Текущее время: 28 мар 2024, 14:24


Часовой пояс: UTC + 3 часа




Начать новую тему Ответить на тему  [ Сообщений: 124 ]  На страницу Пред.  1, 2, 3, 4, 5, 6, 7  След.
Автор Сообщение
 Заголовок сообщения: Re: Питер Рэтклифф. Глаз бури
СообщениеДобавлено: 05 дек 2022, 21:21 

Зарегистрирован: 08 апр 2020, 14:13
Сообщений: 545
Команда: Нет
Garul писал(а):
Удивительно, что Рэтклифф называет СКАД твердотоплевой ракетой. Еще удивительнее, что такая оговорка прошла редактуру и выдержала переиздания)


Это maskirovka :D


Вернуться наверх
Не в сети Профиль  
 
 Заголовок сообщения: Re: Питер Рэтклифф. Глаз бури
СообщениеДобавлено: 05 дек 2022, 22:14 

Зарегистрирован: 21 ноя 2020, 00:28
Сообщений: 401
Команда: Нет
SergWanderer писал(а):
Garul писал(а):
Удивительно, что Рэтклифф называет СКАД твердотоплевой ракетой. Еще удивительнее, что такая оговорка прошла редактуру и выдержала переиздания)


Это maskirovka :D


Понять бы, что маскирует?
Ибо выглядит чистой оговоркой. Твердотопленэный двигатель ОТР уж точно не может свидедельствовать, об архаичности, в отличии от жидкостного)


Вернуться наверх
Не в сети Профиль  
 
 Заголовок сообщения: Re: Питер Рэтклифф. Глаз бури
СообщениеДобавлено: 05 дек 2022, 23:13 

Зарегистрирован: 08 апр 2020, 14:13
Сообщений: 545
Команда: Нет
Garul писал(а):
SergWanderer писал(а):
Garul писал(а):
Удивительно, что Рэтклифф называет СКАД твердотоплевой ракетой. Еще удивительнее, что такая оговорка прошла редактуру и выдержала переиздания)


Это maskirovka :D


Понять бы, что маскирует?
Ибо выглядит чистой оговоркой. Твердотопленэный двигатель ОТР уж точно не может свидедельствовать, об архаичности, в отличии от жидкостного)


Если серьезно, то я думаю, он паясничает. Все они знают, все понимают. С другой стороны, им что "Скад", что "Кассам", что "Шахед" - один хрен...


Вернуться наверх
Не в сети Профиль  
 
 Заголовок сообщения: Re: Питер Рэтклифф. Глаз бури
СообщениеДобавлено: 06 дек 2022, 09:42 
Аватар пользователя

Зарегистрирован: 04 май 2013, 21:23
Сообщений: 1731
Команда: нет
Или нет. Он же не ракетчик.
Тут был "Чейн ган" на AH-1W Корпуса у кого-то из американских спецназовцев.
На TFB была статья как-то, как патрульный 911-й автора пол-часа разбирал :D Потому что это не его пистолет, его "Глок", и про "Глок" он знает. А в остальном разбираться не обязан.

_________________
Изображение


Вернуться наверх
Не в сети Профиль  
 
 Заголовок сообщения: Re: Питер Рэтклифф. Глаз бури
СообщениеДобавлено: 08 дек 2022, 14:53 
Модератор
Аватар пользователя

Зарегистрирован: 04 ноя 2012, 21:16
Сообщений: 1509
Откуда: MO, Krasnogorsk
Команда: 22 SAS Regiment D Squadron
Garul писал(а):
Удивительно, что Рэтклифф называет СКАД твердотоплевой ракетой. Еще удивительнее, что такая оговорка прошла редактуру и выдержала переиздания)

Это мемуары, "видение автора", а не документалка.

Там позже автор будет говорить про стальные шлемы у САС в Буре в пустыне, и что он из-за тяжести стального шлема не стал его носить. Хотя давно уже были Мк6, и на нескольких фото у САС были именно они.

Мемуары нужно всегда надвое делить: авторы что-то забывают или сами точно не знают, что-то у них требует MoD изменить/убрать чтобы скрыть секреты, в чем-то откровенно заблуждаются, а частенько и сами специально врут и других очерняют чтобы свои действия обелить.

_________________
Live hard, die young, make a good-looking corpse.


Вернуться наверх
Не в сети Профиль  
 
 Заголовок сообщения: Re: Питер Рэтклифф. Глаз бури
СообщениеДобавлено: 08 дек 2022, 15:19 

Зарегистрирован: 21 ноя 2020, 00:28
Сообщений: 401
Команда: Нет
Это естественно. Когда речь идет о тех или иных событиях. Канве, конкрнтных эпизодах.
Но в случае и со шлемами и со скадами это именно авторская небрежность. Ну и редакторская конечно.
Тем более, что в подобном жанре всегда большой вопрос чьей работы там больше, собственно рассказчика или приданного издательством писателя, что и обликает это все в читаемую форму.


Вернуться наверх
Не в сети Профиль  
 
 Заголовок сообщения: Re: Питер Рэтклифф. Глаз бури
СообщениеДобавлено: 13 дек 2022, 00:22 

