множество гримас недоумения на лицах людей во взводе. За последние пять месяцев у нас никогда не было проверки оружия по уставу. Сержант Чепмен, капрал Сведенски или капрал Бишоп всегда были теми, кто отвечал за то, чтобы наше оружие было вычищено в соответствии с их требованиями. Мы гордились тем, что наше оружие было безупречным и исправным. Стафф сержант Уильямс мог в любое время пройти через отсек нашей группы и знать, что если он возьмет в руки винтовку или пистолет, то они будут вычищены и готовыми к бою.
Утром мы должны были провести серию учебных тренировок по отработке "действия при внезапной встрече с противником" в районе территории роты. Занятия должны были продлиться до 11:00, а затем мы должны были отправиться на обед. Внеплановая проверка винтовок внесла свои коррективы в наши планы, потребовав от нас дополнительного времени на чистку оружия, чтобы соответствовать требованиям нового лейтенанта.
Младший капрал Кивени носил гранатомет М-79 в качестве своего оружия T/O (table of organization)[5]. На проверке винтовок такому оружию было не место, и стафф сержант Уильямс заявил Кивени, что в этом случае он должен будет явится со своей М-16. Кивени хранил свою М-16 в рундуке под вешалкой и, обнаружив ее среди своего дополнительного снаряжения 782, увидел, что она покрылась ржавчиной и была грязной с тех пор, как ее положили в рундук несколько недель назад.
Когда Кивени узнал, что М-16 - единственное оружие, которое будет осматривать наш новый лейтенант, он поспешил в душ, прихватив с собой М-16. Мы не находили ничего плохого в том, чтобы брать свои М-16 в душ, когда возвращались с заданий, и с помощью горячей мыльной воды[6] часто начинали чистку винтовки с хорошего очищения, пока мылись. Мелкие части ударно-спускового механизма винтовки брали с собой, разбирался и заливался WD-40[7] или другим чистящим растворителем в цинке из-под боеприпасов.
Потратив на душ больше времени, чем обычно, Кивени поспешил вернуться в отсек группы, переоделся в соответствующую форму, а затем начал приводить свое оружие в порядок для осмотра. В 12:50 стафф сержант Уильямс объявил построение на осмотр винтовок. Кивени опоздал и встал последним, приготовившись к тому, что наш взводный сержант впервые представит взвод новому командиру взвода.
Мы построились по группам, и когда лейтенант Уильям Синглтон, прихрамывая, встал перед строем, все еще в гипсе, наложенном после несчастного случая на наклонной веревочной переправе "скольжение ради жизни", стафф сержант Уильямс приказал взводу приготовиться. Лейтенант проинструктировал стафф сержанта Уильямса о том, что он будет сопровождать его во время осмотра, а сержант Гарсия должен делать соответствующие записи, фиксируя все несоответствия, обнаруженные во время осмотра.
Лейтенант начал подробный осмотр винтовки с капрала Бишопа. Он отметил вслух, что "ваш мундир грязный, на ваших очках все еще видны следы зеленой краски "камми", на вашей форме есть несколько дыр, которые нужно залатать, а ваши ботинки не начищены".
Пока лейтенант осматривал винтовку капрала Бишопа, он задал ему несколько вопросов на общие военные темы, проверяя знания Бишопа и отмечая его способность отвечать на вопросы под стрессом. Наш командир группы быстро и правильно ответил на вопросы лейтенанта. Закончив с винтовкой Бишопа, лейтенант обратился к стафф сержанту Уильямсу, сказав, что состояние и чистота оружия "заслуживают внимания".
Лейтенант повернулся лицом вправо, сделал один шаг вперед, остановился, повернулся лицом влево и встал прямо передо мной. Моим оружием по Т/О был автоматический кольт 45 калибра, и к моему счастью, старший сержант Уильямс потратил некоторое время на то, чтобы подготовить меня к "осмотру оружия" с пистолетом. Точные движения, конечно, отличаются от тех, которые выполняются с табельной винтовкой, и лейтенант, должно быть, был застигнут врасплох, когда я выполнял движения по отведению затвора назад и осмотру патронника пистолета, прежде чем предоставить оружие ему для детального осмотра. Я потренировался, чтобы порадовать взводного сержанта.
Лейтенант повернул голову в сторону сержанта Гарсии, который выполнял свои обязанности взводного, ведя список замеченных несоответствий.
"Грязный мундир, отсутствующие пуговицы на его рубашке, не начищенная бляха, а каблуки его ботинок нуждаются в замене. Его пистолет безупречен".
Критические замечания лейтенанта по поводу состояния нашей формы одежды были достаточно громкими, чтобы их услышал каждый морпех в строю. Было очевидно, что он был своего рода перфекционистом, и хотя наш общий внешний вид его разочаровал, он был доволен тем вниманием, которое мы уделили своему оружию.
"Док, сколько времени вы потратили на чистку этого пистолета?"
"Думаю, около получаса, сэр".
"Сколько времени вы потратили на подготовку вашей формы?"
"Я потратил не так много времени на свою форму, сэр".
"Почему?"
"Я считаю, что иметь чистый пистолет или чистую винтовку важнее, чем начищенные до блеска ботинки или пришитые все пуговицы на карманах, сэр".
"Это правда, да?"
"Да, сэр, так точно".
"Тогда, может быть, вы просветите меня, почему вы так думаете?"
"Ну, сэр, я думаю, что вам лучше знать, что мы можем разобрать винтовку или пистолет и сохранить их чистыми и исправными, чем тратить время на чистку ботинок, которые испачкаются через десять минут, или пришивание пуговиц, которые мне не нужны".
"Что значит, не нужны?"
"Сэр, эти пуговицы не отвалились, я их срезал, потому что они мешают, когда мне нужно быстро залезть в карман".
Мой ответ, похоже, удовлетворил его любопытство, и он не стал продолжать свой допрос. Он просто посмотрел на меня, а затем повернулся направо, чтобы расположиться перед младшим капралом Кивени.
Когда лейтенант подошел к Кивени, то стал нетерпеливо ждать, пока тот представится и выполнит действия по предоставлению своего оружия готовое к осмотру. Он выхватил М-16 из рук Кивни и начал громко комментировать, что он нашел в винтовке не так. "Грязный приклад, грязный прицел, грязный корпус магазина, грязная мушка, грязный пламегаситель[8]". Затем он посмотрел в ствол винтовки и, прищурившись, сказал: "И ствол тоже грязный".
Последней частью оружия Кивени, которую лейтенант Синглтон хотел осмотреть, был патронник. Очевидно, он увидел что-то в патроннике или рядом с ним, что вызвало его любопытство, и это заставило его просунуть мизинец правой руки вверх и внутрь узкого патронника, при этом он повернул палец. Он вынул мизинец из камеры и поднес его близко к носу, изучая инородное вещество, которое намоталось на палец, как клубок упругой шерсти.
"Что это, черт возьми, такое?" Его вопрос не был задан никому конкретно, но старший сержант Уильямс и сержант Гарсия наклонились ближе, чтобы посмотреть, о чем он говорит.
"Кивени, ты знаешь, что это такое?".
"Никак нет, сэр, не знаю".
Его лицо стало багровы от гнева, а голос повысился от возмущения, лейтенант поднял дрожащий палец и прокричал: "Что это, черт возьми, такое?".
Я посмотрел на палец лейтенанта и сказал: "По-моему, это похоже на лобковые волосы, сэр".
Он удивленно посмотрел на меня. "Лобковые волосы? Лобковые волосы? Да забери ты эту чертову винтовку, младший капрал Кивени!". Когда Кивени взял винтовку из рук лейтенанта Синглтона, весь взвод начал ржать. Остановить его было невозможно. Сержант Гарсия начал сдавленно хрипеть, у стафф сержанта Уильямса заметно сжались челюсти. Он отчаянно пытался сохранить самообладание, но это было бесполезно. Заклятие строгой формальности было разрушено обнаружением лобковых волос внутри винтовки Кивени.
Наш новый лейтенант вышел из первой шеренги, все еще пытаясь стряхнуть волосы с мизинца правой руки. Он испытывал отвращение, был убит тем, что нашел внутри M-16 Кивени, и испытывал профессиональную растерянность из-за потери самообладания. Что еще хуже, он не просто отошел, а захромал, и это сделало событие еще более уморительным.
Стафф сержант Уильямс смотрел на всех нас и изо всех сил старался не реагировать на юмор в катастрофе на осмотре винтовок, но это ему не удавалось. Он распустил свой взвод и последовал за лейтенантом, надеясь убедить своего нового начальника, что это был единичный случай. Мы ждали разъяснений.
Кивени положил свою винтовку в длинную металлическую раковину, которая обычно использовалась в начале. Он положил винтовку над одним большим сливным отверстием, и когда вода слилась, весь мусор в раковине прошел через магазин и патронник M-16 Кивени. Он прибыл на построение взвода, так и не заглянув в патронник своей винтовки, пока лейтенант не достал его.
Наш новый командир взвода больше никогда не проводил по уставу осмотр оружия. Мы ещё не догадывались, что это общее построение взвода было в последним. Кроме того, это был один из последних случаев, когда мы вместе обсуждали юмористическую ситуацию. Через несколько дней восемь разведывательных групп 3-й отдельной разведывательной роты были направлены на патрулирование в долину Ашау.

[1] Линейного подразделения КМП
[2] Гид взвода (platoon guide) — это должность, но не звание в армии и корпусе морской пехоты США. Гид задает направление и темп марша.
[3] slide-for-life - скольжения для жизни, "горка-жизнь". Наклонная веревочная (Навесная) переправа. "Троллей", "Тирольский траверс", "Полиспаст".
[4] jungle penetrator - проникающее устройство (для приема человека вертолетом), сбрасываемое через кроны деревьев
[5] table of organization (таблица организационной структуры) согласно штатному расписанию.
Стрелковое оружие закрепляется за личным составом подразделений под личную роспись в ведомости закрепления оружия за личным составом
Выдача оружия и боеприпасов, а также оптических (электронно-оптических) приборов личному составу подразделения осуществляется по книге выдачи оружия и боеприпасов роты
[6] Старый способ чистки стволов охотничьих ружей
[7] WD-40 дословно переводится как "water displacement" - вытеснитель воды. Жидкость предназначалась для вытеснения воды из труднодоступных для других инструментов трещин и каверн и создания антикоррозийного слоя - без смазывания.
На половину жидкость состоит из мощного растворителя Стоддарда, он же "Уайт-спирит". При попадании на пластиковую, резиновую или покрытую лаком поверхность, растворитель оставляет следы и проникает вовнутрь через трещины.
Согласно TM10698 A-10/1 (стр 60) запрещено использовать для чистки оружия WD-40 и Tri-Flow.
[8] ДТК, дульный тормоз компенсатор


Вернуться наверх
Не в сети Профиль  
 
СообщениеДобавлено: 23 янв 2023, 21:31 

Зарегистрирован: 08 май 2018, 19:11
Сообщений: 250
Команда: нет
ДОЛИНА АШАУ (НАЧАЛО)

