Текущее время: 28 мар 2024, 17:33


Часовой пояс: UTC + 3 часа




Начать новую тему Ответить на тему  [ Сообщений: 99 ]  На страницу 1, 2, 3, 4, 5  След.
Автор Сообщение
 Заголовок сообщения: Don Valentine "Strap Hanger"
СообщениеДобавлено: 10 янв 2022, 18:10 
Аватар пользователя

Зарегистрирован: 15 фев 2013, 21:29
Сообщений: 2075
Команда: нет
ПРИСОСЕДИВШИЙСЯ
Воспоминания солдата Сил специального назначения
Дон Валентайн


Изображение

Часть этой книги была номинирована на премию Pushcart Prize 2016.

Рецензии на эту книгу

"Я только что прочел все эти ваши армейские воспоминания, и они мне очень понравились". Кларенс Джей.
"Дон, мне понравилось читать о ваших приключениях и о тех старых армейских днях! Я читал главу про "Супер Спук", и, ха-ха, все думал про себя: "Хмм, а, пожалуй, я встречал таких людей, как они!" Мне нравится ваш особый стиль письма". Дэйв Х.
"Я искал информацию про Форт-Холаберд, когда наткнулся на часть ваших мемуаров. Отличное чтиво… мне приходится заниматься домашним хозяйством и заботиться о собаках и кошках, пока моя жена ходит на курсы медсестер… так что я думаю, если потрачу послеобеденное время на чтение ваших мемуаров, это будет стоить слегка пожеванной задницы", Дэниел М.
"Наткнулся на пару ваших глав несколько лет назад, но по какой-то причине не нашел ваш веб-сайт до этой недели. Мне очень нравится, вы действительно уловили сам дух служащих в SF, и все такое", Эйч. Си. Эс.
"Моя жена в Рино в гостях у своей матери. Я должен готовиться к экзамену. Вместо этого я совершенно увлекся вашей историей. Спасибо за все, что вы сделали". Джим. Ф.
"Супер. Я только что закончил читать ваше произведение, и должен сказать, что, по моему мнению, вы очень хороший писатель. Ваш стиль письма завладел моим вниманием с первого абзаца". Боб В.
"Огромное спасибо за "Присоседившегося" и за то, что вы изложили это простым языком обычного солдата. Я называю свой стиль казарменно-философским, но он никогда не сравнится с вашим простым языком в ясной и лаконичной манере. Мне понравилось написанное вами. Поздравляю с хорошо проделанной работой". Рон А.

Опубликовано: Old Mountain Press, Inc. 85 John Allman Ln. Silva, NC 28779
Old Mountain Press и Отдел электронных книг Old Mountain Press
Авторские права © 2015 Дон Валентайн/
Дизайн обложки Том Дэвис
Макет текста Том Дэвис
Присоседившийся. Воспоминания солдата Сил специального назначения.
Все права защищены. За исключением кратких отрывков, используемых в обзорах, никакая часть этой работы не может быть воспроизведена или опубликована без письменного разрешения автора или его агента.
Первое издание электронной книги, выпущено в Соединенных Штатах Америки подразделением электронных книг Old Mountain Press

_________________
Amat Victoria Curam


Последний раз редактировалось Den_Lis 13 мар 2022, 10:32, всего редактировалось 1 раз.

Вернуться наверх
Не в сети Профиль  
 
 Заголовок сообщения: Re: Don Valentine "Strap Hanger"
СообщениеДобавлено: 10 янв 2022, 18:18 
Аватар пользователя

Зарегистрирован: 15 фев 2013, 21:29
Сообщений: 2075
Команда: нет
О книге

Данная электронная книга "Присоседившийся. Воспоминания солдата Сил специального назначения" – это мемуары Дона Валентайна. Они охватывают двадцать один год, проведенный Доном в Армии США, включая шесть лет в воздушно-десантных пехотных стрелковых ротах, десять лет в Силах спецназначения и пять лет в военной разведке. Его история охватывает четыре боевых командировки, три во Вьетнам и одну в Лаос, и простирается от старой армии "коричневых ботинок" до новой полностью добровольческой армии. История рассказана так, как если бы вы ее услышали, сидя с автором за чашкой кофе или с холодным пивом и болтая о "старых добрых" временах.

Эти мемуары охватывают следующие места службы:
Курс начальной военной подготовки
Рота E 325-го AIR 82-й воздушно-десантной дивизии
Рота K 511-го AIR 11-й воздушно-десантной дивизии
Рота B 505-го AIR 82-й воздушно-десантной дивизии
Рота E 325-го AIR 82-й воздушно-десантной дивизии, Форт-Брэгг, Северная Каролина, октябрь 1960 г.
Учебная рота 7-й Группы Сил спецназначения, Форт-Брэгг, Северная Каролина
Рота А 5-й Группы Сил спецназначения (сентябрь - декабрь 1961 г.)
1-я Группа Сил спецназначения, Окинава
Рота B 5-й Группы Сил спецназначения, Форт-Брэгг, Северная Каролина
Рота A 3-й Группы Сил спецназначения, Форт-Брэгг, Северная Каролина
Рота D 1-й Группы Сил спецназначения, Форт-Брэгг, Северная Каролина
46-я рота специального назначения (усиленная) 1967 г., Таиланд
1-я Группа Сил спецназначения, Окинава
Учебный курс "Супер Спук", Форт-Холаберд, Мэриленд
"Птичья Клетка", Форт-Бельвуар, Вирджиния
525-я группа военной разведки, Вьетнам
Курс специального агента контрразведки, Форт-Уачука, Аризона
Курс защиты от методов проникновения, Форт-Уачука, Аризона
801-й отряд военной разведки 5-й SFG(Abn), Форт Брэгг, Северная Каролина, июнь 1971 – декабрь 1973 г.
Военный институт иностранных языков, Монтерей, Калифорния
500-я группа военной разведки, Кэмп-Зама, Япония
Увольнение в запас, 1 марта 1976 г., Форт-Брэгг, Северная Каролина.

Об авторе

Дон Валентайн прослужил в Армии 21 год, и 10 лет из них в Силах специального назначения Армии США ("Зеленые береты"). За время своей карьеры в Силах спецназначения Дон прошел специальную подготовку по средствам связи, иностранному и американскому оружию, оказанию первой помощи и взрывному делу. В составе Сил спецназначения он служил в Лаосе, Таиланде, на Филиппинах, Окинаве, во Вьетнаме, Южной Корее и на Тайване.
До службы в спецназе Дон прослужил шесть лет в воздушно-десантных пехотных стрелковых ротах в составе 82-й воздушно-десантной дивизии, 11-й воздушно-десантной дивизии и воздушно-десантной бригады 8-й пехотной дивизии. После спецназа Дон пять лет прослужил в военной разведке. За его плечами одна боевая командировка в Лаос и три во Вьетнам.
После того, как он вышел в отставку, Дон женился на Дорис Э. Пондер, которая терпит его на протяжении последних 31 года.

Предисловие

Изначально я назвал этот рассказ "Мемуары Подлого Пита". Подлый Пит(1) – это изначальное прозвище солдат спецназа, еще до того, как им разрешили носить зеленый берет. Но всякий раз, когда я работал на этом сайте, что-то добавляя или исправляя, я продолжал видеть это название. Каждый раз, когда я делал это, я также вспоминал парней из SF, с которыми служил, и мне на ум приходило, что большинство из них были намного лучшими солдатами, чем я, и многие были в спецназе задолго до меня. С каждым разом это название выглядело все более претенциозным и меня это просто не устраивало, поэтому я, наконец, сменил название на "Мемуары Лайфера". Лайфер(2) было уничижительным прозвищем кадрового солдата во времена войны во Вьетнаме. Затем я прочел книгу, написанную сержантом группы спецназа Биллом Крейгом, с которым я служил, она называлась "Лайфер". В общем, из уважения к Биллу, который был в десять раз лучшим солдатом, чем я, я решил, что должен вновь сменить название.

И тут меня поразило: идеальный заголовок для этой истории – "Присоседившийся"(3). Я служил с таким количеством людей, которые были героями, а некоторые в свое время даже стали легендами, что иногда чувствовал себя присоседившимся. Так мы привыкли называть солдат, которые, как правило, не относились к нашему подразделению, но которые по какой-то причине все же находились в нем. Один из примеров присоседившихся – когда мы совершаем парашютные прыжки, люди из других подразделений, которым были нужны прыжки для получения дополнительных выплат, будут проситься прыгать вместе с нами. Их называли присоседившимися. Другой пример присоседившегося, это офицер или кто-то из тыловых сержантов, который шел на задачу вместе с подразделением. Он не принимал участия в командовании операцией или принятии каких-либо решений. Он был там просто чтобы набрать время на боевых для получения Знака боевого пехотинца или в надежде получить представление к медали. Так как я не герой, но за время моих 21 года в Армии служил с тысячами героев, я думаю "присоседившийся" подходит лучше.

Вся информация в этом произведении основана на реальных событиях, но некоторые из историй, которые я рассказываю, возможно, были немного приукрашены, поскольку они передавались из уст в уста на протяжении многих лет. К сожалению, большая часть сведений, содержащихся в этой истории, основана на моей дырявой памяти, потому что много лет назад я отправил почти все свои армейские записи в "папку номер тринадцать" (мусорку). Это было большой ошибкой с моей стороны.

Некоторые из сведений, содержащихся в этой истории, основаны также на воспоминаниях очевидцев, с которыми я беседовал. Почти все конкретные данные о битве за Кхесань, которые я здесь упоминаю, были взяты из "Конца линии", отличного документального произведения Роберта Л. Писора, опубликованного в 1982 году издательством Ballantine Books. Если вы хотите знать, что на самом деле происходило во время битвы за Кхесань, вам обязательно следует прочесть отличную книгу мистера Писора и получить факты.

Вся информация в этой истории, включая диалоги, точна настолько, насколько я смог изложить ее в сложившихся обстоятельствах, однако я не утверждаю, что она 100% точна или дословна, даже если я обозначаю эти фразы как цитаты. Я не хотел, чтобы это было документальным произведением, полным дат, карт и статистики. Я пытался написать эту историю так, чтобы каждый мог прочитать ее и понять, не имея под рукой словаря. Я хотел, чтобы она читалась, как если бы мы взяли нашу любимую выпивку, устроились поговорить, и мне на ум стали приходить воспоминания. Я просто хотел рассказать своим родственникам, особенно молодежи, об армейской жизни рядового солдата, как это было на самом деле в подразделениях, где я служил. Я хотел изложить это так, чтобы они действительно могли прочесть это. Надеюсь, что это сможет уберечь их от совершения тех ошибок, которые сделал я. Как я уже писал, я пытался иметь в виду тех, у кого нет никакого военного опыта, кроме того, что они видели в кино. Первоначально я писал эту историю на языке, которым она жила, который, как правило, был очень прямым, грубым, а иногда вульгарным, но позже вернулся и почистил ее. Я, возможно, оставил несколько сочных словечек тут и там, так что тем из вас, у кого есть маленькие дети, следует прочесть это самим, прежде чем позволить им сделать это. У меня не было намерения смутить кого-либо, однако некоторые читатели могут найти некоторые из упомянутых в этой истории событий диковинным. Здесь имеется лишь несколько фотографий, потому что мой друг, Том Дэвис, отправивший их мне онлайн, сказал, что в Kindle не позволяют им занимать много места.

Время от времени я встречаю кого-то из приятелей, которые помнят определенное событие лучше меня, или действительно участвовали в каком-то событии, о котором я только слышал, и если их воспоминания отличается от того, что у меня на слуху и в памяти, я внесу изменения, но только если сочту это уместным. Возможно, это все еще не стопроцентно точно, но это лучшее, что я мог сделать и рассказать так, как это происходило. Некоторые вещи могут быть неточны, потому что они относятся к слухам, ходившим в то время. Я оставил их, чтобы вы могли лучше понять среду, в которой должен действовать солдат. Слухи, это то, с чем всем военным, особенно солдатам, приходится мириться, а в некоторых случаях они могут подорвать моральный дух, особенно у молодых бойцов.

Эти случаи включены не только для развлечения. Они приводятся в первую очередь для того, чтобы помочь читателю получить точное представление об отдельных солдатах и их окружении. Если инцидент выглядел особенно неприятным, я не называл их настоящих имен. Если я оставил чье-то имя без изменения, я, конечно, сожалею об этом и с радостью изменю его, если вы сообщите мне, но вам нужно будет указать конкретную страницу, чтобы я мог его найти.

Чтобы помочь вам понять жизнь Армии в тот период, по крайней мере, в частях, в которых я служил, я рассказываю это как можно прямее, ничего не скрывая, так что вы получаете и хорошее, и плохое, и уродливое. Иными словами, это не предназначено для пропаганды в пользу армии или даже в интересах спецназа. Многие ветераны спецназа прочитали это и большинство из них, кажется, получило удовольствие или, по крайней мере, оценило это, но некоторые возражают против частей, которые не льстят подразделению, в котором они служили, особенно SF... ну, по крайней мере, один из них.

"Микки Маус" и "цыплячье дерьмо" были общепринятыми среди GI(4) сленговыми терминами, означающими "мелочные придирки", "упоение званием" и/или "чрезмерную, неоправданную дисциплину или ограничения". До войны во Вьетнаме солдаты использовали "цыплячье дерьмо". Во время войны во Вьетнаме GI постепенно перешли на использование "Микки Мауса", и, насколько мне известно, с тех пор так и осталось. В конце концов, Вьетнам был "Диснейлендом, где убили Микки Мауса". Я все еще использую прежний термин.

Если вы хотите прочесть всякие сверхсекретные байки о дерзких делах, которые до сих пор так секретны, что мне придется убить вас, если я расскажу вам о них, я настоятельно рекомендую вам либо включить компьютер, зайти в предпочитаемый вами поисковик и забить в него что-нибудь про "героев", или отправиться на сайт любого чата, поскольку почти все они полны жулья, большую часть которых составляют подростки или нацистско-феминистские ваннаби. Ну или просто возьмите напрокат фильм о Рембо. На этих страницах вы не найдете ничего из этого.

Супергеройский образ Рембо является, пожалуй, обобщением всех различных типов людей, получивших назначение в Оперативный отряд "А" Сил спецназначения (SFOD A) или, возможно, всего спецназа, но это было бы грубым искажением для какого-либо отдельно взятого человека. Прозвищем SFOD A было Команда "A". В любом случае, кого-то наподобие Джона Рембо не существует нигде, кроме как в Голливуде. В реальности типичный солдат спецназа довольно сильно отличался от популярного медийного имиджа. Минимально приемлемый балл оценки общих технических знаний (GT score) из серии армейских тестов, которые должен пройти каждый новобранец, для желающих попасть в спецназ добровольцев был точно таким же, какой требуется для обучающихся в Школе кандидатов в офицеры: 110. Недавно кто-то сказал мне, что генерал Карл Стинер однажды сказал (или написал) что средний IQ солдат спецназа был выше, чем средний IQ старшего офицерского корпуса Армии США. Хотел бы я знать об этом раньше, это помогло бы многое объяснить.

Между прочим, генерал Стинер (четырехзвездный) был командиром моей Команды "В" в роте А 3-й Группы Сил спецназначения, когда он был капитаном. Он был единственным известным мне капитаном, поставленным на командование Отрядом "В", что было майорской должностью. Одно это уже многое говорит об этом человеке. К тому же он был хорошим человеком и прекрасным офицером, что, кажется, не является нормой для генералов.

Сержант по вооружению Команды "А" может быть "животным" из стрелковой роты одной из воздушно-десантных дивизий, которое может заказать обед в местном ресторане, а затем, после того, как съест его, разжевать и проглотить фарфор и стеклянную посуду. С другой стороны, вы можете счесть, хитрого и дотошного сержанта разведки этой же команды почти женоподобным. Личности других членов команды обычно находится где-то посередине между этими двумя типами. Спецназ был прибежищем солдат, прекрасно чувствовавших себя в глуши (лесах), но которых раздражала строгая дисциплина, скучный однообразный распорядок дня, притеснения и пристальный надзор, обычно присущие гарнизонной службе в обычных армейских подразделениях, особенно линейных. Линейное подразделение, это то, основной задачей которого является непосредственное ведение боя с противником, такое, как пехотная стрелковая рота.

Некоторые военнослужащие спецподразделений прошли обширный официальный курс подготовки, который был очень сложным, но для многих солдат спецназа единственным типом специальной подготовки, которую они проходили, было лишь OJT (on-the-job training – обучение без отрыва от исполнения должностных обязанностей) в составе его Оперативного отряда (команды). И в некоторых из этих Команд "А" это обучение было отличным, а многие из людей, которые таким образом получили спецназовскую квалификацию, были отличными солдатами спецназа. Я убежден, что именно то, что было внутри человека, делало его хорошим спецназовцем, а не одно лишь обучение.

Типичный солдат спецназа знал разницу между работой и отдыхом. Когда приходило время работать, они усердно трудились, а когда наступало время отдыха, они делали это даже еще усерднее – обычно подобно компании гигантских шестилетних детишек. В этом смысле они были очень похожи на спортивную команду. Они постоянно поддразнивали друг друга, но всегда считали "профессионализм" и "компетентность" нормой даже в самых нелегких обстоятельствах. Если вы когда-нибудь читали любую из книг из серии "Бар-20"(5), написанных Кларенсом Малфордом, вы увидите такие же взаимоотношения у вымышленных пастухов с этого ранчо. Наиболее известным из тех ковбоев был Хопалонг Кэссиди. (Между прочим, оригинальный "Хоппи" в книгах не имел ничего общего с голливудским. Не верьте ничему, исходящему из Голливуда, даже документальным или биографическим фильмам).

Солдаты спецназа старых времен никогда не называли себя "Зелеными беретами", вместо этого они обычно называли спецназ просто "Группа" или "SF", а себя они называли "солдатом спецназа" или просто "SF". В те времена термин "Зеленые береты" использовали только "посторонние", административный и вспомогательный персонал, который обычно приписывался к подразделению специального назначения, да молодые, свежеиспеченные солдаты спецназа. Единственное исключение обычно имело место, когда солдат SF пытался рассказать штатскому, в каком подразделении он служил, потому что они неизменно не понимали, что означает термин "Силы специального назначения". Солдату обычно приходилось добавлять, "Зеленые береты", после чего посторонние неизменно восклицали: "О-о-ооо, даа!" но на самом они деле они по-прежнему знали лишь то, что прочли в журнале или видели в кино.

Солдат спецназа неизменно сталкивается с людьми, которые путают задачи Сил спецназначения с таковыми у морпехов или Рейнджеров. Дэвид Киршбаум, отставной солдат спецназа, придумал лучший из всех слышанных мною ответов на вопрос: "В чем разница между спецназом, морскими пехотинцами и Рейнджерами?" Вот его объяснение словами Дэвида:

"Когда я не скрывался в лоне SF, защищенный моими товарищами от всего внешнего мира, мне приходилось иметь дело с другими родами войск и даже с гражданскими (ох!). И они спрашивали меня, знаю ли я "Ту песню"(6), и знавал ли я Джона Уэйна, и действительно ли SEAL были настолько крутыми. А затем они, в конце концов, подходили к главному. Они спрашивали меня, в чем разница между SF, Рейнджерами и морскими пехотинцами. И у меня был наготове забавный маленький анекдот, объясняющий все это просто и доступно для гражданских (а также морских пехотинцев):
"Скажите морским пехотинцам взять этот холм. И они отдадут честь, и они направятся прямо к холму, пробиваясь сквозь все, что встретится, и прямо вверх по холму, сражаясь, убивая и умирая на протяжении всего пути… И если в живых останется хоть один морской пехотинец, он возьмет холм.
А потом скажите Рейнджерам, чтобы они взяли этот холм. И они отдадут честь, а затем пойдут, и пару дней будут заниматься планированием, и напишут множество приказов и планов патрулирования, и они нарисуют кучу карт и схем. А затем они найдут самую худшую местность, через которую они смогут пройти, предпочтительно с болотами и скалами. А затем они будут ждать самой худшей погоды, какую только можно вообразить. И тогда они пойдут, стремительно и безрассудно, карабкаясь на скалы и преодолевая болота, и не будут считать, что делают все как надо, если не потеряют половину своих сил из-за истощения. И если в живых останется хоть один Рейнджер, он возьмет холм.
А затем скажите Силам специального назначения взять этот холм. И первое, что они сделают, это посмотрят на вас и спросят, зачем. Так что вы, в конце концов, объясните им, зачем. А потом они просто уйдут. И могут произойти несколько вещей. Они могут взять холм. Или они могут взять какой-нибудь другой холм, но будут настолько очевидные доказательства, что с самого начала было нужно захватить именно тот, другой холм, что вы даже не сможете с ними спорить. Или они могут заключить какую-то сделку и убедить кого-нибудь другого взять холм. Или же вы можете найти их всех в клубе, полностью игнорирующих ваши приказы. И когда вы осмеливаетесь расспросить их, вы вскоре убедитесь, насколько глупой была идея взять этот холм, и что они просто спасли вас от военного трибунала… И вы окажетесь в большом долгу перед ними".
Помните, мы с Дэвидом описываем старый спецназ. Относится ли это к нашим нынешним Силам спецназначения, я не знаю.

Во всей армии лучшим сержантом-снабженцем обычно является тот, у кого в роду было больше всего "барыг-лошадников". А лучшим начальником столовой будет тот, кто может получить то же продовольствие, что и все остальные, но предложить своим бойцам два разных вкусных мясных блюда на выбор в каждый из приемов пищи, и у кого никогда еда не заканчивается раньше, чем желающие поесть. Силы спецназначения обычно стараются удержать таких людей любой ценой, даже если они не имели воздушно-десантной и уж тем более спецназовской квалификации. В конце концов, поварам и прочему административному и вспомогательному персоналу совершенно не обязательно быть "квалифицированными SF". На ум сразу же приходит сержант Норман "Свиная отбивная"(7) Рэцибор, который, возможно, был лучшим сержантом из всех, когда-либо служивших в Армии Соединенных Штатов, как лучший пример такой политики. Свиная отбивная уже был в спецназе, когда я пришел в SF, и он все еще был там, когда из группы спецназначения я перешел на службу в военную разведку. Старина Свиная отбивная недавно скончался. Покойся с миром, Свиная отбивная… ты молодец.

В наши дни спецназ является родом войск Армии США, и его члены носят на воротнике эмблему – "Скрещенные стрелы". В прежние времена мы носили на воротниках эмблему "неназначенный", потому что СФ была "незаконнорожденным" подразделением. Незаконнорожденное подразделение – это такое, которое не принадлежит к какому-либо роду войск, такому как, например, пехота, бронетанковые войска или артиллерия. Когда мы были незаконнорожденным подразделением, большинство из нас думало, что нам будет лучше, если у нас будет собственный род войск, потому что мы сможем получать офицеров, проходящих ту же квалификацию, что и наши сержанты, и они будут оставаться у нас на протяжении всей своей карьеры. Теперь, когда SF являются отдельным родом войск, все те, кто были в спецназе до этого, и с которыми я говорил о переменах, и офицеры и рядовые, говорят, что это хуже, потому что теперь обычная армия полностью контролирует SF, и она очень быстро попыталась уничтожить их.

В наши дни в SFOD (Оперативных отрядах Сил спецназначения) больше нет "талисманов". Все, кто поступает в SFOD, включая офицеров, должны соответствовать одним и тем же минимальным требованиям, пройти одни и те же тесты, один и тот же процесс оценки и отбора, и пройти базовую подготовку SF. Многие из нас, старожилов, прошедших полную спецназовскую квалификацию в 50-х, 60-х и начале 70-х годов, в соответствии с правилами новых SF, возможно, не получили бы права носить "зеленую шапку", а многие и вовсе не захотели бы пойти в новые SF, поскольку, по их мнению, они избыточно зарегламентированы.

Тем не менее, подготовка сейчас, кажется, намного лучше той, что проходил я. Например, у меня были курсы спецподготовки к пяти командировкам в Юго-Восточную Азию (3 в Лаос, 2 во Вьетнам). Эти тренировки иногда были тщательными и жесткими, но 90% из них не несли пользы для задач, которые мы выполняли на самом деле. Выполнявшие их группы, в составе которых я служил, перед отправкой проходили очень ограниченную (если вообще проходили) языковую и культурную подготовку, которая, предположительно, должна была быть сильной стороной SF.

Квалификационная подготовка нынешних SF более стандартизирована, лучше продумана и более соответствует реальным потребностям как задач в целом, так и отдельных военнослужащих. По состоянию на конец 80-х годов только около 500 кандидатов ежегодно проходят квалификацию для службы в SF. Это из шести ежегодных сессий SFAS(8), каждая из которых обычно начинается с 300 кандидатами. Это составляет примерно 28% от тех, кто отвечает минимальным требованиям для участия в курсе SFAS. Если кандидат уходит со SFAS или из прыжковой школы, он никогда не сможет подать заявку повторно. Он может потерпеть неудачу и попробовать еще раз, но не может бросить и попробовать еще раз. Нынешние тренировки в SF намного сложнее, чем в старые времена. Старые SF больше полагалась на человека, но в гораздо большей степени подчеркивали "целостность команды" и полагалась на "давление коллектива" через "проверку и оценку коллегами", чтобы решить, кто будет в SF, а кто нет. Потенциальные офицеры SF подвергались такому же процессу, или, по крайней мере, мне так говорили, потому что это было еще до меня. У нас еще было что-то такое, когда я служил, но это ни в коем случае не было основным средством отбора, за исключением набора людей на задачу. (Для получения полной и актуальной информации о службе в Силах спецназначения поищите в интернете: "Силы специального назначения Армии США, тихие профессионалы".)

Чувство юмора старых солдат спецназа и их способности добывать необходимое были легендарными, и никогда не были должным образом представлены публике – равно как причины, побудившие их в первый раз пойти в Силы спецназначения. Мотивация стать солдатом спецназа варьируется от человека к человеку. Надеюсь, это повествование поможет восполнить пробелы. Читая его, вы можете обнаружить, что некоторые из историй совершенно невероятны, однако все они основаны на реальных событиях, которые действительно имели место. Однако детали некоторых событий, описанных в этой книге, неизбежно более точны, чем у других.

ВАННАБИ(9): Пропаганда и театральщина национальных телеканалов и индустрии развлечений породили в этой стране чуму ветеранов-ваннаби (фальшивых ветеранов). Большинство ветеранов-ваннаби заявляют о геройствах в рядах SF, SEALs, Рейнджеров и/или групп глубинной разведки (LRRP). Многие из них в придачу добавляют, что еще и бежали из плена. В некоторых случаях они претендуют на все вышеперечисленное.
Если человек говорит, я "Зеленый берет", можете держать пари на корсет вашей бабушки о том, что все, что последует за этим, будет кучей бизоньего дерьма, потому что он, скорее всего, ваннаби! Если он говорит, что его служба во Вьетнаме была настолько секретной, что сведения о ней вычеркнуты из его официального армейского личного дела и не будут отображаться ни при каком поиске, он ваннаби! Если он не может обсуждать это, потому что за ним охотятся киллеры ЦРУ, русских, китайцев, вьетнамцев и т.д., он ваннаби! Если он утверждает, что был военнопленным, но его имени нет ни в каких базах данных о пленных, потому что его задние было нааастолько секретным… он ваннаби!

1. Sneaky Pete (прим. перев.)
2. Лайфер (Lifer) – Профессиональный военный (зачастую включая офицеров) и вообще любой, хотя бы раз подписавший повторный контракт на военную службу (прим. перев.)
3. В оригинале – Strap Hanger. Чрезвычайно многогранное понятие: висящий на поручне, "левый пассажир", примазавшийся, ну и на совсем уж тамошнем десантном жаргоне - "висящий под стропами", т.е. парашютист (прим. перев.)
4. "Джи-ай" – сокращение, обозначающее американского военного, солдатскую службу. Происходит от словосочетания Government Issue – правительственный (казенный) образец, предмет довольствия установленного образца (прим. перев.)
5. Серия классических вестернов про ковбоя Билла "Хопалонг" Кэссиди, начатая в 1906 году книгой "Бар-20" (прим. перев.)
6. Имеется в виду увидевшая свет в 1966 году "Баллада о Зеленых беретах" (Ballad of Green Berets), написанная писателем Робином Муром и военнослужащим Сил спецназначения Барри Садлером (прим. перев.)
7. Pork Chop (прим. перев.)
8. Special Forces Assessment and Selection – оценка и отбор в Силы специального назначения. Первая фаза квалификационного курса Сил спецназначения (т.н. Q-курса) продолжительностью 24 дня. Проходит в Кэмп-Макколл (прим. перев.)
9. Англоязычное сленговое слово wannabe, происходящее от словосочетания "want to be" (хочу быть). Обозначает человека, выдающего себя за кого-то, подражающего ему, имитирующего внешние признаки определенной субкультуры, но не являющегося ее частью (прим. перев.)

_________________
Amat Victoria Curam


Последний раз редактировалось Den_Lis 12 авг 2022, 19:38, всего редактировалось 4 раз(а).

Вернуться наверх
Не в сети Профиль  
 
 Заголовок сообщения: Re: Don Valentine "Strap Hanger"
СообщениеДобавлено: 10 янв 2022, 23:40 
Модератор
Аватар пользователя

Зарегистрирован: 02 ноя 2012, 07:50
Сообщений: 4642
Команда: A-344
наконец-то!

_________________
XA2


Вернуться наверх
Не в сети Профиль  
 
 Заголовок сообщения: Re: Don Valentine "Strap Hanger"
СообщениеДобавлено: 11 янв 2022, 08:17 

Зарегистрирован: 25 янв 2015, 15:12
Сообщений: 539
Команда: Нет
Спасибо большое. С нетерпением жду продолжения.


Вернуться наверх
Не в сети Профиль  
 
 Заголовок сообщения: Re: Don Valentine "Strap Hanger"
СообщениеДобавлено: 30 янв 2022, 21:55 
Аватар пользователя

Зарегистрирован: 15 фев 2013, 21:29
Сообщений: 2075
Команда: нет
Курс начальной военной подготовки

КОГДА ЧАРТЕРНЫЙ АВТОБУС "Грейхаунд"(1) отъехал от автобусной станции в Ноксвилле, штат Теннесси, я помахал на прощание маме и отчиму. Кое-кто из парней в этом автобусе был в подавленном настроении, но я был взволнован, потому что отправлялся в отличное приключение.
Наблюдая за проплывающим за окном знакомым пейзажем, я думал о том, почему пошел добровольцем в десантники. Ранее в том же году, играя в дворовый футбол(2), я повредил спину. Мама попыталась обратиться к нашему семейному врачу, но это не помогло. Боль была настолько сильной, что я едва мог ходить. Я ковылял, как горбун из Нотр-Дам, так что мама попросила доктора придти на дом, что он и сделал. (В то время доктора еще выезжали на дом). Пару недель я мучился со своей спиной. Ничто из делаемого или предлагаемого нашим семейным врачом не помогло, ни мазь, ни прогревания, ничего. Кто-то рассказал маме про мануальных терапевтов, и она отвела меня к одному из них. Кабинет врача располагался над находящейся на углу аптекой, примыкающей к театру Теннесси на Гей-стрит – прямо через дорогу от театра стоял "оригинальный" ларек "Оринж Джулиус"(3). Я перся от напитков "Оринж Джулиус". Я имею в виду, что я очень любил их.
Всего через пятнадцать минут на столе у мануального терапевта боль ушла, и я снова мог стоять прямо и ходить по-человечески. Для меня это было чудом. Лечение обошлось моей матери всего лишь в три доллара. Моей спине потребовалось еще три сеанса, но боль и скованность исчезли после первой процедуры. Терапевт сказал, что больше никакого бега или занятий контактными видами спорта. Футбол был единственным, что действительно доставляло мне удовольствие в старшей школе, и моя травма положила конец всем надеждам, что я буду играть в университетский футбол в выпускном классе. Готов поспорить, что я был единственным тупым старшеклассником, который каждый год пробовался в футболе, не пропустил ни одной тренировки, но ни разу не занимал первой строки в команде "B", нашей юниорской университетской команде, как ее называли в некоторых школах, не говоря уже об университетской. Я был слишком медленным. По крайней мере, я думал, что дело именно в этом, никто не удосужился сказать мне, в чем моя проблема. В моей школе, Сентал Хай, было так много детей, пытавшихся попасть в их команды, что они могли быть очень разборчивыми. Оглядываясь назад, я считаю, что причиной моей проблемы было тогдашнее недоедание. В детстве, когда я жил с мамой и отчимом, я завтракал и обедал в школе, а потом искал, где бы перекусить еще. А в старшей школе я иногда не обедал в школьной столовой, а вместо этого тратил обеденные деньги на безалкогольные напитки, конфеты и автоматы для игры в пинбол.
В ноябре прошлого года один мой друг уговорил меня вступить в наше местное подразделение Национальной гвардии, танковую роту 278-го пехотного полка. В то время мне едва исполнилось шестнадцать, но мой рост и небольшая ложь о моем возрасте привели меня в гвардию. Две недели, которые наше подразделение провело тем летом в Форт-Макклеллане, штат Алабама, были веселыми. Не могу сказать, что мне понравились KP (kitchen police – наряды на кухню), но в целом эти две недели доставили мне удовольствие.
В Форт-Макклеллане было очень жарко и пыльно. Когда мы были на полигоне, стреляя из танковых пушек, нескольких заряжающих пришлось вытаскивать из башни и отправлять в госпиталь с тепловым ударом. У нас были древние, устаревшие танки М-42, или, по крайней мере, мне помнится, что это были танки этой модели. Спустя годы я узнал, что это были "Першинги". Во всяком случае, в этих танках не было кондиционеров или электронных средств управления: все делалось вручную.
Справа от наводчика был горизонтальный маховик, а слева – вертикальный. Наводчик использовал их для перемещения башни вправо или влево, а также для подъема или опускания пушки. "Спусковой крючок" пушки находился в полу рядом с наводчиком и напоминал педаль сцепления или тормоза в автомобиле. Не остаться без руки, заряжая эту пушку, и избежать казенной части, когда она стреляла, было главной заботой заряжающего. Его следующей заботой было остаться на складном металлическом сиденье во время езды по ухабам, поверьте мне, они были тряскими. Меня учили на заряжающего и наводчика, но я предпочитал быть наводчиком, за исключением тех случаев, когда мой огонь корректировал командир танка.
Командиром моего танка был суровый сержант, который был танкистом то ли во время Второй мировой войны, то ли в Корее. Если я промахивался первым выстрелом, он кричал: "Недолет! На залупный волос выше!" Если я мазал вторым выстрелом, он пинал меня ногой по задней части шлема и орал: "На залупный волос, я сказал, ты, деревня тупорылая!" Поначалу я совершенно не понимал, о чем говорит этот человек. Но не нужно было быть ученым-ракетчиком, чтобы разобрать, что "залупный волос", по-видимому, был очень маленькой поправкой, а волосы любого другого рода – большей. Я быстро понял, почему танкисты-наводчики носили шлемы, особенно наводчики-деревенщины, а также почему у прицела был резиновый наглазник – они помогают амортизировать удары, когда командир танка "корректирует" огонь.
Получить квалификацию наводчика-эксперта методом "залупных волос" было непросто, но мне это как-то удалось. Однако как заряжающий я был так себе. Будучи заряжающим, я ненавидел попытки усидеть на той дурацкой металлической сидушке, что они сконструировали для заряжающего. В конце концов, я просто вставал и держался изо всех сил, когда танк двигался по пересеченной местности.
За эти две недели мы многому научились, особенно я. Черт, да я не мог не учиться, потому что, если честно, почти ничего не знал до того, как отправился в летний лагерь. Одной из вещей, запомнившихся мне, была маленькая песенка, звучавшая примерно так:

"Я родился в камышах и вскормлен медведицей,
Мои зубы в три ряда, моя шерсть в два слоя.
Мой живот из оленьей шкуры, а хребет из сыромятины,
Мой клюв из вороненой стали, и я танкист от бога!"

Поскольку мне тогда было всего шестнадцать лет, я думал, что это клево.
Внутренности наших танков были целиком выкрашены в белый цвет. Поначалу я думал, что белый интерьер должен был помочь экипажу лучше видеть, когда мы "застегивались" внутри танка – глупец. В первый же день, когда мы привели наши танки в парк после того, как побывали на полигоне, я узнал больше. Белый интерьер облегчал офицерам осмотр на предмет грязи: некоторые из них даже надевали белые перчатки, когда осматривали внутренности танков. Если вы считаете, что мыть легковушку или грузовик, это боль жопяная, попробуйте вычистить внутри и снаружи до безупречного состояния танк, прошедший сквозь пыльную бурю и болотную грязь, особенно его белое нутро.
Однажды вечером кто-то из ребят уговорил меня отправиться в центр города Аннистон, Алабама. На нас были брюки хаки, заправленные в ботинки. Мы были в берцах, потому что нам не выдали полуботинки (оксфорды с гладким носком). Не успели мы отойти от наших палаток и на сотню ярдов, как нас остановили MP (Military Police – военная полиция) и заставили вытащить штанины из ботинок. Они сказали нам: "Носить хаки заправленными в ботинки здесь разрешено только десантникам". Их явно не волновало, что нам не выдали никаких полуботинок.
Это был мой первый раз в Аннистоне, так что я просто шел по городу следом за своими приятелями. Мне казалось, что в Аннистоне было больше кабаков, чем где бы то в мире. Каждое второе заведение представляло собой таверну, по крайней мере, в этой части города.
Я сразу отметил, что Аннистон был очень дружелюбным городом. На самом деле Аннистон был, вероятно, самым дружелюбным городом, который я когда-либо видел, особенно его женщины. Дамы сидели в машинах, припаркованных вдоль поребрика по обе стороны улицы. Казалось, им очень хотелось пообщаться со всеми одинокими GI. Время от времени эти дамы приглашали их прокатиться на своих красивых машинах.
Парочка приветливых дам позвала меня к себе в машину, они хотели поговорить со мной. Мы немного поболтали, но этих милых дам, казалось, действительно беспокоило, что мне может быть одиноко и меня нужно подбодрить. Они сказали: "Дорогой, если тебе одиноко, у нас есть лекарство для тебя. Запрыгивай, сладкий, и мы отправимся покататься". Это действительно было искушением – прокатиться на их красивом новеньком, блестящем авто. Дама за рулем даже предложила мне вести машину, но мне тогда было всего шестнадцать, и я еще слишком стеснялся женщин, так что я отказался от их милого предложения. Кроме того, я в любом случае не был одинок, я спал в палатке с, по крайней мере, дюжиной других парней. Дамочки выглядели разочарованными. Я предположил, что они, должно быть, работали в специальной службе такси, возможно от USO(4). (Позже я узнал, что это не так.)
Я подумывал пойти на военную службу. Я выбрал армию, потому что уже получил общее представление о том, как это устроено, когда служил в Национальной гвардии Теннесси, и потому что пешком я мог пройти дальше, чем проплыть. По крайней мере, я "думал", что понимаю, как функционирует Армия.
Вообще-то, моим первым выбором был французский Иностранный легион, потому что Эррол Флинн, Кэри Грант и Виктор Маклаглен определенно выглядели так, будто им нравилось быть в Легионе. Единственная проблема была в том, что, похоже, никто не знал, где находится их вербовочный пункт, и кто-то сказал, что в Легионе говорят только по-французски. Меня это удивило, потому что в кино эти парни не произносили ни слова по-французски.
Мой дядя Гленн уже дал мне совет убираться из танкистов. Он сказал: "Этот самодвижущийся окоп привлекает внимание, и противник лупит по танкам из всего, что у него есть". Дядя Гленн служил во время Второй мировой войны в 4-й бронетанковой дивизии 3-й армии генерала Джорджа С. Паттона. По крайней мере, я думаю, что это была 4-я. Гленн потерял ногу и получил несколько осколочных ранений в бою в Бельгии. (Однако дядя Гленн забыл указать на тот факт, что, будучи пехотинцем, он находился "снаружи" танка, а не "внутри такового". Это большая разница, когда пули и снаряды начинают лететь в вашу сторону.)

ГЛЕНН РАССКАЗАЛ МНЕ о сражении, в котором он был ранен: "Мы были моторизованной пехотой и ехали на полугусеничниках(5). Мы были где-то в Бельгии, когда наши офицеры приказали нам спешиться и выстроили нас для атаки вражеской позиции. Они приказали нам наступать на врага прямо через большое минное поле. Поле было покрыто маленькими "бугорками". Мы все знали, что под каждым из этих бугорков находится мина, но нам приказали атаковать, и мы сделали это. Мы были слишком заняты, ведя ответный огонь по противнику, чтобы отслеживать каждый бугорок. Я наступил на один из них, и мина подбросила меня футов на десять (3 м) в воздух. Двое санитаров пошли на минное поле, чтобы забрать меня. Они положили меня на носилки и двинулись обратно через минное поле. Шедший впереди санитар наступил на мину, которая оторвала ему обе ноги по щиколотку. Этот же взрыв убил медика, державшего заднюю часть носилок, и еще раз ранил меня. Раненый медик оттащил меня в безопасное место, ступая окровавленными обрубками ног. Не знаю, как он смог сделать это".
Когда я был совсем маленьким, я спросил дядю Гленна, убил ли он кого-нибудь на войне. Кажется, это популярный вопрос среди тех, кто никогда не бывал на войне. Я не знаю ни одного ветерана боевых действий, кто задал бы этот вопрос другому ветерану. Гленн смог лишь сказать, что наверняка он подстрелил одного солдата. Он сказал: "Не знаю, убил я его или нет, но я точно пытался убить его. Этот немец приподнял голову, чтобы выстрелить в одного из моих товарищей, который менял позицию". Он добавил: "Большую часть времени там было множество людей, стреляющих друг по другу, и не было возможности точно сказать, кто в кого попал".
Когда дядя Гленн, наконец, выписался из госпиталя Уолтера Рида и впервые после войны вернулся домой, было лето, и я гостил у Мамы и Папы Валентайн. Они жили в большом двухэтажном фермерском доме на станции Рейган. Станция Рейган находилась на шоссе Ноксвилл – Чаттануга, примерно в пяти милях к югу от Свитуотера, штат Теннесси. Станция представляла собой небольшой серо-белый деревянный сарай рядом с путями. Офис питомника Хауэлла находился примерно в четверти мили к югу от станции. Там также был большой склад, расположенный по другую сторону путей напротив офиса. Станция была прямо через дорогу от подъездной дорожки мамы и папы. Как-то летом во время войны, когда я проводил лето на станции Рейган, на путях прямо перед их домом работала большая железнодорожная бригада. Каждый день, пока они были там, Мама Валентайн по нескольку раз ходила к путям, принося тем людям ледяной лимонад. Туда и обратно от нашего дома до путей было не меньше четверти мили (400 м), а Маме Валентайн было не меньше пятидесяти, и она была полновата.
Дядя Гленн и дядя Грир были в семье чудиками, так что, естественно, Гленн не вышел из автобуса перед домом, а подождал и вышел на следующей дорожке, где находился офис питомника. По тропинке, шедшей через лес и вокруг большого пруда, Гленн пошел оттуда обратно к дому. Мама Валентайн сидела в кресле в большом затененном дворе, обрывая и ломая стручки фасоли на ужин. Мама заставила меня сгребать листья, и я возился, в основном сам по себе, потому что не мог отправиться в лес или поле. Потом я увидел Гленна, идущего по тропинке вдоль пруда. Он был на костылях и нес небольшую сумку. "А вот и дядя Гленн!" крикнул я. Мама Валентайн вскочила со стула, просыпала все свои бобы на землю и завопила, как банши. Эта маленькая старушка буквально полетела навстречу Гленну. Она напугала меня, в ту пору десятилетнего. Я никогда не видел, чтобы Мама Валентайн так вела себя, и уж точно не предполагал, что эта старушка может двигаться так быстро.
Все трое сыновей Мамы Валентайн, Гленн, Грир и Гэй, участвовали в той войне. Все они оказались в разных родах войск. Дядя Грир был самым старшим и пошел в морскую пехоту задолго до того, как японцы бомбили Перл-Харбор. Насколько я помню, когда началась война, Грир был в конном патруле на берегу. Гленн вступил в армию после начала войны, а Гэй, самый молодой, пошел на флот последним.
Все трое участвовали в боевых действиях. Дядя Грир, вероятно, воевал больше всех, поскольку он уже прошел подготовку, прежде чем началась война. Грир участвовал в нескольких высадках на Тихом океане. Он ни за что стал бы говорить со мной об этом. Единственной, кому он рассказывал, была моя мама, и то только когда он был пьян. Мама рассказала мне, о чем говорил ей дядя Грир, когда был пьян. Она сказала мне: "Дон, ранения твоего дяди Гленна были телесными, но твой дядя Грир был ранен в голову. Грир сказал мне, что во время своего последнего боя он был членом зенитного расчета. Они были на пляже, и после одного из авианалетов японцев он оказался единственным выжившим из своего артиллерийского расчета. Вскоре после этого морпехи отправили Грира домой".
В то время мне было лет восемь-девять, и я не совсем понимал, что имела в виду мама. Я думал, это значит, что дядя Грир получил ранение в голову, и все равно был озадачен, потому что у него не было никаких видимых шрамов.
В первое время после возвращения с войны Гленн и Грир были немного диковатыми – ну, может быть, даже больше, чем немного. Моя мама рассказывала, что как-то вечером Гленн и Грир подрались с кучей парней в кабаке. Гленн вышел на улицу и, опираясь на один костыль, использовал другой как биту, чтобы "дорабатывать" тех, которых Грир вышвыривал за дверь.
Дядя Гэй был полной противоположностью Гленну и Гриру. Он был высоким, стройным, застенчивым и очень тихим. Когда Гэй вернулся домой, он женился на местной девушке, которую Мама Валентайн почему-то презирала. Мама Валентайн недолюбливала Марту Джо, я так и не понял почему, потому что она мне нравилась. Так или иначе, после женитьбы Гэй нечасто появлялся дома, но они вместе уже около пятидесяти лет. Возможно, тут Мама Валентайн дала промашку.
Папа Валентайн был мастером питомника Хауэлла на станции Рейган, Теннесси. Дядя Гленн сказал мне: "Папа был мастером, потому что знал работу в питомнике лучше, чем кто-либо другой, и потому что он честный и трудолюбивый. Папа сохраняет эту работу, потому что никто не может работать лучше и одолеть его". Папа был мастером, но каждый день работал вместе с работниками в поле. Папа был крупным, тихим мужчиной. В нем было около шести футов роста, и он был крепким, очень крепким. Его огромные толстые руки казались мне окороками. Даже когда я стал взрослым, руки Папы все еще выглядели огромными. Папа был очень строгим отцом, и у него был очень резкий характер.