Зарегистрирован: 08 апр 2020, 14:13
Сообщений: 545
Команда: Нет
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Всего за сорок восемь часов Полк прошел путь от части, не игравшей никакой роли в войне в Персидском заливе, до формирования, ответственного за уничтожение самой крупной вражеской угрозы, мешавшей победе союзников. Нас с головой бросили в глубокий омут.
Перед 22-м полком САС была поставлена задача в одиночку спасти коалицию, которая, без сомнения, распалась бы, если бы Израиль нанес удар по Ираку. Для этого мы должны были найти и уничтожить оставшиеся саддамовские «Скады» и их мобильные пусковые установки, а также перерезать проложенные волоконно-оптические и другие наземные коммуникации, которые связывали Багдад как со стационарными пусковыми площадками, так и с неуловимыми мобильными пусковыми группами. Казалось, внезапно включился обратный отсчет времени, чтобы спасти мир.
Американские летчики делали все возможное, но оказались неспособны выполнить работу с воздуха. Теперь «Скады» нужно было ликвидировать на земле, а мы и были тем самым подразделением, которое любило пачкать руки.
По сути, перед Специальной Авиадесантной Службой теперь стояла задача обеспечить безопасность народа Израиля и вывести его страну из войны. Это была гонка со временем, поскольку решение о проведении нашей операции в ночь на 20-е число было принято еще в тот момент, когда израильтяне угрожали направить войска и самолеты в западный Ирак, чтобы самим разобраться с ракетной угрозой.
— Мы должны разрядить обстановку, — сообщал мне командир. Он постоянно получал разведсводки из Лондона и Вашингтона и делился со мной последними разведданными. Когда президент Буш и премьер-министр Джон Мейджор умоляли Ицхака Шамира не предпринимать никаких действий против Ирака, линии связи между Белым домом, Даунинг-стрит и Иерусалимом, должно быть, раскалились до предела. Однако израильский премьер-министр был в такой же ярости, как и остальные его соотечественники, и не давал никаких обещаний. Отнюдь, ведь израильтяне вполне могли выйти в ту ночь с парочкой парашютных батальонов и авиационной поддержкой. Предпримут ли они какие-либо меры, или нет, зависело от того, сможет ли Шварцкопф убедить израильтян, что мы сделаем за них грязную работу — и сделаем столь же эффективно.
Очевидно, что все зависело от того, достаточно ли израильтяне осведомлены о репутации Полка, чтобы довериться нам и позволить справиться с этим в одиночку. Мы не были полностью уверены, что они оставят нас выполнять эту работу. Более того, если израильтяне и вступят в бой, то это произойдет в «квадрате Скадов» — районе, начинавшемся в двадцати пяти милях от той самой границы, которую мы должны были пересечь этой ночью. (Из-за своего ограниченного радиуса действия, ракеты, нацеленные на Израиль, могли быть запущены только из западных районов Ирака). Это, в свою очередь, означало, что наши патрули вполне могли быть атакованы израильскими войсками и самолетами прикрытия, которые могли принять их за иракцев. В результате четырем полуэскадронам было приказано пересечь границу Ирака, но той ночью задержаться на двадцатипятимильном рубеже и простоять там до следующего дня. К тому времени мы должны были знать, каким курсом намерены следовать израильтяне, и нам оставалось только надеяться, что ради нашего же блага они решат оставить проблему со стороны «Скадов» нам.
Мы были лучшим в мире подразделением для работы в стиле «ударь и беги», — то есть той тактики, под которую и был создан Полк, и теперь нам предстояло снова взять на себя эту роль. Возглавляли штурмовые действия, выполняя самые опасные и трудные задания, бойцы эскадронов «А» и «D». Им, разделенным на четыре неуловимые, хорошо вооруженные и высокомобильные боевые колонны, предстояло пересечь западную часть иракской пустыни в ходе кампании, направленной на уничтожение секретных ракетных сил Саддама.
С последними лучами Солнца они получили разрешение покинуть свои позиции на иракской границе и отправиться на вражескую территорию. Провожать их было некому. Все, что нужно было сказать, уже было сказано. Не было времени для героических речей и верноподданического бреда; кроме того, мы уже получили часть всего этого от заместителя директора, когда тот посетил Аль-Джуф. Пришло время действовать.
Мобильные разведотряды должны были пересечь границу в разных местах, чтобы наиболее прямым маршрутом выйти в свои назначенные районы проведения операций в тех частях западной иракской пустыни. Мы получили сообщения о том, что на границе было очень холодно, и к тому времени, когда эти люди в своих открытых «Ленд Роверах» выйдут на вражескую территорию, займут выжидательные позиции (LUP) [1] и залягут на целый день, должны были чувствовать себя полузамерзшими даже в костюмах для защиты от ОМП. Я искренне надеялся, что на иракской стороне их не будет ждать горячий прием. Вступать в бой, когда пальцы и лицо онемели и потрескались от холода, — не самое приятное занятие, я это хорошо знал по себе.
Со своей стороны, они, скорее всего, говорили, что у нас все чертовски хорошо: мы вернулись в Аль-Джуф, оказались в безопасности и улеглись на своих полевых кроватях. Но как бы глупо — и как бы банально — это ни звучало, я сожалел, что не отправился с ними. Никогда раньше мне не приходилось отсиживаться в стороне и пропускать драку. Это было очень странное ощущение — как будто я не тянул свою долю тягот и лишений. Но даже понимая, что, как и все остальные, вношу свою лепту в Аль-Джуфе, лучше бы я был там с ними, чем ждал новостей на нашей передовой базе.
После двадцати лет самой суровой в мире военной подготовки, обладая богатым боевым опытом, я находился на пике своих сил и возможностей как солдат. Я был готов, хотел и более чем способен сразиться с солдатами Саддама, Республиканской гвардией и всеми остальными — и не мог сделать ни единого выстрела в сторону противника. Это было крайне неприятно. Я просто не привык бить баклуши, пока кто-то другой ведет бой, и вокруг меня было много других людей, которые чувствовали то же самое.
Но я не знал, что судьбе уже было угодно вмешаться и разбросать несколько неожиданных карт. И на одной из них было мое имя, хотя, если бы я увидел ее в то время, то не поверил бы в то, что она предсказывала. Поэтому погрузившись в ту ночь в свой спальный мешок и растянувшись на походной раскладушке, я испытывал одно огромное сожаление: к тому времени, когда я проснусь утром, люди из 22-го полка САС — мои люди — окажутся на заднем дворе Саддама, собираясь начать выбивать все дерьмо из иракцев. И меня с ними не будет.
Как оказалось, я оказался прав лишь отчасти. Утром я находился рядом с командиром в оперативной комнате, напичканной электронными устройствами приемопередачи, экранами, декодерами спутниковой связи и дюжиной других гудящих и потрескивающих элементов сложной техники, когда стали поступать утренние донесения.
Одно за другим полуэскадроны докладывали обстановку. «Альфа-30/40» пересекли границу без происшествий. Оба позывных «Дельта» также комфортно расположились на вражеской территории. (Каждый полуэскадрон использовал один позывной для обоих подразделений; таким образом, «Дельта-10» и «Дельта-20» использовали позывной «Дельта Один Ноль»). Однако «Альфа-10» и «Альфа-20» все еще находились в Саудовской Аравии. Командир эскадрона доложил, что рубеж их вывода блокирует большой вал (искусственная песчаная насыпь), на поиски бреши в валу или места, где его высота была ниже, были высланы разведывательные патрули, и что полуэскадроны, вероятно, попытаются пересечь границу этой ночью.
Зная о серьезных опасениях, — как командира, так и своих собственных, — относительно командира эскадрона «А», командующего «Альфой Один Ноль», я почувствовал в животе первые трепетные нотки беспокойства. Я взглянул на Босса. Он смотрел на меня с выражением лица, подсказавшим мне, что он тоже не совсем доволен ситуацией. Тем не менее, на данном этапе он не был готов дать какой-либо комментарий или высказать критику. Нередко, особенно на ранних этапах операции, одно подразделение испытывало бóльшие трудности, чем другие.
Рядом с оперативной комнатой находилась разведка, где дежурный офицер Разведывательного корпуса и его подчиненные собирали, анализировали и интерпретировали всю поступающую информацию. В то время она поступала в основном от американцев и включала в себя сведения о том, какие цели были поражены в результате авиационных ударов, какие были намечены, а какие идентифицированы, чтобы мы могли порекомендовать нашим подразделениям на земле, чего следует избегать и что следует проверить. Выявленные расположения иракских войск наносились на огромную карту на одной из стен комнаты разведки.
С этого дня наши люди на местах будут добавлять к массе поступающих данных собственную разведывательную информацию. Однако сегодня утром патрули были просто представлены на карте четырьмя маленькими стикерами. Три из них находились за линией фронта, и лишь одинокий стикер все еще оставался к югу от границы. Я надеялся на лучшее, но моя интуиция, которая по мере того, как я смотрел на эту маленькую наклейку на карте, только усиливалась, подсказывала, что «Альфа Один Ноль» не особенно торопится вступать в войну.
Что такого особенного было в этом песчаном валу в его секторе, задавался я вопросом. По данным разведки, валом была защищена вся южная граница Ирака, за исключением нескольких изолированных мест, где стояли пограничные посты.
Вал — это искусственная песчаная насыпь высотой от 6 до 16 футов, вдоль границы Ирака с Саудовской Аравией она часто тянется на многие мили. Песок был утрамбован бульдозерами, а с той стороны, с которой мог подойти противник, — в данном случае с южной стороны — была вырыта широкая траншея, чтобы не допустить заезда на склон машин. Но если проделать в вале проход и было серьезной задачей, то засыпать участок траншеи вручную лопатами, пусть это и была тяжелая работа, вряд ли было сложно. Более того, в такую погоду это даже могло быть приятным способом согреться. После того, как траншея шириной с автомобиль была бы засыпана, сто десятые «Ленд-Роверы» вполне могли выскочить на вал, чтобы перебраться через гребень. К тому же, три подразделения каким-то образом перебрались в Ирак, так почему же этого не сделала «Альфа Один Ноль»?
Но по крайней мере, в то утро была и одна хорошая новость. Израильтяне согласились не предпринимать ответных действий против Ирака — «пока что» — а это означало, что теперь ничто не могло помешать нашим людям выдвигаться на север через пустыню в намеченные районы. Ну кроме врага. Не исключалось также, что на следующее утро оперативная сводка принесет нам обнадеживающие новости от «Альфы Один Ноль», хотя что-то подсказывало мне, что этого не произойдет.
Тем временем из штаба в Эр-Рияде мы получили приказ, что в Ирак необходимо вывести три патруля по восемь человек из состава эскадрона «B» с целью ведения наблюдения за передвижениями на трех основных маршрута снабжения [2] (частично асфальтированные основные дороги, ведущие через Ирак с востока на запад, проходимые для транспортных средств) примерно в двухстах милях к западу от Багдада и сообщать информацию о них на нашу базу.
В Аль-Джуф была переведена только половина эскадрона «B». Другая половина осталась на базе «Виктор» для выполнения контртеррористических задач на случай, если иракцы попытаются взорвать британское посольство в Абу-Даби. Тех, кто находился в Аль-Джуфе, перевели в режим готовности и велели проверить снаряжение. Они могли отправиться на задание на следующий день, 22-го января, или, самое позднее, 23-го.
Следующий день выдался пасмурным и холодным — почти все мы были введены в заблуждение мнимыми радостями ближневосточной зимы — и я застал Босса в дурном настроении. Командир эскадрона «А» и его разведотряд все еще топтались вдоль границы, как кочевники, и мало что предвещало их скорый переход, а сержант, командовавший одним из патрулей эскадрона «В» из восьми человек с позывным «Браво-20», казалось, изображал из себя идиота.
Командир только что вернулся с разочаровывающего совещания с этим сержантом, который впоследствии под псевдонимом «Энди Макнаб» напишет рассказ о своей неудачной миссии в Ираке. Я считал и тогда, и считаю до сих пор, что большинство несчастий, выпавших на долю «Браво Два Ноль», если не все, стали следствием отказа Макнаба прислушаться к советам еще до того, как он покинул базу. Некоторые из этих советов исходили от командира, а он был зол как черт.
— Билли, отправляйся туда и постарайся втемяшить в него хоть немного здравого смысла, — сказал он мне, как только вошел в кабинет. — Я хочу, чтобы они взяли машину, а они отказываются. Они говорят, что земля будет слишком ровной, и они будут обнаружены. Но это даст им возможность уйти, если у них возникнут трудности.
Эти слова оказались пророческими.
И командир, и я знали, что Макнаб судит о местности только по спутниковым снимкам, которые показывают высоты, но не впадины. Как я знал по опыту, обычно на земле можно найти понижения рельефа, в которых можно укрыть машину. Справедливости ради надо сказать, что в том, что он полагался на спутниковые фотографии, не было его вины, поскольку карты западного Ирака, которыми мы пользовались, представляли собой аэрофотоснимки, на которых было очень мало подробностей относительно характера местности.
Самая важная причина для того, чтобы взять «Ленд Ровер» заключается в том, что он обеспечивает быстрый выход из боестолкновения и дает возможность вернуться к цели (объекту) позднее. Отход пешим порядком с полным снаряжением на спине никогда не бывает быстрым и легким. А это значит, что в ситуации, когда вашему патрулю угрожает опасность, единственный выход — бросить бóльшую часть снаряжения и убегать, ведя на ходу сдерживающие действия. Однако даже если вам удастся вырваться, вы не сможете предпринять еще одну попытку выполнить задание, потому что вам придется оставить свое снаряжение, а также непременно предупредить врага о вашем нахождении в этом районе. И тогда ничего не остается, кроме как вызывать эвакуацию.
Для «Браво Два Ноль» также было весьма актуально, — или должно было быть актуально, — что эскадроны «A» и «D» действовали в составе четырех мобильных разведотрядов в составе полуэскадрона в пределах двадцати-тридцати миль от их оперативной зоны наблюдения за Северной дорогой. Имея в своем распоряжении транспортное средство, возможное решение множества проблем было вполне очевидным — и находилось всего в паре часов езды. Но Макнаб, лондонский парень с приятным акцентом кокни, прослуживший в Полку семь или восемь лет, не желал делать ничего подобного, и это было видно по его лицу, когда я подошел к месту, где вокруг него собрался патруль.
Я не стал затягивать с предисловием, и просто сказал ему:
— Настоятельно советую тебе взять машину. Если дело дойдет до перестрелки, это может спасти твою задницу. Так что послушайся моего совета и совета Босса и не будь дураком.
— Ни за что, — ответил он. — Нам она не нужна, и мы ее не возьмем. Это верный способ демаскировать себя.
— Но, по крайней мере, у вас будет возможность уйти, — возразил я. — У нас есть свои ребята, работающие в тылу врага. Если вас удачно выведут, то вы будете знать, что вертолет проверил территорию, и у вас будет достаточно времени, чтобы выбрать приличный район ожидания для себя и машины.
Но Макнаб был непреклонен. Более того, я сомневался, слышит ли он меня вообще.
— Вы можете забыть об этом, — заявил он. — Я говорю вам то, что уже сказал командиру. Это не для нас.
Я оглядел лица других военнослужащих его подразделения и увидел на их лицах только неповиновение, поскольку они начали вступаться за своего командира патруля.
— Это будет все равно, что потащить с собой чертово ярмо, — произнес один комик.
— Мы не хотим его, потому что нам негде будет его спрятать, — вторил другой.
Одним из людей, также поддерживавших Макнаба, был человек по имени «Крис Райан». Он был солдатом Территориальной Армии, решившим пройти отбор — и прошедший его. Как и Макнабу, ему суждено было пережить войну, и также, как и Макнаб, он добился успеха как автор повествования о своих приключениях в Персидском заливе, вышедшего под названием «Тот, кто смог уйти», [3] написанного под этим же псевдонимом. Из книги может сложиться впечатление, что он не соглашался с Макнабом по ряду вопросов, а в книге самого Макнаба также говорится о том, что они не всегда смотрели глаза в глаза друг другу. Тем не менее, в тот день Райан присоединился к Макнабу и ко всем остальным, наложив вето на любое предложение взять «Ленд Ровер». Я лично считаю, что после попадания под обстрел в Ираке, когда трое из восьми военнослужащих патруля погибли, а четверо попали в плен, Макнаб и другие выжившие позже глубоко сожалели о том, что не последовали нашему с Боссом совету. Однако в то время я понимал, что они, скорее всего, между собой все порешали и выбрали курс, который я с командиром не могли понять. Я тоже ничего не мог с этим поделать.
Мы зашли в тупик, и все это понимали. Я, как и командир Полка, мог легко приказать им взять машину, потому что то, что говорит полковник или полковой сержант-майор, волей или неволей будет выполнено. Но исходя из своего долгого опыта службы в Полку, я также знал, что потом произойдет. Они отправились бы на задание — с машиной, конечно, — и почти наверняка каким-то образом демаскировали бы себя. Затем вернулись бы и сказали: «Хрен вам! Если бы вы не заставили нас взять машину, мы бы не потерпели неудачу. Это все ваша вина».
Все это может показаться невероятным ребячеством, но именно так и могло произойти. Эти жесткие, как гвозди, высококвалифицированные солдаты, готовые сходить в ад и обратно, если их попросит об этом командир, могли также вести себя очень упрямо, если чувствовали, что их как-то задели, или что их профессионализм был подвергнут сомнению, пусть даже незначительному. Объективность вылетает в трубу, и на смену ей приходит гордость мачо. Именно для того, чтобы избежать таких контрпродуктивных и даже разрушительных проявлений, в САС уже много лет действует правило, согласно которому всегда прав командир, находящийся на месте, независимо от своего звания. В конце концов, вы не подвергаете сомнению его решения перед выходом на операцию, потому что это его патруль, и он должен жить с этим — как и с его последствиями.
Проиграв эту дискуссию, я попытался убедить «Браво Два Ноль» хотя бы уменьшить количество взятого ими снаряжения. Вокруг них все было разложено и навалено: оружие, боеприпасы, «бергены», пайки, емкости с водой, мешки для песка, средства связи, — все лежало повсюду.
— Что это, Энди? — спросил я.
Он ответил:
— Это комплект снаряжения, который мы считаем необходимым для проведения операции.
По выражению его лица я понял, что он не собирается принимать никаких советов по поводу уменьшения количества того, что им придется тащить. Тем не менее, я должен был попробовать, поэтому спросил, на какой срок они собираются выходить. Признаюсь, что будучи традиционалистом и солдатом-практиком, я считаю, что для эффективной работы не нужно много снаряжения и необходимо выходить как можно легче. Однако в дополнение к остальному снаряжению они брали с собой двадцать или тридцать объемистых мешков для песка.
— Скажи мне, Энди, что это за мешки? — спросил я.
— Там дополнительное снаряжение. У нас есть вода, боеприпасы, батареи, пайки. Мы заложим их в тайник.
Их «бергены», как и РПСы, уже были набиты до отказа пайками, водой, рациями и запасными батареями, боеприпасами, личным снаряжением, спальными мешками, непромокаемыми защитными средствами, медицинскими аптечками, наборами для выживания и многим другим. Вдобавок ко всему, конечно, у них было оружие, а также гранаты плюс по однозарядному противотанковому гранатомету LAW-66 весом почти 10 фунтов на каждого человека.
Я точно знал, что они берут слишком много. Я не мог точно определить вес нагрузки на каждого человека, но когда на следующую ночь они выходили, Макнаб подсчитал, что каждый из бойцов «Браво Два Ноль» нес 150 фунтов. Это то же самое, что тащить на себе человека весом в десять с половиной стоунов. [4] Я готов был забиться, что они сделают десяток шагов — это максимум — но Макнаб ожидал, что они будут передвигаться свободно, так, как того потребуют обстоятельства. Перефразируя выражение Мохаммеда Али, подразделение САС должно быть способно порхать, как бабочка, и жалить, как рой пчел-убийц, но парни из патруля Макнаба несли слишком много снаряжения и слишком много лишнего веса, чтобы действовать эффективно.
Однако они не собирались снижать свою нагрузку ни по моему приказу, ни по приказу командира Полка. Поэтому я вернулся в его кабинет приблизительно в таком же плохом настроении, какое было у него, когда отправил меня поговорить с патрулем «Браво Два Ноль», и по тем же причинам.
— Он не хочет брать машину, и хоть ты тресни, — доложил я. — Мне он выдал такое же сумасбродное обоснование, как и вам. Он также не хочет сокращать количество снаряжения. И если не приказать ему сделать это, то не думаю, что что-то из того, что мы сейчас скажем, заставит его передумать. — Я сделал паузу, прежде чем добавить: — И, на мой взгляд, лучше его не заставлять.
Босс кивнул.
— Я согласен, Билли. Но спасибо за попытку.
Я покинул кабинет командира в надежде, что мои выводы о «Браво Два Ноль» окажутся ошибочными. Потому что, учитывая то, как был организован патруль, я не думал, что это сработает.
После того, как я прослушал официальный разбор этой операции с выжившими солдатами «Браво Два Ноль» в Херефорде после окончания войны, я был удивлен некоторыми анекдотами Макнаба, которые он пересказал в своей книге. Но больше всего меня удивило то, что в книге он совсем не упоминает о двух встречах, которые он и его люди провели с полковником и со мной, встречах, во время которых мы изо всех сил пытались убедить его взять машину и сократить количество снаряжения, которое они должны были нести на себе. Единственное, о чем он говорит, так это что я подошел к ним, пожелал удачи, сказал, чтобы они выполнили работу и вернулись невредимыми. Учитывая, каковы были результаты несоблюдения — я убежден в этом! — наших рекомендаций, мне кажется странным, что он не счел эти встречи достойными упоминания. В конечном итоге, провал этого задания стоил жизни трем людям, а еще четверо были захвачены и подвергнуты пыткам. Это почти 90 процентов потерь патруля.
К нашим проблемам добавилось еще и то, что следующим утром, во время дежурного сеанса связи с «Альфой Один Ноль» мы получили «обычное» донесение об обстановке: они все еще находились по эту сторону границы.
— Это просто смешно, — сказал командир. — Придется пойти на что-то чертовски радикальное, чтобы разобраться с ними.
Однако сначала нам предстояло вывести три наших подразделения из состава эскадрона «В»: «Браво Два Ноль» и еще два патруля по восемь человек — «Браво Три Ноль», который, как и «Браво-20», отказался взять автомобиль; и «Браво Один Девять» (который взял «Ленд Ровер»). Они должны были наблюдать за южным и центральным основными маршрутами снабжения от Иордании до Багдада, в то время как патруль Макнаба должен был взять под наблюдение северный маршрут. Все они выводились на отдельных вертолетах.
Выход патруля «Браво Три Ноль» оказался очень коротким. Когда вертолет приземлился, командир патруля спрыгнул с него, посмотрел на землю, которая во всех направления была плоской, без единого ориентира, и сказал: «Это не то, что нужно». Вертолет снова взлетел и сел в нескольких милях от первоначального места, где повторилась точно такая же сцена. Командир патруля осмотрел ближайшую местность и решил, что выставлять наблюдательный пункт на плоской гравийной равнине нецелесообразно, и сделать это — значит демаскировать себя. В соответствии со своими правами он отменил операцию, и вместе со своими людьми на том же вертолете вернулся в Аль-Джуф. В его итоговом отчете говорилось лишь о том, что укрыться было негде.
Вся заслуга Макнаба состоит в том, что когда вертолет с «Браво Два Ноль» прибыл на место высадки, то по крайней мере, патруль высадился, — что сделал бы и я на его месте. Я бы не стал возвращаться и говорить, что мой патруль не может высадится, потому что местность неподходящая. Тем не менее, поступок командира патруля, который эвакуировал «Браво Три Ноль», абсолютно не постыдный. Это было его решение, и он посчитал, что причины для его принятия были совершенно обоснованными. Командир «Браво Один Девять» вывел свой патруль согласно плана.
На следующее утро я, только что приняв душ и побрившись, направлялся в оперативную комнату с кружкой горячей воды в одной руке и пакетиком горячего шоколада в другой, когда меня чуть не сбил с ног командир. Его рот был крепко сжат, а глаза сверкали. Босс был в ярости. О том, что его так взбесило, я догадался еще до того, как он заговорил.
— Я вас искал, — произнес он. — «Альфа Один Ноль» все еще не пересекла границу.
Я ничего не ответил.
— У меня есть два варианта, — продолжал командир. — Я могу привезти Джереми из Эр-Рияда, что займет два дня, или я могу отправить вас.
Последняя часть замечания на самом деле привлекла все мое внимание. За предыдущие несколько дней он не сделал ни малейшего намека на то, что его мысли работают в этом направлении. Присоединиться к одному из боевых патрулей в тылу врага — это было больше, чем я мог надеяться в своих самых смелых мечтах, и сказать, что я был удивлен, было бы большим преуменьшением. Все, что я смог придумать в ответ, было:
— Во сколько я отправляюсь? — попытавшись при этом скрыть ухмылку, расползающуюся по моему лицу.
— В десять ноль ноль, — сказал Босс. На часах было 08:30.
Выйдя из оперативной комнаты в свою палатку, я быстро собрал свое снаряжение, а затем уделил время написанию письма девушке, с которой тогда встречался. Я хотел объяснить, что некоторое время не смогу писать, и чтобы она не волновалась, если от меня в течение некоторого времени не будет вестей. Закончив письмо — интересно, как долго пишутся такие письма, — я передал его в незапечатанном виде в отдел цензуры, где вся исходящая почта проверялась дежурным офицером. Однако, поскольку я был полковым сержант-майором, мне сказали запечатать его самому и опустить прямо в почтовый ящик. К тому времени пришло время встретиться с командиром, который также вылетал вместе со мной на передовую, чтобы переговорить с командиром нашего очень неторопливого патруля. С собой в связке он прихватил связиста, который, помимо прочего, должен был стать его водителем на обратном пути. Его они должны были проделать по дороге на короткобазном «Ленд Ровере 90», который также летел вместе с нами.
За то короткое время, которое нам потребовалось, чтобы проехать на дальнюю сторону аэродрома, где стояли вертолеты, Босс объяснил, что он отправил сообщение командиру «Альфа Один Ноль» и приказал ему прибыть к месту встречи, находившемуся на саудовской стороне границы. В его сообщении также говорилось: «К вам прибывает новые заместитель». Это было сформулировано офицером оперативного отдела, и на мой взгляд, ужасно неудачно, поскольку звучало как пощечина командиру патруля и его заместителю. Лучше было бы сформулировать сообщение как: «К вам прибывает полковой сержант-майор, чтобы действовать в качестве заместителя», — или выбрать какую-нибудь другую столь же тактичную фразу.
Пока в большом брюхе «Чинука» крепили машину, командир, его связист и я поднялись на борт вертолета и заняли свои места на палубе позади летчика. Босс рассчитывал, что после встречи с командиром эскадрона «А» его водитель доставит его обратно в Аль-Джуф до наступления ночи. Он заверил меня, что не оставит у командира патруля никаких сомнений относительно своей позиции — я направлялся в качестве заместителя командира, чтобы начать действовать и подавить любые признаки недовольства со стороны командира патруля или кого-либо еще.
Под этим «кем-то еще» подразумевался нынешний его заместитель, штаб-сержант по имени Пэт. Основываясь на своем очень коротком знакомстве с ним во время посещения тренировочного лагеря в пустыне, я пришел к выводу, что Пэт может быть одной из главных причин любого негативного мышления в «Альфа-10».
Это был крупный парень, около шести футов трех дюймов ростом, чрезвычайно крепкий физически, очень внятно и четко излагающий свои мысли — явно образованный человек, и, честно говоря, можно было ожидать, что он будет офицером, а не штаб-сержантом. Но на той первой встрече — совещании эскадрона «А» в учебном лагере в пустыне, на котором также присутствовали командир Полка и заместитель директора — я отметил, что ему требовалось много времени, чтобы принять решение, и что в целом он был настроен очень негативно. Как это ни странно, я, прослужив в Полку к тому времени уже почти двадцать лет, впервые имел с ним дело. Такое легко могло случиться, поскольку в целом мы обычно общались с военнослужащими своего эскадрона или даже просто своей роты, и редко когда смешивались с другими. Вдобавок ко всему, я пробыл в должности полкового сержант-майора всего несколько недель, и из-за всей этой шумихи, связанной с кризисом в Персидском заливе, у меня не было времени познакомиться со всеми в Полку.
Однако Пэт служил в эскадроне «А», которым в начале 1980-х годов командовал заместитель директора, и во время нашего визита в учебный лагерь он случайно спросил высокого штаб-сержанта, как идут дела. Удивив всех нас, Пэт ответил:
— Могу я быть откровенным, босс? — И когда тот кивнул, тут же начал излагать целый список претензий.
— То, что вы от нас ожидаете, просто смешно, — начал он. — Пытаться за десять дней подготовить людей для маневренной войны, которые не имеют ни малейшего представления о ней, просто нелепо. У нас также не хватает креплений к Mk19 на машинах, [5] и даже недостает батарей к сигнальным фонарям.
Увидев в тот день эскадрон «А» в лагере, я сложил хорошее мнение об их моральном состоянии и настроении, а также об их готовности к действиям. Однако, слушая стенания Пэта, я едва ли мог поверить в то, что слышал, поэтому посмотрел на командира и только пожал плечами. Но Пэт был в полном расстройстве, и я стоял, чувствуя все большее смущение, пока он перечислял длинный список других личных суждений и мелких жалоб, а затем просто ушел.
— Он производит совершенно иное впечатление, чем остальные ребята сегодня, — сказал я заместителю директора и командиру. — Моральный дух на высоте. Они были полны энтузиазма и в хорошем настроении.
На что заместитель директора небрежно ответил:
— Ну, это же Пэт. Он всегда был худшим в мире пессимистом.
Я не мог не вспомнить это замечание и свое мнение о Пэте и командире эскадрона «А», пока сидел и ждал на борту «Чинука», который должен был доставить меня к ним в пустыню. Эти двое вместе — один негативный и пессимистичный, другой колеблющийся и нерешительный — были плохим сочетанием. Возможно, хорошая встряска, как это сейчас происходило, поможет им разобраться со всем этим. В течение двух часов мне надо было протаранить это подразделение, и независимо от того, понравится это командиру эскадрона и его заместителю, или нет, но я не собирался терпеть никаких негативных комментариев или возражений ни от одного из них.
Кроме того, в кармане правой штанины моих камуфляжных брюк был припрятан «Джокер». Когда летчик начал разгонять двигатели до полных оборотов, я инстинктивно потянулся, чтобы проверить, надежно ли застегнута кнопка на клапане кармана, — возможно, из-за того, что припомнил случай во время обучения в джунглях, когда я потерял шифровальный блокнот во время переправы через реку, наполненную дождевой водой. Этим «предохранителем» было письмо, которое Босс продиктовал и приказал напечатать этим же утром. Оно уполномочивало меня по своему усмотрению принимать на себя командование полуэскадроном, когда я сочту это необходимым, с целью «обеспечения максимальной эффективности работы подразделения».
К сожалению, существовала одна вещь, которая точно не работала с максимальной эффективностью, — это был «Чинук». Когда вертолет начало трясти при подготовке к взлету, летчик внезапно решил выключить двигатели. Грохот и вибрация внезапно уменьшились, а винты стали замедляться. Мы вопросительно посмотрели друг на друга, но недолго.
— У нас проблема, — объявил летчик. — Либо засорился топливопровод, либо отказала гидравлика. Если это топливо, то мы задержимся минут на тридцать. Если гидравлическая система, то мы пробудем здесь по крайней мере еще два часа. Возможно, дольше.
Поскольку мы ничего не могли поделать, то вместе с Боссом мы спустились с вертолета и отошли на десяток шагов в сторону от вертолетной площадки. Он зажег сигару, а я взял самокрутку. Мы стояли там, курили и болтали, пока инженеры Королевских ВВС пытались разобраться, в чем дело, заглядывая в потаенные уголки машины и бормоча под нос технические вопросы. Пока мы стояли, командир сказал мне, что он и штаб довольны успехами двух подразделений эскадрона «D» и другого полуэскадрона «Альфа». О ситуации с патрулем «Альфа Один Ноль» мы оба знали, и пытались предпринять шаги, чтобы заставить патруль двигаться. Однако все были глубоко обеспокоены состоянием патруля «Браво Два Ноль», который не смог установить радиосвязь со штабом Полка в Аль-Джуфе.
Когда патруль, находящийся в тылу врага, не выходит на радиосвязь, это всегда тревожно — особенно если это происходит с таким патрулем, как «Браво Два Ноль», у которого с собой было две отдельные радиостанции. Кроме того, те сомнения, которые мы оба испытывали перед тем, как патруль Макнаба отправился на операцию, не облегчили нам принятие их молчания. Наше разочарование еще больше усилилось, когда пилот «Чинука» подошел к нам и сказал, что проблема определенно в гидравлике, и что в течение нескольких часов мы никуда не полетим.
— Хорошо, — произнес командир, — оставим это до завтрашнего вечера. Давайте вернемся в штаб.
Когда мы вернулись в терминал, от «Браво Два Ноль» по-прежнему ничего не было слышно. Однако появилась новая проблема в виде сообщения от «Альфа Один Ноль». Это был ответ на предыдущее сообщение командира, который представлял собой двойной отказ: «Не для нас. Не для этого места». Это означало, что командир патруля даже не собирался пытаться договориться о встрече с командиром Полка. И он также сообщал своему командиру: «Я не приму нового заместителя».
Я посмотрел на Босса, ожидая его реакции и возблагодарив судьбу за то, что наш вертолет вышел из строя прямо перед взлетом. Если бы этого не произошло, то мы, как пара идиотов, ждали бы на месте встречи офицера, который и не собирался там появляться. Могу сказать, что командир был в ярости, но какие бы мысли ни были у него в голове, он держал их при себе.
На следующий день, 25-го января, командир снова не смог отправить меня туда из-за нехватки вертолетов, однако он организовал встречу «Альфа Один Ноль» на границе с майором Биллом, одним из самых опытных офицеров Полка. В день, когда иракцы запустили восемь ракет «Скад» по Тель-Авиву, командир больше не мог мириться с тем, что одно из наших передовых подразделений все еще колесит по Саудовской Аравии, не имея возможности даже пересечь границу, не говоря уже о том, чтобы начать уничтожать ракетные пусковые установки.
В Израиле, предоставленные американцами «Пэтриоты» сбили все восемь «Скадов», но осколки от взорвавшихся ракет убили двух гражданских лиц и ранили шестьдесят девять, и израильтяне с каждым часом становились все более яростными и воинственными. Я чувствовал, что каждая ракетная атака на их страну будет воспринята ими как доказательство того, что мы не выполняем свою работу должным образом. Конечно, в случае с «Альфа Один Ноль» мы ее вообще не выполняли.
Майору Биллу уже было за пятьдесят, когда он поднялся по служебной лестнице. Много лет назад он служил в эскадроне «А», а затем перешел в эскадрон «В». Очень опытный военнослужащий Полка, он проходил действительную службу в Радфане, Адене, Борнео и Дофаре. Короче говоря, он был лишенным всяких сантиментов, всегда готовым к действию солдатом.
Не могу сказать, что мы с ним особенно хорошо ладили, но это не стало бы проблемой, если бы нам довелось работать вместе в Персидском заливе, — хотя, как потом оказалось, нам и не пришлось этого делать. Это был человек, которому командир поручил переправить патруль «Альфа-10» через границу и начать войну. Была пятница, а этот патруль торчал на границе с воскресенья.
Майору Биллу командир сказал просто: «Выбери подходящее место и переправь их». Тот сразу же отправился к границе на место встречи с нашим застоявшимся патрулем. Его выбор места пересечения границы был очень прост — это был старый пограничный пост, за которым со средневекового форта наблюдал гарнизон из дюжины саудовских солдат. С иракской стороне было, вероятно, вдвое меньше войск, засевших в сторожевой башне, расположенной в четверти мили от границы. Будучи майором Биллом, он, вероятно, предположил, и почти наверняка правильно, что после полуночи — времени, когда он должен был отправить «Альфа Один Ноль» через границу — иракцы будут спать.
И именно так он и поступил. Утром 26-го числа мы, наконец, узнали, что патруль «Альфа-10» успешно пересек границу и направляется на север. Радость омрачалась тем, что в то утро — через три дня после высадки с вертолета, — с патрулем «Браво Два Ноль» по-прежнему не было связи. Поэтому командир Полка приказал после наступления темноты вылететь туда вертолету, чтобы попытаться найти своих пропавших людей.
В ту ночь из Аль-Джуфа на поиски поднялся вертолет Королевских ВВС «Чинук». Его сопровождал вертолет ВВС США, оснащенный сложным электронным оборудованием для обнаружения людей в темноте. Но несмотря на то, что вертолеты пролетели по маршруту поиска вокруг места, где был высажен «Браво Два Ноль», они не обнаружили даже шепота чьих-либо следов. Казалось, что патруль растворился в воздухе. Либо Макнаб и его люди двигались очень быстро и преодолевали большие расстояния, что говорило о том, что они уже бросили бóльшую часть своего снаряжения и мчатся к границе, либо они уже захвачены или убиты. Однако если они пытались вернуться, мы не могли их обнаружить, не установив связь — если ее вообще удалось бы восстановить.
Что касается меня, то я, казалось, находился в какой-то безвестности. Я никак не мог отправиться в Ирак, чтобы присоединиться к патрулю «Альфа Один Ноль», — даже если бы это все еще считалось необходимым, потому что командиру теперь требовался каждый имеющийся вертолет для поисковой операции. Затем, рано утром следующего дня, меня снова вызвали в кабинет Босса — его стол все еще стоял на ленте багажного конвейера в том месте, которое однажды станет зоной выдачи багажа в здании терминала.
— Я видел оперативную сводку, — сразу же сказал я ему. В донесении от «Альфа-10», который наконец-то пересек границу, говорилось, что они организовали свою первую стоянку на вражеской территории, посреди позиций иракской дивизии в Вади-Арар.
— Вы отправляетесь туда завтра, — сказал командир без предисловий. — Определенно отправляетесь. Вы поняли?
Я кивнул, а затем добавил:
— Хорошо, Босс.
Я все еще носил в кармане написанное им письмо, которое должен был передать командиру патруля, и мое снаряжение все еще было собрано и готово к отправлению. Больше ничего не нужно было говорить. Решение было принято.
По крайней мере, так казалось до четырех часов дня, когда я вошел в штаб и увидел, что командир стоит там с широкой улыбкой на лице.
— Что, черт возьми, происходит? Война закончилась? — спросил я.
— Лучше, чем это, — усмехнулся он. — У нас был первый контакт с врагом.
Контакт означал перестрелку, и, судя по поведению командира, она была успешной.
— Это здорово, — произнес я, добавив затем: — Есть потери?
— Не с нашей стороны. Но угадайте, с кем был контакт?
— Понятия не имею, — ответил я, — в конце концов, у нас там довольно много патрулей. Поделитесь большим секретом.
— Это «Альфа Один Ноль», — сказал он, и когда рассказал мне подробности, я сразу понял, что не собираюсь их разделять. Три убитых врага и один захваченный в плен означали успех; более того, они даже захватили в целости и сохранности машину вражеских солдат — джип «Газ» советского производства. Этот контакт свидетельствовал о том, что командир патруля обрел себя и начал действовать. Патруль находился примерно в пятидесяти километрах к северу от границы, и вскоре должен был направиться в назначенный район действий. Конечно, было логичным предположить именно это, и командир с этим согласился.
— В конце концов, это может сработать, — пробормотал он. — Посмотрим, как они справятся.
Ждать пришлось недолго. Через полчаса от «Альфа-10» пришло сообщение: «Двигаемся на юг к границе. Утром сообщим место встречи для передачи пленных и пополнения запасов».
Я уж было решил, что командир, который всегда отличался завидным хладнокровием, вот вот взорвется. На этот раз он сорвался, и его крайне нелицеприятные комментарии о патруле «Альфа Один Ноль» и его командире, хотя и были предельно лаконичными, не заставили себя ждать. Когда вспышка гнева прошла, он сказал мне:
— Без всяких сомнений, Билли, завтра вечером ты обязательно туда отправишься.
Действия «Альфа Один Ноль» становились не просто случайными, они становились все более смехотворными, почти как в комедийном скетче. Теперь, после нескольких дней задержки, они, казалось, бегали по иракской пустыне, как безмозглые курицы. У меня было время все обдумать, и я полагал, что идея Босса отправить меня в качестве заместителя командира не сработает. Уж точно не сейчас. Однако времени было мало, поэтому я сразу же сказал ему, что недоволен своим заданием.
— Я не хочу усугублять ваши проблемы на этом этапе, Босс, но не думаю, что смогу так работать. Не так, как вы хотите. Мне не нужны все эти провокации, которые громоздятся друг на друга. Я не могу идти заместителем командира, зная, что в любой момент могу взять на себя командование, просто достав из кармана ваше письмо. Если у меня есть этот «Джокер», я смогу устроить мини-переворот в любой момент, когда захочу. Это выглядит именно так — иметь «джокера», которым можно будет козырять перед всеми остальными. Командир патруля, очевидно, получает от кого-то очень негативные советы — и я хорошо представляю, кто этот человек. Что бы я ни посоветовал командиру патруля, этот человек будет говорить ему прямо противоположное, и он окажется меж двух огней. И в этот момент я разыгрываю своего «джокера» — и отправляю его в отставку. Я не смогу так работать. После такого удара я никогда не смогу рассчитывать на доверие людей.
Может быть, командир и был зол, но он своей решительности не утратил. Он на мгновение посмотрел на меня, а затем сказал:
— Вы абсолютно правы. Верните мне письмо.
Потянувшись вниз, я расстегнул накладной карман на своих брюках, достал письмо и передал ему. Он тут же подошел к помощнику, сидевшему за соседним столом, и продиктовал новое письмо, которое подписал сразу после того, как оно было напечатано. Потом вернул его мне.
— Прочтите это, — сказал он.
Опустив взгляд на бумагу, я прочел краткое послание, адресованное командиру эскадрона «А», и гласившее следующее:
«Вы должны выполнить этот приказ. Вы должны передать командование полковому сержант-майору, который может предпринять любые действия, необходимые для того, чтобы вы покинули свое нынешнее место. Вы должны подняться на борт вертолета. Ни с кем не разговаривайте и по возвращении сразу же доложитесь мне».
Письмо было подписано: «Командир 22-го полка САС».
Прочитав письмо, я запечатал его в конверт и сунул в карман, застегнув клапан. Мне предстояло отправиться в путь следующей ночью, 28-го января, на «Чинуке», который должен был доставить первые запасы двум из четырех наших мобильных боевых подразделений.
Вопреки всем своим ожиданиям, я отправлялся на войну.