В ДЕКАБРЕ 1969 ГОДА 3-Я ОТДЕЛЬНАЯ РАЗВЕДЫВАТЕЛЬНАЯ РОТА находилась в оперативном подчинении генерал-лейтенанта Германа Никерсона-младшего, командующего III амфибийными силами морской пехоты флота, штаб которого располагался в Дананге. Генералу Никерсону необходимо было точно знать, какие северовьетнамские подразделения действуют в долине Ашау и каковы их маршруты входа и выхода.
Празднование Нового года по лунному календарю, праздника Тет, должно было состояться в последний день января, и генерал Никерсон не хотел, чтобы коммунисты напали на американские войска в I корпусе, как это случилось во время знаменитого "Тетского наступления" годом ранее.
Летчики-уорент-офицеры 2-го эскадрона 17-го воздушно-кавалерийского стали постоянными посетителями оперативного отдела в штабе нашей роты в ноябре, и им было поручено спланировать и обеспечить вертолетную поддержку, необходимую для ввода и вывода наших групп в долине Ашау, запланированных на два месяца до наступления Тет.
Долина Ашау находилась далеко за пределами любой артиллерийской поддержки, и это означало, что на запрос нашей группы о поддержке артиллерийским огнем можно было ответить только поддержкой с воздуха. Расстояние и гористая местность между долиной Ашау и Фубай также означали, что вся радиосвязь нашей группы будет зависеть от одного радиорелейного узла, который должен быть установлен и защищен внутри долины.
С рассветом тринадцатого декабря 1969 года три самолета морской пехоты F-4B Фантом (Phantom)s были привлечены для удара по вершине с отметкой 883, расположенного на восточной стороне долины Ашау, на полпути между старыми французскими аэродромами Табат и Ашау. Этот скоординированный план также предусматривал формирование сопровождения армейских "Хьюи" для высадки трех групп из состава 3-й ОРР на вершину 883. После того, как вершина горы будет захвачена, морские пехотинцы построят и будут оборонять место радиосвязи 292, известное как Zulu Relay ("Зулусская эстафета"), что позволит перебросить три наши оперативные группы в долину. Информация о ходе патрулирования будет приниматься на высоте 883, а затем передаваться обратно в Фубай.
Первый день новой операции начался очень неудачно. Морская поддержка с воздуха подоспела вовремя, бомбы попали в склон и вершину горы 883, как и планировалось, но эта первая атака не смогла уничтожить зенитные установки армии Северного Вьетнама засевшей в ожидании.
Когда первый "Хьюи" начал свой заход на вершину 883, два замаскированные советских 12,7-миллиметровых зенитных пулемёта[1] открыли огонь с соседнего не повреждённого склона горы, расположенного менее чем в пятистах метрах. Ведущий "Хьюи" получил четыре пули калибра 12,7 в кабину из плексигласа, разнеся голову пилота в заднюю часть его собственного "Хьюи". Эта птичка, в которой находились пилот, второй пилот, два армейских бортовых пулеметчика и одна разведгруппа из шести человек, бешено вращалась, пока второй пилот тщетно пытался вырвать управление из рук мертвого пилота. "Хьюи" завалился на бок в зоне приземления и сразу же начал зарываться.
Второй армейский "Хьюи", следовавший за головной птицей, сразу же попал под обстрел из тех же пулемётных установок, он тоже разбился и сгорел прямо за обломками головной птицы. Один армейский легкий вертолет наблюдения (LOH, что означает "вьюн"), к приблизившись к месту крушения, был подбит вражеской реактивной гранатой из РПГ-7, и взорвался в воздухе, как хорошо сбитая тарелочка, в результате чего мгновенно погибли находившиеся в нем два армейских пилота-уорент-офицера.
Через несколько секунд шесть морских пехотинцев были ранены, а трое из состава армейской авиации погибли. Морпехам, выжившим после крушения первых двух вертолетов, удалось спасти оборудование связи 292 из двух горящих "Хьюи". Когда по радио прозвучал сигнал о необходимости дополнительной поддержки с воздуха, морские пехотинцы на высоте 883 окопались и начали возводить площадку для радиопередачи, организовывать оборону в ожидании прибытия вертолетов для эвакуации раненых и погибших.
Группа "Змеи" была переброшена в северо-восточную часть долины Ашау примерно в 07:00 того же утра. Мы были свидетелями бомбардировки высоты 883 и последующего сбития трех армейских вертолетов, когда сидели в нашем "Хьюи" и облетали район рядом с точкой ввода. Мы должны были наблюдать за долиной Ашау и немедленно сообщать обо всех случаях обнаружения вражеской активности на радиорелейную станцию на высоте 883. Нам предстояло провести в джунглях пять дней.
Кеглер, Бишоп, Кивени, Сильва, Фурхман и я находились на площадке не более десяти минут, когда услышали первый винтовочный выстрел с вершины горы в нескольких сотнях ярдов от нас. Нас высадили на небольшой открытой площадке у основания длинного выступа, который постепенно поднимался от основания долины к вершине, возвышавшейся над нами более чем на две тысячи футов (609,6 м.). Мы предполагали, что нам понадобится весь день, чтобы подняться на вершину горы и оборудовать наблюдательную позицию, но звук одиночного винтовочного выстрела быстро изменил наши планы.
Мы никак не могли понять, кто стрелял, откуда и почему. Рядом с нами не было никакого боестолкновения и никакой дальнейшей стрельбы. У нас не было причин открывать ответный огонь. Наши вопросы возникли автоматически. Обнаружило ли нас подразделение противника? Был ли одиночный выстрел сигналом для другого подразделения, или это был выстрел нервного и недисциплинированного молодого солдата NVA, притаившегося в месте засады? Продолжать ли нам двигаться дальше или оставаться в укрытии и временной безопасности?
Бишоп продержал нас на позиции еще полчаса, в ожидании. Мы не слышали никаких других звуков, не видели никакого движения, но когда мы возобновили свой долгий подъем вверх по склону, мы могли только надеяться, что не попали в хорошо спланированную засаду.
Кустарник, через который мы прошли в месте нашей высадки, теперь уступил место открытой местности, покрытой деревьями, что требовало от нас увеличивать дистанцию между собой по мере продвижения. Общаться друг с другом на таких больших расстояниях было трудно, потому что наши сигналы и жесты было сложно передавать, принимать и четко понимать. Плохая альтернатива - передвижение нашей группы на более близкое расстояние друг к другу - открывала перспективу того, что мы все погибнем в одной хорошо подготовленной вражеской засаде.
К полудню мы переместились на новую позицию более чем на полпути вверх, и наша остановка позволила нам оглянуться на долину. Это было прекрасное место. Вершины гор были окутаны тонкими белыми облаками, но солнце продолжало светить сквозь них, открывая взору огромную пышную зеленую долину. Мы могли видеть несколько высоких водопадов, которые каскадами низвергались со скалистых седловин горного хребта на противоположной стороне долины. Это был Лаос.
Здесь было совершенно тихо, за исключением криков черной вороны или других птиц джунглей, и это был хороший знак.
Мы долго изучали новую местность, отмечая такие ориентиры, как уникальные по конфигурации вершины гор, заметные дороги, водопады и несколько больших зеленых открытых участков, которые казались возделанными полями. Эта длинная долина в Южном Вьетнаме была одним из самых красивых и спокойных мест, которые кто-либо из нас когда-либо видел. Долина Ашау могла бы легко сойти за Эдемский сад.
К позднему вечеру мы расположились на скалистом выступе чуть ниже гребня горной вершины. С уступа открывался беспрепятственный вид на дно долины, и когда вечерние облака начали сгущаться вокруг нашей вершины, мы с изумлением наблюдали, как в отдельных местах на широком пространстве долины стали появляться точки света. Огни были неподвижными, не похожими на фары движущегося автомобиля, но то, что мы увидели их так много в районе, который принадлежал и управлялся армией Северного Вьетнама, вызвало серьезное беспокойство.
Нам удавалось поддерживать хороший радиоконтакт с ретрансляционной площадкой с момента посадки вертолета, и, несмотря на ситуацию, сложившуюся на вершине с отметкой 883, связисты всегда были на связи. Наше сообщение о наблюдении огней в долине было немедленно передано в Фубай, и вскоре в ответ на наши сообщения поступило распоряжение о нанесении на карту всех мест расположения огней и координат всех видимых троп и дорог.
Бишоп хотел иметь возможность наблюдать и докладывать о видимых тропах и дорогах в ночное время. Мы взяли с собой два оптических прицела Starlight[2] именно для этой цели. Прицел Starlight можно было закрепить на прицельной планке винтовки М-16 или держать в руке. Прицел представлял собой четырехкратный прибор, работающий как электронный усилитель изображения. При самом ограниченном освещении обеспечивалось очень хорошее восьмиградусное поле зрения. Через окуляр прицела Starlight мы могли наблюдать за огнями внизу в долине и сообщать, какие из них погасли, а какие остались гореть или двигались. Прошло совсем немного времени, прежде чем мы поняли, что окружены огнями. Когда вечерний туман сомкнулся вокруг нас, мы начали слышать что-то новое - звук отдаленных ударов молота.
Радиочастоты нашей разведгруппы были известны родственным группам, и мы могли прослушивать разговоры, которые велись между другими группами и местом проведения ретрансляции. Это был один из способов информирования нас о том, что происходит в тылу и с нашими родственным группами, не захламляя ограниченные радиочастоты.
Наше радиосообщение о том, что звучало как удары молота, вызвало большой интерес у людей в тылу. Радисты на ретрансляционной площадке на вершине 883 ранее сообщили, что они готовят свои оборонительные позиции, но они также выразили беспокойство по поводу возможности стать целью для вражеского минометного обстрела и наземной атаки. Присутствие морских пехотинцев на вершине горы 883 было известно всем жителям долины Ашау ранее в течение дня, и по мере того, как послеполуденный свет сменялся вечерними сумерками, сообщения группы наблюдения об огнях и звуках ударов молота давали морским пехотинцам на ретрансляционной площадке веские основания для беспокойства за собственную безопасность. Мы могли спрятаться, они - нет.
Зона разведки нашей группы находилась почти в пяти милях (8,05 км.) к северу от вершины 883, и хотя у нас была хорошая связь с местом ретрансляции в пределах прямой видимости, мы не могли оказать им реальной помощи, если бы они стали целью прощупывания пехоты. Мы перебрались в нашу гавань и переждали ночь.
Второй день начался с того, что Бишоп получил сообщение, в котором нам предписывалось держаться ближе к нашей временной базе. Две другие разведывательные группы также сообщили, что видели огни ночью, и нам было приказано наблюдать за различными дорогами и тропами на предмет их возможного использования северовьетнамцами в течение дня. Когда мы сидели на нашем НП, мы услышали звуки одиночных винтовочных выстрелов, доносившихся из разных мест на дне долины. Мы могли только предположить, что эти выстрелы были своего рода сигналом "все чисто", который использовали NVA, двигавшиеся по скрытым тропам. К позднему вечеру второго дня мы сообщили, что было произведено не менее дюжины сигнальных выстрелов.
Вечером второго дня пошел дождь, и наша способность сообщать об огнях в долине снизилась с ухудшением видимости.
Ранним утром третьего дня с ретрансляционного пункта пришло радиосообщение с приказом перебраться на гребень горы и начать разведку небольшой долины. Ночью непрерывно шел дождь, и из-за скользкой земли наше продвижение было очень медленным.
Кеглер двинулся к естественному повороту местности, а Бишоп, шедший на некотором расстоянии позади него, подал мне сигнал "Внимание". Я по цепи передал сигнал "Внимание" Кивени и стал ждать следующего шага Бишопа. Он двинулся вперед к тому месту, где в последний раз видели Кеглера, и затем исчез. Я подождал несколько минут, прежде чем подойти к тому месту, где когда-то стоял Бишоп. На земле были видны его следы, но я не видел ни Бишопа, ни Кеглера впереди себя. Я подал сигнал Кивени, что двигаюсь вперед, чтобы найти их, и попросил его подойти ко мне.
Я начал двигаться вокруг большого выступа покрытой лианой скалы с рюкзаком, плотно прижимаясь к стене скалы. Земля была покрыта мягкой, но густой растительностью, похожей на папоротник, и она продолжала выдерживать мой вес, пока я медленно продвигался вперед. Вдруг растительность разверзлась под моими ногами, и я упал вниз на двадцать футов (6,1 м.). Рядом со мной лежали Кеглер и Бишоп, оба страдали от того, что из них выбило дух, но в остальном не пострадали. Мое падение было точно таким же, как у Кеглера и Бишопа. Если повезет, Кивени скоро присоединится к нам троим.
Кеглер и Бишоп сразу же подошли ко мне, чтобы помочь встать на ноги, и проверили, не получил ли я травму при внезапном падении. Я не пострадал, но я знал, что Кивени, Фурхман и Сильва все еще оставались над нами, и они собирались повторить то же падение. Расстояние между нами не позволяло каждому из них услышать падение того, за кем он следовал. Ситуация становилась скорее забавной, чем опасной.
Пройдет всего несколько минут, и любопытство Кивени возьмет верх, и он двинется вперед, чтобы узнать, что со мной случилось. Бишоп посмотрел на часы и подал сигнал "минута" Кеглеру и мне, пытаясь предсказать время внезапного появления нашего М-79 с высоты двадцати футов (6,1 м.), и это произошло именно так.
Преимущество нахождения на мягкой земле внизу давало нам возможность наблюдать за тяжелым ковром растительности над нами, когда он внезапно уступал место весу человека, несущего шестидесятифунтовый (27,22 кг.) рюкзак. Когда Кивени достиг точки предела прочности, он тут же рухнул вниз, приземлившись в кучу у наших ног. Через две минуты таким же образом появился Фурхман.
Мы не могли удержаться от смеха. Закрыв рот руками, чтобы нас не услышали, мы стояли со слезами на глазах и смеялись над беспомощностью единственного человека, которому оставалось только упасть и присоединиться к нам.
Сильве дали один из прицелов Starlight для переноски в рюкзаке, но вместо того, чтобы положить прицел внутрь рюкзака, он приторочил тяжелый прицел сверху на рюкзак. Теперь мы впятером стояли в стороне, не в силах предупредить Сильву о том, что должно произойти.
Сильва весил около 140 фунтов (63,5 кг.), меньше, чем все остальные в группе. Это небольшое преимущество в меньшей массе тела позволило ему перебраться через участок, где провалились мы вчетвером, но, тем не менее, твердь разверзлась под Сильве.
Разница в падении Сильвы заключалась в том, что когда он падал вперед, тяжелый вес его рюкзака в верхней части тела привел к тому, что он упал головой вниз. Его левая нога застряла в кроне небольшого дерева на высоте восьми футов (2,44 м.) над землей. Эта внезапная остановка на время замедлила его падение, но, однако привела к тому, что прицел Starlight ударил Сильву по затылку, оглушив его. Он висел на дереве без сознания вверх ногами.
Зажимая руками, рты мы не могли сдержать наш смех. Это было уморительно. Мы месяцами патрулировали вместе, не издавая лишних звуков. Мы гордились тем, что храним молчание, но в этот раз это не помогло. Мы выпустили все наружу.
Когда нам удалось снять Сильву с дерева, мы с облегчением обнаружили, что кроме его гордости ничего не пострадало, а на затылке у него образовалась шишка размером с яйцо. Он пришел в себя, когда висел вниз головой.
Наш смех длился не дольше, чем требуется для рассказа об этом инциденте, но мы были обеспокоены тем, что наш смех могли услышать, поэтому еще несколько минут оставались там, где приземлились, прежде чем продолжить спуск по крутому склону горы.
К полудню третьего дня Кеглер привел нас к просвету, который расширялся в старое выжженное место. Очертания единственной тропы были хорошо видны, когда она выходила на открытое пространство со дна долины. Мы передали по радио на ретрансляционную станцию наше новое местоположение и отправились наблюдать за тропой. К концу дня мы не увидели ничего, кроме небольшого стада кустарниковых свиней, копошившихся у основания деревьев на краю прогалины в джунглях. Мы отошли от нашего НП к месту гавани в нескольких сотнях ярдов от него.
Вечер третьего дня принес в долину Ашау еще более сильный дождь, и наш радиорелейный пункт подготовил нас к тому, что из-за прогнозируемой плохой погоды задание может быть продлено еще на один день.
Четвертый день наблюдения за тропой ниже нас прошел без происшествий, но оперативная служба в Фубае хотела, чтобы мы оставались на нашем НП для ведения наблюдения. Мы перебрались в четвертую гавань. (Мы никогда не использовали одну и ту же базу дважды). Проливные дожди по-прежнему ограничивали наше наблюдение.
Наше новое место в гавани давало группе лучшее укрытие, чем предыдущие позиции, поскольку там был небольшой выступ скалы, который давал нам возможность укрыться от дождя. В нем могли разместиться только три человека, но это было приятным облегчением от постоянного ливня, и мы использовали это место для приготовления и приема горячей пищи в течение дня.
После двух дней наблюдений за тропой, в течение которых мы ничего не заметили, нам приказали продолжить движение к внешним границам нашей разведывательной зоны. Изучив карту, Бишоп выбрал легкий маршрут, который должен был пройти еще два клика от нашего текущего положения. Мы переупаковали наше снаряжение и начали выдвигаться утром шестого дня нашего пребывания в джунглях. Никаких признаков NVA мы не видели, не слышали винтовочных выстрелов и звуков молота.
Ближе к вечеру шестого дня мы достигли внешнего края нашей зоны разведки и смогли взглянуть вниз на дно долины Ашау и на одно из зеленых возделанных полей, которые мы видели в бинокль и о которых сообщали в первый день.
На самом деле они были возделаны и явно обрабатывались кем-то для выращивания разнообразных овощей. Сорняки, которые когда-то конкурировали с овощами, были вялыми и коричневыми там, где их выдернули из земли и отбросили в сторону от огорода. Видна была бамбуковая оросительная система, идущая от края джунглей прямо на возделанное поле. Эта восточная система орошения основана на самотечный водовод, берущий начало на возвышенности. По толстым бамбуковым трубам текла горная вода. Они были закреплены на срезанных стеблях бамбука в форме большой буквы X, расположенных вдоль склонов с небольшими интервалами и заканчивающихся на краю возделываемых полей. Мы передали по радио координаты и описание поля и подошли достаточно близко, чтобы сфотографировать уникальную находку, надеясь, что эвакуация с вертолета позволит своевременно проявить пленку нашего фотоаппарата.
Бишопу приказали установить еще один НП, и мы начали шестой день, наблюдая за возделываемыми полями с расстояния в несколько сотен ярдов. К концу дня мы никого не увидели, однако сообщили о нескольких винтовочных выстрелах, которые слышали в течение дня. Когда мы двинулись обратно к возвышенностям и безопасному месту новой гавани, в долине Ашау начались проливные дожди.
Ночью мы получили развёрнутый прогноз погоды от морских пехотинцев с "Зулусской эстафеты" (Zulu Relay), и поскольку ожидалось, что погода не изменится, по крайней мере, в течение двадцати четырех часов, наша эвакуация была отложена на следующий день. Хотя эта новость не была тем, что кто-либо из нас хотел услышать, с этим ничего нельзя было поделать. Из-за сильного дождя мы не могли наблюдать за возделанными полями или за любой другой территорией на большом расстоянии, поэтому нам оставалось только сидеть и ждать перемены погоды.
Полдень седьмого дня не принес никакого послабления от дождя. Сидеть под дождем, не имея возможности говорить, и ждать, когда погода прояснится, и наши вертолеты смогут забрать нас, было невыносимо не только нам, но и другим группам.
Утомленный перспективой оставаться на месте в течение нескольких часов, Бишоп передал "Зулусской эстафете", что мы собираемся проверить происхождение бамбуковой системы полива. Бамбуковые опоры уходили обратно в район, который находился в зоне нашей разведки. Если повезет, мы сможем узнать больше о том, кто использовал и охранял эту ирригационную систему.
Кеглеру дали новое направление по компасу, которое он должен был соблюдать, и теперь, удаляясь от возделанных полей, мы начали долгий, медленный подъем к восточному краю реки Шау. Мы прошли через местность, густо заросшую лианами "подожди-ка минутку"[3], которым было дано соответствующее название. Эти зелено-желтые растения джунглей имели маленькие черные крючки, которые торчали по всей длине лозы. Крючки были достаточно прочными, чтобы прорвать наше тяжелое снаряжение, так что у наших легких вещей не было никаких шансов на выживание. Борьба с лианами была проигрышной, и к тому времени, когда мы пробрались через них, на нашей одежде появилось достаточно порывов, чтобы понять, что наша форма будет непригодна для использования после возвращения в район расположения роты.
Это была наша стандартная тактика - медленно пройти несколько сотен ярдов, а затем остановиться, осмотреться и прислушаться. Эти короткие остановки давали нам возможность отдохнуть, а главное - изучить местность, через которую мы проходили. Обычно именно во время таких остановок мы могли заметить важные детали местности, на которые просто не обратили бы внимания, пока мы были в движении.
Бишоп и Фурхман осматривая перед собой местность, с помощью биноклей 7x50 и заметили, что на деревьях расположены две хижины, похожие на два хорошо сделанных дома на деревьях. Бишоп быстро передал информацию по рации и сообщил, что мы останемся на новой позиции, чтобы посмотреть, используются ли хижины.
К позднему вечеру мы не видели никого, кто бы приближался или покидал территорию вокруг хижин. На страницах своего блокнота Кивени сделал несколько набросков двух строений. Бишоп решил рискнуть и переместить группу ближе, чтобы он и Кеглер могли увидеть, что находится внутри.
Мы медленно продвигались сквозь просвет между деревьями, который их осветил, и как только мы оказались в позиции, позволяющей прикрыть Бишопа и Кеглера от любого, кто приближается с обратной стороны джунглей, они переместились на место под двумя деревьями, которые удерживали хижины над землёй.
Не было никаких других признаков недавнего использования, никаких выброшенных бумаг, оборудования или боеприпасов. Вторая хижина была оборудована так же, как и первая, за исключением нескольких новых конических панам, сделанных из пальмовых листьев, которые были оставлены на полу хижины. На стене висела одна хорошо подержанная масляная лампа.
Мы решили, что это место, вероятно, использовалось как место отдыха NVA или, возможно, неизвестными людьми, которые ухаживали за возделанными полями, но больше нам ничего не удалось узнать.
Мы ушли так же тихо, как и пришли, удаляясь от небольшой поляны, обнаружили место, где участки бамбука были свеже-срублены, сложены и накрыты пальмовыми листьями.
Возможно, эти небольшие предметы были частью ответа на вопросы о звуках рубки и множестве огней, которые мы слышали и видели несколько дней назад. Бамбуковая ирригационная система, безусловно, требовала обслуживания и замены старых и сломанных секций бамбуковых поливочных труб, а старые масляные лампы, очевидно, были источником некоторых огней, которые мы наблюдали в долине. Здесь, по крайней мере, было то, что казалось хорошим материальным доказательством недавней активности в этом районе.
К вечеру Кеглер привел нас в другую гавань, и Бишоп передал по рации наш отчет о ситуации "Зулусской эстафете". Когда он заканчивал радиопередачу, ему сообщили, что ночью должен был закончиться дождь. Люди в тылу хотели знать, будем ли мы на позиции и готовы к эвакуации, назначенной на 06:00. Рекомендованные координаты точки эвакуации находились менее чем в пятистах метрах от нашей позиции.
Новость о нашей возможной эвакуации была очень приятной. Более семи дней патрулирования двенадцатикликовой разведывательной зоны под постоянным дождем начали сказываться на физическом состоянии членов группы. Самой большой проблемой были наши ноги, потому что мы всегда подклеивали наши полевые брюки к ботинкам, чтобы пиявки и ночные насекомые не попадали на наши ноги. Ношение двух пар зеленых носков помогало защитить наши ноги, но когда они намокали, носки действовали как мокрая губка и вызывали состояние, известное как "иммерсионная стопа"[4]. Единственное средство от этого состояния - тщательно высушить ноги и нанести на пораженные места порошок для ног[5]. Это было невозможно сделать в джунглях, и нам пришлось бы ждать, пока мы все вернемся в Фубай, прежде чем мы смогли бы избавиться от этой проблемы.
Примерно в 06:00 утра 20 декабря 1969 года на нашей радиочастоте раздался голос пилота одного армейского "Хьюи", который называли "птицей погоды".
"Группа "Змей", группа "Змей", это метеорологическая птица Майк два семь. Прием. Прием". С этими несколькими словами мы поняли, что наш выход из долины Ашау обеспечен. Мы вернулись на взлетно-посадочную полосу в Фубай до 08:00,и с нетерпением ожидали начала группового подведения итогов и поиска рождественского угощения.
Нас встретили майор Ли, капитан Хислер и лейтенант Коффман, а когда мы все встали, чтобы покинуть кубрик после подведения итогов, майор Ли сказал: "На следующее задание вы возьмете с собой еще двух морских пехотинцев - лейтенанта Синглтона и переводчика с вьетнамского языка. Вы отправитесь утром на следующий день после Рождества".