СПОСОБ, КАКИМ ПАПА учил своих детей плавать – прекрасный пример того, насколько он был прямолинеен. Папа просто отводил ребенка к ближайшей яме или мельничному пруду, буквально бросал его туда и уходил. Если ребенок хотел выжить, он должен был спастись и выплыть. Таков был урок плавания Папы Валентайна. Немногие из детей просили Папу Валентайна научить их плавать.
Папа любил петь и всегда пел в церкви по воскресеньям, иногда за вечерней церковной трапезой, и всегда за рулем. У него был глубокий баритон. В середине тридцатых он, моя мать и еще двое человек, которых я не помню, создали певческую группу. Они называли себя "Четверка из долины Свитуотер". Помню, мама говорила, что, по словам людей, они пели как "Чак Вэгон Ганг", группа, бывшая очень популярной в то время. Они пели в церквях и на радио. Мама, кроме того, была у них гитаристкой. Что же до меня, мне медведь на ухо наступил, и я не отличу один конец гитары от другого, но я люблю слушать банджо и волынку, и по какой-то странной причине мне нравится то, как звучат каджунские(6) и ирландские группы. Не спрашивайте меня, почему мне нравится звучание этих групп, это так и все.
Грир рассказал мне об инциденте, который произошел в 30-е годы. Грир сказал: "Папа взял меня и Гленна с собой в Чаттанугу, чтобы продать грузовик кустов. Мы просто встали у тротуара на улице прямо в центре Чаттануги. Кто-то украл несколько кустов, пока мы обедали. Папа пошел за ворами по следу упавших с куста ягод. Он шел прямо по нему, куда бы тот не вел. Мы с Гленном пошли за ним, чтобы посмотреть на драку, когда он настигнет вора. След вел через несколько квартир и выходил через заднюю дверь. Папа прошел прямо через эти квартиры со мной и Гленном, идущими за ним по пятам. В итоге след ягод прервался, и мы так и не нашли вора".
Мама однажды сказала мне: "Дон, ты унаследовал свои габариты и силу от Папы Валентайна, внешность от дяди Гэя, а страсть к приключениям от Гленна и Грира". Не знаю, что мне досталось от отца, Джеймса Ньюмана Кеннеди, возможно, лысина. Я никогда не видел его. Мама говорила мне, что он ирландец и что его мать или одна из его бабушек была индианкой чероки или, по крайней мере, наполовину индианкой. (Единственным членом семьи моего отца, которого я когда-либо встречал, была его свояченица, Белва Кеннеди, и это случилось когда мне было уже почти пятьдесят. Тетя Белва очень милая леди, она живет в Райсвилле, Теннесси. Быть частично индейцем нынче "в моде", и почти каждая семья в Восточном Теннесси и на западе Северной Каролины утверждает, что в их генеалогическом древе есть немного чероки, правда это или нет. Я полагал, что в моем случае наследие чероки сомнительно, но теперь у меня есть фотография с бабушкой Кеннеди, держащей меня, когда я был младенцем, и она определенно похожа на индианку. На единственной когда-либо виденной мной фотографии моего отца он также явно выглядит как индеец. Если я частично индеец, то для меня загадка, на какую именно часть. Я лысый (а когда у меня были волосы, они были каштановыми, а не черными), полуслепой, медленный, как улитка, и белый, как газетная бумага. Однако все это условности, так что, возможно, во мне и есть индейская кровь.)
Бытность подростком была для меня ужасной. Я ненавидел среднюю школу. Когда я сидел за партой в классе, мне казалось, что у меня в животе вертелся огромный червяк, который просто не давал мне сидеть спокойно и сосредоточиться. Чем я собираюсь заниматься по окончании школы, было для меня полной загадкой. Колледж определенно отпадал, потому что мои оценки в старших классах были ужасны, и мы были слишком бедны, чтобы задуматься об этом… Мой тогдашний отчим, Гарри Летт, полагал, что это из-за того, что я был просто глуп, и он редко упускал возможность выразить это убеждение. В конце концов, я начал верить, что он прав.
Все взрослые, дружившие с моей матерью и отчимом, были пьяницами. В основном это были торговцы подержанными автомобилями, механики, автогонщики, бутлегеры и их водители. Один из их друзей, Джин Мейджорс, лазал по столбам, будучи монтером в местной энергетической компании и, насколько я помню, работал на высоковольтных линиях. Джин был хорошим парнем, и он мне очень нравился, но я не думал, что хочу быть так близко ко всему этому электричеству. Я прикинул, что если я действительно так глуп, то не продержусь и дня, прежде чем эти высоковольтные линии поджарят меня до хрустящей корочки. Как бы то ни было, мне не хотелось походить ни на кого из их друзей, с которыми я встречался. Для меня это было время одиночества и разочарования: я понятия не имел, на какой путь свернуть, и не предполагал, что есть кто-то, у кого я мог бы спросить совета. Никто из моих одноклассников не признавался, что у них были такие же чувства, так что я думал, что все остальные, должно быть, уже разобрались в своей жизни. Естественно, я полагал себя единственным тупицей во всей школе.
(Позже я узнал, что через эту стадию проходят большинство подростков. Очень немногие имеют конкретную "цель", к которой стремятся. Пустая трата. Те подростки, которые работают ради конкретной цели, действительно счастливчики. Я не знаю, как ныне работают государственные средние школы, но мне кажется, что всем подросткам стоило бы регулярно участвовать в каких-то "групповых занятиях", где они смогут делиться друг с другом своими проблемами. Возможно, частью процесса зачисления в старшие классы должны быть тесты на способности и IQ. Кроме того, может быть, каждому старшекласснику должны назначаться индивидуальные консультации по профориентации, с "руководством" и переоценкой не реже раза в год, потому что они так сильно меняются за эти годы.)
Как-то в сентябре 1954 года, будучи в центре Ноксвилла, я решил зайти в вербовочный пункт Армии США. "Какого черта", - подумал я. "Почему бы и нет. Я все равно прохожу прямо рядом с этим местом". На стене висел плакат, рекламирующий десантников. На нем были изображены парашютисты, прыгающие из самолета. Главный герой того плаката только что выпрыгнул из самолета, и его парашют еще не раскрылся. У него был Томмиган (пистолет-пулемет), закрепленный на груди над запасным парашютом. Глядя на выражение лица этого десантника, выходящего из двери этого самолета, я готов был отправиться в десант немедленно. На его лице была улыбка, ну, возможно, ее следовало бы назвать ухмылкой. Казалось, он считал, что справится со всем, что бы ни случилось, или, возможно, ему просто было плевать на все, что происходит. Кто знает, почем обошлась эта вербовочная картинка армии, но она точно сработала, по крайней мере, на одном придурке – на мне. Я записался в парашютисты, едва войдя в дверь, но была одна загвоздка. Сержант-вербовщик сказал, что будучи едва старше семнадцати, я слишком молод, чтобы подписывать бумаги самостоятельно. Моя мать должна расписываться за меня, пока мне не исполнится восемнадцать. Выйдя из вербовочного пункта, я подумал: "Что ж, дядя Гленн, я последовал твоему совету. Я свалил из танкистов". Но я совершенно ничего не знал о пребывании дяди Сесила в десанте. Я узнал об опыте дяди Сесила позже.
Когда дядя Сесил был на гауптвахте в Форт-Оглторп, Джорджия, во время Второй мировой войны, его командир отправил его "добровольцем" во вновь создаваемое подразделение коммандос. Армия формировала это новое подразделение в старом армейском лагере недалеко от Хелены, штат Монтана. Оно называлась 1-м отрядом специального назначения (FSSF). Помимо прочего, члены FSSF прошли и парашютную подготовку. Члены этого уникального формирования обычно именовали его просто "Отряд".

МНОГО ЛЕТ СПУСТЯ, когда я разговаривал с Сесилом об этом формировании, он сказал: "Этот отряд был сборищем чокнутых". Позже я узнал, что он был прав. Большинство американцев были зачислены в "добровольцы" их командирами, в то время как они отбывали срок в местной кутузке. Их командиры просто избавлялись от отбросов. У дяди Сесила была дурная привычка ходить в "несанкционированные увольнения". К нам домой всегда приходил один и тот же солдат – я тогда полагал, что он был приятелем дяди Сесила – чтобы вернуться в лагерь с Сесилом. Его приятель всегда был в форме, носил пистолет и нарукавную повязку с надписью MP. "Приятель" Сесила оставлял свою повязку и пистолет у нас дома, и они с Сесилом гулеванили вместе всю ночь напролет. На следующее утро они отправлялись в лагерь. Некоторых из американских "добровольцев" Отряда действительно привезли в кандалах и под охраной. Половину формирования составляли канадцы. Канада отправила своих лучших солдат, и все они вызвались в Отряд добровольно.
Сесил рассказывал мне: "Мы совершали тридцатимильные форсированные марши с очень тяжелыми рюкзаками. Когда нас, наконец, отправили на парашютную подготовку, все, что они сделали, это показали нам парашют и продемонстрировали, как его надевать. Затем они велели нам попробовать надеть их. Когда мы надели парашюты, они выстроили нас и повели к самолетам. Наш инструктор сказал: "Сейчас мы покажем вам, как им пользоваться. Не волнуйтесь, если ваш парашют не раскроется, глубина снега на площадке приземления десять футов. В любом случае вы ничего не почувствуете". Нас погрузили в самолеты, и мы прыгнули. Я совершил шесть прыжков, и сержант был прав. Парням на земле всякий раз приходилось подходить и вытаскивать меня из дыры, которую я проделывал в снегу, когда приземлялся".
Дядя Сесил прошел полный курс подготовки и служил в Отряде во время кампании на Алеутских островах. Отряд также действовал в Италии и на юге Франции, но дядя Сесил не попал с ними в Европу.
После того, как Отряд вернулся с Алеутских островов в Штаты (кажется, это было в 1943 году), дядя Сесил отправился на побывку домой и получил перелом позвоночника в аварии на автостраде US70(7) в Дандридже, Теннесси. В тот день Сесил в компании своего брата Джека Аллена, моего тогдашнего отчима, отправился в пьяный заезд из Косби в Ноксвилл. От полученных травм Джек скончался. Та авария, вероятно, обернулась для дяди Сесила благом. Отправься он с Отрядом в Европу, скорее всего, он погиб бы, потому что их потери в Европе составили 200%, при этом раненых было немного.
После их первого серьезного боя, когда сдавшийся немецкий офицер вытащил спрятанный пистолет и застрелил одного из любимых ими командиров батальонов, Отряд больше не брал в плен никого из пытавшихся им сдаться. После того первого боя Отряд брал пленных только когда им приказывали взять языка для допроса. Они не убивали немцев, пытавшихся сдаться, они просто велели им либо сражаться, либо отправляться ко всем чертям. Они отправлялись на вылазки каждую ночь, и многие из бойцов оставляли эмблемы подразделения на лбу убитых ими вражеских солдат. Как оказалось, это был отличный инструмент пропаганды.
Немцы стали называть членов Отряда "черными дьяволами", потому что они действовали в основном ночью, с зачерненными лицами, и потому, что они были свирепыми бойцами и не брали пленных, если им не было приказано. Отряд стал известен как "Бригада дьявола", про них была опубликована книга с тем же названием, за которой вскоре последовал одноименный фильм.
Отряд ни разу не провалил выполнение ни одной из задач, и они никогда не оставляли ни пяди захваченной ими земли. Ни один из солдат Отряда не сдался в плен, и они не потеряли ни одного человека ввиду "боевой психологической травмы". Немцы боялись Отряда больше, чем любого другого подразделения Союзников, однако в их бригаде единовременно никогда не было более 2500 бойцов.
Каким бы крохотным ни было то подразделение, его репутация разнеслась по всей Германии. (Через шестнадцать лет после окончания Второй мировой войны немцы все еще считали, что все американские парашютисты тех времен набирались из кровожадных осужденных, и что американские парашютные части до сих пор не берут пленных.) Многие раненые из состава Отряда бежали из госпиталей и возвращались в свою часть задолго до того, как врачи были готовы выписать их. У Отряда также был худший среди всех участвовавших в войне подразделений послужной список из-за их диких выходок, когда их подразделение выводили с линии фронта, и им позволялось провести некоторое время вне службы. Совершенно очевидно, что если что-либо противоречило армейским уставам или каким-либо известным законам, кто-нибудь из Отряда совершал это.
Сесил рассказывал моей маме о своем опыте службы в Отряде еще до того, как я завербовался в десантники, но никто не удосужился передать мне эту информацию. Когда я рассказал маме о своих планах бросить школу и пойти в армию, все, что она сказала: "Дон, я подпишу за тебя все, если ты пообещаешь мне, что пока будешь в армии закончишь среднюю школу, и что не пойдешь в морскую пехоту или парашютисты". В общем, это поставило меня в довольно неудобное положение. Так что, будучи типичным подростком… я солгал и согласился на ее условия.
Когда мама пошла со мной в вербовочный пункт, первым, что она заметила в тех бумагах, были слова "воздушный десант, без назначения". (В то время я не знал, что "без назначения" означало, что я автоматически отправляюсь в пехоту.) Мама спросила: "Что значит воздушный десант?" Я подскочил и ответил на ее вопрос, прежде чем сержант-вербовщик успел вмешаться: "О, мама, это всего лишь армейская авиация". Итак, я снова солгал. Она подписала бумаги, а сержант-вербовщик не проронил ни слова.
(В следующем же году я сдал серию тестов и получил аттестат, эквивалентный диплому средней школы. Одно из двух, не так уж плохо, верно. Ну, на самом деле это было даже к лучшему, потому что позже я сдал тест CLEP(8), на котором получил баллы, эквивалентные одному году обучения в колледже.)
Мы должны были пройти медицинский осмотр, прежде чем нас могли привести к присяге и отправить на начальную подготовку. Когда я заполнял медицинские формы, я не упомянул о своей травме спины. Ложь вошла в привычку.
Теперь я вместе с пятьюдесятью другими новобранцами находился в автобусе, направлявшемся в Форт-Джексон, Южная Каролина, в 101-ю учебную пехотную дивизию. Когда наш автобус подъехал к остановке в Форт-Джексоне, я заметил одного очень классно выглядевшего солдата. Он был хорошо сложен, на нем была форма цвета хаки с брюками, заправленными в прыжковые ботинки, его головной убор был сдвинут набекрень. Его ботинки сияли так, что их можно было использовать вместо зеркала. На красно-белой эмблеме на его плече была надпись "десант", нашитая над ней, и голубой дракон по центру. (Позже я узнал, что это была нашивка 508-й воздушно-десантной полковой боевой группы.) Он выделялся среди прочих солдат, как бородавка на лице королевы красоты. Он был десантником.
Когда подъехал наш автобус, поблизости толкалось довольно много солдат. Когда мы выгружались, они закричали: "Вы еще по-жа-леете-е-е-еее!" Я думал, они шутят. Оказалось – нет.
В Форт-Джексоне нас оформили в пункте приема новобранцев, прежде чем отправить на начальную боевую подготовку. Старые солдаты называли это место "Реппель-Деппель"(9). Мы спали в больших брезентовых палатках, называемых "палатками на отделение". Между ними стояли большие мусорные баки, и каждое утро сержанты будили нас, грохоча дубинками по внутренностям этих баков и вопя: "Бросай хер, хватай носки! Подъем!" Они производили чертовски много шума. И, словно этого шума было недостаточно, чтобы поднять мертвого, из громкоговорителей, разбросанных по всему лагерю, неслись громкие звуки горна и какой-то речевки. Позже мы выучили ее слова. Они были следующими:
"Ох, их не разбудишь, их не разбудишь, их утром не разбудишь.
Не разбудишь, не разбудишь, не поднимешь их вообще.
Капрал хуже рядового, сержант хуже капрала, лейтенант хуже сержанта, а хуже всех капитан.
Ох, их не разбудишь, ты их не разбудишь, ты вообще не сможешь их поднять".

Таков был солдатский вариант, настоящего же текста я не знаю.
Примерно через тридцать минут сержант орал: "Впе-е-еред на кормежку!" и будь я проклят, если этот горн не начинал гудеть снова. Мы выучили слова и этой песенки: "Идите и жрачку получите, идите и жрачку получите. Идите, ребятки, и жрачку получите, идите и жрачку получите. Идите и жрачку получите, иди-и-иите и жрачку получи-и-иите". Она и сигнал к отбою стали моими любимыми сигналами горна.
Судя по всему, в армии имелся сигнал горна для любой возможной ситуации. Сигналы к первому построению, подъему, приему пищи, началу работ, отбою или гашению огней, как его называли некоторые парни, исполнялись наиболее часто, и я помню их до сих пор.
Мы сдали несколько разных тестов, пока находились там. Армия проверяла нас всеми возможными способами, какими можно испытывать человека. Мы все питались в одной очень большой столовой. Над ее входной дверью висела табличка с надписью "Бери сколько хочешь –". В первый раз, когда мы проходили вдоль линии раздачи, парни натурально заваливали свои подносы едой.
Когда они закончили есть и собирались очистить свои подносы и сдать их, они обнаружили вторую половину вывески, висевшую над задней дверью: "Съешь все, что взял". Для большинства из нас это была первая встреча с тем, что старые солдаты называли "Уловкой 22". Вскоре мы обнаружили, что армейская жизнь кишит "Уловками 22".
У задней двери стоял самый здоровенный и уродливый человек, которого я когда-либо видел. По крайней мере, я предполагаю, что он был человеком. Если бы его лицо не было чисто выбрито, а волосы коротко подстрижены, он мог бы сойти за гориллу в белом поварском костюме. По-видимому, единственной целью в его жизни было претворение в жизнь содержания второй надписи, что он проделывал очень эффективно. Тут-то я понял, почему на табличке на входной двери имеется дефис. Черт возьми, мы даже не заметили этого, впервые войдя в столовую. Именно здесь, в Реппель-Деппель, мы впервые узнали, что в этом жестоком мире нужно быть начеку, чтобы не упустить "дефисы" и "Уловки 22".
Нам не разрешалось выбрасывать еду в мусорные баки перед тем, как сдать свой поднос. Мы должны были освободить наши подносы от еды, прежде чем мы их сдавали. Парни, бросившие окурок сигареты в остатки картофельного пюре или кофе, очень сожалели об этой ошибке, потому что они должны были либо съесть его, либо унести с собой, либо спрятать.
Один из GI затушил сигарету в пюре. Очевидно, он думал, что та надпись и Кинг-Конг (имя изменено) были какой-то шуткой. Когда он попытался выбросить свою картошку в мусорное ведро, Кинг-Конг схватил его одной рукой за шею, а другой рукой зачерпнул картошку, окурок и все прочее. Затем Кинг-Конг принялся запихивать остатки еды в рот новобранца. В процессе ему также удалось измазать ими все его лицо. Когда Кинг-Конг выпустил его, пацан бросился бежать, едва его ноги коснулись пола. Мистер Конг, похоже, не возражал против того, чтобы убрать беспорядок и вернуть поднос, который выронил перепуганный рекрут. Любые новости, будь то хорошие, плохие, правдивые или ложные, в армии разлетаются быстро, и никто в нашей группе не проигнорировал этот знак. Разумеется, быстрее всего распространяются плохие и ложные новости.
В ходе этой стычки Кинг-Конг не сказал ни слова. За все время, пока мы были там, я ни разу не слышал, чтобы Кинг-Конг произнес хоть слово. Мы даже не были уверены, что Кинг-Конг был человеком. После того, как Кинг-Конг помог тому новобранцу опустошить поднос, "старики" стали брать меньше еды, и никто не мог сказать, что можно было обнаружить в держателе для салфеток на обеденном столе, когда прибывали новые рекруты.
(Я не был свидетелем инцидента между Кинг-Конгом и рекрутом. Не помню, кто рассказывал нам об этом. Возможно, к тому времени, когда мы его услышали, рассказ был немного "приукрашен".)
У нас, парней из Восточного Теннесси, не было проблем с поиском места, куда засунуть еду, особенно у меня. Мои родственники годами клялись, что я бездонная бочка из-за моей заслуженной репутации человека, расправляющегося с любой едой. И в то время во мне не было ни грамма жира. Когда я играл в футбол, я провел довольно много времени у матери и сестры моего первого отчима, Альмы "Мамы" Аллен и Хелен Аллен. Для меня не было необычным начинать завтрак с миски, полной хлопьев, и стакана молока. Затем я дополнял это шестью яйцами, беконом, колбасой или ветчиной, целой сковородкой бисквита, залитого подливкой с сосисками (кое-кто называл ее "пилорамной подливкой"), и еще одним или двумя стаканами молока. Когда я вспоминаю те дни, я всегда удивляюсь, как им удавалось прокормить меня. Эти две женщины относились ко мне, словно я был их сыном, и я никогда не смогу расплатиться с ними. И ведь они не были моими кровными родственниками. Простого "Спасибо" или "Я люблю вас" тут, похоже, явно недостаточно. С тех пор я стараюсь проявлять к своей родне как можно больше уважения.
Когда я пошел в армию, я был еще растущим пацаном: некоторые называли меня "поздним цветочком". Как сказали бы мои кузены-горцы, я еще был "недорослем", потому что, хотя я и был выше среднего для своего возраста, я все еще был тощим, как штакетина. Люди говорили, что я был крепким, и, возможно, так оно и было, но я никогда не выделывался по этому поводу. Я мог нести по кипе сена в каждой руке или по мешку корма под каждой подмышкой еще до того, как стал подростком. Когда дядя Эдгар ремонтировал и менял заборы и натыкался на упорно не желающий вылезать столб, он звал меня и просил вытащить его. Если поблизости был кто-то из работников, дядя Эдгар мог поспорить с ними, что я смогу выкорчевать столб просто одними руками. Дядя Эдгар никогда ставил много, потому что он был очень религиозным человеком, а у работников было не так уж много денег. Он платил им всего около 25 долларов в неделю. Что до меня, я не хвастался. Я просто делал то, о чем просил дядя Эдгар. Как бы то ни было, дядя Эдгар рассказал мне об этой шутке лишь потом. По большей части дядя Эдгар просто поддразнивал меня и работников, и я сомневаюсь, что из рук в руки переходило хоть сколько-то денег. У дяди Эдгара было отличное чувство юмора. Этот юмор можно было бы назвать суховатым, но, черт возьми, он был активным.
Единственная проблема в том, как большинство из нас, парней из Восточного Теннесси, приспосабливались к армейской жизни, заключалась в армейской версии дисциплины. Большинство горцев не терпят пресмыкательства, как они это тогда называли. Хотя я и учился в Ноксвилле, мои предки жили в Грейт-Смоки-Маунтинс две сотни лет, и, думаю, это было у меня в крови. Солдаты называли это лизанием сапог. (Позже этот тип поведения стал известен как целование жопы, отсасывание и ковыряние носом в жопе.)
Мне потребовалось довольно много времени, чтобы привыкнуть к двум конкретным вещам. Одной было отдание воинского приветствия офицерскому "званию", а не самому офицеру. Другой – говорить "сэр" тому, кто был примерно моего возраста, а позже и моложе меня. Эти две проблемы больше, чем что-либо иное, мешали мне продвигаться по службе быстрее, чем мне удавалось. Это также сыграло заметную роль в том, что я не стал офицером. В армии в то время быстрее всего росли офицеры, которые были лучшими в лизании сапог. Они были "подпевалами", поддакивали, потому что их командиры не хотели слышать правду. Им можно было говорить только то, что они хотели услышать, все остальное было неприемлемо.
(В те времена я был твердо уверен, что безнадежная Корейская война создала такой тип офицерского корпуса, который, в свою очередь, создал армию, что была у нас во время моей службы. Позже я понял, что армия была такой с незапамятных времен.)

1. Автобус, принадлежащий компании "Greyhound Lines", крупнейшего оператора пассажирских автобусных перевозок в США и Канаде с сетью обслуживания, объединяющей более 3800 пунктов назначения по всей Северной Америке. Фирма основана в 1914 году, название "Грейхаунд" (борзая) носит с 1929 года. Автобусы данной фирмы часто фрахтуются Министерством обороны США для перевозки личного состава (прим. перев.)
2. В оригинале – sandlot football. Упрощенная версия американского футбола, в которую играют, по большей части, подростки. Игра идет по упрощенным правилам, со значительно меньшими требованиями к экипировке игроков. Но, в отличие от аналогичного "тач футбола", игра идет с полным набором приемов и перемещений (прим. перев.)
3. Американская сеть магазинов фруктовых напитков, основанная в конце 20-х годов. Была названа по наименованию своего особого напитка, "Оринж Джулиус" (Orange Julius), представлявшего собой смесь изо льда, апельсинового сока, молока, порошка яичного белка, подсластителя и ванильного ароматизатора (прим. перев.)
4. Объединенные организации обслуживания Вооруженных сил (United Service Organizations,USO) – независимое объединение добровольных религиозных, благотворительных и других обществ по содействию Вооруженным силам США. Принимает участие в организации досуга военнослужащих, прежде всего путём создания клубов. Финансируется за счёт частных пожертвований, имея 160 отделений в США и за рубежом. Их деятельность официально признана полезной Министерством обороны, а устав одобрен Конгрессом США (прим. перев.)
5. Полугусеничный бронетранспортер М3 (прим. перев.)
6. Каджуны – этническая группа южной части штата Луизиана. Ведет свое происхождение от одной из групп французских канадцев, депортированных англичанами в середине XVIII века с территории современной канадской провинции Нью-Брансуик, на тот момент являвшейся частью французской колонии Акадия. Собственно, само слово "каджун" представляет собой искаженное франко-креольское "акадьен" – "акадиец". На настоящее время совместно с близкородственными франко-креолами составляют крупнейшее этническое меньшинство в Луизиане (прим. перев.)
7. Ныне является частью 40-го Интерстейта – магистрали, пересекающий США с востока на запад от Уилмингтона, Северная Каролина, до Барлоу, Калифорния (прим. перев.)
8. Программа экзаменов для поступления в колледж (прим. перев.)
9. От англоязычного названия Replacement Depot (прим. перев.)

_________________
Amat Victoria Curam


Вернуться наверх
Не в сети Профиль  
 
 Заголовок сообщения: Re: Don Valentine "Strap Hanger"
СообщениеДобавлено: 31 янв 2022, 07:02 

Зарегистрирован: 25 янв 2015, 15:12
Сообщений: 539
Команда: Нет
Спасибо. Отличный перевод и материал интересный.


Вернуться наверх
Не в сети Профиль  
 
 Заголовок сообщения: Re: Don Valentine "Strap Hanger"
СообщениеДобавлено: 02 фев 2022, 21:13 
Аватар пользователя

Зарегистрирован: 15 фев 2013, 21:29
Сообщений: 2075
Команда: нет
Когда мне было четыре или пять лет, мой первый отчим, Джек Аллен, научил меня отвечать на все вопросы, которые мог задать мне кто-нибудь незнакомый, словами "я не знаю". Джек сделал это, потому что он был водителем у Сэма Постона, крупнейшего в те времена бутлегера в Ноксвилле. Это вошло у меня в привычку, и мне потребовалось еще двадцать лет, чтобы избавиться от нее. Когда инструктор или учитель в школе задавал мне вопрос, я всегда сначала говорил "не знаю", а затем отвечал на вопрос. Это сводило инструкторов с ума, и иногда они велели отвечать на вопрос кому-нибудь другому, прежде чем я успевал добавить ответ к моему автоматическому "не знаю". Все, должно быть, считали, что у меня действительно дерьмо вместо мозгов.
Около двухсот новобранцев были направлены для прохождения начальной боевой подготовки в роту "Н" 501-го учебного пехотного полка на "Танковый холм". Сержантом-инструктором моего взвода был капрал Аллен, а нашим полевым Первым сержантом – штаб сержант Уокер, оба были из Восточного Теннесси. Первое, что они сделали, когда мы прибыли, выдали нам полевое снаряжение, постельные принадлежности и сундучки. Почему-то все это должно было происходить в большой спешке, чтобы угодить капралу Аллену. Капрал Аллен быстро дал понять, что угождать ему – единственная цель в нашей жизни. В тот вечер нам пришлось отрабатывать упражнения "Строиться" и "Разойтись", поскольку мы не выполняли ни то, ни другое достаточно быстро. Черт возьми, по словам капрала Аллена, мы никогда и ни ничего не делали достаточно быстро.
На подъеме на следующее утро мы узнали, что происходит с рекрутами, если они не были свежевыбриты. Сержанты-инструкторы заставили нарушителей лечь рядком животом на мостовую и сцепить руки за спиной. Затем они велели им тереться подбородками об асфальт до крови. После этого никто не забывал о бритье. Несмотря на то, что у меня был лишь легкий персиковый пушок, я все равно брился каждый вечер.
В тот день нас отвели в несколько разных мест. Нам, новобранцам, казалось, что мы промаршировали через весь Форт-Джексон, чтобы получить одежду. По крайней мере, казалось, что мы прошли через все расположение, но на самом деле мы понятия не имели, насколько велико оно было. Это называлось "индивидуальной выдачей", в ходу также было название "первоначальная выдача". Когда мы, выстроившись в очередь, проходили, получая наше обмундирование, снабженцы измеряли новобранца, а затем совали ему кучу одежды. "Сержант, это слишком мало!" "Не парься, пацан, ты похудеешь!" "Сержант, это слишком велико!" "Не парься, малыш, ты вырастешь!" Удивительно то, что большинство из нас "доросли", потому что худые пацаны подросли, а толстые похудели. Через несколько недель тренировок некоторым парням, страдавшим ожирением, пришлось выдавать новую форму, которая лучше сидела на их новых фигурах. Кажется, они должны были получить новый комплект, прежде чем закончилась начальная подготовка, но я не готов поклясться в этом…
Мне было комфортно в форме. Солдату никогда не приходилось беспокоиться о том, что одеть в тот или иной день. Армия уже позаботилась обо всем, включая сочетание цветов. Лично мне это нравилось. (Намного позже я обнаружил, что это было проблемой для женщин-военнослужащих. Но, разумеется, женщины, похоже, всегда усложняют жизнь. Кажется, это богом данная черта, которую мы, мужчины, вынуждены или терпеть, или погибнуть, сопротивляясь.)
В тот вечер у нас опять были упражнения "стройся-разойдись", но на этот раз у нас было больше игрушек, которые нужно было включить в нашу маленькую игру. Мы вываливали на "ротную улицу"(10), когда капрал Аллен дул в свой маленький свисток. К этому времени мы все хотели, чтобы капрал Аллен засунул этот свисток себе в задницу. Когда этот свисток верещал, мы должны были выбежать из казармы и выстроиться в четыре шеренги лицом к капралу Аллену на "ротной улице". Однажды какой-то шутник запер сетчатый дверной экран, когда мы вернулись в казарму. В следующий раз, когда наш маленький капрал дал свисток, мы потеряли сетку. Сорок восемь новобранцев пронесли первых двух парней прямо сквозь запертую сетчатую дверь, а все остальные последовали за ними.
У нас обычно было около одной минуты между построениями, и форма для каждого из них была разной. Это тоже было очень креативно. Например, нам могли сказать, что форма для нашего следующего построения будет состоять из спортивных трусов, тапочек для душа и стального шлема – без подшлемника. Это все, что мы наденем на это построение. Мы были самой глупо выглядящей кучкой людей, которую вы могли надеяться увидеть когда-либо в своей жизни. Потребовалось все мое сосредоточение, чтобы не рассмеяться вслух в строю, что определенно было ни-ни. Никто не смеется, стоя по стойке смирно. Это раздражало капралов до осатанения. Стоять на улице в одних трусах и тапочках для душа было уже достаточно глупо, но добавьте стальной шлем без подшлемника, и кто-нибудь засмеется. Кто-то обязан рассмеяться. Когда это происходило, капрал Аллен набрасывался на них, как утка на майского жука. На следующем построении, которое было через минуту, мы могли быть в ботинках, очень мешковатых, безразмерных армейских подштанниках с завязками по бокам, зимних куртках "Айк-джекет"(11) и пилотках, с сундучками на правом плече. Это продолжалось часами, и повторялось на протяжении нескольких вечеров. Мы никак не могли сделать все правильно, и уж точно никогда не делали ничего достаточно быстро, чтобы угодить капралу Аллену. Я начал ненавидеть моего соотечественника из Восточного Теннесси, носившего на рукавах эти две маленькие лычки. По мне он был слишком придирчив, и в его представлении о военной жизни определенно чего-то не хватало.
Медики делали нам уколы, много-много уколов. Я обнаружил, что у армии есть уколы практически от всего, и что некоторые армейские медики были садистами. Один из них делал новобранцам в своей очереди сразу по четыре укола. Он держал по два шприца в каждой руке и втыкал их в оба плеча одновременно. Естественно, парни, стоявшие к нему, тряслись, как листья в ураган. Этот задрот, казалось, получал огромное удовольствие, когда кто-нибудь из рекрутов терял сознание и валился навзничь, а это случалось довольно часто: некоторые падали в обморок перед уколами, а некоторые смельчаки – после. Если вы теряли сознание перед уколом, вам везло, потому что он делал эти четыре укола, пока вы были в ауте. Насколько я знаю, моя мама не воспитывала дураков. Я поменял очередь.
У меня очень быстро развилась неприязнь к тиранам, но, казалось, что где-то в моей цепочке командования всегда находился хотя бы один. Именно тогда я поклялся, что никогда не стану таким человеком, независимо от обстоятельств. (На протяжении следующих нескольких лет я заметил, что власть отрицательно влияет на многих людей, особенно тех, кто имеет стопроцентную власть над другой группой людей. Личность большинства людей, получивших контроль, имеет тенденцию меняться, и они становятся более властными и более жестокими. Некоторые становятся более деспотичными и садистскими, чем другие. Но я узнал, что власть не влияет на всех одинаково. Я также узнал, что самый быстрый способ спасти среднестатистического бездельника, это поставить его во главе. Если он заслуживает спасения, ответственность выявит его хорошие качества. Большинство бездельников дурачились, потому что им было скучно. Им было скучно, потому что не испытывали особых проблем в их обычной армейской жизни. Скука – самый большой враг военных: не страх и не противник – просто обычная скука. Я также обнаружил, что скука была и моим злейшим врагом.)
Когда мы проходили PRI (вводный курс стрелковой подготовки), на обед и обратно нас гоняли ускоренно. "Ускоренно" – это армейский термин, обозначающий бег трусцой. Армейскими терминами для приемов пищи были: "завтрак", "обед" и "ужин": в армии, как и в моей глухомани дома, не было такого понятия, как "ланч". Большинство GI просто называли любой прием пищи "жратвой". Да черт, мы даже бежали на месте, стоя в очереди, ожидая, когда попадем в столовую. Мы вбегали через входную дверь, пробегали вдоль линии раздачи, мусорных баков и пункта возврата подносов, и выбегали через заднюю дверь. Мы бежали на месте, ожидая, пока раздающие положат еду на наш поднос. Мы двигались вперед не очень быстро, а просто двигали ступнями и коленями вверх-вниз, вверх-вниз.
Если вы хотели съесть обед во время PRI, вам нужно было держать поднос одной рукой, а другой рукой запихивать еду в рот, прежде чем доберетесь до мусорных баков. Военные подают мороженое в крохотных индивидуальных бумажных упаковочках. Хвала господу за эти маленькие радости. Мы просто совали один конец этой упаковки мороженого в рот и сжимали ее с силой, достаточной, чтобы содержимое вылезло с другого конца нам в горло. Во время PRI в обед рота выбрасывала кучу еды, хотя я – совсем немного. Некоторые из парней просто выбрасывали содержимое своих подносов, потому что не могли помыслить, чтобы есть ее так. Однако вы удивитесь, сколько еды парень из Восточного Теннесси сможет в таких условиях затолкать в себя в промежутке между этими двумя дверями. У меня даже был десерт. Черт, у меня всегда был десерт. У деревенских пацанов все шло просто прекрасно: даже в это время большинство из нас набирали вес, в то время как большинство городских парней худели. На моем скелете ростом 6 футов 2 дюйма (185 см) наконец-то начало нарастать мясо.
Одной из причин, по которым я процветал в таких условиях, было то, что несколько лет я проводил лето в деревне, работая на молочных фермах Рэда Смолла и дяди Эдгара и тети Джетты Туан, и помогая моим дедушке с бабушкой и другим родственникам. Еще одной причиной были футбольные тренировки в средней школе.
Когда я бывал у Рэда и Лолы Смолл, мы всегда завтракали вместе, и это всегда было до рассвета. Их сын, Джимми, за это время стал мне как брат, и по сей день я думаю о нем и Уэйне Боутмане, другом моем друге детства, как о братьях. Мы все ужинали с родителями Рэда. Их домом тоже была ферма. Миссис Смолл накрывала ужин на террасе, на длинном столе, по бокам которого стояли скамейки. Этот стол был пятнадцати футов в длину (4,5 м) и был буквально завален дымящейся, горячей, вкусной, свежеприготовленной едой. Обычно у нас были булочки, кукурузный хлеб, стручковая фасоль, пестрые бобы, лук, кукуруза в початках, кукуруза со сливками, два разных вида мяса, как минимум два разных вида картофеля и зелень. Мы пили чай со льдом или охлажденное в ручье молоко прямо от коровы: без пастеризации и гомогенизации. У них всегда был вкусный десерт, подаваемый напоследок.
Большинство бобов и зелени готовили, добавив в них толстый ломоть жира для аромата, а курицу жарили на домашнем сале, и, должен сказать, это было обалденно вкусно. Единственным человеком в этой группе, в котором было хоть сколько-то жира, был дедушка Смолл. И то лишь потому, что он был слишком стар и слаб, чтобы много трудиться на ферме.
Смоллы, как и мои дедушка с бабушкой, были очень религиозными людьми, но их наемные работники были куда менее религиозны. Как и большинство южан, посещающих церковь, мы должны были произнести молитву, прежде чем приняться за еду. (Единственная молитва, что я произносил перед обедом на той ферме, заключалась в том, что я шептал краткое благословение.)
Что ж, сэр, в первый раз, когда я ел там в полдень, я поднял голову после молитвы, а с блюда уже исчезли почти все булочки. Каким-то образом все они переселились на чьи-то тарелки. Это едва не повергло меня в панику, потому что я был крайне неравнодушен к булочкам, а миссис Смолл готовила ничуть не хуже моей Мамы Валентайн. Что же, я очень быстро поумнел. С тех пор во время молитвы я держал один глаз открытым и одну руку наготове. Это был просто вопрос самообороны. Тот большой стол был забит едой так, что для тарелок, приборов и стаканов едва хватало места, однако объедков на нем почти не оставалось.
Надеюсь, я внес свой вклад в то, чтобы женщины Смоллов ощущали свою ценность, столь усердно трудясь над приготовлением всей той вкусной еды. Эти деревенские барышни не имели ничего против того, чтобы готовить: для мужчины, мальчика или женщины – не важно, лишь бы у них был отменный аппетит. И должен сказать вам прямо, когда дело доходило до аппетита, ни один повар никогда не обнаруживал у меня его недостатка. В большинстве случаев я голоден даже тогда, когда плохо себя чувствую, что случается не очень часто.
Та столовая в Реппель-Деппель выглядела лучше с каждым днем, даже если Кинг-Конг по-прежнему дежурил у задней двери. По крайней мере, пока мы были там, нам разрешили садиться, и есть, как людям, а еда была вкусной.
Всякий раз, когда мы проводили построение на нашей "ротной улице", мы оказывались лицом к канцелярии начальника военно-юридической службы полка (Judge Advocate General – JAG). Это было армейское юридическое бюро, и оно располагалась прямо напротив наших казарм. Периодически нам напоминали, что отдать новобранца под военный трибунал и посадить в кутузку – не такое уж долгое дело. Из канцелярии JAG прибегал какой-нибудь придурок, когда мы были в строю, и спрашивал сержанта Уокера: "У вас сегодня есть для нас какое-нибудь дело?" Затем он объявлял: "Если да, мы можем отдать их под трибунал и запереть в течение часа".
Гарнизонная тюрьма находилась прямо вниз по склону от нас, по ту сторону небольшого распадка, и мы могли видеть ее с нашей ротной улицы. Нам также было слышно, как заключенных муштруют каждое утро, пока мы еще были в койках. Вот откуда мы знали, что тамошним узникам приходится еще хуже, чем нам. Если парням за тем забором приходилось хуже, чем нам, мы не хотели иметь с этим ничего общего. Никто из роты "Хотел"(12) не попал в кутузку.
У наших кадровых(13) было странное чувство юмора. Как-то на построении сержант Уокер объявил: "Нам нужны трое добровольцев. Один для назначенных нам земляных работ, и нам также нужна пара парней для поездки на пастбище. Если у вас есть опыт работы с тяжелой землеройной техникой или если вы ковбои или имеете опыт верховой езды, поднимите руки!" Разумеется, трое тупиц подняли руки. Один из добровольцев на гражданке работал на тяжелой технике, а двое других заявили, что они ковбои. Сержант вручил бывшему оператору тяжелой техники лопату с D-образной ручкой и велел копать яму размером 6 на 6 на 6 футов. Такие ямы стали ласково называть "шесть-на". А двоих ковбоев он отправил в столовую "прокатиться верхом по пастбищу". В те времена в столовой готовили на нескольких железных, топящихся углем печах, и эти печи приходилось чистить до блеска внутри и снаружи каждый вечер. Эти печи называли "пастбищами", по которым два наших ковбоя вызвались "прокатиться". К нашей чести, мы никогда не попадались на одну и ту же уловку дважды. Вскоре у нас перестали вызывать добровольцев, потому что обнаружили, что никто из нас не собирается вызываться ни на что, вне зависимости от того, как было сформулировано описание работы.
Каждому из нас выдали винтовку М1 Гаранд, которые мы хранили запертыми в пирамидах в наших казармах. Мы быстро обнаружили, что не следует называть свою винтовку "стволом". Армия, особенно капралы из Восточного Теннесси, не одобряют использование этого термина для описания винтовок и пистолетов. Разрешены только "оружие", "предмет" или "винтовка". Один несчастный бедолага назвал свою винтовку "стволом". Он был вынужден пробежать около десяти кругов по периметру расположения роты, держа винтовку над головой в одной руке и член в другой. Все это время на нем были только "стильные" армейские шорты. На бегу ему приходилось кричать: "Это моя винтовка. Это мой ствол. Это для убийства. Это для забавы". Каждый раз, когда он говорил "винтовка" и "убийство", он должен был встряхнуть винтовку, а каждый раз, когда говорил "ствол" и "забава" – встряхнуть член. Он был единственным новобранцем в нашей роте, допустившим эту ошибку. Как я уже сказал, мы учились быстро.
Мы также узнали про еще одно "ни-ни" – уронить винтовку. Если вы роняли свою винтовку, в ту ночь вы спали с ней – не рядом с ней – на ней. Вы производили неполную разборку винтовки и раскладывались ее части на простыне, а затем запрыгивали в кровать и спали, лежа на них. Большинство парней сдвигали все это в сторону после того, как капрал любовно укладывал их вечером в койку. Я никогда не оскорблял и не ронял свою "винтовку". Я уже решил, что всегда буду стараться учиться на чужих ошибках. Просто казалось, что это уменьшит износ моего тела, не говоря уже о мозгах. (Почему-то мне никогда не удавалось применить эту мудрость к женщинам.)
За исключением патронной пачки, M1 был прекрасным оружием, и я полюбил его. Пачка вмещала всего восемь патронов, и оружие автоматически выбрасывало ее после того, как вы выпустили последнюю пулю. Когда винтовка выбрасывала пустую пачку, она издавала громкий "дзынь". В бою этот очень характерный "дзынь" подскажет противнику, что ваше оружие пусто. Боевые ветераны говорили, что именно тогда вражеские солдаты атакуют вас.
Один из поваров нашей роты, черный капрал, спал в комнате кадровых, на втором этаже нашей казармы. Кроме того, он был "голубой", как трехдолларовая купюра(14), и, к сожалению, он запал на меня. Мне потребовалось некоторое время, чтобы понять это. Он дал мне понять о своем влечении, когда я впервые попал в KP. Меня назначили на кастрюли и сковородки. Как следует из названия, я отвечал за мытье всех этих огромных кастрюль и сковородок. Где-то после полудня этот задрот послал меня в кладовку взять что-то для него. После чего он последовал туда за мной и сделал свой ход. Когда я повернулся, чтобы выйти из кладовки, он был там – прямо перед моим лицом.
Он придвинулся ко мне и, задыхаясь, прошептал: "Я не могу оторвать глаз от твоего прекрасного тела. Все, о чем я думаю, это иметь тебя". Я оттолкнул его и сказал: "Держись от меня подальше! Если еще раз подойдешь ко мне, я сверну тебе шею". Позже я услышал поговорку, которая звучала примерно так: "Нет ничего страшнее отвергнутой женщины". Очевидно, этот придурок считал, что он женщина, потому что именно таково было его поведение. Каждую кастрюлю и сковородку, которые я мыл, он отправлял обратно, чтобы я перемывал их снова и снова. Наконец, поздно вечером, я закончил с кастрюлями и сковородами, и меня отправили мыть полы с остальными членами наряда. Он приказал всем нам выстроиться позади больших угольных печей, которые только что растопили для ночной выпечки хлеба. Между стеной и задней частью этих печей было не более двух футов (60 см) свободного пространства. Этот сукин сын злобно ухмылялся от уха до уха, когда смотрел на меня – только на меня. Настрой моего деревенского ума был таков, что я был готов стоять за этими печами, пока не вырублюсь в облаках дыма, чем доставлю этому сукиному сыну удовольствие видеть, что я хотя бы моргнул. Судя по всему, остальные не были твердолобыми теннессийцами, или этот сладкий пирожок еще не подбирался к ним. Так или иначе, они начали корчиться и умолять убраться оттуда. Этот жалкий сукин сын, наконец, позволил нам выйти из-за печей и отпустил. Даже если я доживу до ста лет, я никогда не забуду выражение глаз того говнюка, когда мы позади этих печей. Это было олицетворение зла, и я сильно подозреваю, что такое же выражение было последним, что видели на этой земле несчастные жертвы Спека, Гейси и Банди(15).
Это был последний раз, когда я тянул лямку в KP, будучи в том подразделении. Ползать голышом на животе по двору, полному коровьего навоза, было бы удовольствием в сравнении с тем, что я ощущал, будучи в кухонном наряде. Можно было дать другому новобранцу 10 долларов, чтобы он пошел в наряд за вас, а вы отправитесь в тот день на тренировки вместе с подразделением. Тогда это было позволено, сейчас такое запрещается. Десять баксов в те времена были изрядной суммой, потому что вначале мы получали всего 78 долларов в месяц. Десятка примерно равнялась четырехдневному жалованию. Многие парни ходили в дополнительные наряды, чтобы получить больше денег, но не я, я никогда этого не делал.
(Когда я оглядываюсь на тот случай, я понимаю теперь, что должен был доложить об этом поваре моему командиру. Но когда ты сырой армейский новобранец и тебе едва исполнилось семнадцать, тебя должны чуть не убить, прежде чем ты сделаешь что-то вроде этого, и я всерьез подозреваю, что именно поэтому эти сукины сыны остаются в армии.)
Во время начальной подготовки мой командир роты как минимум дважды вызывал меня в канцелярию, чтобы попытаться убедить меня поступить в OCS (Школа кандидатов в офицеры), но я отказался: я знал, что я наивный провинциальный мужлан, и очень мало знаю о жизни и уж тем более об армии. Кроме того, я уже решил, что хочу быть Первым сержантом, потому что даже капрал Аллен и сержант Уокер вздрагивали, когда "Первый солдат" открывал рот. (Первый сержант является самым старшим из нижних чинов роты. У Первого сержанта было много других сленговых прозвищ, таких как: Первый солдат, Первая рубаха, Топ и Топ сержант – это некоторые из тех, что я помню.)
Мы также узнали много новых терминов, таких как "полночная реквизиция", "GI-вечеринка", "полицейский сбор", "разобранный окурок" и "окурочная банка". По какой-то странной причине армия выдавала на каждую роту только одну поломоечную машину. Каждому взводу выдавали по одной веревочной швабре, одной соломенной метле, одной щетке с деревянной ручкой и одной обычной швабре, если повезет. С тем оборудованием, что нам выдали, мы не могли должным образом вымыть казарму на пятьдесят человек за отведенное нам время. Так что мы научились производить "полночные реквизиции" из казарм за пределами расположения нашей роты. Мы также научились запирать на висячий замок стойку, где висели наши метлы и швабры, чтобы защитить их от солдат из других подразделений, которые устраивали собственные "полночные реквизиции".
Каждое утро мы подметали и мыли полы, чистили уборные и проводили полицейский сбор на территории нашей роты. Полицейский сбор означает уборку мусора во дворе: мусор, как правило, состоял из не подвергшихся разборке окурков. Когда сержанты выстраивали нас для полицейского сбора, это обычно звучало примерно так: "Значит так, двигайтесь и подбирайте! Я не хочу видеть ничего, кроме задниц и локтей. Если это движется, отдайте честь! Если не движется, уберите! Если не можете убрать, покрасьте это!" Эти полицейские сборы довольно неплохо отражали общее отношение армии к повседневной военной жизни.
От нас требовали либо разбирать окурок, либо поместить его в окурочную банку (пепельницу). Чтобы разобрать окурок, вы разрывали бумагу, высыпали табак на землю, скручивали бумагу и клали ее вместе с тем, что осталось от фильтра, в карман. Окурочные банки обычно представляли собой консервные банки №10(17), которые мы получали из столовой и частично наполняли водой. К каждому столбу в казарме прилагалась висящая на гвозде окурочная банка. Разумеется, все гвозди должны были быть одинакового размера, и вбиты на одинаковой высоте над полом. Не дай бог, если вас заставали бросившим на землю не разобранный предварительно окурок. Если это случалось, вы проводили ночь, копая "шесть-на", в которой вы должны будете похоронить окурок. Затем, как только вы закопаете яму обратно, вас могут спросить: "Сигарету какой марки ты только что похоронил, солдат?" Если вы не знали, что это за марка, вы слышали: "Ну так раскопай и узнай! Начинай рыть, остолоп!" Если вы говорили сержанту, какой марки она была, в ответ раздавалось: "Я тебе не верю! Выкопай ее и докажи! Начинай рыть, остолоп!" В любом случае вы не могли выиграть. Вам все равно приходилось хоронить этот окурок дважды. Если повезет, придется копать большой штатной лопатой с круглым носом и D-образной рукояткой. Если вам не повезло, вы использовали свою малую пехотную лопатку. Если было сочтено, что вы облажались всерьез, вы использовали ложку из своего столового набора.
В каждой уборной имелась патронная коробка, выкрашенная в белый цвет. Эта банка стояла на полке на стене. Сбоку на банке по трафарету были набиты слова "Про-Китс"(18). Я понятия не имел, что это значит. Наконец, однажды, капрал Аллен объяснил, что такое про-китс и как их использовать. "Про-кит будет использоваться после полового акта для дезинфекции вашего шланга внутри и снаружи. Вы выдавливаете немного лекарства внутрь своего шланга, а остальное растираете по его поверхности. Если вы получите увольнение, находясь здесь, вы обязаны предъявить свой про-кит ответственному офицеру при получении увольнительной. Нет про-кита, нет увольнения". (Я не помню, чтобы кто-нибудь из нашего взвода получал увольнение. Точно помню, что я не получал.)

