ПАДЕНИЕ ЧЕРНОГО ЯСТРЕБА

Спустя неделю после сбития "Куража 53" этот инцидент продолжал мучить нас, членов оперативной группы "Рейнджер". Занимаясь физухой, тренируясь, проводя часы безделья, играя в джин рамми, червы или блэкджек в служившем нам казармой ангаре у пляжа или выдерживая ночные минометные обстрелы, я задавался вопросом: как же быстро мы превратились из героев в злодеев в глазах жителей Могадишо. Действительно ли дипломаты и генералы, руководящие нашей операцией, контролировали происходящее в раздираемой войной Сомали?
Большинство парней, с которыми я общался, хотели попасть в город не более, чем оказаться в кишащем белыми акулами океане к востоку от нас. Если сомалийцы не хотят, чтобы мы были здесь, какого черта мы тут делаем?
Место было жарким, некомфортным, грязным, вонючим, кишело разносящими болезни насекомыми, крысами и комарами. Вода была непригодной для питья. Еда отстойной. Боевики, контролирующие город, пытались убить нас. Все это никоим образом не было благоприятной обстановкой. Чего мы пытаемся добиться? Не дать им поубивать друг друга, в то время как они, кажется, обратили большую часть своей ненависти на нас?
Будучи солдатами, мы не были посвящены в стратегические замыслы посланника ООН адмирала Хоу или других лиц, принимающих решения в Вашингтоне. Так что мы забили и попытались делать все возможное в обстановке нарастающей опасности.
Воскресным утром 3 октября я столкнулся со своим старым приятелем, мастер-сержантом Тимом "Гризом" Мартином, служившем в "Дельте". Он прибыл в августе и, как и многие из нас, считал дни до получения приказа вернуться в Штаты.
"Привет, Чангиз. Как дела?" спросил Тим. "Какие вести из дома?"
Тим был добродушным парнем из Индианы с хорошим чувством юмора и мироощущением человека, многое повидавшего и пережившего. Мы познакомились в 90-м году на Окинаве, когда нас обоих назначили в 1-ю Группу Сил спецназначения. Тим, до этого бывший в "Дельте" и хотевший повышения с E8 (первый сержант) до E9 (комманд сержант-майор), получил полуторагодичное назначение в ODA 116, в то время как я был в ODA 113. Получив свой ранг E9, он снова вернулся в "Ужасающую "Д" (Dreaded D) – "Дельту".
Пятничными вечерами на Окинаве мы с ним и другими парнями вместе ужинали в кафетерии базы, где Тим рассказывал о своей жене и трех дочерях и планах выхода в отставку. Он служил в Армии с тех пор, как окончил среднюю школу в 74-м. Его военные колеса изрядно поистерлись.
Но в то воскресное утро у ангара это не было заметно. Он выглядел таким же приветливым и уверенным, как всегда, когда, улыбаясь, стоял в ожидании моего ответа.
"Все хорошо, Тим", ответил я. "У меня уже тринадцать лет выслуги, и еще осталось, по крайней мере, семь. Как насчет тебя?"
"Мои девочки скучают по мне, а я по ним. В следующем июне я разменяю двадцать лет службы. Может быть, соберу манатки и затеюсь бизнесом". Будучи на Окинаве, мы с Тимом вместе тренировались на стрельбище. Он обучил меня кое-каким продвинутым способам стрельбы из пистолета, которые с тех пор пригодились.
"Звучит хорошо, Тим. Надеюсь, мы скоро выберемся из этой гнусной дыры".
"Твои бы слова, да богу в уши, Чангиз".
"Да уж, жизнь отлична".
Несколько часов спустя, когда я чистил снаряжение, меня с товарищами по группе вызвали в соседнее двухэтажное белое строение, служившее штабом оперативной группы "Рейнджер". Там, в комнате для инструктажей внизу, майор из S2 сказал, что они получили свежие разведданные, указывающие, что несколько главных подручных генерала Айдида будут на встрече в здании напротив гостиницы "Олимпик" в центре Могадишо. План, одобренный командующим TFR, генералом Уильямом Гаррисоном, требовал, чтобы Силы спецназначения и группы Рейнджеров заняли периметр вокруг района, чтобы "Дельта" могла высадиться на улицу с "Маленьких птичек" MH-6, штурмовать здание и захватить свои цели – министра иностранных дел Айдида Омара Салада Эльми и его главного политического советника Мохаммеда Хасана Авале.
Тем временем состоящая из других членов "Дельты" и Рейнджеров колонна подъедет к месту на девяти бронированных Хамви и трех пятитонных грузовиках, чтобы вывезти штурмовую группу и ее пленных. Вся задача от начала до конца должна была занять тридцать минут.
Майор напомнил позывные и боевой порядок, и ответил на вопросы, касавшиеся в основном временных рамок и поддержки с воздуха. Кто-то спросил, почему мы не идем ночью.
"Потому что наши цели находятся там именно сейчас", отрезал он. Далее он заверил нас, что это задача высшего приоритета, и что все доступные средства, включая "Блэкхоки", будут наготове. Кодовым словом для начала будет "Айрин".
Задачей нашей ODA 596 была помощь "Мелку 2" в занятии периметра в нескольких кварталах к северу и востоку от цели. Я хорошо знал местность. Это был не просто один из самых престижных районов города, в котором вместо хижин с жестяными крышами были двух и трехэтажные каменные дома с внутренними двориками, но и цитадель Айдида, предлагавшая идеальную обстановку для городского боя с множеством узких улиц, переулков и проходов, а также плоских крыш. Не то место, где хотелось бы сражаться. Через этот район проходило лишь несколько широких улиц, способных вместить эвакуационную колонну из двенадцати машин, являвшуюся ключевым компонентом плана.
Я выбросил из головы все страхи и сомнения, произнес короткую молитву и поспешил обратно в ангар, чтобы взять оружие и снаряжение. ODA 596, как и другие подразделения Сил спецназначения и Рейнджеров, была легко вооруженной, с винтовками M16 и малокалиберными пулеметами M60 и SAW M249. Наши Хамви с .50 калибром будут стоять в 500 метрах от периметра, чтобы мы могли быстро выбраться оттуда. Отсутствие тяжелой бронетехники было преднамеренным, чтобы мы могли быстро войти и выйти.
В качестве средств поддержки в случае, если мы будем атакованы, нам придется рассчитывать на миниганы и пулеметы .50 калибра находящихся над нами "Блэкхоков" и "Маленьких птичек". Авиацией будет управлять офицер "Дельты", кружащий в еще одном "Блэкхоке", а самолет P-3C ВМС США будет вести наблюдение. Имевшиеся у нас ранее мощные ганшипы AC-130 "Спектр" были отозваны из Могадишо из-за склонности к нанесению сопутствующего урона.
В 13:50 разведка TFR получила подтверждение, что Омар Салад Эльми и Мохаммед Хасан Авале прибыли в здание в центре города. Через десять минут нам был подан сигнал "Айрин". Мы вновь проверили снаряжение – в моем случае M16, тринадцать тридцатипатронных магазинов в жилете и подсумке и еще пять в карманах, 9-мм пистолет, гранаты, бронежилет, шлем, очки, перчатки и наколенники – и поспешили к нашим Хамви. Там к нам присоединились шесть Зеленых беретов из другой Команды "А". Восемнадцать человек влезли в четыре машины, и колонна двинулась на север, в сторону порта. Нам было приказано не стрелять, если противник не выстрелит первым.
От порта мы свернули налево и двинулись по немощеной улице Хальвадиг. Я стоял за .50 калибром головного Хамви, в очках, защищающих глаза от густых облаков желтой пыли, поднимавшейся из-под наших колес. Я жевал резинку, чтобы во рту не пересыхало.
По всем признакам это был типичный жаркий сонный воскресный день, людей на улицах было очень мало. Потея в своем кевларовом шлеме, ботинках для пустыни и камуфляже, я помахал старухе, тащившей продукты с рынка, и мальчишкам, пинающим футбольный мяч, скрученный из тряпок. Несколько любопытных мужчин выставили головы из своих хижин с жестяными крышами, чтобы поглядеть, что происходит.
Наша группа входила первой, и наш старший, Крис, поддерживал постоянную связь с командиром "Дельты" подполковником Гэри Харрелом, находившимся вверху, в вертушке управления. Их переговоры были слышны в наушнике, который я прилепил липкой лентой к внутренней стороне шлема.
"Шесть-четыре, это Тигр шесть-два. Две минуты до Мелка два. Враждебных действий пока не наблюдается. Прием".
"Тигр, Шесть-Четыре. Приглядываем за вами сверху. Продолжайте, действуйте осторожно. Прием".
"Сделаем, Шесть-четыре. Конец связи".
Нашим пунктом назначения был перекресток Марехан-роуд, Нэшнл и нескольких переулков, в нескольких кварталах к востоку и северу от района цели. Я продолжал смотреть по сторонам, не сводя глаз с крыш и переулков. Все хорошо. Боевиков не видно.
Мы встали примерно в 500 метрах к югу от перекрестка и оставили охранение: по водителю и одному бойцу на каждую машину. Остальные десять человек пошли дальше по Хальвадиг, в шахматном порядке, пальцы на спуске, оглядываясь вправо-влево, вверх и вниз, затем направо по Нэшнл и налево по Шалалави, идущей параллельно Хальвадиг. Там, примерно в двух кварталах к востоку и трех к северу от цели, улицы и переулки сходились, образуя грубый круг.
Подобно большей части центра Мога, перекресток был усеян мусором, сожженными остовами машин и прочим военным хламом. Строения вокруг него были призрачными, рябыми от пробоин, покрытыми коричневой пылью. Словно сцена из апокалипсического фильма.
Пыль забилась мне в ботинки и попала под форму. Мне хотелось поскорее покончить с этим.
Крис подал сигнал, и пятеро из нас отделились, чтобы осмотреть трехэтажный жилой дом на юго-восточном углу. Самодельная жестяная дверь, закрывавшая вход, удерживалась куском проволоки. Я толкнул ее, вошел, проверил холл, а затем жестом дал сигнал товарищам быстро пройтись по комнатам первого этажа. Мы осматривали их одну за другой, как проделывали это сотни раз на тренировках по ближнему бою.