ПРИМЕЧАНИЯ:

[1] Lying-up position (LUP).
[2] Main supply routes (MSR).
[3] The One That Got Away by Chris Ryan.
[4] Британская мера веса, равная 14 фунтам, или 6,35 кг.
[5] 40-мм автоматический гранатомет.


Вернуться наверх
Не в сети Профиль  
 
 Заголовок сообщения: Re: Питер Рэтклифф. Глаз бури
СообщениеДобавлено: 13 дек 2022, 05:35 

Зарегистрирован: 25 янв 2015, 15:12
Сообщений: 539
Команда: Нет
Все любопытнее и любопытнее.


Вернуться наверх
Не в сети Профиль  
 
 Заголовок сообщения: Re: Питер Рэтклифф. Глаз бури
СообщениеДобавлено: 13 дек 2022, 13:10 

Зарегистрирован: 21 ноя 2020, 00:28
Сообщений: 401
Команда: Нет
manuelle писал(а):
Все любопытнее и любопытнее.


Я специально перечитывая Кэмерона (Вашими молитвами, кстати). Интересны характеристики одних и тех же людей с разных углов. Хотя насчет командира эскадрона (он же командир A10) оценки совпадают примерно полностью))


Вернуться наверх
Не в сети Профиль  
 
 Заголовок сообщения: Re: Питер Рэтклифф. Глаз бури
СообщениеДобавлено: 13 дек 2022, 14:17 
Аватар пользователя

Зарегистрирован: 23 ноя 2012, 10:58
Сообщений: 1603
Команда: FEAR
Очень интересно про Б20


Вернуться наверх
Не в сети Профиль  
 
 Заголовок сообщения: Re: Питер Рэтклифф. Глаз бури
СообщениеДобавлено: 13 дек 2022, 14:29 
Аватар пользователя

Зарегистрирован: 04 май 2013, 21:23
Сообщений: 1731
Команда: нет
Мне всё время казалось, что психологическая накачка на тему "и когда пойду я долиной смертной тени, не убоюсь я зла, потому что я самый злобный сукин сын с самой большой дубинкой в это долине" это неотъемлемая часть подготовки в таких подразделениях. А тут получаются нытик и размазня на командных должностях в одной группе О_о

_________________
Изображение


Вернуться наверх
Не в сети Профиль  
 
 Заголовок сообщения: Re: Питер Рэтклифф. Глаз бури
СообщениеДобавлено: 13 дек 2022, 15:30 

Зарегистрирован: 08 апр 2020, 14:13
Сообщений: 545
Команда: Нет
Винд писал(а):
Мне всё время казалось, что психологическая накачка на тему "и когда пойду я долиной смертной тени, не убоюсь я зла, потому что я самый злобный сукин сын с самой большой дубинкой в это долине" это неотъемлемая часть подготовки в таких подразделениях. А тут получаются нытик и размазня на командных должностях в одной группе О_о


Тут еще один интересный момент. Патруль топчется неделю на границе, а руководство взирает на это не то чтобы спокойно, а не предпринимая никаких действий. Ни за что не поверю, чтобы в боевом приказе А10 не было указано время, к которому он должен был выйти в район на территории Ирака и приступить к выполнению основной задачи. И это точно не неделя.


Вернуться наверх
Не в сети Профиль  
 
 Заголовок сообщения: Re: Питер Рэтклифф. Глаз бури
СообщениеДобавлено: 15 дек 2022, 14:46 

Зарегистрирован: 25 янв 2015, 15:12
Сообщений: 539
Команда: Нет
На границе А10 "топтались" трое суток, насколько помню.