КАЖДУЮ ПЯТНИЦУ ВЕЧЕРОМ на курсе начальной подготовки наступало время GI-вечеринки. То, когда подразделение в полном составе вылизывает свои казармы сверху донизу, внутри и снаружи, называется GI-вечеринкой. Естественно, каждое субботнее утро на начальной подготовке было временем осмотра. Они неразделимы, как ветчина и сыр. Вот почему в пятницу вечером мы надраивали все, а также мастичили и натирали полы. В некоторых из тех старых казарм все еще встречались некрашеные деревянные полы, которые приходилось мести, скрести, мыть и отбеливать, но в нашей роте все полы казарм были покрыты линолеумом. Стропила, балки и раскосы были оголены и, естественно, они тоже должны были быть вымыты. Линолеумные полы чистили, мастичили и натирали. Единственной имеющейся в роте щеткой для натирания взводы пользовались по очереди, мы менялись, кто получит ее первым. Если в пятницу вечером вы не были первым или вторым взводом в очереди на получение щетки, вы могли забыть об ее использовании. Вместо этого вы использовали свои одеяла, чтобы натереть пол. Мы нашли, что самый простой способ натереть пол одеялом, это положить одного парня на него, чтобы двое других в носках на босу ногу таскали его по отсеку отделения. Естественно, более крупным парням приходилось тянуть, а более мелкие катались. Остальные переставляли койки и сундучки, чтобы освободить место для натиральной команды.
Старые деревянные казармы представляли собой двухэтажные каркасные постройки. На первом этаже были две небольшие комнаты для кадровых в одном торце, общая уборная в противоположном конце и одно большое открытое помещение между ними. Почему-то большое помещение называлось отсеком отделения, но на самом деле за каждым отсеком обычно закреплялось по два стрелковых отделения. Верхний этаж был аналогичным, за исключением того, что там не было уборной. Угольная печь и водогрей располагались в небольшом помещении снаружи здания рядом с уборной. Комнаты кадровых предназначались для командира взвода, взводного сержанта и командиров отделений. Солдаты спали по обе стороны отсека отделения на металлических раскладушках, которые можно было использовать по отдельности или как двухъярусные койки с помощью четырех металлических "коечных адаптеров".
Курс начальной подготовки, это место, где большинство солдат впервые заучивают военное время. Там они также узнают, что все можно делать тремя способами: "правильным способом", "неправильным способом" и "армейским способом". Если вы были в армии, вы все и всегда делали "армейским способом", к нему относится и выражение "армейское время". Как только вы привыкнете к военному времени, вы обнаружите, что это гораздо более эффективный способ сообщения времени, чем гражданский метод. В военном времени используются все двадцать четыре часа в сутках, поэтому название часа никогда не повторяется. Если вы произнесете "шесть утра" или "шесть вечера" как "шесть часов", вас могут неправильно понять, но это же время, сообщенное армейским способом, составляет 0600 и 1800 соответственно. На зеленой земле господа нашего не найдется способа спутать эти два понятия. При отображении времени с помощью военной системы вы выражаете его в часах от 0001, что соответствует одной минуте после полуночи, до 2400, что соответствует полуночи, а 1200, это, конечно же, полдень. Когда новобранец впервые сталкивается с военным временем, он обычно прибегает к подсчету на пальцах рук и ног.
Думаю, что большинству из нас понравилась неделя полевого лагеря и неделя стрельбища, за исключением выдвижения на полигон и обратно, которое было долгим маршем – по крайней мере, это казалось долгим маршем в то время. Это был первый раз в моей жизни, когда я стрелял из крупнокалиберного оружия, но я без проблем получил квалификацию "эксперт". Опыт стрельбы из моей винтовки .22 калибра, должно быть, дал мне хороший старт.
Перед тем, как мы отправились в поле для бивуачной подготовки, командир роты сказал нам: "Бойцы, некоторые из вас никогда раньше не ходили в походы по лесам, и поэтому вам никогда раньше не приходилось заголять задницу на природе. Будучи в лагере, вам придется гадить на природе. Не бойтесь подставить голую задницу ветру и дикой природе. Запоры – самая большая проблема новобранцев в лагере. Находясь там, вы будете гадить!" Для парня, который давно научился срать под деревом или возле куста с большими мягкими листьями, этот спич звучал забавно.
Курс проникновения был совсем другим делом. Его целью было дать новобранцу услышать звук пуль, пролетающих над головой, или напугать вас до усрачки, не знаю, что именно, а может и то, и другое. Обучаемых заводят в длинную траншею на одном конце поля, а на другом его конце находятся несколько пулеметных позиций из мешков с песком. Пулеметы были равномерно расставлены по длине траншеи. С помощью мешков с песком их стволы были закреплены в фиксированном положении так, что они вели огонь на высоте пояса и не могли соскользнуть и выстрелить ниже этого уровня. Между пулеметами и траншеей, где мы прятались, было несколько рядов заграждений из колючей проволоки военного образца.
Мое отделение было в первой волне, чтобы "перевалить через край" и ползти под проволокой в сторону пулеметов. Когда кадровые дали свисток, мы выбрались из окопа и перевалили через бруствер. Пулеметы уже начали стрелять поверх нашей траншеи примерно за минуту до этого. Едва я добрался до первой проволоки, мне вспомнился еще один пикантный кусочек информации, которой дядя Гленн поделился со мной, рассказывая об армии. "Когда мы проходили курс проникновения в Техасе, мы потеряли несколько человек, потому что им встретилась гремучая змея, они вскочили и были застрелены". Мои глаза постоянно бегали туда-сюда, пока я полз под той проволокой: я высматривал змей.
Мы, наконец, закончили нашу начальную подготовку, и меня направили на AIT (Advanced Individual Training – расширенный курс индивидуальной подготовки) предоставив попутно двухнедельный отпуск.
Все новобранцы, отнесенные к категории "десантники без назначения", проходили расширенный курс пехотной подготовки, и нас направили в роту "А" 506-го учебного пехотного полка.
Поскольку все остальные брали двухнедельный отпуск и первым делом отправлялись домой, я тоже взял отпуск. В общей сложности время, прошедшее с тех пор, как я покинул дом, составило менее трех месяцев, но по какой-то странной причине я, казалось, больше никуда не вписывался, ни в отношения с родственниками, ни со своими бывшими однокашниками по старшей школе, ни во что бы то ни было еще. Все они, казалось, сильно изменились за этот короткий период времени, так что я прибыл к своему новому месту службы раньше положенного.
Насколько я помню, вся рота "А" 506-го полка состояла из добровольцев, "десантников без назначения". У нас не было взводных сержантов-инструкторов, как в первые восемь недель. Один из наших обучаемых был капралом резерва, и его назначили командиром нашего взвода. Повышение ударило ему в голову, и он стал еще большим цыплячьим дерьмом, чем был капрал Аллен. Он грозил, что во время полицейского сбора заставит нас ползать на четвереньках, если найдет после нас на земле хоть один окурок. Это оказалось слишком для одного из новобранцев, кажется, его звали Маршалл, он сделал то, что должно было случиться. Он был в первой шеренге и замахнулся на капрала, но тот пригнулся. Кулак пацана с громким лязгом ударил в стальной шлем капрала вместо его челюсти, и на этом бой закончился. Рядовой Маршалл закончил курс с одной рукой в гипсе.
Примерно в это же время я начал узнавать о "сачках" и "косячниках". Сачки были клоунами, которые тратили больше сил на то, чтобы откосить от службы, чем если бы они просто выполняли приказы. Для них это был вызов. Когда сержант отряжает людей на работу, веля им загрузить грузовик, от отсчитывает их, хлопая каждого по плечу. Они выполнят приказ и заберутся в грузовик. Потом примерно половина из них, а может и больше, немедленно вылезут из передней части грузовика между брезентовым тентом и кабиной, и исчезнут. Так продолжалось до тех пор, пока сержанты, наконец, не поумнели и не начали записывать фамилии людей, назначенных на работу.
Косячники были солдатами, которые ничего не делали правильно. Они намеренно сделают все не так. Косячники, это парни, которые казались просто прирожденными лузерами. Типичный солдат знает, что когда сержант кричит: "Найди метлу и без нее не возвращайся", он не имеет в виду буквально. Косячник тоже это знает, но он воспользуется этими словами и использует их как предлог, чтобы дезертировать из армии. Можете быть уверены, что косячник предпримет жалкую попытку найти метлу – просто чтобы прикрыть свою задницу – но вы можете быть столь же уверены, что он не найдет ее и дезертирует.
Косячник, это всегда сачок, но сачок может и не быть косячником. Сачок, это просто не озадаченный или скучающий солдат, которого требуется лишь больше загрузить работой, поставить более сложную задачу или дать большую ответственность. Но никакой контроль, никакая задача, никакая нагрузка и никакие вызовы не смогут превратить косячника в солдата.
Примерно в середине этого курса мы узнали, что несколько парашютистов 11-й десантной погибли, когда трос принудительного раскрытия в их самолете оборвался, и их парашюты не раскрылись. Затем мы услышали о большом количестве парашютистов из восемьдесят второй, погибших незадолго до этого. Похоже, у самолета, набитого парашютистами 82-й, обрезало движки, и он упал на землю прямо сквозь кучу парашютистов, уже прыгнувших из головных самолетов строя. Некоторых из них разрубило на куски пропеллерами, пока они еще висели под куполами. Других утянуло вниз вместе с самолетом, когда их парашюты зацепились за падающую машину.
(После того, как я прибыл в восемьдесят вторую, я узнал, что выпускающий разбившегося самолета вытолкал из него всех парашютистов. Затем он понял, что самолет находится всего в двухстах футах (60 м) от земли. Это слишком низко, чтобы вытяжная веревка раскрыла купол до того, как вы ударитесь о землю. Обычно для раскрытия парашюту требуется около 150 футов (45 м). Поэтому выпускающий встал в двери и рванул кольцо запасного парашюта, который находится на груди. Набегающий поток (от винтов) подхватил его запасной парашют, мгновенно раскрыл, и выдернул его из самолета как раз перед тем, как он врезался в землю. Выпускающий остался жив. Весь экипаж погиб в катастрофе. На бортмеханике был парашют, и он мог бы последовать примеру выпускающего, но он больше боялся прыгнуть, чем разбиться, поэтому и погиб.)
На следующее утро после того, как новость о катастрофе распространилась по нашей роте, ребята стояли толпами перед нашей канцелярией, чтобы забрать свои заявления о зачислении в десант. В то время я даже не знал, что такое трос принудительного раскрытия, и мне было все равно, сколько парней погибло на прыжках. Моей единственной мыслью было, что я записался в десант и буду десантником, случись хоть ад, хоть потоп. Если вы не в курсе, позвольте мне воспользоваться этой возможностью, чтобы сообщить: у деревенщин вместо башки гранитная глыба, уж поверьте мне.
В середине зимы мы отправились в поле на две недели. Зимнего полевого снаряжения у нас не было. Так вышло, что зима 1954-55 годов в районе Форт-Джексона оказалась самой холодной за многие-многие годы. Нам выдали тонкие, как бумага "летние" спальные мешки.
Того, кто продал армии летние спальники, следовало бы пристрелить, а офицера, одобрившего их закупку, раздеть догола, обмазать студнем и скормить ссаным муравьям – ногами вперед! В теплую погоду спальник не нужен, а в холодную летние спальные мешки бесполезны.
Каждый вечер, когда мы были в поле, я укрывался всем, что армия позволила мне взять на тот бивак, и дрожал всю ночь напролет. За две недели я промерз до костей и дрожал почти беспрерывно. Холодно было всем, но мне от этого было не легче. В случае со мной разделение страданий просто не работает. (По-прежнему нет. Однако это, похоже, любимое лекарство Дори (моей нынешней жены). Дори, кажется, очень любит передавать страдания кому-нибудь другому, особенно мне.)
Кое-кому из обучаемых удалось смыться из лагеря и вернуться в казармы, потому что по ночам никто не дежурил, и в течение нескольких дней никто не удосужился провести подсчет или перекличку личного состава. Когда наш капрал национальной гвардии интересовался местонахождением новобранца, кто-нибудь говорил ему, что он отряжен туда-то или туда-то. Застукали только тех, кто все еще отсутствовал, когда мы собирались, чтобы вернуться в казармы. Они были единственными, чьи палатки остались стоять. Это было довольно очевидно. Во второй половине обучения кадровые не так жестко контролировали личный состав, как в первые восемь недель (на BCT). Сначала я подумал, что они не так преданы своему делу, но более вероятно это было потому, что там было меньше кадровых. На BCT в нашей роте было четыре или пять кадровых, не считая Первого сержанта и командира роты, но на AIT в нашей роте был только один кадровый, полевой Первый сержант. Наш полевой Первый сержант был высоким, долговязым, чернокожим штаб-сержантом, имеющим парашютную квалификацию.
Когда я вернулся в казарму и принял горячий душ, у меня сильно заболели руки и ноги. Ощущение было таким, словно в них навтыкали булавок и иголок, но я не пошел на медосмотр. Большинство парней, обращавшихся к медикам, на самом деле не были больны, они были сачками. Я не желал, чтобы меня заклеймили сачком. (К сожалению, это отношение осталось со мной на протяжении всей моей военной карьеры.)
Мы чуть не позамерзали в том лагере. Честно говоря, я бы не рекомендовал жить в восточной части Каролины, особенно Форт-Брэгге, Форт-Джексоне или прибрежных районах. Тамошняя погода просто невероятна, и это не считая слепней, комаров и песчаных блох.
(Эта история до сих пор негативно влияет на меня, особенно в холодную погоду. Без всякой видимой причины кровь внезапно отливает от пальцев рук и ног. В основном это касается моих рук, и иногда происходит даже когда температура вокруг 70 (20°С). Это доставляло мне реальные проблемы в зимнее время до конца моей военной службы и все еще беспокоило меня даже после того, как я вышел в отставку. По-видимому, в армии должно было быть значительное количество других GI, у которых была та же проблема, потому что врачи, наконец, дали ей название: болезнь Рейно или феномен Рейно, и в госпитале Уолтера Рида даже придумали лечение, которое якобы излечивает почти 90% случаев. Я действительно не до конца понимаю, что это за болезнь. Насколько я смог понять, это было вызвано тем, что я мерз на протяжении столь долгого времени, что мой мозг решил, будто я пытаюсь заморозить свое тело до смерти. Поэтому мой мозг самостоятельно принял экстренные меры, чтобы спасти тело, за которое он отвечал. Возможно, это просто хороший способ сказать, что я был сумасшедшим.)

КОГДА Я ЕЩЕ БЫЛ НА AIT, я считал, что армия, это очень здорово, потому что каждый день там был как воскресенье на ферме, особенно на молочной ферме. Впрочем, можно попытаться сравнить службу пехотинца в мирное время и жизнь на молочной ферме. Вот смотрите: вам бы пришлось исключить ежегодный отпуск пехотинца, увольнения в выходные и праздничные дни. Вам также придется отменить его пенсию и медицинские льготы. Вам придется изменить служебное время пехотинца. Ему придется работать с 05:00 до 20:00 с понедельника по субботу. А по воскресеньям он должен будет работать с 05:00 до 08:00 и снова с 16:00 до 19:00. Это время дойки. Коровам ведь наплевать, какой сегодня день, им нужно ежедневно опорожнять эти мешки дважды в день. Наконец, что не менее важно, все свои тренировки пехотинцу придется проводить по щиколотку в свежем коровьем навозе.

10. Проход или проезд между казармами взводов, предназначенный для общего построения роты (прим. перев.)
11. Т.н. "куртка Эйзенхауэра". Короткая (до пояса) шерстяная куртка, введенная в 1944 году для ношения как отдельно, так и в качестве утепляющего слоя под полевой курткой М1943. Была разработана с оглядкой на фасон куртки от комплекта боевой формы одежды (Battledress) британской армии (прим. перев.)
12. Обозначение роты "Н" (Hotel) согласно военному стандарту фонетического алфавита (прим. перев.)
13. Кадровые военнослужащие, постоянный состав учебного подразделения (прим. перев.)
14. Несколько устаревшее сленговое выражение, обозначающее гомосексуалиста, обычно активного (прим. перев.)
15. Известные серийные маньяки-убийцы (прим. перев.)
16. В данном случае "полиция" (police) – это несколько устаревший армейский сленговый термин, означающий приборку, чистку, надраивание (прим. перев.)
17. Стандартные жестяные консервные банки в США имеют номера от 1 до 10. Банка №10 имеет размеры 6 3/16 на 7 дюймов (15,5 на 17 см) и объем 3 – 3,5 литра (прим. перев.)
18. Сокращение от англоязычного Prophylactic Kit – набор для профилактики (прим. перев.)

_________________
Amat Victoria Curam


Последний раз редактировалось Den_Lis 03 фев 2022, 10:33, всего редактировалось 1 раз.

Вернуться наверх
Не в сети Профиль  
 
 Заголовок сообщения: Re: Don Valentine "Strap Hanger"
СообщениеДобавлено: 03 фев 2022, 09:58 
Аватар пользователя

Зарегистрирован: 04 май 2013, 21:23
Сообщений: 1731
Команда: нет
Den_Lis писал(а):
По какой-то странной причине армия выдавала на каждую роту только одну поломоечную машину.


У кого-то жемчуг мелкий... :D

_________________
Изображение


Вернуться наверх
Не в сети Профиль  
 
 Заголовок сообщения: Re: Don Valentine "Strap Hanger"
СообщениеДобавлено: 10 фев 2022, 08:01 

Зарегистрирован: 25 янв 2015, 15:12
Сообщений: 539
Команда: Нет
Спасибо большое. Отличный перевод.


Вернуться наверх
Не в сети Профиль  
 
 Заголовок сообщения: Re: Don Valentine "Strap Hanger"
СообщениеДобавлено: 10 фев 2022, 23:26 
Аватар пользователя

Зарегистрирован: 15 фев 2013, 21:29
Сообщений: 2075
Команда: нет
Рота E 325-го AIR 82-й воздушно-десантной дивизии

Я был очень рад покинуть Форт-Джексон и отправиться в 82-ю воздушно-десантную дивизию в Форт-Брэгг, Северная Каролина. Я думал, что там не может быть хуже, чем на начальной подготовке. Когда мы подъехали к центру приема пополнений Восемьдесят второй десантной, все находившиеся поблизости десантники дружно закричали: "Вы еще по-жа-леете-е-е-еее!" Это был не самый обнадеживающий прием, но, как оказалось, он был точен. Сначала нам пришлось пройти через Реппель Деппель, и сержанты натешились с нами. Казалось, что некоторые десантники любят изводить новобранцев, которые еще не прошли через прыжковую школу, и которых называют "прямоногими" или просто "ногами".
Спустя короткое время я узнал, что "нога", это очень старый термин из начала 40-х, когда наши парашютно-десантные войска только формировались. Это относится к брюкам, не заправленным в берцы ботинок, вместо этого они просто свисают прямо до самого низа, как у нормальных людей. Кроме того, в то время все отсеянные из десанта автоматически отправлялись на службу в военную полицию, поскольку у них обоих были одинаковые минимальные стандарты физических кондиций. Это привело к тому, что получившие десантную квалификацию бойцы имели очень низкое мнение об MP, и с тех самых пор между парашютистами и MP существует сильная неприязнь. Это славная старая традиция. Никому не приходилось даже упоминать об этом, не говоря уже о том, чтобы учить нас чему-то такому. Казалось, это просто происходит естественным путем.
Издеваться над новобранцами, казалось, было для именно этих сержантов любимым занятием. Однажды они с ревом промчались по нашей казарме и приказали нам выложить на койки наши полуботинки и "летающие тарелки" (фуражки наподобие шоферских с кожаным козырьком). Как только мы разложили эти предметы, они вернулись, начали собирать их и бросать в мусорные контейнеры прямо за нашей дверью. Они сказали: "Десантники не носят эти вещи, и они больше не нужны". Эти предметы не были списаны и числились за нами, поэтому мы по-прежнему несли за них юридическую ответственность. Если бы офицер приказал нам предъявить эти предметы, нам пришлось бы покупать новые. За следующие пятнадцать лет службы в десанте никто и никогда не требовал от меня предъявить те вещи, которые мы выбросили. Однако меня бы не удивило, если некоторые из парней, вылетевших из прыжковой школы, должны будут платить за эти предметы из своего кармана, когда они явятся к своему следующему месту службы.
Я был назначен в роту "Изи"(1) 325-го воздушно-десантного пехотного полка, и снова, когда мы выгружались из 2,5-тонных грузовиков, солдаты, бывшие свидетелями нашего прибытия, прокричали стандартное армейское приветствие: "Вы еще по-жа-леете-е-е-еее!". И, как обычно, они были правы. Рано или поздно они всегда оказывались правы.
"Три-два-пять" оказался большим разочарованием. Насколько я помню, помимо меня рота "Изи" получила еще трех новобранцев, одним из которых был рядовой Ньютон, тоже родом из Восточного Теннесси. Позже он получил прозвище "Здоровила". Ньютон был намного выше и тяжелее меня.

МЫ ДОЛОЖИЛИСЬ Первому сержанту Харту, он тут же поставил нас в упор лежа (исходное положение для отжиманий) на ротной улице и оставил нас там, пока писари его роты оформляли наши документы. После того, как, казалось, минула вечность, нас уведомили, в какие взводы мы назначены, и велели взять из кладовой постельные принадлежности и полевое снаряжение. Кладовая и канцелярия находились в одном и том же довольно маленьком одноэтажном здании. Ньютон был приписан к взводу тяжелого вооружения, а я попал во второй взвод. Я сразу же отнес свои личные вещи в новую казарму и бросил их на пустую верхнюю койку. В углу первого этажа казармы четверо солдат играли в покер по мелочи. Ко мне подошел чернокожий игрок и попросил денег взаймы, чтобы он мог продолжить игру, но я отказал: "Извини, но я сам почти банкрот". Я немедленно ушел и отправился в ротную кладовую, где забрал свое полевое снаряжение и отнес его в казарму. Чтобы перетащить всю снарягу, мне потребовалось две ходки. Пока я распаковывал и раскладывал свою одежду и снаряжение, я обнаружил, что кто-то украл надувной матрас, который только что выдал мне сержант-снабженец. Я был уверен, что он был в первой сумке со снаряжением, которую я приволок в казарму. Я подозревал чернокожего парня, который обратился ко мне по поводу денег, но у меня не было доказательств, так что я не стал вязаться с этим. Возможно, и стоило бы, но я был больше озабочен тем, чтобы просто как-то устаканиться на данном этапе моей очень короткой военной карьеры. Позже я узнал, что одним из признаков плохого подразделения был казарменный вор. Если у вас есть хоть один казарменный вор, у вас плохое подразделение. У нас определенно был казарменный вор, и в течение следующих нескольких месяцев я выяснил, что и подразделение наше было хреновым.
В "Три-два-пять" был очень высокий процент чернокожих, пуэрториканцев и кубинцев, и еще более высокий процент "сачков" и "косячников" или, по крайней мере, так было в роте "Изи". Латиноамериканцы делали вид, что не понимают по-английски. Половина из них не имела прыжковой квалификации и не имела намерения идти в прыжковую школу. Их держали там в качестве наполнителя, чтобы было кого выставить на построении и назначать в наряды. Пожалуй, единственным, что, по их утверждению, они понимали по-английски, были "десятиминутный перерыв", "жратва", "почта", "вольно" и "разойтись". Это напомнило мне мои интересы, когда я против своей воли оказался в старшей школе.
В первую неделю моего нахождения там мы отправились на полевые учения (маневры). Вся наша рота смогла выставить лишь около двадцати пяти процентов от имеющегося личного состава. Остальные сказались больными, имели освобождение от службы, находились на временных работах или вне части, или просто откосили. Это было нормально и для гарнизона в целом, но я, тупица, полагал, что на FTX (Field Training Exercises – полевые занятия) должны отправляться все. Пожалуй, все было наоборот. Обычно на FTX было меньше людей, чем выходило на построения в гарнизоне. Но некоторые из них выходили из строя и возвращались в казармы или к своим нестроевым обязанностям, в то время как остальная часть подразделения отправлялась на занятия или на работы, которые обычно именовались "нарядами на дерьмо".
В то время в каждой стрелковой роте было три стрелковых взвода, взвод тяжелого вооружения и штаб роты. В каждом стрелковом взводе было четыре отделения, три стрелковых и одно тяжелого вооружения. В стрелковом отделении двое были вооружены BAR (Browning Automatic Rifle – автоматическими винтовками Браунинга), а остальные – Гарандами М1. В отделении тяжелого вооружения было два расчета ручных пулеметов А-6 и, кажется, один или два расчета 3,5-дюймовых реактивных гранатометов. В любом случае, организация подразделения то и дело менялась, и назначенная численность стрелкового взвода варьировалась от 43 до 50 человек. Во взводе тяжелого вооружения было два отделения 60-мм минометов и два отделения 57-мм безоткатных орудий.
Будучи в роте "Изи", я научился надраивать свою обувь до блеска, пока она не становилась похожа на зеркало. В прыжковой школе я также научился разбирать латунную пряжку ремня и чистить ее изнутри и снаружи, хотя никто, похоже, не знал, зачем пряжке быть блестящей изнутри. Кроме того, я узнал, что мне нельзя чистить ботинки черным кремом. Мои ботинки должны были оставаться того же цвета коричневого детского дерьма, какого они были, когда Армия выдала их мне. В то время у меня не было прыжковых ботинок, только те обычные ботинки, что выдал мне Дядя Сэм.
В роте "Изи" было несколько "профессиональных рядовых". Профессиональный рядовой был кадровым солдатом, который почти всегда был форменной ходячей катастрофой. Как правило, это были алкоголики, представители меньшинств и/или ветераны боевых действий. Профессиональный рядовой обычно был способен держать себя в руках до дня получения жалования, но затем мог пропасть из поля зрения до тех пор, пока у него не кончатся деньги. Поскольку его месячное жалование составляло 72 доллара плюс 50 долларов за прыжки, это обычно занимало всего около трех дней. Профессиональный рядовой редко имел ранг выше рядового первого класса (одна лычка) и был рад этому. Некоторые из профессиональных рядовых были самыми крутыми солдатами в роте, пока вы держали их в поле или хотя бы ограничивали пребыванием в казармах. Для профессионального рядового не было ничего необычного в том, чтобы иметь почти двадцать лет выслуги, в основном в звании рядового или рядового первого класса. Единственным членом роты "Изи" 325-го, который напоминал десантника, изображенного на вербовочном плакате, был Первый сержант. Армия перестала терпеть профессиональных рядовых в конце 50-х годов. В новой полностью добровольческой армии, если рядовой спецназа получит в свой послужной список хотя бы Статью 15(2) (ротное наказание), он не получит повышения и, скорее всего, будет вынужден расстаться с армией. Если так обстоит в SF, то могу только догадываться, насколько все плохо в обычных подразделениях.
Сначала меня назначили обычным стрелком, а вскоре после этого сделали стрелком BAR. С пустым магазином M-1918A2 BAR весил чуть меньше двадцати фунтов (9 кг). Мы ходили на стрельбище еще до того, как меня сделали стрелком BAR, и я выбил очень много очков из M1, поэтому мне дали пострелять из BAR. Во время упражнений на беглый огонь из BAR нам было нужно выпустить три магазина в цель на расстоянии 300 ярдов (275 м) всего за несколько секунд. Насколько я помню, в этом упражнении каждый магазин снаряжался только пятью патронами. Целью этого упражнения было проверить вашу способность менять магазины в условиях стрессовой ситуации (ограничение по времени) и при этом точно стрелять. Мне кажется, лимит времени составлял секунд пятнадцать или двадцать.
После того, как вы заканчивали каждое упражнение стрельб, люди в ямах стаскивали мишени, чтобы найти попадания. Затем они отмечали ваши попадания картонными кружками и выставляли мишени обратно, чтобы показать их. В упражнении с беглым огнем моя мишень была единственной, на которой была только одна отметка. Это был белый диск в центре яблока мишени, и этот диск указывал, куда попали все мои выстрелы. Руководитель стрельбы через мегафон назвал номер моей стрелковой позиции и спросил меня: "Как тебя зовут, солдат?" "Рядовой Валентайн, сэр!" "Из какой ты роты?" "Рота "Изи", сэр!" "Откуда ты, черт возьми, пацан?" "Восточный Теннесси, сэр!" "Черт, я мог бы догадаться!" Тогда-то они и закрепили тот здоровенный БАР за мной на постоянку. Насколько я могу припомнить, это единственный разумный поступок, который сделала та рота, пока я был там, потому что я горячо любил этот BAR. Больше всего я любил стрелять из него, но на марш-бросках он становился чертовски тяжелым.
По какой-то причине ни один сачков никогда не мог выбить квалификационный балл ни из какого тяжелого оружия. Не нужно быть ученым-ракетчиком, чтобы понять, почему. Если вы хорошо управляетесь с этим оружием, вам в конечном счете придется носить его. Периодически мы совершали девяти и двенадцатимильные (14,5 км, 19,3 км) марш-броски с полной выкладкой. По какой-то странной причине марш-броски мы обычно совершали по ночам. Сачки либо отправлялись на марш-броски налегке, либо записывались в больные. Если их заставляли нести BAR или "легкую тридцатку" (Light Thirty – ручной пулемет А-6 .30 калибра), они вынимали из них потроха и оставляли в казармах. Они также заталкивали в свой рюкзак полотенца и заменяли свернутый в U-образную скатку спальный мешок скрученным частично надутым надувным матрасом.
Моя часть Восемьдесят второй десантной, это было нечто особенное. Да, сэр, они действительно были "Почетным караулом Америки". Хотите верьте, хотите нет, но это было второе официальное прозвище Восемьдесят второй. Это было конское дерьмо в чистом виде тогда и, насколько я знаю, остается таковым до сих пор. Их официальным прозвищем номер один было "Всеамериканская". На тот момент Восемьдесят вторая вполне могла быть "худшей" дивизией во всей нашей армии или, по крайней мере, вероятно, была тогда. Америка, я очень надеюсь, что тебе хорошо спалось в пятидесятые, потому что твой "Почетный караул" был на посту. Восемьдесят вторая Почти десантная это, предположительно, было лучшее, что стояло между нами и ордами комми(3). Если бы это было правдой, каждому американцу стоило бы носить бронежилет и спать в подземном бункере, потому что 82-я воздушно-десантная дивизия была всего лишь бумажным тигром. По крайней мере, такой была рота "Изи" 325-го.
Примерно в то самое время я обнаружил, что сержант-вербовщик забыл сказать мне, что конкретно представляла собой "квалификация" парашютистов. Ну, я подумал, что он, вероятно, не знал, каковы были требования, ведь он не десантник, верно. Я также узнал, что в десанте армия платила нижним чинам дополнительные 50 долларов в месяц. (Позже их подняли до 55 долларов, а много лет спустя подняли очень высоко, но, естественно, это было уже после меня.) Для солдата (рядового Е-2), получавшего в то время всего 72 доллара, еще 50 долларов каждый месяц выглядели чертовски хорошо.
Позже я узнал, что офицерам-десантникам доплачивали по 100 долларов в месяц (потом эта сумма была увеличена до 110 долларов). Много-много позже я узнал, что капрал, прошедший курс подготовки выпускающих, может отвечать за все парашютные операции с момента, когда фамилия парашютиста вносится в приказ, до момента его приземления. Этот же капрал мог отвечать за всю корабельную группу, состоящую из офицеров-десантников всех рангов, возможно, до генерала включительно, однако этот капрал все равно получает только 50 долларов в месяц. Армия не платила десантникам за их обязанности и опыт прыжков. Им платили только в соответствии с их званием, и все сводилось лишь к офицерской доплате или доплате нижних чинов. День, когда я узнал об этой политике, стал тем самым днем, когда я выбросил свою парашютную книжку и перестал считать свои прыжки. С того дня меня также перестало заботить получение квалификации старшего парашютиста, мастер-парашютиста или выпускающего: за это просто не платили.
Чтобы попасть в парашютисты, мне пришлось пройти специальный медицинский осмотр и специальный PT-тест (Physical Training – физподготовка) с отжиманиями, подтягиваниями, приседаниями, прыжками из приседа и двадцатиминутным бегом: каждое упражнение имело свои минимальные стандарты. В обычной армии, если вы слабы в чем-то одном, вы можете сделать больше в другом, чтобы компенсировать это. Но не в десантном PT-тесте. В воздушно-десантном тесте вы должны набрать минимальный балл в каждом упражнении, и каждый повтор должен выполняться абсолютно идеально.
Частью медицинского осмотра была проверка зрения. Мое зрение без очков должно было быть не хуже 20/40(4), а скорректированное очками, должно было быть 20/20. К сожалению, на тот момент мое зрение без очков было 20/50. Я знал, что у меня проблема.
Обычные подтягивания выполняются ладонями от себя, подтягивания до подбородка – ладонями к себе. Подтягивания с касанием подбородком я выполнял и раньше, но никогда не делал обычных подтягиваний, пока не оказался в армии, и оказался не слишком хорош в этом. По факту, с подтягиваниями у меня было тухло. На начальной подготовке я компенсировал подтягивания, делая больше в остальных упражнениях. Теперь это создавало две проблемы, и я немного злился, потому что мой сержант-вербовщик забыл сообщить мне обо всех этих требованиях.
Для прохождения десантного медосмотра меня отправили из роты в главный госпиталь гарнизона. Я помню только анализ крови и проверку зрения. Нас выстроили в одних трусах, чтобы взять кровь. Не знаю почему, но, казалось, всякий раз, когда GI оказывался в госпитале, первым, что ему говорили, было: "Разденься до трусов". Даже если солдат обратится туда всего лишь из-за простуды, я полагаю, его сперва разденут до трусов, прежде чем осматривать. К тому времени, когда они приступят к его осмотру, он, вероятно, заработает пневмонию.
Как бы то ни было, они протыкали каждому новобранцу вену на руке, втыкали туда трубку для сбора крови и велели держать ее на месте. Потом шли к следующему. В каждой очереди было около двадцати новобранцев. К тому времени, когда медики возвращались к каждому из парней, чтобы забрать его трубку, кровь переполняла ее и капала на пол. Казалось, что даже непрыгающие медики прониклись духом и дедовали над новобранцами-десантниками.
Естественно, я провалил проверку зрения. Когда мой взводной сержант спросил меня, как так вышло, я солгал. Я сказал ему: "Сержант, накануне проверки я не спал допоздна и читал солдатскую памятку. Наверное, я перенапряг зрение. Если мне дадут пройти тест еще раз, я его сдам". Я подумал: "Какого черта, этому сержанту-вербовщику было все равно, какое у меня зрение и сколько подтягиваний я могу сделать. Я оказался в этой передряге и теперь мне надо всеми правдами и неправдами выкарабкаться из нее".

НЕСКОЛЬКО НЕДЕЛЬ СПУСТЯ меня снова отправили проходить медицину. На этот раз я проверил форму, которую мне дали. В ней нигде и ничего не упоминалось ни о том, что я ношу очки, ни о результатах последнего осмотра, она была пустой. Врач, проверявший наше зрение, оставил дверь открытой, и когда передо мной в начале очереди оставалось человека три, я смог разглядеть офтальмологическую таблицу. К тому времени, как подошла моя очередь, я запомнил строчку 20/20 и спрятал очки в карман. Врач сказал мне: "Читай самую маленькую строчку, которую можешь разглядеть", и я точно проговорил строку 20/20. Потом он сказал мне: "Теперь прочитай строчку 20/40", и я не смог ее прочесть. Черт, я едва мог разглядеть ее. Из всех парней, проходивших через этот госпиталь, он, должно быть, был единственным, кто запомнил меня. Доктор засмеялся и начал записывать, что я провалился. Я быстро склонился к уху доктора и прошептал: "Док, я в парашютно-десантном стрелковом взводе. Мой сержант обещал, что поставит меня прямо впереди, максимально близко к противнику, чтобы я не мог промахнуться, когда дойдет до дела. Так что, пожалуйста, пропустите меня и не забейте на это". Несколько секунд он смотрел мне в глаза, а потом что-то записал на моем бланке. Он вернул его мне и сказал: "Двадцать-двадцать, ты проходишь. Убирайся к черту отсюда". Черт возьми, я так и сделал. Я выбежал оттуда, пока он не передумал. В общем, я пробежал всю дорогу до своего подразделения. Я забыл, что нас ждал грузовик, чтобы отвезти обратно. Это не имело значения, я опередил грузовик на час. Полагаю, я был немного взволнован.
На следующей неделе мы с Ньютом должны были начать прыжковую подготовку, так что я позаботился о своей следующей проблеме. Мы с Ньютом пошли в магазин PX, где я купил два карандаша и шариковую ручку. Один из карандашей был обычным деревянным, но у другого карандаша грифель был на одном конце красный грифель, а на другом синий. У шариковой ручки были синие, черные, зеленые и красные стержни. Я решил, что либо пройду прыжковую подготовку, либо попаду в тюрьму за жульничество, либо сдохну по ходу.
Вскоре мы обнаружили еще одну "Уловку-22", большую. В то время, если вы были в Восемьдесят второй, было еще одно требование, чтобы попасть на их начальный курс воздушно-десантной подготовки (Basic Airborne Course – BAC), вы должны были сначала пройти трехнедельный предварительный курс воздушно-десантной подготовки (Pre-BAC), который также проводился инструкторами с BAC Восемьдесят второй. Это было новое требование, потому что никто из парашютистов моего взвода не проходил Pre-BAC и, следовательно, они ничего не знали о Pre-BAC.
Ранним утром в понедельник в марте 1955 года меня познакомили с Pre-BAC. Мы построились и бегом преодолели милю или около того до прыжковой школы, чтобы начать занятия. Когда мы подходили к входу на учебную площадку, я увидел пять или шесть солдат, стоящих кучкой сбоку. На них были блестящие прыжковые ботинки, брюки от полевой формы, белые футболки и темно-синие или черные бейсболки. Я лишь краешком глаза взглянул на эту странную группу солдат, но, видимо, один из обучаемых повернул голову и посмотрел прямо на них. Эти ребята набросились на нас, как стая уток, гоняющихся за майскими жуками. Примерно за две секунды они превратили слаженную, отточено марширующую группу солдат в хаотичную толпу. "Не пялься на меня, ты, тупой придурок" "Упал и выдал мне десять!" "Слишком медленно, на ноги, упал, двадцать!" "Слишком медленно, на ноги, упал и сделал тридцать!" Они заходили все дальше и дальше, пока я не начал думать, что они не уймутся, пока мы все не перемрем. Если вы падали на землю, чтобы отжаться перед кем-то, кто шел позади вас, они должны были продолжать маршировать и практически втоптать вашу задницу в землю, или их также бросали отжиматься. Несмотря на то, что я не повернул голову, я был одним из первых, кому пришлось делать "исправительные отжимания", ¬потому что я был "четырехглазым".
В прыжковой школе было только две вещи, худшие, чем быть "четырехглазым". Одну сделал обучающийся, преждевременно сделавший заметную татуировку "десант", а вторую – обучающийся, достаточно тупой, чтобы надеть прыжковые ботинки вместо обычных армейских. Ни один из этих безрассудных новобранцев не прошел курс прыжковой школы. Эти ребята действительно влетели в ад. Казалось, кадровые испытывали к ним особую склонность. Кадровые, похоже, были в восторге от того, что эти обучающиеся бросили прыжковую школу и ушли из десанта со своими "десантными татуировками" и прыжковыми ботинками. Иными словами, прыжковая школа была супер-дерьмовым формированием.
Моим взводным кадровым был высокий худощавый человек по имени капрал Кирк. Сержант Джонс, невысокий и мускулистый, был кадровым в другом взводе. Если у взводных кадровых и были помощники, то я их не припомню. Каждый день Pre-BAC я делал сотни дополнительных отжиманий просто потому, что носил очки. Через несколько дней, просто из любопытства, я стал считать количество отжиманий, которые я делал за одно утро, и их оказалось больше тысячи.
В то время какая-то группа сердобольных добрячков сочла, что армейская подготовка слишком жесткая. Они убедили армию, что солдатам в качестве наказания нельзя давать больше десяти отжиманий за раз, потому что это слишком жестоко. Поэтому гениальные кадровые придумали способы добавления отжиманий. Один из способов требовал, чтобы вы всегда делали одно дополнительное отжимание "за десант". Они никогда не давали вам более десяти исправительных отжиманий за раз, но если вы не могли достаточно быстро опуститься в позицию для отжиманий, это требовало дополнительных десяти исправительных отжиманий или если вы не делали "десантные" (которые можно скорее назвать "безупречно-идеальные") отжимания, их нужно было повторять. Когда количество назначенных вам исправительных отжиманий составляло более десяти, вы выполняли за раз только десять плюс, разумеется, еще одно за десант, потом вы должны были встать по стойке смирно, повернуться кругом и тут же опять броситься вниз, чтобы выполнить следующее десять.
Обзывать меня могли как угодно, кроме разве что "опоздавшим к ужину", а уходить я не собирался. То, что я носил очки и был одним из двух самых высоких людей в нашем взводе, делало для меня невозможным смешаться с группой и исчезнуть, что отчаянно пытался сделать каждый обучающийся. Мы быстро научились избегать смотреть прямо на кого-то из кадровых, этого нужно было избегать любой ценой, потому что, если вы все же устанавливали зрительный контакт, вас словесно опускали: "Что ты на меня смотришь, номер 302. Думаешь, я красавчик? Ты в меня влюбился, номер 302. Ты хочешь трахнуть меня, номер 302. Я думаю, что ты педик, номер 302. Я ненавижу педиков, номер 302." И бросали в упор лежа, делать отжимания, "Пока у тебя не прорастут корни". Первый день Pre-BAC был в субботу перед началом занятий и был посвящен PT-тесту. Он должен был проводиться циклически. Нас разбили на четыре группы, и каждая группа начинала на разных тренировочных площадках.
Я надеялся, что на тесте по физподготовке мне повезет, и моим первым упражнением не будут подтягивания. В этот раз мне свезло, и я начал с отжиманий. Тогда-то я и узнал, что такое "десантные упражнения". Например, на отжиманиях вас сначала ставили в упор лежа, затем объясняли, что вы должны полностью опуститься и коснуться грудью лежащей на земле руки выставляющего оценку, а потом подняться до упора на полностью прямые руки, все время держать голову поднятой и смотреть вперед, а спина должна быть прямой, как стрела, не корчиться и не кряхтеть. Так выполняется "Десантное Отжимание". Сделаете это как-то иначе, и оно не засчитывалось. Кроме того, вы находились в упоре лежа, когда получали этот инструктаж. Все остальные упражнения тоже должны были быть десантными, другими словами, они должны были выполняться идеально. Оценщик не станет объяснять, что вы делаете неправильно, он просто перестанет вести отсчет, повторяя номер последнего повтора, который вы выполнили правильно. Очень немногим обучающимся удавалось пройти любое упражнение, выполнив минимально необходимое количество повторов, потому что некоторые из них просто были выполнены не идеально, и их приходилось повторять до тех пор, пока они не делались абсолютно идеально.
Когда я закончил это первое упражнение, я миновал турники и заглянул в карточку приятеля, который только что закончил сдавать тест на подтягивания. Я тайком подделал свой результат по подтягиваниям, записав себе проходное количество. Поверьте, это было непросто, потому что казалось, что кто-то всегда наблюдал за каждым вашим действием.
Кадровые в прыжковой школе были более жестокими и более требовательными, чем мой сержант-инструктор на начальной подготовке. Однако, с другой стороны, Pre-BAC длился всего четыре часа в день, и никто из кадровых не пытался замутить со мной. Благодарение господу за маленькие радости.
Утро мы проводили на Pre-BAC, а остаток дня в нашей роте. Каждому из нас был присвоен номер, мой номер был 302. С этого момента наш номер стал для этих кадровых нашей единственной идентификацией. Мы все стали просто цифрами. Парни, которые провалили какую-либо часть теста, должны были в любом случае пройти Pre-BAC, а затем пройти повторное тестирование в конце курса. В полдень каждого дня наш сержант из "Три-два-пять" заменял капрала Кирка и бегом возвращал нас обратно в расположение полка. Ни один солдат никогда не забудет имя своего сержанта-инструктора, и ни один парашютист никогда не забудет своего взводного кадрового в прыжковой школе или свой номер в прыжковой школе. Они будут помнить эти имена и тот номер до самой смерти. В моем случае я не уверен в имени моего взводного инструктора в прыжковой школе, но точно помню своих инструкторов на Pre-BAC.
Да поможет вам бог, если вы бросите Pre-BAC или прыжковую школу, вы не могли бросить, когда вам того хотелось, потому что была еще одна Уловка-22. Отказники должны были оставаться под командой своих кадровых с BAC до окончания полного дня обучения, иначе их отдали бы под трибунал. Это был еще один интересный момент, который мой сержант-вербовщик забыл упомянуть. Если вы бросали, к вам было приковано особое внимание до конца дня и даже после того, как вы возвращались в свое подразделение. Затем вас отчисляли (в Реппель Деппель) обычно в течение двадцати четырех часов.
Под "особым вниманием" я подразумеваю, что до конца дня у вас был свой личный Кадровый, и с вами не проводились никакие занятия, только публичные издевательства. У них было несколько излюбленных способов изводить отказника. Они заставляли бросившего надевать шлем задом наперед, делая при этом "толстозадую птицу", что означало бегать большими кругами, хлопая руками, как крыльями, и снова и снова кричать: "Я толстозадая птица". Отказнику приходилось часами изображать из себя "умирающего таракана", когда он лежал на спине и сучил взад-вперед руками и ногами, снова и снова выкрикивая "Я умирающий таракан". Они заставят отказника совершить столько других унизительных действий, сколько только смогут придумать, и все это на глазах у его сокурсников. После того, как мы стали свидетелями того, как обращались с первым отказником, меня поразило, что у кого-то еще хватило смелости бросить, но они это делали. Но не я: я не был таким смелым. Мне было бы легче умереть, чем бросить. Я иногда задавался вопросом, кто на самом деле был сильнее. Те, кто выстояли до конца, или те, кто ушли, даже зная, какое унижение им придется пережить. Мы потеряли около 20% нашего курса, но я считаю, что большинство из них было отсеяно по физическим причинам.
Вскоре мы узнали про еще одну "Уловку-22", которая касалась отказа служить в десанте после окончания прыжковой школы. Если на момент отказа у вас не запланирован парашютный прыжок, вас отчислят в течение двадцати четырех часов. Если вас включили в прыжковый манифест, а затем вы отказываетесь до того, как совершите этот прыжок, вы предстанете перед военным трибуналом. Это была еще одна маленькая деталь, о которой не упоминали вербовщики. Помнится, я подумал, что эти "Уловки-22", кажется, очень популярны в армии.
На второй день мы начали ежедневные тренировки, которые продлятся следующие три недели. Занятия начинались в 08:00, но сначала мы должны были построиться в 07:00, чтобы наш сержант из "Три-два-пять" мог нас осмотреть, а затем гнать нас бегом до учебной площадки. Первым часом занятий у нас всегда была "Армейская Ежедневная Дюжина" гимнастики. Каждый день количество повторов увеличивалось, и к последнему дню Pre-BAC мы дошли до 25 повторов. Вторым часом всегда был бег. Третий и четвертый часы были посвящены рукопашному бою.
Естественно, если вы делали что-то, вызывающее недовольство кадровых, вы проходили через рутинное: "Упал и выдал мне десять!" "Слишком медленно, на ноги, упал, двадцать!" "Слишком медленно, на ноги, упал, тридцать!". Комплекс гимнастики состоял из двенадцати различных упражнений, двумя из которых были отжимания и отжимания на четыре и восемь счетов. В десанте были крайне неравнодушны к отжиманиям и, видимо, считали, что солдат не может сделать их слишком много.
Мы никогда ничего не делали правильно, и нам всегда приходилось делать не менее десяти "исправительных отжиманий" между каждыми упражнениями. Конечно, мы также должны были повторять каждое упражнение, потому что мы никогда не делали ни одно из них правильно с первого раза. Каждый час у нас был десятиминутный перерыв. Обычно мы проводили их, выполняя дополнительные отжимания, потому что мы делали все так плохо, что оставались должны нашим кадровым.
Каждый день мы бегали без перерыва по пятьдесят минут. Во время забега, если вы отставали от строя, он вам не засчитывался, и вам приходилось наверстывать его в свое время с "особым вниманием" со стороны кадровых. Некоторые из парней буквально бегали, пока не падали. Если они падали, то оставались лежать там, где упали, если только они не падали на мостовую. Один из кадровых столкнул ботинком упавшего обучающегося с мостовой в ближайшую канаву со словами: "Не перекрывай движение, прямоногий!" Бедняга выблевыал внутренности. Никому не разрешалось помогать другому обучающемуся. Это должны были быть собственные силы, если вы помогали другому обучающемуся, вас заставляли дорого заплатить.
Во время бега вам также потребуются "исправительные отжимания", ¬потому что: "Ты слишком много потеешь 302!", "Ты не сбился с шага 275", "Ты слишком медленно выдвигаешься на позицию сигнальщика при переходе дороги, 389, "Ты слишком медленно возвращаешься в строй, когда стоишь сигнальщиком при переходе дороги, 301", "Ты говоришь недостаточно громко, 300" или "Не прихлопывай мух и комаров, 302, они в воздухе!" Нам быстро сообщили, что мы, обучающиеся недесантники, не имеем права прибить что-либо, что находилось в воздухе, особенно комара, потому что комар считался птицей-символом штата Северная Каролина.
На паре пробежек Ньютон отстал. Я возвращался к Ньюту и уговорами, мольбами и угрозами заставлял этого большезадого парня из Восточного Теннесси продолжать бежать. Во время тех пробежек капрал Кирк приказывал мне выполнять сотни исправительных отжиманий, потому что я помогал этому тупому деревенщине. Выполнение отжиманий во время пробежки не является худшей частью, самое худшее, это догонять свой взвод, потому что он продолжает бежать в том же темпе. Мне было все равно, этот здоровенный сукин сын не собирался бросить меня и оставить единственным парнем из Восточного Теннесси в роте "Изи".
Тренировки по рукопашному бою были настоящей болью в заднице, буквально. Если задуматься, это также была боль в некоторых других местах. Поверьте, вам не захочется изучать самооборону под руководством инструкторов прыжковой школы. Нет никакой нужды в исправительных отжиманиях, потому что они использовали вас как тренировочный манекен. Кадровые использовали наши тела, чтобы продемонстрировать правильные способы уничтожения врага. Они не проявляли абсолютно никакого милосердия, и тренировки по рукопашному бою были очень грубыми. Помните, основная обязанность кадровых прыжковой школы – проверять и устранять, а не обучать. Если вы хотели научиться пользоваться парашютом "армейским способом", это полностью зависело от вас. Рукопашный бой – отличный способ добиться их основной цели. Возможно, именно поэтому им больше не разрешено обучать рукопашному бою. Там действительно было тяжело.
Есть большая разница между десантниками и парашютистами. Прыжок с парашютом является основной целью парашютиста, в то время как для десантника прыжок с парашютом, это просто средство транспортировки, чтобы добраться до вашей главной цели, где начинается ваша настоящая работа. Работа десантника начинается после того, как он ударяется оземь и снимает парашют. Начальный курс воздушно-десантной подготовки (BAC), это не "школа" в том смысле, как вы понимаете значение этого термина. Назначением BAC не является просто "обучить" прыжкам с парашютом, он был призван "проверить" обучающихся, но не на предмет, смогут ли они выпрыгнуть из самолета или управлять куполом, а чтобы определить, будут ли они надежными солдатами после того, как приземлятся в тылу врага: в полной темноте и совершенно одни.
Парашютисты-десантники – единственные войска, которые преднамеренно начинают бой в окружении, потерянные, рассеянные, дезорганизованные, в меньшинстве, хуже вооруженными и почти всегда ночью. Ожидается, что они все же выполнят свою задачу. Другие бойцы, не имеющие предварительного боевого опыта, почти непременно запаникуют, оказавшись в такой ситуации. Разница в психологическом настрое. Отсутствие надлежащего настроя приведет к тому, что вас выкинут из прыжковой школы быстрее, чем из-за чего-либо еще. Каждая минута на Pre-BAC и в прыжковой школе была "проверкой".