Там воняло фекалиями и мусором. Пока моя подгруппа обыскивала первое здание, Крис и остальная часть группы вошли в засыпанное пылью двухэтажное здание дальше к югу. Мы (Альфа) держали постоянную связь с группой Криса (Тигр), парнями в грузовике (Бета) и друг с другом.
"Тигр Шесть Два, первый этаж, чисто".
"Роджер, Альфа Один. Следуйте, на вторую палубу".
"Роджер".
Мы обошли погнутый обод велосипедного колеса на лестнице. Парни впереди меня услышали какое-то движение на два часа. Один из них жестами указал направление и дал знать, что нам следует действовать осторожно.
Пока мы осматривали здания к югу и востоку от круга, с "Блэкхока" по канатам на перекресток высадилась группа Рейнджеров и начала зачищать улицы и переулки слева от нас (на запад).
Тем временем тяжеловооруженная эвакуационная колонна "Дельты" и Рейнджеров из двенадцати машин, в которой шел мой приятель Тим Мартин, прошла от порта по Хальвадиг, следуя тем же маршрутом, что и мы.
Все окна в обследуемом нами многоквартирном доме отсутствовали, а полы были завалены щебнем, мусором и грязью. Я заметил пурпурно-оранжевый головной платок, высовывающийся из кучи кирпичей, штукатурки и мусора в углу на два часа. Там, затаившись, сидела женщина, обнимавшая двух маленьких детей. Я поднес левый указательный палец ко рту и по-арабски прошептал, чтобы они молчали и не паниковали, мы не собирались причинять им вред. Она и ее дети выглядели напуганными и истощенными. Я спросил: "Есть кто-нибудь в комнатах позади вас?"
Она покачала головой.
Мои товарищи подтвердили это через несколько секунд. Потом, пока двое парней прикрывали, остальные осмотрели третий этаж, который был пуст, а затем затащили свои задницы на крышу. Мы увидели "Блэкхоки" и "Маленьких птичек", заходящих с юга и востока. Три больших вертолета зависли над назначенными трем другим мелкам точками к югу, западу и юго-западу от нас, и Рейнджеры начали спускаться по канатам и закрепляться на своих местах по периметру. Тодд Блэкберн, молодой рядовой первого класса из Мелка 4, упустил канат и упал с высоты семьдесят футов (21 м). Когда медик и еще один парень из его подразделения подбежали к нему, чтобы помочь, по ним открыли огонь.
Я слышал переговоры.
"Есть пострадавший. Нужен немедленный медэвак, Мелок Четыре".
Затем я увидел, как слева от меня пролетели четыре кругломордые "Маленькие птички" MH-6, несущие Эскадрон C "Дельты". Когда первые две вертушки приземлились, они взметнули огромное облако пыли, закрывшее мне обзор. На улице внизу я увидел нескольких сомалийцев в свободных штанах, с криками бегущих в сторону цели.
В четырех кварталах от нас, на улице перед целью Эскадрон С "Дельты" в хоккейных шлемах выскочил из "Маленьких птичек" и бросился в здание цели, кидая светошумовые гранаты и приказывая людям внутри лечь на пол.
Одновременно с этим старший нашей группы, Крис, и подгруппа Тигр начали перестрелку с вооруженными людьми в здании справа от нас. Все закончилось быстро: ополченцы отступили и сбежали.
Прежде чем покинуть крышу, я услышал спорадический огонь из стрелкового оружия слева от себя, со стороны рынка Бакара и приблизительного местонахождения Мелка 4. Сквозь вихрящуюся желтую пыль я заметил первый из множества столбов черного дыма. Они исходили от подожженных покрышек, сигнализируя боевикам, где им собираться, и что идет бой.
Чего я не мог видеть, так это тысяч вооруженных ополченцев, которые стекались к этому району и собирались к северу, западу, востоку и югу от нас. Я также не слышал, как боевики, бегая по улицам и переулкам, кричали в мегафоны: "Выходите и защищайте свои дома!"
В четырех кварталах к югу операторы Эскадрона C "Дельты" нашли и опознали Омара Салада Эльми, Мохаммеда Хасана Авале и даже повязали еще одного подручного Айдида, Абди Юсефа Херсе. К 15:50 все трое лежали ничком во дворе, с надетыми гибкими наручниками, в то время как другие операторы рассыпались по зданию цели в поисках других подозреваемых.
Тем временем мой друг Тим Мартин ждал перед зданием цели вместе с остальной частью колонны из двенадцати машин. Тим, сидевший на заднем сиденье третьего Хамви, выскочил из машины, чтобы осмотреть сидевшего рядом с ним флотского SEAL, получившего ранение в правое бедро за несколько кварталов до того, как они достигли места назначения. Тим разорвал штаны "тюленя" и обнаружил, что пуля попала в лезвие его ножа, которое, разбившись, отразило ее.
"Ты счастливчик", сказал Тим, вытащив несколько осколков лезвия из бедра "тюленя" и перевязав рану. В тот самый момент по колонне был открыт огонь с крыш и из переулков на севере и западе.
Мы с товарищами вернулись на улицу, с оружием наготове, ожидая, что сигнал на эвакуацию последует в любую секунду. В своей гарнитуре я слышал, как один из Рейнджеров в Хамви, везущем рядового первого класса Блэкберна на базу, сообщил о столкновениях с группами вооруженных боевиков. Из переулков слева от нас доносились выстрелы.
На перекрестке, где находился Мелок 2, было чисто и спокойно. Я чувствовал, как сердце колотится у меня в груди. Напарник справа от меня прорычал: "Какого хрена мы ждем?"
"Я тут на дерьмо изойду".
Мы не знали, что на объекте возникла небольшая путаница. Эскадрон С "Дельты" оставался внутри здания, ожидая сигнала от эвакуационной колонны, в то время как колонна ждала выхода "Дельты" и ее пленных. Наконец, через тридцать семь минут после высадки "Дельты", они начали погрузку пленных в грузовики колонны и отход. "Блэкхок" прошел низко слева от нас, готовясь поддерживать колонну.
Я облегченно вздохнул. Задача почти закончилась.
Повернувшись вправо, я выплюнул изо рта жвачку, и услышал слева громкий взрыв. Я поднял глаза, чтобы увидеть, где это. Через две секунды я услышал крики в своей гарнитуре.
Они были такими безумными, что сначала я не врубился в их смысл. Затем я отчетливо разобрал: "Черт возьми! "Блэкхок" подбит! "Блэкхок" горит!"
Другие голоса перекрывали первый. "Он теряет управление!"
"Бля! Он падает!"
"Блэкхок" падает!"
"Блэкхок" … ох, бля!"
Краем глаза я заметил слева раненую птицу. Из хвостового винта тянулся черный дым, и вертушка начала вращаться. По мере приближения к земле она крутилась все быстрее. Я различил силуэты пилотов в кабине и нескольких операторов в открытой боковой двери, пытающихся удержаться и закрепиться перед падением.
Это казалось невероятным. Парни вокруг меня кричали и прятались. Большая раненая птица кренилась в нашу сторону.
"О Господи!" ахнул кто-то рядом со мной.
"Ой, бля!"
"Берегись!"
Я укрылся за четырехфутовой (1,2 м) стенкой.
Старший уорент-офицер Клифф "Элвис" Уолкотт, пилот "Блэкхока" Супер 6-1, и второй пилот, CWO Донован Ли "Булл" Брайли, оба из 160-го SOAR, готовились к подобной чрезвычайной ситуации и знали, что нужно убрать мощность, заглушив двигатели. Это заставит птичку вращаться в направлении, обратном вращению несущего винта.
Понимая, что он не контролирует вертушку, CWO Уолкотт спокойно сказал по радио: "Шесть-Один, иду вниз".
Когда вертолет с визгом приблизился, я нырнул за колонну и попытался стать как можно меньше. Затем я услышал ужасный скрежет металла, когда лопасти ударились о землю и разлетелись, потом с жутким грохотом 6-1рухнул на землю в 200 метрах слева от меня, выбив искры и подняв огромное облако пыли.
Все это время Крис орал: "Прячься! Не высовывайся!"
"Ох же долбаное дерьмо!"
Удар был настолько сильным, что я был уверен, что все внутри 6-1 мертвы. Моей первой мыслью было: Мы должны достать тела до того, как сомалийцы доберутся до них.
Но из-за пыли я ни черта не видел и не мог вздохнуть. И как только она начала рассеиваться, я услышал спешащие к перекрестку машины и всплески автоматных очередей. В считанные секунды ополченцы высыпали на перекресток со всех сторон, как саранча. Они бежали пешком и подъезжали на пикапах Toyota, выкрашенных в зелено-коричневый камуфляж.
Некоторые из нас уже были на ногах и двигались в направлении сбитой вертушки, которую нам не было видно, потому что пустое трехэтажное здание на левом от нас углу закрывало обзор.
Крис закричал: "Ложись! Ложись! Берегись, сзади!"
Прежде чем я понял, что происходит, у меня над головой засвистели пули, летящие с нескольких сторон, и хлестнувшие по зданию и земле. Я встал на колено за невысокой стенкой перед зданием, вскинул свою M16 и начал стрелять. Мы должны были сдержать сомалийцев, желавших добраться до вертолета и людей внутри.
Огромная волна адреналина захлестнула меня. Мое тело было накачано до максимума, руки и ноги дрожали. Мне пришлось заставить себя успокоиться, чтобы выбирать цели. Сомалийцы, с другой стороны, совершенно охреневали в своем безумии, безостановочно паля во все стороны и выскакивая на открытое пространство, не обращая внимания на опасность, которой подвергались. Я снял несколько дюжин, но они продолжали прибывать. Когда я мог, я делал "двойку" – выстрел в туловище, а затем второй в голову. Я попал молодому парню в голову; мужчине с седой бородой прямо в сердце.