Вернуться наверх
Не в сети Профиль  
 
 Заголовок сообщения: Re: Питер Рэтклифф. Глаз бури
СообщениеДобавлено: 25 дек 2022, 15:16 

Зарегистрирован: 08 апр 2020, 14:13
Сообщений: 545
Команда: Нет
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Когда я подошел к открытой задней рампе огромного двухмоторного двухвинтового вертолета «Боинг Чинук», я отчетливо осознал, что мне предстоит стать центральным персонажем полковой истории. Это был первый в истории случай, когда командир эскадрона САС отстранялся от командования в боевых условиях, а также первый случай, когда полковой сержант-майор направлялся в район боевых действий для замены офицера.
Неудивительно, что бóльшую часть того дня я провел, убивая время перед вылетом и перебирая в уме, что может произойти, когда я доберусь до патруля «Альфа Один Ноль». Думаю, я был бы сам не свой, если бы не задавался вопросом о взятии патруля под свое командование, хотя и понимал, что никакие размышления перед этим событием не смогут подготовить меня к реальности.
Более того, мой пункт назначения находился за линией фронта, поэтому, помимо проблем, которые могли возникнуть с людьми, у которых я меняю командира патруля, или возможных последствий информирования этого офицера о том, что, по сути, его карьера пошла прахом, я также должен был приспособиться к осознанию того, что с этой ночи каждый мой шаг может вызвать событие, которое вполне может стать вопросом жизни или смерти. Речь шла не только о моей жизни или смерти; мне предстояло нести ответственность не только за успешное выполнение жизненно важного задания, но и за жизнь и благополучие тридцати трех солдат, большинство из которых были женаты и имели детей.
На хвостовой рампе «Чинука» я приостановился и осмотрелся. Сцена была впечатляющая. Два больших ротора уже вращались и мерцали, серебрясь в ярком лунном свете. Небо было ясным, ночь сухой, но люто холодной. В тот день мы услышали от метеорологов, что это была самая холодная зима, когда-либо зарегистрированная в Ираке. Возможно, им следовало предупредить тех ослов из разведки в Великобритании, которые проинформировали нас, что ожидается мягкая, даже теплая погода. В результате этого совета многие ребята даже не потрудились взять с собой спальные мешки.
Тем не менее, я знал, что, по крайней мере, один аспект моего прибытия несказанно развеселит парней из «Альфа-10/-20». После значительного нажима со стороны командира и меня, полковой квартирмейстер исследовал местные базары или рынки и сумел своими скользкими ладошками добыть добротный запас бурнусов, арабской верней одежды из козьей шерсти, известной нам как «бедỳ» или «одежда Аль-Джуф». От них воняло чуть более чем немного, и они были не слишком элегантны, но зато в них было удивительно тепло — а это было все, что имело значение для людей.
Я сделал всего несколько шагов по трапу, когда почувствовал, что меня дергают за лямку моей РПС — ремня, который проходит через плечо, чтобы поддерживать вес снаряжения на поясе. Это был командир. Когда я повернулся, он обнял меня за плечи и, наклонившись вперед, прокричал мне в ухо, перекрывая шум двигателей:
— То, что я сделал, — это впервые. Чего он не выдержит, так это крупного боестолкновения в первые двадцать четыре часа.
Его едва было слышно, но даже в этом случае я знал, что он говорит мне самым деликатным образом:
— Не делай глупостей, потому что в данный момент моя голова лежит на плахе.
Я ответил ему, как надеялся, ободряющим кивком, и крикнул:
— Хорошо, Босс, — и пошел вверх по трапу, сосредоточившись и сильно скрестив пальцы.
При максимальной нагрузке «Чинук» может перевозить почти пятнадцать тонн груза, а в этом вылете его способности были использованы по максимуму, поскольку вертолет брал достаточно топлива, воды, пайков, боеприпасов и другого снаряжения для пополнения запасов двух полуэскадронов «Альфа» в полевых условиях. Помимо наличия экипажа из трех человек, обнадеживающим также было то, что капрал Королевских ВВС закрепил впереди на штыревом кронштейне пулемет на случай, если во время посадки нас будет ждать вражеская приемная комиссия. На борту находились только борттехник ВВС, я и два сержанта САС, которые летели по моему приказу. Они должны были помочь выгрузить снаряжение на посадочной площадке, но главной причиной их присутствия на борту было оказание мне помощи в случае возникновения неприятностей с командиром эскадрона.
Я подождал, пока мы поднимемся в воздух, и рассказал им, что происходит — я летел, чтобы принять командование над «Альфа Один Ноль». Они были ошеломлены — «ошарашены», если быть точнее — моим заявлением еще более, чем был ошеломлен я, когда впервые услышал об этом от командира. У них отвалились челюсти, и парни явно испытывали трудности с тем, чтобы заставить свой мозг осознать услышанную ими информацию.
— Ты шутишь, Билли, — наконец смог произнести один из них. — Мы думали, что ты просто едешь с нами.
Это вызвало у меня несколько циничный смех.
— Неужели вы всерьез полагаете, что я настолько глуп, чтобы забраться на борт этой штуки по собственной воле без веской причины? — спросил я их. — Возможно, вы оба достаточно недалеки, чтобы сделать это, но только не я.
На мгновение пристально посмотрев на них, я все еще обдумывал, что может произойти, когда мы доберемся до патруля. После этого я отдал им указания. Когда мы приземлимся, они должны были ждать на вертолете или поблизости от него и быть готовыми действовать по моему сигналу. Я вновь сделал паузу, а затем выдал:
— Если я решу, что это необходимо, вы должны физически задержать командира эскадрона «А» и посадить его на борт вертолета, используя любую силу, какая потребуется, независимо от того, что он делает или говорит!
На этот раз шок почти сразил их наповал. Я выждал несколько мгновений, чтобы они как следует осознали услышанное, а затем добавил:
— И еще, — сержанты застыли, ожидая дальнейших откровений, — Когда вернетесь, не трезвоньте об этом на весь лагерь.
Теперь, судя по их взглядам, я был единственным, кто вел себя глупо. Им только что преподнесли на блюдечке самую сочную сплетню за всю войну, и ничто на всей Божьей земле не могло заставить их замолчать. Только разбившийся на обратном пути вертолет мог помешать этой супер-истории вырваться наружу. Я знал это, и они это знали, но я же должен был что-то сделать.
Когда о том, что должно произойти, я рассказал борттехнику, тот удивился едва ли меньше. Безоговорочно надежный, флайт-сержант Джим был первоклассным парнем, который долгое время служил в спецназе Королевских ВВС и уже много раз работал с Полком. За эти годы у нас сложилось хорошее взаимопонимание, и мы отлично ладили.
Борттехник любого летательного аппарата полностью контролирует ситуацию, пока он находится на земле, а это значит, что летчики, неважно, насколько старше по званию они были, не могут взлететь без его разрешения. Конечно, именно это и было причиной, по которой я сообщил ему эту новость. Поставив Джима в известность, я также проинформировал его о том, что мне понадобиться на месте расположения «Альфы Один Ноль». Все было очень просто: я не хотел, чтобы он давал разрешение на взлет до тех пор, пока я не дам добро на это, подняв большой палец вверх.
Первый этап нашего полета проходил в Арар, город в Саудовской Аравии на границе с Ираком, где американцы создали базу. Мы должны были приземлиться там для дозаправки, прежде чем лететь дальше на вражескую территорию.
Когда мы сели, я отошел примерно на сотню ярдов, чтобы спокойно покурить — на рейсах Королевских ВВС курить не разрешается. Все еще размышляя о ближайшем будущем, я чувствовал страх, не зная, чего ожидать. В конце концов, я вдавил каблуком ботинка наполовину выкуренную сигарету в асфальт и направился обратно к вертолету. Даже мой любимый табак, казалось, приобрел горьковатый привкус. Полагаю, начало сказываться напряжение.
Через несколько минут после повторного взлета мы уже были над Ираком, несясь на максимальной скорости в 188 миль в час всего в 50 футах над волнистой пустынной местностью. Земля внизу, хорошо видимая в ярком лунном свете, выглядела бесплодной, холодной и негостеприимной.
Я сидел на куче козьих шкур, безучастно глядя в иллюминатор и пытаясь расслабиться, когда снаружи справа по борту внезапно возникла ослепительная красная вспышка. «Черт, нас атакуют», — подумал я, хватаясь за поручень сбоку фюзеляжа и приготовившись к удару. Другая рука сразу же потянулась к четкам в нагрудном кармане куртки. В этот момент рядом с вертолетом вспыхнула еще одна яркая вспышка, и мы резко отвернули влево. Когда мое тело с силой ударилось о стенку борта, вертолет еще сильнее отклонился влево. Если бы я не держался, то меня бы отбросило через весь грузовой отсек в штабель сбитых в кучу канистр на противоположной стороне.
Убежденный в том, что нас вот-вот собьют, я с бешено колотящимся сердцем ухватился за борт. Я и в лучшие времена не был хорошим пассажиром на любых летательных аппаратах, а сейчас передо мной возник один из моих худших кошмаров, превратившийся в реальность. Я испытываю абсолютный ужас от мысли, что сгорю заживо, — это тот самый не всегда рациональный страх, который иногда вызывает приступы паники глубокой ночью. Скованный ужасом и бессильный предотвратить то, что могло вот-вот произойти, я держался за поручень, когда машина выровнялась. В голове проносились образы вражеских самолетов, преследующих нас; ракет, несущихся к нам, нацеленных на этот толстый, медленный и жирный вертолет; наземных зенитных батарей с радиолокационных управлением, выжидающих подходящего момента, чтобы выслать очередь трассирующих снарядов в нашу летающую смертельную ловушку…
Минуты шли, но больше ничего не происходило, и мне стало легче дышать. Однако через пятнадцать минут, когда мое сердце возобновило нормальный ритм и я начал ослаблять хватку за поручни, снова произошло то же самое: две невероятно яркие вспышки снаружи, за которыми последовали резкие крены влево и вправо. На этот раз я уже не был так удивлен, — не настолько, как в первый раз, но все же потрясение было слишком сильным, чтобы спокойно сидеть и наслаждаться остатком полета. Но, по крайней мере, вспышки и резкие маневры отвлекли меня от мыслей о предстоящем взятии командования над «Альфой Один Ноль».
Вскоре после второго такого случая мы совершили свою первую посадку на вражеской территории — на месте встречи с «Альфой Три Ноль». Я сразу же подошел к Джиму, борттехнику, и спросил его, что, черт возьми, происходит. Он выглядел озадаченным.
— Что ты имеешь в виду? — спросил он.
— Все эти вспышки и виляние в небе, — крикнул я. — Что, по-твоему, я имею в виду?
Джим рассмеялся.
— Бедолага, — усмехнулся он с самым беззастенчивым видом, — я и забыл. На тебе ведь не было гарнитуры?
Я покачал головой, и он продолжил:
— Нас засекла пара F-16. При этом они посылают запрос на вертолет, а наш борт отправляет автоматический ответ, так что они знают, что мы одни из хороших парней, после чего самолет улетает. Но это в теории. На практике, чтобы подстраховаться на случай, если настырный F-16 не получит от нас ответ, что мы свои, мы предпринимаем все необходимые действия, чтобы ракета не врезалась в нас сзади, — выпускаем магниевые ракеты и немного подныриваем вниз. В общем, идея состоит в том, что если на нас со злым умыслом летят ракеты с тепловым наведением, то они станут радостно преследовать не нас, а наш фейерверк.
К тому времени я немного успокоился, поэтому поблагодарил его за урок, но не удержался и добавил, что хотелось бы все это знать до того, как все случится, поскольку в таком случае я, возможно, не был бы так обеспокоен — если только слово «обеспокоен» правильно описывает состояние, при котором ты почти парализован от ужаса.
Во время первой встречи я сообщил командиру «Альфы Три Ноль», что собираюсь взять на себя командование другим патрулем «Альфы». Он был заметно потрясен этой новостью, но принял ее, не задавая вопросов. Затем, пока из «Чинука» выгружался груз, я стоял с ним внутри вертолета и вводил его в курс дела относительно патруля «Браво Два Ноль». Прошло уже пять дней с тех пор, как Макнаб вывел на задание свой патруль, а от него не было ни слуху ни духу. Мы знали, что у них с собой есть несколько спасательных маяков для связи с авиацией, известных как TACBE. Это оборудование весом всего полфунта, которое используется для установления прямой связи с пролетающими над головой самолетами. После этого пилот передает координаты позиции, с которой поступил сигнал маяка, в штаб, который может принять меры по спасению человека или людей, пославших сигнал. Чрезвычайно надежная система TACBE несколько раз спасала жизни бойцов САС, попавших в затруднительное положение в джунглях, и мы пришли к выводу, что тот факт, что патруль «Браво-20» не использовал ее для вызова помощи, не способствует благополучному исходу операции.
«Альфа Три Ноль» был самым северным из наших мобильных патрулей, и поэтому мы сначала полетели пополнить его запасы. Теперь нужно было лететь на юг, на встречу с «Альфой Один Ноль», а для меня — на встречу с собственной судьбой. Снова взревели двигатели, и завибрировал планер, когда «Чинук» взлетел в облаке песка и взял курс на юг. Через тридцать минут мы достигли места встречи. Зависнув над посадочной площадкой всего в двадцати футах над землей и все еще двигаясь быстро, летчик намеренно увеличил скорость, прежде чем сделать круг и опустить нас на твердую поверхность пустыни. Я схватил свою винтовку, покинул свое место и направился к задней части вертолета. Медлить сейчас было ни к чему.
Когда я спустился по хвостовой рампе, меня встретил сильный северный ветер, который еще сильнее опустил температуру ниже нуля. Я сразу же понял, почему люди, бегущие по близлежащему склону к «Чинуку», не были похожи на пустынный патруль, который я крайний раз видел на базе «Виктор». Они были закутаны в свои костюмы химзащиты, поверх которых были надеты дополнительные куртки, а вокруг их голов и нижней части лица были намотаны шемаги — арабские платки-головные уборы, которые так любил носить Ясир Арафат. Шум от двух винтов, которые продолжали вращаться и образовывали двойные пылевые ореолы от песка, поднимаемого с поверхности пустыни, был почти оглушительным. Экипажи Королевских ВВС никогда не выключают свои двигатели во время операции по снабжению или во время проникновения на вражескую территорию, на случай, если их атакуют и им придется быстро уходить.
Я схватил одного из людей, когда он рысью пробегал мимо, приблизил свое лицо к тому месту, где, по моему мнению, под шемагом должно было находиться его ухо, и прокричал:
— Где командир?
Он показал на небольшой склон, по которому они спустились, и крикнул в ответ что-то, чего я не смог разобрать. Отправившись в указанном им направлении, я по дороге прошел мимо странного вида автомобиля, который парой колес торчал в своеобразной естественной канаве. От машины исходила ужасная вонь, которую я смутно припомнил, но в тот момент разбираться, что это, у меня не было времени.
На гребне склона я наткнулся еще на одну небольшую группу спецназовцев, собравшихся вокруг двух «Ленд Роверов». Они удивленно смотрели на полкового сержант-майора, но спросить, что мне тут нужно, времени я им не дал, и без предисловий приступил сразу к делу:
— Один из вас пойдет, найдет командира и приведет его ко мне.
Через несколько минут появился командир. Он недоуменно посмотрел на меня, но прежде чем он успел что-то сказать, я произнес:
— Извините, — и с этими словами передал ему письмо командира.
Лунного света было достаточно, чтобы он мог прочитать его без фонаря. Когда он закончил, то поднял голову, на его лице отразились какие-то сильные эмоции, которые ему удалось каким-то образом сдержать. После этого он ушел. Я направился обратно к вертолету, гадая, что он будет делать.
Беспокоиться мне не пришлось. Он взял свой «берген» и винтовку и присоединился ко мне возле хвостовой рампы вертолета. Разгрузку закончили. Привели иракского офицера, которого патруль захватил накануне, и я вышел к нему и сопроводил его в вертолет. Догадываясь, что он чувствует после гибели трех своих сослуживцев, я даже почувствовал к нему некоторую симпатию.
Пока все это происходило, убывающий командир нашел своего заместителя, Пэта, и объяснил ему, что его отстранили от командования. Затем эти два человека обнялись, как будто были братьями.
Худшая часть моей работы была позади. Летчикам нужно было как можно скорее отправляться в путь, а мне хотелось начать работу. Понимая, что терять время бессмысленно, я втащил бывшего командира патруля на борт вертолета и показал Джиму поднятый вверх большой палец. Теперь, когда передача дел была завершена, я не мог не пожалеть убывающего майора. Он воспринял приказ без споров, и его поведение было безупречным.
Мгновением позже хвостовая рампа закрылась, и с шумом, достаточным для того, чтобы разбудить каждого араба в радиусе трех миль — не говоря уже о его козах, собаках и верблюдах, — двигатели заработали на полную мощность, и «Чинук» унесся в усыпанное звездами небо.
Как только шум утих настолько, что можно было разговаривать без крика, я повернулся к Пэту. Я не собирался тратить время и слова на долгие объяснения.
— Я теперь главный, и это означает совершенно новое дело, — начал я. Сделав паузу, чтобы дать ему осмыслить сказанное, я затем продолжил:
— Я собираюсь разрешить тебе вести переднюю машину того зоопарка, который остался от сегодняшнего автопробега, поскольку немного заржавел в мобильной тактике, а ты, как мне сказали, один из лучших. Но к рассвету я хочу быть в пятидесяти километрах к северо-востоку отсюда. Там мы организуем нашу следующую дневку.
Пэт мог быть упрямым, особенно когда дело касалось установленных порядков. Он угрюмо посмотрел на меня и сказал:
— Мы не сможем продвинуться так далеко.
Я ожидал отрицательного ответа и был готов наброситься на него.
— Ты не слушаешь меня, Пэт. Пойми одну вещь: я не спрашиваю твоего мнения, я говорю тебе, что делать. А то, что я тебе говорю, — на всякий случай напомню тебе, — находится в пятидесяти километрах к северо-востоку. Мнения как задницы — они есть у всех, но я здесь не для того, чтобы выслушивать твое. Я здесь, чтобы говорить тебе, что нужно делать, а ты здесь, чтобы выполнять это. Это достаточно ясно? — Он кивнул. — Хорошо. А теперь скажи мне, что это за странная машина в кювете вверх по склону?
— Это иракские солдаты.
— Какие иракские солдаты?
— Те, которых мы вчера застрелили. Мертвые.
— А какого черта они здесь делают? — спросил я.
— Один из парней привез их сюда. — По поведению Пэта я догадался, что теперь, когда я дышал ему в затылок, везти машину с ее мрачным грузом в такую даль уже не казалось ему настолько хорошей идеей. Теперь я знал, почему вспомнил ту мерзкую вонь. Это был запах гниющей плоти.
— Не могу поверить, что вы действительно могли проделать весь этот путь с тремя смердящими трупами, — произнес я.
— Ну, мы не хотели демаскировать себя, — пробормотал он.
— Какое значение имеет то, что мы демаскированы? — спросил я его. — Это не Северная Ирландия, это Ирак. Мы находимся в тылу врага. Что ты сейчас собирался с ними делать?
— Я думал, мы сможем взорвать их и уничтожить вместе с машиной, — ответил он.
— Нет, так не пойдет — мы не занимаемся тем, чтобы взрывать людей и разбрасывать их останки по пустыне. У нас нет времени хоронить их сейчас. Если бы мы это сделали, то проторчали бы здесь всю ночь, а после этого не прошли бы пятьдесят километров. — Я задумался на мгновение, потом добавил: — Ладно. Соберите все бочки из-под топлива, оставшиеся после пополнения запасов, которые мы не берем с собой, и сложите их вокруг машины, а затем позови сюда Маггера. Мы кремируем тела, а заодно и их джип.
Маггер, который возил бывшего командира патруля, а теперь будет возить меня, был опытным сапером — одним из лучших в подразделении. Он прибыл через несколько минут — Пэт не заставил себя ждать, — и я сказал ему о том, что нужно сделать. Он предложил установить зажигательное устройство, присоединенное к тридцатиминутному отрезку огнепроводного шнура, что позволит эффективно кремировать три трупа иракцев, их автомобиль — мало напоминающий джип полноприводный «Газ» советского производства, но с закрытой кабиной и кузовом — и оставшиеся топливные бочки. В некоторых из них еще оставалась часть топлива, которым я приказал облить салон автомобиля и его самого.
— Доверь это мне, Билли, — сказал Маггер. — Это займет всего несколько минут.
Я оставил его применять его особый вид магии к машине и его жуткому грузу и проследил за тем, чтобы мое собственное снаряжение уложили на борт теперь уже моего «Ленд Ровера». Пока я это делал, из темноты внезапно вынырнула фигура и пожала мне руку.
— Слава Богу, ты прибыл, Билли! Это была кошмарная ночь, — раздался голос, который я узнал. Это был Дес, штаб-сержант горной роты, который, как и Маггер, был одним из немногих военнослужащих эскадрона «А», которых я знал лично. Однако то, что он сообщил мне дальше, подтвердило мои худшие опасения относительно патруля «Альфа Один Ноль», хотя и не особо удивило.
— Я уж было собирался отправиться самостоятельно со своими ребятами и нашими собственными четырьмя машинами, — признался он. Дес был одним из самых надежных и опытных людей в полуэскадроне патруля, но, как я понял из последовавшей за этим вспышки гнева, его исключили из процесса принятия решений. Более того, судя по всему, он искренне не одобрял курс действий, принятый бывшим командиром патруля и Пэтом. Однако у меня не было времени выслушивать всеобщее недовольство — до рассвета нам предстояло пройти пятьдесят километров по довольно негостеприимной местности, поэтому я положил руку ему на плечо и тихо сказал:
— Рад тебя видеть, Дес. У нас будет возможность обсудить все это завтра, обещаю тебе. Но сейчас могу сообщить, что здесь произойдут серьезные изменения. Как я уже сказал Пэту, теперь это новая игра — и мы должны быть позитивными.
Как раз в этот момент подошел Маггер и доложил, что заряды на месте. Я тут же крикнул Пэту:
— Хорошо, поехали!
Взревев двигателями, наша колонна — восемь сто десятых «Ленд Роверов», три мотоцикла и машина обеспечения «Унимог» — двинулась в путь, оставив позади более или менее исправный «Газ» и трех очень мертвых иракских офицеров.
В моем «Ленд Ровере» было не до разговоров. Маггеру, который ехал по труднопроходимой местности без света, требовалась вся его концентрация, чтобы следовать за машиной впереди и следить за камнями и ямами, а третий член экипажа, наш задний пулеметчик Гарри, в этом грохоте не мог расслышать сам себя. Я был занят предстоящей задачей, бесконечно перебирая в уме проблемы, с которыми мы столкнулись. Но были и положительные моменты. После прибытия бурнусов настроение у людей, во всяком случае, временно, поднялось. Но я знал, что с точки зрения морального духа, чтобы вернуть это подразделение в наилучшую форму, потребуется гораздо больше, чем несколько теплых одеяний из козьей шерсти. Кроме того, комментарии Деса встревожили меня гораздо сильнее, чем я готов был признать. Моральный дух в этом подразделении, казалось, находился на самом дне. Гордость и уверенность людей — и даже, как я выяснил, их вера в Полк — оказались чертовски подорваны. Большинство из них на самом деле были позитивными парнями и рвались в бой, но нерешительность их командира очень расстраивала. Именно мне предстояло поднять их настрой и заставить патруль работать профессионально и эффективно.
Тем не менее, я отправился сюда не на пикник, говорил я сам себе, и не на экскурсию по Ираку. Я был отправлен командиром, чтобы разобраться в ситуации, и именно это мне нужно было сделать, как бы я не хорохорился.
Помимо того, что я теперь являлся командиром полуэскадрона, я также был командиром одного из двух его подразделений, «Альфа Один Ноль». Поскольку патруль был разделен, я понимал, что для выполнения самых сложных и опасных заданий я буду использовать ребят из своего подразделения. Вследствие этого, «Альфе-20» было суждено играть вспомогательную роль на протяжении всего времени, пока мы находились в тылу врага, что, в свою очередь, означало, что у них не будет возможности проявить как свое мастерство, так и свое величие, ни заслужив похвалу, которая сопутствует и тому, и другому. Возможно, это было очень несправедливо по отношению к тем из них, кто был первоклассным солдатом, но это было естественным результатом того, что я командовал как одним из подразделений, так и всем патрулем.
Патруль «Альфа Два Ноль» возглавлял штаб-сержант Пэт, хотя и под моим общим руководством. Тем не менее, мое решение управлять всеми и принимать все решения самостоятельно, что стало ясно из моего разговора с Пэтом, означало, что я не буду обращаться за советом к своему заместителю. В этом, как мне казалось, и заключалась ошибка предыдущего командира. Сначала он поинтересовался мнением большинства сержантов, а когда выяснил, кто из них выступает за тот курс, который ему самому хотелось принять, то сосредоточился только на них — и главным образом на Пэт. Дес, которого по его манере поведения и мировоззрению я знал как крайне позитивного человека, явно говорил командиру патруля не то, что тому хотелось услышать. Дес хотел идти вперед, выполнить задание, и, если понадобится, разобраться с врагом. Его же командир склонялся к тому, чтобы сдерживаться.
Я также не был сторонником так называемых «китайских парламентов» — собраний, на которых каждый вносит свою лепту, пока не будет принято решение, — о которых так много болтают в книгах о Специальной Авиадесантной Службе. Из некоторых мемуаров и в самом деле можно сложиться впечатление, что командование 22-го полка САС полагается на демократический процесс, в котором мнение самого младшего по званию и опыту службы солдата имеет одинаковый вес с мнением старших офицеров и сержантов. Это правда, некоторые командиры считают, что перед принятием решения необходимо посоветоваться со всеми старшими по званию, и по традиции эти руководители подразделений собираются на свои совещания в так называемый «хедсхед». (Именно поэтому все командиры, начиная с командира Полка и его штаба в Херефорде и ниже, известны как «хэдсхеды»).
Однако не заблуждайтесь. Я никогда не был против конструктивных идей — а также людей, вносящих позитивные предложения, которые помогут уже формализованному плану работать более эффективно. Но, на мой взгляд, эти «китайские парламенты» — в основном пустая трата времени, дающая возможность нерешительным людям проявить негатив, а другим — высказать нежелательное мнение, что зачастую скорее запутывает дело, чем помогает ему.
Каждый командир должен принимать во внимание все сопутствующие факторы и находить способы работать с ними или вокруг них — а не использовать их как предлог для прерывания рабочего процесса. Командир должен командовать — по сути, указывать другим ребятам, что делать. Иначе получается, что люди все сразу высказывают свое мнение и часто вступают в жаркие дискуссии, которые легко могут перерасти в споры или что еще похуже. Каждый считает, что у него есть право добавить свои пару копеек, и по итогу вы не получаете абсолютно ничего. Это одна из многих причин, почему я не собирался принимать подобную систему в «Альфа Один Ноль».
Я с самого начала намеревался действовать жестко. Люди могли не соглашаться с моим подходом, но это было неважно. Только в этом случае патруль сможет сплотиться и начать выполнять свою работу должным образом, а не метаться и отступать, едва кто-то повысит голос и скажет, что что-то слишком сложно или рискованно. После нескольких дней бездействия меня отправили для того, чтобы взять патруль за шкирку и вернуть его на путь истинный. В этой ситуации Боссом был я — полковой сержант-майор — и эти парни знали, что у меня репутация жесткого человека. Это был единственный известный мне способ вернуть все на нормальный оперативный уровень, принятый в САС.
Я также знал, что некоторые из них будут глубоко возмущены моим способом ведения дел. Но я так же был уверен, что никто не скажет об этом открыто. В некоторых наиболее причудливых личных мемуарах о службе в САС во время войны в Персидском заливе авторы описывают, как они подходили ко мне для, казалось бы, уютных бесед, часто предлагая совет или указывая, где я ошибаюсь. Существуют подробные рассказы о спорах, которые они вели со мной, и упоминания о том, как они чуть ли не дошли до драки, когда я не реализовал их замечательные идеи. Здесь я могу ответственно заявить, что эти рассказы настолько же вымышлены, насколько вымышлены псевдонимы их авторов.
Правда была совсем другой. Почти всегда, когда я говорил им во время патрулирования, что мы собираемся делать, они кивали головой и отвечали: «Хорошо, Билли». Некоторые из них уходили и за моей спиной переговаривались с другими своими товарищами, разделявшими их взгляды, рассказывая друг другу, что к ним приставили командовать психа. В этом нет ничего нового или удивительного — такое происходит в каждом полку Британской Армии. Однако решающим моментом является то, что я был сержант-майором полка — а это уважаемая должность. Никому в здравом уме не придет в голову спорить с полковым сержант-майором, а тем более вступать с ним в конфликт, ни в мирное, ни в военное время.
Несомненно, в определенных кругах существовала настоящая неприязнь, и мне об этом было известно абсолютно точно. Для большинства этих людей я был практически незнакомцем. Почти всю свою службу в САС я прослужил в эскадроне «D». Из тридцати трех человек в этом подразделении я знал только троих, остальных же, возможно, только в лицо. И в ту первую для меня ночь в Ираке я не мог не задаваться вопросом, сколько из них проживет достаточно долго, чтобы я смог узнать их получше.
Через полчаса после выезда с места пополнения запасов я выслал вперед мотоциклиста сказать Пэту, чтобы тот остановился. Одна за другой машины замерли. Мы все ждали, поворачиваясь на своих сиденьях и оглядываясь назад, в ту сторону, откуда мы приехали. Точно в срок, вдалеке на горизонте позади нас в небо взметнулся мощный взрыв, полный красных и желтых звездных вспышек, которые на мгновение превратили ночь в день. Небо уже вернулось обратно в усыпанную звездами черноту, прежде чем нас достиг приглушенный звук грохочущего взрыва, прокатившийся над патрулем. За мгновение три трупа иракцев и их автомобиль превратились в пламя, дым, пыль и разбросанный металлолом. Я сразу же подумал об их семьях, о женах и детях, которых они оставили. Я также подумал о том, сколько из моих людей окажутся в такой же ситуации в ближайшие недели.
Маггер, человек-подрывник, сидевший за рулем «Ленд Ровера» справа от меня, удовлетворенно ухмылялся.
— Отлично, Маггер, — сказал я ему.
— Значит, я не потерял хватку, — ответил он и повернул ключ в замке зажигания. У меня возникло чувство, что этот боец нам еще не раз пригодится, как своим спокойным подходом, так и своим опытом.
Пэт вел головную машину, потому что, несмотря на все мои сомнения на его счет, я знал его как лучшего парня в мобильной роте и превосходного ориентировщика. Он был особенно опытен в работе с оборудованием под названием «Тримпак», устройством спутниковой навигации. Его работа, пока мы находились в тылу врага, была просто превосходной, но, к сожалению, его природная осторожность и умение действовать по правилам совсем не соответствовали моему образу действий.
Наш походный порядок был таков: Пэт шел впереди, затем моя машина, затем остальные шесть «Ленд Роверов» и машина поддержки «Унимог», выстроившиеся в колонну позади с интервалом в тридцать ярдов. Три мотоцикла держались то с одной, то с другой стороны, они использовались частично для разведки местности впереди и частично для передачи сообщений между машинами. Благодаря их бóльшей скорости на пересеченной местности и тому факту, что они поднимают гораздо меньше пыли, чем «сто десятые», они могли выехать вперед патруля, чтобы рассмотреть вблизи то, что мы могли заметить через очки ночного видения. Однако, поскольку патруль соблюдал радиомолчание, бóльшую часть времени они использовались как средства связи, мотаясь вперед и назад для передачи сообщений между машинами, напоминая скорее конных ковбоев, сопровождавших фургоны на Старом Западе. Я просто поднимал руку и кричал одному из наездников, тот подъезжал ближе и уточнял у меня вопрос, затем уносился прочь и передавал сообщение. Очень просто, но это работало.
Скалистая местность делала путь чрезвычайно трудным, и в ту первую ночь мы проходили максимум километров двадцать за час, а иногда и меньше половины от этого. Разговаривали мы мало. Все оборудование и снаряжение в «сто десятых» и на «Унимоге», которое не было зафиксировано болтами, необходимо было закрепить, иначе оно оказалось бы вышибленным из машины или поврежденным до неузнаваемости в считанные секунды. Шум стоял ужасный, все наше снаряжение стучало, гремело и тряслось, как одержимое. После нескольких часов, проведенных в этом грохоте, думать стало практически невозможно.
Несмотря на то, что машины «Ленд Ровер Дефендер 110», которые мы использовали, ехали гораздо лучше своих предшественников, поскольку имели пружинную подвеску, используемую в гражданских «Рейндж Роверах», на этом участке пустыни это все равно была чертовски ухабистая поездка. Более того, отсутствие лобового стекла, означавшее, что мы принимали на себя всю тяжесть ледяного ветра, перемежающегося с длительными периодами снегопада, комфорта передвижению не добавляло, не говоря уже о том, чтобы сделать ее приятной.
В моем автомобиле, даже со всем снаряжением, которое было у нас с собой, тесноты мы не испытывали, ведь нас было всего трое. В крайнем случае, этот 3-тонный малыш может перевозить водителя и до восьми пассажиров. Однако, кроме названия, у нашего «сто десятого» было мало общего с серийным «Ленд Ровером». Запасное колесо лежало на капоте, не было ни ветрового стекла, ни дверей, ни крыши, а весь автомобиль был окрашен в пустынный камуфляжный цвет, что-то вроде под светлый песок. Все фары, включая стоп-сигналы, были закрашены, чтобы ночью случайно не было заметно ни малейшего отблеска.
По бокам машин были прикреплены сэндтраки — стальные полозья с отверстиями, предназначенные для преодоления мягкого песка или канав, а спереди были установлены лебедки с электроприводом для вытаскивания других машин или даже людей из узких мест. Внутри и снаружи укладывались канистры с бензином и водой, пайки, боеприпасы, шанцевый инструмент и множество другого необходимого снаряжения. Затем шло оружие — его было достаточно, чтобы начать свою собственную маленькую войну.
На капоте прямо передо мной был установлен 7,62-мм единый пулемет GPMG, а позади меня, возле заднего сиденья, стоял 0,45-дюймовый крупнокалиберный пулемет «Браунинг» M2 времен Второй мировой войны с воздушным охлаждением и ленточным питанием, обладавший высокой скорострельностью и огромной огневой мощью. Мы также везли 81-мм миномет, гранатомет Mk19, свое личное оружие — винтовки M16 — и противотанковую ракетную установку «Милан». Ракета ПТРК «Милан», который производится европейским концерном «Euromissile», управляется по проводам, а сам комплекс полезен как против подготовленных оборонительных сооружений, так и против бронетехники. Он устанавливался на трубчатом каркасе «сто десятого» и имел дальность стрельбы два километра. Сверху мы устанавливали тепловизор под названием MIRA, очень полезный прибор, который мог «видеть» сквозь облака и туман, позволяя обнаруживать людей и транспортные средства в условиях плохой видимости на расстоянии нескольких километров. Помимо разнообразных боеприпасов, мы везли с собой различные виды взрывчатки, детонаторы и противопехотные мины.
Все «Ленд Роверы» имели разный набор вооружения, — кроме единого пулемета и личного оружия, они были на всех машинах, — снаряжения и подрывных зарядов, но все автомобили были вариантами на тему «подвижные, но хорошо вооруженные». Умножьте содержимое моего «сто десятого» на восемь, и сразу станет ясно, что мы были силой, с которой нужно было считаться. Мы могли сражаться с врагом или атаковать цель вблизи или с расстояния до 4-х километров. Когда машины развертывались в линию друг рядом с другом на равнинной местности, пулеметы «Браунинг», каждый из которых мог выпустить около 500 пуль в минуту, могли уничтожить значительно превосходящие силы противника на расстоянии до полутора километров, и становились еще более устрашающе эффективными по мере сокращения дистанции. Возможно, лучший из когда-либо созданных пулеметов, это оружие было надежным и точным, и не зря оно стало любимым оружием поддержки у солдат САС.
Когда за час до рассвета мы остановились, чтобы расположиться на дневной отдых, пройдя пятьдесят километров, меня беспокоила не наша огневая мощь, а готовность людей, которые будут управлять этим оружием. Я должен был что-то сделать с их моральным духом и придать «Альфе Один Ноль» необходимый фокус и агрессивность, которые она, казалось, потеряла.
Место, выбранное Пэтом, было идеальным, с большим количеством укрытий и хорошим маршрутом отхода. Я наблюдал, пока он распределял сектора для машин, которые были собраны попарно, и назначал позиции для четырех часовых. Они располагались вкруговую, причем каждый наблюдатель выдвигался на небольшое расстояние от одной из пар «сто десятих». Часовой находился в охранении два часа, и люди в двух ближайших машинах должны были нести ответственность за организацию службы ближайшего к ним поста на протяжении дня. Задача часового заключалась в том, чтобы оставаться незамеченным и сообщать о любых передвижениях противника или любой необычной деятельности. Поскольку мы соблюдали полное радиомолчание, это означало, что либо один из его товарищей возле машин должен был оставаться начеку и следить за любыми сигналами наблюдателя, либо часовой должен был отползать назад, чтобы лично докладывать о происходящем. На ровной местности, когда он находился рядом, часовой мог потянуть за веревку или проволоку, идущую к двум «своим» «Ленд Роверам», чтобы привлечь внимание. Невооруженный «Унимог» располагался в центре, под защитой внешнего кольца патрульных машин.
Понаблюдав за тем, как Пэт расставляет свои силы, я сказал ему, что полностью удовлетворен его действиями. Однако момент был подпорчен, когда я увидел, что ребята маскируются — то есть натягивают на машины сетки, закрепляя их на земле. Повернувшись к Пэту, я сказал ему:
— Нет необходимости укрывать машины. У нас полное превосходство в воздухе над Ираком, все самолеты союзников летают по ночам с включенными бортовыми огнями, чтобы не столкнуться друг с другом. Нам не нужны маскировочные сети. Здесь достаточно укрытий, чтобы скрыть нас от наземных войск, а если кто-то нас и заметит, то он окажется достаточно близко, чтобы нам пришлось сражаться или прорываться с боем. Что мы сделаем, так это уложим на землю «Юнион Джеки», [1] прижав их камнями, чтобы любой пролетающий самолет видел, что мы британцы, и не принял нас за замаскированную мобильную площадку для запуска «Скадов». Пусть сегодня все идет как идет, но передай, что завтра никаких сетей не будет.
На его лице появилось выражение тревоги. Я почти слышал вслух его мысли: «Этот идиот не знает, что делает, из-за него мы все погибнем». Но в конце концов его армейская выучка взяла верх, и он принял мой приказ, отойдя без лишних слов.
Позже, когда я просунул голову под сетку, закрывающую одну из пар «сто десятых», я обнаружил второй дом. У экипажей были печки «Peak» с кипящими котелками, они потягивали кофе, укрывшись от ветра и холода, чувствуя себя хорошо и уютно. Когда они увидели, что это я, все виновато замолчали. Не нужно было быть провидцем, чтобы понять, о ком они говорили. В таких обстоятельствах возникает сильное искушение завязать знакомство с людьми, особенно если вы — такая довольно изолированная фигура, как полковой сержант-майор. Я сопротивлялся этому. Патруль «Альфа Один Ноль» должен был вернуться на правильный курс, а это означало, что его солдат нужно приободрить.
— Ну что ж, все довольно мило и чертовски уютно, — произнес я. — Наслаждайтесь моментом, потому что скоро здесь начнется встряска. Этот патруль скоро узнает, каково это — быть вовлеченным в войну.
После этого я отошел, готовясь к тому моменту, когда мне придется обратиться ко всему подразделению.
Собрание было назначено на 16 часов пополудни, к этому времени каждый военнослужащий патруля успел немного подкрепиться и поспать несколько часов. Всем, кто не стоял в охранении, было велено находиться на месте, и в назначенное время вся группа, за исключением четверых часовых, собралась вокруг моей машины. Я стоял лицом к ним, прислонившись спиной к капоту, и смотрел на парней долгим, тяжелым взглядом. Послеполуденное Солнце ничего не делало, чтобы развеять арктический холод, и в его суровых, пронизывающих лучах группа собравшихся вокруг солдат САС резко выделялась на фоне окружавшего нас пустынного ландшафта.
Это была типичная разведывательная группа — то есть типичная для Полка: очень разношерстная по численности, вероятно, лучших в мире подготовленных бойцов и диверсантов. Злобные на вид, немытые, небритые, они были теми людьми, которые временами выводили меня из себя, но в то же время наполняли меня гордостью, — и более всего тогда, когда совершали невозможное вопреки всем непреодолимым обстоятельствам.
Короче говоря, из хаотичного, плохо продуманного и почти любительского начала должно было появиться боевое подразделение, которое с блеском проведет самую дерзкую акцию спецназа в тылу врага за всю войну в Персидском заливе.
Когда я стал, чтобы поговорить с ними в тот день, все эти события и трансформация патруля «Альфа Один Ноль» были еще впереди. Что мне тогда было известно, так это то, что некоторые из них, наиболее легко поддающиеся влиянию, возмущались тем фактом, что я принял на себя командование. Они опасались, что их безопасный и комфортный распорядок дня будет нарушен и что опасность — возможно, даже бóльшая, чем та, к которой некоторые из них были готовы — станет частью нашей ежедневной работы.
Я не собирался их разочаровывать.