[1] 12,7-мм зенитные пулемёты ДШК
[2] «Starlight Night Vision» («ночное зрение при свете звёзд» — англ.). в 1967 году США начали использовать во Вьетнаме ПНВ AN/PVS-2, установленный на винтовке М16А1
[3] Wait-a-minute – растение "подожди-ка минуту" - это общие названия множества колючих растений, которые цепляются за прохожих. Эти названия произошли от того факта, что стебли или другие части растения имеют многочисленные крючковатые шипы, которые имеют тенденцию цепляться за прохожих; человек на крючке должен остановиться («подождите минутку»), и осторожно удалить шипы, чтобы не пораниться и не разорвать одежду.
[4] Траншейная стопа – это поражение дистальных отделов ступней, возникшее на фоне высокой влажности и низкой, но не минусовой температуры. Впервые была описана во время Первой мировой войны у солдат, которые долго находились в сырых окопах.
[5] Тальк, детская присыпка.


Вернуться наверх
Не в сети Профиль  
 
СообщениеДобавлено: 23 янв 2023, 21:42 

Зарегистрирован: 08 май 2018, 19:11
Сообщений: 250
Команда: нет
КОНТАКТ!

НАША группа планировала посетить службу в канун Рождества в маленькой часовне авиакрыла, а затем совершить долгожданный поход в клуб для военнослужащих, чтобы посмотреть кино, однако наш командир группы только что вернулся с совещания по поводу нового задания и решил довести до нас кое-какую оперативную информацию, прежде чем мы разбредемся по территории роты. Пока мы сидели и ждали, когда капрал Бишоп вернется в отсек взвода, в наш кубрик пришли два морских пехотинца и присоединились к нам. Первый лейтенант Синглтон привел с собой младшего капрала, чтобы тот присутствовал на совещании группы капрала Бишопа.
Капрал выглядел испуганным.
Было необычно, что кто-то посторонний присутствовал при обсуждении наших планов по выполнению задания. Стафф сержанта Уильямса всегда приглашали присутствовать вместе с нами на групповых совещаниях, потому что он вместе с нами и двумя другими группами роты бегал по джунглям. Майору Ли, капитану Хислеру и лейтенанту Коффману все группы оказывали одинаковое уважение, но этот визит был чем-то новым. Пока они вдвоем подтягивали табуреты (банки) и доставали свои зеленые блокноты, в отсек вошел Бишоп.
"Причина, по которой я созвал это совещание группы, заключается в том, что мы должны обсудить правила нашей группы, прежде чем мы отправимся в джунгли с двумя новичками. Восемь человек в любом разведывательном патруле создают ряд проблем, которых нет в группе из шести человек, поэтому, если вы потерпите меня несколько минут, сэр, я расскажу вам, как мы действуем, перед всеми бойцами моей группы, чтобы не было вопросов, когда мы окажемся на месте.
"Я - командир группы, и то, что я говорю в джунглях, выполняется, независимо от того, кто старше меня по званию. Младший капрал Кивени - наш заместитель командира группы, и именно он будет говорить вам, когда можно есть, когда можно срать, когда можно спать и когда вы будете дежурить на радиостанции. Док является "действующим медиком" в этой группе, и то, что он говорит, относится ко всем вопросам, связанным с первой помощью и здоровьем любого члена группы. Кеглер - пойнтмен, и он ведет группу в соответствии с моим магнитным азимутом и своим здравым смыслом. Мы были вместе каждый день, как одна команда, в течение четырех месяцев, и мы не хотим, чтобы нелепая ошибка нового члена привела нас к каким-либо неприятностям, а тем более стоила нам жизни. Завтра утром мы выйдем со всем нашим снаряжением, чтобы я проверил снаряжение и рассказал о специфике нашей задачи. Прибыть сюда в 07:30 со всем своим снаряжением и не опаздывать".
После этого заявления Бишоп представил лейтенанту и младшему капралу других членов группы. Затем Бишоп объявил Фурхману, что тот будет отвечать за безопасность младшего капрала. После этого он встал и вышел из отсека, а остальные последовали за ним. Подойдя к медпункту роты, и войдя внутрь, зная, что ни лейтенант, ни младший капрал не идут следом, Кивени начал говорить.
"Бишоп, я не могу поверить в ту короткую речь, которую ты произнёс в отсеке. Что на тебя нашло?".
"Первый лейтенант Коффман отвел меня в сторону после совещания командного состава в отделе S-3 и поручил мне взять их к себе. Синглтон пришел к нам от ворчунов, но у него нет реального разведывательного опыта, а младшего капрала направили к нам из разведывательного отдела, потому что он ходил в школу вьетнамского языка. Предполагается, что он владеет вьетнамским языком на уровне десятого класса, но он ни разу не был в боевых действиях ни одного дня. Вы будете чувствовать себя комфортно в долине Ашау, присматривая за этими двумя?".
Мысль Бишопа была понята сразу. Мы привыкли считать, что после стольких месяцев службы вместе мы можем положиться друг на друга. Нам было нелегко взять на себя ответственность за одного новичка и оказать ему то доверие, которое мы автоматически оказывали друг другу. Теперь мы должны были принять двух новичков и подготовить их к работе в джунглях в течение двух дней.
Мы никак не могли повлиять на ситуацию. Лейтенант получил разрешение от командира роты на участие в патруле, а Бишоп не высказал никаких возражений. Младший капрал мог бы пригодиться, если бы мы когда-нибудь подберёмся достаточно близко, чтобы подслушать разговор между северовьетнамскими солдатами, но мы сильно сомневались, что это когда-либо произойдет. Мы обсудили предстоящие изменения и, в конце концов, смирившись с ситуацией, покинули лазарет и отправились в часовню. Теперь у нас было больше причин молиться о божественном проведении, чем раньше.
На службе в канун Рождества присутствовали практически весь личный состав роты. Наблюдая за мужчинами ежедневно, можно было подумать, что никто из них не считает себя слишком религиозным, но это было не так. Каждый из нас обычно искал своего Бога по-своему и в свое время, но всеобщий душевный подъем от этой конкретной службы укреплял каждого члена группы и, соответственно, всю роту.
Когда закончилось рождественское служение, мы всей группой отправились из часовни в клуб для военнослужащих, где планировали посмотреть фильм "Гран-при"[1]. Маленький клуб был местом сбора всех морских пехотинцев в свободное от службы время, а канун Рождества превратил задуманное празднование в особый случай. Пиво, как обычно, стоило двадцать пять центов, попкорн был бесплатным, а фильм должен был стать главным украшением праздника.
Когда свет в клубе был погашен, киномеханик запустил фильм для заполненного зала. Фильм шел всего две минуты, когда экран внезапно погас. Это немедленно вызвало громкие возгласы и выкрикивание длинных эпитетов, направленных на сексуальные предпочтения матери киномеханика. Было очевидно, что благочестие тех из нас, кто присутствовал на рождественской службе, затерялось где-то между часовней и мужским клубом для военнослужащих.
Когда свет снова включили, киномеханик, какой-то бедный капрал морской пехоты, изумленным голосом объявил: "Нет фильма!". Кто-то вклеил фрагмент фильма "Гран-при" на коробку с пустой пленкой, которую обменяли на предыдущий фильм, демонстрировавшийся в нашем клубе. Опасаясь за свою жизнь, капрал объявил, что у него есть еще один фильм, но без названия, который он может показать вместо "Гран-при". Эта новость лишь на время успокоила толпу, но уже через несколько минут свет снова погас, и на экране появилось название "Поцелуй другого шейха".
Это был фильм класса "Б" об англоязычном арабском шейхе, который покупал белокурых, голубоглазых американок, чтобы пополнить ряды своего гарема. Невероятная глупость сюжета фильма была переплюнута только ужасной игрой актеров. Это был не лучший фильм для показа более чем пятидесяти морским пехотинцам из 3-й отдельной разведывательной роты, которые злились на то, что их обделили лучшим фильмом, и налегали на дешевое пиво.
Из темноты через переполненный зал был брошен боевой нож K-bar, который вонзился в стену, служившую экраном для фильма. Нож попал в лицо главного героя, в клубе включился свет, а кинопроектор загадочным образом перевернулся на бок. Начальник клуба попытался восстановить порядок, но его крики остались без внимания. Тогда начальник объявил, что закрывает клуб. Полные и наполовину выпитые банки пива полетели в экран, и начался массовый исход, морпехи опрокидывали столы, покидая клуб. Крики "убей начклуба" и "громи гавёный клуб" раздавались на улице, пока мы уныло брели обратно в отсек взвода.
Вечер оказался не совсем потерянным, потому что во время нашего отсутствия стафф сержант Уильямс получил входящую почту для взвода. Там, на стеллажах по всему отсеку, лежали посылки и письма из дома. Вскоре на полках появились банки с копчеными моллюсками, Kool-Aid[2], домашнее печенье, пропитанные ромом фруктовые пирожные и другие лакомства, которые были упакованы в несвежий попкорн. Еды было более чем достаточно, чтобы утолить голод каждого во взводе. Мы отпраздновали Сочельник 1969 года с размахом и сообща, потому что мы были членами одной семьи, которой мы были.
Рождественское утро мало чем отличалось от любого другого утра в расположении роты. Вернувшись после завтрака с камбуза, мы начали приводить себя в порядок для проверки снаряжения Бишопом. Фурхман проделал большую работу, взяв под свое крыло унтер-капрала-лингвиста и готовя его к заданию в долине Ашау, но мы все были удивлены, узнав, что он не будет присутствовать на смотре.
От Фурхмана мы узнали, что когда переводчик вернулся в роту с камбуза, он был вызван добровольцем для участия в шоу Боба Хоупа USO[3] в Кэмп-Игл. Ротному Ганни нужны были люди, чтобы заполнить внеплановую квоту на шоу, и когда переводчик проходил мимо строя морских пехотинцев, направлявшихся в армейский лагерь, ему приказали подняться на борт грузовика. Несмотря на его отсутствие, проверка снаряжения прошла вовремя. Бишоп знал, что Фурхман отсутствовал, чтобы вступиться за младшего капрала, и нам придется ждать его возвращения с шоу USO, прежде чем завершить тщательный осмотр снаряжения.
В 17.00 младший капрал и полдюжины других удачливых морских пехотинцев вернулись в расположение роты с шоу USO. Днем мы писали письма домой, и проводили окончательную подготовку к выходу в джунгли. Фурхман немедленно схватил лингвиста за шиворот и провел остаток вечера, обучая его тонкостям укладки снаряжения, после чего прочитал короткую лекцию о том, как никогда больше не забывать ставить в известность командира своей группы о своём местонахождении.
Бишоп назначил итоговый инструктаж для группы на 20:00 и начал совещание с описания нового района, который мы будем патрулировать, а также с того, что мы можем встретить в течение следующих шести дней в долине Ашау. Время подъема было назначено на 07:00, что означало ранний прием пищи, контрольный осмотр и проверку оружия перед отправкой на взлетно-посадочную полосу к ожидающему нас "Хьюису".
На это утро была запланирована высадка трех разведывательных групп, и в этот раз погода обещала быть хорошей. Мы привыкли к патрулированию во время проливных дождей, которым подвергался Южный Вьетнам, и наша способность вести патрулирование и наблюдение[4] всегда снижалась из-за плохой погоды. То, что утро началось с ясного неба и яркого солнца, было необычайно хорошим знаком.
Наша разведывательная группа из восьми человек, полностью загруженная для длительного пребывания в джунглях, занимала больше, чем обычно, места в «Хьюи» воздушно-кавалерийского. Мы не могли разделить группу на две части, поэтому пилот решил снять одного бортового стрелка, чтобы освободить нам необходимое пространство. В дополнение к трем группам, направлявшимся в долину Ашау, несколько "Хьюи" несли пополнение запасов продовольствия, воды, почты и дополнительных боеприпасов для морских пехотинцев, сидевших на вершине "Zulu Relay". Как обычно, майор Ли и первый лейтенант Коффман находились на борту командно-диспетчерского "Хьюи", чтобы наблюдать за высадкой групп, эвакуацией групп в боевой обстановке и проводить воздушную разведку над другими участками долины Ашау.
Девятикилометровый квадрат, составлял нашу разведывательную зону, включая точку высадки на возвышенном плато, находящуюся менее чем в четырехстах метрах к востоку от границы с Лаосом, к западу от заброшенной взлетно-посадочной полосы Шау, известной на наших картах как Тхуонг Луонг (Thuong Luong)[5]. Наша задача заключалась в наблюдении за сетью троп, которая, как предполагалось, была одним из лучших маршрутов проникновения северовьетнамских солдат из безопасного Лаоса в Южный Вьетнам.
Когда мы вылетели из Фубай и направились на северо-запад, нас встретили два вертолета "Кобра" морской пехоты, назначенные в качестве нашего сопровождения. Кобры всегда были желанным зрелищем, а их арсенал ракет Zuni, 40-миллиметровых гранат и миниганов калибра 7,62 делал их более чем способными подавить любой вражеский огонь с земли, который мог быть в зоне высадки или рядом с ней. Мы вошли в южное устье реки Шау и были встречены туманом, который покрывал восточную сторону долины. Туман должен был скрыть наше появление, и если повезет, нашу высадку вряд ли заметят, когда мы по спирали будем спускаться вниз и окажемся на зеленом плато. Мы совершили один ложный заход, снизившись и пройдя по узкой лощине в полумиле от намеченной зоны высадки. Пилот повернул вертолет в сторону юго-западного края Ашау и посадил нас на небольшой травянистый холм, расположенный в шестистах метрах над дном долины. Пилот и бортовой стрелок показали нам большой палец вверх, и мы ушли в джунгли, пока он взлетал, чтобы присоединиться к другим "Хьюи".
Наш первый привал для отдыха был в нескольких сотнях ярдов к югу от точки высадки, поднявшись и преодолев отметку девятьсот метров по карте, мы сделали остановку, чтобы осмотреться и послушать, восстанавливая силы, потерянные во время подъема. Связь с Zulu Relay была хорошей, и когда Бишоп сообщил им наше местоположение, они упомянули, что получают пополнение из армейских "Хьюи".
Согласно нашим картам, старая тропа проходила рядом с ручьем через очень узкую лощину примерно в четырехстах метрах ниже нашей позиции. Бишоп хотел, чтобы мы заняли позицию и наблюдали за тропой и ручьем, надеясь обнаружить частых северовьетнамских путешественников и сообщить об их передвижении по рации на Zulu Relay. Мы двинулись вниз по склону к ручью и услышали шум журчащей воды. Подойдя к ручью, мы обнаружили, что старая тропа, отмеченная на наших картах, все еще находится на дальнем берегу.
Единственный способ узнать, используется ли эта тропа вообще, - это провести фактический ее осмотр. Для этого двое из нас должны были переместиться к правому и левому краю тропы и обеспечить охрану, в то время как двое других морпехов двинулись бы вперед, чтобы осмотреть тропу. Остальные члены группы должны были оставаться на месте и быть готовыми среагировать, если кто-то появится на любом конце тропы. Бишоп подал сигнал Сильве занять правый фланг тропы, Кеглер занял левый фланг, а мы с Бишопом пошли вперед, чтобы осмотреть тропу.
Следы частого и активного использования были очевидны. Были хорошо видны отпечатки обуви, а также следы от покрышек знаменитых сандалий Хо Ши Мина[6], которые обычно носили северовьетнамские солдаты. На краю тропы в грязи затвердели два тонких следа от велосипедов. Мы собрали несколько образцов почвы, отметили количество следов разного размера и их расположение и вернулись туда, где нас ждали остальные члены группы. Точно определив местоположение тропы, Бишоп связался с радиорелейной станцией и сообщил о нашем новом местоположении. Остаток дня мы провели, наблюдая за тропой, но никто не прошел мимо нас. Наш первый день закончился впечатляющим видом солнца, заходящего за горы, которые обозначали лаосскую границу.
К наступлению сумерек мы переместились к месту нашей гавани, после чего Бишоп велел Сильве и Кеглеру взять с собой переводчика, чтобы ознакомить его с тем, как расположить и маскировать наши PSID и мины "Клэймор". Когда они вернулись в гавань, был составлен список ночных радиовахт. Капрал должен был дежурить после меня с 01:00 до 02:00.