Думать было некогда, и они были слишком близко, чтобы использовать гранаты. Все было просто: навести, прицелиться, выстрелить и искать новую цель, что было несложно. Они хлынули на перекресток с нескольких сторон, вероятно, обдолбанные катом и, казалось, не заботясь о своих жизнях. Я видел женщин и нескольких мальчишек, замешавшихся в дикий водоворот мужчин.
Начали скапливаться тела, усеивая грязь темными пятнами крови. Я молился, чтобы этот гребаный кошмар закончился.
Я не знал, что все сотня или около того человек из TFR, участвовавшие в этой задаче, оказались заперты в самом центре Могадишо и окружены тысячами безумных ополченцев, и мы сражались за свои жизни.
Я в гневе крикнул: "Ублюдки! Ублюдки! Убирайтесь!"
Напарник справа от меня прорычал: "Чангиз, успокойся!"
"К черту! Я поубиваю всех этих ублюдков!"
Это был настоящий ад. Шум был невероятным. Друг на друга накладывались автоматные очереди, свист, вой и разрывы, людские вопли, крики других от боли, вой женщин. Я был настолько сосредоточен на стрельбе, что не различал переговоров, доносящихся из моей гарнитуры.
Огонь обрушился на нас со всех направлений.
Крис крикнул: "Три-шестьдесят(1). Сформируйте три-шестьдесят!"
Мы образовали грубую окружность и медленно приближались к упавшему вертолету, прикрывая друг друга. Я смотрел на северо-восток. Сбитая вертушка появилась в углу моего поля зрения слева, лежащая на боку, как выброшенный на берег кит.
Без винта и хвоста она выглядела плачевно. Лобовое стекло было разбито, а боковая дверь распахнута настежь. Некоторые из операторов внутри были еще живы, вели ответный огонь и пытались выбраться. Какие храбрецы, подумал я.
На перекресток, подняв облака пыли, вылетел пикап Toyota. Стоящий в его кузове человек в маске орал, направляя поток пуль .50 калибра в разбитый "Блэкхок". Мы бросились в укрытие, когда они врезались в землю и бетон вокруг нас. Когда я высунулся, чтобы открыть ответный огонь, ракета, выпущенная другой группой с противоположной стороны перекрестка, подожгла пикап. От взрыва грузовик перевернулся в воздухе, как игрушка, и исчез из поля зрения. Рухнув на землю, он взметнул столб пламени и искр.
Пока мы пригибались, двигались, укрывались и стреляли, сомалийцы продолжали наступать волнами. Иногда они использовали в качестве прикрытия выглядевших испуганными женщин. Пыль и пороховая гарь, насытившие воздух, затрудняли дыхание. Не было времени даже глотнуть воды.
Хотя по мне струился пот, я даже не задумывался о жажде или чем-то другом, поскольку был полностью сосредоточен, защищая вертолет и сдерживая боевиков. Они выныривали отовсюду – из дверных проемов, окон, переулков, с крыш. Мы вели огонь экономно, чувствуя, что у нас заканчиваются патроны. За сорок минут боя я выпустил десять магазинов. Еще два было у меня в жилете и пять в карманах.
Другая Команда "А" заняла позиции на северо-западном углу, а Рейнджеры были слева от нас, по другую сторону от сбитого вертолета.
Крис вновь орал в эфир, вызывая авиаподдержку. "Мелок 2 под плотным огнем! Нужна поддержка! Поддержка… Немедленно!"
Я не знал тогда, и узнал лишь позже, что подполковник Гэри Харрелл в командном "Блэкхоке" приказал колонне "Дельты" изменить маршрут. Вместо возвращения на базу она была направлена на помощь в спасении пилотов и членов экипажа сбитого Супер 6-1. Это оказалось крайне проблематично, потому что колонна все чаще наталкивалась на баррикады и скопления ополченцев, осыпавших их машины ракетами и автоматическим огнем на каждом перекрестке. Кроме того, люди, направлявшие колонну, не были готовы к такой переориентации и потерялись в лабиринте улиц и переулков вокруг Мелка 2.
Фактически колонна из двенадцати машин совершила полный круг вокруг места крушения и вернулась туда, откуда начинала: на улицу позади здания цели. Они уже понесли некоторые потери. Теперь, когда они повернули на юг, граната РПГ пробила стальную обшивку третьего Хамви и взорвалась, выбросив троих сидевших сзади человек наружу. Все они получили тяжелые ранения. Рядовому Адальберто Родригесу оторвало заднюю часть одного из бедер. Когда он с трудом поднялся на ноги, четвертая машина, грузовик с сомалийскими пленными, переехал его.
Мой приятель Тим Мартин, сидевший третьим на заднем сиденье, принял на себя всю силу взрыва. Хотя он все еще находился в сознании, взрыв разорвал нижнюю часть его тела.
Всех троих погрузили в пятитонный грузовик, и колонна проследовала дальше под продолжающимся обстрелом с крыш, из зданий и переулков.
Пока конвой двигался на юг, другой "Блэкхок" с позывным Супер 6-4, который высаживал группу на Мелок 1, также был поражен из РПГ. Его пилот, CWO Майк Дюрант описывал это как удар о лежачий полицейский. Он не знал ни степени повреждений, ни их локализации, пока машина не начала вращаться из-за неработающего рулевого винта, который не мог противодействовать крутящему моменту двигателя.
Приоритетом Дюранта, пилота-вертолетчика с десятилетним стажем, теперь было спасение своей жизни и жизней его экипажа. Пытаясь направить вертолет на открытое место, он кричал в рацию: "Шесть-четыре подбит! Снижаюсь!"
Кто-то с командного "Блэкхока" радировал в ответ: "Шесть-четыре, вы в порядке?"
"У нас все жестко", ответил Дюрант. "Иду вниз!"
Боевики, видя черный дым, идущий из хвоста подбитой птицы, радостно орали и палили в воздух. Подпитываемые новой уверенностью, они сотнями собирались на месте крушения.
Дюранту удалось посадить Супер 6-4 прямо, на более-менее свободной площадке в полутора милях (2,4 км) к юго-западу от Мелка 2. Но возникли две проблемы. Во-первых, низкие хижины вокруг и поднимающийся черный дым позволяли легко обнаружить его. И, во-вторых, все американские спасательные силы были сосредоточены на том, как добраться до Мелка 2 и Супер 6-1.
Находящийся в штабе на базе генерал Гаррисон спешно собрал колонну, состоящую в основном из вспомогательного персонала, включая даже нескольких поваров. Но почти сразу же после входа в город она столкнулась с баррикадами и засадами повстанцев, серьезно препятствовавшими ее продвижению.
С потерей двух "Блэкхоков" и большей частью полуторасотенного контингента TFR, заблокированной в центре Могадишо, события развивались от плохого к худшему. И у офицеров, руководивших операцией, больше не было вариантов.
На месте крушения Супер 6-4 пилот Дюрант, его второй пилот Рэй Фрэнк и двое членов экипажа выжили, но получили тяжелые травмы. Проявив удивительную храбрость, двое операторов "Дельты", сержант первого класса Рэнди Шугарт и мастер-сержант Гэри Гордон вызвались спрыгнуть с другого "Блэкхока", чтобы защитить пострадавших в Супер 6-4, пока не прибудет спасательная группа. Но, к сожалению, эти два высококлассных оператора не могли управиться с десятками разъяренных ополченцев, бросившихся к месту крушения, стреляя из АК-47 и РПГ.
Шугарт и Гордон храбро сражались, пока у них не закончились боеприпасы, и были убиты вместе со вторым пилотом Фрэнком и другими членами экипажа 6-4. Сомалийцы растащили их вещи, содрали одежду с их тел и протащили их по улицам. Пилот Майк Дюрант был избит и захвачен живым.
На Мелке 2 Рейнджеры слева от нас и Команда "А" на северной стороне перекрестка обеспечивали прикрытие, пока мы сражались всего в двадцати ярдах (18 м) от сбитого Супер 6-1. Именно тогда примчались три вертушки – две "Маленькие птички" АН-6 ("яйца-убийцы", как мы их называли) и один "Блэкхок" – паля из миниганов и .50 калибра. Они обрушили смертоносный ливень пуль и ракет на ополченцев к северу и западу от нас, заставив их отступить. Это была потрясающая демонстрация американской огневой мощи, давшая нам несколько минут, чтобы перезарядиться и перевести дух.
Крис крикнул: "Статус".
Мы ответили один за другим. Кое-кто из ребят получил легкие ранения, но каким-то чудом все мы остались живы. Я был настолько накачан адреналином, что мне пришлось ощупать свои ноги и туловище, прежде чем ответить: "Все хорошо. Мать его, да!(2)"
Когда переулок был окончательно очищен от боевиков, появился спасательный "Блэкхок", извергнувший группу Пи-Джеев (парашютистов-спасателей ВВС) и медиков, которые, переступая через тела сомалийцев, быстро взялись за дело, доставая раненых из Супер 6-1 и оказывая им помощь. В считанные минуты они вытащили всех, кроме пилота Уолкотта, тело которого было зажато в обломках.
Невероятно, но битва затянулась до глубокой ночи, когда, наконец, прибыла двухмильная колонна из более сотни единиц бронетехники, включая пакистанские танки и малазийские БТРы. Спасатели высвободили тело Уолкотта из 6-1, погрузили убитых и раненых в свои машины, и отправились обратно на базу. Морально и физически измотанные, мы потащились обратно к нашим Хамви.
Я вел головной Хамви, а Крис сидел рядом со мной. Мы все были потрясены и молчали. Вернувшись на базу, я услышал ужасные новости. Оперативная группа "Рейнджер" потеряла девятнадцать человек, включая моего друга, Тима Мартина, который храбро держался, но умер по пути в госпиталь в Германии. Еще семьдесят три человека были ранены.
По оценкам сомалийских властей, в ходе боевых действий погибло от 800 до 1000 ополченцев, а до 4000 были ранены.
За смелость, которую проявили вызвавшиеся защищать Супер 6-4 операторы отряда "Дельта" MSG Гордон и SFC Шугарт, они были посмертно награждены Почетной медалью, первой после войны во Вьетнаме. Тим Мартин получил Серебряную звезду.