ПРИМЕЧАНИЕ:

[1] Прозвище британского флага.


Вернуться наверх
Не в сети Профиль  
 
 Заголовок сообщения: Re: Питер Рэтклифф. Глаз бури
СообщениеДобавлено: 27 дек 2022, 07:07 

Зарегистрирован: 25 янв 2015, 15:12
Сообщений: 539
Команда: Нет
"With Roger, though, the term 'laid-back' soared to new and hitherto unexplored heights." Кэмерон Спенс, "Sabre Squadron".
Спасибо большое.


Вернуться наверх
Не в сети Профиль  
 
 Заголовок сообщения: Re: Питер Рэтклифф. Глаз бури
СообщениеДобавлено: 28 дек 2022, 00:43 

Зарегистрирован: 08 апр 2020, 14:13
Сообщений: 545
Команда: Нет
manuelle писал(а):
"With Roger, though, the term 'laid-back' soared to new and hitherto unexplored heights." Кэмерон Спенс, "Sabre Squadron".
Спасибо большое.


Да, полковой сержант-майор бодр, деловит, хваток и крут! Настоящий отец родной!))


Вернуться наверх
Не в сети Профиль  
 
 Заголовок сообщения: Re: Питер Рэтклифф. Глаз бури
СообщениеДобавлено: 28 дек 2022, 21:02 
Аватар пользователя

Зарегистрирован: 23 ноя 2012, 10:58
Сообщений: 1603
Команда: FEAR
Очень интересно, спасибо)


Вернуться наверх
Не в сети Профиль  
 
 Заголовок сообщения: Re: Питер Рэтклифф. Глаз бури
СообщениеДобавлено: 15 янв 2023, 19:10 

Зарегистрирован: 08 апр 2020, 14:13
Сообщений: 545
Команда: Нет
— А теперь действовать, действовать и действовать! — сказал Остап, понизив голос до степени полной нелегальности.
Он взял Полесова за руку.
— Старуха не подкачает? Надежная женщина? — Полесов молитвенно сложил руки.
— Ваше политическое кредо?
— Всегда! — восторженно ответил Полесов.
— Вы, надеюсь, кирилловец?
— Так точно. — Полесов вытянулся в струну.
— Россия вас не забудет! — рявкнул Остап.
Ипполит Матвеевич, держа в руке сладкий пирожок, с недоумением слушал Остапа; но Остапа удержать было нельзя. Его несло. Великий комбинатор чувствовал вдохновение — упоительное состояние перед вышесредним шантажом. Он прошелся по комнате, как барс. (c)

Ой, простите, не сдержался :mrgreen:

*****

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Во время нашей остановки, сделанной во время перелета предыдущей ночью для пополнения запасов патруля «Альфа Три Ноль», я сообщил его командиру, что присоединюсь к нему в его выжидательном районе на следующую ночь, с 29-го на 30-е января. Это означало 160-километровую поездку по труднопроходимой местности и в плохих погодных условиях, но я был полон решимости проделать ее. К этому времени патруль «Альфа Один Ноль» уже четыре дня находился в тылу врага, но ему еще предстояло добраться до своего района действий, находившегося на главной дороге снабжения №3, ведущей из иорданского Аммана в Багдад, которая находилась к северу от места расположения «Альфы Три Ноль». Десять дней, прошедшие с момента, когда они должны были пересечь границу, были потрачены впустую, а «Скады» все еще угрожали Израилю, а вместе с ним — и всему хрупкому равновесию коалиции. Нам срочно нужно было действовать.
Помимо подготовки ребят и организации связи с полковым штабом в Аль-Джуфе, бóльшую часть дня 29-го числа я провел, пытаясь прочувствовать местность. В этом процессе нет ничего мистического. Это инстинкт, который вы должны приобрести, чтобы в полной мере быть командиром, и приходит он благодаря опыту, хорошей оценке и знаниям вашего оперативного района, а также своим собственным и чужим суждениям о передвижениях и возможностях противника. На самом деле, мне потребовалось совсем немного времени, чтобы хорошо освоиться в Ираке. Это может показаться смешным — находиться в семидесяти кликах в глубине вражеской территории и собираться продвигаться еще дальше вглубь нее — но я чувствовал, что в нашем положении нет ничего угрожающего жизни. Полагаю, это было довольно мальчишеское представление, [1] но я знал, что у меня есть люди, вооружение и, по совокупности, мы обладали возможностями причинить войскам Саддама много горя.
Когда совещание закончилось, я решил, что мы не будем ждать наступления темноты, чтобы двинуться в путь — захватив последние пару часов дневного света, мы смогли бы продвигаться гораздо быстрее. Шансы на то, что какой-либо из очень редких иракских самолетов пролетит в этом направлении и опознает в нас передвигающийся вражеский патруль, были практически нулевыми.
После моей небольшой ободряющей беседы бойцы уже начали расходиться. Я же попросил сержантов, чтобы они вернулись.
— Сейчас пятнадцать ноль ноль, — сказал я им. — Я хочу, чтобы вы собрали все вещи и были готовы к выходу в семнадцать ноль ноль. В это время мы начнем марш и не остановимся, пока не соединимся с «Альфой Три Ноль». Это будет трудно, но мы справимся, так что давайте приступим.
Пока остальные расходились по своим машинам, Пэт стоял в сторонке, и я повернулся к нему.
— Пэт, сегодня ты снова поведешь головной «Ленд Ровер», — сообщил я ему. — Ты хорошо поработал прошлой ночью, но мы должны добраться на место встречи с «Альфа-30» сразу после полуночи 30-го числа. В этом случае завтра ночью мы, наконец, окажемся на месте, чтобы добраться туда, куда нам нужно.
Если вы занимаете какую-то авторитетную должность, то болтать о вас за вашей спиной и вообще хамить — это факт жизни в большинстве подразделений, и особенно в Британской Армии. Отчасти это связано с обычной человеческой реакцией на людей, облеченных властью; а отчасти — с тем фактом, что все хотят продвинуться по службе и стать главными. В полку Специальной Авиадесантной Службы, где каждый претендует на высшую должность, чем больше людей впереди них слетает с лестницы, тем больше им это нравится, поскольку это означает, что они продвинулись на одно место ближе к вершине. В результате в САС гораздо больше интриганов, чем может показаться постороннему человеку. Парни просто надеются, что вы упадете, и совсем не прочь подтолкнуть вас, если это сойдет им с рук. Они все хотят попасть туда, на вершину, что вполне понятно, хотя иногда это может выглядеть довольно комично — наблюдать, как все эти персонажи ругают парня, стоящего во главе, а потом, в тот момент, когда они сами станут на его место, им приходится переходить в оборону, чтобы защитить свою собственную спину от стаи, из которой они только что вышли. Зная все это, я ожидал, что до окончания этой войны мне придется вынести немало ударов.
Оставшееся время до нашего выхода я провел на радиосвязи со штабом в Аль-Джуфе. Это было самое худшее во всем командовании — длительное время, которое затрачивалось на связь, шифровку и отправку сигналов или на их прием и дешифровку. Радиостанции, которые мы использовали, должны были быть самыми современными, но на самом деле ничего подобного не было. Мы работали в режиме кратковременной, импульсной, радиопередачи, которая была в лучшем случае неэффективной. В соответствии с этим мы отправляли наши зашифрованные сообщения, «выстреливая» их в эфир, что позволяло приемнику на другом конце принимать их в любое время, а по сути, — либо сразу же принимать их, либо оставлять их несколько дней в режиме ожидания.
Такая же система использовалась и для сообщений, передаваемых штабом для нас. Иногда в конце ночной поездки индикатор на радиостанции в моей машине показывал, что у меня есть четыре или пять сообщений, ожидающих, так сказать, «приема». Их нужно было принимать по порядку: первое — первым, второе — вторым и так далее. Поскольку некоторые шифры были очень сложными, могло потребоваться четыре-пять часов, чтобы расшифровать все ожидающие нас сообщения, из которых последнее, почти неизбежно, оказывалось самым важным.
Что нам действительно было нужно, так это мобильный телефон, но Королевский корпус связи, одно из подразделений которого придано Полку и находится в Херефорде на постоянной основе, попросту одержим, даже параноидален, вопросами радиоэлектронной войны, когда враг, используя способы и оборудование радиопеленгации, может определить ваше местоположение, засекая вашу радиопередачу. Это понятно, когда речь идет о крупном воинском формировании, таком как батальон или бронетанковое подразделение, но мы были небольшими, быстро передвигающимися патрулями, действовавшими в тылу врага. Также следовало принять во внимание тот факт, что иракские системы радиоэлектронной борьбы были выведены из строя в течение первых нескольких дней в результате американских операций по радиоподавлению.
У нас были системы спутниковой связи (саткомы), которые обеспечивали нам прямую голосовую коммуникацию с Аль-Джуфом, но первоначально нам было приказано не использовать их, кроме как в случае крайней необходимости. Однако через некоторое время мы поняли, что имеем преимущество над иракцами и можем спокойно использовать свое более эффективное и гораздо более простое в эксплуатации оборудование спутниковой связи, которое избавило нас от необходимости тратить много утомительных и ненужных часов на обмен и расшифровку нескольких простых сообщений.
Наконец, наступило время отправляться в путь, и в слабом свете позднего послеполуденного Солнца мы выехали. В течение ночи мы медленно, но верно продвигались по каменистой пустыне. Было по-прежнему холодно, но дождя и снега удалось избежать.
И снова в моей машине разговоров почти не было. Из-за постоянного шума разговаривать с Гарри, нашим задним пулеметчиком, было практически невозможно, — с ним удавалось переброситься лишь самыми короткими репликами, — а мой водитель, Маггер, и сам не отличался разговорчивостью. Если мы с ним и разговаривали, то обычно о пристройке, которую он планировал сделать к своему дому, или о том, чем он собирается заниматься после ухода из армии. Как для сержанта САС, Маггер обладал замечательным характером и манерой поведения — спокойный, непринужденный и обладавший чувством юмора, он хорошо уравновешивал более переменчивых по характеру и темпераментных военнослужащих группы. Крупный, светловолосый мужчина ростом более шести футов и крепкого телосложения, он получил свое прозвище от того, что в свое время был боксером, и хотя бокс он бросил, но сохранил отличную физическую форму. [2]
Однако, помимо природной неразговорчивости Маггера, существовали и другие причины для того, чтобы мы не болтали, как некоторые другие ребята. Во-первых, я был представителем другого поколения, вступившим в САС за десять лет до того, как он прошел отбор. Вторым, и, вероятно, более показательным, мотивом было то, что я был полковым сержант-майором. Разговоры с начальником могут быть тяжелым бременем на любой работе, и служба в армии не является исключением. Маггер, вероятно, чувствовал, что ему выпала нелегкая доля сидеть рядом со мной ночи напролет, хотя он никогда и не показывал этого своим видом. Он был профессионалом своего дела, и я полностью положился на него по мере выполнения задания.
Лично я был счастлив, что мне не нужно было вести светские беседы. У меня было много забот, и бóльшую часть наших долгих ночных поездок я проводил, строя планы на следующий день. За все четыре недели нашей совместной работы я редко вступал в разговоры с людьми, а они, опасаясь моего звания, так же редко пытались завязать разговор. Поскольку я предпочитал, чтобы все оставалось именно так, я был рад их сдержанности.
В конце концов, после одиннадцати часов непрерывной езды, мы прибыли на временную базу патруля «Альфа Три Ноль». Было четыре утра 30-го января, мы находились в пути с 17:00 предыдущего дня. Наша средняя скорость составила всего 15 километров в час, что является хорошим показателем того, что представляет собой ночное вождение по такой местности.
Как мы и договорились ранее по радио, заместитель командира «Альфы-30» капитан Гай выдвинулся примерно на километр южнее от своей базы, чтобы нас встретить. Когда Пэт впервые увидел Гая и двух его людей, он остановил нашу колонну и передал мне с одним из мотоциклистов сообщение о возможном контакте с противником. Несмотря на то, что мы условились о встрече и находились в назначенном районе, он был прав, проявив разумную осторожность. Я приказал Маггеру приблизиться к головному «Ленд Роверу» Пэта и заглушить двигатель. Глядя через тепловизионный прицел MIRA ПТРК «Милан», установленный на поперечине кузова, мы могли четко различить трех человек, стоявших на склоне небольшого кургана примерно в двух километрах впереди нас. Они находились в нужном месте и в нужное время для того, чтобы быть нашими товарищами, но один только шанс, что это могут быть враги, заставил адреналин в наших венах забурлить и обострил наши органы чувств.
Остановившись рядом со «сто десяткой» Пэта, я сказал ему:
— Проедем еще примерно один клик, после этого ты должен затаиться со всеми машинами, пока я пройду вперед пешком и проверю этих людей.
Мы вывели колонну до точки, расположенной примерно на полпути от того места, где заметили фигуры, и снова остановились. Я вышел, взял трех человек из другого экипажа и пошел с ними вперед пешком. Стоявшая впереди группа, должно быть, наблюдала за нами, потому что когда мы были примерно в трехстах метрах от них, я получил по радио заранее оговоренный парольный сигнал, на который немедленно отправил отзыв. Через несколько минут мы уже оказались лицом к лицу с капитаном Гаем. Он приветливо улыбнулся и произнес:
— Рад видеть тебя снова так скоро, Билли.
В последний раз мы встречались на базе «Виктор», когда я провожал его на один из транспортников C-130, который перебрасывал эскадроны в Аль-Джуф. Но с его командиром я разговаривал менее чем за тридцать часов до этого, когда приземлился на их позиции на вертолете «Чинук». Все, что нам нужно было знать, уже было обсуждено тогда, и сейчас для задержки не было причин.
— Вы выбрали для нас место для дневки? — спросил я.
Гай кивнул.
— Примерно в двух километрах к северу отсюда. Я сам вчера разведал эту местность, и она вам подойдет, — ответил он.
После этого обмена мнениями говорить больше было не о чем. Если только в штабе не произойдет какого-то серьезного переосмысления, в этой операции мы больше не будем связаны с патрулем «Альфа Три Ноль».
Капитан Гай дал нам указания относительно выжидательного района, который он заранее для нас подобрал, после чего я поблагодарил его и приказал своей колонне выдвигаться, в то время как три бойца другого патруля исчезли в ночи. В свой район мы вышли через пятнадцать минут, и я молча поздравил заместителя командира «Альфы-30» с его выбором. Самые высокие холмы в этом районе Ирака не превышают ста футов в высоту, но в непосредственной близости от нас было множество небольших курганов. Их наличие позволяло нам легко скрыть машины, и мы могли ходить и разминать ноги без риска быть замеченными пастухами или бедуинами.
Мы с Пэтом выбрали наилучшие позиции для обороны, и парни начали обустраиваться на дневку. Когда я напомнил им, что мы не будем пользоваться маскировочными сетями, их лица на мгновение поменялись, но, не считая нечленораздельного ворчания, они молча принялись за дело, разложив между каждой парой «Ленд Роверов» по большому «Юнион Джеку», придавив их камнями. Только Пэт попытался переубедить меня. Очевидно, он хорошо обдумал этот вопрос с тех пор, как я объявил о своем решении накануне утром, и решил подойти к нему с другой стороны.
— Можно с вами поговорить? — спросил он.
— Что-то произошло, Пэт? — ответил я.
— Я хотел бы напомнить вам об СПД.
СПД — это постоянно действующие инструкции о стандартном порядке действий. Они существуют в каждом полку Британской Армии, и являются руководящими документами. Но это все, чем они являются — они не отлиты в бетоне и не высечены в камне.
— И? — ответил я, не особо надеясь на результат.
— Ну, это… Мы не используем маскировочные сети, а в СПД говорится, что нам нужно это делать.
— Ну же, Пэт, — произнес я, — меня не интересуют маскировочные сети, и меня не интересуют СПД. Это же просто рекомендации.
Он на мгновение задумался, но, очевидно, считал, что может сделать еще один подход. В его решимости не было ничего плохого, но на этот раз он выбрал не тот аргумент.
— Заместителю директора не понравится, если мы проигнорируем СПД, — рискнул он.
— Да плевать мне на то, что думает заместитель директора! Он спит в постели в Эр-Рияде, а не здесь. Мне также наплевать на СПД. И раз уж ты об этом заговорил, то я и есть СПД. А теперь брось это, и давай приступим к работе.
Через несколько дней мы узнали по радио, что подразделение эскадрона «D» в западной части Ирака, расположившееся на дневке под маскировочными сетями, было атаковано одним из наших самолетов. Летчик заметил под сетью два «Ленд Ровера» и, приняв их за пусковую установку ракеты «Скад», выпустил ракету «Мейверик» класса «воздух-земля», которая взорвалась под передними колесами одного из автомобилей. Ракета причинила машинам серьезные механические повреждения, но, к счастью, обошлось без жертв. Услышав эту новость, мое подразделение значительно приободрилось, и больше протестов по поводу моего решения не использовать маскировочные сети не возникало.
В некоторых других случаях я пытался объяснить Пэту, каким образом необходимо игнорировать инструкции о стандартном порядке действий в конкретных обстоятельствах. Например, в полковых СПД говорится, что солдат, работающий связистом, должен носить свой шифроблокнот в кармане брюк. Однако очевидно, что если вам необходимо преодолевать реку вброд и блокнот скорее всего может намокнуть, то вы переложите его в карман рубашки. Более того, как я познал на личном опыте, полученном во время обучения в джунглях, и который вполне мог привести к моему отчислению из Полка, карманы для карт не всегда безопасны. Но Пэт никогда бы с этим не согласился. Для него СПД были Библией, их нужно было просто соблюдать. Наши споры — разногласия, если честно, — всегда заканчивались одинаково: я говорил ему: «Пэт, мы на войне. Мы можем делать то, что нам нравится. Я могу делать то, что мне нравится».
Тем не менее, он предпочитал работать в рамках установленных правил, и другие военнослужащие патруля часто подстрекали его подходить ко мне. Мне было крайне неприятно, но я никак не мог заставить его это понять. В конце концов, всякий раз, когда он приходил ко мне со стонами по поводу какой-то очередной нарушенной мной инструкции, мне приходилось говорить ему, чтобы он оставил это в покое — и вряд ли это был очень конструктивный аргумент.
Большинство других солдат патруля были более гибкими, особенно после атаки союзных пилотов на «Ленд Роверы» эскадрона «D». Однако когда я впервые запретил использование маскировочных сетей, им это ни капельки не понравилось, и, обходя наше новое расположение, я обнаружил, что не слышно обычных шуток.
К тому времени все было готово, парни разожгли свои печки и разогревали еду и воду для приготовления пищи. Обычно в таких случаях один или двое из них приглашали меня выпить у них в машине кружку горячего, сладкого армейского чая, но все, что я получил в этот раз, — это извинительные взгляды и отведенные глаза. «Сущие дети», — сказал я про себя и поспешил вернуться к своей собственной плите и кружке, на которой вскоре уже согревал пальцы, потягивая приготовленный напиток.
В тот день мы расположились лагерем к югу от небольшого иракского городка Нухайб, а со следующей ночи должны были действовать в районе к северу от рубежа, проходящего через этот город с востока на запад. Оперативный район патруля «Альфа-30» находился к югу от этого же рубежа. Причина нарезания патрулям совершенно самостоятельных районов проведения операций не только вполне логична, но и крайне важна. Ее смысл заключается в том, чтобы избежать любого контакта между подразделениями, который может привести к ситуации «синий по синему» — то есть к случаям, когда свои собственные войска открывают огонь друг по другу. Ни один патруль САС никогда не выйдет за границы своего оперативного района без предварительного уведомления подразделения, в чей район он перемещается.
В Полку уже был случай дружественного огня на Фолклендах, когда патруль САС застрелил одного военнослужащего Специального Лодочного Эскадрона. Это была трагическая случайность, несчастный случай, но СБС действовали за пределами назначенного для них района проведения операций. Началась перестрелка, и только когда кто-то закричал, а другая сторона услышала английскую речь, ошибка была осознана. Но к тому времени один военнослужащий СБС погиб.
В то утро в нашем новом выжидательном районе, пока свободные от дежурства люди укладывались спать, я проторчал все свободное время на радиостанции. Новости были не очень обнадеживающими. Патруль «Браво Два Ноль» по-прежнему не выходил на связь, а подразделение эскадрона «D», действующее примерно в пятидесяти километрах к юго-западу от нас, было обнаружено и вступило в интенсивную перестрелку с противником. Семь человек отделились от основного подразделения, и с ними пропала связь, причем среди них был один раненый. Ну и в довершение всего, патруль из восьми человек с позывным «Браво Один Девять», который был высажен в ту же ночь, что и «Браво-20», но который благоразумно взял автомобиль, также был обнаружен противником и сейчас находился вне связи, направляясь, как мы надеялись, к границе Саудовской Аравии.
Завершая радиопередачу на более позитивной ноте, штаб также проинформировал меня о реакции в Лондоне на решение отправить меня в бой. Директор Сил специального назначения, очень веселый бригадный генерал, отказался верить отчету, предоставленному ему дежурным офицером в оперативном отделе в Лондоне. Директор был настоящим героем, веселым и жизнерадостным человеком, и одновременно очень общительным и чрезвычайно приятным собеседником.
— Вы, должно быть, шутите?! — это был его первый комментарий офицеру оперативного отдела. — Задача полкового сержант-майора на войне — это боеприпасы и военнопленные. О чем, черт возьми, вы говорите?
Насколько я понял, когда его офицер стал настаивать на том, что меня действительно отправили в Ирак, чтобы я возглавил патруль, директор сказал ему:
— Не будьте таким идиотом. Полковые сержант-майоры не воюют в военное время, само предположение об этом возмутительно. Это либо так, либо они все там посходили с ума.
В конце концов, потребовался специальный ответ из Аль Джуфа, чтобы убедить его в том, что я не нянчусь с боеприпасами в Саудовской Аравии, а веду патруль «Альфа Один Ноль» в тыл врага.
По радио я также узнал, что наш стремительный 160-километровый ночной рывок в определенной степени снизил давление на командира, поскольку это уже начало оправдывать его решение сменить первоначального командира патруля мной. В основном это давление исходило от заместителя директора в Эр-Рияде, который временами вел себя как капризный начальник, периодически вмешиваясь и критикуя, но не всегда предлагая конструктивные варианты.
Однако, насколько мне — и многим другим — было известно, какое бы давление ни пытался оказывать заместитель директора, у нас был командир, который блестяще справлялся со своими обязанностями в очень сложных обстоятельствах. Он не дрогнул даже под сильным давлением; только в ту ночь он потерял связь с двадцатью тремя своими людьми, но просто продолжал действовать, как и положено воинскому начальнику. Его любили во всем Полку, и одновременно уважали — что далеко не всегда одно и то же. Наш командир старался общаться со своими людьми, старался узнать их по имени, понять их личные качества. Доверившись мне, он сделал мужественный поступок, и я был полон решимости не подвести его. Мне было все равно, насколько сложным может оказаться задание, но я собирался сделать все возможное, чтобы справиться с ним.
Тем не менее, одной из моих первых обязанностей были люди, находящиеся под моим непосредственным командованием. Они имели право знать некоторые новости, которые я получил, и было бы справедливо, если бы они узнали, что некоторые из их друзей и сослуживцев пропали без вести, и что Полк уже понес по крайней мере одну потерю. Поэтому рано утром того же дня я созвал т.н. группу «К» — командирскую группу, в данном случае это было совещание для всех командиров машин — и ввел их в курс полковых новостей. Когда я изложил голые факты, касающиеся стычки патруля эскадрона «D» с противником, их лица помрачнели.
Слушать такое было не очень приятно. Известно, что один из солдат этого патруля был ранен в живот и пропал без вести вместе с шестью другими бойцами, которые отделились от основного подразделения во время боя, который, — даже с учетом той скудной информации, которую я получил, — выглядел так, как будто он был довольно ожесточенным. На данный момент сообщений о других потерях не было, но во время боя одна машина была полностью уничтожена, а вторая сильно повреждена. По мере того, как до некоторых из моих подчиненных доходили новости, они начали выглядеть очень расстроенными. Раздалось несколько стонов и сочувствующих восклицаний.