Незадолго до полуночи Кеглер разбудил меня и дал мне несколько минут, чтобы сбросить паутину сна с моих мозгов, после чего вручил мне трубку радиостанции и приемник PSID. Кеглер сказал мне, что за ночь было получено только одно сообщение от ретранслятора Zulu Relay. Они сообщили, что видели огни на дне долины. Начался сильный дождь, и как обычно, наши PSID реагировали на капли дождя, попадавшие на чувствительное оборудование.
Моя вахта на радиостанции тянулась очень медленно и осложнялась тем, что мне приходилось сидеть неподвижно, наблюдая и прислушиваясь к возможному приближению патруля армии Северного Вьетнама, а также тем, что я не мог ясно видеть сквозь залитые дождем очки, постоянно протирая их.
Место в гавани не давало возможности укрыться в густой и плотной растительности, к которой мы обычно стремились, потому что на возвышенностях росли в основном кустарник и высокие деревья. Каждый раз, когда мы перемещались на место нашей гавани, мы старались оставить себе достаточно дневного света, чтобы иметь возможность изучить ближайшую местность. Каждый участник группы точно знал, где спят остальные члены группы. Расположение деревьев, пней, кустов и, самое главное, характер местности отмечались каждым членом группы, потому что то, что в сумерках казалось деревом или пнем, в воображении того, кто ночью нес радиовахту, легко могло выглядеть как человек или группа людей.
Младший-капрал должен был заступить после меня на радиовахту. Процедуры, которые мы обычно использовали в радиовахте, были объяснены ему несколько раз до того, как мы покинули Фубай. Но это была его первая вахта. Когда на часах было 01:00, я разбудил его и, убедившись, что он проснулся и бодрствует, передал ему трубку радиостанции, приемник PSID и две "адских коробки" к минам "Клэймор". Сообщив ему, что я буду спать рядом с ним, но если у него возникнут вопросы или ему покажется, что он услышал что-то необычное, пусть разбудит меня.
Младший капрал постучал меня по плечу. Когда я приподнялся, он прошептал, что все четыре PSID регистрируют движение. На это я ответил, что они сработали из-за дождя, и что не надо беспокоиться об этом. Я лег обратно, но не прошло и двух минут, как он снова похлопал меня по плечу. "Док, мне кажется, я что-то слышу". Я приподнялся и прислушался к ночным звукам, но услышал только тихое шипение в радиотелефонной трубки и непрекращающийся дождь. "Что ты слышишь?"
Он прошептал, что ему показалось, что он услышал рубящий звук, доносящийся с возвышенности над нами. Немного прислушавшись, я такого звука не услышал. Тогда я сказал ему, что если он снова услышит шум, то пусть разбудит меня. Прошло несколько минут, и я снова почувствовал знакомое постукивание по плечу. Он прошептал: "Док, PSID перестали срабатывать, но дождь все еще идет. Как так?" Я объяснил, что во время дождя такое случается нередко. Иногда дождь не попадает на шпиндели датчиков, и они перестают срабатывать. Это объяснение, казалось, удовлетворило его, но не более чем через минуту он постучал мне и сказал, что ему показалось, что он снова услышал звук рубки. Мое терпение лопнуло, и я прервал его. "Я не сплю и нахожусь не более чем в двух футах (0,61 м.) от тебя. Я не слышу никаких чертовых звуков рубки. Если ты уверен, что что-то слышишь, тогда я разбужу Бишопа, и мы это проверим. Ты что-то слышал или нет?"
"Может, мне показалось, но я вроде бы что-то слышал".
Бишоп сел. "Что происходит?" Я объяснил Бишопу. Затем Кивени сел и поинтересовался, что происходит. Бишоп объяснил ему все. Мы вчетвером сидели и слушали минут десять, но не слышали ничего, кроме ветра и дождя.
Я посмотрел на часы и понял, что лингвист дежурил на радиостанции менее двадцати минут и успел разбудить половину группы своим беспокойством по поводу PSIDs и воображаемых звуков рубки. Его репутация нового члена группы портилась, но в его защиту я вспомнил, как не был уверен в себе, когда впервые заступил на радиовахту в демилитаризованной зоне. Осознание того, что ты отвечаешь за абсолютную безопасность семи спящих мужчин, - дело серьезное. Теперь никто из нас не мог заснуть, гадая, обоснованы ли опасения младшего-капрала. Наступило ноль двести (02:00 ч.), и Кивени, уже проснувшийся и рассерженный, принял владения. Остаток ночи прошел без происшествий.
Когда рассвело, над восточным краем долины Ашау появились голубые просветы, означавшие, что дождь нас покидает. Группа не спала, после завтрака мы почистили оружие, переоделись в новый камуфляж и стали ждать сигнала к выдвижению. Бишоп велел Кивени и мне снять PSID и мины "Клэймор", которые установили Сильва и Кеглер.
Лучшим способом найти PSID было пройти по проводам от гавани до датчиков. Поскольку длина провода не превышала ста футов (30,48 м.), работа не заняла бы много времени, даже если бы мы не были теми, кто их установил. Кивени оставил свой М-79 у Кеглера и взял винтовку дозорного вместо 40-миллиметрового гранатомёта.
Первая коричневая пара проводов "Клэймор" уходила из гавани на крутой подъем в шестидесяти футах (18,29 м.), а затем поворачивала вниз к линии гребня. Кивени медленно двинулся вперед и подал сигнал "Стоять", когда достиг скрытого датчика. Посмотрев налево и направо, он жестом приказал мне медленно идти вперед и присоединиться к нему. Датчик и Клэймор были хорошо укрыты, не более чем в четырех футах (1,22 м.) от хорошо натоптанной тропы. Вдоль тропы виднелись свежие отпечатки обуви, а ступеньки были вырыты, чтоб облегчить ходьбу. Кивени решил не снимать "Клэймор", и мы, оставив PSID и мину "Клэймор" там, где они были спрятаны, вернулись в гавань и доложили Бишопу о том, что нашли.
Мы провели ночь менее чем в ста футах (30,48 м) от края тропы, которой пользовались северовьетнамцы. Все-таки младший капрал был прав! Не было никаких сомнений, что звуки, которые он слышал, издавали лопаты северовьетнамских солдат, когда они вырубали ступеньки вдоль поднимающейся тропы. Датчики зафиксировали движение NVA ночью, но мы настолько привыкли к тому, что датчики срабатывают во время дождя, что предпочли проигнорировать возможность того, что враг может двигаться так близко к нам во время ливня.
Бишоп связался с Zulu Relay и сообщил о ситуации, сказав, что он намерен переместить группу ближе к тропе, чтобы наблюдать за движением по ней в течение дня. Затем он поговорил с переводчиком и успокоил его, сказав, что тот был прав, разбудив нас, пока он был на вахте. С тех пор как он присоединился к группе, его считали лишним багажом, но теперь на него смотрели несколько иначе.
Решение Кивени оставить мины Клэймора и PSID на месте сыграло нам на руку, поэтому, когда мы расположились для наблюдения за тропой, мы знали, что защищены от любого приближения к нам. К 11:00 мы не получили никаких новых сигналов от датчиков, поэтому Бишоп решил, что будет разумнее двигаться параллельно тропе. По количеству свежих отпечатков обуви, которые мы видели в грязи, нам стало ясно, что ночью здесь прошло большое подразделение. Мы также знали, что северовьетнамцы обычно отдыхают днем, а ночью перемещаются, чтобы избежать обнаружения с неба. Идя параллельно тропе, у нас был отличный шанс обнаружить их базовый лагерь, а затем запросить поддержку с воздуха, чтобы уничтожить их.
Бишоп связывался по рации PRC-77 с Zulu Relay, когда он приказал мне и лейтенанту Синглтону двигаться вниз по склону и снять два PSID и мины "Клэймор". Мы оставили наши рюкзаки остальным членам группы, а сами с лейтенантом во главе стали продвигаться вперед к тропе. Когда мы были примерно в пятидесяти футах (15,24 м.) от края тропы, лейтенант подал мне сигнал, чтобы я подошел к тому месту, где он остановился. Когда я остановился рядом с ним, он сказал: "Ночью я покинул место в гавани, чтобы сделать "контрольный вызов"[7]. Думаю, что я прошел недалеко от тропы, но я не знал, что она там была. Я не очень хорошо его замаскировал и оставил на земле много туалетной бумаги".
Мне было неприятно слушать то, что он мне говорил, учитывая, что его глупый поступок мог стоить нам жизни, если бы его ошибку заметил один из северовьетнамских солдат, который мог сойти с тропы по той же причине. "Если вы знаете, где это место, то идите и замаскируйте его, я прикрою вас отсюда, сэр". Он двинулся влево от того места, где я стоял на коленях, а я наблюдал за ним, пока он шел вдоль проволоки вниз по склону к месту, где были спрятаны PSID и мина "Клэймор". Он не стал останавливаться и ничего не маскировал, а быстро вернулся с датчиком и миной "Клэймор".
"Док, я прикрою тебя, пока ты достанешь второй PSID и "Клэймор". Если ты найдешь место, где я сделал сброс, ты замаскируешь его?". Я утвердительно кивнул и двинулся за вторым PSID, в то время как лейтенант Синглтон двинулся вперед, чтобы прикрыть мою левую сторону, защищая меня от любого, кто приблизится с правой стороны тропы. Я отошел от него всего на тридцать футов (9,14 м.), когда заметил белую бумагу, лежащую на зеленой поверхности джунглей. Это была его маленькая ошибка, которую мог видеть весь мир!
Вторая мина "Клэймор" и PSID были спрятаны не более чем в двадцати футах от неё. Я мог просматривать правую сторону тропы примерно на двадцать футов (6,1 м.) и направился туда, где был спрятан PSID, затем оглянулся туда, где в последний раз видел лейтенанта. Он сигнализировал мне. Его правая рука быстро переместилась ото рта к уху — он мог слышать голоса, приближавшиеся к нам с левой стороны. Затем он указал на свою винтовку, давая понять, что собирается стрелять, и нырнул за большой куст, недалеко от того места, где у тропы была спрятана первая мина "Клеймор". Я не мог его толком разглядеть и никак не мог понять, что он собирается делать.
Я быстро переместился вправо и присел в кустарнике не более чем в пяти футах (1,52 м.) от края тропы. Ни одно другое место, которое я смог увидеть, не давало лучшего укрытия. Бишоп, Кивени, Говард, Сильва, Кеглер и Фурхман находились в шестидесяти футах (18,29 м.) позади меня и понятия не имели о том, что сейчас произойдет. У меня не было возможности узнать, сколько NVA приближается и с какой скоростью они передвигаются.
Я перевел переводчик огня своей M-16 в положение "автоматический", вынул свой 45-й калибр из наплечной кобуры и стал ждать. Я молился, чтобы, если повезет, это были только два или три северовьетнамских солдата, двигавшихся по тропе, и чтобы лейтенант пропустил их. Затем я услышал их голоса.
Я сидел абсолютно неподвижно, мой взгляд был прикован к точке справа от меня, в надежде разглядеть, кто приближался. Голоса становились все ближе и по-прежнему доносились с правой стороны тропы, недалеко от того места, где прятался лейтенант. Я знал, что если он откроет по ним огонь, то их внимание будет обращено на него, а я смогу выбраться из кустов и открыть огонь по ним вслепую. Голоса становились все ближе, но лейтенант не стрелял. Отлично, подумал я, он собирается пропустить их мимо, а когда они пройдут мимо меня, мы присоединимся к группе и уберемся подальше от этого места.
Голоса становились все ближе, но я все еще не мог разглядеть приближающихся людей. Я начал думать, не рассредоточились ли они, или не приближаются ли они ко мне сзади. Тем не менее, я не шелохнулся. Мой разум метался в мыслях о том, что делать. Я слышал, как они приближаются ко мне, все еще по тропе, и был уверен, что они были достаточно близко ко мне, чтобы пройти мимо лейтенанта Синглтона.
Моя винтовка лежала передо мной, и была направлена вперед, на того, кто подойдет ко мне спереди. Но что, если они подойдут ко мне сбоку? Я бы не смог их увидеть. Раздались голоса. Через несколько секунд тот, кто говорил, проходил прямо передо мной. Затем наступила тишина. Они перестали двигаться. Почему они замолчали? Увидели ли они Синглтона? Видели ли они меня? Видели ли они результаты утреннего звонка Синглтона и разбросанную повсюду белую бумагу? Наверное, причина была в этом. Что они теперь собирались делать?
Я уловил движение слева от себя; это был темно-зеленый цвет, который очень медленно двигался ко мне. Цветное пятно двигалось, раскачиваясь из стороны в сторону. Я узнал в нем очертания шлема. Он был не более чем в десяти футах (3,05 м.) от меня. Я попытался стать маленьким, не двигаясь. Я просто хотел, чтобы он ушел, но шлем продолжал медленно продвигаться вперед, пока не оказался почти прямо передо мной. Затем по нижнему краю шлема начал вырисовываться контур его лица. Его левая рука протянулась вперед и начала раздвигать ветви кустарника. Он наклонился вперед....
Оранжевая вспышка выстрела была последним, что он увидел. От выстрела из моей М-16 в автоматическом режиме северовьетнамский солдат отлетел назад и упал на левую сторону тропы. Я выкатился из кустов рядом с тропой справа от меня, надеясь, что он был первым солдатом в своей группе.
Я знал, что не израсходовал магазин, когда стрелял, и огляделся, не движется ли еще кто-нибудь в мою сторону. И вдруг я увидел его. Второй солдат упал на землю всего в нескольких футах позади первого. Он начал подниматься, чтобы бросить в мою сторону ручную гранату Chicom, и я сделал один выстрел, попав ему в левую часть груди. Удар пули сбил его с ног, и он упал слева от тропы. Его граната перекатилась через край тропы, не взорвавшись. Он поднялся на ноги и начал бежать обратно по тропе в направлении лейтенанта Синглтона. Видя лейтенанта, который стоял с винтовкой, направленной на северовьетнамского солдата, я снова выстрелил. На этот раз северовьетнамский солдат упал вперед и не двигался.
Вдруг земля между мной и лейтенантом взлетела на воздух. Я не мог сказать, произошло ли это от взрыва нескольких гранат или от попадания 40-миллиметровых выстрелов Кивени. Мы с лейтенантом оба упали на землю. Звуки автоматической стрельбы доносились оттуда, где скрывалась группа. Так же быстро, как и начался, огонь прекратился.
Группа, услышав первый выстрел моей автоматической винтовки, за которым последовал второй выстрел, быстро побежала вниз, чтобы присоединиться ко мне и лейтенанту, когда они заметили трех северовьетнамских солдат, двигавшихся по тропе, то открыли по ним огонь. Северовьетнамцы внезапно развернулись и побежали обратно по тропе. Кеглер и Кивени прибежали к тому месту, где я стоял на коленях, с вопросом, есть ли еще кто-нибудь из них. Я сказал им, что не знаю, но велел Кивени следить за тропой справа от нас на случай, если кто-то появится, чтобы вступить в перестрелку. Мы с Кеглером выдвинулись туда, где упал первый северовьетнамский солдат.
Он лежал лицом вниз на тропе, а на спине его грязно-зеленой рубашки были видны следы от четырех пуль. Когда в него попали, сила отбросила его назад, а его винтовка и каска были откинуты на край тропы и упали в десяти футах (3,05 м.) от его тела. Когда Кеглер прикрыл меня, в памяти всплыло занятие по минам-ловушкам в Мемориальной школе Филда[8]. Я взял его за плечи, поднял, а затем снова опустил на землю. Никакой мины-ловушки. Кеглер опустился рядом с ним, мы перевернули его на спину и обыскали его рюкзак и карманы. Мы нашли пластиковый бумажник и еще один маленький пластиковый пакет, но на его форме не было никаких знаков различия или других отличительных знаков подразделения. Его тело сильно воняло затхлым запахом древесного дыма, и когда этот гнилостный запах в сочетании с липко-сладким запахом его крови попал мне в ноздри, меня начало тошнить.
Кеглер помог перевернуть тело мертвого солдата, и мы внимательно осмотрели его внешнее состояние и форму. Все еще чувствуя тошноту в животе, я положил кончики пальцев на его веки и закрыл их. Мне было жаль его.