1. Триста шестьдесят (градусов). Круговая оборона (прим. переводчика)
2. В оригинале фраза звучит как "Факн Эй" (Fucking A), что на военном сленге означает экспрессивно выраженное согласие с чем-либо. Происходит от сокращенного слова "Утвердительно" (Affirmative). Изначально произносилось как "Fucking Affirmative", позднее сократившись до "Fucking A" (прим. перев.)

_________________
Amat Victoria Curam

"и прочим военным хламом"?

_________________

"малокалиберными пулеметами M60"
Мне кажется, малокалиберными их назвать сложно

Да, так лучше.



Ну, так у автора.

ЗЫ. Вообще глава оставила, мягко говоря, странное впечатление. Особенно после книги Невилла...

_________________
Amat Victoria Curam

А что не так? Он описывает свою точку зрения, что для него было важно, как он это видел.

ГАИТИ

На протяжении многих дней после битвы над всеми нами, пережившими операцию "Готический змей", висела грустная, мрачная пелена. В ангаре на пляже мы оплакивали наших мертвых коллег и ставили под сомнение политику и тактику, приведшие к ужасной катастрофе.
Я слышал, как один Рейнджер спросил: "Когда вертолеты управления висели над головой, наблюдая всю картину, как так вышло, что мы попали в ловушку в центре Могадишо?"
"Вот уж не знаю, черт возьми", ответил я.
Вступил еще один Рейнджер: "Почему штурмовая группа Эскадрона С "Дельты" просто не эвакуировалась на вертолетах после захвата целей?"
"Да это все дерьмо из меня вышибает".
"Если "Дельта" собиралась уехать с пленными по дороге, почему им не дали танки и БТР, чтобы они могли проложить себе путь наружу?"
"Хороший вопрос".
Всех нас преследовали ужасающие образы. Ночью я слышал, как парни зовут во сне своих мертвых друзей. У меня тоже были проблемы со сном, и я часто просыпался, дрожа и весь в поту. В кошмарах я видел, как мой приятель Тим пытается удержать свои кишки и умоляет меня о помощи.
Через две недели после того, что стало известно как битва за Могадишо, президент Билл Клинтон объявил, что отдает приказ прекратить все военные действия против Мохаммеда Айдида, кроме направленных на самооборону, и вывести все силы США. Это усугубило страдания тех из нас, кто хотел отомстить за потерю наших братьев. Как не пытались подать ее политики в Вашингтоне, битва обернулась позорным поражением.
Я был очень расстроен. Некоторые из нас обвиняли президента Клинтона, другие считали, что ответственность лежит на адмирале Хоу и генерале Гаррисоне.
Пережить смерть друзей уже достаточно трудно. Но как могли могущественные Соединенные Штаты позволить какому-то дикому полевому командиру в беззаконной стране так обойтись с нами и выйти сухим из воды? Разве это не стало негативным сигналом для остального мира? Разве мы не были хорошими парнями, которые пришли спасти голодающий сомалийский народ?
Это был возмутительный конец неудачной операции. И сейчас, двадцать три года спустя, звуки и образы битвы за Могадишо все еще преследуют меня.