Кадровые валили нас, если мы что-то не могли выполнить физически или потому, что нам не хватало "надлежащего настроя". Они были обязаны называть каждого обучающегося только по присвоенному ему номеру, независимо от звания этого обучающегося. Номер ученика должен быть аккуратно наклеен спереди и сзади на его шлеме и на его полевом рюкзаке, но если у них были лычки или они были офицерами, они все же носили свои звания, и все носили свои нашивки с фамилиями.
Однажды, когда мы стояли вместе в плотном строю в яме с опилками как раз перед тем, как приступить к гимнастике, капрал Кирк решил, что нам всем нужны исправительные отжимания. Кирк приказал нам: "Упали!" Обучающиеся попадали друг на друга в одну большую кучу-малу, пытаясь отжиматься, как приказано. Рядом с нами с визгом остановился военный седан, из которого выскочил генерал (позже я узнал, что это был наш командир дивизии). Генерал сказал капралу Кирку: "Поднимите этих людей на ноги, капрал, и прикажите встать вольно!" Затем генерал вытянул капрала Кирка по стойке смирно и разносил его добрых пять минут. Последним, что сказал генерал Кирку, было: "Это не животные. Они люди, и впредь вы будете обращаться с ними как с таковыми! Это ясно капрал?" "Так точно, сэр!" Тогда генерал запрыгнул обратно в свою штабную машину и вскоре скрылся из виду. Глядя, как генерал уезжает, я подумал: "Боже, о боже, теперь у нас все тип-топ". Капрал Кирк тут же заорал: "Упали!" и мы снова оказались в том же положении, что и до появления генерала. Затем капрал Кирк заявил: "Я командую этим курсом, а не генерал", и мы принялись отжиматься изо всех сил. Конечно, нам пришлось сделать дополнительные отжимания, потому что генерал разозлил Кирка. Боже, спаси меня от благодетелей, подумал я.
В последние пару дней Pre-BAC вместо обычных занятий по рукопашному бою у нас была "Медвежья яма". Тренировка в медвежьей яме состоит в том, что одна группа солдат борется с другой группой. Группа, член которой остался в яме последним, становится победителем. Выдавливание глаз и укусы не допускались. Сотня человек, борющихся в яме с опилками – это были реальные крысиные бега, которые чрезвычайно нравились кадровым. Если вас вышвыривали из ямы, вы должны были принять упор лежа и отжиматься до окончания боя, если предполагалось, что вы не слишком искалечены.
Серьезная травма означала, что вы не могли закончить прыжковую подготовку. Если травма была незначительной, вы могли вернуться в прыжковую школу и попробовать еще раз, но если повреждение было серьезным, вам не разрешалось проходить прыжковую подготовку. Моей единственной целью было завершить курс. Развлекать кадровых, отправляя в госпиталь сокурсника или будучи отправленным в госпиталь им, не входило в число моих приоритетов. Чтобы достичь своей цели, я прилагал достаточно усилий, чтобы выглядеть неплохо, и позволял первому парню, который был достаточно храбр, чтобы схватить меня, вытолкнуть меня из ямы. Это был мой первый урок "искусства выживания в собственном тылу".
В сравнении с Pre-BAC, BAC (прыжковая школа) была проще простого. В прыжковой школе было гораздо меньше физухи, в ней был только один час физической подготовки, который включал и гимнастику, и бег, и не было рукопашного боя. Единственной негативной разницей было то, что продолжительность занятий в прыжковой школе была больше, она составляла восемь часов в день, а на Pre-BAC – всего четыре часа. Притеснения в прыжковой школе были не такими страшными, как на Pre-BAC. Насколько я помню, моим взводным кадровым в прыжковой школе, кажется, был сержант Шарп. (Pre-BAC просуществовал недолго после того, как я закончил его, потому что его уже не было, когда я вернулся в Форт-Брэгг в 1957 году.)
После того, как я совершил четыре прыжка и остался только один квалификационный прыжок, я знал наверняка, что справлюсь. Я позвонил маме: "Привет, мама. Итак, завтра я совершаю квалификационный прыжок". Она ответила: "Прыжок. Что ты имеешь в виду под прыжком. Откуда?" Я сказал: "Из самолета. Я прошел через прыжковую школу, и завтра совершу последний прыжок, чтобы получить свои крылышки". Наступило долгое молчание, затем она, наконец, сказала: "Я дала дяде Сесилу прочитать одно из твоих писем, и когда он увидел обратный адрес, он сказал мне, что ты в парашютно-десантных войсках, но я отказывалась в это верить". Она была несколько расстроена из-за меня. Она немного поплакала. Это заняло некоторое время, но она свыклась с этой мыслью.
Во время моего финального квалификационного прыжка сержант Шарп проверил мой парашют после того, как мы оказались в самолете. Он сказал мне: "Три-ноль-два, кто-то дал тебе мешок для прачечной, полный грязных труселей вместо парашюта. Ты не можешь прыгать, так что тебе придется начать все с начала: прыжковую школу и Pre-BAC". Я заорал: "Мне похеру, что у меня на спине, я прыгну сегодня", и я сделал это. Я бы, пожалуй, прыгнул хоть с пляжным зонтом, если бы решил, что это нужно, чтобы окончить обучение. Именно таких парней и любят в десанте – каменно твердолобых!
Первый прыжок самый простой, потому что вы реагируете строго так, как учили – как робот. Никто не мог вспомнить никаких подробностей об их первом прыжке, потому что были очень напуганы. На втором прыжке вы начинаете осознавать, что делаете, и тогда становится действительно страшно. После того, как вы совершите две-три дюжины прыжков, это, наконец, станет привычно, и вы больше не боитесь. Вы можете волноваться, но на самом деле вы не боитесь. После того, как вы станете выпускающим, вы уже даже не беспокоитесь, вы слишком заняты, изображая няньку в самолете, набитом косячниками.
В то время президентом был Эйзенхауэр, и он хотел посадить военных на голодный паек. Во-первых, Старина Айк хотел вернуться к тому, чтобы платить рядовым всего по 28 долларов в месяц, а во-вторых, он хотел сократить военные расходы почти до нуля. Ему не удалось урезать жалование, но он точно сократил наше финансирование.
Насколько я помню, на учениях у роты "Изи" никогда не было машин, за исключением одной, которую использовали для доставки бойцам припасов и время от времени горячей пищи. Единственным горячим приемом пищи, как я помню, был завтрак или ужин, и независимо от того, что это было, это всегда происходило в полной темноте. Множество раз мы стояли в очереди на раздачу под проливным дождем и в кромешной тьме. Кухонный рабочий или повар, раздававший еду, должен был шарить рукой, пока не находил вашу миску. Он удерживал ее одной рукой, в то время как накидывал в нее еду другой. К тому времени, когда вы добирались до конца очереди, ваша миска обычно была полна воды. Ваша холодная, отсыревшая еда смешивалась с дождевой водой. Вы не видели, что едите, потому что было очень темно. Вероятно, это было скрытым благом. К тому времени, как вы съедали, оно уже почти не имело вкуса. Вы редко знали, что это было, если только не спрашивали невидимого повара или рабочего, что он только что плюхнул на ваш поднос. Разогретые сухие пайки были лучше.
Куда бы мы ни выдвигались, мы всегда шли или бежали. Пешком шли все, включая офицеров. Не потому, что наши офицеры были такими удалыми: у них просто не было бензина для машин. Именно тогда я усвоил три основных правила хорошего пехотинца:
Ешь всякий раз, когда есть что съесть;
Никогда не стой, если можешь сесть; и
Никогда не бодрствуй, если можешь спать.

В то же самое время я впервые начал курить сигареты. Во время учений нам выдавали сухие пайки C-Ration. Каждый из них содержал небольшую пачку из 4 или 5 сигарет. Я помню, что получал в основном "Кэмел" и "Лаки". Зажечь пайковую сигарету и выпустить вокруг себя дым, казалось, было единственным способом отвадить постоянно вьющуюся стаю птиц-символов штата Северная Каролина – комаров. Зажженная сигарета также годилась для удаления пиявок и клещей.
В каждой порции C-Ration также имелись небольшой рулончик туалетной бумаги, крошечная баночка джема или желе, основное блюдо, пакетик растворимого кофе или плитка шоколада, сливки, сахар, соль, перец и небольшая банка крекеров. В некоторых из них встречались крошечный кексик или рулет с орехами пекан, а в других – небольшая баночка фруктового коктейля. В пайках было несколько вариантов основных блюд. Насколько я помню, у нас были рубленные бифштексы, сосисочные котлеты, ветчина с лимской фасолью, спагетти с мясным соусом, тунец с лапшой и бобы со свининой. Можно было сказать, что еду поставлял тот, кто смог предложить самую низкую цену. Насколько я помню, единственным блюдом, которое можно было есть не разогревая, была свинина с бобами. Во все остальное было натолкано такое количество жира, что зимой это нельзя было есть, не разогрев.
Нам никогда не разрешали разводить костры во время учений независимо от погоды. Иногда у нас были костры, когда мы были в поле по другим поводам. Мы научились копить обертки от шоколада, потому что они были покрыты фольгой, и мы использовали их для приготовления котлет. Это был лучший способ готовить те котлеты: просто завернуть их в упаковку от шоколада и положить в горячие угли. Это занимало всего две-три минуты, и приготовленные так, котлеты были действительно хороши. На самом деле, в разогретом виде бифштексы и сосисочные котлеты были лучшими блюдами в C-Ration.
Мы прыгали только из самолетов C-119 ВВС США. В ВВС их называли "Летающими товарными вагонами" (Flying Boxcar), из-за их формы, полагаю. У парашютистов для них было другое название – "Летающие гробы". Их прозвали так отчасти из-за их формы, а отчасти потому, что они были просто опасны. Летающие гробы обычно были очень тряским и шумным транспортом. Ходили слухи, что C-119 не должен был летать, потому что у него были очень маленькие крылья и слишком большой фюзеляж. Слух отчасти был правдив – он едва летал. Большинство из нас скорее выпрыгнет из Один-девятнадцать, чем полетит на нем куда-нибудь. Взлет в Один-девятнадцать всегда был тревожным моментом. Вы никогда не знали, оторвется ли он от земли: иногда да, а иногда нет. Когда пилот давал газ двигателям перед взлетом, шум был оглушительным. Самолет трясло, словно в жестокой лихорадке.
Самым лучшим в Один-девятнадцать была конструкция грузового/десантного отсека и выходных дверей. Это был первый самолет, специально разработанный для использования десантниками и доставки грузов по воздуху. Выходные двери располагались под углом, поэтому нам было очень легко покидать самолет. Во всех других самолетах нужно было повернуть на девяносто градусов, чтобы выйти из двери.
Один-девятнадцать мог нести 42 десантника, которые сидели половина с одной стороны самолета и половина с другой. Обе стороны сидели лицами к середине отсека. Он также мог нести несколько грузовых тюков, оснащенных парашютами. Они подвешивались к монорельсу на потолке, сбрасывались с переднего конца монорельса и выпадали через отверстие посреди пола. Висящие на монорельсе грузы постоянно раскачивались взад-вперед во время полета. Вам не следовало сосредотачиваться на этих тюках. Если вы это сделаете, во время длительного перелета у вас начнется воздушная болезнь. Некоторые из членов экипажей натягивали брезентовые экраны вокруг тюков и предназначавшегося для них проема в полу. Это помогало предотвратить воздушную болезнь, но на самом деле делалось для того, чтобы парашютисты не запутались в тюках или не выпали случайно через грузовую дверь в брюхе самолета.
Во время парашютных операций пилот именуется "командиром самолета". Непосредственно перед взлетом пилот всегда проводит для парашютистов инструктаж по технике безопасности. Один пилот инструктировал нас: "Если у нас возникнет чрезвычайная ситуация, когда мы находимся на безопасной для прыжка высоте, я включу зеленый свет, и дам непрерывный звонок. Это ваш сигнал пристегнуть карабины и покинуть самолет как можно быстрее. Командир самолета должен быть последним, кто покинет борт. Если вы хотите стать командиром самолета, просто не спешите с выходом".
В прыжковой школе вас учат прыгать с интервалом в одну секунду из соображений безопасности. Эта небольшая задержка не позволяет парашютисту спутаться с человеком, вышедшим за дверь раньше него.
Первый прыжок в составе подразделения, куда вы назначены, называют "вишенным"(5) прыжком. Как только вы покидаете прыжковую школу, правило "одна-секунда-между-прыгающими" вылетает в форточку, особенно когда вы совершали "Голливудский прыжок" из Один-девятнадцать. Парашютисты не поворачивались, вставая лицом к двери, прежде чем выйти из самолета, как учили в прыжковой школе. Они просто бежали без остановки, прямо за дверь. Это большое отличие от того, чему учили молодых парашютистов, и первое время обычно повергало в хаос нервную систему новичка. Прыгающий перед парашютистом-вишенкой обычно убегал, оставляя его ковылять в направлении двери.
Очередь бойцов к каждой из дверей называется "палкой"(6) (stick). В обычном прыгающем подразделении последний прыгающий в палке именуется "толкателем палки". На самом деле это название неверное, потому что почти каждый толкает парня перед собой. Они пытаются заставить тех, кто впереди выскочить из самолета как можно быстрее. Чем ближе друг к другу вы выйдете, тем ближе друг к другу вы приземлитесь. В бою вы не захотите оказаться на земле в полном одиночестве.
Кроме того, чем быстрее вы опустошите самолет, тем больше вероятность, что вы приземлитесь в пределах площадки приземления. Иногда несколько парашютистов в конце медленной палки минуют площадку приземления и приземляются на "опасную местность". Опасная местность включала препятствия, такие как высоковольтные линии электропередач, столбы, деревья, валуны, шоссе и парковки с твердым покрытием, крыши зданий, озера, ручьи, океаны и т.д. И да, если вы находитесь в боевой обстановке, то и вражеские позиции. Самое быстрое известное мне время опорожнения парашютистами Один-девятнадцать составило "девять секунд". Этот "Голливудский прыжок" совершила какая-то из рот "Три-два-пять". В голову лезет рота "Майк", но какая именно это была рота, я точно не помню. В любом случае, в том прыжке они установили еще один рекорд: у 19 парашютов из 42 были отказы.
Летом 1955 года мой батальон отправился в Форт-Мид для обучения "Ротси" (ROTC – Корпус подготовки офицеров запаса). Первое, чем пришлось заниматься моему взводу – отмывать до белизны деревянные полы в наших старых казармах времен Второй мировой войны. За год до этого там была 3-я бронекавалерийская, а еще годом раньше – подразделение 11-й воздушно-десантной. Мы быстро обнаружили, что местные жители полюбили Третью и ненавидели Одиннадцатую. Вроде бы боец из Одиннадцатой был убит в местной таверне, а на следующую ночь кабака был сожжен дотла, а все находившиеся в нем жестоко избиты неизвестными лицами. (Позже я узнал, что это было типично для Одиннадцатой.)
Пока мы были там, мы провели некоторое время в поле на учениях с "Ротси" в Кэмп-Эй-Пи-Хилл, Вирджиния. Также во время нашего пребывания там мы совершили показательный прыжок для "Ротси", но я не могу точно вспомнить, где мы прыгали. Кажется, это было где-то в Мэриленде, недалеко от границы с Вирджинией.
Поскольку я сильно ударился о землю во время этого прыжка, я повредил лодыжку. Когда я попытался встать, то обнаружил, что не могу опереться на нее. Было так больно, что я решил лечь на DZ (Drop Zone – площадка приземления) там, где приземлился, и ждать медиков. Они так и не прибыли, никто не позаботился проверить, что со мной. После того, как прошли последние транспортники, и все остальные десантники оставили DZ, наши истребители имитировали штурмовку DZ. Они подошли на бреющем. Не спрашивайте меня, почему наши же самолеты обстреливали нашу DZ, я просто знаю, что они это делали. Наконец имитация штурмовки закончилась, и все самолеты улетели. "Ротси" и VIP-персоны погрузились в грузовики и уехали. Они могли видеть, что я лежу там, я точно знаю, что могли, потому что я видел их.
Я был единственным парнем, оставшимся на DZ, медики так и не приехали. В конце концов, я разозлился. Я встал и заковылял, собирая свой парашют и полевое снаряжение. Используя свой BAR в качестве костыля, я медленно похромал к назначенному месту сбора. В общей сложности, думаю, я тащил около ста фунтов (45 кг) снаряжения. Это был груз для человека с двумя здоровыми ногами.
Когда я, наконец, доковылял до места сбора, я обнаружил, что все прыгавшие уже сдали парашюты и вернулись в лагерь. Никто даже не заметил, что меня не хватает. Единственными, кто все еще оставались там, были укладчики парашютов, которые собирали купола, чтобы переуложить их. И я подозреваю, они были там, вновь и вновь пересчитывая купола, потому что не хватало одного – моего. Как я уже говорил ранее, Три-два-пять был лажовым формированием, по крайней мере, рота "Изи".
Укладчики отвезли меня обратно в лагерь на грузовике с парашютами. Они предложили довезти меня прямо до госпиталя, но у меня все еще был с собой BAR и полевое снаряжение, и я не оставил бы их никому, кроме кого-нибудь из моего взвода.
Вместо того чтобы пойти в амбулаторию, я доложился своему командиру отделения, капралу "Френчи" Бланшетту. Он и наш взводный сержант убедили меня позволить медикам на следующее утро отвезти меня в лазарет Эй-Пи-Хилл. Поскольку за медотводом обращались только сачки, а я не хотел, чтобы меня считали таковым, я отказался записываться в книгу больных. Травмированных солдат отправляли в госпиталь. Меня отвезли в госпиталь в Форт-Бельвуар, Вирджиния. Врач сделал несколько рентгеновских снимков, которые показали, что от кости лодыжки откололся кусок размером с первую фалангу мизинца.
Затем доктор принялся дергать мою ступню и лодыжку. Когда я не закричал, он спросил меня: "Болит?" и я ответил ему: "Да, черт возьми, болит. Как вы думаете, почему я здесь?" Он спросил: "Ну а если она так болит, почему ты не кричал, когда я ее крутил?" "Какого черта вы просто не спросили? Можете хоть открутить ее, я вам орать не собираюсь!" "Очевидно, вам не нужен гипс, вы можете терпеть боль в течение следующих нескольких недель и без него". Так что он просто дал мне пару деревянных костылей и записку об освобождении от службы на следующие шесть недель. Я, может, и тупоголовый, но он был настоящим шарлатаном, какого только можно увидеть!
Когда я, наконец, вернулся в лагерь, я проковылял прямо к палатке канцелярии, где сидел Первый сержант Харт. Отдавая записку об освобождении от службы, я рассказал ему, что доктор сказал о моей лодыжке. Все это время я опирался на те дурацкие костыли. Он сказал: "На следующие шесть недель назначаешься в наряд по кухне". Мой опыт нахождения в КР во время начальной подготовки оставил у меня дурное послевкусие в отношении кухонных нарядов и поваров в целом. Я спросил: "Могу я еще разок взглянуть на ту бумажку, Первый сержант?" Он протянул ее мне, и я разорвал ее со словами: "Я не проведу шесть недель на кухне. Так или иначе, я буду тянуть лямку со своим взводом". Я доковылял до своей палатки, швырнул костыли в угол и оставил их там.
Уже на следующий день нам пришлось демонстрировать этим придуркам "Ротси" действия стрелкового отделение в наступлении с боевой стрельбой. Для меня это было, словно от начальной точки до холма, который мы должны были атаковать, был миллион миль. Я пошел, ковыляя, в обнимку со своим верным двадцатифунтовым BAR, с девятью полными магазинами патронов, плюс стальной шлем и снаряжение. Каким-то образом я держался в строю с ребятами из моего взвода, за исключением случаев, когда я менял магазины, но я всякий раз догонял их, прежде чем снова начинал стрелять. Я очень любил стрелять из этого BAR-а.
Когда мы достигли вершины холма, то бросились на землю и открыли огонь из положения лежа. Затем нам приказали выдвинуться на дальний склон холма. Не желая отстать, я полез наверх, но так торопился угнаться за своим взводом, что затупил: схватил свой BAR за раскаленный ствол и обжег левую руку так сильно, что она зашипела и задымилась. Теперь мне пришлось иметь дело с двумя травмами. После демонстрации я обнаружил, что внутренняя сторона пальцев и ладонь покрылись волдырями, но немного тавота, взятого в автопарке, помогло несколько смягчить ситуацию. Идти снова в госпиталь было пустой тратой времени, и я не собирался обращаться за медотводом, потому что Дон Валентайн не был сачком – да, тупоголовым болваном, но сачком, ни в коем случае.
Пока моя левая рука не зажила, я был одноруким и, стреляя от бедра, держал BAR на сгибе левого локтя. BAR был тяжелым, но в то же время мощным, очень надежным и очень точным.
Мы демонстрировали действия отделения, взвода и роты в наступлении, все с боевой стрельбой, на протяжении нескольких дней, и каким-то образом мне, наивному тупоголовому придурку, удалось проковылять через все это. Потребовалось намного больше шести недель, чтобы лодыжка перестала болеть.
Во время одной из таких демонстраций с боевой стрельбой наша рота потеряла целое минометное отделение. Они бросали выстрелы в ствол миномета так быстро, что заряжающий закинул очередной в трубу до того, как предыдущий успел вылететь. Оба едва вылетели из ствола, когда один из них взорвался. Взрыв убил двух человек и ранил еще нескольких.
Кроме Первого сержанта Харта я могу вспомнить только капрала Бланшетта, капрала Хоппера и солдата по имени Пауэлл, я не помню его звания, но помню, как столкнулся с ним позже в Германии. Я потерял связь со всеми этими людьми.

1. Рота "Е". В американской армии роты имеют буквенные обозначения. В воздушно-десантных войсках полк состоял из девяти рот, сведенных в три батальона. В 1-м батальоне роты А, В и С; во 2-м – D, E и F; в 3-м – G, H и I. Согласно действовавшему с 1917 года фонетическому алфавиту роты имели следующие обозначения: "Able", "Boy", "Cast", "Dog", "Easy", "Fox", "George", "Have" и "Item". Позже, после образования блока НАТО фонетический алфавит изменился следующим образом: "Alpha", "Bravo", "Charlie", "Delta", "Echo", "Foxtrot", "Golf", "Hotel" и "India" (прим. перев.)
2. Статья 15 (Article 15) – дисциплинарные взыскания, налагаемые на военнослужащего непосредственным начальником за незначительные нарушения (прим. перев.)
3. Коммунисты (прим. перев.)
4. Означает, что человек на расстоянии 20 футов (6 м) различает предметы, которые человек с нормальным зрением различает на расстоянии 40 футов (12 м), т.е. близорукость. Нормальное зрение обозначается как 20/20 (прим. перев.)
5. От слова "вишенка" (Cherry), на американском военном (и не только) сленге обозначающего новобранца, салагу, девственника (прим. перев.)
6. У нас – "поток" (прим. перев.)

_________________
Amat Victoria Curam


Вернуться наверх
Не в сети Профиль  
 
 Заголовок сообщения: Re: Don Valentine "Strap Hanger"
СообщениеДобавлено: 11 фев 2022, 09:32 
Аватар пользователя

Зарегистрирован: 04 май 2013, 21:23
Сообщений: 1731
Команда: нет
Тем, кто так же, как и я, начал недоумённо моргать при упоминании пулемёта А6:
M1919A6 Caliber .30 air-cooled Light Machine Gun

Спойлер
Изображение

Изображение

_________________
Изображение


Вернуться наверх
Не в сети Профиль  
 
 Заголовок сообщения: Re: Don Valentine "Strap Hanger"
СообщениеДобавлено: 14 фев 2022, 17:18 

Зарегистрирован: 25 янв 2015, 15:12
Сообщений: 539
Команда: Нет
Спасибо большое. Я о такой модификации слышал, но не знал, что ее использовали после Второй мировой.


Вернуться наверх
Не в сети Профиль  
 
 Заголовок сообщения: Re: Don Valentine "Strap Hanger"
СообщениеДобавлено: 08 мар 2022, 13:38 
Аватар пользователя

Зарегистрирован: 15 фев 2013, 21:29
Сообщений: 2075
Команда: нет
Рота "K" 511-го AIR, 11-я воздушно-десантная дивизия

ВСКОРЕ ПОСЛЕ происшествия с минометом мы вернулись в Форт-Брэгг, а примерно через месяц я был переведен оттуда. Большую группу личного состава 82-й воздушно-десантной дивизии отправили в 11-ю десантную в Форт-Кэмпбелл, Кентукки. Мы выехали в Форт-Кэмпбелл военным эшелоном. Тот поезд, должно быть, шел через Монтану, потому что дорога заняла почти три дня. Это была моя самая долгая поездка на поезде, но она мне все равно очень понравилась, даже несмотря на то, что мы ехали немного скученно. Очередь за едой в том поезде, должно быть, была рекордной. Кухня находилась в вагоне где-то впереди, рядом с паровозом, и очередь за жратвой тянулась по всей длине поезда. Казалось, что мы провели в ней всю поездку. Когда мы прибыли в Форт-Кэмпбелл, нас на автобусах отвезли с поезда в Реппель Деппель 11-й.
Когда мы въехали в Реппель Деппель, там стояли самые классно выглядящие бойцы, каких я когда-либо видел. Все они были сержантами и никто из них не был в парадке. На них была всего лишь повседневная форма, но они смотрелись круче, чем тот самый первый парашютист-десантник из 508-го, которого я видел годом раньше, когда впервые прибыл в Форт-Джексон.
У этих сержантов были цветные тканевые подкладки под металлическими парашютными знаками на их "оквадраченных" полевых кепках(1). Подкладка такого же цвета с вышитыми на ней крылышками была и на их форменных куртках. Цвет фона обозначал их подразделение в составе Одиннадцатой. У них также была нашивка с планером сбоку на полевой кепке, на карманах курток нашивки курса боевых действий в джунглях, лыжной подготовки и т.п., а на левом плече – эмблема 11-й воздушно-десантной дивизии. (Мне лишь казалось, что они крутые. Позже я узнал, что они были еще круче в своей форме Класса А (парадной форме). В то время на повседневной форме Восемьдесят второй десантной не носились эмблемы подразделений, только вышитый парашютный знак (белые крылышки на OD (оливково-зеленом) фоне) над нашивкой "Армия США" и металлический парашютный знак на пилотке. Вот и все.)
На тех сержантах была индивидуально пошитая по фигуре форма, а их черные прыжковые ботинки можно было использовать во время бритья как зеркало. У каждого из них был блестящий латунный свисток с цепочкой, свисающей с воротника в один из карманов, и симпатичный маленький стек со сверкающими латунными наконечниками. Я подумал, что парашютист, которого я видел на вербовочном плакате, должно быть, был из этого формирования. "Просто должен быть". После этих парней солдаты роты "Изи" 325-го были похожи на кучку бойскаутов. Когда наш автобус подъехал, группа солдат приветствовала нас громким: " Вы еще по-жа-леете-е-е-еее!" Ну вот опять, приехали. Как обычно – они были правы.
(Несколько лет спустя я встретил нескольких ветеранов Второй мировой войны, которые встречались с членами 11-й во время той войны. Все они говорили: "С этими парнями из 11-й десантной нельзя иметь никаких дел. Все, чего хотели эти дерьмовые ублюдки, это затеять драку". Некоторые из этих ветеранов знали людей и из 11-й десантной, и из 503-й воздушно-десантной полковой боевой группы. Они были высокого мнения о ребятах из 503-го. Они говорили: "С ребятами из 503-го было легко ладить. Они ничем не походили на парней из Одиннадцатой".
У меня есть теория, почему 11-я десантная была такой асоциальной. 1) Насколько мне известно, все пехотные дивизии, включая воздушно-десантные, обычно имели по три полка. Типичная воздушно-десантная дивизия имела два парашютных полка с парашютными подразделениями обеспечения и один планерный полк с планерными подразделениями обеспечения. По какой-то странной причине ¬одиннадцатая была организована с точностью до наоборот. В состав 11-й воздушно-десантной дивизии входили 187-й и 188-й планерные пехотные полки и 511-й парашютно-десантный пехотный полк. 2) Планеристы одиннадцатой призывались с гражданки прямо в планерные подразделения, где оставались от начальной подготовки до попадания в бой. У них не было выбора. Планеры были в десять раз опаснее прыжков с парашютом, особенно в бою, но планеристы не получали никаких дополнительных выплат. Доплату получали только парни с прыжковым статусом. Это могло быть одной из причин, почему, по крайней мере, две трети одиннадцатой были постоянно озлоблены.)

Со времен Второй мировой Одиннадцатая имела прозвище "Ангелы". Один из батальонов 511-го полка совершил налет на лагерь для военнопленных на Филиппинах, перебил всех японских охранников и освободил заключенных союзников. У Пять-одиннадцать не было потерь, за исключением одной вывихнутой лодыжки. Один из полуживых от голода американских военнопленных позже сказал кому-то: "Они казались мне ангелами". Вот так Одиннадцатая стала Ангелами. Если бы тот заключенный проторчал там достаточно долго, чтобы выздороветь, кто-нибудь из Одиннадцатой, вполне вероятно, вырубил бы его, просто чтобы посмотреть, как он падает.
Их действия и их нарукавная эмблема принесли Одиннадцатой прозвище, которое было гораздо более популярным среди нижних чинов других армейских подразделений: "Летучие красные засранцы". Их наплечная эмблема представляла собой синий щит с парой белых крыльев, прикрепленных к белому нимбу в центре. Внутренность нимба была кроваво-красной с белой цифрой "11" в центре. Отсюда и "Летучие красные засранцы", и они, похоже, были полны решимости оправдать это кошмарное прозвище.
Некоторых из нас назначили в роту "К" 511-го воздушно-десантного пехотного полка. На нашивке Пять-одиннадцатого был изображен биллиардный шар №8, висящий под куполом. Из-за восьмерки выглядывала собака с нимбом вокруг головы. Таким образом, "Собачья морда за восьмеркой" и "Собачья морда" стали альтернативным прозвищем американских солдат во время Второй мировой войны. Если вы были за восьмеркой, у вас были проблемы. В конце концов, прозвищем хронических косячников был именно "Шар №8".
В то время Одиннадцатая состояла из трех пехотных полков: 503-го, 188-го и 511-го. Три полка Одиннадцатой были расквартированы в новых каменных, многоэтажных казармах. Они напоминали гражданские квартиры, особенно правительственное социальное жилье. (Первоначально 503-й был отдельной полковой боевой группой, а 187-й – одним из полков Одиннадцатой, планерным. Когда разразился корейский конфликт, Одиннадцатая размещалась в Японии, а 187-й и подразделения обеспечения были выделены и он стал полковой боевой группой. 187-й был затем отправлен в Корею. 503-й был назначен в Одиннадцатую на замену 187-го и, насколько мне известно, 187-й так и не вернулся в Одиннадцатую после окончания Корейского конфликта.)
Лично мне больше нравились старые деревянные казармы из-за планировки здания и того, как они располагались на местности. Они были меньше, чем казармы современного образца, и у каждого подразделения взводной численности была своя казарма. Внутренности требовали ремонта, такого как утепление, потолки, обшивка стен, и современная система отопления. Наружные стены даже не были обшиты изнутри, не говоря уж об утеплении. В некоторых из них сквозь щели можно было выглянуть наружу. В некоторых до сих пор сохранился старый деревянный пол из шпунтованной доски, но в большинстве было линолеумное покрытие. В тех больших новых казармах, похожих на квартиры, просто не было "ощущения армии", и проживание в этих монстрах было больше похоже на нахождение в "праджектах"(2), чем в армии.
Даже само расположение старых деревянных казарм было сугубо армейским. Как правило, помещение канцелярии и кладовая находились в одном одноэтажном здании, располагавшемся на одном конце территории роты. Торец кладовой выходил на то, что нижние чины называли "автопарковой улицей" (Motor Pool Street), и угадайте, что располагалось там, напротив кладовой? Автопарк, конечно же. Естественно, настоящее название этих улиц варьировалось от гарнизона к гарнизону и от подразделения к подразделению, но принятая у нижних чинов система была гораздо проще. Канцелярия выходила на Канцелярскую улицу. На противоположном конце ротной территории находилась Столовская улица, а между ними располагались четыре двухэтажных казармы и одноэтажное строение помещений для отдыха, выходящее на Столовскую улицу, и, конечно же, столовые располагались через дорогу от помещений для отдыха. Столовые также граничили с полковым плацем, а на противоположной стороне плаца располагалось жилье для холостых офицеров, которое также образовывало небольшую улицу, то же, что находилось на ее другой стороне, выходило также на главный проспект, на другой стороне которого располагался штаб полка.
Если это было расположение дивизии, территория каждого полка отделялась от другого переулками. Первым подразделением после переулка была "Башка и Башка"(3) (штаб и штабная рота). PX (гарнизонная лавка) и спортзал обычно находились на своих местах на Столовской улице. Затем в алфавитном порядке располагались подразделения: рота "А", рота "В" и т.д., по четыре роты в батальоне, три стрелковые и одна рота тяжелого вооружения. Здание штаба каждого полка было четко обозначено эмблемой подразделения, и так же четко обозначалась каждая ротная канцелярия. Вполне вероятно, что я единственный GI, который так относится к старым казармам.
В старой системе найти приятеля из другого подразделении было легко, если только он не был в SF (Силах спецназначения). Они никогда не размещали на своих зданиях обозначений подразделения. У них были только номера зданий, за исключением ротного флажка, который мог вывешиваться, а мог и нет, у дверей ротной канцелярии. Если вы не знали, куда идете, вам, очевидно, было здесь не место, и вы были как бельмо на глазу.
У каждого здания в гарнизоне был номер и у каждого входа был плафон пожарной сигнализации. На армейских базах по всему миру телефонный номер пожарной охраны был 17. Все, что вам нужно было знать, это номер здания, и задачей пожарного плафона было освещать этот номер. Так что система "911" в армии существовала уже очень, очень давно. В случае с теми старыми деревянными казармами это должна была быть быстрая система.
(Почти на всех крупных армейских базах старые казармы времен Второй мировой войны уже пущены на слом. Когда я несколько лет назад посетил Танковый холм в Форт-Джексоне, Южная Каролина, где я проходил курс начальной подготовки, там как раз сносили старые казармы. Это было грустное зрелище. Я скучаю по старым казармам. Будь я холостяком, я бы с удовольствием заимел здание канцелярии/кладовой или помещения отдыха, переделанные в индивидуальный жилой дом, ну если бы их утеплили, поставили систему отопления и кондиционер. Черт, я был бы даже рад, дай мне хижину Куонсета(4), будь в ней теплоизоляция, система отопления и кондиционер. Эта чертова штука выдержит практически любую погоду. В общем, если у вас были какие-то сомнения, я думаю, это окончательно доказывает, что я чокнутый. Лично я считаю, что комплексы этих старых деревянных казарм должны сохраняться для потомков и бесплатно передаваться военным ассоциациям или военным музеям всякий раз, когда в каком-нибудь гарнизоне решат заменить их на новые постройки.)
Наша рота делила здание с другой стрелковой ротой, ротой "Айтем"(5). Это был отстой. Не было целостности подразделения. Рота "Кинг" 511-го, отличалась от роты "Изи" 325-го, как день от ночи. Каждое утро мы должны были застилать наши койки с белой выпушкой, и обычно мы должны были выложить на них то или иное снаряжение или обмундирование для осмотра нашим ротным. Обычно, когда вы застилаете свою койку, вы используете второе одеяло как покрывало, чтобы прикрыть подушку. Когда вы делаете "койку с белой выпушкой", вы складываете второе одеяло и кладете его в изножье койки, аккуратно отворачиваете верхнюю простыню и одеяло на длину долларовой купюры, а затем заправляете их под матрас.
В роте "К" казармы осматривались каждое утро, иногда командиром роты, иногда Первым солдатом (Первым сержантом), а иногда обоими. Однажды один из сачков нашего взвода каким-то образом уклонился от службы и валандался в расположении нашего взвода, когда услышал, как командир и Первый солдат поднимаются по лестнице для осмотра. Он стремительно втиснул свою тощую задницу в пустой металлический шкафчик и прикрыл дверь. Естественно, когда командир заметил незапертый шкафчик, он открыл его. Придурок выскочил из него, вытянулся по стойке смирно, заорал: "Смирно!" и отдал честь. Он тут же попал к Первому солдату в команду облажавшихся.
Командир нашей роты и Первый солдат были похожи на героев старого газетного комикса Мэтта и Джеффа, и в роте "К" начали называть свое подразделение "Ротой Мэтта и Джеффа". Командир, капитан Куинн, был чернокожим, ростом около 6 футов 9 дюймов (205 см) и весом около 300 фунтов (135 кг). Чуть позже я узнал, что во время Корейской войны он служил в единственной в Армии роте рейнджеров-десантников, состоявшей полностью из черных. Первый солдат, мастер-сержант Эрнести, был белым, ростом 5 футов 6 дюймов (167 см), может даже 5 футов 5 дюймов (165 см), и был пухлым коротышкой. Голос Эрнести был хриплым, некоторые даже называли его пропитым. Эрнести также участвовал в Корейской войне в составе полковой боевой группы 187-го десантного. У них была одна общая черта: оба были сукиными сынами. Тот говнюк Эрнести был той еще гадюкой полосатой, чертов ротный был не намного лучше.
По утрам нас будили ирландские баллады, исполняемые задиристым штаб-сержантом по имени Райан. Сержант Райан, служивший в 82-й десантной во время Второй мировой, говорил с ирландским акцентом. Мелодия одной из его любимых баллад до сих пор сидит у меня в мозгу, но я не могу вспомнить слов. Похоже, речь шла о парне по имени Пэдди Рейли, уходящем из дома. Он пел эту песню чаще, чем любую другую.
Каждое утро, пока я был в Пять-одиннадцатом, мы выходили на утреннее построение батальона. Пока мы были в Форт-Кэмпбелле, типичная перекличка обычно звучала так: "Становись!" "До-о-ооклад!" "Рота "Айтем", десять старых самоволок, пять новых самоволок, сэр!" "Рота "Кинг", пятнадцать старых самоволок, десять новых самоволок, сэр!" "Рота "Лав", пять старых самоволок, двенадцать новых самоволок, сэр!" и так до конца строя. Не припомню, чтобы когда-либо слышал, чтобы какое-либо подразделение докладывало обычное: "Все в наличии и в строю, сэр!" Ни разу.
Во время моего пребывания в Форт-Кэмпбелле в составе 11-й было похоже, что в среднем в нашем батальоне около десяти процентов солдат было в AWOL (Absent Without Leave – самоволке). Нижние чины называли это просто "нахождением за холмом". Это означало, что эти люди оставили часть без разрешения.
(Кроме прочего, в армии США нет роты "J". Согласно сортирным сплетням, первая рота "J" состояла из кучи косячников, которые не заботились должным образом о своей экипировке и избегали тренировок. Они якобы были истреблены в первом же бою из-за отказа техники и последовавшей за тем паники.)
Вскоре я обнаружил, что в Пять-одиннадцатом были косячники и сачки – во множестве. Здесь также применялось правило "коричневых ботинок", хотя большинство нижних чинов носили то, что, на мой взгляд, было черными ботинками. Форменные куртки могли быть облегающими, но низ штанин не мог быть заужен до менее чем семнадцати дюймов (43 см), независимо от размера голени. Иногда нас осматривали во время подъема по утрам. Когда капитан Куинн замечал солдата в брюках шириной менее семнадцати дюймов или в черных ботинках, он выхватывал свой верный перочинный нож. Затем наш славный капитан прямо тут в строю превращал нестандартные ботинки в оксфорды, или нерегламентированные брюки в шорты-Бермуды. Это происходило всякий раз, когда капитан Куин замечал человека в не соответствующих правилам брюках или ботинках, а не только во время проверок. Позже нарушителям назначалась Статья 15, обычно именуемая "ротным наказанием".
Именно тогда наступал черед Эрнести. Все облажавшиеся отряжались в команду косячников, где они реально попадали в ад. Иногда их отправляли ползти в пространство под полом казармы со столовыми ложками и велели рыть "шесть-на". Они также исполняли любые другие злодейские выходки, которые только мог вообразить садистский ум Эрнести.
(Статья 15 – это армейская версия наказания за мелкие правонарушения. Все всегда осуждаются по Статье 15 или дисциплинарным трибуналом. Это просто вопрос процедуры, оформления документов и того, какое наказание хотят применить к нарушителю. Специальный военный трибунал (низшей инстанции) ненамного лучше, просто в нем участвует офицер, не относящийся к вашей роте. Самый справедливый и простой способ победить, это общий военный трибунал (высшей инстанции). В общем военном трибунале вы можете изложить свое дело коллегии военного трибунала, в которой может быть один член из нижних чинов, если об этом просит подсудимый и если подсудимый относится к нижним чинам. Вас также может представлять адвокат. Бедному виновному сукиному сыну должен быть предложен выбор. Например, военный трибунал низшей или высшей инстанции. Старый сержант посоветовал мне, если будет возможность, всегда выбирать трибунал высшей инстанции. Как я уже говорил, вам все равно не удастся одержать победу в специальном военном трибунале, даже если вы на 100% невиновны – если только сторона обвинения не смилуется над вами и не пойдет на попятную. Не надейтесь, ожидая, что это случится.)
Но мелкие опасности подобные этой не пугали озорных и коварных нижних чинов Одиннадцатой. Кто-то быстро обнаружил краску и крем для обуви цвета кордоба. Кордоба, это очень темный коричневый с красноватым оттенком. Он не черный, но темнее и привлекательнее естественного дерьмово-коричневого цвета армейских ботинок. Позже мы обнаружили, что можно расплавить коричневый и черный крем для обуви и смешать их. Это давало еще более темный цвет, который только под прямыми солнечными лучами можно было опознать как имеющий коричневый оттенок, особенно если нанести его на ботинки, окрашенные краской цвета кордоба. Разумеется, после смешивания вы держали этот "особый" крем в баночке из-под крема "кордоба". Американский солдат имеет очень острый врожденный интеллект и, как правило, является проницательным чертякой, быстро становящимся экспертом по выживанию в самых худших условиях. Насколько мне известно, ни один офицер так и не раскусил этот трюк. Если кто-нибудь из сержантов или офицеров и обретал достаточно мудрости, то, насколько я помню, они никого и никогда не наказывали за это.
Первым человеком, о котором я услышал после того, как попал в роту "К ", был генерал ¬Уэйн Си Смит, который, как я полагаю, переводился, пока я оформлялся в подразделение. Хвала господу за маленькие радости. Если хоть одна из историй, которые рассказывали мне старые солдаты 11-й о своем бывшем командире дивизии, была правдой, то он, должно быть, был чертовым психопатом. Слухи, ходившие по всей дивизии, утверждали, что Уэйн Си заставил прыгнуть с парашютом всех своих детей и даже их собаку. Он хотел, чтобы они действительно были "десантной" семьей.
В каждый день выплаты жалованья Уэйн Си проводил для всей дивизии парад и полную проверку полевого снаряжения. После проверки вся дивизия отправлялась на форсированный 20-мильный (32 км) марш с полной выкладкой. Полная проверка это когда вы ставите палатки и предъявляете всю свою полевую выкладку, выложенную в установленном порядке, а также все прочее снаряжение, которое требуется подразделению. Форсированный марш – это когда вы идете так быстро, как только возможно. Если впереди окажутся длинноногие люди, то в первом взводе всем, кто позади них примерно половину времени придется бежать. Если вы хотели получить деньги, вы должны были пройти проверку и совершить марш. В то время никому не платили чеком. Все должны были стоять в очереди и получать свое жалование наличными.
Уэйн Си также требовал, чтобы каждый солдат 11-й прошел квалификацию в плавании в полной боевой выкладке, включая стальной шлем. Это означало, что вам нужно было прыгнуть в бассейн олимпийского размера (50 м) и доплыть до противоположного конца, будучи полностью одетым, в полевом снаряжении, с ранцем и в шлеме. Некоторые бойцы, не умевшие плавать, безропотно прыгали в бассейн. Они шли прямо на дно и пытались, задержав дыхание, дойти до другого конца бассейна. Когда их продвижение вперед прекращалось или, возможно, когда от них прекращали всплывать на поверхность пузырьки воздуха, спасателям разрешали вытащить их. (Думаю, это было призвано побудить их научиться плавать. Меня побудило.)
Одно из мест в Форт-Кэмпбелле имело прозвище "Птичья клетка". "Птичья клетка" была секретным объектом, который, как мы слышали, охранялся морскими пехотинцами, и где военные хранили всякие секретные штуки. Иногда они доставляли их на аэродром Форт-Кэмпбелла. Мы решили, что этими секретными штуками были атомные бомбы, потому что аэродром был базой SAC (Strategic Air Command – Стратегического авиационного командования).
Однажды Уэйн Си был в своем вертолете и пролетел над "Птичьей клеткой" Форт-Кэмпбелла. Находившийся в карауле морпех выстрелил в него и промахнулся. Уэйн Си отдал морского пехотинца под трибунал за профнепригодность – потому что он промазал.
(В январе 2001 года я получил электронное письмо от одного из парней, охранявших ту колонну, что ходила от "Птичьей клетки" до аэродрома, прочитавшего о ней в рассказе об 11-й десантной на моей веб-странице. Вот что он рассказал мне о той службе:
"…После нескольких месяцев в роте "А" 503-го меня перевели во вновь сформированное подразделение, роту почетного караула. Мы квартировали в самом конце Огайо-Авеню, недалеко от Ворот №2, рядом с расположением военной полиции. Мы даже питались в их столовой, так что мы были довольно хорошо знакомы. Хорошие люди, знаете ли, скажу я вам. Не раз одного или нескольких наших парней вытаскивали из кузова пикапа MP, прямо у дверей казармы. Вот прям сервис.
Хотя мы проводили показательные выступления, исполняли обязанности на проходивших в округе похоронах погибших в Корее и других официальных мероприятиях, мало кто знал о нашей настоящей работе. Мы были теми, кто сопровождали и охраняли те славные штуковины, которые из "Птичьей клетки" ВМФ доставлял ВВС на авиабазу Кэмпбелл для отправки в любую точку мира, а также сопровождали наземные перевозки на другие военные объекты внутри страны. Это была интересная работа…" )

STRAC (Strategic Army Command – Стратегическое армейское командование) было армейским эквивалентом SAC. По крайней мере, я думаю, что именно за это ратовал STRAC. Настоящее имя трудно вспомнить, потому что, относясь к нижним чинам, я никогда не называл его по имени собственному. Рядовые быстро прозвали STRAC "Дерьмо, русские идут"(6), и это прозвище закрепилось навсегда. Американские нижние чины обладают мастерством сразу схватывать самую суть. Мне рассказывали, что кандидатов в офицеры в свое время предупреждали: "Остерегайтесь нижних чинов! Они коварны и хитры, как лисы".
Рядовые, становящиеся профессиональными сержантами, по большей части пользовались большим уважением, и поощрялось их использование в OCS. Не знаю, насколько это правда, но вот одна история, связанная с этой темой. Один инструктор OCS задавал только один вопрос, когда тестировал своих курсантов по теме "Делегирование полномочий". Сначала он давал своим курсантам следующую вводную: "Вы молодой лейтенант, и командир вашего полка поручил вам установить флагшток на плацу". Далее он чрезвычайно подробно описывал его конструкцию. Затем он спрашивал курсантов: "Как вы будете устанавливать флагшток?" Большинство курсантов описывали, как они будут его устанавливать, шаг за шагом и в мельчайших подробностях. Однако "правильным" решением этой проблемы было простое: "Я попрошу моего Первого сержанта выделить мне одного толкового сержанта, а затем перепоручу работу этому сержанту и прослежу, чтобы у него было все, что необходимо ему для ее выполнения".
Армейский офицерский корпус печально известен своим напыщенным стилем речи. Один из примеров их заумной болтовни касается прыжков "на пристрелку". Частенько на прыжках перед тем, как десантировать людей, для оценки направления и силы ветра сбрасывают т.н. "ветровой манекен". Обычно в самолете нет ветрового манекена, который можно было бы сбросить, поэтому одному из бойцов приходится прыгать первым и служить ветровым манекеном. Когда это парашютист из нижних чинов, его называют просто "ветровым манекеном". Когда этот парашютист является офицером, его называют "испытателем турбулентности". Большая шишка. Жена солдата, даже жена дивизионного сержант-майора, именуется "женой", но жену любого офицера называют "леди". Многие офицерские "леди" совершенно не соответствовали истинному значению этого слова. Слишком многие из них выходили замуж за этого человека только потому, что он был офицером, и слишком многие из них вели себя так, будто это они носили это звание.