Мы бросили его там, где он упал, и побежали к месту, где лежал второй мертвый северовьетнамский солдат, лицом вниз рядом с тропой. Бишоп и Сильва уже проверили его на предмет наличия мины-ловушки и, не найдя таковой, разрезали его рюкзак, чтобы изучить содержимое на предмет возможной информации. Его рюкзак рассказал интересную историю. Этот второй NVA был медиком. Его рюкзак был полон медицинского имущества, а лекарства и бинты, которые он нес, были маркированы на вьетнамском языке. На мой взгляд, ему было не больше двадцати лет, он был в хорошей физической форме, и его запах говорил о том, что он тоже провел много одиноких ночей в бункере, согреваясь только костром из дров.
Бишоп посмотрел на меня и спросил: "Кто в него стрелял?".
"Я стрелял в него, Бишоп, мой первый магазин полон трассирующих патронов, и если ты посмотришь на его грудь, то увидишь, что единственный след на нем - это входное отверстие оранжевого цвета у основания шеи".
Я надеялся, что мое объяснение капралу Бишопу разрешит то, что, как я полагал, станет проблемой между мной и лейтенантом по вопросу "кто стрелял в Джона?"[9].
Но какая теперь разница? Были гораздо более важные проблемы, чем ввязываться в спор об ответственности за убийство. Мертвый есть мертвый.
Капрал Бишоп поддерживал постоянный контакт с "Zulu Relay" с момента первых выстрелов. Они узнавали о происходящем почти так же быстро, как это происходило, и морские пехотинцы на радиорелейной площадке передавали роте, что мы находимся на связи.
Наша позиция была раскрыта сразу же после первых выстрелов, и теперь нам угрожала опасность преследования со стороны северовьетнамцев. Мы знали, что они воспользовались тропой на хребте и что трое из них убежали от выстрелов, но мы не могли знать, сколько их может подойти к нам с обоих концов тропы. Бишоп подытожил все несколькими словами. "Давайте убираться отсюда к чертовой матери, а обо всем этом мы поговорим позже".
Когда мы бежали обратно вверх по склону к месту, где было сложено наше снаряжение, мы услышали звук, похожий на тихий плач. Мы застыли на месте, потому что звук был совсем рядом. Может быть, еще один северовьетнамский солдат был ранен и уполз? Бишоп и Кивени выдвинулись вперед к кустам, откуда доносился шум. Подойдя ближе, Бишоп обнаружил, что младший капрал свернулся калачиком и плакал.
"Док, поднимись сюда и посмотри, что с ним".
Я подошел и увидел, что переводчик сильно дрожит и плачет. Я спросил его, не был ли он ранен. Он поднял голову и сказал: "Нет, я не ранен. Я просто боюсь, что мы не выберемся из этого".
Бишоп наклонился вперед и сказал: "Если ты сейчас же не встанешь и не наденешь свое дерьмо, ты из этого не выберешься!".
Скоропалительная засада длилась меньше минуты. Обыск двух мертвых солдат и их рюкзаков занял менее трех минут, и теперь мы спешили надеть рюкзаки и уйти с гребня в сторону от места засады. Кеглер повел нас с хребта вправо от места засады, и как только он исчез из поля нашего зрения, мы услышали, как его M-16 стреляет короткими очередями. Этот звук сочетался с лязгом автоматов АК-47.
Выкрик "Контакт с фронта" прозвучал для всех нас, и мы немедленно заняли свои позиции, готовые к стрельбе. Мимо нас пробежал Кеглер, и когда он опустился на землю, то крикнул, что он наткнулся на группу из шести северовьетнамских солдат, бегущих к нам по тропе. Когда он выстрелил в них, они спрыгнули с тропы и побежали вниз по склону крутого хребта, отстреливаясь от него, пытаясь укрыться.
Бишоп сбросил рацию и снял свою мину "Клэймор", оснастив ее взрывателем с таймером (timed fuse)[10], и вернулся в центр нашего боевого порядка между Кивени, лейтенантом Синглтоном и переводчиком. Он приказал Кеглеру вывести нас с линии хребта и подальше от старого места засады. Когда Кеглер выдвинулся, взорвалась мина "Клэймор", и наш темп ускорился. Мы бежали рысью[11], чтобы выйти из района, как вдруг Кеглер подал сигнал "замри" и опустился на колено, стреляя из винтовки вниз по склону. Бишоп передал по радио на "Zulu Relay", что мы "снова в контакте". Двигаясь мимо меня, он сказал, чтобы я не спускал глаз с переводчика на случай, если он "сойдет с ума".
Кеглер снова подошел к Бишопу и сообщил ему, что он открыл огонь по другой группе северовьетнамских солдат, направлявшихся в нашу сторону. На этот раз единственное место, куда нам оставалось двигаться, было за линию хребта. Мы перестроились в наш обычный походный порядок, Кеглер по-прежнему возглавлял колонну. По мере продвижения вниз по склону становилось все труднее удерживать дистанцию.
Мы знали, что, по крайней мере, две группы северовьетнамских солдат приближаются к нам с двух разных направлений, и, уходя с гребня, мы подвергались опасности, что сверху на нас будут бросать ручные гранаты Chicom. Нам нужно было остановиться и найти скрытую позицию, которая позволила бы нам спрятаться, ждать и слушать, не приближается ли кто-либо.
Кеглер и Бишоп проделали отличную работу, сохраняя спокойствие, пока группа дважды вступала в контакт с северовьетнамскими солдатами, а морские пехотинцы на точке ретрансляции "Zulu Relay" были в курсе того, что с нами происходит, однако когда Бишоп передал по радио свой запрос о помощи, он быстро узнал, что наша непосредственная поддержка с воздуха недоступна из-за погодных условий в Фубай - они были затянуты проливным дождем, не могли видеть, чтобы летать, и дождь направлялся вглубь страны, к нам.
Когда мы спустились по крутому склону горы, Кеглер вывел нас на небольшую ровную площадку, достаточно большую, чтобы мы могли сформировать небольшую, но хорошо замаскированную оборону. Мы остановились, чтобы подождать и послушать.
Если повезет, северовьетнамцы не заметили нашего продвижения вниз по склону хребта, и им потребуется некоторое время, прежде чем они организуются и начнут искать нас, но мы были уверены, что как только они обнаружат своих мертвых товарищей на вершине хребта, они приложат все усилия, чтобы выбить нас из укрытия.
Бишоп достал из пачки сигарету и прикурил. Настало время задать несколько вопросов о том, что привело нас в эту ситуацию в первую очередь. Бишоп спросил: "Док, что случилось, когда ты пошел снимать Клэйморы?". Я объяснил ему, что именно произошло, начиная с рассказа лейтенанта о его позднем ночном звонке, а затем я рассказал ему о поспешной засаде, которая не должна была состояться. Бишоп записал некоторые детали в свой блокнот. Мы знали, что все это будет обсуждаться с майором Ли, капитаном Хислером и лейтенантом Коффманом в Фубае.
К тому времени, когда разговор закончился, мы все достаточно успокоились, чтобы понять, насколько нам повезло. События на гребне хребта произошли так быстро, что все мы, включая переводчика, забыли о страхе и делали именно то, что отрабатывали на занятиях по отработке действия при внезапной встрече с противником. Наше везение было основано на наших индивидуальных реакциях, полученных в результате бесчисленных часов тренировок по спасению жизни и быстрому реагированию.
Сидя близко друг к другу, выжидая и прислушиваясь, мы наблюдали за Кеглером, когда он достал один из пластиковых пакетов, которые он взял из кармана первого мертвого солдата NVA. Он развернул его, поднес к лицу, открыл и его быстро вырвало. В пакете был нуок мам (nuoc mam) - соус, которым вьетнамцы приправляли свою пищу. Его делали из перебродивших рыбьих кишок, и подобно хорошему вину Каберне, чем больше его выдержка, тем он лучше, по мнению тех, кто его использовал. Кеглер, очевидно, не принадлежал к их числу, и от его запаха ему стало плохо.
Бумажник мертвого солдата остался у меня, и после того, как я посмотрел выступление Кеглера, я открыл его довольно осторожно. В нем было несколько непогашенных марок и несколько купюр из красной бумаги. Я спросил переводчика, знает ли он, какова стоимость этих денег. Посмотрев на купюры, он сказал, что марки могут стоить больше, чем долларовые купюры. Кроме того, внутри пластикового бумажника было сложено несколько страниц незаконченного письма, а между страницами письма лежал бледно-голубой носовой платок с двумя сцепленными сердцами, вышитыми в центре. На одном из них было аккуратно выведено имя жены покойного. Я положил платок и письмо обратно в бумажник и отдал его переводчику, чтобы он прочитал его позже.
Прошло не менее часа с тех пор, как мы заняли оборонительную позицию, но мы ничего не видели и не слышали. Не желая испытывать судьбу, Бишоп решил, что мы останемся на месте, и передал свою информацию морским пехотинцам на Zulu Relay. Наверное, к лучшему, что Бишоп решил остаться на месте. Несомненно, нервы у всех были напряжены. Мы уже много раз были рядом с врагом. Мы даже уничтожили их с научной точки зрения с помощью артиллерийского огня и непосредственной поддержки с воздуха, как нас учили, но встречаться лицом к лицу с северными вьетнамцами не входило в нашу задачу. Это было открытым приглашением быстро умереть. Они владели долиной, а мы были незваными гостями на их заднем дворе. В конечном счете, нам предстояло заплатить цену за то, что мы сделали.
Мы поужинали холодной едой, затем почистили оружие и составили расписание ночных радиовахт. Я не думаю, что кто-то из нас был способен заснуть. Слишком многое произошло в короткий срок, чтобы можно было хорошо выспаться. Каждый из нас видел, как быстро может наступить смерть.
Бумажник мертвого солдата, его незаконченное письмо с неиспользованными марками и маленький синий носовой платок ничем не отличались от того, что каждый из нас носил с собой в джунглях. Теперь эти личные вещи находились в руках вражеского чужеземца и никогда не будут воспользованы и не найдут дорогу к его семье. Мы гадали, постигнет ли подобная участь какую-нибудь вещь из наших карманов.
Ближе к полуночи Бишоп находился на радиовахте, и то, что он услышал, встревожило его настолько, что он разбудил всю группу. Мы сидели и прислушивались к звукам ударов, доносившихся высоко на линии хребта, и предположили, что северовьетнамцы хоронят своих мертвецов. Звуки их строительства продолжались более часа, прежде чем прекратились. К рассвету мы получили сообщение о необходимости двигаться к южному краю нашей разведывательной зоны и готовиться к эвакуации.
Темные дождевые тучи снова накатились на долину Ашау, и их появление означало, что вероятность того, что ранним утром нас доставят на вертолете, была не более чем пятьдесят на пятьдесят. Единственным положительным аспектом приближающегося ливня было то, что шум нашего движения будет перекрыт, а способность NVA видеть нас уменьшится.
Наша позиция для эвакуации, известная как наша третья база, находилась более чем в тысяче метров от места, где мы скрывались накануне. Чтобы добраться до точки эвакуации, потребовалось бы не менее двух часов карабканья по крутой местности. Мы выдвинулись когда не было ещё 06:00. К 07:00 мы вышли на крутой склон, где сделали привал, чтобы отдохнуть и послушать несколько минут. Нам оставалось перебраться через последний выступ, прежде чем мы окажемся на позиции, достаточно близкой к нашей точке эвакуации, чтобы дождаться подхода нашей эвакуационной птички. Ориентация и крутые склоны ложбины мешали радиоприему, поэтому мы начали выбираться из ложбины, лейтенант Синглтон случайно оперся о большую, трухлявую пальму для опоры. Гнилое дерево не выдержало, и при падении большая часть пальмы откололась и рухнула на правую ногу переводчика. Он попытался увернуться от падавшего куска пальмы, но это не помогло. Когда я подошел к нему, его нога была под большим куском сухой пальмы, а сам он испытывал сильную боль. В надежде отвлечь его от мучительной боли, я сказал: "Я знал, что ты хочешь выбраться отсюда живым, но зачем ждать до последней минуты, чтобы нанести себе травму?". Похоже, он не понял юмора в том, что я ему сказал.
С помощью своего K-bar лейтенант Синглтон помог мне вытащить ногу переводчика из-под пальмы. Нам потребовалось почти десять минут, прежде чем мы смогли вытащить младшего капрала из-под дерева. Мы уложили его на землю, чтобы осмотреть степень травмы. Его нога была сломана, и он никак не мог продолжить подъем и выбраться из лощины.
Бишоп спустился вниз, где мы с лейтенантом сидели рядом с переводчиком. "Что мы можем сделать?"
"Ну, Бишоп, как я вижу, мы можем сделать только одну вещь. Одному из нас придется убить его, потому что никто не захочет тащить его и все его снаряжение отсюда". Капрал Бишоп понял, что я шучу, но, судя по выражению его лица, переводчик не был так уверен. "Все, что мы действительно можем сделать, Бишоп, это разделить все его снаряжение в группе и нести его".
Подъем из лощины занял не менее получаса, и когда мы достигли ровной местности, то остановились. Несмотря на то, что переводчик был маленьким, он казался сделанным из свинца. Мы практиковались в переноске друг друга во время отработки приемов быстрого реагирования еще в расположении роты в Куангчи и Фубай, но эти тренировки никогда не длились в лучшем случае более нескольких минут. Поднять и нести раненого становилось непосильной ношей для всей группы. Наша скорость передвижения замедлилась, мы мгновенно потеряли двадцать пять процентов нашего охранения и огневой мощи, и если бы мы стали нести его по очереди, это вымотало бы всех людей в течение нескольких часов. Во время передышки Кивени придвинулся ко мне и сказал: "Может быть, ты был прав в первый раз, доктор, когда предложил одному из нас убить его".
Как только мы вытянули, основная рация Бишопа заработала нормально, пока он переговаривал с "Zulu Relay", остальные отдыхали, воспользовались передышкой. Но известие, которое он получил, было не тем, что он ожидал услышать. Ему сказали, что для любой возможной эвакуации доступна только метеорологическая птица, но метеорологическая птица взяла с собой трех новых пилотов для ознакомительного полета, что сделало эвакуацию нашей группы невозможной. Бишоп передал информацию о травме переводчика, и теперь было принято решение, что он будет единственным, кого заберет метеорологическая птичка, которая должна быть в нашей зоне в течение двадцати минут. У нас не было выбора в этом вопросе. Травмированный был обузой, и мы должны были вытащить его из долины. Все, что нам оставалось сделать, это доставить его к месту LZ и посадить на птичку, как только она приземлится.
Пока мы продолжали медленно спускаться по склону, на нашей основной радиочастоте появился пилот метеорологической птички. Пилот приближался к нашей позиции и сказал, что будет над нами в течение десяти минут, но, к сожалению, мы находились в таком месте, что для эвакуации можно было использовать только пенетратор для джунглей; площадка была слишком мала, чтобы "Хьюи" мог совершить посадку. Бишоп связался с пилотом, который, к счастью, имел на борту пенетратор и использовал его уже много раз.
Как только мы визуально увидели птичку, мы заставили переводчика встать и одели его во все его снаряжение, за исключением гранат, боеприпасов и еды. Мы также передали ему всю нашу фотопленку, документы и снаряжение, которое мы забрали у двух мертвых северовьетнамских солдат.
Армейская метеорологическая птичка прилетела прямо к нам с подключенным и готовым к работе пенетратором для джунглей. Когда стальное устройство опустилось на землю, мы перенесли капрала в точку прямо под вертолетом, зависшим в сорока футах (12,19 м.) над нами. Как только пенетратор опустился на землю, лейтенант Синглтон быстро потянул вниз три стальных лопасти, зафиксировав их на месте. Переводчик занял свое место на сиденье, а мы надежно пристегнули его к тросу. Мы помахали рукой командиру экипажа "Хьюи" и смотрели, как переводчика поднимают вверх и уносят от нас. Птица и младший капрал исчезли в считанные секунды. Это был последний раз, когда мы его видели.
Кеглер искал оптимальный путь отхода, и через несколько минут снова начался сильный ливень. Мы поднялись на возвышенность, чтобы продолжить наблюдение за следами северовьетнамцев.
Видеть удаляющегося младшего капрала было отрадно, как и знать, что у нас такая хорошая поддержка, что другие готовы рисковать жизнью ради безопасности одного из нас.
Мы продолжали скрываться от северовьетнамцев в течение еще двух дней, пока, наконец, во второй половине дня 31 декабря 1969 года нас не забрала метеорологическая птичка.