— Но это не была игра в одни ворота, — сообщил я им. — Нашим ребятам также удалось задать трепку людям Саддама. — Они оживились, и я продолжил: — Во вражеском отряде было сорок иракцев, и наш патруль убил десять из них, остальных ранил, уничтожил три машины и в конце концов разогнал противника.
Это значительно подняло боевой дух командиров моих машин, и я решил воспользоваться возможностью напомнить им о замысле нашей собственной операции.
— Наша задача, во-первых, обнаружить и уничтожить пусковые установки «Скадов» и их стартовые площадки. Во-вторых, собрать разведывательную информацию. И в-третьих, предпринять наступательные действия, что означает борьбу с любыми вражескими силами или вражескими объектами, с которыми мы встретимся.
Последние слова вызвали благодарную ухмылку на лицах большинства из них, последовал хор избитых предложений о соответствующих мерах, которые мы можем предпринять против всех иракских войск, которые нам попадутся.
Я дал всем время выговориться, а затем попросил их замолчать.
— Сегодня вечером мы отправимся на север еще на пятьдесят километров, — сказал я. — Это означает, что утром наша дневка окажется в центре всех наших действий. Я намерен пробыть там тридцать шесть часов, что даст вам всем возможность отдохнуть. Также начнем с пешего патрулирования, что даст вам возможность лучше сориентироваться на местности. Сегодня днем мы снова выдвигаемся в семнадцать ноль ноль, так что давайте-ка начнем собирать вещи.
Казалось, что уже второй день подряд мы собираемся начать наш ночной переход в позитивном настроении. Люди жаждали драки, несколько из них подошли ко мне, чтобы спросить, когда же начнутся какие-нибудь активные действия.
— Не волнуйтесь, это произойдет довольно скоро, — ответил я им. Они, конечно, выглядели воодушевленными, но, наблюдая, как они расходятся к своим машинам, я отчетливо сознавал, что почти никого из них не знаю.
А вот с двумя другими членами экипажа моего «сто десятого» мне пришлось познакомиться поближе. Как я уже говорил, Маггер был идеальным водителем, молчаливым и спокойным солдатом, с которым все хорошо ладили и о котором никто не мог сказать ни одного плохого слова. У него не было сильного акцента или каких-либо примечательных привычек или особенностей — ну кроме своего размера, — он был просто солидным, надежным и порядочным воином с отличным чувством юмора. Если он не мог сказать о человеке что-то хорошее, то он вообще ничего о нем не говорил. За все время, что я его знал, я ни разу не слышал, чтобы он кого-то охаивал.
Однако Маггер по-настоящему раскрылся именно в роли подрывника, потому что как только в его руках оказывалась взрывчатка, он становился как одержимый. При малейшем намеке на то, что есть что-то, что нужно взорвать, его глаза загорались, а на лице от уха до уха растекалась ухмылка, и чем больше предполагался потенциальный взрыв, тем счастливее становился Маггер. На самом деле я никогда не знал никакого другого солдата, настолько погруженного в свою работу, и было замечательно наблюдать за тем преображением, которое происходило с ним всякий раз, когда его пальцы соприкасались с пластичной взрывчаткой, взрывателями, детонаторами, таймерами, минами и другими инструментами его смертоносного ремесла.
Третий человек, находившийся на борту нашего «Ленд Ровера», Гарри, мой связист и пулеметчик машины, тоже был человеком спокойным. Он выглядел так, как будто ему нужно хорошо питаться не менее шести раз в день, чтобы набрать вес, но, вопреки своему внешнему виду, Гарри был невероятно подтянутым и выносливым, а также превосходным бегуном на длинные дистанции. Помимо того, что он был опытным связистом и первоклассным солдатом, мне нравилось иметь Гарри на борту, потому что он с удовольствием ел только галеты и бекон-гриль. Последний, который поставлялся в маленьких жестянках, представлял собой субстанцию, напоминавшую мясо для ланча, которая, будучи обжаренной, по вкусу напоминала бекон. Гарри любил есть ее холодной и с радостью менял остальные продукты своего пайка на наш бекон-гриль. Поскольку мы с Маггером это мясо ненавидели, мы были очень рады, что он был с нами.
Одним из командиров машин в моей группе, «Альфа Один Ноль», был Дес, штаб-сержант роты, один из немногих военнослужащих эскадрона «А», с которыми я сталкивался до патрулирования. Я знал его как человека, которому можно абсолютно доверять и на которого можно положиться в любой ситуации, а также как человека, не способного говорить мне в лицо одно, а за спиной — другое. Он был среднего телосложения, с очень темным цветом лица, уже начавший терять волосы. Обычно Дес был тихим, если только не злился, и казалось, что мы с ним находимся на одной волне, — возможно, потому, что, как и я, он тоже был бывшим парашютистом. Два военнослужащих патруля, которые написали книги о своем опыте участия в войне в Персидском заливе, описывали Деса как брюзгу, который постоянно ко мне подлизывался. Говорить так о превосходном, позитивном и профессиональном солдате — это не только говорить неправду, но и вести себя крайне несправедливо. Именно благодаря Десу и таким, как он, — а мне еще только предстояло узнать, что большинство других ребят тоже были на одной волне со мной, — наше задание смогло увенчаться успехом.
Пэта я оставил в качестве своего заместителя, отвечавшего за одну половину патруля с четырьмя «Ленд Роверами». Остальные четыре машины и «Унимог» были в моем распоряжении, мотоциклы работали с каждой группой. Обе группы разделялись только в одном-единственном случае — когда мы двигались параллельными колоннами по обе стороны большого вáди или широкой долины.
В группе Пэта, «Альфа Два Ноль», также служил другой старший сержант, «Спенс». Я знал его несколько лет, и всегда только по его прозвищу — «Серьёзный», — которое он заработал не только потому, что у него были серьёзная манера поведения, но и потому что все, что он делал, он называл серьезным. Если вы видели его курящим и приветствовали его: «Привет, Спенс, все в порядке?», — он отвечал: «Да. Я просто серьёзно покуриваю». Или я мог заметить, как в субботу он выходит из столовой с сумкой, и когда спрашивал, что он собирается делать, то ответом было: «Все в порядке, Билли. Я просто собираюсь заняться одним серьёзным делом». Это означало, что он едет в центр города, чтобы постирать белье, или купить что-нибудь в «Boots», [3] или выполнить какое-нибудь иное обыденное поручение. Для него все было «серьёзно», и это стало предметом постоянных шуток среди парней. Он был «серьёзным» для всех и каждого.
В этом не было ничего уничижительного, потому что он был достаточно приятным человеком. Среднего роста, с темными, слегка вьющимися волосами, во время патрулирования Спенс отрастил черную бороду и усы. Он пришел в армию мальчишкой, и думаю, что именно это было причиной того, что он был настолько серьезен. По моему мнению, все парни, которые записывались в армию мальчиками, а затем, повзрослев, переходили в полки, как правило, были гораздо более институционализированы, чем новобранцы, которые приходили с гражданки в возрасте восемнадцати, девятнадцати или двадцати лет. Мальчики приходили в армию прямо из школы, и большинству из них система тщательно промывала мозги. Им как бы не хватало всестороннего, более, так сказать, отшлифованного жизненного опыта, которым остальные из нас наслаждались — или претерпевали — в подростковом возрасте, до того, как мы выбрали Королевскую службу. Через несколько лет после наших похождений в Персидском заливе я наткнулся на книгу некоего «Камерона Спенса» под названием «Сабельный эскадрон», [4] которая, как оказалось, рассказывала об опыте, полученном автором в Ираке в составе патруля «Альфа Один Ноль». Я никогда не слышал ни о каком «Спенсе» и, прочитав книгу, с удивлением обнаружил, что это ни кто иной, как наш «Серьёзный», поэтому мне, видимо, не стоило удивляться тому, что в «Сабельном эскадроне» автор, безусловно, нагромоздил всяких таких же серьёзных небылиц, к которым я вернусь позже.
У Пэта в его группе также находился офицер. Капитан Тимоти был очень приятным парнем, перешедшим к нам из пехотного полка. Только недавно прошедший отбор, он находился в патруле главным образом для того, чтобы набраться опыта, и поэтому играл лишь ограниченную роль. Однако когда дело дошло до внесения конструктивных предложений, я нашел, что он приносит огромную пользу. В тех случаях, когда я собирал командиров, то после выбора того или иного варианта действий, я просил их высказать свои предложения, и в этом случае на Тимоти обычно можно было положиться, — он предлагал идеи, которые можно было включить в основной план. Вместо того чтобы задвинуть его назад и попросить заткнуться и не мешать, его приглашали внести свой вклад. Он понимал свою роль в патруле, но также знал, что его идеи приветствуются, и мне оставалось лишь пожелать, чтобы все были такими же позитивными и конструктивными.
В частности, это касалось водителя Пэта. Капрал «Йорки», как его прозвали, показался мне таким негативным в полевых условиях, и я был очень удивлен тем, каким оптимистичным он выставил себя в своей книге «Виктор Два», которая впервые появилась на свет под псевдонимом «Питер “Йорки” Кроссленд». [5] Как и в случае с книгой «Серьёзного» Спенса, ряд утверждений Йорки я рассмотрю чуть позже. Это был крупный мужчина с копной темных волос и довольно туповатой физиономией. Его явно выраженный йоркширский акцент в сочетании с беззлобным выражением лица, особенно когда он надевал свой стальной шлем, делали его достаточно безобидным на вид, но позже от некоторых других солдат патруля я узнал, что он, похоже, имел большое влияние на Пэта, что, в свою очередь, могло способствовать некоторым неверным решениям предыдущего командира. Что касается меня самого, то я находил поведение Йорки нестабильным, и мне было ясно, что сама обстановка — боевая работа в тылу врага — его доконала. Соглашусь, не очень весело для него, но также потенциально опасно для остальных военнослужащих «Альфа Один Ноль».
Действительная военная служба влияет на разных людей по-разному. Во время боевой подготовки и учений солдаты могут быть исключительно хороши, однако когда дело доходит до реальности, все может оказаться совершенно наоборот. Никто не знает, как он отреагирует на бой, пока не побывает в перестрелке. Обучение, дисциплина, чувство собственного достоинства, преданность своим товарищам и своему подразделению — все эти и другие факторы играют весомую роль в формировании хорошего солдата, но до тех пор, пока он не окажется в бою впервые, он будет оставаться неизвестной величиной.
Побывав в перестрелке, вы будете уверены в своих действиях в будущих ситуациях. Для опытного солдата, каким я себя тогда считал, для патруля «Альфа Один Ноль» существовал только один путь — вперед. Ни один приказ, ни одно задание, ни одна операция не являлись невыполнимыми. В какой-то степени я мог использовать такую уверенность в себе, чтобы влиять на других людей и таким образом настраивать их на позитивный лад, после чего верх брали их собственный характер и подготовка.
Иногда военнослужащие, которые не имели опыта боевых действий и, следовательно, не знали, как они отреагируют, были вынуждены отказываться от заданий, даже не попытавшись их выполнить. Именно это и произошло много лет назад в Аргентине. Группа, доставленная вертолетом на Огненную Землю, даже не попыталась достичь своей цели, потому что, по их мнению, задача была невыполнимой, а значит, неприемлемой. Убедив себя в том, что они выполняют самоубийственную миссию, они решили, что раз у них нет шансов выжить, то, следовательно, нет шансов и на успех. Но на самом деле часто бывает с точностью до наоборот — как показали события на острове Пеббл или операция в иранском посольстве, успех и выживание идут рука об руку.
Тем не менее, в фильмах, романах и даже автобиографиях очень легко изображать людей, с радостью соглашающихся на самоубийственные операции, но в реальной жизни выполнить такие задания не так-то просто. Некоторые парни из САС в Ираке, которые сейчас впервые в жизни столкнулись с перспективой настоящей перестрелки, прожили в Херефорде много лет. У них были жены, дети и жизнь вне службы, и когда у тебя все это есть, то противостоять вражескому огню гораздо труднее. Если жизнь стала комфортной и привлекательной, то риск смерти становится гораздо более сложным. И по мере того, как наше пребывание за линией фронта в Ираке растягивалось на недели, мне предстояло самому увидеть, как это ощущение проявлялось в самых разнообразных формах.
Еще одна ночная поездка в ужасных, почти арктических условиях привела нас утром 31-го января прямо в центр нашего исходного района проведения операций, и как только мы организовали новую дневку, я оценил обстановку. К этому времени мы находились в движении уже три ночи подряд и углубились на территорию Ирака на расстояние около двухсот километров, но люди очень устали, и не только физически. Такая езда, помимо того, что отнимала силы у водителей, требовала повышенной бдительности, постоянного внимания к любым проявлениям вражеской деятельности или местонахождению врага. Однако подобная постоянная бдительность изматывала психику. По этой причине в то утро я подтвердил, что мы остаемся в этом месте на тридцать шесть часов, и что я буду высылать пешие патрули, частично для рекогносцировки окружающей местности, а частично для того, чтобы дать людям возможность потренироваться и втянуться в обстановку. Автомобили также пострадали от езды по скалистой местности, и я поручил парням из нашей мобильной роты обслужить их и произвести необходимый ремонт.
В первом утреннем радиосообщении содержались добрые вести. Восемь человек из патруля «Браво Один Девять» вернулись в Аль-Джуф. Они пересекли границу предыдущей ночью и вернулись через Арар, где их остановила местная саудовская полиция за езду без фар. Люди были измотаны, но не ранены, хотя четверым из них потребовалось лечение от обморожения. Мои мысли сразу же обратились к «Браво Два Ноль». Если бы они были менее упрямы, послушались командира и меня и взяли «Ленд Ровер», мы могли бы радоваться их возвращению через Арар, так же, как и их товарищей из того же эскадрона.
Двадцать четыре часа спустя пришли еще более хорошие новости. Пропавшие семь военнослужащих эскадрона «D» вернулись в Арар и направлялись на вертолете в Аль-Джуф. Раненого бойца доставили в госпиталь по воздуху. Когда через несколько минут я сообщил эту новость парням, я также смог сказать, что, хотя солдат получил огнестрельное ранение в живот, у него было выходное отверстие. Это было воспринято с явным облегчением, поскольку благодаря своему медицинскому образованию все знали, что гораздо опаснее, когда в теле остаются разбросанные куски металла.
Я подождал, пока утихнут комментарии.
— Теперь к нашим собственным новостям, — сказал я им с широкой улыбкой. — Мы получили первое конкретное задание в рамках нашей основной задачи.
Я видел, как у большинства лица загорелись от нетерпения, а у некоторых промелькнуло опасливое выражение. «Об этом мы побеспокоимся позже», — решил я, прежде чем продолжить.
— Мы должны провести разведку аэродрома Мудайсис, который является крупной базой иракских истребителей примерно в двадцати километрах к западу от основного маршрута снабжения. Он и станет нашим пунктом назначения сегодня вечером. Надеюсь, мне не нужно напоминать вам, что мы будем приближаться к действующему объекту противника с вероятным наличием других вражеских позиций в этом районе. Так что смотрите в оба — и без лишнего шума.
Последнее замечание вызвало несколько смешков у более расслабленных солдат патруля, потому что жесткий послеполуденный ветер уже начал трепать все, что не было надежно привязано или прижато к бортам «Ленд Роверов». Как бы мы ни старались, мы все время напоминали собой передвижной склад.
В ту ночь, отклонившись немного северо-западнее, мы встретили несколько лагерей бедуинов. Мы смогли заранее обнаружить их в своих тепловизорах MIRA и обойти их стороной. Кроме громкого лая собак, наш проезд не вызвал никакой заметной реакции.
Проведя несколько недель в тылу врага во время войны в Персидском заливе, я никогда не смогу представить себе лагерь бедуинов, не совместив этот образ со звуком лая собак. Эти две вещи неотделимы друг от друга, и вполне справедливо сказать, что там, где вы найдете одно, вы найдете и другое.
Вот почему меня очень позабавили некоторые вещи, описанные Макнабом в книге «Браво Два Ноль». В одном из эпизодов он описывает, как он и его люди услышали собак возле стоянки бедуинов. По словам Макнаба, если собаки приближались к патрулю, он и его люди использовали свои «боевые ножи», чтобы убить животных и унести трупы с собой, чтобы потом утилизировать. В другом месте в книге он упоминает, что, поскольку у них не было с собой оружия с глушителями, ему и его людям, возможно, пришлось бы использовать свои ножи, чтобы уничтожить любого противника, находящегося на стартовой площадке «Скада», чтобы не привлечь нежелательного внимания других иракских сил в этом районе.
Однако дело состоит в том, что ни один человек в здравом уме не будет подходить близко к любой собаке в любом месте Ближнего Востока, не говоря уже о собаках бедуинов. Существует очень высокая вероятность того, что она окажется бешеной; это если не считать того, что собаки сами по себе жестокие животные, особенно полудикие. Вероятность того, что кто-то тихо и быстро убьет собаку стальным клинком, чрезвычайно мала.
Еще более показательным является тот факт, что в Британской Армии, не говоря уже о Полке, не существует такого понятия, как официальный боевой нож. Единственно, что выдается — это небольшие раскладные ножи, которые используются в основном для открывания пайков и откручивания или замены винтов на винтовке. Я знал нескольких парней из САС, которые носили ножи чуть побольше, но использовали они их только для обычных дел, но отнюдь не для того, чтобы резать ножом людей и собак или перерезать горло дозорным. В САС нет курса обучения, связанного с использованием ножей, боевых или любых других. Даже подготовка по рукопашному бою является лишь самой базовой, и единственный раз, когда речь там заходит о ножах, так это во время обучения тому, как защищаться от противника, вооруженного клинком. В конце концов, если вам нужно убить какого-то человека или животное в бою или во время службы, то вы используете винтовку или пистолет. В Британской Армии нет ни одного подразделения, в котором для уничтожения противника использовались бы гаррота, арбалет или нож — ну кроме штыков, конечно. Любой солдат, который уверяет вас в обратном, либо лжет, либо сам попался на удочку той чепухи, которую пишут о спецназе.
Однако в рассказе Макнаба о том, как он услышал собак бедуинов, есть толика правды и касается она того сильного напряжения, которое связано с выполнением задания в тылу врага, особенно на такой суровой местности. Думаю, что поначалу никто из нас не чувствовал себя в пустыне совершенно спокойно, несмотря на всю нашу подготовку и, как у некоторых из нас, многолетний опыт. Конечно, обнаружение первого поселения в пустыне, должно быть, встревожило Пэта и Йорки, потому что они резко остановились. Маггер тоже остановился, я выпрыгнул и прошел вперед пятьдесят или около того шагов до головного «Ленд Ровера». Поравнявшись с Пэтом, я спросил:
— Что случилось?
Он дернул головой вперед.
— В километре впереди большое движение. Это может быть вражеский патруль.
Я поднял винтовку и прищурился через прицел «Кайт» — прицел ночного видения, который устанавливается на M16 или SA80 [6] и работает так же, как обычный оптический прицел, только в темноте. Затем я долго смотрел в тепловизор MIRA, одновременно напряженно прислушиваясь, после чего начал улыбаться.
— Вон там, похоже, стоит группа палаток или чего-то подобного и, возможно, горит костер для приготовления пищи, — сказал я. — Что означает, что это может быть кто угодно. Но я также слышу лай собак, а Республиканская гвардия не часто берет домашних животных на маневры. Соответственно, это бедуины. Постарайтесь обойти лагерь примерно за пятьсот — тысячу метров, и они не доставят нам никаких проблем. А теперь давайте двигаться, иначе мы не успеем до рассвета выйти в нужный район.
Правда, в этом существовал определенный элемент риска, но это был риск, на который я готов был пойти. Если впереди окажется воинское подразделение, то была вероятность того, что его дозорные примут нас за иракские войска. И даже если они заметят нас и заподозрят, то я рассчитывал, что прежде чем они попытаются подтвердить свои подозрения, они подождут до рассвета.
А если бы они оказались бедуинами, в чем я был уверен, то им все равно было бы на нас наплевать. Большинство представителей пустынных племен почти наверняка имели очень слабое представление о том, что происходит в их стране, не интересовались политикой и не испытывали сильного чувства преданности к стране или к вождю. Если бы самолеты начали сбрасывать бомбы рядом с ними, то они могли бы уйти с дороги, но их, как правило, нисколько не интересовало, были ли солдаты, спокойно проезжающие ночью мимо, иракцами или кем-то другим.
За ночь мы проехали, наверное, полдюжины таких лагерей, некоторые из них находились так близко, что несколько жителей махали нам в лунном свете. Мы махали им в ответ. Подозреваю, что увидев наши шемаги и бурнусы, они, вероятно, уверились в том, что мы иракцы — если вообще смогли нас различить в темноте.
— Побеждает отважный, — пробормотал я Маггеру наш полковой девиз, когда мы с грохотом пронеслись мимо очередного поселения. — Удивительно, сколько раз эта поговорка оказывалась верной.
Он мимолетно ухмыльнулся и продолжил движение. Я совершенно уверен, что если бы даже один из лагерей оказался крупной иракской засадой, устроенной целым танковым полком, Маггер остался бы таким же невозмутимым.
В какой-то момент, незадолго до полуночи, когда мы двигались по более возвышенной местности, я приказал колонне остановиться и, используя свой прицел «Кайт», посмотрел в сторону Багдада. В небе стояло зарево от вспышек взрывов. Бомба за бомбой, сотнями штук, превращали небо на востоке во впечатляющее зрелище даже на таком расстоянии.
Мне было почти жаль бедных иракцев, которые в ту ночь получали такую царскую взбучку — вероятность того, что большинство из тех, кому не повезло, могли оказаться гражданскими лицами, все же была. Однако, похоже, такова была модель современной войны.