Я нуждался в перерыве. Мои командиры в 3-й Группе понимали это, и когда в ноябре 93-го я вернулся в Форт-Кэмпбелл, дали мне временное назначение в Центр иностранных языков Института иностранных языков Министерства обороны в Монтерее, Калифорния, на арабский факультет.
Я не только был рядом со своей семьей. Так вышло, что я оказался в одном из самых красивых мест на земле. В ласковом Монтерее, который часто окутывала легкая дымка, началось мое постепенное психологическое исцеление от ужасов Могадишо.
В середине 64-недельного курса я получил приказ вернуться в Форт-Брэгг и войти в состав ODA 326. Теперь я был в ранге E7, и меня назначили помощником оперативного сержанта. В мои обязанности входило изучение разведданных о местах, где предполагалось наше развертывание, и инструктаж остальной части группы.
Был конец августа 94-го, и ODA 326 было дано семьдесят два часа на подготовку к операции "Поддержка демократии", направленной на устранение военного режима, свергнувшего в 1991 году президента Гаити Жан-Бертрана Аристида, тем самым открывая путь его возвращению на Гаити.
Аристид, бывший католический священник и лидер популистов, был избран президентом Гаити в конце 1990 года, получив 67% голосов на выборах, считавшихся самыми честными в истории Гаити. Через восемь месяцев президентства он был свергнут группой военных во главе с недавно назначенным Аристидом командующим армией генералом Раулем Седрасом. Враги Аристида обвинили президента в нарушении конституции и угрозе власти народа.
Высланный сначала в Венесуэлу, а затем уехавший в США, Аристид не смирился со своим изгнанием. Вместо этого он повел кампанию по организации международной поддержки своего возвращения к власти на Гаити. Частью его усилий были обращения к общественности, в которых основное внимание уделялось нарушениям прав человека, совершенным сменившей его военной хунтой.
Его усилия получили мощный толчок, когда в 1992 году президентом был избран Билл Клинтон. Одним из первых заявлений президента Клинтона после его инаугурации в январе 93-го было подтверждение его предвыборного обещания вернуть Аристида на Гаити. Когда дипломатические усилия зашли в тупик, Клинтон, по настоянию членов фракции темнокожих депутатов Конгресса, лоббировал прохождение в Совете Безопасности ООН Резолюции 940, принятой 31 июля 1994 года.
Через два дня мы в составе 3-й Группы Сил спецназначения вылетели на военно-морскую базу Гуантанамо на Кубе. Там к нам присоединились 2-й батальон Рейнджеров и группа из десяти вертолетов CH-53 "Си Стэльон".
Пока нас информировали о планах десантно-штурмовой выброски на международный аэропорт в столице Гаити Порт-о-Пренсе, захвата гаитянского военного командования и задержании генерала Седраса, экс-президент Джимми Картер, сенатор Сэм Нанн и отставной председатель Объединенного комитета начальников штабов генерал Колин Пауэлл отправились с дипломатической миссией в последней попытке урегулировать кризис мирным путем.
Пока мы студили пятки на Кубе, Картер, Нанн и Пауэлл провели два дня на Гаити, ведя переговоры с генералом Седрасом, который первоначально отказался признать законность демократических выборов. С приближением крайнего срока, установленного президентом Клинтоном, делегация показала Седрасу видеозапись погрузки 82-й воздушно-десантной дивизии в C-130 и объяснила, что это передовой эшелон пятнадцатитысячного контингента десантно-штурмовых сил, вылетающих из Форт-Брэгга, Северная Каролина. Через несколько минут после просмотра генерал Седрас капитулировал, и наша задача сменилась с боевой операции на миротворческую.
На мой взгляд, внезапная отмена вызывала вопросы. Будет ли гаитянский народ приветствовать нас как освободителей, или возмущаться за вмешательство в его внутренние дела? Обернутся ли местные банды и даже подразделения гаитянских вооруженных сил против нас, как это произошло в Сомали?
Наши командиры могли мало что ответить, и велели готовиться к враждебной обстановке и действовать с осторожностью. Генерал-лейтенант Хью Шелтон, командующий всей военной операцией, приказал нам держать себя одновременно внушительно и обнадеживающе. Вместо того чтобы разгромить семитысячные гаитянские вооруженные силы (FAdH – по аббревиатуре названия на французском), теперь мы собирались сотрудничать с ними в деле охраны порядка в стране, когда их руководство уйдет в отставку. Как мы собираемся этого добиться, мы узнаем, когда доберемся туда.
Мне было странно оказался в такой ситуации, особенно сразу после Сомали. И это был первый в истории случай, когда Соединенные Штаты возвращали к власти свергнутого лидера другой страны. Очевидно, что теперь, когда Холодная война закончилась, роль американских военных быстро менялась. Не мое солдатское дело ставить под сомнение или обсуждать политику. Я был готов сделать то, что мне велели.
Ранним утром следующего дня, 19 сентября, Рейнджеры из 2-го батальона высадились в Порт-о-Пренсе, чтобы занять аэропорт. Они не встретили сопротивления. Мы, 3-я Группа Сил спецназначения, приземлились в аэропорту в 16:00 того же дня, навьюченные M16, Глоками, дробовиками, боевыми жилетами и шлемами.
Нас встречали жаркий, влажный тропический воздух, командир 3-й Группы полковник Марк Бойет и командир батальона Сил спецназначения полковник Кэй, под чьим началом я служил на Окинаве. Нашим главным сержантом был сержант-майор Майк Мур.
Мы немедленно рассыпались и заняли оборону по периметру ограды аэропорта. Как только сержант-майор Мур объявил: "Территория под охраной!" мы принялись устанавливать на лужайке возле взлетно-посадочной полосы большие палатки вместимостью по две дюжины человек.
Сотни местных жителей начали собираться по ту сторону забора, чтобы посмотреть, что мы делаем. Некоторые махали руками, другие просили еду. Мы раздавали пайки и пытались установить дружеские отношения, несмотря на языковой барьер. Местные разговаривали на специфическом диалекте французского креольского, который не понимали даже те немногие из нас, кто говорил по-французски.
Условия жизни в аэропорту не были идеальными. Не хватало туалетов и пресной воды. Кроме того, поскольку был сезон дождей, а взлетно-посадочные полосы аэропорта имели уклон, чтобы вода стекала на поля вокруг них, мы жили практически в болоте. Добавить к этому невыносимую жару и вездесущих пауков и мышей – мы явно не были счастливыми туристами.
К счастью, на второй день ODA 326 и ODA 324 было приказано найти безопасное место в Порт-о-Пренсе, чтобы использовать его в качестве нашей оперативной базы для поддержания сотрудничества с подразделениями FAdH и обеспечения порядка в городе. Пока что американские войска не встречали враждебности за исключением некоторого замешательства со стороны местных жителей по поводу того, что мы дружелюбно относились к бывшим нарушителям прав человека из FAdH, вместо того, чтобы арестовать их и бросить в тюрьму.
По рекомендации кого-то из американского посольства мы нашли дом, принадлежащий американской медсестре, которая была замужем за гаитянцем. Он был расположен на холме с захватывающим видом на Карибское море и казался достаточно большим, чтобы вместить две дюжины человек. Проблема заключалась в том, что достроен был только первый этаж. Так что, после того, как мы арендовали дом за 2000 долларов в месяц, мы одолжили 2,5-тонный грузовик, загрузили его листами фанеры и гвоздями, которые раздобыли в американском военном штабе в центре города, и под руководством двух наших инженеров быстро закончили второй этаж.
Медсестра, владевшая этим домом, наняла трех горничных стирать нам одежду и готовить. Мы спали на раскладушках с противомоскитными сетками. В доме не было кондиционера.
В то время как часть из нас готовила нашу конспиративную квартиру, другие патрулировали город, который в некотором роде оказался даже более шокирующим, чем Могадишо. Порт-о-Пренс не пострадал за пять лет гражданской войны, однако представлял собой гниющую, зловонную помойку. Повсюду нам встречались толпы отчаянно бедных людей, выпрашивающих еду. По данным Всемирного банка, половина из 6,5 миллионов жителей страны жила в крайней нищете, а доход большинства семей составлял менее одного доллара в день. Это делало Гаити одной из самых бедных стран в мире – даже беднее Сомали, и самой бедной в Западном полушарии – с ВНП на душу населения всего 380 долларов в год.
Треть населения Гаити проживала в Порт-о-Пренсе, многие из них ютились в трущобах, таких как Сите-Солей, построенный на свалке недалеко от гавани. Там около 150000 гаитян жили в примитивных убежищах, сляпанных из глины, брошенных металлических листов и картона. Дети с распухшими животами рылись в кучах мусора в поисках еды и играли в открытых сточных канавах. Я никогда не думал, что увижу людей, живущих таким образом.
Это было особенно поразительно, потому что, как я узнал, до обретения независимости в 1804 году Гаити была одной из самых продуктивных и процветающих колоний в мире, производя две трети внешней торговли Франции. Только в 1779 году экспорт кофе, индиго, какао, кожи и сахара наполнил трюмы более 4000 судов.
Более двухсот лет спустя это была экологическая катастрофа ошеломляющих масштабов. По оценкам ООН, только 39% населения имели доступ к чистой питьевой воде и 27% – к санитарии.
Мы видели свидетельства экологического опустошения на холмах вокруг места, где мы жили, полностью лишенных деревьев, вырубленных для производства древесного угля.
Путешествовавшие по Гаити в начале девятнадцатого века восхищались бесконечной зеленью и лесами из красного дерева, махагона и сосны. Сейчас эксперты утверждают, что до 97% страны обезлесели.
Древесный уголь оставался основным источником топлива для десятков тысяч жителей Порт-о-Пренса. Двухколесные деревянные повозки, известные как бруэты, заваленные конопляными мешками, развозили древесный уголь по всему городу. Сгорая, он окутывал трущобы коричневым дымом.
Нам не пришлось далеко ехать, чтобы увидеть пропасть между богатыми и бедными, которая, по общему мнению, была одной из самых больших в мире. На холмах вокруг нашего дома жили те, кого иностранные журналы называли "морально отвратительной элитой" – их безупречные дома окружали высокие стены, покрытые яркой тропической растительностью и бугенвиллиями. На большинстве стояли спутниковые антенны.