[1] «Большой приз», также известен как «Гран-при» — художественный фильм в жанре спортивной драмы, обладатель трёх премий «Оскар» — за лучшие спецэффекты, лучший звук и лучший монтаж.
[2] Американский бренд смеси ароматизированных напитков, принадлежащий компании Kraft Heinz, базирующейся в Чикаго, штат Иллинойс. Порошкообразная форма была создана Эдвином Перкинсом в 1927 году на основе жидкого концентрата под названием Фруктовый привкус.
[3] Рождественское шоу Боба Хоупа во Вьетнаме (15.01.1970) Боб Хоуп-Американский комик, актёр театра и кино, теле- и радиоведущий.
[4] Поисково-разведывательные действия
[5] На картах СССР и РФ - Аэродром Шау (разр) с разв. Шап (Асап)
[6] Подошву сандалий делали из автопокрышек
[7] Сходить в гальюн для дефекации
[8] В оригинале Field Memorial School, видимо опечатка, и речь идет о Field Medical Service School Школа Полевой Медицинской Службы
[9] 22 ноября 1963 года, в Далласе был убит 35-й президент США Джон Кеннеди
[10] взрывателем замедленного действия
[11] Dogtrot - собачьей рысью


Вернуться наверх
Не в сети Профиль  
 
СообщениеДобавлено: 23 янв 2023, 21:46 

Зарегистрирован: 08 май 2018, 19:11
Сообщений: 250
Команда: нет
ВАЖНО МНОГОЕ

КАПРАЛ МОСС БЫЛ ЗАМЕСТИТЕЛЕМ КОМАНДИРА ГРУППЫ в нашем взводе, когда ему объявили, что он отправится со своей группой в долину Ашау вместе с сержантом комендором Билодо. Ганни роты сопровождал Мосса, чтобы убедиться и отметить его способность работать в качестве нового командира группы. Ганни отслужил несколько боевых командировок во Вьетнаме и пользовался большим уважением среди морских пехотинцев 3-й ОРР. После возвращения из патруля он должен был предоставить лейтенанту Коффману и майору Ли подробный отчет о Моссе, и если он был положительным, то капрал Мосс назначался новым командиром группы. Этот процесс проверки и оценки проходил с каждым новым командиром группы.
Для этого патруля было назначено пять морских пехотинцев из третьего взвода, но Мосс искал шестого морпеха на роль стрелка, когда в роту на службу прибыл рядовой первого класса. Этот PFC служил с ворчунами к югу от Дананга, когда его эвакуировали в госпиталь под названием NSA (Naval Support Activity)[1] в Дананг для лечения от инфекции. Оттуда он был направлен в качестве замены в 3-ю разведроту. Я оказался в лазарете в тот день, когда прибыл PFC, и просмотрел его медицинскую карту, пока он проходил регистрацию, его карта рассказала о его прошлом.
PFC был высоким и долговязым и не постеснялся упомянуть, что он не по своей воле попал в госпиталь. Он не скрывал своей неприязни к разведке и сказал, что лучше бы он вернулся в NSA, чем к кучке сумасшедших ублюдков. Никто из других санитаров не обратил особого внимания на замечания PFC, но санитар госпиталя первого класса Годдард сказал ему, что в его же интересах будет, если он оставит свои высказывания при себе. Его отношение к делу наверняка приведет его к неприятностям.-
Рядового назначили в третий взвод, и через несколько часов он выяснил, что должен отправиться в долину Ашау с группой капрала Мосса. Они должны были отправиться на следующее утро.
По традиции, те из нас, кто не должен был отправиться в джунгли, пошли по грунтовой дороге к взлетно-посадочной полосе, чтобы проводить улетающие разведгруппы. Мы все улыбались тому, как быстро PFC был втянут в систему. Он стоял, сгорбившись, с пятидесятифунтовым (22,68 кг.) рюкзаком на спине и страхом в глазах.
Группа капрала Мосса должным образом покинула Фубай и должна была пробыть там всего четыре дня. Мы считали, что, если бы с нами был ганни Билодо, шансы Мосса на успех были бы гораздо выше средних. Ганни знал джунгли и помог бы Моссу пройти проверку.
Три дня спустя, где-то ближе к полуночи, я сидел с Бишопом и Кивени в клубе для военнослужащих и пил пиво, когда начальник клуба объявил, что все бойцы 3-й РРО должны "на счёт раз-два, вернуть свои задницы на территорию роты"[2]. Такое объявление могло означать только одно - серьезные неприятности.
Когда мы вернулись в свой отсек, стафф сержант Уильямс и сержант Гарсия велели нам немедленно подготовить снаряжение, потому что теперь мы были частью группы поддержки, которая формировалась для спасения группы капрала Мосса. Согласно "слухам", с места радиореле "Зулу" уже несколько часов не поступало никаких известий от группы Мосса, и причин тому могло быть только три: группа попала в засаду; группа находилась в зоне, где связь была не доступна; обе рации группы вышли из строя.
Слухи продолжали распространяться о других вариантов исчезновения группы, но суть была быстро установлена: если группа капрала Мосса не сможет связаться ни с одной из своих радиостанций, то в последний известный район, где было обозначено местоположение группы, будет отправлена группа поддержки, состоящая из морских пехотинцев роты, и мы начнем поиски группы. Больше мы ничего не знали, кроме того, что группа поддержки должна была быть готова к вылету с взлётки в течение тридцати минут.
Пока пилоты вертолетов, которые должны были доставить нас в долину Ашау, проходили инструктаж, мы стояли в строю для последней проверки снаряжения стафф сержантом Уильямсом. Перспектива того, что с первыми лучами солнца в долину Ашау вылетят сорок человек, чтобы найти и спасти группу капрала Мосса, вызывала большое волнение. Конечно, возможность обнаружить северовьетнамцев, поджидающих нас в засаде, была немного отрезвляющей мыслью.
Капитан Хислер вышел перед строем нашей группы поддержки и велел нам построиться в каре вокруг него, чтобы он мог донести до нас кое-какие сведения. Он начал с того, сказав, что необходимость в силах поддержки отпала. Не будет вертолетной спасательной операции в долине Ашау; известно, что группа капрала Мосса теперь в безопасности. Далее он поблагодарил нас за быстрое реагирование. Это была хорошая новость, но, стоя в темноте на улице, мы все хотели знать, почему группа Мосса так долго не выходила на связь.
То, что произошло, легко пояснил ответственный офицер нашей роты. За несколько дней патрулирования группа Мосса прошла через очень сложную местность, и на третий день своего пребывания в джунглях группа расположилась на ночёвку, чтобы отдохнуть и поспать. Они находились недалеко от места, где планировалось их эвакуировать. Но ночью некий неназванный член группы, которому было поручено нести дежурство по охране и радиовахту, заснул. Именно поэтому никто не отвечал на радиовызовы Зулу к группе. Вся группа так устала за три дня тяжелой работы, что уснуть было слишком просто.
Последним средством, которое использовалось для того, чтобы разбудить группу от предполагаемого сна, была просьба к армии выпустить три 155-миллиметровых снаряда из орудий на базе огневой поддержки в Бастони в воздух в несколько тысяч футов над точкой, где группа находилась в последний раз. Если группа спала, то взрыв трех 155-миллиметровых снарядов над головой немедленно разбудит всех.
План сработал. Группа ожила, и Мосс связался с "Zulu Relay", чтобы выяснить причину несанкционированного ночного обстрела. Когда ситуация была объяснена капралу Моссу, а затем повторена сержанту Билодо, тот, кто был на вахте и заснул, подвергнув опасности всю группу, был "отрегулирован"[3] ротным ганни. Мы знали, что это значит, а учитывая нрав комендор сержанта Билодо, мы содрогнулись при мысли о том, что кому-то придется столкнуться с ним из-за такой серьезной ошибки.
Когда послеобеденная " птичка" должна была приземлиться в Фубай, несколько десятков морпехов-разведчиков стояли в ожидании, чтобы выяснить, кто был виновником. "Хьюи" сели на взлетно-посадочную полосу, и все сомнения относительно личности виновного исчезли, когда двое бойцов группы Мосса вынесли из "Хьюи" сильно потрепанного морпеха в медотсек.
Морпех совершил непростительное деяние. Он заснул, оставив своих товарищей по группе беззащитными от возможности обнаружения, нападения и захвата, и у него не хватило здравого смысла позвать на помощь кого-либо из своей группы. "Физическое пробуждение", которое он получил в джунглях за свою глупость, было незначительным по сравнению с тем, что солдаты NVA могли перерезать горло ему спящему. Морпех покинул роту в тот же день, и мы были рады, что он ушел.
Небольшое приключение группы капрала Мосса в долине Ашау послужило постоянным напоминанием и примером для всех нас. Наши миссии были серьезным делом, и только хорошая групповая работа обеспечивала наше личное выживание. Но действия одного необдуманного человека могли привести к катастрофе для всей группы.
Вскоре после этого инцидента в другой группе произошел необычный случай. Группа из четвертого взвода действовала в долине Ашау в январе, когда они вступили в контакт с четырьмя северовьетнамскими регулярными войсками.
Пойнтмен разведгруппы, младший капрал по фамилии Брин, принял несвоевременное решение захватить всю эту четверку. Брин направил винтовку на командира и крикнул: "Chieu hoi", вьетнамская фраза, означающая "сдавайся". Первый солдат NVA опустил свой карабин SKS и поднял руки вверх, но когда Брин подошел ближе, думая, что ситуация находится под контролем, второй вражеский солдат из этой группы вышел из-за спины командира и выстрелил в младшего капрала Брина из пистолета, попав ему в две ноги. Брин упал спиной вверх на тропу, старший NVA забрал его оружие, и все четверо NVA побежали обратно по тропе прочь от Брина.
Авторитет группы было подорван; Брину повезло, что его не взяли в плен. Он был эвакуирован из Вьетнама, его попытка стать героем провалилась.
Жизнь в роте не была такой регламентированной, как во многих других военных подразделениях. Когда бойцы группы возвращались с задания, они сразу же отправлялись на разбор полетов, где подробно рассказывали о том, что происходило на задании, в режиме "по минутам"[4]. После подведения итогов бойцы чистили оружие, приводили в порядок снаряжение, а затем не спеша читали почту из дома, писали письма или просто коротали время за игрой в карты или прослушиванием радио. Жизнь в расположении роты представляла собой череду душевных подъемов и спадов, потому что каждый боец знал, что пройдет всего один-два дня, и цикл повторится, а его группа будет отправлена на очередное задание. Как только отдавался приказ собираться в джунгли, умственный процесс ускорялся, и мысли о карточных играх, музыке, письмах домой и спокойных размышлениях о жизни в целом уступали место серьезности патрулирования.