НА ВОСТОЧНОЕ ПОБЕРЕЖЬЕ ОБРУШИЛСЯ УРАГАН, кажется, он назывался "Дайан", и в результате него выпало огромное количество осадков. Ничего страшного, Первый солдат Эрнести был при деле. Всем "облажавшимся" было поручено метлами и швабрами сгонять воду с тротуаров, пока дождь еще лил: я имею в виду, в натуре лил как из ведра. Им было приказано: "Вытереть тротуары насухо". Вот и все. Они продолжали работать, действуя посменно, пока, наконец, тротуары снова не высохли. Что, естественно, произошло после того, как буря миновала.
Эрнестино также загонял косячников на плоскую крышу 4-этажной казармы с самого утреннего сигнала к началу работ, и приказывал им: "Сметать солнце с крыши". Иными словами, они постоянно подметали крышу, пока солнце не садилось.
Мой второй взвод располагался в помещении, которое находилась примерно на уровне крыши столовой, и примыкало к ней. Секция столовой находилась в торце здания и была одноэтажной. Некоторые из парней проносили в казармы спиртное. Один из них вылезал через окно на крышу столовой, где прятал выпивку.

МНЕ КАЗАЛОСЬ, ЧТО в Одиннадцатой постоянно кто-то с кем-то дрался. Иногда рота против роты, а иногда полк против полка. У нас было несколько инцидентов между членами нашей роты и ротой "Айтем", второй роты, с которой мы делили наше здание.
Как-то ночью, до моего прибытия прибыл в Форт-Кэмпбелл, толпа из Пять-одиннадцатой и толпа из Пять-ноль-восьмой десантных полковых боевых групп сцепились друг с другом на полковой улице. Многие из них были вооружены пехотными лопатками и коечными стойками. Я так и не узнал, что было причиной этого бунта, но потребовался целый батальон MP и все офицеры обеих частей, чтобы разогнать его.
Кстати, в ближнем бою пехотные лопатки и металлические коечные стойки были весьма эффективным оружием. Не один отчаянный солдат завоевал MOH (Medal of Honor – Медаль Почета) с помощью лопаты, но не могу припомнить ни одного солдата, завоевавшего MOH с чертовой коечной стойкой.
Даже при всех этих неприятностях Пять-одиннадцатый все равно больше походил на парашютно-десантное подразделение, чем 325-й, что на самом деле мало о чем говорило. Почти каждый день из нашей столовой мы могли наблюдать за тренировочными парашютными прыжками, и почти каждый день мы видели хотя бы один отказ купола. DZ (площадка приземления) была совсем рядом с нашими казармами.
У Одиннадцатой, похоже, был ритуал на DZ, которому они следовали, когда боец погибал на прыжках. Они оставляли тело лежать там, где оно упало, и заставляли всех остальных парашютистов строем пройти мимо тела и посмотреть на него. Мне так и не "посчастливилось" лично стать свидетелем или участником этого неприятного ритуала. Уж не знаю, что они пытались сделать: отсеять людей со слабым желудком или подчеркнуть необходимость правильного исполнения всех действий при совершении прыжка.
Все DZ в Форт-Брэгге были песчаными и вспахивались. В Форт-Кэмпбелле DZ никогда не пахали, и я не видел ни единой песчинки во всем этом гарнизоне, только глину. Тренировочная DZ на базе ВВС возле гарнизонного штаба была местом, где мы совершали "оплачиваемые" прыжки. Это было травянистое пастбище с твердым грунтом, но, по крайней мере, оно было очищено от деревьев, пней и крупных камней. Тактические DZ были разбросаны по всему гарнизону, и там хватало всего: и деревьев, и пней, и валунов.
Армия требует, чтобы каждый десантник прыгал не реже, чем раз в три месяца, чтобы претендовать на прыжковые деньги. Если вы совершаете прыжок только ради денег, он не будет включать никаких учебных задач. Обычно на вас не будет ничего, кроме полевой формы, парашютов и шлема. Мы назвали это "Голливудским прыжком", потому что именно так всегда изображают прыгающих в бой киногероев. По какой-то причине, когда голливудские продюсеры снимают фильм о десантниках, совершающих прыжки, это никогда не бывает реалистично. Они никогда не показывают их должным образом экипированными для боевого прыжка. Десантник-пехотинец с полной выкладкой для настоящего боевого прыжка несчастен, и именно так и выглядит. Он нагружен таким количеством снаряжения (в среднем 300 фунтов (136 кг), включая оба парашюта), что едва может двигаться. Он испытывает постоянную боль, и чтобы встать и забраться в самолет ему обычно требуется помощь. За шесть с половиной лет, что я прослужил в пехоте, я совершил лишь несколько Голливудских прыжков.
Я был назначен в отделение Гатора. Гатор был "Спек Три" (специалистом третьего класса), чье настоящее имя было Байрон О. Гейтс. Гейтс был из Теннесси почти с границы с Алабамой. Гейтс был пулеметчиком, а я его помощником. Гейтс был невысок, темноволос, а телосложением походил на штепсельную вилку. Вторым пулеметчиком был Джо Дель "Джоди" Манаско из Тупело, Миссисипи. Джоди играл в футбол в Миссисипи и выглядел соответственно. Помощником Джоди был Брайан С. Мейерс I, высокий худощавый парень из Парамуса, Нью-Джерси. Подносчиками боеприпасов были Роберт "Боб" Шорт, высокий, еще более худой пацан, из Чикаго, Иллинойс, Родригес с Кубы, Бобби Э. "Маус" Ричардс, невысокий темноволосый парнишка, из Гринвуда, Миссисипи, и Линвуд Морган, высокий долговязый черный из Пенсильвании. Я не могу вспомнить остальных, кто был в нашем отделении на тот момент. Я знаю, что Дэн Финк, темноволосый невысокий парень из Огайо, позже был частью нашей команды, но не могу вспомнить, был ли он там с самого начала. Я не помню, кто был командиром нашего отделения, когда я только попал туда. Вскоре после этого, как я помню, командиром отделения стал Гатор, а я поднялся до пулеметчика.
Корешем Гейтса в то время был рядовой Рэндалл, служивший в каком-то из других стрелковых взводов. В форме Гейтс с Рэндаллом выглядели круто, но они были немного дикими и сумасшедшими. Рэндалл был печально известен за свои "шаловливые ручонки", а Гатор был "регулярным армейским" (профессиональным солдатом). Гейтс совершил ошибку, отправившись в увольнение не с теми людьми... Остальные трое изначально планировали оставить часть, но не удосужились сказать об этом Гейтсу. Гейтс заснул в машине, думая, что возвращается в лагерь, а проснулся в самоволке. Он хотел оставить их и вернуться в часть, но они его отговорили. Рэндалл мог уговорить Гатора на что угодно. Помимо того, что он был вором, он был еще и первоклассным мошенником.
Они вернулись примерно через три недели. Их опустили (разжаловали до бак-рядовых) и отправили в гарнизонную тюрьму. Узнай армия, как они финансировали свои импровизированные каникулы, они понесли бы гораздо более серьезное наказание, потому что Рэндалл оплачивал путешествие, обворовывая магазины и угоняя машины, по крайней мере, так мне говорили.
Тогда нашим командиром стал специалист третьего класса Джек Б. Уотсон, бывший коп-мотоциклист из Уилмингтона, Северная Каролина. Джек был хорошо сложенным блондином ростом около шести футов (182 см). Он был мускулистым и весил около 180-190 фунтов (81-86 кг).
Джек был не в ладах с другим командиром отделения нашего взвода, назовем его специалистом Стивенсом, который вел себя так, словно был из нацистского гестапо. Однажды вечером Джек решил, что с него хватит, и решил разобраться с позицией Стивенса. Когда тот был один в своей комнате, Джек нанес ему визит. Он высказал Стивенсу все, что о нем думает, а затем принялся колотить его. Это происшествие, казалось, мало повлияло на Стивенса, потому что он по-прежнему вел себя как придурок.
(Джек уволился из армии по окончании первого срока службы и вернулся в свой родной город, где начинал палубным матросом на буксире, теперь он работает там лоцманом в порту. Это потребовало большого труда и самоотверженности.)
Мы не предполагали, что PT может стать еще хуже, но это произошло. Время от времени мы занимались физухой в противогазах. Мы также отрабатывали упражнения по штыковому бою в противогазах, и в этом тоже было мало приятного. В ношении противогаза был только один плюс – сержанты и офицеры не могли понять, как мы их называем.
Будучи в Форт-Кэмпбелле, я несколько раз попадал в караул. Однажды мне пришлось с дробовиком в руках охранять находившихся на работах заключенных из гарнизонной тюрьмы. Капитан Куинн сказал мне: "Если твои заключенные сбегут, ты займешь их место в тюрьме, пока они не будут пойманы". После того, как я передал им эту информацию, я добавил: "Ребята, мне лично плевать, сбежите вы или нет, потому что у меня нет к вам претензий. Я просто хочу убедиться, что вы понимаете ситуацию. Я не займу ваше место в этой проклятой тюряге. Если вы попытаетесь сбежать, я буду стрелять. Я сделаю все возможное, чтобы просто отстрелить вам ногу из этого чертова дробовика, но если я случайно промахнусь и причиню больше вреда, я просто хочу, чтобы вы знали, что это будет непреднамеренно". Они не пытались сбежать, но, возможно, им того и не хотелось, потому что они ночевали в "палаточном городке" за пределами тюрьмы. В гарнизонной тюрьме Одиннадцатой отбывало срок так много народа, что разместить их всех внутри не было возможности. Командир велел поставить прямо рядом с тюрьмой палатки, чтобы содержать тех, кто отбывал срока за менее тяжкие преступления, и кто с наименьшей вероятностью оставит часть, а если и оставит, то не будет представлять особой угрозы для кого-либо.
У Одиннадцатой в тюрьме и палаточном городке постоянно находился численный эквивалент батальона. Незадолго до нашего отбытия в Германию командир дивизии освободил палаточный городок от почти всего личного состава и отправил их обратно в свои подразделения, чтобы в них было достаточно людей для отправки в Германию. Полагаю, именно тогда Гейтс и Рэндалл вернулись в нашу роту.
В любом случае, когда я забирал своих заключенных на работы, это было еще до рассвета. За забором парни отрабатывали построение. Их старший орал: "Становись! Вольно! Вот что, я хочу, чтобы вы помнили: вы не заключенные. Вы – солдаты в заключении. Это ясно?" "Так точно, сэр!" "Заключенные, смиррр-но!" Затем он велел им маршировать кругами вокруг комплекса. Их старшим был рядовой Лав. Естественно, они исполняли "Тюремный Шаг" и вслед за рядовым Лавом исполняли речевки про Джоди(7). Время от времени Лав кричал: "Что говорят девушки в Хоп-тауне (Хопкинсвилле), когда я отправляюсь в город?" а другие заключенные хором кричали в ответ: "Это любовь, детка, это любовь"(8). Как по мне, это было забавно. Когда я вернулся в роту "К" после того, как мой наряд с дробовиком закончился, и рассказал про это кому-то из старых солдат, они рассказали, кто такой этот Лав. Штаб-сержант Лав служил в роте "Айтем" 511-го полка. По слухам, сержанту Лаву, видимо, до чертиков надоел его командир роты, и он выстрелил в него. Обычно за что-то подобное вы попадете в федеральную в тюрьму, но в данном случае он оказался в гарнизонной тюрьме Форт-Кэмпбелла. Как по мне, это указывало на то, что кто-то из коллегии военного трибунала счел, что его командир роты заслуживал, чтобы в него стреляли.
Тогда в Форт-Кэмпбелле была зима, и ходить в караулы было мерзким делом. Единственными караульными постами, где часовым выдавали боеприпасы, были тюрьма и склад боеприпасов. Больше никто не получал ни единого патрона к своему оружию. Таким образом, единственными, кто нес караульную службу всерьез, за исключением молодых солдат и действительно фанатичных парней, были те, которым к их оружию выдавали боевые патроны.
У многих из наших парней была голова на плечах, даже у некоторых косячников. Одному из них поручили охранять склад, битком набитый ношеной формой. На улице было жутко холодно. Через каждые два круга часовой заходил в бойлерную, чтобы по-быстрому согреть руки и ноги. Затем он заходил каждый круг, а потом просто остался там. В приятном теплом помещении его начала охватывать сонливость, он прислонился к внутренней стене и заснул стоя, уткнувшись головой в стену. Внезапно дверь бойлерной распахнулась, и в помещение ворвался караульный офицер с капралом позади. Сообразительный часовой приложил указательный палец к губам и прошептал: "Тссс!.. Там кто-то есть!" указывая на стену.
Офицер отправил сержанта привести еще людей, а затем окружил здание и вызвал военную полицию и ответственного за здание, потому что оно было заперто, а никаких видимых признаков взлома не имелось. МР и караульные не смогли попасть внутрь. Когда, наконец, прибыл сержант и впустил их в здание, они обшарили каждый дюйм в поисках воров. Все это время находчивый часовой ни разу не улыбнулся. В конце концов было решено, что охранник, должно быть, услышал крыс, и на этом все закончилось. Этот ловкий сукин сын вышел сухим из воды. "Остерегайтесь нижних чинов, они коварны и хитры, как лисы".
В то время многие бойцы Одиннадцатой во время парашютных прыжков шли на безумный риск просто чтобы пощекотать нервы. Многие не хотели отправляться с Одиннадцатой за границу. Некоторые из них прибегали к всевозможным сумасбродным выходкам. Они пытались уволиться по Восьмому параграфу (психические причины), перевестись, госпитализироваться или даже сесть в тюрьму. Некоторые из них отцепляли свои карабины от троса принудительного раскрытия и прыгали на запаске. В их случае это срабатывало.
Трое сержантов устроили "гирляндную цепочку". Гирляндная цепочка против правил. Три человека – это максимум, который может "загирляндить" при прыжке со стандартной высоты в 1250 футов (381 м). Это даст достаточно места, чтобы один из них раскрыл запасной парашют, если у кого-то из троих будет отказ купола. Безопасного способа для гирлянды не существует.
В "гирляндной цепочке" только один из трех человек цепляет свою вытяжную веревку за трос принудительного раскрытия в самолете. Последним из этих троих прыгнет тот, кто зацепляется за трос. Первый человек из этой троицы цепляет свою вытяжную веревку за металлическое полукольцо на подвесной системе второго прыгающего. Второй делает то же самое с последним из троицы.
Все три "гирляндных парашютиста" падают до тех пор, пока трос принудительного раскрытия в самолете не раскроет парашют третьего из них. Когда его парашют раскрывается, он вводит в действие парашют второго человека, который, в свою очередь, вводит купол первого. Парашют последнего человека, прыгающего в гирляндной цепочке, раскрывается первым. Первый человек в гирляндной цепочке прыгает первым и падает дольше всех, примерно 500-700 футов (150-215 м), прежде чем его парашют полностью наполнится.
Военные обычно совершают тренировочные прыжки с принудительным раскрытием купола с высоты 1250 футов. Когда гирляндишь, на такой высоте нет места ошибкам или отказам техники. Парашют прыгающего последним должен раскрыться до того, как раскроются два других купола. Гирляндить было очень глупым занятием.
Парашютный прыжок, когда был травмирован Гейтс, еще один пример того, насколько придурочными были эти парни. Гейтс был первым человеком в палке, а Рэндалл был в ней же вторым… Рэндалл был позади Гейтса. Когда выпускающий поставил Гейтса к двери, Рэндалл проорал Гейтсу: "Спорим, я вышибу твою жопу за дверь". Гейтс подумал, что Рэндалл шутит, просто засмеялся и сказал: "Ладно, ты тупой сукин сын". Рэндалл не шутил. Когда загорелся зеленый свет, Рэндалл ударил Гейтса по ближайшей к нему руке, оттолкнул в сторону и выбил Гейтса за дверь… за долю секунды. Гейтс и Рэндалл покинули самолет почти как единое целое, но Рэндалл был первым. Третий человек в потоке, тоже из нашего взвода, "вышел на ранце Гейтса". Если вы следуете слишком близко за выходящим в дверь парашютистом, вы "выходите на его ранце". Третий парашютист следовал за Гейтсом так близко, что его ранец ударил того прямо по лицу. Все его лицо было в синяках и крови.
Гейтс практически вывалился из двери, когда Рэндалл прорвался вперед. Неправильное положение тела заставило Гейтса вращаться, а его парашют очень сильно закрутило. Купол оказался настолько скручен, что не наполнился должным образом. Гейтс пролетел мимо Рэндалла, при этом его стропы и купол скользнули по телу Рэндалла. Рэндалл подумал, что парашют Гейтса вообще не раскроется, так что тут же обхватил стропы и купол Гейтса обеими руками и вцепился в них изо всех сил. Хватка Рэндалла, в конце концов, ослабла, когда Гейтс все еще находился примерно в 30 футах над DZ. Гейтс пролетел остаток расстояния до земли, упал и сломал большой палец ноги.
Гейтс катался по земле, держась обеими руками за ногу и безостановочно ругаясь. К нему подбежал прыгнувший раньше капеллан. Капеллан, в звании капитана, склонился над Гейтсом и спросил: "Тебе больно, сынок?" Гейтс ответил: "Нет, тупой ты сукин сын, я всегда катаюсь по земле, держусь за ногу и ругаюсь вот так после каждого чертового прыжка". Не произнеся больше ни слова, капеллан ушел и оставил Гейтса медикам.
Ответственный офицер на площадке приземления (DZSO – Drop Zone Safety Officer) прибыл до того, как Гейтса отправили в госпиталь, и попытался разобраться в случившемся. Вскоре он совершенно запутался, пытаясь понять, как прыгавший вторым поймал нераскрывшийся парашют человека, прыгавшего в том же потоке первым. По крайней мере, офицер предположил, что они прыгнули именно так. Озадаченный DZSO продолжал ломать голову, когда медики повезли Гейтса в госпиталь.
Как-то вечером, когда Гейтс и Рэндалл были в кухонном наряде, группа черных парней из роты "Айтем" зашла в столовую и попросила что-нибудь поесть. Это было сильно после того, как закончился последний прием пищи. Повара и наряд пытались закончить уборку, чтобы убраться оттуда. Повар отказал им, и они поставили легитимность этого под сомнение. Именно тогда вмешались Гейтс и Рэндалл и велели им убираться, чтобы они могли закончить уборку. За словами последовало физическое насилие. Кто-то из черных вытащил нож и полоснул Гейтса по лбу. Рэндалл схватил стул и атаковал.
Вооруженный этим чертовым стулом, Рэндалл выгнал парней из столовой. Потасовка была прекращена до того, как перешла в что-то более серьезное, и парни из роты "Айтем" предстали перед военным трибуналом. В роте "К" редко бывало скучно. На протяжении следующих нескольких лет между бойцами из рот "Кинг" и "Айтем" были и другие подобные стычки.
Когда я узнал, что произошло, я очень разозлился. Большинство парней в нашей компании тоже были злы. МР арестовали двух черных, и когда они грузили их в полицейские джипы, я заорал: "Ну что, довольны, вы, чертовы ниггеры?" В тот момент, когда я это сказал, я пожалел об этом, потому что знал, что не все черные такие. У нас во взводе была пара черных, и они были хорошими парнями. Никогда прежде я не использовал это слово. Я никогда не слышал его, пока не оказался в армии. Я никогда не слышал, чтобы кто-нибудь в моей семье использовал его. Черт, я вообще редко слышал, чтобы кто-то использовал его. И, конечно же, тут же появился Гудвин. "Эй, Вэл", сказал Гуди. "Что это тебе захотелось использовать это слово? Я черный, и в этом деле я на твоей стороне, а не на их". Как только я произнес это дурацкое слово, я понял, что облажался, и что мне придется признать свою неправоту, но я не знал, что мне придется сделать это так чертовски скоро.
Перед самым отъездом из Форт-Кэмпбелла я снова облажался. Фактически наш батальон уже освободил казармы и был временно размещен в главном расположении, в Реппель Деппель, в ожидании отправки. Когда Гейтс и Рэндалл вернулись из своего неофициального отпуска и перед тем, как их отправили в кутузку, Рэндалл уговорил меня подержать у себя пару его кастетов, пока он не выйдет на волю. На самом деле эти штуки были не из латуни, а из свинца(9). Это было глупо, и я знал, что это так, но этот чертов Рэндалл все-таки уболтал меня сделать это. Я же говорил, что он был мошенником?
В конце концов, я начал таскать эти чертовы штуки с собой, потому что, как я уже сказал, я был болваном и из-за того, что между членами Одиннадцатой было так много стычек. И во многих случаях это была банда, обычно из черных, набрасывающаяся скопом на одного. В последний вечер нашего нахождения в Реппель Деппель перед отправкой в Германию я взял их с собой, когда отправился с Джеком Уотсоном прогуляться. Мы с Джеком выпили по паре-тройке пива в местной открытой пивной, битком набитой людьми из Пять-одиннадцатого, а потом пошли в PX, который был по соседству или, по крайней мере, почти по соседству. На близлежащей улице тоже было полным-полно наших парней. Пока Джек разговаривал с одной из женщин-кассиров, кто-то бросил во входную дверь PX гранату со слезоточивым газом.
Джек выбежал оттуда через переднюю дверь, как кролик. Ловкость и быстрота Джека поразили меня: я не подозревал, что он может двигаться так быстро. Парни, сидевшие там за столиками, тоже скрылись с места происшествия сразу за Джеком. Будучи немного навеселе, я просто стоял, пялился на все это и смеялся, потому что думал, что это просто дымовая шашка. Когда я обернулся, чтобы что-то сказать кассирше, там никого не было. Ящик кассового аппарата был распахнут настежь, но сама она уже выскочила через черный ход. В тот самый момент на меня подействовал слезоточивый газ, а спиртное ударило в ноги, и я направился к входной двери.
К тому времени, когда я, наконец, выбрался из PX, я реально нахватался этого газа, и был зол. Первым, что я увидел, когда вышел из PX, был седан MP, стоящий прямо напротив. Как только я увидел эту полицейскую машину, я подумал, что гранату со слезоточивым газом бросили MP. Они единственные, у кого эти штуки были на законных основаниях, и я решил, что они бросили гранату, потому что подумали, что в PX происходят беспорядки. Он был переполнен, и парни были очень бойкими и шумными. Я принялся крушить полицейскую машину теми самыми кастетами, которые так глупо согласился приберечь для Рэндалла.
Потом прибыли полицейские. Вот тогда я и понял, что облажался – по-крупному. Они втолкнули меня на заднее сиденье этого седана, я проскользнул на противоположную сторону и открыл дверь. Водитель как раз проходил мимо по пути к своему месту и захлопнул дверь, эффективно предотвратив мой побег. В тот вечер MP были так заняты, что даже не обыскали меня. Меня даже не опознали. Они просто надели на меня наручники и отвезли прямо в участок. Там с меня сняли наручники и поместили одного в камеру предварительного заключения. Еще один солдат находился в камере напротив меня. Да, малыш Донни был в тюрьме. В тюрьме Донни не понравилось.
Как только меня оставили в камере, я принялся выковыривать гвозди и скобы, которыми крепилась металлическая сетка на единственном окне в моей камере. Я трудился над ними, используя пальцы, ключи, жетоны и консервную открывалку P-41. Мой приятель-заключенный, по-видимому, не возражал против того, чтобы быть взаперти. Он просто сидел и смотрел на меня, широко раскрыв глаза от удивления. Конечно, в его камере не было окна, и его, вероятно, уже опознали. Когда MP, наконец, вернулись за мной, мне нужно было ослабить всего еще один вонючий гвоздь, чтобы я мог протиснуться в то окошко. Вот тогда-то меня обыскали, опознали и записали. Именно тогда до меня дошло, насколько серьезной штукой были те чертовы кастеты. Это впечатление определенно усилилось, когда на следующее утро капитан Куинн первым делом вышвырнул меня из рядового первого класса обратно в рядовые, и теперь на моей форме была нашита лишь единственная маленькая лычка. Как только я вышел из дежурки, мы залезли в грузовики, чтобы ехать на железнодорожную станцию. Мы отправились эшелоном в гавань Уилмингтона. (Где-то в 1999 или 2000 году парень, который бросил ту гранату со слезоточивым газом в PX, прочел про это на моей веб-странице, связался со мной и признался. Он извинился за то, что создал проблему. Он был не из MP, а из медицинского батальона 11-й, и в тот момент был пьян до умопомрачения. Эта идея пришла в голову его приятелям из-за того, что парни из 511-го задедовали, когда они зашли в PX. Они вернулись в свое расположение, взяли гранату со слезоточивым газом, вернулись, и там бросили ее в PX.)
Когда связываешься с людьми, склонными к саморазрушению, случаются плохие вещи. Это был мой первый урок на эту тему, но потребовалось еще несколько, прежде чем это окончательно запало в мою твердокаменную башку.
Некоторые капелланы воздушно-десантных частей стали в свое время легендами. Иногда за смелые поступки, а иногда и по другим причинам. Незадолго до моего прибытия в Форт-Кэмпбелл один из полков Одиннадцатой десантной отправился на Аляску для тренировок в зимних условиях. Когда они еще находились там в гарнизоне, один из католических капелланов как-то вечером зашел в одну из казарм. Он застал там игру в кости. Он опустился на колени и поставил деньги на кон вместе с остальными парнями. За очень короткое время капеллан забрал все их деньги. Выходя из казармы и заталкивая деньги в карман, он сказал через плечо: "Я положу их в тарелку для пожертвований в это воскресенье, и это научит вас, ребята, не играть в азартные игры".

1. Полевая кепка М1951, точнее говоря, ее вариант, известный как "Кепка Риджуеэя" – более жесткий, носившийся накрахмаленным и наглаженным. Кстати, именно такая кепка была любимым головным убором Фиделя Кастро (прим. перев.)
2. Социальное жилье для самых малоимущих слоев населения. Тем, кому любопытно более подробно разобраться, "что, как, зачем и почему", рекомендую к ознакомлению данные публикации в ЖЖ: https://samsebeskazal.livejournal.com/77620.html https://samsebeskazal.livejournal.com/79231.html (прим. перев.)
3. Игра слов. По-английски штаб – Headquarter, почти что "головная контора". Сокращенно просто Head, т.е. "Голова", "Башка". Кстати, в иховом флоте так зовется гальюн. Но по несколько иным причинам… (прим. перев.)
4. Сборное строение, полукруглое в поперечном сечении, конструкция которого основывалась на "Хижине Ниссена", разработанной британцами во время Первой мировой войны. За годы Второй мировой войны было произведено несколько сотен тысяч таких построек, которые впоследствии получили широкое распространение и на гражданском рынке. Желающим посмотреть, на что похожа эта постройка снаружи и внутри, рекомендую фильм "Перевал разбитых сердец" с Клинтом Иствудом. Название восходит к месту первого промышленного производства комплектов для данных строений: расположению флотского строительного батальона в Куонсет-Пойнт, Род-Айленд (прим. перев.)
5. Рота "I" (прим перев.)
6. Игра слов. Аббревиатуре STRAC также соответствуют первые буквы слов соответствующей фразы: "Shit The Russians Are Coming" (прим. перев.)
7. В американском военном сленге Джоди – "условное имя": человек, с которым изменяет солдату его подружка (прим. перев.)
8. Игра слов. По-английски "Любовь" – love (лав). Точно так же зовут и старшего арестантской команды (прим. перев.)
9. С английского кастет в буквальном смысле переводится как "латунные кулаки" (brass knuckles) (прим. перев.)

_________________
Amat Victoria Curam


Вернуться наверх
Не в сети Профиль  
 
 Заголовок сообщения: Re: Don Valentine "Strap Hanger"
СообщениеДобавлено: 09 мар 2022, 10:02 
Аватар пользователя

Зарегистрирован: 15 фев 2013, 21:29
Сообщений: 2075
Команда: нет
МЫ ОТПЛЫЛИ В ГЕРМАНИЮ на военном транспорте из Уилмингтона, Северная Каролина, в конце января или начале февраля 1956 года. Мне нет необходимости утомлять кого-либо, детально описывая каждый день, проведенный на его борту. Описания типичного дня на транспорте и типичного приема пищи в корабельной столовой будет достаточно, я уверен в этом.
Сначала вы встаете и идете в гальюн, чтобы оправиться перед завтраком. На военных транспортах гальюны и карцеры всегда находятся в оконечностях, либо на носу, либо на корме. Это также самая неспокойная часть судна. Бьюсь об заклад, вы думаете, что в гальюнах на военных транспортах стоит "сантехника закрытого типа". Наивный вы гражданский. Под стульчаками, раковинами и писсуарами проходит открытый желоб из нержавеющей стали. Гальюн военного транспорта мог быть спроектирован только проклятым садистом. Содержимое этих желобов то и дело выливалось на пол, когда эта вонючая лоханка "содрогалась" или когда стоки забивались обильной блевотиной. Под "содроганием" я имел в виду вибрацию, когда море такое неспокойное, что винты оказываются на воздухе и они вместо того, чтобы месить воду, сотрясают весь корабль от носа до кормы. Если с вами не приключилось морской болезни до того как вы отправитесь в гальюн, вы заболеете еще до того, как покинете его. Никто не осмеливался приближаться к гальюну, за исключением случаев, когда природа категорически вынуждала вас сделать это.
Если вы выживете в гальюне, и у вас еще хватит смелости, чтобы решить позавтракать, вы окажетесь у линии раздачи. Если вам удастся отыскать ее где-то внизу, в недрах того судна. Если бы у меня не возникало нужды в чем-нибудь, что мой желудок мог извергнуть обратно, я бы, вероятно, пропускал приемы пищи на протяжении всей поездки.
Если бы эта камера пыток не качалась, рыскала, кренилась, перекатывалась и не была битком набита до смерти укачанными GI, выблевывающими собственные кишки, я бы, вероятно, сказал, что на транспорте подают хорошую еду – за исключением мороженого – и всего столько, сколько сможешь съесть, между прочим. По какой-то причине у них было только мороженое с кофейным вкусом. Менее одного процента GI любят кофейное мороженое. Зачем правительство покупает мороженое со странным вкусом, для меня загадка... если это только не признак наличия у флотских столовских офицеров особо извращенного чувства юмора.
На транспорте DRO (dining room orderlies – рабочие обеденного зала, часть кухонного наряда, приписанная к обеденному залу) подавали на столы кувшины из нержавеющей стали с чаем со льдом. Хороший сервис, правда? Не так! В DRO назначали наших сухопутных GI. В первый раз, когда они исполняли обязанности DRO, они неизменно наполняли кувшины до краев и, естественно, из них плескало, как только их ставили на стол. Кого-то из парней тошнило в подносы прежде, чем они добирались до конца линии раздачи. Другие заходили так далеко лишь для того, чтобы побросать свои подносы, схватиться за рот и выбежать из столовой. Иные держались до тех пор, пока не добирались до обеденного стола, и они были теми, за кем действительно нужно было следить.
Если вы не придерживали свой поднос всякий раз, когда судно кренило, он ускользал от вас. И когда ваш поднос скользнет обратно к вам, он может оказаться украшен чем-то, чего не было, когда он покидал вас. Возможно, подарком от смертельно больного, бледного GI, сидящего по соседству с вами. Чтобы предотвратить это, вы вскоре привыкали брать кусок хлеба, макать его в кофе, молоко или чай, класть на стол под поднос и придавливать его. Это надежно удержит ваш поднос на месте, даже если в него врежется поднос соседа. Каждый прием пищи, это повторение завтрака, меняется только меню.
Вы также скоро узнаете, что на транспорте никогда не следует приближаться к питьевому фонтанчику. Не спрашивайте меня почему, потому что я не знаю, но на военном транспорте все питьевые фонтанчики всегда полны рвоты. Если на то пошло, пространство в каждом углу, закутке и под каждой лестницей также красочно украшено частично переработанными корабельными блюдами. Насладившись неторопливым завтраком в чудесной столовой, вы возвращаетесь в свое спальное отделение и докладываете о готовности к наряду на уборку. Кто-то же должен убирать всю эту блевоту.
Если вы не участвуете в уборке, вам следует найти место, где можно спрятаться, потому что эти садисты-моряки медленно и методично объявляют все части судна "закрытыми" для всех военнослужащих, кроме тех, кто участвует в уборке. Однако ни разу за пять переходов на военных транспортах я ни разу не слышал, чтобы те задроты на трансляции объявляли эти участки обратно "открытыми" после того, как их очищали.
Уборочные команды начинают с отсеков для личного состава и гальюнов. Затем они продвигаются вверх по трапам, палуба за палубой, пока, наконец, не достигнут верхнего уровня. Тогда пять тысяч смертельно больных GI ищут укрытия где-нибудь на верхней палубе, потому что все, что ниже, по-прежнему "закрыто". К этому моменту многих бойцов укачивало настолько, что им было плевать на все, даже если уборщики сметут их за борт.
После того, как они пробыли в море более одних суток, многие из людей больше не покидали своих коек. Они просто лежали и блевали. Если выходило так, что они были на верхней койке, а вы оказывались на нижней, это была жесть. На второй день они думают, что умирают. На третий день они знают, что умирают. На четвертый день они молят о смерти и могут даже просить вас убить их.
Если дядя Сэм когда-нибудь пригласит вас отправиться на военном транспорте в полностью оплаченный круиз в какой-нибудь экзотический порт по его выбору, возможно, вам стоит вместо этого подумать о продолжительном отпуске в Канаде. Мне доводилось слышать, что Канада была прекрасной страной, где не качало. Вспоминая, как оказался в армии, я был очень рад, что не проходил в тот момент мимо флотского вербовочного пункта. Бултыхаться по океану не по мне, и, очевидно, ни на флоте, ни в армии не было лекарств, облегчающих морскую болезнь. По крайней мере, если они у них и были, то нам их никогда не предлагали.
Для развлечения во время нашего "круиза" у нас были фильмы, бокс и, конечно, наблюдение, кого и как тошнит. Наши бесстрашные командиры поощряли боксерские матчи между ротами на импровизированном ринге на верхней палубе. Эти потасовки были довольно грубыми, к большому удовольствию солдат, поскольку ни один из бойцов не был боксером, они были простыми драчунами.
Когда мы, наконец, пришвартовались в Бремерхафене, Германия, даже смертельно больные солдаты сумели встать со своих коек и стащить свои умирающие задницы по сходням с этого богом забытого судна. Земля, которая, к счастью, не качалась, не перекатывалась, не рыскала и не содрогалась, была слегка припорошена снежно-ледяной пылью. Несмотря на то, что каждый тащил свои "сумку самоходчика" (очень маленькая сумка для вещей на одну ночь) и баул, никто не упал. Мы привыкли перемещаться по гораздо худшей опоре, по крайней мере, она не двигалась.
Все в Германии выглядело для нас иначе. Все здания были построены по-другому, и даже поезда были другими. Мы ехали поездом из Бремерхафена на севере Германии на юг, в Аугсбург. Это была приятная поездка, мы наслаждались красивыми пейзажами по пути к нашему новому месту службы. Она понравилась даже тем, кто едва не помер от морской болезни. Черт возьми, да все что угодно лучше, чем находиться в заблеванном корыте.
Мы пробыли в Шеридан-Казерне(10) всего неделю, когда нас отправили на маневры. Это была самая холодная зима в Германии за последние пятьдесят лет. Нам сказали, что целью маневров была наша как можно более быстрая акклиматизация, чтобы мы могли действовать в их зимнюю погоду. Ну, мы, конечно, сделали это, поскольку мы отморозили свои задницы. Единственное, что я могу вспомнить об этих маневрах, это то, что было очень холодно: снег, лед, и последний марш, за которым последовала атака вверх по горе.
Мы шли весь день и полночи. Мы шли так долго, что я пару раз засыпал на ходу. Когда мы подошли к крутым горам, нам велели сложить наши рюкзаки в грузовики со снабжением и продовольствием. Затем мы продолжили марш в горы. Мы шли вверх, пока не перевалило за полночь. Дороги были сплошь покрыты льдом, и мы проскальзывали шаг назад на каждые два шага вперед. Когда мы, наконец, остановились на ночлег где-то высоко в горах, то обнаружили, что из-за обледенелых дорог грузовики все еще находятся где-то внизу. Это означало, что наши рюкзаки, в которых находились наши спальные мешки и жратва, также все еще находились у подножия. Пришлось обходиться без них.
На этой высоте в горах было около тридцати градусов (-1°С), а мы шли очень долго. Мы были насквозь мокрыми от пота. Некоторые из парней не расстегивали одежду во время марша. Мне свою пришлось расстегнуть. Я надел все, что выдала мне армия, и едва не вскипел, пока мы шли. Насколько я помню, на мне были длинное белье, шерстяная рубашка, шерстяные штаны, полевые брюки и куртка с подстежкой, парка с подстежкой, зимняя шапка, рукавицы с подкладкой, а также шерстяные вкладыши моих обычных штатных перчаток, и зимние ботинки Микки-Мауса. Армия называла их Термальными Ботинками или, вернее, Ботинки, Термальные, одна пара… в конце концов, это армейское обозначение.
Наши прыжковые ботинки были привязаны к нашим рюкзакам, а наши рюкзаки были в грузовиках, а грузовики все еще стояли у подножия горы. Позже мы узнали, что идти лучше всего в своих кожаных ботинках и надевать сухие носки и ботинки Микки-Мауса, когда останавливаетесь, но мы были одеты в то, что нам было приказано надеть. Мы обнаружили, что следует держать наши потные носки между слоями одежды, чтобы они высохли. Мы также обнаружили, что в ботинках микки-Мауса ноги потеют еще сильнее. Чтобы ботинки Микки-Мауса грели, нужно было чаще шевелить ногами. Было и еще кое-что, чему нам пришлось научиться на собственном горьком опыте. Мы также научились носить следующее блюдо из состава пайка между слоями одежды, чтобы оно оттаяло, потому что офицеры не разрешали разводить костры, чтобы согреть его. Чтобы сражаться и выживать на войне в таком климате, требовалось гораздо больше, чем пули и бомбы.
Те, кто не расстегнул одежду, попали в настоящую беду, когда мы остановились, потому что температура была ниже нуля или очень близка к нулю, и их пот скоро охладил их даже под всей этой одеждой. Как обычно, мы не могли развести огонь – мы могли выдать свою позицию противнику. Черт, нашим злейшим врагом тогда был холод, а не ребята из нашего разведвзвода, игравшие роль врага.
Некоторые армии так не действуют. Они разрешают костры в таких ситуациях. Возможно, в этих армиях нет вторых лейтенантов. Один из ветеранов Корейской войны рассказал мне о воевавших там турецких частях. Когда китайцы впервые двинулись вверх по холму к турецким позициям, турки выскочили из своих нор и ринулись вниз по холму навстречу орде коммунистов, радуясь возможности вскоре встретиться с Аллахом, убив столько китайцев, сколько смогут. В такую погоду у турок всегда были костры позади их позиций для обогрева их людей. Враг точно знал, где находятся эти турки, но не стал с ними связываться.
В сектор моего взвода попадала дорога, так что я поставил свой пулемет рядом с ней и начал соображать, как бы поспать, не замерзнув насмерть. Всего в нескольких футах от меня в лесу была неглубокая лощина. Она давала некоторую защиту от ветра, а деревья там защищали от снега и инея. Набрав немного хвойных веток, я устроил себе ложе в лощине. После того, как я улегся на подстилку, я обмотал шерстяным шарфом шею и лицо, оставив открытым только нос, засунул руки в рукавицах в рукава парки и почти сразу уснул.
Веселые голоса разбудили меня на заре. Встать на ноги было непросто, потому что я окоченел от холода, а когда встал, то понял, что у меня нет ног. Там внизу было два куска мяса, но ниже лодыжек я ничего не чувствовал. То же самое с моими руками. Вот вам и потные ноги с мокрыми носками в термальных ботинках. Когда я огляделся вокруг, весь мир выглядел так, словно мы находимся внутри гигантской хрустальной люстры. Это было красиво – смертельно холодно – но красиво. Все было покрыто льдом. Сверкающий лед был повсюду. Веселые голоса снова привлекли мое внимание, и я, спотыкаясь, подошел к своей огневой позиции у дороги, и увидел группу людей, идущую по дороге – оттуда же, откуда мы пришли накануне вечером. Прошлым вечером мы прошли через деревню у подножия горы. Это были дети школьного возраста и две женщины. Они смеялись и шутили, а некоторые даже пели. Когда они подошли поближе, я заметил, что некоторые из этих бедных детишек были одеты только в рубашки с короткими рукавами, кожаные жилетки и короткие кожаные штаны. Щеки у всех у них были такими красными, будто кто-то разрезал пополам яблоко и прилепил по половинке к каждой из щек. Я пялился, не веря своим глазам, пока они не скрылись из виду. Моя полупромерзшая челюсть, должно быть, отвисла до самой заиндевевшей груди. Я подумал, что эти люди, должно быть, полные психи. Конечно, они провели ночь в уютной теплой постели, укрытые несколькими толстыми одеялами, в хорошем теплом доме. Затем я начал топать ногами и хлопать руками по груди и бедрам, чтобы попытаться восстановить кровообращение.
Все еще топая и хлопая руками, я заковылял по округе, крича другим парням, чтобы они вставали, пока не позамерзали там, где лежат. Некоторых из них приходилось пинать в задницы, прежде чем они вставали. Черт возьми, любое движение приносило с собой боль, поэтому им нужно было немного мотивации. Нам потребовался час или около того, чтобы поднять всех и заставить нашу кровь снова течь.
Вскоре после этого мы выступили. Пришлось атаковать позиции противника, которые, естественно, находились выше нас. Когда начался штурм, нам пришлось карабкаться прямо вверх сквозь лес, а склон был такой крутой, что я не мог взобраться на холм со своим пулеметом. Моему помощнику пришлось передавать его мне после того, как я поднимался на несколько футов и находил опору ногам. Предполагалось, что мы атакуем этот холм, но это не сработало, поэтому мой помощник и подносчик боеприпасов пытались толкать меня вверх по склону, пока я нес пулемет. Никто не стрелял во время движения, не было возможности. Прежде чем мы могли выстрелить, нам приходилось упираться в камень или дерево, чтобы не соскользнуть вниз по склону. Я подумал, что в настоящем бою мог бы оборонять склон этого холма в одиночку, не более чем с карабином и ящиком гранат, и лично гарантировать генералу, что ни один вражеский солдат не поднимется по нему, пока в меня не попадут из миномета. Называть это восхождение атакой было смешно.
(Много лет спустя я прочел о десантном подразделении во Вьетнаме, которое атаковало подобную высоту, но в совершенно других условиях в 1969 году. Их холм был таким же крутым, но вместо снега и льда были дождь и грязь. Они прозвали его "Высота Гамбургер", потому что потеряли очень много людей. Они несколько раз поднимались по этому холму и скатывались обратно, прежде чем взять его… но как только они захватили его, они отошли. Насколько я знаю, во Вьетнаме мы никогда не брали местность и не "удерживали" ее. Высота Гамбургер была настолько трагическим эпизодом, что про это написали книгу, а по ней был снят фильм.)
Казалось, Ангелы постоянно дерутся промеж собой и практически по любому поводу. Вообще-то получить назначение в Одиннадцатую было несколько сродни попаданию в тюрьму, потому что большинство парней тут же примыкали к той или иной стороне, чтобы защитить себя. Одни держались своих подразделений, кто-то объединялся с парнями, которых знал раньше, а некоторые единились по расовому признаку. Большинство десантных подразделений, в которых я служил, так или иначе, были клановыми, за исключением Сил спецназначения.
Не будучи "командным игроком", я оказывался в несколько затруднительном положении. Расовые банды были самыми худшими, потому что создавались на почве ненависти. Это было время расовых беспорядков пятидесятых, и все расовые банды Одиннадцатой состояли из черных. Все прочие группы в основном базировались на гордыне подразделений и дрались лишь тогда, когда их провоцировала другая группа. Расистские группы изо всех сил старались спровоцировать представителей других рас, чтобы иметь возможность возопить о "предрассудках". Черные, бывшие членами этих банд, были худшими расистами, каких я когда-либо видел.