Когда мы патрулировали город на Хамви, раздавая все лишние пайки и еду, которые могли раздобыть, я задавался вопросом, как Гаити оказалась в том печальном состоянии, в котором находилась. Страна добилась независимости от Франции после единственного в истории успешного восстания рабов, и стала второй после США свободной республикой, основанной в Западном полушарии. С момента обретения независимости 1 января 1804 года в стране произошло тридцать пять смен правительства, многие из которых были военными переворотами, включая эксцентричную четырнадцатилетнюю диктатуру "Папы Дока" Дювалье.
Я быстро понял, что, хотя большинство гаитян были бедными, они были также безмерно гордыми. Они были рады избавиться от генерала Седраса и лидеров военной хунты, с нетерпением ожидали возвращения президента Аристида, но настороженно относились к американским оккупантам.
Как я узнал, не без причин. Соединенные Штаты однажды уже вторгались на Гаити, в 1915 году, чтобы подавить политические беспорядки и помешать Германии и Франции захватить контроль над нестабильной, имеющей крупную задолженность страной. Но мы переборщили в плане расширения политического и экономического влияния, и к моменту ухода в 1934 году стали крайне непопулярны.
Кроме того, исторически США после травмы, нанесенной Гражданской войной, не приветствовали бывшую рабовладельческую колонию, до 1868 года отказываясь признать новую страну и разрешить ее коммерсантам торговать со Штатами.
Так что я понимал, почему даже самые дружелюбные гаитяне относились к нам скептически. Как и в Сомали, женщины здесь много работали, а мужчины в основном бездельничали, ожидая невесть чего. Несмотря на ужасные условия, гаитяне выглядели яркими, жизнерадостными людьми. Одним из проявлений их естественного энтузиазма были носящиеся по улицам плотно набитые, психоделически раскрашенные автобусы, называемые "тап-тап". Они носили англоязычные имена, такие как "Машина мира и любви" или "Детка, люби ночь напролет".
Нас предупредили, чтобы мы следили за бандами сторонников правой хунты и фанатичных сторонников Аристида. Однако более серьезную проблему представляли собой плохая санитария и комары, вылупляющиеся в лужах, остающихся после ежедневных ливневых дождей. Еще в 1801 году треть из 25000 солдат, посланных Наполеоном на Гаити для подавления восстания рабов, была уничтожена желтой лихорадкой.
На третьей неделе я заразился лихорадкой денге от укуса инфицированного комара и был настолько слаб и болен, что уверился, что меня ждет та же судьба, что и наполеоновских солдат. В своем лихорадочном состоянии я не уставал напоминать себе, что в силу иронии паду не от вражеской пули, а от крошечного летающего насекомыша. Когда я метался в лихорадке, одолеваемый кошмарами Могадишо и сильными болями в голове и всех костях в моем теле, медик нашей группы подошел и сказал, что лекарств для лечения инфекции денге не существует.
Он дал мне аспирин и ацетаминофен(1), и посоветовал пить больше жидкости. Наши горничные взялись за меня и постепенно выходили. Благослови их сердца. Десять дней спустя и похудев на пятнадцать фунтов (6,8 кг), я снова встал на ноги и был готов вернуться к патрулированию.
Большая часть того, с чем пришлось столкнуться на улицах и в трущобах Порт-о-Пренса, было ссорами из-за еды или денег. Иногда местные приходили к нам с каким-нибудь человеком в синяках, которого они задержали, и утверждали, что это приспешник бывшего военного режима. К сожалению, мы не могли ничего сделать, кроме как передать этого человека FAdH, так как они оставались единственной функционирующей государственной структурой в стране.
Самые сложные для нас задачи возникали всякий раз, когда в порт прибывал LCU (универсальный десантный катер) с грузом припасов. Вид его приближения, днем ли, ночью ли, собирал огромную толпу, контролировать которую местная полиция и военная охрана, хотя мы обучали и инструктировали их, казались неготовыми. Неизбежно там будут толкаться и пихаться, затем вспыхнут драки, и головорезы из одной из местных политических банд начнут стрелять в воздух.
Мы быстро выдвигались, сдерживали толпу и арестовывали всех, кто размахивал оружием. Иногда местные начинали злиться и кричать, что им нужны две вещи: еда и чтобы мы ушли.
В глубине души я ждал обострения ситуации, как это было в Могадишо, но пока все шло неплохо. В случае с Гаити у людей была надежда в виде возвращения президента Аристида. По мере приближения 15 октября, дня его прибытия, бедняки подметали усеянные выбоинами улицы и рисовали на стенах фрески. Одна из них изображала американских солдат, стоящих рядом с танками и вертолетами, в то время как блаженный Аристид (ласково именуемый Титидом) спускается с белого облака.
Утром 15 октября мы поднялись рано, чтобы патрулировать улицы вокруг недавно побеленного Национального дворца, затем стояли в карауле перед забором, увешанным красно-синими бантами, пока собирались толпа, размахивающая ветками и распевающая под аккомпанемент марширующего оркестра: "Он свыше, он грядет! "
Президент Аристид прибыл на американском армейском вертолете под восторженные приветствия, а затем из-за пуленепробиваемого стекла произнес победную речь, приправленную народными поговорками: "Многие руки облегчают бремя" и "Нельзя есть бамию(2) одним пальцем". Он также снова и снова повторял: "Нет насилию, нет мести, да примирению!"
Пение и танцы продолжались всю ночь, страна праздновала конец долгого времени угнетения бесконтрольными вооруженными головорезами, в том числе ужасными тонтон-макутами времен диктатуры Дювалье 50-х годов.
Теперь, когда порядок был восстановлен, наша задача заключалась в том, чтобы рассредоточиться по сельской местности и разоружить как можно больше этих бывших приспешников. Так что мы передали патрулирование Порт-о-Пренса контингенту полицейских, прибывших из Австралии (с обильным запасом пива "Фостерс"), а затем проехали шесть миль (9,6 км) по горным грунтовым дорогам до морского порта Ле Кей, находящегося неподалеку от оконечности южного полуострова Гаити.
Живописный Ле Кей мог похвастаться первозданными белыми песчаными пляжами, и был родиной американского натуралиста и живописца Джона Джеймса Одюбона, родившегося там в 1785 году и задокументировавшего все виды американских птиц в своей иллюстрированной книге "Птицы Америки". Сонный порт с населением 85000 человек также был мировым поставщиком ароматической травы под названием ветивер, ингредиента многих косметических и парфюмерных средств.
Когда босоногие местные детишки увидели нас, подъезжающих на двух Хамви, они выбежали нам навстречу. Но местный командир FAdH, подполковник Эвенс Гедеон был не столь приветлив, и велел своим бойцам оборонять их казармы. Когда мы заверили его, что пришли не для того, чтобы разоружить его людей, он расслабился и начал сотрудничать.
Своей оперативной базой мы выбрали четырехкомнатный дом с большим задним двором в переулке неподалеку от порта. Наняв горничную, повара и переводчика, мы начали патрулировать город. С помощью разведданных, купленных у информаторов, мы досматривали дома, где люди прятали оружие. В удачный день мы конфисковали до 200 единиц.
Помимо разоружения населения, мы также пытались завоевывать сердца и умы. Так что когда мы перемещались от дома к дому в поисках оружия, наши медики оказывали медицинскую помощь больным и пожилым людям. Когда мы завоевали доверие, некоторые из местных набрались храбрости и рассказали нам о членах банд, сотрудниках полиции и даже солдатах, совершавших злоупотребления.
Мы производили аресты и помогали состоящим из трех человек полицейским силам во всем прочем, пытаясь сохранить баланс между внушительностью и ободрением, что ставил нашей целью генерал Шелтон. "Корпус мира с пушками", называли мы себя, помогая ремонтировать генераторы, ухаживая за больными и пытаясь улаживать домашние ссоры. Иногда я ощущал себя помощником шерифа на Диком Западе, отправляющим своего рода грубое пограничное правосудие. Мы спасли нескольких человек от участи быть линчеванными или изрубленными мачете.
Мы объясняли людям: "Нет, вы не можете избить эту женщину только потому, что ее муж был членом FRAPH(3)".
Со временем гаитяне начали понимать нашу роль, заключавшуюся в создании безопасной обстановки и поддержании порядка. Члены FAdH, оставившие свои посты, и сторонники бывших военных были плохими парнями и требовали постоянного пригляда с нашей стороны. Даже в относительно спокойном Ле Кее мы дежурили на крыше по ночам, с 23:00 до 06:00, сменяясь каждый час.
За исключением крупных сил, развернутых в столице и меньшего контингента в южном городе Кап-Аитьен, Команды "А" Сил спецназначения были единственными представителями Армии США в большей части Гаити. Это сделало необходимыми поездки в другие города и поселки после того, как мы навели порядок в Ле Кее.
Как-то вечером, через три месяца нашего девятимесячного пребывания, мы остановились в городе Гонаивес, что на севере. Именно здесь Жан-Жак Дессалин, бывший раб, декларировал независимость Гаити от Франции.
Однажды жарким, липким днем наш специалист по разведке, сержант первого класса Грег Кардотт решил отправиться осмотреть пункты оплаты, установленные для взимания дорожных сборов, введенных местным правительством.
"Плохая идея", предупредил я его. "Пусть об этом заботятся местные. Это не наше дело".
"Я не спрашиваю твоего совета, Чангиз", ответил Кардотт.
"И все же это рискованно для иностранцев вроде нас", объяснил я.
Но все же он отправился, в сопровождении сержанта первого класса Томми Дэвиса, тоже из 3-й Группы.
По словам Дэвиса, они расположились в Хамви возле одного из пунктов взимания платы, когда через него, не заплатив, пронеслась машина. Они остановили ее, и Кардотт подошел поговорить с водителем. Тем временем Дэвис приказал мужчине-пассажиру выйти из машины. Тот отказался.
Когда Дэвис попытался вытащить ослушавшегося пассажира, гаитянин потянулся за пистолетом под сиденьем.
"Он вооружен!" крикнул Дэвис. "Берегись!"
Вместо того чтобы выстрелить из M16 и обострить ситуацию, Кардотт решил облить его струей из перцового баллончика. Пока гаитянин прикрывал глаза и кричал, Дэвис потянулся за его оружием.
Когда двое мужчин вступили в борьбу за пистолет, гаитянин сумел нажать на спуск. Выстрел пробил руку Дэвиса и швырнул его на заднее сиденье машины. Второй выстрел просвистел мимо головы Дэвиса. Третий попал Кардотту в грудь и прошел прямо через сердце. Он так и не пришел в сознание, и умер через два часа.
Известие о смерти Грега Кардотта сильно подкосило нас. Позже мы узнали, что эти двое гаитян были членами спонсируемой FAdH военизированной группировки FRAPH.
Смерть сержанта Кардотта оказалась одним из немногих мрачных эпизодов в целом успешной операции. Порядок был восстановлен, и шел мирный переход к демократии.