[1] Naval Support Activity Поддержка Военно-Морских сил
[2] “double time your asses back to the company compound.”
[3] Приведён в чувство
[4] hour-by-hour - "час за часом"


Последний раз редактировалось DocShar 25 янв 2023, 09:57, всего редактировалось 1 раз.

Вернуться наверх
Не в сети Профиль  
 
СообщениеДобавлено: 23 янв 2023, 21:52 

Зарегистрирован: 08 май 2018, 19:11
Сообщений: 250
Команда: нет
ПЛОХАЯ ВОДА

В ПЕРВУЮ НЕДЕЛЮ ЯНВАРЯ 1970 ГОДА Змей была одной из трех разведывательных групп, которые были доставлены в Ашау вертолетами 2-го эскадрона 17-го воздушно-кавалерийского полка сухопутных войск. Задачей нашей группы на четыре дня было наблюдение за дорогой, расположенной на северо-западном склоне долины. Предполагалось, что эта дорога использовалась в качестве главной магистрали для армии Северного Вьетнама, когда она двигалась из безопасного Лаоса в Южный Вьетнам.
Это задание также стало крайним патрулированием для нашего пойнтмена, младшего капрала Кеглера. После нашего возвращения из долины Ашау он должен был начать подготовку, как первый шаг на пути к долгожданному возвращению в Техас.
Оформление увольнения было недолгим процессом, и административную бумажную работу, вероятно, можно было выполнить менее чем за день, но неписаная политика нашей роты заключалась в том, чтобы позволить каждому увольняющемуся в запас иметь около пяти дней в резерве, чтобы подготовиться к поездке домой. Огромные психологические преимущества этой политики невозможно переоценить, так как в противном случае многие мужчины оказывались в тылу, имея менее двух суток времени, чтобы отойти от боевых действий в джунглях и приспособиться к жизни на улицах "родного города, США". Если кто и заслужил право на пять дней, то это был Кеглер. Он больше года ходил в группе ОРР, и мы хотели, чтобы он ушел в вертикальном положении, а не в горизонтальном.
Мы также получили нового бойца в группу для этого короткого патруля, молодого морпеха, которого я назову Джо Докс. Поскольку младшему капралу Сильве наконец-то разрешили уйти на заслуженный пятидневный отдых R & R[1], Свифт был назначен на его место и на вторую радиостанцию.
Капрал Бишоп высказал свои опасения по поводу отправки в патруль новых людей, и после инцидента с переводчиком ему было обещано, что это больше не повторится. Но необходимость в дополнительном радисте была обоснована, даже если Докс никогда не выходил в патрулирование. Мы полагали, что если Докс так сильно хочет в джунгли, как он об этом заявил, то он прислушается к нашим советам и сделает то, что ему скажут.
Темп патрулирования нашей роты в долине Ашау ускорился, и четыре дня в джунглях считались более чем достаточным временем для наблюдения за заданным районом. Наши подразделения постоянно сообщали о том, что слышат звук автомобильных двигателей и видят огни на дорогах в ночное время, но по какой-то причине, лица принимающие решения и занимающие места выше в командном звене, не были убеждены в том, что северовьетнамцы ездят на грузовиках по долине Ашау. Наш аргумент был прост: читать о долине Ашау - это одно, а ходить по ней - совсем другое.
Мы надеялись, что сможем поймать одну из колонн грузовиков, когда она будет двигаться по долине, и если непредсказуемая погода будет на нашей стороне, мы сможем вызвать поддержку с воздуха, чтобы атаковать ночную колонну NVA.
Кеглер, Бишоп, я, Кивени, Докс и Фурхман составили наш походный порядок в колонну по одному, когда мы покинули небольшую вертолетную площадку и направились к возвышенности. Бишоп хотел перейти через линию хребта, отделявшую нас от дороги, до того, как станет слишком темно для передвижения. Если бы у нас было достаточно светлого времени суток, чтобы совершить подъем и занять позицию, это означало бы целый день подъема. Наблюдательный пункт, который планировал использовать Бишоп, находился на склоне горы, с которой открывался вид на дорогу, и оттуда мы должны были наблюдать и сообщать обо всем, что может двигаться по долине. Мы взяли с собой два оптических прицела Starlight и дополнительные бинокли, которые позволят нам наблюдать за дорогой в течение всей ночи.
Подъем к линии хребта занял большую часть дня, с остановками для отдыха через каждые пару сотен метров. Вскоре стало очевидно, что трудный горный подъем отнимает силы у группы, особенно у Докса. Мы привыкли к долгим, медленным подъемам с тяжелыми рюкзаками, но мы часто делали короткие привалы и пили большое количество воды с сахаром[2], чтобы компенсировать потерю энергии. Докс был встревожен, ему все это было в новинку, и его психика еще не была проверена на прочность до тех пределов, которые он испытывал сейчас.
Фурхман был назначен на позицию "Чарли в хвосте", что требовало от него большую часть времени идти спиной вперед. Когда Докс замедлил темп из-за усталости, Фурхман начал буквально врезаться в него. Такая ситуация была неприемлема, так как грамотное перемещение людей обеспечивало нам выживание в джунглях. Кучковаться - это приглашение к вражеской засаде, и Кивени, наконец, разъяснил Доксу этот момент.
Мы начали подниматься по скалистому склону, и с каждым шагом угол подъема становился все более крутым. В какой-то момент Кивени повернулся, чтобы проверить Докса, но его нигде не было видно. Кивени подал сигнал, я остановился, а Бишоп остановил Кеглера. Мы ждали несколько минут, надеясь, что Докс и Фурхман появятся в поле зрения, но этого не произошло. Теперь Кивени должен был вернуться назад по цепочке, найти Докса и Фурхмана и вернуть их в строй.
Кивени нес не только рюкзак и гранатомет М-79, но и два брезентовых чехла в качестве подсумков для 40-миллиметровых гранат, изначально предназначенных для защиты бутылок с плазмой. Вес его рюкзака, вероятно, превышал шестьдесят фунтов (27,22 кг), и то, что ему пришлось спускаться обратно по склону, чтобы найти Докса, было испытанием не только его сил, но и его ответственности за Докса.
Остальные ожидали на камнях края лощины, через пять минут мы услышали движение: появились Докс, Кивени и Фурхман. Докс быстро двигался впереди Кивени и не останавливался на отдых. Бишоп дал им сигнал остановиться и пошел вниз по цепочке, чтобы выяснить у Кивени, что произошло.
Кивени объяснил Бишопу, что после последнего отдыха Докс начал двигаться вверх по склону и слишком устал, чтобы продолжать движение, но вместо того, чтобы подать сигнал об остановке, он сигнализировал об этом только Фурхману, а затем сел и закурил сигарету, в то время как остальные продолжали двигаться вверх по лощине. Фурхман не знал, что мы продолжали движение вперед, а Докс сидел на камне и курил, когда Кивени подобрался к нему. Не говоря ни слова, Кивени достал из набедренной кобуры свой кольт 45-го калибра и приставил ствол большого автоматического пистолета к уху Докса. Затем он прошептал: "Докс, если ты еще раз сядешь, я снесу твою чертову голову с плеч". Докс понял намек и не остановился, пока не увидел сигнал от Бишопа. Это был наш первый признак того, что Докс может оказаться еще одним проблемным ребенком.
Бишопу уже нечего не надо было делать с Доксом, который до смерти боялся, что Кивени выполнит свою угрозу, поэтому он вернулся на свое место в строю. Тогда Фурхман подошел к Доксу, и добавил от себя: "Если Кивени не найдет повода разнести твою маленькую жирную голову, это сделаю я".
Мы пересекли линию хребта раньше намеченного срока, и Кеглер провел нас вниз по противоположному склону на скальный выступ, с которого открывался вид на дно долины. С нашего места были частично видны коричневые очертания старой дороги, поэтому мы сложили рюкзаки за выступом и стали по двое вести наблюдение за дорогой.
Пока Бишоп сообщал по рации о нашем местонахождении и дальнейших действиях до вечера, Кеглер отвел Докса на наблюдательный пункт, зная, что лучше не оставлять его наедине с Фурхманом или Кивени.
Ночью движения грузовиков по дороге не наблюдалось, но мы видели множество светящихся огоньков на склонах холмов в долине, и мы засекали каждый из них, отправляя информацию на Zulu Relay. Второй день начался с проливных холодных дождей, а в случае продолжения ливня наша группа могла застрять в джунглях. Мы чувствовали себя в безопасности в нашем НП и нашли время для приготовления горячего какао и кофе, чтобы согреться и скоротать время. К позднему вечеру мы не заметили никакого движения по дороге, и Бишоп связался с центром ретрансляции и сообщил о своих планах переместиться в другое место рано утром следующего дня.
Вторая ночь принесла только понижение температуры и продолжающийся сильный дождь. Скальный выступ не обеспечивал хорошего стока воды, и к полуночи мы пытались уснуть прижавшись друг к другу в холодной воде глубиной несколько дюймов, и мы мало что могли сделать, чтобы улучшить наше положение. Зато появилась редкая возможность сменить мокрые носки и надеть две пары заветных сухих носков.
Лишь изредка мы находили время или место, чтобы снять ботинки, когда находились в джунглях, а когда такая возможность появлялась, это делалось самостоятельно и быстро. Странно, но из всех опасений, связанных с нахождением в джунглях, никто из нас не хотел быть застигнутым врасплох со спущенными штанами или снятыми ботинками.
Проверив ноги каждого, я показал Бишопу большой палец вверх, и мы покинули место нашей ночёвки, промокшие, но в сухих носках - маленькая победа, достигнутая в неблагоприятных условиях. Мы знали, что удовольствие от сухих носков продлится недолго. Первый же ручей глубиной по колено убедит нас в этом. Но пока что сухие носки были маленьким источником радости.
Мы начали движение к новому наблюдательному пункту, для чего нам нужно было спуститься вниз по склону к дну долины. Там был естественный уступ, который Бишоп видел на своей карте, и он хотел посмотреть на него как на возможную площадку для посадки вертолета, которую мы могли бы использовать для нашей эвакуации, запланированной на поздний вечер следующего дня. Карта также указывала, что на дальнем конце уступа находился небольшой водоём, питаемый двумя небольшими ручьями, протекающими сверху. Большинство из нас выпили большое количество воды во время восхождения в первый день, и то, что осталось в наших флягах после этого, было использовано для приготовления горячего какао, кофе и сублимированной пищи.
Наше продвижение по ровной местности заняло несколько часов неспешного патрулирования, и к полудню мы сделали привал, чтобы отдохнуть и понаблюдать за окружающей местностью. Одним из интересных моментов, на который обратил внимание Кеглер, когда мы двигались по уступу, было то, что несколько больших деревьев были с метками. Они были надрезаны близко к основанию, и надрезы выглядели как две параллельные линии и разделяющей их длинной косой. Мы видели другие метки на деревьях в долине Ашау, но понятия не имели, что они означают. Нас волновали их давность и то, кто их сделал. Отметки, которые заметил Кеглер, были свежими. Его глаза уловили желтую стружку у основания деревьев, где яркий цвет выделялся на фоне зелено-коричневого покрова джунглей.
Кивени зарисовал эти отметки в блокноте, чтобы сохранить и обсудить на нашем совещании в Фубае. Может быть, кто-то из разведки сможет выяснить, что они означают.
Мы нашли первый ручей, питавший маленький пруд, и перешли его, зная, что второй ручей находится менее чем в ста метрах впереди. Когда Кеглер подал сигнал Бишопу, мы остановились и стали ждать, пока они вдвоем говорили о том, что нужно подойти ближе к пруду, чтобы проверить отпечатки обуви или другие следы по берегам пруда.
Кеглер перевел нас через ручей, и мы начали подниматься к месту, откуда открывался вид на небольшой пруд. Мы сложили свое снаряжение, а Бишоп объяснил, что не хочет, чтобы отпечатки наших ботинок выдавали наше присутствие. Двое из нас должны были спуститься к пруду и осмотреть, может ли грязь вокруг пруда рассказать нам о какой-либо недавней деятельности.
Бишоп велел Кивени взять меня с собой. Кивени установил бы наблюдательный пункт, а мы использовали бы это место для отдыха до наступления ночи. Каждый, у кого не было воды, должен был дать Бишопу и мне по одной фляге, которые мы наполним из ручья, когда вернемся после разведки пруда.
С высоты мы могли видеть два места, где заросли кустарника подходили к самой кромке воды. Мы подходили к пруду, используя кусты для укрытия, проверяли следы, которые могли найти, и возвращались на место нашего НП с флягами свежей воды.
Пока Бишоп изучал следы в грязи, я наполнил одну из своих фляг из пруда и убрал ее в сумку. Мне показалось, что наполнение фляги из пруда займет меньше времени, чем наполнение шести других фляг из небольшого питающего ручья. Когда мы закончили разведку водоема, мы наполнили фляги из ручья и вернулись в НП.
Бишоп связался с Zulu Relay, нанес на карту нашу позицию и рассказал им об уступе как о возможной точке эвакуации на следующий день. После того как он закончил, он подал сигнал, чтобы мы придвинулись поближе, чтобы он мог спокойно рассказать о том, что он видел у водоёма.
"Вдоль кромки воды было несколько отпечатков мелких следов обуви, и там же были следы, похожие на следы свиней. Я также видел два ряда самых больших кошачьих следов, которые я когда-либо видел. Они были почти две ладони в поперечнике. Если тот, кто оставил эти следы, все еще находится в этом районе, то сегодня ночью мы будем дежурить вдвоем". Тигры и NVA в одном квадрате поиска - не очень хороший знак".
После угрозы Докс делал то, что ему говорили, но мысль о том, что ему придется иметь дело с тигром в квадрате, где мы должны были провести ночь, произвела на него сильное впечатление. Он спросил Кивени, можно ли почистить оружие, о чем ему приходилось напоминать в течение последних двух дней. Затем он потратил полчаса на техническое обслуживание своей радиостанции. Докс был бдителен и внимателен до такой степени, что это начало раздражать остальных. Наконец, Кивени еще раз поговорил с Доксом, заверив его, что если он будет делать то, что ему говорят, то шансы вернуться в тыл у него хорошие.
После обеда дождь прекратился, и мы приготовились к еще одной ночной вахте. Мы могли видеть луну, отражавшуюся в воде маленького пруда, но, увидев ее так рано вечером, поняли, что после полуночи света не будет. В 01:00 мы с Кивени приступили к своей второй вахте, наблюдая за дорогой и отмечая светящиеся точки на горных склонах. Сразу после того, как мы впервые проверили сеанс контрольного время с Zulu Relay, мы услышали первый рык тигра.
Нам не нужно было спрашивать друг у друга, что могло произвести такой звук. Это было даже не рядом, но звук был незабываемым. Он начинался как низкий стон и нарастал в резонирующем объеме, который можно было услышать на довольно большом расстоянии, когда он эхом отражался от скалистых стен долины Ашау. У любого человека, слышавшего этот рык, будь то северовьетнамец или американец, не было сомнений в том, что по долине движется тигр. Не было необходимости будить других членов группы: они все слышали этот звук. Мы слушали, как рычание продолжалось, и оно становилось слабее по мере удаления тигра, но это не успокоило никого из нас, особенно Докса. В 02:30 мы протянули трубку Фурхману и Кеглеру, даже не став их будить. Мы все провели бессонную ночь и к рассвету были в сонном состоянии. Бишоп нагрел немного воды с помощью куска C-4, и запах кофе заставил всех нас подняться и обменяться взглядами, выражающими удовлетворение тем, что мы пережили ночь без визита нашего кошачьего соседа.
Докс передал трубку рации Бишопу, который начал записывать сообщения с Zulu Relay. Когда он закончил, мы расположились вокруг него, пока он объяснял, что происходит.
"Птичка прилетит раньше и заберет нас отсюда в полдень. Они хотят, чтобы мы отправились в Zulu Relay для недельного пребывания на вершине горы 883. После того, как мы поедим, мы выдвинемся к уступу и будем ждать птичку с пенетратором".
Новости о скорой эвакуации были приятными, но вот слова о пребывании на вершине горы 883 были совсем другим делом. На радиорелейной площадке работало менее десятка человек, и рота перебрасывала туда группы из долины, чтобы оборонять радиооборудование от нападения. Это была стационарная позиция; патрулирование с вершины горы не проводилось, и ежедневная рутина была спокойной, но скучной. Неделя на вершине одной горы - это все, на что мы рассчитывали.
Наша задача по наблюдению за дорожной развязкой закончилась, когда вскоре после полудня в поле зрения появились два "Хьюи". Мы сообщали об огнях, следах вокруг пруда, метках на деревьях и слышали тигра, но не видели никакого движения северовьетнамцев. Для нас это задание было в лучшем случае неполным успехом, который подкреплялся только тем, что мы вышли из Ашау живыми.
На втором "Хьюи" находился майор Ли. Он часто посещал Zulu Relay, чтобы проверить усовершенствования в обороне, проделанные тем, кто был старшим морпехом на высоте. Эту обязанность поочередно выполняли штаб-сержанты наших взводов, и когда мы приземлились, нас встретил стафф сержант Байрон Тапп, сержант четвертого взвода в прошлом рядовой.
Стафф сержант Тапп спланировал наше прибытие, а два связиста выступили в роли гидов, показав нам, где мы должны были бросить свое снаряжение, а затем устроили нам экскурсию по площадке. Мы наблюдали, как первый "Хьюи" покинул высоту 883, забрав с собой одну группу из шести человек от четвертого взвода, которая закончила свою недельную службу по охране. Они очень быстро вскарабкались на ожидавший их "Хьюи", не оставляя сомнений в том, что они рады убраться с маленькой площадки вершины.
Стафф сержант Тапп пробыл на месте ретрансляции почти три недели, и он с большой гордостью показывал нам работу, проделанную его морскими пехотинцами, чтобы превратить это место в крепость.
Радиопередатчик "два-девять-два" был защищен, по меньшей мере, шестью рядами зеленых мешков с песком. От бункера связи шли окопы, соединявшие каждую огневую позицию. Нам сказали, что траншеи защитят нас от минометных обстрелов. На вершине горы было установлено более ста мин "Клэймор". Один тяжелый пулемет 50-го калибра был выделен армией и установлен на западной стороне вершины. Обломки двух вертолетов, превратившиеся в куски расплавленного металла после того, как они сгорели, все еще были видны. Они служили немым свидетельством того, что на них летали люди, и напоминали нам о цене, которая была заплачена всего несколько недель назад за создание нашего маленького форпоста на лаосской границе.
После того, как майор Ли убедился, что новые оборонительные укрепления завершены, он поздравил стафф сержанта Таппа и оставшихся на вершине морских пехотинцев с хорошей работой, а затем вылетел обратно в Фубай. После этого стафф сержант Тапп объяснил основные правила жизни на Zulu Relay. Наше присутствие было хорошо известно северовьетнамцам. Они наблюдали за тем, как наши вертолеты каждую неделю пополняли запасы на объекте ретрансляции, и наверняка точно знали, сколько нас обороняет эту высоту. Он сказал, что они, вероятно, наблюдали, как устанавливалась каждая мина "Клэймор", и что они также точно знали, где располагался пулемет 50-го калибра. Картина, которую он нарисовал, звучала не в нашу пользу, но затем он объяснил, почему мы можем удержаться на вершине.
Попасть из миномета в вершину горы было практически невозможно: она была слишком крутой. Мины либо попадали в склон горы, либо безвредно пролетали над вершиной. Линии траншей были вырыты почти на глубину груди. Грунт из обширной системы окопов использовался для заполнения бесчисленных мешков уложенных вокруг бункера связи, и нам довели, что с каждым днем мы должны были улучшать этот результат. Тапп заметил, что самое лучшее в пребывании на Zulu Relay - это то, что нам не придется говорить шепотом, что было для нас обычным делом, когда мы находились в джунглях; самое плохое в проведении недели на Zulu - это то, что там была только одна возведённая хижина, расположенная на самой крутой части горы. Он посоветовал нам использовать деревянную хижину с амуницией только ночью. Возможность того, что снайпер NVA может подкараулить нас, когда мы будем сидеть на ящике с патронами, не нужно было объяснять несколько раз. Он закончил свой рассказ о Zulu Relay, напомнив нам о необходимости держаться подальше от края высоты и о том, что после 17:00 должна соблюдаться строгая светомаскировка. Затем нас отправили обратно к нашему командиру группы для получения дополнительных инструкций.
Мы с Кивени должны были разделить на двоих боевую позицию, которая располагалась на западной стороне вершины горы с видом прямо на Лаос. Мы скинули рюкзаки у края позиции и принялись за работу, устраиваясь поудобнее. Восемь проводов вели от Клэймор к адским машинкам, которые были спрятаны внутри нашей норы. Рядом с "адскими коробками" лежала коробка с пайком "С" и схема расположения мин "Клэймор" внизу и прямо перед нашей позицией. Мы изучили местность перед нашей позицией, готовясь к ночи. Затем, поскольку у нас было свободное время, я решил, что самое время приготовить горячий кофе. Водой, которую я набрал из пруда накануне, я наполнил кружку и нагрел ее с помощью С-4. К тому времени, когда вода достаточно нагрелась, Кивени вылез из норы, чтобы немного поговорить с Бишопом. Я выкурил сигарету и наслаждался видом, потягивая кофе, пока он не закончился.
К вечеру мне стало плохо, о чём я доложил Кивени. Он только подшутил надо мной и сказал, что нашего R & R[3] в стране было достаточно, чтобы сделать больным любого. К полуночи меня прошиб сильный пот, и меня начало тошнить. Я выпил остатки воды из своей фляги, надеясь, что она успокоит мой кишечник, но вода мало чем помогла. Через несколько минут меня вырвало водой, у меня появилось сухое дыхание. Единственное, что я чувствовал на вкус, была желчь. К этому времени я понял, что то, от чего я страдаю, не было простым гриппом. Накрывшись пончо, я измерил температуру. Используя фонарик, я увидел, что термометр показывает 103 градуса (39,44 С⁰). Я стряхнул термометр и повторил процедуру, показания были те же. Я попросил Кивени позвать Бишопа.
Бишоп знал, что я его не обманываю: подкладка моего пончо была пропитана моим потом. Он потрогал рукой мой лоб. "Я доложу об этом стафф сержанту Таппу, потому что завтра они должны будут забрать тебя отсюда". Когда он вернулся, Тапп был с ним, и я снова объяснил, что понятия не имею, что может быть не так. Все, что я знал, это то, что никогда раньше не чувствовал себя таким больным и что все, чего я хотел, это спать.
Под утро меня сильно трясло, и Кивени приготовил горячее какао. Я глотнул полным ртом, и меня тут же вырвало. Затем я измерила температуру. Ртутный столбик показал 104,4 градуса (40,22 С⁰). К тому времени, когда старший сержант Тапп подошел к нашей норе, у меня начало двоиться в глазах.
"Через десять минут здесь должен приземлиться санитарный вертолет. Вытащите его отсюда и отнесите дока на LZ со всем его снаряжением".
Когда "Хьюи" приземлился в 85-м эвакуационном госпитале в Фубае, меня положили на носилки и доставили в палату реанимации. Медсестра подошла к носилкам и спросила, как я получил ожоги. Обгорел? Я попытался понять, почему она решила, что я обгорел. Это была камуфляжная краска грима. Она никогда раньше не видела никого в темно-зеленой краске. Это была искренняя оплошность, и я был не в том состоянии, чтобы спорить с ней.
Были взяты образцы крови, и меня уложили в гипотермическую кровать, где матрас был покрыт пластиковыми трубками, по которым циркулировала холодная вода под зелеными простынями. Пришел армейский врач, чтобы осмотреть меня, и, задав мне кучу вопросов, подключил меня к двум капельницам с D5W (5% р-ра декстрозы), по одной капельнице в каждую руку. Он сказал, что кровать будет сбивать мою температуру, и как только она опустится ниже 99 градусов (37,22 С⁰), меня поместят в сухую кровать.
Поскольку температура была очень высокой, ее нужно было измерять каждые пятнадцать минут. Но я все усложнил тем, что не мог достаточно быстро встать с кровати, чтобы «облегчиться». Это не имело значения, они все это уже видели. Меня поставили между двумя армейскими санитарами и обмыли теплой водой из шланга, а затем вернули на гипотермическую койку. Через несколько минут я потерял сознание.
Когда я пришел в себя, то понял, что нахожусь в сухой постели. Она была теплой, и я надеялся, что они просто оставят меня в покое и дадут мне умереть. Я также знал, что спазмы не прошли, и что через несколько минут я буду лежать не в сухой постели. Это был лишь вопрос времени.
Врач сказал мне, что я страдаю амебной дизентерией[4], а также заразился гепатитом типа А[5]. Я знал только, что страдаю; я хотел только одного - чтобы кто-нибудь подошел к моей кровати и убил меня.
Первым, кого я узнал, был капитан Хислер. Он, майор Ли и первый сержант Хендерсон пришли в госпиталь навестить меня в первый день, как я поступил, в тот момент, когда они приходили, я спал. Во время их второго визита я пришел в сознание и был очень рад их видеть. Они принесли с собой несколько писем от моих сестер. Я приберег их до лучших времен.
В 85-м эвакуационном госпитале я пробыл восемь дней, потеряв семнадцать фунтов (7,71 кг.), в основном от лихорадки и дизентерии. Врачи не были уверены, что стало причиной болезни, пока один из них не спросил о моем снаряжении. Они взяли пробу воды из моих фляг и обнаружили, что вода, которую я брал из пруда, была заражена.[6] Их лаборатория показала, что в воде было разложившееся мясо. Свиное мясо.
По данным разведки в Дананге, северовьетнамцы поймали и уложили на дно прудов в долине Ашау кустарниковых свиней и пометили, какие пруды непригодны для использования, чтобы защитить своих людей от употребления загрязненной воды. Это объясняло отметки, которые Кеглер нашел вдоль уступа, а также объясняло, почему я был единственным, кто так заболел. Все остальные фляги были наполнены из ручья.
Семнадцатого января за мной заехали первый сержант Хендерсон и стафф сержант Уильямс, чтобы на джипе забрать меня в район расположения роты. Когда я вернулся, Бишоп, Кивени и Фурхман были в кубрике отделения, только что вернувшись с Zulu Relay.