ЧТО КАСАЕТСЯ ПРЕДРАССУДКОВ, с этим у меня были большие проблемы. Предрассудки, это то, чему нас выучили, а этому меня дома не учили. Большинство белых парней в десантных частях были с юга, по крайней мере, так казалось. Я тоже был с юга, но я был из Восточного Теннесси.
Теннесси делится на три части: Восточный, Средний и Западный. Каждый из этих регионов имеет свои обычаи и диалекты. Во время нашей Гражданской войны Средний и Западный Теннесси были сторонниками Юга, в то время как большая часть Восточного Теннесси была либо нейтральной, либо симпатизировала Союзу. Большинство жителей Восточного Теннесси, сражавшихся на стороне Конфедерации, по факту силой забрали из их домов и вынудили служить в их армии. Рабовладельческие штаты были, в основном, демократическими, а юнионистские штаты – республиканскими. Президент Линкольн был республиканцем.
Если кто из моей семьи или более дальних родственников и называл чернокожего "ниггером" во время моего детства, я этого не припоминаю. Они вообще не обсуждали чернокожих, полагаю, потому, что в Восточном Теннесси проживало очень мало черных. Это из-за того, что во времена Гражданской войны в Восточном Теннесси ввиду гористой местности было очень мало плантаций. Типичный житель Восточного Теннесси был беден, как церковная мышь, и поэтому не имел во владении рабов, но при этом был очень независимым. В те времена бедные горцы предпочли бы умереть, чем просить милостыню или брать подаяние. Они отказывались быть "владеющими" кем бы то ни было. Возможно, поэтому они не поддерживали рабство во время Гражданской войны, и поэтому до сих пор не поддерживают Демократическую партию. По факту Восточному Теннесси почти удалось отделиться от Теннесси после того, как Теннесси отделился от Соединенных Штатов, но владельцы плантаций в Восточном Теннесси, хотя их было очень мало, имели достаточно денег и политической власти, чтобы нанять "силовиков", чтобы вместе с солдатами Конфедерации, присланными из Среднего Теннесси, воспрепятствовать сепаратистам.
В начале 40-х мы с мамой жили с моим первым отчимом, Джеком Алленом и его семьей на Дандридж-авеню в Ноксвилле, штат Теннесси. Мы делили дом с его матерью, Альмой "Мамой" Аллен, его незамужней сестрой, Хелен Аллен, и его братом, Сесилом Алленом. Мама Аллен и Хелен арендовали дом с двумя спальнями у миссис Микс.
Я думал, что миссис Микс была ведьмой или вампиром. Она была невысокой, уродливой, как смертный грех, и старой, как мамонт. Она была всегда одета во все черное. Она всегда носила платье с длинными рукавами, и низ его подола доходил до пола. Она никогда не выходила на улицу, на солнечный свет, и от нее всегда пахло, как из пузырька с лекарством. Миссис Микс жила в похожем доме, расположенном примерно в тридцати футах позади нашего, но ее дом был буквально набит коробками, полными "вещей". Каждая комната была почти до потолка заполнена коробками, поставленными одна на другую. Я смертельно боялся миссис Микс. Миссис Микс была вдовой.
Джек и Сесил никогда ничего не делали по дому. Мама Аллен, Хелен и моя мать почти всегда отсутствовали. Все они во время войны работали вне дома, и Мама, Джек и Сесил много ночей проводили на вечеринках. Сесил ушел в армию, когда началась Вторая мировая война, и позже я узнал, что Джек был водителем у самого крупного бутлегера в Ноксвилле, я буду звать его Сэм П. Армия не взяла Джека, потому что одна рука у него была искалечена.
Миссис Микс наняла чернокожего мужчину по имени Джон, чтобы тот работал у нее во дворе. Джон и его семья жили на гравийном проезде позади миссис Микс, мне думается, это была Роуздейл Лейн или Элли. В то время, кажется, это была тупиковая улочка. Джон был хорошим работником и добрым человеком. Я не могу припомнить, чтобы когда-либо слышал упоминание фамилии Джона. Джон был очень хорошим человеком, у него был легкий и мягкий характер, он был женат, имел сына и дочь. Однажды он позволил своему сыну пойти с ним, когда работал во дворе, и мы быстро стали близкими друзьями и товарищами по играм. Сейчас я не могу вспомнить, как его звали, почему-то на ум приходит, что Лерой. Может, и Лерой, но я не уверен. Они даже взяли меня с собой домой, и я познакомился со всей семьей. Его сестра была очень милой, и мне очень понравилось качаться с ней у них на крыльце. Лерой немного обиделся на меня, потому что я так вел себя с его сестрой. Ни один из черных приятелей Лероя не приближался ко мне, и я не понимал, почему. Мы играли в основном во дворе и за домом миссис Микс. Однажды я познакомил Лероя со своими белыми товарищами по играм, и они отреагировали точно так же, как и друзья Лероя. Сказать, что я растерялся, это будет мягко сказано. Почему к нам так относились, было для меня полной загадкой. Ни моя семья, ни семья Лероя никогда ничего не говорили мне о моих играх с Лероем.
Лерой и я были фактически подвергнуты остракизму, но мы играли вместе и весело проводили время… какое-то время. Лерой был на два года старше меня и, естественно, крупнее и сильнее. Однажды, играя в войну, мы принялись бороться, и Лерой победил меня. Лерой побивал меня всякий раз, когда мы боролись, но в последний раз я разозлился и закатил истерику. Лерой ушел, и я больше никогда его не видел и не слышал о нем. Это была моя вина, и в то время я просто был недостаточно мужчиной, чтобы пойти к Лерою и извиниться за то, что вел себя так глупо. Это было в 42, 43 или 44 году, и мне тогда было лет пять, шесть или семь. Вот почему мне было так трудно бороться с предрассудками на службе – я помнил семью Джона, я не мог присоединиться к белым, которые ненавидели черных, и уж точно не мог присоединиться к черным, которые ненавидели белых. Так я стал одним из тех, кто застрял посередине, на "Ничейной земле".
После того, как мы отправились в Германию, расизм в Одиннадцатой стал действительно серьезной проблемой. Я бы сказал, что на самом деле это была самая серьезная проблема Одиннадцатой. Это было нечто большее, чем кучка эгоистичных болванов из одного полка, дерущихся с такими же бестолочами из другого. Невежественные расисты, как черные, так и белые, руководствовались ненавистью и только ненавистью. По вечерам негры шлялись большими группами как по гарнизону, так и вне его. Все они были так или иначе вооружены. Почти каждый вечер повсюду случались крупные драки, можно даже назвать их бунтами. Драки вспыхивали в очередях в столовой, потому что большая группа этих чернокожих "влезала" в очередь и подзуживала других солдат разобраться с ними.
Наблюдая за тем, как большие группы этих черных на протяжении нескольких дней вклинивались в очередь на раздаче, и ни один из наших сержантов или офицеров не поддерживал порядок, Джек Уотсон однажды вышел и решил, что собирается положить этому конец. Он поднялся по ступеням столовой, повернулся и встал лицом к тротуару – совсем один.
К сожалению, Джек стоял спиной к нескольким чернокожим расистам, которые уже поднялись на крыльцо, чтобы влезть в очередь. Когда следующая группка черных обошла очередь и подошла к ступеням столовой, Джек велел им предъявить пропуска от своего подразделения или вернуться в очередь. Незамеченный мной один из черных позади Джека толкнул его со ступенек. В то время как он оступился вперед, черный перед ним принялся бить его по голове и плечам. Джек повалился на забор из штакетника, окаймлявший тротуар, и его острая вершина вонзилась ему под глаз. Как-то так та драка и кончилась. Мы все решили, что Джек схватился с парнем и споткнулся, но позже он сказал нам, что кто-то столкнул его со ступенек крыльца.
Очень большие группы от двадцати пяти до пятидесяти черных рыскали по вечерам по нашему расположению, Шеридан-Казерне, особенно по плацу или рядом с ним. Если они встречали одного или двух белых солдат, они набрасывались на них и отправляли в госпиталь. Их наиболее распространенным орудием, по-видимому, были скрученные с автомобилей антенны. Насколько я помню, наш батальон был единственным, чье расположение выходило непосредственно на плац, поэтому больше всего от этих нападений страдали наши бойцы. Жизнь в Пять-одиннадцатом в то время была сущим адом.
Почти в каждой роте был ростовщик, которого называли "человеком пять за десять", потому что он ссужал под 100%. В нашей роте ростовщиком был, вроде бы, почтальон. Он всегда стоял в конце линии выдачи жалования, сразу после последнего стола. Каждая линия выдачи состояла из офицера с ротной платежной ведомостью за самым первым столом, за которым следовали несколько столов с людьми, собирающими деньги на разные вещи.
В Германии у нас не было нарядов на кухню, вместо этого мы нанимали местных гражданских, так что был стол для сбора в фонд работников кухни, и был стол для сбора на квартирмейстерскую прачечную. Это были законные счета, и я не возражал против того, чтобы заплатить свою справедливую долю. Однако я возражал против сержантов и офицеров, пытавшихся принудить меня пожертвовать мои с трудом заработанные 135 долларов на всевозможные прочие вещи в линии выплат, такие как AUSA (Ассоциация Армии Соединенных Штатов), которая управлялась офицерами и в первую очередь продвигала вещи, интересующие офицеров. Они никогда не получали моих денег, и я никогда не брал взаймы у "пять за десять".
В конце концов, я ввязался в расовые беспорядки не потому, что ненавидел черных, а потому, что я был из Теннесси, один из самых крупных парней в нашем взводе, а также потому, что мой отец был лунатиком. Я думаю, это звучит немного странно, поэтому я лучше объясню. На определенных этапах сна кто-нибудь мог заставить меня вступить в разговор с ними и даже заставить меня встать и немного пройти с ними, прежде, чем я проснусь. В то время я думал, что все вокруг такие же.
(Много лет спустя я узнал, что моего отца выгнали из морской пехоты во время Второй мировой войны, потому что у него был тяжелый лунатизм.)
Однажды ночью, после того как я заснул, я проснулся и обнаружил, что меня ведет по коридору нашей казармы рядовой, ну пусть будет Хендрикс, который был членом моего взвода и был из Западного Теннесси. Хендрикс был пьян как сапожник. Он провел меня в комнату, расположенную почти напротив ротной канцелярии, где по ночам располагался дежурный по помещению. К этому времени я проснулся, но не совсем понимал, зачем мы здесь, потому что это была комната, занятая членами взвода тяжелого вооружения. Затем Хендрикс поднял пехотную лопатку, которую нес в опущенной вдоль бедра руке, и направился к чернокожему солдату, лежавшему на одной из коек. До этого момента я не видел эту лопатку, и только тут понял, почему мы здесь. Я схватил Хендрикса и потащил его назад. Чтобы помочь ему выбраться оттуда, не вызвав еще больших проблем, я сказал ему: "Мы ошиблись комнатой, и это не тот парень, за которым ты охотишься". Это была ложь, но в тот момент я не мог придумать более простого способа вытащить Хендрикса оттуда и решить проблему так, чтобы никто не пострадал, черт возьми, я все еще не проснулся. Хендрикс мне не поверил, но я, наконец, вытащил его из той комнаты и уговорил лечь спать.
На следующий день я узнал, что Хендрикс был зол из-за того, что кучка черных жестоко избила одного из парней из нашего взвода. Насколько я понимаю, Хендрикс выбрал меня для похода с ним потому, что я был крупнее, чем он и его предполагаемая цель, и потому что я тоже был из Теннесси. Полагаю, Хендрикс считал, что все теннессийцы думают так же, как и он, а я был самым крупным теннесийцем в нашей роте. Единственная причина, почему я пошел с ним, заключалась в том, что я не понимал, что, черт возьми, происходит.
На следующий вечер, перед сном, я направился в уборную. Как только я открыл дверь комнаты нашего отделения, я обнаружил, что коридор нашей роты был битком набит незнакомыми черными, и я был там единственным белым. Все в моем отделении были в увольнении, в кино или в клубе, кроме меня. В том коридоре, должно быть, было несколько сотен черных. Пока я пробирался сквозь их толпу обратно в свою комнату, я услышал, как один из них спросил: "Где спит этот чертов Валентайн?" Что ж, я был единственным Валентайном во всем полку, так что теперь я знал, почему все эти парни были здесь. Они преследовали меня из-за этого проклятого Хендрикса. Черт, они даже не упомянули имени этого маленького говнюка, только мое. Вместо того чтобы вернуться в свою комнату, где я в тот момент был единственным обитателем, я прошел в комнату отделения прямо напротив.
Насколько я помню, в то время в той комнате спали Майерс, Макгвайр, Манаско, Ричардс и Меткалф. Когда я рассказал им, что происходит в холле, они пододвинули к двери двухъярусную койку и достали пехотные лопатки. Мы стояли так, пока эта толпа, наконец, не ушла.
Рано утром следующего дня мы совершали прыжок с парашютом. Пока мы ждали грузовики, которые отвезут нас на аэродром, заместитель командира нашей роты, лейтенант Рэгсдейл, отозвал меня в сторону. Он устроил мне разнос за то, что я расист и едва не устроил бунт. Он ни разу не спросил меня, что случилось, а лишь обвинял меня. Он предупредил, что, если еще раз произойдет что-то подобное, я предстану перед военным трибуналом. Нет проблем, я уже сказал Хендриксу, чтобы он не впутывал меня в свои расистские дела.
Вместо отдельных ротных столовых мы ели в общей столовой батальона. Мы едва не голодали в первый год. Например, на завтрак мы могли получить одно яйцо, половину ломтика тоста, один ломтик бекона или одну сосиску, стакан молока, либо тарелку хлопьев, но не то и другое, и одну чашку кофе. Черт возьми, мы питались лучше, когда были в поле и жили на сухпаях. Та же команда в Форт-Кэмпбелле кормила нас гораздо лучше. Парням, стоявшим в очереди на раздачу последними, доставалось еще меньше, потому что еды всегда не хватало. Через несколько месяцев мы узнали, почему. По-видимому, кто-то пожаловался на пайки, и CID (отдел криминальных расследований) поймал нескольких столовских сержантов и поваров, продававших нашу жратву немцам. Эти "грабители желудков" отправились на несколько лет в Ливенуорт(11), и готов поспорить, что ни один из них не вызвал сочувствия со стороны солдат, которых они должны были кормить.

НАШ ГРАФИК ТРЕНИРОВОК резко изменился в сравнении с тем, каким он был в Форт-Кэмпбелле. Каждое утро первой шла физподготовка. Затем, три раза в неделю мы совершали марш-броски с полной боевой выкладкой и оружием протяженностью около пяти миль (8 км) до леса, где отрабатывали тактику. В казармы к приему пищи и отбою мы также возвращались марш-броском.
Парашютная подготовка стала серьезной проблемой. Аэродромы и зоны выброски находились за много-много миль от нашего гарнизона, и прыжок с парашютом, даже Голливудский прыжок ради денег, превращался в задачу на весь день. Это было форменной головной болью. Чтобы совершить простой Голливудский прыжок нужно было встать в 03:00, доехать на грузовике до авиабазы в Мюнхене, прыгнуть, а затем вернуться в Аугсбург. Вы отбывали до рассвета и возвращались по темноте. В Форт-Кэмпбелле мы могли наблюдать за оплачиваемыми прыжками из окна нашей ротной столовой, и все вызывались совершать дополнительные Голливудские прыжки, когда появлялась возможность, но в Германии никто в здравом уме не вызывался пройти через это испытание.
Во время одного прыжка, я, кажется, ударился головой о борт самолета, поскольку пребывал в оглушении до самой земли. Когда я попытался посмотреть вверх, чтобы проверить купол, я не смог поднять голову, потому что его свободные концы были перекручены до самого затылка. Тогда я повернул голову в сторону и посмотрел на других парашютистов вокруг меня: они, казалось, снижались примерно с той же скоростью, что и я, так что я не стал раскрывать запасной парашют. Круг за кругом, я крутился до самой земли, пока разматывались мои перекрученные свободные концы. Когда я был прямо над землей, кто-то крикнул: "Готовься, ты ща придешь!" и только тогда я понял, что снижаюсь слишком быстро, но мне показалось, что это уже не особо важно. Бам! Я вбился в землю. Это было самое жесткое приземление за все годы моих прыжков, но я тут же вскочил, свернул купол и направился к точке сбора, словно ничего и не случилось. Когда я ударился оземь, единственная причина, по которой я не покалечился, должно быть, заключалась в том, что я уже был оглушенным и вялым, как половая тряпка. После того, как я сдал парашют, я ходил как зомби, пока кто-то не послал медика, чтобы проверить меня. Мои приятели позже рассказали, что я обругал его и прогнал. Вскоре мой разум прояснился, но позже у меня появилась небольшая головная боль.
Мой парашют претерпел "полную инверсию". Это когда купол полностью выворачивается наизнанку, а свободные концы скрещиваются прямо у вас над головой. У меня они, кроме того, были еще и сильно закручены, вплоть до самого затылка. Еще бывает "частичная инверсия"(12), которую старые парашютисты называли "Мэй Уэст", это когда выворачивается только часть купола. Частичная инверсия, это когда несколько строп оказывается на внешней стороне купола и стягивают его посередине. Это делает ваш купол похожим на бюстгальтер. Отсюда и называние "Мэй Уэст". Как вы можете подозревать, этот термин был придуман в начале сороковых годов и относится к пышной груди покойной актрисы Мэй Уэст.
(Я до сих пор считаю, что самолет на выброске держал скорость выше нормальной. Я был не единственным, прыгавшим с этого борта, у кого возникли проблемы.)
Во время другого оплачиваемого прыжка в Мюнхене, после того как я ударился оземь и свернул свой купол, я решил посмотреть, как парни прыгают из следующего Один-девятнадцатого. Четыре парашютиста сошлись, едва только вышли из самолета. Не все четверо вместе: перепутались купола у двоих, а затем сошлись и следующие двое парашютистов. У них было лишь два купола на четверых, да и те представляли собой "фитили" или "самокрутки". Такое случается, когда купол выходит из ранца, но перекручивается настолько сильно, что не может полностью раскрыться. Парашют выглядит как "фитиль" или "самокрутка", вьющийся за незадачливым парашютистом до самой земли. Наиболее часто используемым термином для этого отказа был "фитиль". Похоже, там было два фитиля с парашютистом под каждым из них, а чуть ниже каждого из них висело по еще одному человеку. Сначала мне показалось, что две пары парашютистов попытались сделать гирляндные цепочки из двух человек. По паре из каждой двери, но я ошибся.
Как только они грохнулись оземь, я взял свой парашют и направился в ту сторону. Возможно, я мог бы помочь, кроме того, они все равно приземлились между тем местом, где я находился, и нашим пунктом сдачи парашютов. Я подбежал к первой паре и обнаружил одного парашютиста лежащим на спине в отключке или, возможно, мертвым. Затем я проследовал вдоль его строп через траву к парашютисту, который был над ним – тому, что был с фитилем. Он был полностью замотан в купол первого прыгавшего и похож на гигантский оливкового цвета кокон. Он был еще жив, потому что парашют немного шевелился, и он очень тихим голосом, частично заглушенным куполом, произносил: "Мама, мама". Он повторял это вновь и вновь. Я ничего не мог сделать для этих двоих, и поэтому побежал к двум другим парашютистам. Они и их парашюты были в точно таком же состоянии, как и первые два, но ни один из них не был в сознании. Мне стало намного легче, потому что я не хотел слышать, как взрослый человек зовет свою мать. Оба пострадавших парашютиста, которых я смог разглядеть, были чернокожими солдатами.
Тем временем парашютная выброска продолжалась, и другие десантники прыгали из самолетов, снижались под своими куполами, приземлялись вокруг нас и покидали площадку десантирования. Как всегда, снаряжение, теряемое бойцами при падении до раскрытия парашюта, валилось на землю по всей чертовой DZ. Предметами, наиболее часто улетающими у солдат во время прыжка, были шлемы и оружие. Если стальной шлем или оружие, летящее с тысячи двухсот футов (365 м), приземлится вам на голову, оно вобьет ее вам в грудную клетку.
Массовые тактические парашютные выброски всегда очень опасны. Судя по всему, четверо пострадавших парашютистов не "выпрыгнули" из двери, а просто как-то шагнули или выпали из нее. Набегающий поток стащил их вместе под самолетом, и они запутались. Большинство парашютных происшествий происходит из-за человеческого фактора, а не из-за отказа техники. Вообще, один из моих старых сержантов решительно настаивал: "Такого понятия, как происшествие не существует. Большинство происшествий, как вы их называете, на самом деле являются преднамеренной небрежностью". Если подумать, он прав. Кто-то почти всегда несет ответственность за "происшествие", все, что нужно сделать, это тщательно проанализировать его.
Когда подлетел первый медицинский джип, я указал им на вторую пару пострадавших парашютистов, а затем подобрал свое снаряжение и направился к пункту сдачи. Мы так больше ничего и не слышали об этом парашютом происшествии. Мы редко слышали что-либо о парашютных происшествиях. Можно было подумать, что таковых у нас не случалось, но мы-то знали лучше. У нас было много несчастных случаев на тренировках, и некоторые из них не были связаны с парашютными прыжками.
Тренировки с танками также стали причиной нескольких потерь в Пять-одиннадцатом. Один из парней из нашего взвода тяжелого вооружения погиб, упав с движущегося танка во время маневров на полигоне то ли в Хоэнфельде, то ли в Графенвере. Возможно, я написал эти два названия неправильно. Погибший солдат, назовем его рядовым Уайтом, он был откуда-то из Нью-Йорка. Это было так давно, что я не могу точно вспомнить, какой полигон это был.
Уайт погиб потому, что отнесся к этим танкам без должного почтения. Ему досталось плохое место на танке, потому что он был последним, кто взобрался на броню, и держался небрежно, только одной рукой. Когда танк влетел в глубокий ров и выскочил с противоположной стороны, он не удержался и попал под правую гусеницу. Я слышал, как кто-то заорал – возможно, это был Уайт, но я не видел, как он упал. Затем танк со скрежетом остановился, потому что механик-водитель заметил падение солдата, и ударил по тормозам. Как вы можете догадаться, делу это не помогло. Танковая гусеница переехала пацана посередине, прямо поперек бедер. Она протащила, раздавила и скрутила его тело, когда проскользила в момент остановки. Танк все еще стоял на нем, когда я добрался до него. Он сидел и колотил прикладом винтовки по тракам. Затем он бросил винтовку и попытался оттолкнуть их от себя руками. Мехвод дал задний ход, и из-под траков полетели куски окровавленного мяса размером с мой кулак.
Все пехотинцы спрыгнули с танка. Как только они увидели человека, зажатого под гусеницей, они все бросились к ближайшим кустам, откуда не было видно изуродованное тело – где некоторых из них стошнило. С Уайтом тогда остались только командир танка, механик-водитель, приданный нам медик, также находившийся на танке, и я.
Мы с Уайтом не были лично знакомы. Его фамилия и то, что его обычно считали косячником – вот все, что я о нем знал. Где-то в глубине себя мне тоже хотелось покинуть эту ужасную сцену, но я просто не мог оставить одного из парней из моей роты в одиночестве, умирать среди незнакомцев.
Весь живот бедняги был буквально раздавлен в кашу. Центр гусеницы танка пришелся на его бедра. Он определенно был не жилец, мы все знали это, но я старался не подать ему виду.
Мехвод был явно потрясен. Он умолял пострадавшего бойца простить его. Раненый пацан ответил: "Катись нахер". Мехвод дал мне одеяло, и я накрыл Уайта по самую шею. Командир танка отошел в сторону и вызвал вертолет. Затем танкисты быстро присоединились к остальным парням в кустах или остались внутри своего танка и позади него, и на месте остались только медик, умирающий солдат и я.
Я сел рядом с Уайтом и держал его за руку, пока мы говорили. Медик встал и отошел от нас. Теперь там были только тот умирающий солдат и я. "Откуда ты, Уайт?" спросил я. "Нью-Йорк", ответил он. Затем он сказал: "Вэл, я, может, и десантник, но этот проклятый танк тяжелый", и он слегка рассмеялся. Понятия не имею, откуда он узнал мое прозвище. Он попытался подняться и откинуть одеяло, чтобы посмотреть, насколько серьезно он пострадал, и я осторожно, но твердо толкнул его обратно на землю и сказал: "Не парься. Гусеница едва задела твои лодыжки и слегка скрутила их". Он ответил: "Вэл, ты мне лжешь. Я видел, куда наехал этот чертов танк".
Когда прибыл капитан Куинн, Уайт умолял: "Вэл, дай мне мою винтовку и хотя бы один боевой патрон, чтобы я мог забрать с собой этого жалкого ублюдка". "Я не могу помочь тебе сделать это, приятель. Извини", сказал я. Кажется, он простил меня, по крайней мере, он не проклял меня, как того танкиста. Наконец прибыла вертушка, примерно через двадцать минут после того, как его раздавило. Прежде чем его увезли, Уайт попросил меня написать его родителям и рассказать им о случившемся. Он настоял, чтобы я пообещал ему, что сделаю это, и я обещал. Потом его забрали. Когда Уайта подняли и положили на носилки, кровь буквально хлынула на землю, как из ведра. Никто не мог понять, как Уайт прожил так долго. Позже мне сказали, что он умер в вертолете до того, как они добрались до госпиталя. Это была одна из тех маленьких двухместных вертушек-пузырей. Там не было места, чтобы с ним летел медик или кто-нибудь из нашего подразделения.
Всех, кто был на этом танке, отправили обратно, прямо в базовый лагерь, в отдел CID для допроса. Агенты CID относились ко мне так, словно это я убил того пацана. Позже я обнаружил, что они относились ко всем одинаково. Наконец нас отпустили, и мы вернулись в казармы. На ужин у нас были жареные ребрышки. Когда я увидел эти ребрышки, я вышел из очереди на раздачу и вернулся в казарму. Это был один из немногих случаев в моей жизни, когда у деревенщины из Восточного Теннесси не было аппетита.
Как оказалось, я так и не написал родителям Уайта, потому что не знал его лично и не знал о нем ничего хорошего, такого, что можно было бы сказать. Единственное, что я мог им сказать, это то, что когда его раздавило, как жука, он воспринял это как мужчина и умер, до конца полный мужества. Как я мог описать им, то, как он умер. Это было все, что я знал о нем, и я не собирался лгать им. Насколько я понимал, писать им было особенно нечего. Пока Уайт не попал под гусеницу танка, я почти не знал его имени, но я узнал его намного лучше после того, как мы разделили его последние двадцать минут на этой земле. Это был первый раз, когда я почувствовал запах человеческой крови и кишок, запах смерти. Это был первый раз, когда я увидел, как умирает человек.
Когда мы вернулись в Шеридан-Казерне, в соседней часовне была проведена поминальная служба, и нас всех повели туда. Это была самая странная похоронная или поминальная служба, на которой я когда-либо присутствовал, потому что где-то во время нее капеллан сказал: "Вам не следует принимать это слишком близко, потому что в любом случае он был всего лишь еще одним сачком". Мы не могли поверить своим ушам.
(Дэн Финк напомнил мне об этой церковной службе на встрече роты "K" в 1999 году, и я добавил ее в эту главу. Я совершенно забыл о ней, пока он не поднял эту тему. Как я мог забыть что-то подобное?)
Медик, бывший с нами на том танке, вернулся с другим подразделением для дополнительных тренировок с танками, и стал свидетелем новой бойни, когда танковый тягач перевернулся и скатился с горы, раздавив при этом нескольких членов экипажа. Когда этот медик в следующий раз отправился с нами на маневры, он сказал мне, что откажется быть медиком, как только вернется в лагерь. Этот медик так и не вернулся в наше подразделение, так что я не знаю, что с ним случилось. Это был 1956 год, и мне было восемнадцать лет.

БОЛЬШИНСТВО МОИХ ВОСПОМИНАНИЙ связаны с разными происшествиями, хорошими и плохими. Повседневная рутинная деятельность, похоже, просто выпала у меня из головы. Например, еще один прыжок с парашютом, который я помню, был тактическим десантированием, но у нас было очень мало сумок GP (General Purpose – многоцелевых). Сумка GP представляла собой большую брезентовую сумку с, если я правильно помню, тремя охватывающими ее утягивающими ремнями и застегивающимися клапанами спереди по всей длине. Она использовалась одиночным парашютистом для размещения тяжелого вооружения и другого громоздкого снаряжения во время тактического парашютного десантирования. На каждое отделение тяжелого вооружения стрелкового взвода предполагалось иметь четыре сумки GP. По одной на каждый пулеметный расчет и по одной на каждый расчет реактивного гранатомета. Каждый пулеметный расчет размещал в сумке свой пулемет, боеприпасы, ЗИП, инструменты и т.п. Нам везло, если удавалось заполучить две сумки GP. Если оставалось место, человек, прыгавший с сумкой, мог даже суметь втиснуть в нее еще и свой ранец. Чаще всего мне приходилось крепить свой полевой ранец к сумке снаружи. В нашем взводе я обычно был человеком, прыгающим с сумкой GP, если нам удавалось ее добыть.
Полевой ранец – это маленький рюкзачок с прикрепленной к нему подковообразной скаткой. Подковообразная скатка состоит либо из одеяла, либо из спального мешка и, возможно, сдутого надувного матраса, завернутых внутрь брезентовой полупалатки вместе с палаточной стойкой, колышками и веревкой. Затем этот сверток привязывался к верхней и боковым сторонам полевого ранца в форме перевернутой буквы "U" или подковы.
Иногда пулеметчикам Одиннадцатой везло, если они получали для своего оружия контейнер Гризволда. Чаще я прыгал с пулеметом, используя контейнер Гризволда, чем с сумку GP. Если нам доставался только контейнер Гризволда, подносчики боеприпасов как могли крепили дополнительные короба с лентами к их подвесной системе, потому что в контейнере места для них не было. Контейнер Гризволда, это брезентовый чехол, регулируемый по длине, предназначенный для размещения карабинов, винтовок, BAR и пистолетов-пулеметов. Он крепился к тому же металлическому полукольцу, к которому присоединялись левые свободные концы запасного парашюта. На нем имелось два ремня, которые вы привязывали к подвесной системе, чтобы он не взлетел и не ударил вас по голове или не запутался в вашем парашюте. Один ремень был примерно на половине его длины, а другой был ближе к его верху. Когда вы помещаете здоровенный пулемет в контейнер Гризволда и вешаете его на левый бок, можете забыть о "правильном" положении тела после выхода из самолета. Вас просто переворачивает и кладет на бок, как только вы попадаете в поток от винтов.
Парням из Восемьдесят второй всегда выдавали на прыжки и контейнеры Гризволда и сумки GP, но Одиннадцатая всегда прыгала со своим индивидуальным оружием "наголо". Под "наголо" я подразумеваю, что мы заматывали дульный срез носком в попытке сохранить его в чистоте для стрельбы. Мы также крепили по "притяжной" веревке к каждой антабке. Ту, что на прикладе, мы привязывали к левой стороне нашей подвесной системы, а ту, что на передней антабке – к бедру. Мы также пропускали поясной обхват подвесной системы поверх оружия, прежде чем застегнуть его. На этот конкретный прыжок моему взводу тяжелого вооружения выдали только одну сумку GP.
Я вызвался прыгнуть с сумкой, если мы сможем загрузить в нее снаряжение нашего отделения, и если остальные члены моего отделения расположатся в самолете так, чтобы приземлиться рядом со мной и помочь вынести снаряжение с DZ. Я знал, что не смогу сам вытащить все это снаряжение с площадки приземления. Мне повезет, если удастся протащить его с собой через дверь самолета.
Мы принялись за попытку упаковать в сумку GP все наше снаряжение. Нам повезло. Нам выдали только по две коробки холостых патронов на каждый пулемет, и мы не брали с собой треноги, так что это дало нам немного дополнительного места. Мы решили использовать только сошки и приклады вместо тяжелых и громоздких треног. Мы засунули в сумку два пулемета с патронами и как минимум один 3,5-дюймовый гранатомет, но не смогли закрыть клапана и защелкнуть их. Один из подносчиков боеприпасов пошел поискать что-то, чем можно было бы накрыть снаряжение в сумке, чтобы оно не выпало. Вскоре он вернулся с наматрасником, который "реквизировал" в соседней казарме. Мы накрыли снаряжение этим чехлом, а затем затянули три ремня вокруг сумки GP, пропустив их через плечевые ремни моего ранца, чтобы закрепить его снаружи сумки. Мы использовали несколько палаточных веревок в качестве дополнительных стяжек. Используя встроенные в сумку стропы, я прикрепил свой полевой ранец к передней части сумки. Эта сумка вышла той еще гирей.
После того, как я надел парашют, я зацепил сумку за полукольца и попытался поднять ее, чтобы посмотреть, как у меня получится дойти до двери, а затем выпрыгнуть из самолета. Сумка вытянулась во всю длину и была такой тяжелой, что я мог приподнять ее над полом только на два дюйма (5 см), а это означало, что места для ног под ней не было. С таким мешком, прицепленным к моему животу… подойти и выпрыгнуть из двери, определенно нет, а вот доковылять и вывалиться наружу – точно да. Кто-то заставил выпускающего поставить меня на этот прыжок вторым в палке. Это избавило от необходимости ковылять, чтобы добраться до двери.
Нам потребовалось трое, чтобы донести эту сумку до самолета, а затем поднять по трапу в грузовой отсек. Там я оттащил ее по полу к своей сидушке возле выходной двери. Если бы я пристегнул сумку к своей подвесной системе, я не смог бы сесть, поскольку она была очень длинной и тяжелой, так что я ждал шестиминутной готовности, чтобы прицепить ее к себе. Когда первый человек в палке прыгнул, я как мог поднял этот чертов мешок и буквально проволок его между ног к двери. Когда я выходил из самолета, я выпал из двери головой вперед, затем, когда мой купол начал наполняться, мои ноги забросило вперед, а затем я завалился на спину. Падая к земле лицом вверх, я смотрел, как купол надо мной пытается раскрыться, и видел, как ушатанный C-119 быстро исчезает вдали. У моего купола была проблема с наполнением, потому что стропы были сильно перекручены. Купол набирал немного воздуха, затем сдувался, набирал еще немного и сдувался опять. Когда купол делал это, мы говорили, что он "дышит". Поскольку я не хотел рисковать тем, что моя запаска запутается в основном куполе, и что из этого выйдет, я не решался задействовать запасной парашют. Возможно, это займет немного больше времени, чем обычно, но я знал, что мой основной купол раскроется. По какой-то странной причине я ничуть не беспокоился о своем затруднительном положении... и, если вам интересно, нет, на этот раз я не ударился головой о самолет.
Внезапно все исчезло в море оливково-зеленого. Я приземлился на купол другого солдата! Я погрузился в него так глубоко, что полностью зарылся в нем. Под весом меня и моей сумки его купол частично погас. Мы немного пропадали, а затем его купол снова наполнился вместе со мной, все еще зарывшимся в нем возле вершины, с лежащей на мне сумкой GP. Если честно, я был очень удивлен, что его парашют снова наполнился, но я все равно ничего не мог с этим поделать. Как бы то ни было, я растопырил руки и ноги, чтобы распределить свой вес и оттолкнуть его купол от себя, чтобы получить возможность взглянуть на свой парашют. Он все еще дышал, но, по крайней мере, купол теперь был немного больше, чем раньше. Дело постепенно двигалось, еще несколько секунд, и он наполнится полностью. Я просто знал, что он раскроется. Почему я был так уверен, что парашют раскроется до того, как я упаду на землю – я не могу этого объяснить.
Тем временем мой хозяин там внизу, несколько эгоистичный первоначальный пользователь другого парашюта, обзывал меня последними словами, некоторые из которых я даже никогда раньше не слышал, веля мне покинуть его парашют. Он ругался хуже, чем матрос. Я заорал: "Эй, засранец, я бы с удовольствием слез с твоего гребаного купола, если бы мог, но я придавлен стофунтовой сумкой и не могу пошевелиться". Это ничуть не замедлило тираду разгневанного солдата и не ослабило его гнев. Он, должно быть, был сладкожопой канцелярской крысой. Черт, я находился на его куполе всего несколько секунд, но ему они, должно быть, показались часом. По какой-то странной причине я по-прежнему спокойно относился к своей ситуации. Возможно, я уже сошел с ума, но не знал, что я сумасшедший. Наконец, мой парашют раскрылся настолько, что смог захватить воздуха и сбросить меня с купола. Видите ли, я знал, что он раскроется. Потом чертова штука тут же снова сдулась. Ой! И я пронесся мимо своего эгоистичного хозяина, как куль (десять фунтов какашек в пятифунтовом мешке), с "Вот, дерьмо" от меня и "Чтоб тебя" от моего негостеприимного хозяина, в то время как мой купол пытался вновь "вздохнуть". Свистя мимо, я подумал, что, судя по отношению, этот парень, должно быть, янки из Нью-Йорка или Нью-Джерси. Я посмотрел вверх и увидел, как мой купол медленно раскручивается, пытаясь снова наполниться, в то время как я падаю примерно в сотне футов ниже него. Меня по-прежнему ничуть не волновала земля, мчащаяся мне навстречу. Как раз перед тем, как он, наконец, полностью раскрылся, я услышал финальные слова невольного хозяина: "Почему бы тебе не раскрыть свою чертову запаску, ты, тупой сукин…?" К этому времени мы были так низко, что у меня больше не было времени обмениваться ругательствами с моим не очень щедрым хозяином, потому что мне нужно было отцепить мою монструозную сумку, прежде чем я упаду на землю.
Сразу после того, как я сбросил свою сумку GP на ее фале, она врезалась в землю, а через секунду в нее врезался и я.
Сумка осталась прикрепленной ко мне, и парашют сработал – возможно, немного медленно – но сработал, и из сумки ничего не выпало. Мой парашют скрутило больше, чем обычно, из-за того, что я выпал из двери головой вперед, но, учитывая все обстоятельства, прыжок был хорошим. Любой парашютный прыжок, после которого вы уходите на своих ногах, это хороший прыжок.
После того, как я шмякнулся оземь, как обычно, поблизости не оказалось никого из моего отделения, так что я просто уселся на этот толстожопый мешок и ждал, пока они меня найдут. Если бы командиру отделения понадобились это оружие и боеприпасы, они бы меня нашли, и, в конце концов, так они и сделали. Никогда больше я не вызывался сделать на прыжках что-либо столь же глупое.

10. Поскольку речь идет о Германии, я оставлю название тамошних казарм в их немецком произношении (прим. перев.)
11. Имеется в виду Форт-Ливенуорт, где находится главный орган американской армейской исправительной системы – т.н. Дисциплинарные казармы Армии США. Проще говоря, военная тюрьма максимально строгого режима (прим. перев.)
12. У нас это называется перехлестом купола (прим. перев.)

_________________
Amat Victoria Curam


Вернуться наверх
Не в сети Профиль  
 
 Заголовок сообщения: Re: Don Valentine "Strap Hanger"
СообщениеДобавлено: 09 мар 2022, 14:58 
Модератор
Аватар пользователя

Зарегистрирован: 02 ноя 2012, 07:50
Сообщений: 4642
Команда: A-344
Интересно, в наших ВДВ какой процент подобных ЧП на прыжках?

_________________
XA2


Вернуться наверх
Не в сети Профиль  
 
 Заголовок сообщения: Re: Don Valentine "Strap Hanger"
СообщениеДобавлено: 10 мар 2022, 10:44 
Аватар пользователя