Где-то в феврале 95-го кто-то из Красного Креста позвонил в наше административное подразделение в штаб-квартире 3-й Группы в Форт-Брэгге и сообщил, что моя мать госпитализирована в Калифорнии. Известие было передано командиру 3-й Группы полковнику Бойету на Гаити, который сообщил его мне.
"Твоя мама очень больна", сказал он. "Она в больнице, в Санта-Кларе".
Я попытался связаться с моим братом Джоном, но не смог дозвониться. Получив экстренный отпуск, я собрал вещи и сел на С-141 до Форт-Брэгга. Оттуда я связался с Джоном, который сказал, что у мамы отказали почки, из-за чего в ее теле начала скапливаться жидкость, которая теперь давила на сердце.
"Я уже в пути", сказал я ему, молясь, чтобы успеть вовремя.
Из соседнего Шарлотта я сел на коммерческий рейс до Санта-Клары.
Я знал, что у моей матери слабое сердце. С 1991 года она была прикована к инвалидной коляске. На протяжении всей моей жизни и карьеры она была постоянным источником духовной поддержки и поощрения. Мысль о потере ее была ужасающей.
Я с трепетом вошел в медицинский центр Санта-Клара Вэлли. Там я увидел маму, лежащую на кровати и дышащую через респиратор. Мои брат Джон и младшая сестра Лида встали, чтобы поздороваться. Они объяснили ситуацию: врачи пытались слить жидкость из ее тела, чтобы уменьшить давление на сердце.
На протяжении следующих трех недель мы с братом посменно находились с ней в больнице днем и ночью. Мы делали это отчасти потому, что моя мама плохо говорила по-английски, из-за чего ей было трудно общаться с медсестрами и врачами.