[1] R & R, на военном сленге обозначающий отдых и восстановление сил (или отдых и релаксация, или отдых и реабилитация), является аббревиатурой, используемой для обозначения свободного времени в увольнении или отпуске военнослужащего.
Все военнослужащие США, проходившие службу во Вьетнаме во время войны во Вьетнаме, имели право на один R & R во время срока службы (13 месяцев для морских пехотинцев, 12 месяцев для солдат, моряков, летчиков). Продолжительность R & R составляла пять дней отпуска в пункты назначения R & R, Бангкок, Гонконг, Куала-Лампур, Пенанг, Манила, Сеул, Сингапур, Тайбэй и Токио (а также в стране на Чайна-Бич). Из-за их большего расстояния был разрешен семидневный отпуск для R & R на Гавайях и в Сиднее. Сообщается, что Бангкок был наиболее популярен среди одиноких военнослужащих, Гавайи наиболее популярны среди женатых военнослужащих, планирующих провести отпуск с супругами.
[2] Самостоятельное изготовление изотонического напитка - 1 л воды, глюкоза с аскорбинкой либо 2-3 ст.л. сахара, 1/2 ч.л. соли.
[3] R&R - Отдых и Выздоровление, больше известное, как F*F - Борьба и Внебрачная связь.
[4] Амёбиаз (амёбная дизентерия) — антропонозная инвазия с фекально-оральным механизмом передачи, которая характеризуется хроническим рецидивирующим колитом с внекишечными проявлениями.
[5] Вирусный гепатит A (также называемый Болезнью Боткина) — острое инфекционное заболевание печени, вызываемое вирусом гепатита A. Вирус хорошо передаётся по алиментарному пути, через заражённую пищу и воду. Инкубационный период составляет от двух до шести недель, в среднем — 28 дней.
[6] Не ешь «желтый» снег! - мудрость разведчика. Пантоцид для чего? «Красные» глаза, не желтеют! - мудрость разведчика


Вернуться наверх
Не в сети Профиль  
 
СообщениеДобавлено: 23 янв 2023, 22:01 

Зарегистрирован: 08 апр 2020, 14:13
Сообщений: 545
Команда: Нет
Спасибо огромное!
А не лучше ли стафф-сержанта заменить на привычного русскому уху штаб-сержанта?


Вернуться наверх
Не в сети Профиль  
 
СообщениеДобавлено: 23 янв 2023, 22:06 

Зарегистрирован: 08 май 2018, 19:11
Сообщений: 250
Команда: нет
SergWanderer писал(а):
Спасибо огромное!
А не лучше ли стафф-сержанта заменить на привычного русскому уху штаб-сержанта?

Можно. В конечном варианте внесу все правки и выложу одним файлом


Вернуться наверх
Не в сети Профиль  
 
СообщениеДобавлено: 23 янв 2023, 22:18 
Аватар пользователя

Зарегистрирован: 23 ноя 2012, 10:58
Сообщений: 1603
Команда: FEAR
Вот это он сильно траванулся... :(


Вернуться наверх
Не в сети Профиль  
 
СообщениеДобавлено: 23 янв 2023, 22:45 

Зарегистрирован: 08 май 2018, 19:11
Сообщений: 250
Команда: нет
Bjorn писал(а):
Вот это он сильно траванулся... :(

В детстве не читал русские сказки... не пей водицу из копытца, братец! ;)


Вернуться наверх
Не в сети Профиль  
 
Показать сообщения за:  Сортировать по:  
Начать новую тему Ответить на тему  [ Сообщений: 97 ]  На страницу Пред.  1, 2, 3, 4, 5  След.

Часовой пояс: UTC + 3 часа


Кто сейчас на форуме

Сейчас этот форум просматривают: нет зарегистрированных пользователей и гости: 22


Вы не можете начинать темы
Вы не можете отвечать на сообщения
Вы не можете редактировать свои сообщения
Вы не можете удалять свои сообщения
Вы не можете добавлять вложения

Найти:
Перейти:  
cron
Powered by phpBB® Forum Software © phpBB Group
Theme created StylerBB.net
Сборка создана CMSart Studio
Русская поддержка phpBB