Зарегистрирован: 15 фев 2013, 21:29
Сообщений: 2075
Команда: нет
НА МАНЕВРАХ мы, казалось, проходили сотни миль. Много раз я засыпал, маршируя с пулеметом за спиной. Однажды я заснул и продолжил идти прямо на повороте дороги, и упал лицом в канаву. Тогда я нес ту "легкую тридцатку" на плечах, и она едва не сломала мне шею. Тот марш длился дольше, чем мне хватило воды, и я испытывал сильную жажду. Это было летом, было жарко, но шел дождь. Наконец, когда мы пересекли поле, я увидел лунный свет, отражающийся от воды на земле, лужу. Это единственный раз, когда я пил воду из лужи. Я был рад, что было темно. Я не хотел видеть, что я пью.
Пехотинец учится спать и есть где угодно, в любое время и в любых условиях. Дайте ему десятиминутный перерыв на марше, и он проспит девять минут. Они умеют выживать в любой ситуации. Типичная пехтура не имеет желания быть героем, он заинтересован лишь в том, чтобы просто делать то, что должен делать для себя и своего товарища, чтобы дожить до следующего дня, а иногда просто до следующей минуты.
Мы много времени проводили на полевых учениях в любую погоду. Иногда у нас были спальные принадлежности, а иногда нет. Во время этой командировки в Германию я провел много морозных снежных ночей, сидя на своем шлеме, прислонившись спиной к дереву, и накинув на себя пончо, как вигвам. Когда мне велели вылезать, обычно на рассвете или, может быть, незадолго до него, я таскал задубевший "вигвам" за собой до тех пор, пока он не оттаивал на солнце, и я мог снова сложить его и засунуть за пистолетный ремень сзади. Много раз, когда у меня был спальный мешок, я снимал пулемет с треноги и клал его на надувной матрас рядом с собой, надеясь, что то небольшое количество тепла, которое проходит через мешок, не даст пулемету замерзнуть. Забота об этом пулемете была важна для меня. Я не хотел, чтобы моя "легкая тридцатка" замерзла, потому что очень любил стрелять из нее. Носить ее было тем еще геморроем, но стрелять мне очень нравилось.
Всякий раз, когда нам выпадала удача ехать на грузовиках, мы научились привязывать банки из сухого пайка к двигателю с помощью проволочных стяжек, которыми были обвиты ящики с C-Ration, чтобы они разогревались, пока мы ехали. Мы забирали нашу еду, когда делали остановку. Нужно было пробить крошечную дырочку или две в верхней части банки, иначе она взорвется, когда нагреется. Иногда молодые ребята этого не знали или кто-то торопился и забывал, и банки взрывались, разбрасывая свое содержимое по всему моторному отсеку, к большому неудовольствию водителя, отвечавшего за уборку этой дряни.
В зимнее время случались очень плотные туманы и они, как правило, стояли довольно долго. В такие туманы машины улетали с дороги, и было совершенно непонятно, где они. Зачем кому-то нужно было ехать куда-то в такую передрягу – я никогда не мог понять. Но если вы были солдатами в поле, вы не могли ожидать помощи от авиации в эти периоды. Вы были абсолютно сами по себе. Это заставило меня оценить, через что пришлось пройти парням, сражавшимся там во время Второй мировой войны, особенно ребятам в Бастони во время Арденнского сражения, у которых не было зимнего снаряжения, и они не могли его получить, потому что были окружены. Я бы превратился в восточно-теннессийское эскимо.
Ангелы довольно часто попадали в неприятности. Наша рота была ничем не хуже любого другого подразделения, но ею командовали Мэтт и Джефф, так что мы были немного уникальными. Например, Мэтт, Первый солдат Эрнести, превратил комнату в подвале нашей казармы, где уже были решетки на металлической двери и одно крошечное окошко, в свою личную тюрьму. Насколько мне известно, рота "К" 511-го была единственной ротой во всей Армии США, а может, и в любой другой армии, у которой была собственная частная тюрьма. Разумеется, это было абсолютно против правил, но Мэтт и Джефф никогда не позволяли таким мелочам, как правила, остановить их. Мы должны были подчиняться правилам, но не они. Если от MP приходило DR (Delinquency Report – донесение о дисциплинарном проступке), вы отбывали срок в ротной кутузке, не ели ничего, кроме холодных пайков, и автоматически "становились добровольцем" в отделение Рейнджеров роты "К". Если вы получали Статью 15 или попадали под военный трибунал, вы автоматически становились "Рейнджером роты К".
Отделение Рейнджеров было вооружено пулеметами пятидесятого калибра, по одному на каждых четырех Рейнджеров. Рейнджеры подвергались полномасштабным проверкам в любое время дня и ночи. Если NCO облажался, он "вызвался добровольцем" стать командиром отделения Рейнджеров и оставался им до тех пор, пока следующий NCO не "вызывался" занять его место.
Когда мы тренировались в гарнизоне, у отделения Рейнджеров был свой график. В него обычно входили гимнастические упражнения с оружием и тактико-строевые занятия, но с одним небольшим изменением. Вместо винтовок они использовали 28-фунтовые (12,7 кг) стволы пулеметов пятидесятого калибра. Это делало физические упражнения немного более сложными.
Когда мы марш-броском выдвигались на местные учебные поля, отделение рейнджеров шло впереди. Они всегда стартовали последними, но потом пробегали мимо роты. Как только они достигали головы ротной колонны, они останавливались на обочине и устанавливали свои пулеметы, а затем либо подвергались полному осмотру, либо начинали рыть огневую позицию. Когда последний человек в роте добегал до них, они повторяли этот процесс – снова и снова, всю дорогу до тренировочной площадки. Обратный путь в лагерь в конце дня был таким же. Если у вас было хоть сколько-то здравого смысла, вы не хотели быть Рейнджером роты "К", однако все равно довольно много парней "вызвались" стать ими.
Однажды утром на построении после подъема под ливнем один рядовой вслух пожаловался, что должен стоять в темноте под дождем, ожидая, пока какой-нибудь тупорылый майор найдет время, чтобы принять рапорт их роты. Эрнести краем уха уловил это замечание, но не знал, кто это сказал. Эрнести подошел к строю взвода рядового и спросил: "Кто это сказал?" Рядовой, стоявший в первом ряду, заговорил, и Эрнести ударил его кулаком в челюсть, повалив на землю. Уходя, Эрнести прорычал: "Это научит тебя, как болтать в строю, тупой сучий потрох".
Как-то Эрнести разозлился на одного из рядовых нашего взвода, уже не помню кого. Так или иначе, Эрнести приказал рядовому забраться как можно выше на дерево, стоявшее на территории нашей роты. Пока он карабкался вверх, Эрнести приказал трем другим рядовым взять винтовки и штыки, и встать в караул у подножия дерева с примкнутыми штыками, чтобы этот рядовой не спустился с дерева, пока он лично не сменит их.
Однажды ночью все обитатели нижнего этажа проснулись от громкой возни, ругани и ударов, доносившихся из холла. Выйдя на поиски шума, мы обнаружили Эрнести и сержанта Скинадоре, дерущихся в партере на полу в холле. Скинадоре был крупным индейцем из роты "Индия", квартировавшей по соседству, и позже стал их Первым солдатом. Большинство из нас просто отправились спать дальше, надеясь, что они поубивают друг друга.
Как-то ночью несколько белых парней из нашей роты вступили в потасовку с черными из роты "Индия". На следующий день две роты проводили боксерские поединки на лужайке между двумя нашими ротами. Ну, вообще-то это было между нашей ротой и часовней, находившейся между нашими подразделениями. Драчуны надевали перчатки и бились, пока все не прошли пару раундов или не были нокаутированы. Солдат из роты "К", назовем его Джеком Уокером, был одним из парней нашей роты, которым пришлось биться. У него был бой с черным солдатом, который был тяжелее его примерно на пятьдесят или шестьдесят фунтов (22,5-27 кг), а то и больше. Джек отмудохал его до полной усрачки. Джек – единственный из бойцов, которого я могу вспомнить. В нашей роте был довольно крупный солдат по имени Френсис Бирнс. По какой-то неизвестной мне причине некоторые сержанты не любили Бирнса. Однажды трое сержантов тайно устроили Бирнсу "темную" и выбили из него все дерьмо. Кто были эти сержанты, я давным-давно позабыл.
Летом 1956 года рота "К" выступала в качестве партизан для Десятой группы Сил спецназначения на учениях. Нас выбросили с парашютами в предгорья Альп в Южной Баварии, где ребята из SF организовали площадку приземления и ждали нашего прибытия. Это был единственный раз, когда мне не пришлось прыгать с моим пулеметом – мы все были вооружены винтовками M1 Гаранд. Для меня прыжок всего лишь с М1 и полевой выкладкой из расчета на шесть недель был сродни "Голливудскому прыжку". Очень раскрепощающе. Прыжки, подобные этому, могут испортить человека. Спецназ также отвечал за медицинское обеспечение прыжка.
Когда наши купола раскрылись, мы увидели под собой прекрасное зрелище. Мы могли видеть на сто миль в любом направлении, потому что были очень высоко. Мы плыли вниз к пастбищу на вершине довольно ровной горы, окруженной большими долинами с более высокими горами вдали. Была только одна маленькая проблема: ветер. На такой высоте его скорость была очень велика. Как только наши парашюты раскрылись, мы заскользили над тем прекрасным пастбищем. Один взгляд через плечо в направлении, в котором я летел, и я точно знал, где приземлюсь – на большие металлические конные грабли. Они не использовались – просто стояли в поле, нацелив свои маленькие острые металлические зубья на мою большую нежную задницу. Казалось, что до них не менее четверти мили (400 м), но я знал, что приземлюсь именно там, что бы я ни делал.
Натягивая стропы и пытаясь карабкаться по ним, я изо всех сил старался изменить свою судьбу, однако продолжал стремительно лететь вниз, к этим граблям. Через пастбище и купу деревьев, я продолжал лететь к граблям. Медицинский фургон отъехал от сигнальных полотнищ, образующих марку (обозначение площадки), и помчался по фермерской грунтовке к тем здоровенным уродливым граблям. Из него выскочили двое медиков. Я думал, что они собираются подцепить эти грабли и оттащить их прочь, но вместо этого они просто прислонились спинами к фургону и принялись ждать, когда прибудет их первый "пациент"… и им буду я.
В тот момент мне хотелось, чтобы у парашюта Т-10 был руль, потому что независимо от того, чему вас учат в прыжковой школе, вы не можете управлять Т-10. О, вы можете развернуть его и смотреть в любом направлении, в каком захотите, и вы можете заставить его снижаться быстрее, достаточно сильно подтянув один из свободных концов. Но рулить Т-10? Ни малейшего шанса. В общем, я свалился так близко к этим граблям, что мой купол перелетел через них, а стропы запутались в них. Пока я боролся с ветром, чтобы освободиться от своего парашюта и тех граблей, я увидел, что два медика SF скандалят, передавая друг другу деньги. Очевидно, из-за того, что я не попал на эти грабли, кто-то проиграл пари, и теперь был очень зол. К тому времени, как я выпутался из граблей и выбрался из подвесной системы, медиков уже не было. Возможно, они отправились поискать какое-нибудь занятие в другом месте. В нашем взводе на том прыжке пострадало всего два человека, один из которых сломал ногу.
После того, как мы оставили наши парашюты и шлемы укладчикам, нас отвезли на грузовиках глубоко в горы, а затем выгрузили сразу после наступления темноты, и мы около четырех часов шли маршем в лагерь выше в горах. Когда я говорю "маршем", я выражаюсь очень либерально. Собственно, мы ползли почти прямо вверх по противопожарной просеке в кромешной тьме в полном боевом снаряжении. Мы карабкались так на протяжении первого часа или около того, прежде чем, наконец, достигли тропы, по которой могли идти прямо, как должно передвигаться человеку на этой земле. Когда мы двинулись, нам пришлось держаться за парня впереди, которого мы не могли разглядеть, и следовать по очень узкой извилистой тропе вдоль склона горы, которую мы тоже не видели. Если это не марш, где слепец ведет слепца, то уж и не знаю, как это назвать. Все это время мы пытались ступать на то же место, что и парень впереди. Нам сказали, что так мы забьем следы друг друга и сделаем практически невозможным определение количества людей, прошедших по тропе.
Мы наконец-то добрались до места назначения где-то на вершине горы и вырубились на пару часов до рассвета. Когда он наступил, я увидел, что мы находимся в еловом лесу, скрытно рассредоточенные по отделениям.
Мы разместились под елями, по двое-трое. Мы обрезали самые нижние ветки – ровно столько, чтобы освободить место для нашего укрытия под огромной елью, а затем подвязывали их к веткам выше и позволяли свисать вниз и скрывать нас. Внутри мы натянули в качестве навесов пончо и разместили под ними наши спальные принадлежности. Все наше снаряжение было укрыто вместе с нами под этими густыми деревьями. Кто-нибудь мог пройти в десяти футах (3 м) от нашего дерева, но так и не узнать, что мы там, если мы будем вести себя абсолютно тихо и не двигаться.
В Баварских горах мы провели с нашей командой SF несколько недель. Примерно каждые несколько дней мы получали пополнение запасов продовольствия, либо на парашютах, либо партизанские "контакты" закладывали их в тайники в долине. Мы ходили на пополнение припасов по очереди. Иногда мы ели боевые пайки, но в основном это были американские армейские пайки "пять в одном". Такие я видел впервые. Стрелки в пехоте не получают их, у нас были только С-Ration. Насколько я помню, термин "пять в одном" означал, что им может прокормиться пять GI в течение одного дня или один GI в течение пяти дней. Он также включал некоторые дополнения, которые служили дольше. Единственное, что я могу вспомнить – то, что в него входили полоски бекона и банка кофе. Каждый ящик весил около 25 фунтов (11,3 кг), но если для готовки пищи у вас не было ничего лучшего, чем армейский полевой столовый набор, вам было бы намного лучше иметь C-Ration. Чтобы извлечь максимум из пайка "пять в одном" нужно что-то вроде больших сковородок или жаровни.
Я участвовал в обоих типах пополнения припасов. Каждое из них занимало всю ночь. Мы никогда не занимались ничем подобным вблизи нашего базового лагеря, чтобы не привлечь в наш район плохих парней. Когда я отправился на ночную выброску припасов с воздуха, мы рассредоточились по зоне выброски и в полной темноте ждали самолет. Было слышно, как он пролетел над головой, но в темноте его не было видно. Внезапно в воздухе прямо над моей головой начали трещать петарды. Вот только на самом деле это были не петарды, а "рифовки", высвобождающие стропы и позволяющие ветру и вытяжному парашюту наполнить основной купол. Рифовки представляют собой устройства задержки, позволяющие тюку пропадать определенное расстояние, и купол вводится в действие непосредственно перед тем, как он врежется в землю, а еще во что-либо или в кого-либо, кто окажется между грузом и землей. Задержка не дает ветру разнести грузы по всей округе. Треск рифовок был для нас единственным способом узнать, что грузы выброшены, и он напугал меня до усрачки, потому что это был мой первый опыт ночной выброски снабжения.
Стоять в кромешной тьме под пятисотфунтовыми (227 кг) тюками, сбрасываемыми с парашютом с высоты двенадцати сотен футов (360 м) было весьма нервирующе. Даже с полностью раскрывшимся парашютом этот тюк все равно летит с той же скоростью, с какой падал бы, если бы был сброшен с высоты порядка десяти или двадцати футов (3-6 м), и если он приземлится на вас, этого будет достаточно, чтобы вас убить. Если один из куполов откажет, этот тюк может раскатать вас, сделав площе, чем блин. Единственным вопросом в данном случае будет, как много от вашей задницы останется для отправки домой.
Остальные парни ругались, и я слышал, как они носятся по покосу, пытаясь предугадать, куда упадут эти тюки. Я хотел было последовать их примеру, но потом вспомнил совет старого сержанта-десантника насчет подобных ситуаций: "Не мечись, пытаясь увернуться. Лучшие шансы, что оно пролетит мимо, если будешь просто стоять на месте".
Так что, как хороший солдатик, я прислушался к его совету, но почувствовал дуновение и посмотрел вверх. Я знал, что тюки будет нести по ветру, при условии, что их купола раскроются, и если один из них налетит на меня, я лишь надеялся, что в последний момент увижу его и смогу отпрыгнуть в последнюю секунду. Внезапно тюк рухнул на землю примерно в двадцати футах (6 м) от меня, а купол и стропы обрушились на меня. Едва не накрыло. Было так темно, что я не видел тюк, я даже не мог разглядеть стропы, повисшие на мне. Этот тюк так сильно напугал меня, что удивительно, как я не обмарал штаны. Независимо от того, на какой способ пополнения припасов мы отправлялись, каждому приходилось в кромешной тьме тащить по ящику с пайками на наш курорт на вершине горы. Представьте, что вы заперты в подземелье… вот как темно было ночью в том горном лесу.
Мы оставались без еды около трех дней, потому что последний наряд на DZ не смог по темноте обнаружить все тюки с продовольствием. Найти их в полной темноте было скорее вопросом везения, чем чего-либо еще. Те из нас, кто бывал в нарядах на DZ, понимали проблему, и мы не злились на парней, бывших на DZ в тот раз. Тем не менее, мы очень проголодались. По факту я был так голоден, что мой желудок, казалось, грыз позвоночник.
В итоге мы все собрали деньги, и один из парней из SF надел гражданскую одежду в баварском стиле, и поехал на велосипеде в местную деревню, чтобы купить еды. Он вернулся поздно ночью. Что бы ни делали SF, казалось, это всегда происходило ночью. Когда Джек раздавал еду, я уже спал, но он разбудил меня. Он дал каждому из нас по довольно большому куску сыра и европейского хлеба с твердой корочкой и коричневым нутром. Это было самое вкусное, что я когда-либо ел. Это было самое долгое время, когда у меня во рту не оказывалось куска чего-либо, и я был достаточно голоден, чтобы сожрать южную часть мула, направляющегося на север... сырой! Когда я проснулся на следующее утро, я потянулся за остатками сыра и хлеба, а затем почувствовал, чем тянет от этого сыра. Это был один из тех вонючих сортов сыра, и он был зеленоватым. Меня едва не вывернуло. Накануне ночью он точно так не пах. Зажав нос во время еды, я прикончил остаток сыра. Насколько я знал, может пройти еще три дня, прежде чем мы получим снабжение, и я не собирался дать ему пропасть зря.
Каждая ночь в этих горах была так же черна, как и первая. Вы могли коснуться рукой носа, и не увидеть ее. Она была не темной, она была черной. Никаких теней. Никаких силуэтов. Чтобы были тени и силуэты, нужно иметь хотя бы немного света. Вообще-то из-за того, что было так темно, по ночам устраивались кое-какие шалости.
Динк Макманус и Джек Уотсон были мужланами из Северной Каролины, Маунт-Холли и Уилмингтона соответственно. Естественно, вскоре после знакомства они стали хорошими друзьями. Однажды ночью Джек сменил Макмануса на посту в охранении, и Динк постоял там и немного поговорил с ним, прежде чем удалиться в свой "пердячий мешок" (спальник). Они обсуждали диких кабанов, рывшихся по соседству с ними. Свиньи приходили туда каждую ночь, и никак не удавалось завалить помойную яму камнями в количестве, достаточном, чтобы они не добрались до мусора. Боевых патронов у нас не было, так что на всякий случай мы заступали в охранение с примкнутыми штыками. Но по какой-то странной причине мы никогда не спали с примкнутыми штыками под рукой: наверное, трудно бояться, когда спишь. Как бы то ни было, Динк вдруг решил подшутить над Джеком. Они стояли лицом друг к другу на расстоянии около трех футов (90 см). Пока Джек говорил, Динк присел на корточки и схватил его за заднюю часть ноги, при этом завизжав, как свинья. Джек взвился, как ошпаренный пес. Он сбил Динка с ног, втоптал его в землю, ринулся со всех ног, врезался в ствол большого дерева и потерял сознание. Джек лежал пластом как труп. Это напугало Динка, потому что он подумал, что Джек убился.
(Динк отслужил тот срок, а затем вернулся в Маунт-Холли, Северная Каролина, где прожил остаток своей жизни. Штат Северная Каролина внес Динка в свой Зал спортивной славы за то, что он участвовал в турнирах "Золотые перчатки" перед тем как пойти служить. Динк скончался в начале XXI века.)
Очередной розыгрыш приключился ночью. Почти весь наш взвод ушел в рейд – по крайней мере два отделения точно. Мы должны были совершить налет на железнодорожную ветку, где была будка стрелочников с железнодорожниками и военной охраной. Как обычно, мы шли цепочкой, живой цепью, где каждый человек, чтобы не заблудиться, не оступиться и не скатиться с горы, держался одной рукой за приклад винтовки идущего впереди, а тот держал ее за цевье. Как обычно, было черно, как в десяти футах внутрь коровьей задницы. В голове был спецназовец, и он был единственным, у кого был фонарь. У него был маленький пальчиковый или стандартный армейский фонарик с красным светофильтром, чтобы он мог разглядеть тропу. Где-то на полпути кто-то хитрожопый впереди сунул ствол своего оружия под низко торчащую еловую ветку и провел под ней свою винтовку и солдата, держащегося за ее приклад. Всем, кто был позади этого шутника, приходилось нагибаться и пролезать под той веткой, потому что туда вела их винтовка. Мы так и не узнали, что за хитрюга это был. Думаю, это был Динк.
Позже в том же рейде, когда мы были совсем рядом с нашей целью, мы спустились в небольшую долину. По звуку и ощущениям под ногами мы могли сказать, что находимся на однополосной гравийной дороге, и что слева от нас был крутой подъем, а справа крутой обрыв. Ниже по склону от нас справа от дороги журчал ручей. Звук воды был такой, будто она касалась листвы. Внезапно нечто справа от дороги внизу возле ручья и примерно в пятидесяти футах (15 м) впереди издало очень громкий лай, и я услышал, как все передо мной внезапно повернулись и бросились налево, так что, не понимая, что происходит, я автоматически последовал их примеру. Мы дружно влетели в увитую виноградной лозой каменную подпорную стенку, с громким хряском отскочили назад и приземлились на задницы посреди дороги. В темноте и тумане я услышал, как далеко впереди нас кто-то хихикает: это был сержант SF. Он пустил по цепочке сообщение, что "лаял олень". Это было впервые, когда я услышал "лай" оленя. Должно быть, это был большой олень. Черт, я даже не знал, что олени могут лаять.
У Ангелов была репутация кучки шумных дебоширов. По факту, вскоре после того, как я вернулся в Штаты, подразделение было расформировано, предположительно из-за их выходок во внеслужебное время. Что же, это была ночь, когда один маленький олень напугал целый взвод дебоширов из Одиннадцатой десантной.
Я заметил, что в группе спецназа не было ни вторых лейтенантов, ни рядовых. Ни к одному из членов их команды не относились как к рабу. Они постоянно подшучивали друг над другом. Они были настроены на дело. Они всегда были в хорошем расположении духа. Я никогда не слышал, чтобы кто-нибудь из них жаловался. Они не носили стальных шлемов, никто из них не таскал пехотных лопаток, и они не смотрели на нас, бывших ниже по званию, свысока, как на животных или недочеловеков. По факту, один из сержантов SF вырубил сержанта Стефенса, когда мы были с ними, из-за того, как Стефенс обращался со своими людьми. Этого парня рано или поздно прибили бы, если он не изменит своего поведения.
На меня, деревенщину, SF произвели большое впечатление по множеству причин. Одна из них была в том, что в пехотной стрелковой роте, когда вы разбивали лагерь, вы строились там, где и когда вам сказано, и когда вам приказывали "разбить палаточный лагерь", вы и назначенный вам напарник ставили палатку именно там, где вы стояли. Все палатки должны быть идеально выровнены спереди, сзади и по бокам. Если вам случится оказаться в низине, грязной луже или на каменистом участке, когда вы строитесь для установки палаток – круто, полное дерьмо. Если вы находитесь в низине и идет дождь, вам лучше надеяться, что в вашем надувном матрасе нет дыры, потому что вы не можете нарушить равнение палаток. Если будет дождь, вы можете остаться на своем надувном матрасе и оставаться сухим. В SF они рассыпались и ставили свои укрытия там, где им следовало быть по ситуации. Членам Команд "А" SF даже не выдавали армейские двухместные палатки.
В каждой пехотной роте было несколько "вторых луи"(13) (вторых лейтенантов), большинство из которых были настоящей головной болью. В SF не было места для "вторых луи". В пехоте многие солдаты были сачками, а некоторые просто форменными косячниками, и за ними требовался серьезный надзор. В полевой команде SF не было должностей для рядовых, и очень немногие сачки попадали в полевые команды.
Солдаты-пехотинцы используют пехотные лопатки для рытья "кошачьих ямок", окопов и других огневых позиций, ходов сообщения и помойных ям. Все время, что мы были с SF, мы копали только кошачьи ямки и помойные ямы. За все время этих маневров мы не вырыли ни одного окопа. Возможно, мне следует объяснить вам, гражданским читателям, что "кошачья ямка", это индивидуальное отхожее место, которое используется только для одной дефекации, а затем зарывается. Приобретение этого лакомого кусочка знаний, вероятно, сделало ваш день.
Как пулеметчик, я рыл или пытался рыть по четыре-шесть окопов всякий раз, когда мы останавливались во время маневров. Если я выбирал место, мой командир отделения менял его, то место менял мой командир взвода или взводный сержант, а мой Первый солдат или ротный менял место, выбранное ими. Обычно я оказывался там, где начинал копать свою первую яму. За шесть лет службы в пехоте я отрыл одни из прекраснейших ям, когда-либо вырытых как в славных Соединенных Штатах Америки, так и в Европе. Провести целый месяц на учениях, не выкопав ни одного вонючего окопа, вкупе со всеми остальными вещами, о которых я уже упоминал – это произвело на меня такое сильное впечатление, что я просто знал: партизанская война определенно мне по вкусу.
В конце этих учений нас на грузовиках отвезли на ближайшую базу ВВС США, где посреди ночи накормили прекрасной горячей едой, и мы могли есть все, что хотели. Я ел, пока мне не стало больно. Эти милые, чистенькие авиаторы не могли представить, насколько грязными и вонючими мы были. Мы, должно быть, воняли до небес.

ЗИМОЙ 1956-57 годов подняли восстание не то чехи, не то венгры, но я не могу вспомнить, кто именно, потому что мы дважды исполняли одни и те же действия на протяжении двенадцати месяцев. Все наше подразделение было немедленно ограничено территорией нашей роты и приведено в боевую готовность. Вокруг наших казарм был натянут тройной ряд проволочной спирали. Караул вокруг проволоки несли вооруженные часовые из другого подразделения. Часовым выдали боевые патроны и приказали стрелять во всех, кто попытается сбежать. Мы с полной уверенностью ожидали, что в любую минуту нас десантируют в бой. Никто из парней в нашей роте не выглядел чрезмерно обеспокоенным ситуацией.
Возможно, они решили, что война не может быть намного хуже, чем повседневная жизнь с Мэттом и Джеффом. От меня ускользает, как долго нас держали за колючей проволокой, но мы так и не помогли повстанцам, никто не помог. Русские вскоре подавили восстание танками и вырезали повстанцев.
В ту же зиму наш командир дивизии запер всю дивизию на ее базах. Это установило рекорд армии США: это было впервые. В своем выступлении генерал сказал: "Если придется, я поставлю вокруг каждой базы двойной ряд заборов, а между заборами – сторожевых собак".
Насколько я помню, наш генерал принял столь решительные меры из-за того, что расовые беспорядки в нашей части стали очень жестокими, а также из-за действий четырех солдат из нашей роты "К", что, по-видимому, стало той пресловутой "соломинкой, сломавшей хребет верблюду". Эти три идиота ушли с поста и напились так, как только могут напиться три человека. Они угнали такси, а позже похитили немецкую девочку-подростка, ударив ее отца по голове кирпичом, и изнасиловали ее. Насколько я помню, один из этих уродов был сержантом, а другой лейтенантом, но не могу вспомнить их имен. Дэн Финк был вынужден участвовать в очной ставке, организованной для таксиста и жертвы изнасилования, чтобы они могли опознать виновных. Это была адская зима, как ни посмотри.
У Ангелов было больше чем следовало бы сачков и косячников, некоторые из которых очень усердно трудились, чтобы добиться увольнения по "Восьмому параграфу". Это увольнение по медицинским показателям по причине психической неуравновешенности. У нас в роте не было ни одного сумасшедшего, но наверняка были те, кто очень старался выглядеть таковым.
Казармы в Германии были высотой от двух до четырех этажей, и из-за сильных снегопадов они были построены с очень крутыми крышами со слуховыми окнами на чердаке, где располагался наш учебный класс. Однажды Эрнести поручил кому-то из косячников покрасить деревянное обрамление слуховых окон и кирпичные дымоходы. Он дал им веревки и велел обвязаться вокруг талии и прикрепиться к зданию на случай, если они поскользнутся на крутой кровле. Они привязали один конец веревки к своей талии, а затем сбросили свободный конец веревки на землю и попросили солдата внизу привязать его к опорам крыльца.
Когда один из парней, стремившихся попасть под Восьмой параграф, был назначен дежурным по уборной, он вычистил стульчаки, а затем вымазал один из них арахисовым маслом как раз перед тем, как командир роты пришел с проверкой. Когда командир указал на грязный стульчак, парень вытер всю хрень куском туалетной бумаги, а затем съел ее – бумагу и все прочее.
Один из ротных придурков постоянно ездил на мотоцикле-невидимке. Он заводил его, прогревал, ставил на подножку при парковке – все такое. Другой парень ползал по коридорам на четвереньках, убивая невидимых крыс. Иногда он колол своих невидимых крыс отверткой, а иногда колотил их молотком. Он истыкал и раздолбал молотком весь пол в нашем холле.
Пара этих парней, наконец, осуществила свое желание, но к тому времени, когда их, наконец, уволили, им оставалось всего около шести месяцев до окончания срока их службы. Что за пустая трата времени и сил. Им было бы намного проще сохранить репутацию незапятнанной, и еще через полгода они получили бы увольнение с почетом. Возможно, они и не были по-настоящему сумасшедшими, но, по моему мнению, они точно были дураками.
Наша рота провела построение, где присутствовали барабанщики из полкового оркестра. Парней, получающих восьмой параграф, и увольняемых по другим порочащим основаниям, вывели вперед по центру строя. Затем, когда загрохотали барабаны, Эрнести, Первый солдат роты, зачитал каждому солдату приказ об увольнении. Затем Эрнести сорвал все знаки различия, награды и нашивки с формы каждого из них и передал их другому сержанту. Эрнести приказал роте: "Кру-гом!" а другой сержант вел парней с их баулами всю дорогу до главных ворот, а барабанщики следовали за ними. Теперь их "выбарабанивали" со службы, и это единственный известный мне случай в истории нашей Армии, когда Первый солдат "выбарабанивал" кого-нибудь со службы. На самом деле, это единственный известный мне случай "выбарабанивания" со службы с 1800-х годов. Но это была рота "K", а Мэтт и Джефф устанавливали свои правила. Очевидно, это сработало, потому что им не пришлось выбарабанивать кого-либо еще из роты "К". Я не мог вспомнить, как звали этих троих, но Дэн Финк назвал мне имена двух из них – они оба были из нашего взвода. Одним был Хендрикс, а второй был из моего взвода тяжелого вооружения. Я полагаю, что третьим был тот, кто преследовал невидимых крыс.
В течение 1957 года все стрелковые дивизии были полностью реорганизованы. Армия во всей мудрости своей решила полностью отказаться от полковой системы в пользу того, что они называли "боевыми группами". Вместо имевшихся в пехотной дивизии трех полков, теперь в ней было пять боевых групп.
В тот раз чрезмерно образованные генералы из Вест-Пойнта действительно запороли все хорошее и правильное. В цепочке командования боевой группы не было ни одной должности пехотного майора – ни одной. Полк состоял из батальонов, рот и взводов. Для командования взводом был нужен 2-й лейтенант, для командования ротой капитан, его заместителем, XO (Executive Officer – старшим офицером), был 1-й лейтенант, батальоном командовал майор, а его заместителем был капитан, командиром же полка был полковник, и его заместителем – подполковник. Теперь же был командир роты, капитан, следующим по званию был заместитель командира группы, подполковник. Промежуточного командного уровня не было.
Боевая группа состояла из пяти линейных рот (четырех стрелковых и одной минометной батареи), а также штаба и штабной роты. В минометной батарее использовались 4,2-дюймовые (106,7-мм) минометы, и я полагаю, что в штабной роте было несколько SPAT(14). Они представляли собой 90-мм пушку, смонтированную на небронированном гусеничном транспортере. Взвод тяжелого вооружения стрелковой роты теперь состоял из двух установленных на джипах 106-мм безоткатных орудий и двух 81-мм минометов. Единственное хорошее, что я видел в боевой группе, это изменения в тяжелом вооружении.
Большая часть личного состава роты "K" 511-го была переведена из Шеридан-Казерне в Риз-Казерне, также находившиеся в Аугсбурге, и была переименована в роту "D" 504-го пехотного 2-й воздушно-десантной боевой группы. По крайней мере, мне помнится, что нас называли именно так. С таким-то имечком уже вряд ли кто сможет вспомнить точно. Как назывались другие боевые группы Одиннадцатой, сейчас ускользает от меня, но я помню, что все бывшие полки Одиннадцатой: 503-й, 187-й, 188-й и 511-й, были расформированы. Наша 504-я была "Второй" боевой группой, потому что 504-я изначально была полком Восемьдесят второй "почти десантной" дивизии и все еще входила в ее состав, так что Восемьдесят вторая назвала свой 504-й пехотный полк "Первой" боевой группой. Если вы думаете, что это сбивает с толку, вы правы.
Вскоре после того, как мы стали ротой "D", меня назначили на особую службу в состав пистолетной команды боевой группы. От нас требовалось использовать наши армейские "сорок пятые" M-1911A1, взятые как есть из оружейки. Никаких модификаций не допускалось.
Самые лучшие стрелки назначались в команды Леклерк. Пистолетная команда Леклерк (LeClerc Pistol Team) стреляла по другим правилам. Они могли дорабатывать свои пистолеты и делать их более точными. Команда Леклерк стреляла по камуфлированным мишеням меньшего размера и с большего расстояния, чем мы. Наша максимальная дистанция составляла пятьдесят метров, а у Леклерк – семьдесят пять метров. Им также требовалась большая точность, потому, что центр их мишени был всего около дюйма в ширину и четырех в высоту (2,5 х 10 см). Если у вас были орлиные глаза, вы смогли бы разглядеть это крошечное черное яблочко на оливковой мишени на расстоянии семидесяти пяти метров. Стрелять по такой мишени из стандартного армейского сорок пятого было бы глупостью и пустой тратой пуль.
Армейский сорок пятый не был рассчитан на точность, достаточную для соревновательной стрельбы. Он разрабатывался для использования на ближней дистанции (25 метров или менее) в экстремальной ситуации, когда попадание всего одной пули остановит атакующего вражеского солдата, особенно если она попадет в кость. Это было оружие исключительно для чрезвычайной ситуации, предназначенное для использования в очень ближнем бою. Такое оружие должно работать, даже если его бросить в грязную лужу и наступить сверху. Армейский сорок пятый идеально выполнял эти требования. По большей части, чем больше грязи набивалось в армейский сорок пятый, тем точнее он становился. Короткая, толстая, мягконосая, сравнительно медленная пуля сорок пятого калибра обладала, однако, очень небольшой проникающей способностью и расплющивалась сразу же после удара, что в сочетании с ее размером обеспечивало ей колоссальное воздействие. Некоторые из людей остались на ногах и даже продолжали атаковать после попадания пули армейского сорок пятого в мясистую часть тела, но большинство были сбиты с ног, особенно если пуля попадала в кость.
Мы расстреливали по 500-1000 патронов каждую неделю на протяжении всех шести месяцев, что я был в пистолетной команде. Мы никогда не разбирали наши пистолеты для чистки. Мы только прочищали ствол и патронник, и давали грязи скапливаться во всех остальных местах. Мы хотели, чтобы внутренние подвижные части пистолета стали как можно более грязными.
Армейский сорок пятый, вероятно, самое безопасное огнестрельное оружие из когда-либо созданных. В его конструкции имелось семь степеней предохранения. Случайно выстрелить из сорок пятого невозможно. Для этого всегда требуется преодолеть хотя бы один встроенный предохранитель. Когда кто-то говорит, что его армейский сорок пятый случайно выстрелил, на самом деле он говорит, что облажался он – не оружие. Это также, вероятно, самый сложный для освоения пистолет, особенно если вы стреляете без поддержки… одной рукой. Для пистолета армейский сорок пятый очень тяжелый и печально известный своей неточностью. Меня не перестает удивлять, когда я вижу, как люди тратят огромные деньги, пытаясь сделать армейский сорок пятый достаточно точным, чтобы его можно было использовать в стрелковых соревнованиях. Мне кажется, что их деньги были бы потрачены с большей пользой, если бы они купили гражданский полуавтоматический пистолет сорок пятого калибра, рассчитанный в первую очередь на точность. Только одна причина может побудить кого-то сделать это с М -1911А1: если он будет стоить намного меньше, чем гражданская версия.
Капитана Куинна и Первого сержанта Эрнести перевели от нас до всех этих больших перемен. Я так и не узнал, куда их отправили. С этого момента все в нашей роте стало гораздо более гладко. Больше никакой колючей проволоки, никаких ротных ограничений, никаких частных тюрем, никаких больше Рейнджеров роты "К", никаких беспорядков и никаких серьезных неприятностей.
Нашим новым командиром роты стал капитан Реджинальд В. Косеки, американец японского происхождения. Он всегда был опрятен и хорошо одет, всегда казался рациональным и был во всех отношениях "профессиональным" солдатом. Мастер-сержант Кендрикс стал нашим новым Первым сержантом. Он был высоким и стройным, с горбатым носом. Кендрикс был малым наподобие Икабода Крейна(15), но с чуть большим количеством мяса на костях. Кендрикс показался мне выходцем из сельской Америки, но не с дальнего юга. Возможно, он был откуда-то с Запада или Среднего Запада. Косеки и Кендрикс не были простофилями, но и садистами или алкоголиками тоже не были. Наше подразделение стало гораздо лучше после того, как они приняли на себя командование. Я больше никогда не видел ни капитана Куинна, ни 1-го сержанта Эрнести.
(Когда 39 лет спустя я встретил Гатора, он сказал мне, что позже он и Эрнести были в пехотной школе в Форт-Беннинге в одном учебном комитете, где Эрнести впоследствии попал под трибунал и был разжалован до капрала. По словам Гатора, Эрнести и начальник его комитета сильно не любили друг друга. Как-то ночью, везя на грузовике в оружейную комнату пулеметы, за которые расписался начальник, Эрнести выбросил из грузовика один из них. Он надеялся, что у начальника будут неприятности, но результат оказался обратным, и Эрнести разжаловали до капрала. Эрнести также якобы был совладельцем таверны "Колдспот" в Колумбии, Джорджия. Гатор также сказал, что Эрнести был отправлен во Вьетнам и вскоре после этого погиб в бою. Гатор также рассказал мне, что в 1958 или 1959 году капитан Куинн был обойден с повышением, понижен в звании до сержанта первого класса и назначен в соседнюю с его роту 325-го.
Тогда же я увиделся с Дэном Финком, и он сказал мне, что читал в газете Шарлотта, Северная Каролина, статью о Куинне. Это было после того, как он вышел в отставку, и там он был назван "капитаном Куинном", так что, я думаю, ему разрешили уйти в отставку в самом высоком когда-либо имевшемся у него звании. Что ж, думаю, это своего рода справедливость. Возможно, это шотландско-ирландская кровь в моих жилах, но, на мой взгляд, если нет наказания, нет и справедливости.
На той же встрече Мауро Фиоре сказал, что после моего ухода капитан Косеки был "освобожден" от командования. Он сказал, что Косеки отправил кое-какое "лишнее" снаряжение, имевшееся у роты за пределами расположения, на хранение в дом подруги одного из его солдат на время проверки. Солдата остановили на воротах и обыскали его автомобиль, а когда вещи были найдены, он сообщил про Косеки. Фиоре был из 3-го взвода роты "К", после одного срока он уволился из армии, стал полицейским в Нью-Йорке и вышел на пенсию в звании детектива.)

Летом 1957 года восстала еще одна страна, оккупированная русскими. Опять же, я не уверен, какая именно, но это была либо Чехословакия, либо Венгрия. На этот раз нашу роту не обносили колючей проволокой. Мы были ограничены в перемещениях, и собрали все, чтобы быть в готовности выдвинуться в любой момент. Мне кажется, что мой пулемет был все тот же, который мне выдали еще в Форт-Кэмпбелле. Покрытие на нем износилось, и он весь блестел голым металлом. Стоило кому-нибудь плюнуть в пределах двадцати футов от этого проклятого пулемета, на нем начинала образовываться ржавчина. Я подумал, что коли уж совсем край и дело доходит до драки, то было бы неплохо, чтобы пулемет был новым. "Большой Сэм" Панис рассказал мне, как получить новый пулемет. Большой Сэм был из Чикаго и был пулеметчиком в другом взводе. Он сказал, чтобы я взял большую отвертку и молоток, сбил внутри ствольной коробки деталь, направляющую затвор, и сказал, что упал на бетонных ступенях и уронил пулемет. Они должны будут дать мне новое оружие. Это, вероятно, стоило бы мне лычки, и мне, возможно, пришлось бы платить за оружие, потому что почти во всем, что я пробовал, имелась Уловка-22. Я прикинул, что, могу побыть пулеметчиком в более низком звании, но, по крайней мере, оружие, которое я возьму с собой в бой, будет лучше.
Правилом, которое я уже усвоил, было: "Никогда не спрашивайте разрешения начальства сделать то, что хотите сделать. Если ваш запрос будет хоть немного необычным, вам будет отказано. Если вы действительно хотите это сделать, просто валяйте и делайте, но будьте готовы заплатить цену". Я последовал совету Большого Сэма, и все прошло как по маслу. Не было никаких вопросов. Я получил новенький пулемет, без каких-либо Уловок-22, и я получил его быстро. Теперь я был готов к орде русских. (Большой Сэм уволился, прослужив всего один срок, и вернулся в Чикаго, где пошел работать в местную коммунальную компанию. В последний раз я разговаривал с ним летом 1996 года – он выздоравливал после недавнего сердечного приступа.)
В очередной раз НАТО и ООН абсолютно ничего не сделали, и русские войска, поддержанные танками, разгромили повстанцев. И опять Ангелы были разочарованы. Все, что мы сделали, это погрели скамейку запасных, как игра уже закончилась.
Как-то вечером, когда мы уже были в Риз-Казерне, солдат, назовем его рядовым Фолькманом, бывший в то время в моем отделении, уговорил меня отправиться с ним в город. Другой рядовой, пусть будет Вольфман, решил составить нам компанию, несмотря на то, что он был ограничен расположением. Вольфман пролез под забором в укромном месте и догнал нас снаружи. Фолькман хотел пойти в таверну, находящуюся на главной улице, проходившей напротив Риз-Казерне, она располагалась на ее противоположной стороне и в паре-тройке кварталов в направлении нашей бывшей казармы.
Это было семейное заведение, и та еще дыра. Владелец также был барменом, а две его привлекательные дочери работали официантками. Вольфман и я взяли по пиву в кружках с откидной крышкой и сели в кабинку с двумя девушками, чтобы познакомиться поближе. Мы были в том месте одни, за исключением одного очень крупного немца, который пришел чуть позже и сел за стойку. Фолькман сидел за барной стойкой и разговаривал с хозяином. Довольно скоро Фолькман напился и принялся спорить с владельцем, потому что считал, что тот требует слишком много за какое-то вино, которое хотел Фолькман.
Этот спор стал довольно громким, и примерно через час Фолькман вскочил и заявил, что уходит, и предложил нам с Вольфманом пойти с ним. Мы отказались: мы остались на месте. Те девушки были очень милыми. Выходя, Фолькман отпустил владельцу последний грязный комментарий, и тот, разъяренный, выбежал за дверь вслед за ним. Через несколько секунд хозяин просунул голову обратно в дверь и закричал что-то по-немецки, и одна из девушек забежала за стойку, взяла странного вида предмет и выбежала с ним на улицу. Здоровенный немец у стойки тоже встал и последовал за ней. Этот парень был около шести футов и шести или семи дюймов ростом (195-200 см) и весил более 250 фунтов (113 кг), но я думаю, что это был по большей части жир. Мы с Вольфманом решили, что нам лучше выйти на улицу и посмотреть, что с Фолькманом. Другая девушка пыталась удержать нас за столом, но мы пошли.
Когда мы вышли наружу, там был Фолькман с несколькими рассечениями на лбу и щеках, противостоящий этому маленькому старому немцу. Немец держал в руке тот странный предмет, бывший, как я позже узнал, сушеным бычьим хвостом. Пьяный Фолькман шатнулся в сторону старика, и тот ударил его своим бычьим хвостом по голове, Фолькман свалился ничком.
Я твердо уверен, что парню, который затевает драку, нужно позволить драться, а эту драку начал Фолькман. Конечно, старик тоже хотел драться, иначе он бы никогда не последовал за Фолькманом на улицу, так что я остался на месте. Вольфман был позади меня. Старик не бил Фолькмана, когда тот лежал, только когда Фолькман двинулся к нему, что я счел уместным. Но тот другой крупный немец, стоявший возле входа в бар, подошел к Фолькману, еще лежащему на земле, и, казалось, собирался пнуть его. Я автоматически подошел к этому здоровяку: я не хотел ввязываться в драку с парнем таких габаритов, но мне также не хотелось, чтобы он напал на Фолькмана. Все, что я сделал, это схватил его за левую руку и сказал: "Не пинайте его!", но здоровяк выдернул руку и ударил меня локтем в рот, прежде чем я успел закончить фразу. Что ж, от этого меня просто накрыло, и я изо всех сил врезал ему по его здоровенной башке. Парень рухнул как подкошенный, а затем пополз обратно в бар на четвереньках так быстро, как только мог.
Когда я сделал старику знак отойти от Фолькмана и сказал ему, что с Фолькманом покончено, и что мы уходим, он отступил. Мы с Вольфманом подняли Фолькмана на ноги, и этот тупой какашонок все еще хотел драться, но мы просто поволокли его по улице. По пути Фолькман назвал еще один местный бар и сказал, что нам надо пойти туда. Мы пытались уговорить Фолькмана вернуться в казарму, но это была пустая трата времени. В конце концов, я согласился пойти с ним и Вольфманом в другой бар, который находился на улице прямо за Риз-Казерне. Мы подумали, что сможем уберечь его от неприятностей. Тот старик и отделение MP ждали нас прямо в том баре. Нужно было мне сразу возвращаться в казарму.
Полицейские набросились на нас, едва мы вошли во второй бар. Вольфман пробежал сквозь них и сбежал, выпрыгнув из окна туалета. Нас с Фолькманом доставили в камеру участка военной полиции в центре Аугсбурга. Рот Фолькмана все не закрывался. В конце концов, я заставил его заткнуться, пока он не разозлил полицейских, и они не надели на нас наручники и не вышибли дерьмо из нас обоих. Кто-то из нашей роты забрал нас и отвез обратно в казарму дожидаться распятия.
На следующий день мы с Фолькманом были вызваны к капитану Косеки, чтобы объяснить наши действия и защититься от обвинений владельца бара и того проклятого лосяры-немца. За неделю до этого мой взвод получил нового сержанта, Дэвида Маскерелли. Он был невысоким, смуглым, хорошо сложенным итальянцем и, о да, как и Эрнести, он был ветераном 187-го полка Раккасанов в Корее. Он также был очень зол на нас обоих за то, что ему пришлось вот так сразу разбираться с этим чертовым стариком. Капитан сначала опросил немцев. Затем он расспросил меня. Один из вопросов, на который он хотел получить ответ, был: "Кто был с вами третьим?" "Я не знаю, сэр. Мы встретили его, когда вошли в бар". Это была единственная ложь, которую я сказал этому человеку, и только потому, что Вольфман не имел никакого отношения к началу этого спора или драки. Я ни за что не собирался называть его имя. Командир роты не видел причин наказывать меня, но мой новоиспеченный взводной сержант был другого мнения. Фолькман был "опущен", разжалован в рядовые и, кажется, оштрафован. На мой взгляд, это было неправильно, потому что Фолькман покинул бар, а его владелец мог остаться внутри, и на этом все бы и кончилось. В любом случае, я был рад, что все закончилось – но не для меня.
Наш новый взводный сержант обругал меня на чем свет стоит и запретил покидать расположение. Он сообщил мне, что будет лично утверждать мои увольнительные. Это так разозлило меня, что за оставшиеся девять месяцев, что я был в Германии, я ни разу не попросил у своего взводного сержанта увольнительной, и ни разу не "прыгнул через забор". В тот период я покидал расположение лишь на учебные занятия, и когда наш взвод устраивал вечеринку за пределами части, и мне разрешили присутствовать. На той вечеринке, после того, как он выпил несколько кружек пива, взводный сержант подошел ко мне и сказал: "Валентайн, ты, черт возьми, возможно, лучший из моих солдат". Говоря это, этот маленький говнюк изо всех сил тыкал мне в грудь пальцем. "Не тычь в меня больше своим долбаным пальцем. Еще раз, и я пробью тобой эту чертову стену", - сказал я. Несколько человек из нашего взвода собрались вокруг и встали между нами. Этот сукин сын обращался со мной как с дерьмом без уважительной причины, так что у меня не было уважения к этому человеку.
По какой-то странной неизвестной причине большинство парней, служивших в 187-м в Корее, которых я встречал во время армейской службы, были мудаками. Их бывший командир, генерал Уэстморленд, произвел на меня впечатление воплощения поддакивающего подхалима, но я должен признать, что никогда не служил непосредственно у Уэстморленда, и что в форме он выглядел действительно стильно. Очень немногие бывшие Раккасаны, которых я встречал, были и хорошими парнями, и хорошими солдатами. Одним из хороших бывших Раккасанов был Уильям Тимече, с которым я служил позже. Еще одним был сержант первого класса Буи, который был взводным сержантом в роте "К". Позже, в Силах спецназначения, я встретил еще одного, сержанта первого класса Дуга Харди, который был медиком моей группы. Должен признать, что я, возможно, имел предубеждение из-за первых нескольких бывших Раккасанов, с которыми мне довелось столкнуться.
Однажды вечером после нашей реорганизации солдат из Риз-Казерне, я думаю, что он был из роты "Чарли", в одиночку в форме отправился в гастхаус(16) в центре города, где на него напали члены немецкой банды мотоциклистов и отправили в госпиталь. Бармен утверждал, что он ничего не видел. Когда парень оправился достаточно, чтобы смочь опознать нападавших, он и весь его взвод по одному пришли в то же заведение, но теперь они были в штатском. Когда в баре появилась та банда мотоциклистов, началось шоу. Все жуткие подробности потасовки я уже не помню, но солдат определенно был отомщен. Несколько членов банды были госпитализированы, Ангелы растянули владельца бара на полу, а солдат, которого так сильно избили ранее, спрыгнул с бара ему на живот обеими ногами.
Двадцать один Ангел предстал перед военным трибуналом за тот инцидент. Будь я членом той коллегии военного трибунала, ни один человек не отправился бы в тюрьму. Штраф да, понижение в звании, возможно, но тюрьма и/или увольнение с позором – никогда. Даже если бы они поубивали тех сукиных сынов, я бы ни за что не проголосовал за тюрьму или увольнение с позором!

ЛЕТОМ 1957 ГОДА наше подразделение собиралось, чтобы отправиться в поле. Внезапно в ночь перед отбытием у меня началась ужасная зубная боль. Из-за этого я не спал всю ночь, а на следующее утро попросился в амбулаторию, но мой новый взводной сержант отказал в разрешении пойти на медосмотр. Между нами по-прежнему не было нежных чувств, и он думал, что я сачкую, хотя он и говорил, что считает меня хорошим солдатом – возможно, лучшим. Меня это взбесило, и я устроил ад кромешный. После того, как в коридор вылетело несколько сундучков, меня отпустили на медосмотр. Зубная боль была очень сильной. Медики быстро отправили меня в стоматологическую клинику в соседней казарме, где располагался штаб нашей бригады… Кажется.
После недолгого ожидания в стоматологической клинике очень красивая девушка пригласила меня в процедурный кабинет. Женщина-дантист была даже еще более привлекательной, чем ее ассистент. По крайней мере, я предполагал, что она стоматолог. Возможно, она также была просто ассистентом стоматолога. В тот момент мне было все равно. Это были две самые красивые женщины, которых я когда-либо встречал, но вы должны помнить, что мне тогда было всего девятнадцать лет. Ассистент стоматолога встала у изголовья стоматологического кресла, обхватила меня левой рукой за голову и крепко прижала мое правое ухо к своей довольно большой груди. Левый сосок ее весьма пышной груди втиснулся в мое правое ухо. Примерно в этот момент я начал терять связь с реальностью. Леди-дантист спросила меня: "Как вам ваш Первый сержант?" Я смутно помню, как сказал: "В общем-то, он мне нравится". Тогда леди-дантист сказала мне: "Я невестка сержанта Кендрика. Он попросил меня убедиться, что вы не сачкуете".
Женщина-дантист подняла юбку до талии и забралась ко мне на стоматологическое кресло. Она оседлала мое правое бедро и села, крепко зажав мое бедро между своими бедрами – чтобы лучше сохранить равновесие, я полагаю. Я чувствовал, что ее нога вот-вот прожжет дыру в моих штанах. Красотка, которая впихнула свою грудь мне в ухо, тоже наклонилась ко мне и шептала всякие милые пустяки. Грудь ассистента стоматолога расплавляла мое ухо.
Леди-дантист начала возиться у меня во рту и наконец, после долгих рывков и выкручиваний, удалила мой больной зуб. В процессе она также надколола еще один зуб, находившийся прямо над проблемным зубом. Ничто из этого меня нисколько не смутило. В то время мой разум пребывал в другом месте. Возможно, меня загипнотизировали, потому что я был на полпути к Риз-Казерне, прежде чем понял, что не могу вспомнить, делала ли какая-то из этих женщин мне укол новокаина. Может быть и да, но я просто не мог этого вспомнить. Как я уже говорил, в тот момент мои мысли были в другом месте. Это было мое первое знакомство с современной "безболезненной стоматологией". Приходится признать, мне это понравилось.

ВСКОРЕ ПОСЛЕ ЭТОГО моя командировка в Германию закончилась, и я отбыл на военном транспорте в Штаты. Большую группу парней с юга, которые должны были увольняться, отправили эшелоном из Нью-Йорка в Форт-Джексон, Южная Каролина, для демобилизации.
Когда мы зарегистрировались, я встретил пару других Ангелов из 11-й, которые увольнялись. Мы стали держаться вместе. Находясь в Германии, благодаря влиянию Дэна Финка я накопил 1200 долларов и отправил их домой маме. Когда я позвонил и попросил ее перевести их мне телеграфом, она так и сделала. Пару дней спустя, как раз перед увольнением, двое моих приятелей из Ангелов уговорили меня отправиться тем вечером в центр Колумбии. Казармы и находившийся поблизости небольшой PX к тому времени уже наскучили. Нам нечего было надеть, кроме повседневного хаки, так что я затолкал по 600 долларов в каждый ботинок. Гулять с 1200 долларами наличными было несколько неловко. Когда мы ходили по городу, один из Ангелов указал на гостиницу и сказал, что помнит это место как публичный дом, куда ходили солдаты из Форт-Джексона, когда он служил там ранее. Я удивился, как это он во время начальной подготовки нашел время посетить Колумбию, не говоря уж о том, чтобы найти публичный дом. На самом деле это не был бордель как таковой: вы снимали комнату, а швейцар, вечерами подрабатывающий сутенером, сводил вас со шлюхами. Мы заказали троих. Разумеется, мне пришлось финансировать наше приключение, потому что никто из нас не получал жалования на протяжении месяца или около того.
Нам повезло. Мы получили трех симпатичных женщин. Двое из них были женаты и подрабатывали вечерами, чтобы получить немного денег на расходы – по крайней мере, эту причину они нам назвали. Мы запрыгнули в постель, и позже девушки захотели остаться с нами на ночь, того же желали мои приятели Ангелы, но я больше не собирался расставаться с наличкой. Это не вызвало добрых чувств у моих приятелей, но я полагал, что у меня и так будет достаточно проблем со сбором денег, когда нам заплатят. Я позаботился дождаться снаружи здания полковой кассы, когда они выйдут, чтобы забрать деньги. Они были не слишком рады меня видеть, но заплатили.
После примерно двух недель в Форт-Джексоне меня и около тысячи других парней уволили. Перед увольнением я решил, что потрачу часть своих сбережений на продолжительный отпуск перед тем, как снова записаться на службу. Если бы я сперва заключил повторный контракт, у меня было бы больше денег на отпуск, но армия дала бы мне лимит времени в 30 дней. Один из Ангелов, с которым я ездил в город, кажется, его звали Шоу, уговорил меня отправиться к нему домой, чтобы посмотреть его машину, которую он хотел продать, чтобы купить новую. Мы доехали на поезде до его дома, находившегося к северу от Атланты, штат Джорджия, кажется в Мариетте. У него был четырехдверный Форд 1954 года, который мне так понравился, что я не смог устоять и купил его. Я забросил свои сумки в машину, сказал, чтобы они выслали тайтл(17) на адрес моей матери, и направился в Ноксвилл, находившийся примерно в 150-200 милях (240-320 км) оттуда. Можно сказать, что эта поездка была моим первым самостоятельным полетом, потому что я никогда раньше не водил машину. Так вышло, что ни у кого не было времени учить меня, а у меня не было привычки просить кого-либо о помощи. Так что я просто решил, что научусь водить по дороге через горы. Единственной неприятностью для меня в той поездке была потеря колпака: он отвалился на крутом повороте в горах. Это был август 1957 года, и я все еще был девятнадцатилетним пройдохой.