ПРИМЕЧАНИЯ:

[1] Тонкая игра слов автора. В оригинале используется фраза Boys’ Own; под этим названием в Англии до середины XX века выпускалась целая серия журналов, брошюр и информационных материалов для подростков, содержащих приключенческие рассказы, учебные материалы, посвященные природоведению и выживанию на природе.
[2] Англ. Mugger — уличный грабитель, гоп-стопщик.
[3] Сеть британских магазинов товаров для здоровья и красоты, а также аптек.
[4] Sabre Squadron by Cameron Spence.
[5] Victor Two by Peter Crossland.
[6] Штатная армейская винтовка британского производства под патрон 5,56-мм. Бойцы САС ее не любят, поскольку помимо всех прочих недостатков она обладает недостаточной надежностью, поэтому предпочитают американскую винтовку M16. В начале 2000 года стало известно, что около 300 тысяч винтовок SA80 и их модификаций, находящихся на вооружении британских вооруженных сил, должны быть отозваны и модернизированы из-за серьезных проблем, проявившихся в определенных условиях (прим. автора).


Вернуться наверх
Не в сети Профиль  
 
 Заголовок сообщения: Re: Питер Рэтклифф. Глаз бури
СообщениеДобавлено: 17 янв 2023, 12:11 

Зарегистрирован: 25 янв 2015, 15:12
Сообщений: 539
Команда: Нет
"выжидательного района" - наверное, все же лучше "района дневки"?
Спасибо большое. Бравость сержанта-майора прямо-таки зашкаливает. :)


Вернуться наверх
Не в сети Профиль  
 
 Заголовок сообщения: Re: Питер Рэтклифф. Глаз бури
СообщениеДобавлено: 17 янв 2023, 12:23 

Зарегистрирован: 21 ноя 2020, 00:28
Сообщений: 401
Команда: Нет
manuelle писал(а):
"выжидательного района" - наверное, все же лучше "района дневки"?
Спасибо большое. Бравость сержанта-майора прямо-таки зашкаливает. :)


Район ожидания аполне себе отечественнвй термин. Правда находятся там еще перед переброской, десантированием итд)


Вернуться наверх
Не в сети Профиль  
 
Показать сообщения за:  Сортировать по:  
Начать новую тему Ответить на тему  [ Сообщений: 124 ]  На страницу Пред.  1, 2, 3, 4, 5, 6, 7  След.

Часовой пояс: UTC + 3 часа


Кто сейчас на форуме

Сейчас этот форум просматривают: нет зарегистрированных пользователей и гости: 14


Вы не можете начинать темы
Вы не можете отвечать на сообщения
Вы не можете редактировать свои сообщения
Вы не можете удалять свои сообщения
Вы не можете добавлять вложения

Найти:
Перейти:  
Powered by phpBB® Forum Software © phpBB Group
Theme created StylerBB.net
Сборка создана CMSart Studio
Русская поддержка phpBB