13. Сленгово-пренебрежительное прозвище лейтенанта в американской армии (прим. перев.)
14. Самоходное противотанковое орудие – Self Propelled Anti-Tank Gun (прим. перев.)
15. Главный герой рассказа Вашингтона Ирвинга "Легенда о Сонной лощине", худой, долговязый и крайне суеверный школьный учитель из Коннектикута (прим. перев.)
16. Сильно подозреваю, что тут ошибка. Гастхаус, это все-таки отель, возможно и с ресторанчиком при нем. А имелся в виду, скорее всего, гастштетт (gaststätte) – по-немецки "общепит" в общем смысле, т.е. и столовая, и ресторан (среднего пошиба), и бар с какой-никакой кухней (прим. перев.)
17. Аналог нашего паспорта транспортного средства (ПТС) – документ, подтверждающий право владения машиной. Также известен как "розовый квиток" (прим. перев.)

_________________
Amat Victoria Curam


Последний раз редактировалось Den_Lis 13 мар 2022, 10:34, всего редактировалось 1 раз.

Вернуться наверх
Не в сети Профиль  
 
 Заголовок сообщения: Re: Don Valentine "Strap Hanger"
СообщениеДобавлено: 10 мар 2022, 14:28 
Аватар пользователя

Зарегистрирован: 04 май 2013, 21:23
Сообщений: 1731
Команда: нет
Den_Lis писал(а):
Мы с полной уверенностью ожидали, что в любую нас десантируют в бой


То ли "минута", то ли "секунда" потерялись.

_________________
Изображение


Вернуться наверх
Не в сети Профиль  
 
 Заголовок сообщения: Re: Don Valentine "Strap Hanger"
СообщениеДобавлено: 13 мар 2022, 17:29 
Аватар пользователя

Зарегистрирован: 15 фев 2013, 21:29
Сообщений: 2075
Команда: нет
Изображение

Рота "К" 511-го отправляется в Германию на борту военного транспорта, 1956 год.

_________________
Amat Victoria Curam


Вернуться наверх
Не в сети Профиль  
 
 Заголовок сообщения: Re: Don Valentine "Strap Hanger"
СообщениеДобавлено: 14 мар 2022, 08:03 

Зарегистрирован: 25 янв 2015, 15:12
Сообщений: 539
Команда: Нет
Спасибо большое. Отличный перевод и материал все занимательнее.


Вернуться наверх
Не в сети Профиль  
 
 Заголовок сообщения: Re: Don Valentine "Strap Hanger"
СообщениеДобавлено: 14 мар 2022, 22:04 
Аватар пользователя

Зарегистрирован: 15 фев 2013, 21:29
Сообщений: 2075
Команда: нет
Рота B 505-го AIR 82-й воздушно-десантной дивизии

В ОКТЯБРЕ я вновь записался на службу, еще на три года. Я обменял свой свободный от каких-либо залогов Форд 54 года на новый огненно-красный Форд-кабриолет 57 года и ежемесячный платеж, который будет составлять половину моего жалования, и направился в Форт-Брэгг и Восемьдесят вторую Почти десантную. Будучи в Реппель Деппель, я познакомился с рядовым первого класса Уильямом Тимече, который служил в 187-м полку Раккасанов в Корее, и также только что вернулся на военную службу после трехлетнего перерыва. Билл был чистокровным индейцем хопи из Аризоны, ростом около 5 футов 4 дюймов (160 см) и довольно коренастого телосложения. Мы с Биллом сразу нашли общий язык.
Отец Билла работал в гостиничной корпорации, управлявшей огромным летним домом на южной стороне Гранд-Каньона. Полагаю, это был главный вход в Национальный парк Гранд-Каньон. Его семья жила в каменном доме неподалеку, и Билл работал там посыльным, когда в 40-х учился в старшей школе.
В то время Уэйн Боутман, мой друг детства, тоже служил в 82-й Почти десантной. Мы вдвоем пошли в роту Уэйна и попросили их Первого сержанта, чтобы нас назначили в его роту. Он сказал, что не может этого устроить, потому что всеми назначениями занимается Реппель Деппель. Так вышло, что нас обоих направили в роту "В" 505-го полка.
Три года в стрелковых взводах, где я истоптал все ноги и понарыл ям по всей планете, вызвали у меня решимость поискать работу получше. Когда ротный поздравил меня с прибытием в подразделение, я заговорил о том, чтобы служить во взводе тяжелого вооружения. Иными словами, я солгал. "Сэр, незадолго до моего ухода из Одиннадцатой меня назначили в противотанковую секцию нашей роты. Мне нравилась эта служба, и если у вас есть место в вашей противотанковой секции, я хотел бы получить шанс занять его", - сказал я. Должно быть, он поверил мне, потому что назначил меня и Тимече в противотанковую секцию взвода тяжелого вооружения. На самом деле я взял эту идею у Тимече, поскольку он упомянул, что во время войны в Корее был в расчете 57-мм безоткатного орудия, и хотел, чтобы его назначили в противотанковую секцию, потому что у них было еще более мощное вооружение, и они ехали всюду, куда их направляли.
В то время бойцы роты "В" были примерно того же качества, что и в роте "Е" 325-го двумя годами ранее. В роте "В" было полно сачков и косячников, по крайней мере так было во взводе тяжелого вооружения роты "В". Как и в роте "Изи" 325-го, в роте "Браво" было несколько "профессиональных рядовых". Наш столовский сержант служил в Восемьдесят второй десять лет к ряду, и ни разу не покидал Форт-Брэгг. Когда я представлялся Первому сержанту Коннели, очень высокому, худощавому мастер-сержанту, я заметил на стенах несколько списков. Один из них особенно привлек мое внимание, потому что в нем было очень много фамилий. "Сержант Коннели, это список откомандированных?" спросил я. Он засмеялся, а затем ответил: "Нет. Это ротные облажавшиеся. Они в гарнизонной тюрьме". Командиром нашей роты был капитан Роберт Си "Боб колючая проволока" Кингстон. Очевидно, это прозвище подходило ему, но он его ненавидел, и при нем его лучше было не использовать. Позже он стал генералом и командовал всеми подразделениями специального назначения Армии США, прежде чем ушел в отставку в звании четырехзвездного генерала.
Противотанковая секция обычно ехала туда, куда ее направляли, потому что ее большие безоткатные орудия были установлены на джипах. На первых же учениях, в которых мы участвовали нас заставили копать нашими пехотными лопатками и одной лопатой с D-образной рукояткой огневую позицию (яму) для такого джипа. Нам нужно было отрыть яму для джипа с аппарелью, чтобы он мог въезжать и выезжать, а затем отрыть отдельные щели для себя. Если бы поблизости были какие-нибудь танки, мы могли бы заполучить один из них, чтобы выкопать для нас окоп, но на тех маневрах их не было, так что нам приходилось копать все вручную всякий раз, когда мы перемещались. Мое блестящее карьерное решение не сработало именно так, как я планировал, но, по крайней мере, я ехал. Это на ступеньку выше стрелкового взвода.
Вскоре после того, как я попал в роту "В", наконец-то был пойман пользовавшийся дурной славой казарменный вор. Как оказалось, им был не кто иной, как капрал Брокман. Насколько я помню, когда-то во время войны в Корее Брокман был мастер-сержантом, предстал перед военным трибуналом и был заключен в федеральную тюрьму в Ливенуорте. Насколько я помню, Брокман попал в тюрьму за то, что украл или незаконно присвоил армейский вертолет. Как именно ему это удалось, я так и не узнал. Как бы то ни было, в то время в армии можно было "по-солдатски" выбраться из тюрьмы Ливенуорт и вернуться в армию. Брокман вызвался участвовать в этой программе, и ему удалось выбраться из тюрьмы и стать капралом.
Казарменный вор обносил людей из всех взводов. Он всегда действовал вскоре после выплаты жалования. Он таскал деньги из сундучков, оставленных незапертыми, из-под подушки у спящих солдат, и даже из наволочек некоторых из них после того как вытягивал подушку у них из-под головы. Он нацеливался только на солдат, спавших по отделениям в общих отсеках. Прежде чем войти в комнату кадровых, нужно было постучаться, но чтобы войти в большой общий отсек стучать не требовалось, потому что там могло спать до пятидесяти человек.
Несколько человек из каждого отсека, уже ставшие жертвами вора, тайно организовали в каждом из отсеков систему скрытной охраны, начиная с вечера следующего дня выплаты жалованья и продолжая до тех пор, пока вор не пойдет на новое дело. Этот план был известен только им, и они выбрали только тех, кто уже стал жертвой вора, потому что понятия не имели, кто он, но были почти уверены, что это не кто-то из них. Они застали капрала Б. крадущим бумажник у солдата одного из стрелковых взводов и как следует отделали его, прежде чем оттащить его жалкую задницу в канцелярию и сдать дежурному по расположению. Прежде чем его, наконец, схватили, капрал Б. украл тысячи долларов у людей, с которыми он служил, людей, которые ему доверяли. Капрал Б. предстал перед военным трибуналом, провел шесть месяцев в заключении, прежде чем был уволен с позором. Ему повезло, что он дожил до увольнения.

ЗИМОЙ 1957-58 ГОДОВ наша боевая группа отправилась на большие маневры. Нас продержали на базе ВВС в Миртл-Бич, Южная Каролина, на протяжении нескольких дней, прежде чем мы десантировались. Погода испортилась за день до того, как мы должны были прыгать в Форт-Брэгге. Полил дождь, затопивший весь наш бивуак. Мы разбили лагерь на бейсбольном поле и буквально плавали внутри наших палаток на надувных матрасах. Перед рассветом нас разбудили, велели собирать палатки и готовиться к прыжку. Дождь продолжал поливать нас, и все, что у нас было, промокло. Мы весь день просидели на наших парашютах в ангарах, ожидая, когда прекратится дождь. Он все не кончался, а затем температура упала до тридцати (-1ºС). Незадолго до темноты мы сдали парашюты и двинулись обратно к нашему мелководному озеру на бейсбольный стадион, где нам снова приказали разбить палатки. Температура упала еще больше, и это была холодная, тоскливая ночь. Мы повторили ту же процедуру на следующий день. На следующую ночь температура упала еще на пару градусов. На третий день дождь, наконец, прекратился, и около 1800 промокших насквозь, дрожащих десантников погрузились в самолеты. Думаю, я могу смело сказать, что все мы были рады покинуть Миртл-Бич. Примерно через час мы передумали, потому что чем ближе мы подлетали к Форт-Брэггу, тем ниже опускалась температура.
Когда мы грузились в самолет, мы были насквозь мокрыми. Мы были настолько мокры, что наши ботинки хлюпали при ходьбе. Я думаю, летным экипажам были нужны часы налета, так что они пару часов возили нас кругами, и с каждой минутой становилось все холоднее. Когда выпускающий, наконец, велел нам встать и приготовиться к прыжку, я увидел снег на земле внизу. Мы все промерзли до костей и дрожали, как собака, разгрызшая персиковую косточку(1). У многих из нас посинели губы и пальцы. Я так окоченел от холода, что едва мог двигаться, мои руки и ноги онемели.
Симптом Рейно вызывал у меня отток крови от пальцев рук и ног, и я мог восстановить кровообращение только засунув голые руки в подмышки под одеждой. Я страдал от этого каждую зиму со времен начальной подготовки.
Эта отвратная зимняя погода стала полной неожиданностью для всех нас, и мы не были к ней готовы. У нас не было с собой экипировки для холодной погоды, чтобы защититься от снега и льда. Я думал, что прыжок отменят. Мой разум постоянно твердил мне, что его придется отменить – это единственный способ избежать потерь от холода в такой ситуации. Когда подошла моя очередь выпрыгнуть из этого летающего морозильника, я все еще продолжал думать об этом, и с этой мыслью покинул самолет.
Снегопад только что прошел, надвигался холодный фронт, и стоял страшный холод. Всю дорогу вниз я дрожал от сильного холода. Была ночь, но видимость была очень хорошей, потому что была яркая луна, и ее свет отражался от снега. На этот раз я смог разглядеть деревья до того, как попал на них. Когда я врезался в обледеневшие деревья и рывком остановился прямо перед тем, как удариться о землю, я был задубевшим почти как доска от чертового холода. Ветки деревьев были промерзшими, и мое закоченевшее тело провалилось сквозь них как змея (очень жесткая, застывшая змея). Мелкие ветки обламывались, едва я ударялся о них, но большие не поддавались ни на дюйм, они замерзли. Это приземление было еще более болезненным, чем то, когда я сломал лодыжку. По снегу я мог видеть, насколько высоко находился, так что я бросил вниз полевое снаряжение и слез с дерева. Моя мокрая одежда и снаряжение замерзали прямо на глазах.
После того, как мы собрались, нам разрешили разжечь костры, чтобы мы могли оттаять. Нам очень редко позволяли разводить костры в поле. Один из парней у нашего костра принес бутылку виски, и мы по очереди отхлебывали из нее, пока она не опустела. По крайней мере, это заставляло нас думать, что нам стало теплее, а огонь сушил нашу одежду и обувь. Но после той первой ночи нам больше не разрешалось разводить костры. К сожалению, погода оставалась неизменной все время, пока шли маневры.
Никаких костров не разрешалось, и поскольку эта снежная буря была неожиданностью, нам не выдали никаких таблеток сухого горючего для обогрева и разогрева наших пайков. Мы постепенно замерзали до смерти. Один из парней из нашей роты подъехал к нам на джипе и сказал, что в штабе роты развели большой костер. "К черту этих наездников Ремингтонов"(2), - подумал я.
Когда командир роты заглянул, чтобы проверить нашу позицию, я спросил его: "Сэр, можем мы установить орудие на грунт, чтобы мои ребята могли по очереди ездить в штаб, чтобы погреться и приготовить себе поесть, по крайней мере, раз в день?" Его ответом было: "Нет, сержант, и этому джипу с пушкой лучше не перемещаться с назначенной позиции". Для меня это было уже слишком. Как только он ушел, я выкопал небольшую ямку позади нашего джипа, как раз рядом с выхлопной трубой, и сунул в нее пустую жестянку из-под патронов. Затем я наполнил ее песком и пропитал его бензином из нашей запасной канистры. По крайней мере, у моих ребят будет горячая пища, и они по очереди погреют руки и ноги, что нам весьма поможет. Всякий раз, когда кто-нибудь приближался к нашей позиции, я захлопывал крышку нашей импровизированной печки и носком ботинка закидывал ее грунтом. Один раз вернулся командир роты и, остановившись, сказал: "Сдается мне, я видел дым на вашей позиции". Я сказал ему, что это выхлоп от джипа, и что мы время от времени запускаем двигатель, чтобы он не замерз. Он решил, что это хорошая идея, и так и сказал. А я счел, что неплохо соображаю.
Мои парни соорудили укрытие из пончо в лесу примерно в двадцати или тридцати ярдах (18-27,5 м) от нашей огневой позиции. Однажды ночью, когда я пошел за кем-нибудь, чтобы он сменил меня на посту, я обнаружил, что они развели внутри укрытия костер и лежат там, надев противогазы. Я уже и не думал, что мне удастся разбудить их. Свежий воздух принес больше пользы, чем все мои пинки и ругательства. Эти противогазы не были предназначены для защиты от угарного газа. Им повезло, очень повезло. Черт возьми, мне тоже. Меня, наверное, отдали бы под трибунал, потому что я был их сержантом.
На следующее утро я увидел черного солдата из одного из наших стрелковых взводов, идущего по покрытой заледеневшей грязью дороге примерно в ста ярдах (91,4 м) позади нас. Обе его ноги оторвались от земли, и он покатился на заднице. Добравшись до перекрестка, он свернул в сторону КП (командного пункта) нашей роты. Что до меня, то я разрывался между своими чувствами к этому бедолаге, который полз по ледяной грязи, и полученными приказами. Хоть я и знал, что в его взводе есть джип и он мог отвезти его к медикам, и что мне было приказано не трогать мою машину, мне все равно хотелось воспользоваться нашим джипом и помочь ему, но я не сделал этого. Я просто стоял и смотрел, как этот несчастный ублюдок катится на заднице по дороге в направлении нашего КП, пока он не скрылся из виду.
В то время у меня не было смелости, чтобы ослушаться приказа командира роты и сделать то, что я считал правильным. Я должен был снять наше орудие и довезти этого парня до ближайших медиков. Произойди это несколько лет спустя, после того, как я попал в спецназ и набрался гораздо больше опыта, я бы именно так и поступил.
В конце концов, маневры завершились досрочно, потому что в нашей боевой группе было очень много пострадавших от холода. До командира группы, наконец, дошло то, что я знал еще до того, как мы выпрыгнули из тех самолетов. Наша боевая группа, должно быть, понесла очень большие потери из-за холодной погоды, иначе они никогда бы не отменили эти маневры.
Герман, Фарли и я стали вместе ездить в Саутерн Пайнс по субботам. Саутерн Пайнс – очень маленький тихий провинциальный городок на западной окраине Форт-Брэгга. Обычно мы брали в PX ящик пива и выпивали его по дороге. Нашей первой остановкой в Саутерн Пайнс был крошечный магазинчик спиртного, где можно было купить пинту рома и пинту тернового джина. Это не было моей идеей: я никогда раньше не пил ни рома, ни джина. В любом случае, сначала мы выпили терновый джин, потому что "нужно время, чтобы он зашел", а затем пили ром, потому что "он тя нахлобучит вот прям ща". Оба вступили в действие примерно в одно и то же время. Там, в закусочной Хилл Топ, мы наткнулись на нескольких студенток-медсестер. Девушки получили направление в больницу в Пайн-Херсте, недалеко от Саутерн Пайнс. Все студентки-медсестры жили в большом двухэтажном общежитии на территории больницы.
Нам было очень весело с этими девчонками. Их домоправительница была похожа на сержанта по строевой подготовке. Наружные стены того большого общежития были увиты виноградными лозами. Если мы появлялись после семи или восьми вечера, или если она чувствовала запах спиртного в нашем дыхании, она нас прогоняла. Тогда мы обращались к нашему альтернативному плану: один доброволец карабкался по лозам и стучал в окно, пока девушка не открывала его. Фарли был самым маленьким, так что я предполагаю, что лазал он, но не могу вспомнить наверняка. Затем наш отважный альпинист просил открывшую девушку передать нашим девочкам, что мы на улице. В конце концов, мы собирались вместе.
Одной холодной снежной ночью мы пошли в больницу, и все наши девочки были на дежурстве, поэтому мы зашли повидать их, просто чтобы они знали, что мы приходили. Когда мы собрались уходить, Германа нигде не было видно. В машине его тоже не было, поэтому мы принялись планомерно разыскивать его. Мы спросили в общежитии. Его там не было, по крайней мере, он не подходил к парадной двери. Мы проверили следы на снегу вокруг дома престарелых и не нашли ни одного, похожего на те, что мог бы оставить Герман. Потом мы обошли здание больницы, и нашли что-то похожее на его следы, но они пропали. На самом деле они затерялись среди других следов и мест, где снег просто растаял. Мы решили, что, может быть, это были не его следы, может он устал ждать нас и двинул автостопом обратно в Саутерн Пайнс или может даже в Форт-Брэгг. Мы медленно поехали обратно в Саутерн Пайнс, вглядываясь в темноту по обеим сторонам дороги в поисках каких-либо признаков присутствия Германа. Мы не увидели ни Германа, ни каких-то подозрительных следов вдоль дороги. Мы не нашли Германа нигде в Саутерн Пайнс, поэтому вернулись в больницу и на этот раз обыскали всю территорию. Мы заглянули под и за каждый куст. Мы думали, что Герман, возможно, вырубился и замерзнет насмерть, но опять не нашли его. Мы решили, что Герман, возможно, направился в Форт-Брэгг, так что туда мы и отправились. То же самое – ни следа Германа. Дорога обратно в Брэгг, казалось, заняла целую вечность, потому что мы ехали очень медленно. Уже рассвело, когда мы, наконец, добрались до наших казарм воскресным утром.
Мы понятия не имели, что делать. Мы не хотели просить шерифа о помощи, потому что, если с Германом все в порядке, его могли арестовать за то, что он был пьян, и мы совершенно не хотели, чтобы Первый сержант Коннели или Боб колючая проволока узнали об этом. Мы решили подождать и надеяться на лучшее. Герман появился примерно через час и рассказал нам, что произошло – в меру того, что помнил. Этот пьяный сучий потрох вышел на улицу и бродил по снегу. Затем неведомо зачем вскарабкался по пожарной лестнице и через окно попал в приемную, где несколько пациентов смотрели телевизор. Он сказал, что некоторое время сидел и разговаривал с ними, а потом ходил из палаты в палату, подбадривая пациентов, пока не пришла старшая медсестра с помощником шерифа и не увела его. Он очнулся в кутузке, и когда его выпустили, взял такси, чтобы его доставили обратно в лагерь. У него так и не случилось никаких проблем в подразделении из-за этого, потому что офис шерифа не уведомил военную полицию. Это была главная причина, по которой мы решили посетить этот крошечный городишко, а не оставаться в районе Фейетвилла – Форт-Брэгга. После того, как вас брали к ногтю в суде Фейетвилла, ваше подразделение также приколотит вашу шкуру к стенке. Это было двойное наказание, но это сходило им с рук, потому что армия не обвиняла вас в том же проступке. Армия обычно обвиняла нарушителя в "поведении, неподобающем" солдату, унтер-офицеру или офицеру, в зависимости от того, с кем было дело.

МОЙ ВТОРОЙ ОПЫТ С SF был во время учений "Ойл Слик" в Форт-Брэгге в 1958 году. Сто первая воздушно-десантная дивизия "Кричащие орлы" из Форт-Кэмпбелла атаковала 82-ю "Всеамериканскую" воздушно-десантную дивизию в Форт-Брэгге. Большинство из нас называли 101-ю "Сотня и худший блюющий стервятник", а Восемьдесят вторая Всеамериканская была "Почти десантной". Некоторые из парней называли Восемьдесят вторую "Всеафриканской дивизией".
Мой взвод выбрали для действий в качестве партизан для SF, поддерживавших нашу сторону. Сержантом группы SF был мастер-сержант Том Конвей, и однажды ночью он взял некоторых из нас на патрулирование. Нашей задачей было совершить налет на главный КП противника и постараться уничтожить как можно больше командиров. Сержант Конвей был единственным, кто знал, где должен находиться КП. Остальные просто шли по пятам и выполняли приказы. Путь до КП был долгим, поэтому мы остановились возле крупного перекрестка дорог. Конвей отвел нас в лес, а сам встал у дороги со сложенной картой, которой он прикрыл пистолет. Довольно скоро он, подняв руку, остановил командирский джип – такие мы еще называли радиоджипами, потому что они были оснащены большой радиостанцией. В джипе были только второй лейтенант и водитель из нижних чинов. Том сказал, что заблудился и попросил показать дорогу. Он сунул свою карту под нос лейтенанту. Затем Том развернул ее, приставил ствол пистолета к подбородку лейтенанта и велел ему вылезать. Молодой офицер запаниковал. Он закричал: "Не позволяй им забрать SOI (Signal Operating Instructions – документация по организации связи, радиоданные) из бардачка!" а потом бросился в лес. Том произнес "Бах! Бах!" прямо ему в лицо, прежде чем он исчез. Том рассмеялся, затем запрыгнул в джип, а мы последовали за ним.
Мы проехали прямо через пару вражеских блокпостов, и, наконец, Том велел водителю остановиться, чтобы высадить нас. Мы поснимали ручки с радио и спрятали их под сиденьем, чтобы выиграть время. Мы крались через лес, все время двигаясь параллельно другой дороге, пока не добрались до места, где Том повел нас прочь от дороги вглубь леса. В этот момент я услышал часового, окликающего Тома: "Стой! Кто идет?.." Том вышел прямо на двух караульных, которые, по-видимому, спали, и один из них внезапно проснулся. У них был полевой телефон, но в тот момент мы про это не знали. Том аргументировал: "Слушайте, мы вас нахлобучили, и вышибли бы вам мозги, если бы все это было бы по настоящему, так?" Он добавил: "Почему бы нам просто не посчитать это ничьей. Дайте нам пять минут, а потом можете доложить своему начальству, что мы здесь, хорошо?" Будучи в меньшинстве, они согласились, и мы продолжили свое веселое путешествие.
Часовые не сдержали своего слова, но Том и не рассчитывал на это, он просто пытался выиграть нам сколько-то времени. Мы прошли всего около пятидесяти ярдов, когда Том рухнул на живот и жестом приказал нам сделать то же самое. Мы по-прежнему шли гуськом и залегли в том же порядке. Довольно скоро к нам приблизились тени и двумя вереницами прошли мимо, по одной с каждой стороны от нас. Оба их старших, должно быть, приняли нас за бревно или скальное образование, и просто прошли мимо. Нам почти удалось. А потом последний человек в колонне справа от нас наклонился, чтобы рассмотреть меня поближе, и как только он закричал, я в упор выстрелил ему в грудь холостым патроном.
Крики и беготня этих военных полицейских дали нам возможность спешно переместить наши жопы, что мы и сделали, но каждый из этих чертовых MP гнался за мной. В конце концов, это я сделал холостой выстрел, до усрачки напугавший их приятеля. Как выяснилось позже, порохом также слегка обожгло его лицо и шею. Куда бы я ни бежал, MP, казалось, были за каждым кустом и деревом. Я никогда в жизни не видел столько полицейских. Вообще-то, в лунном свете я видел только их силуэты. Теперь я понял, что должен был чувствовать генерал Кастер в Литтл-Бигхорн. Полицейские выпрыгивали из-за каждого дерева и куста, где я пытался спрятаться, так что я просто продолжал бежать до тех пор, пока уже не мог сделать ни шага – и после этого пробежал еще сколько-то. Чем дальше я бежал по этому песку, тем больше становилась толпа, преследующая меня. Это, вероятно, напоминало повторный показ фильма Полицейские из Кистоуна(3). Полагаю, что если бы я мог бежать без остановки в течение месяца, меня преследовало бы все население США. Полицейский, в которого я выстрелил, оправился и теперь возглавлял погоню. Он опередил всю толпу. Думаю, можно было с уверенностью сказать, что он был немного зол. "Мы играем в войну, а на войне солдаты стреляют друг в друга, так что ничего такого, из-за чего стоило бы так расстраиваться", - думал я, мчась изо всех сил сквозь лес. За мной по пятам перла целая толпа MP во главе с бешеным сумасшедшим с попятнанным лицом.
Когда я выбрался на песчаную дорогу, я совершил вторую ошибку: я свернул налево и двинулся по дороге – я думал, что смогу выиграть немного времени и опередить их. Я этого не знал, но дорога вела меня прямо к их КП, где размещалось еще больше MP, кроме того, она еще и сворачивала обратно, к преследовавшей меня толпе.
Позже, во время подготовки в Силах спецназначения, я узнал, что должен был перемахнуть через дорогу и нырнуть в кусты. Но при том, как обстояли дела той ночью, прыгни я в те кусты, там оказалось бы отделение MP.
Вместо этого за мной погналось еще больше MP, они располагались в зарослях вдоль дороги и с радостью присоединились к погоне. Тот сбендивший сумасшедший опередил всех, кроме меня. Кто-то швырнул дымовую гранату, которая сильно ударила меня прямо между лопаток. Я был настолько обессилен и не в равновесии, что это оказалось все, что потребовалось, чтобы я опрокинулся вперед и зарылся физиономией в доходящий до щиколотки песок. Прежде чем я успел сделать пару вздохов и снова встать на ноги, меня окружила толпа разгневанных, перепуганных людей и, о да, один буйный сумасшедший. Пока я валялся в песке, пытаясь отдышаться, толпа обсуждала, что именно они собираются со мной делать. Сумасшедший хотел убить меня, другие мнения различались, но ни одно из них не было для меня удовлетворительным. Один из MP, ввязавшийся в погоню среди последних, как раз оказался в достаточно высоком ранге, и он спас мою задницу от втаптывания ее в преждевременную могилу. Он сопроводил меня в местный лагерь для военнопленных, и я был очень рад стать еще одним из них.
Потом меня впервые за пять лет службы допросили. Это был первый и единственный раз, когда я попал в плен на учениях. Думаю, я изрядно тупил. Дознаватель спросил меня, кто я такой и почему находился в их районе и стрелял в их людей. "Я гражданский, охочусь ради пропитания своей семьи, потому что ваши войска и эта дурацкая война лишили нас средств к существованию, и мы голодны", - ответил я. Армейская винтовка М-14, подсумки с патронами, C-Ration, фляги и прочее военное снаряжение никоим образом не соответствовали моим словам, но это была моя история, и я придерживался ее. Дознаватель угрожал мне всевозможными пытками, вплоть до военного трибунала за умышленное причинение вреда сумасшедшему. В конце концов, меня снова поместили в клетку для военнопленных, где я провел еще пару дней, пока не пришло предупреждение о возможном урагане, и нас всех вернули в казармы.
После отмены штормового предупреждения учения возобновились. Вместо того чтобы вернуться за решетку, я вновь присоединился к своей партизанской команде. Хвала господу за маленькие радости. Вскоре после этого некоторые из нас отправились на ночное патрулирование на площадку приземления "Нормандия", чтобы выяснить, что там происходит. Подразделения "Сотни и худшего" только что десантировались туда, и мы наткнулись на одного из их капелланов, бродившего по окрестностям, пытаясь найти свое подразделение. Том Конвей решил, что капеллана нельзя отпускать. Мы привязали его к сосне и оставили там. Если капелланов не берут на небеса за использование грязной, вульгарной, нецензурной лексики, у этого парня точно будут проблемы. Он реально навыдавал нам всякого, когда мы оставили его привязанным к тому дереву. Том не хотел брать его в качестве пленного, потому что "капелланы все равно не знают ничего, что стоило бы знать!"
На обратном пути к нашему базовому лагерю мы столкнулись с другой группой противника, которая открыла по нам огонь, и я промчался прямо сквозь двойной ряд проволочной спирали, которую не разглядел в темноте – никаких проблем, я не получил ни единой царапины. Штаны моей полевой формы были порваны в нескольких местах, но в остальном я проскочил через нее в лучшем виде. Проволочная спираль представляет собой длинную прядь колючей проволоки военного образца, которая при хранении свертывается кольцами. Когда вы кладете ее на землю и растягиваете, она образует длинную проволочную спираль высотой около трех футов (90 см), а еще она острая как бритва. Как я пробежал сквозь эту проволоку, не получив ни единого пореза, не поддается моему пониманию. Я просто сделал это. Должно быть, я высоко поднимал ноги. Может быть, я не так уж и тормозил, в конце концов.
Позже Томас Ф. Конвей вышел в отставку в звании сержант-майора. Я видел упоминание о нем в журнале VFW в статье о 187-й воздушно-десантной полковой боевой группе во время Корейской войны, опубликованной в октябре 2000 года. Я пошел в Силы спецназначения отчасти из-за моего опыта работы с Томом, а отчасти из-за опыта действий вместе с 10-й Группой SF во время нахождения в 11-й десантной. В последний раз я видел его на встрече 1-й Группы SF в Северном Миртл-Бич в сентябре 2000 года. Том был еще одним из хороших ветеранов 187-го, с которыми я служил.
Форт-Брэгг находится неподалеку от Фейетвилла, Северная Каролина, который военные прозвали "Фаталбургом". Однажды ночью, когда я был в центре города, я заметил чернокожего мужчину, который, пошатываясь, вышел из ресторана, находившегося по соседству с железнодорожными путями возле железнодорожного вокзала. Он явно был пьян. Он начал переходить пути, но остановился и закурил. Со своей точки зрения мне не было видно, что там дальше на путях. Внезапно раздался гудок и мимо с ревом пронесся поезд. Он шел по тому же пути, где был пьяный. Пьяный исчез. Колеса поезда заблокировались и заскользили по рельсам. Мне тогда казалось, что поезд тормозит целую вечность. Когда поезд, наконец, остановился, я подошел туда, где в последний раз видел пьяного. Под поездом я увидел нечто похожее на человеческий торс, без головы, без рук и без ног, просто туловище, лежащее между рельсами. По обе стороны от путей все было забрызгано кровью. Другие части его тела обнаружились дальше вдоль путей. Я вернулся в бар, где заказал еще пива. Я полагал, что это событие, вероятно, заслуживает целой упаковки. Через несколько кружек пива, после того как медики скорой убрали части тела и отбыли, я снова прошел мимо того места. Мне показалось, что я попал в кинофильм. Возле путей теперь было несколько бродячих собак, которые слизывали запекшуюся кровь. В газетах сказали, что мужчина покончил жизнь самоубийством, но я считал, что он был настолько пьян, что даже не понимал, где находится. Я не мог поверить, что кто-то отчаялся настолько, чтобы покончить жизнь самоубийством, встав на пути медленно идущего поезда – а по городу наподобие такого он двигался очень медленно.
Мы отправились в поле для учений с боевой стрельбой в рамках подготовки к проверке IG (Inspector General – Генеральным инспектором). Под боевой стрельбой я подразумеваю, что мы стреляли настоящими патронами, а не холостыми. На этих учениях мы даже стреляли из минометов или, по крайней мере, пытались. Обязанности FDC (Центра управления огнем) для минометов исполнял чернокожий штаб-сержант. Я не могу вспомнить его имени, но он был настолько тупым, что не мог найти собственную задницу с ордером на обыск и фонариком. Минометы работали из рук вон плохо, и будь эти учения ATT (Annual Training Test – Ежегодной проверкой подготовки) нашего подразделения, наша минометная секция определенно провалилась бы. Командир моего взвода, лейтенант Фиш, передал обязанности FDC мне. Я не хотел этого. Я даже не знал, что в нашей минометной секции есть FDC. Мои симпатии и антипатии не имели значения. Теперь FDC был я. Лейтенант Фиш решил обучить меня исполнению моих новых обязанностей. Он понятия не имел, как работает FDC, поэтому пытался учить меня по наставлению. После двух вечеров с лейтенантом Фишем я взмолился, чтобы он отдал мне наставление, и я освоил бы эту работу сам, поскольку полагал, что так я смогу научиться этому быстрее. Он неохотно согласился. Две недели спустя у нас была ATT с боевой стрельбой. Стандартная рабочая процедура связи между передовым корректировщиком и FDC требовала, чтобы FDC повторял по радио каждую команду, которую дал ему наблюдатель, просто чтобы убедиться, что он понял ее правильно. Нас оценивали по времени и точности. Когда проверяющий сказал, что он начнет отсчет времени с момента, когда я закончу разговор с наблюдателем, и остановит, когда мой наводчик доложит: "Выстрел в воздухе". Это дало мне идею. Я рассчитал данные, когда наблюдатель передал их мне, и к тому времени, когда я закончил свой разговор с ним словами: "Отбой связи", у меня уже была информация, необходимая наводчику, поэтому я немедленно закричал "Огневая задача!" и передал ее ему. Наша минометная секция показала блестящий результат, фактически секция FDC получила 92 балла. Все были счастливы до чертиков, все, кроме меня, я застрял на должности FDC. И FDC в основном передвигались пешком. Что ж, с другой стороны, мне нужно было таскать на себе только легкий как перышко карабин М-2 и крохотный планшет М-10. Это все равно лучше, чем шарахаться со здоровенным пулеметом. Я полагал, что преимущества по-прежнему на моей стороне.
Примерно через шесть месяцев в наш взвод в качестве нового командира противотанкового отделения был назначен сержант первого класса Джеймс Си Браун. Вскоре после этого он узнал, что я когда-то был в противотанковой секции, и спросил, не хочу ли я вернуться командиром отделения. Черт, да, я ухватился за шанс вернуться в расчет 106-миллиметровки. Не знаю, как Браун сделал это, но через неделю я вернулся в противотанковую секцию.

РОТА "B" ПОДВЕРГЛАСЬ ежегодной проверке IG, когда я был в ней. У сержанта-снабженца некоторого имущества скопилось больше, чем позволяла штатная ведомость подразделения. Он должен был избавиться от лишнего, и я был назначен на эту работу. Прицеп джипа был набит в основном металлическими предметами, точно не помню какими. В этом не было ничего необычного – многие подразделения избавлялись от лишнего имущества в преддверии проверки IG.
Мы сбросили все в ручей, протекавший вдоль северной окраины Форт-Брэгга. Мы выехали по асфальтированному шоссе, ведущему к трем основным площадкам десантирования Форт-Брэгга, кажется, оно называлось Манчестер-роуд, и свернули направо на более узкую дорогу. Она пересекала ручей и, я полагаю, дальше шла за пределы гарнизона – Васс-роуд или Сэнфорд-роуд. Как бы то ни было, мы побросали лишнее барахло с этого моста выше по течению. В кристально чистой воде было отчетливо видно другое имущество, ранее сброшенное туда другими подразделениями.
Какая трата денег налогоплательщиков. Много раз я задавался вопросом, почему в армии нет пункта сбора, где GI могли бы без лишних вопросов оставить ненужные лишние предметы. Затем это имущество могло бы быть возвращено в систему снабжения. Я также задавался вопросом, почему в армии нет неких фондов, хотя бы на уровне батальона, для покупки мелких предметов, таких как молотки и унитазные сиденья, у местных поставщиков, вместо того, чтобы запрашивать их через обычные каналы снабжения, когда налогоплательщики платят по 200 долларов за слесарный молоток и по 300 долларов за сиденье для унитаза. В конце концов, ответ пришел ко мне: это, черт возьми, слишком эффективно.
Единственный способ, которым это когда-либо могло бы сработать, это если бы пара миллионов налогоплательщиков пожаловались на это своему представителю в Конгрессе и конгрессмену, являющемуся так же председателем Комитета по вооруженным силам. Не знаю, как в других родах войск, но армейские офицеры буквально съеживаются при словах "конгрессмен" и "расследование Конгресса".
В то время в армии было общеизвестно, что если вы когда-либо жаловались конгрессмену, офицер отделения кадров ставил на вашем личном деле красную отметку "PI". Не знаю, было это правдой или просто очередным сортирным слухом. Штамп PI означал "политическое влияние", и отныне этому человеку уделялось "особое внимание". Что означало "особое внимание", я понятия не имел и до сих пор не знаю. Я предположил, что либо к вам будут относиться с большой осторожностью, либо вы можете попрощаться с военной карьерой. Конечно, это могли быть просто слухи, но я так не думаю.
В декабре 1958 года я был произведен в сержанты. Я был в первой партии приказов о присвоении нового звания сержанта с тремя лычками, обычно называемого бак-сержантом. По какой-то странной причине в конце 40-х или начале 50-х армия исключила бак-сержанта из своей системы званий. В этот период нижним чинам присваивались звания капрала (две лычки) и сразу штаб-сержанта (три лычки с одной дугой снизу). Некоторое время назад меня перевели в полуприватную комнату, поскольку я был самым старшим по званию среди нижних чинов нашего взвода, бывших казарменными крысами. В сравнении с тем, когда я был в общем отсеке с остальными парнями, это было похоже на тюрьму, и мне это не нравилось. Когда меня повысили до бак-сержанта стало еще хуже. Предполагалось, что во внеслужебное время я не должен общаться с младшими по званию нижними чинами. Это было особенно тяжело для меня, потому что я не был особенно близок ни с кем из сержантов роты. Большинство сержантов были браун-баггерами(4) (женаты и жили вне расположения). Их называли браун-баггерами, потому что многие из них приносили обед в пакетах из коричневой упаковочной бумаги вместо того, чтобы ходить на полуденный прием пищи в столовую.
Парней, которые жили в казармах, именовали казарменными крысами, и мы становились довольно близки. Мы тащили большую часть нарядов, потому что женатым давали передышку. При наличии выбора в забой всегда пихали казарменных крыс. Будучи специалистом четвертого класса, во время нахождения в гарнизоне я был "исполняющим обязанности" взводного сержанта во внеурочное время. Всегда были какие-то дрянные работы, которые всплывали после того, как браун-баггеры уходили со службы и отправлялись по домам, так что у меня не было иного выбора, кроме как назначить на эту работу казарменную крысу. Иногда я заступал в наряд как NCOIC (Non-commissioned Officer In Charge – дежурный сержант), невзирая на то, что технически специалист не должен был никем командовать.
Еще до того, как меня повысили до сержанта, я практически перестал тусить со всеми парнями без исключения. Многие из них, казалось, постоянно хотели подебоширить или совершить что-нибудь противозаконное, так что я стал более избирателен. К сожалению, мой процесс выбора в то время все еще был несовершенным.
Мы много играли в карты. В основном мы играли в червы, сумасшедшие восьмерки(5) или юкер. Мы никогда не играли в покер, потому что в казарме он был запрещен. После того, как я стал сержантом, мы больше даже не играли вместе в карты. Я очень скучал по ребятам. (Даже сегодня мой любимый способ общения, это карточные или настольные игры. Я долго не продержусь, просто сидя на мягком месте и хлопая челюстью.)
Быть сержантом в этом дерьмовом формировании было очень одиноко, особенно свежеиспеченным сержантом. Среди казарменных крыс нашей роты было очень мало сержантов, с которыми мне хотелось бы задружиться. Никто из других сержантов моего взвода не был казарменной крысой. Я стал больше пить.
Во многих подразделениях ситуация "одинокие мужчины против женатых мужчин" даже переносилась на боевые действия, и одинокому мужчине, как правило, доставались самые опасные задачи. Однако, официальная позиция армии была и остается таковой: "женатый, семейный человек, это лучший солдат". Это полное дерьмо! На самом деле они имеют в виду, что у них лучше получается контролировать типичного семьянина, чем одиночку. Одиночка с большей вероятностью будет подвергать сомнению глупые и незаконные приказы. Солдат-одиночка обходится армии дешевле, чем женатый, и его можно передислоцировать быстрее, дешевле и без такой суеты, как женатого. Одинокие солдаты также причиняют своему подразделению меньше печали, чем женатые. Иждивенцы, особенно жены, представляют собой самую большую моральную проблему в армии, потому что они ¬часто и надолго разлучаются со своими мужьями. Проблемы, создаваемые женами и иждивенцами, были более разрушительными для морального духа, чем все, что мог натворить холостяк. Одинокие казарменные крысы также были более сплоченными, чем браун-баггеры, и очень немногие из казарменных крыс и браун-баггеров были близки.
Много позже, когда я был во Вьетнаме, мы наблюдали, как самолеты заходили на штурмовку вражеских позиций или бомбили их с пикирования, и пытались определить, какие пилоты женаты, а какие холосты. Тех, кто отворачивали так высоко, что урон противнику был незначительным, мы называли "женатыми", а тех, кто заходили достаточно низко, чтобы обеспечить точную огневую поддержку, мы звали "холостяками". Много раз я задавался вопросом, насколько мы были точны.
Примерно в это же время наша рота совершила ночной прыжок. В этом конкретном прыжке выпускающему не разрешалось решать, когда прыгать. До этого времени финальное решение о том, находимся ли мы в правильном месте, оставалось за выпускающим. Мы собирались использовать новую технику. Перед этим прыжком выпускающему сказали, что мы прыгнем, когда пилот зажжет зеленый свет, что мы и сделали. Это называлось системой CARP (исчисленная точка выброски). Точку выброски для нас вычислит штурман. Естественно, большинство из нас в ту ночь не попали на площадку приземления, и я был одним из этих неудачников.
Я проломился сквозь ветки и, наконец, резко остановился, когда мой парашют зацепился за крону дерева. Ночь была пасмурной, стояла кромешная тьма. Было невозможно определить, на какой я высоте, и я просто не верил, что деревья в этом районе очень уж высокие. Вместо того чтобы распустить запасной парашют и спуститься по нему на землю, как учили, я просто бросил вниз свой шлем – судя по звуку, он ударился о землю почти сразу. Затем я бросил винтовку и ранец, и расстегнул подвесную, чтобы повиснуть на ножных обхватах. Я считал, что это все, что мне нужно, чтобы достать ногами до земли. Я был неправ! Когда я сполз по своей подвесной как можно ниже, я по-прежнему не мог ощутить ногами землю. Проклиная себя за такую глупость, я отпустил ножной обхват и рухнул на землю. Я ударился о землю почти сразу, и это сотрясло каждую кость в моем теле. Я не ожидал, что земля будет так близко. Я не возражал против ночных прыжков, на самом деле они нравились мне, но мне совершенно точно не нравилось приземляться на деревья.
Летом 1958 года роту "Браво" направили на обеспечение полевых занятий в Вест-Пойнте. Нас разместили в Кэмп-Нэчурал-Бридж неподалеку от Вест-Пойнта. Мы жили в палатках на отделение, натянутых на деревянных каркасах, установленных на бетонные плиты. Дежурки и кладовые располагались в металлических хижинах Куонсета.
В нашем лагере был причал на озере, и, учитывая все обстоятельства, это была хорошая служба. Все браун-баггеры жили в расположении вместе со всеми нами, казарменными крысами, так что у меня было больше сержантов, с которыми можно было тусоваться, а у Первого солдата было много других сержантов, помимо меня, чтобы назначать в наряды. Летний лагерь курсантов располагался на противоположном берегу озера. Нам не позволялось бывать в их лагере во внеслужебное время. У курсантов на их стороне озера была рейнджерская веревочная горка. Такая, где вы скользите по тросу, натянутому над озером, и падаете в него. Возможно, это должно было научить их преодолевать боязнь высоты. Ночью мы прокрадывались на их берег озера и катались по тросу – просто ради развлечения. Это было похоже на бесплатные американские горки. Это было до того, как в лагерь заехали курсанты.
Когда мы были в Кэмп-Нэчурал-Бридж, мы с одним из сержантов минометной секции и одним из его рядовых поехали в воскресенье прокатиться на машине сержанта. Решили купить пива. Рядовой рассказал нам, как можно надраться реально очень дешево. Он смешал пиво и вино в кувшине, который мы где-то раздобыли, и назвал это "Сок Кикапу-Джой"(6). Он был прав, эта штука была действительно сильной. На вкус она была ничего, но, боже мой, насколько она была мощной. Мы оказались примерно в пятидесяти или шестидесяти милях (80-95 км) к югу от Вест-Пойнта, на поросшем лесом кладбище. Сержант сказал, что слишком пьян, чтобы ехать обратно в лагерь. Меня выбрали как самого трезвого из троих, и я стал водителем. Когда я напиваюсь, это не так заметно, потому что я не буяню и не ругаюсь, но, поверьте мне, я пьян. По факту я был пьянее любого из них, но никто из нас этого не осознавал. Я ехал к воротам, но между нами и воротами была кольцевая развязка. Мы сделали по ней два круга, потому что я пропустил выезд. По какой-то непонятной причине на следующем круге машина ускорилась, и я вылетел с круга и сбил пару надгробий правым передним крылом, прежде чем наконец остановил машину. После того, как мы поставили запаску вместо правого переднего колеса и домкратом отогнули крыло от шины, машину повел рядовой. На самом деле он был самым трезвым из нас троих, но у него не было прав. Я помог сержанту оплатить ремонт его машины. Он не обращался в свою страховую, потому что боялся, что его жена узнает об этом.

1. В данной ситуации вполне реально получение собакой отравления, поскольку в ядрах косточек персиков (а также абрикосов, вишен и слив) содержатся ядовитые соединения синильной кислоты. Они нарушают работу энзимов, необходимых для переноса кровью кислорода (прим. перев.)
2. Намек на пишущие машинки "Ремингтон", используемые штабными писарями (прим. перев.)
3. Серия немых комедийных фильмов про недотеп-полицейских, снятых в период с 1912 по 1917 год режиссером Маком Сеннеттом (прим. перев.)
4. Буквально – "коричневосумочник", Brown-bagger (прим. перев.)
5. У нас известна как фараон или крокодил (прим. перев.)
6. Безалкогольный газированный напиток с цитрусовым вкусом. Изначально был вымышленным алкогольным напитком из серии комиксов "Лил Абнер". Придумавший его карикатурист Эл Капп описывал его как "спиртное такой дурманящей силы, что самые выносливые жители Догпатча после первого же глотка подлетали кверху, окоченев, как замороженная треска" (прим. перев.)

_________________
Amat Victoria Curam


Последний раз редактировалось Den_Lis 15 мар 2022, 11:58, всего редактировалось 1 раз.

Вернуться наверх
Не в сети Профиль  
 
Показать сообщения за:  Сортировать по:  
Начать новую тему Ответить на тему  [ Сообщений: 99 ]  На страницу 1, 2, 3, 4, 5  След.

Часовой пояс: UTC + 3 часа


Кто сейчас на форуме

Сейчас этот форум просматривают: нет зарегистрированных пользователей и гости: 11


Вы не можете начинать темы
Вы не можете отвечать на сообщения
Вы не можете редактировать свои сообщения
Вы не можете удалять свои сообщения
Вы не можете добавлять вложения

Найти:
Перейти:  
cron
Powered by phpBB® Forum Software © phpBB Group
Theme created StylerBB.net
Сборка создана CMSart Studio
Русская поддержка phpBB