Как только ее состояние улучшилось, я улетел в Брэгг. Там я вернулся в ODA 326, которая возвратилась с Гаити. Мы сдали наши M16 и заменили их новыми M4 с прицелами Pac4(4). Затем мы помчались на стрельбище, знакомиться с новым оружием. M4 был на шесть дюймов (15,2 см) короче и на три четверти фунта (340 г) легче, что облегчало действия в стесненных условиях, использовал тот же стандартный патрон НАТО 5,56x45-мм, и стрелял как одиночным огнем, так и очередями по три выстрела. Оба вида оружия были чрезвычайно точны на 300 метрах.
Недостатком обоих, на мой взгляд, являлся приводимый в действие пороховыми газами поворотный затвор, который выдувает горячие газы, частицы углерода и остатки несгоревшего пороха в ствольную коробку оружия. Он требовал частой чистки и смазки. В пустынях, таких как Сомали или Ирак, смазка собирала пыль, вызывая опасные задержки.
В конце марта нам сообщили, что ODA 326 и ODA 322 будут направлены в Сенегал. 3-я Группа, которая была распущена после войны во Вьетнаме, была вновь сформирована в июле 1990 года под новым девизом: "Мы делаем плохие вещи плохим людям".
Ее новым районом операций (АО) стала Западная Африка и Карибский бассейн. Мы собирались в Сенегал, чтобы помочь запустить Африканскую инициативу кризисного реагирования, включающую в себя обучение военных подразделений африканских стран оперативному реагированию на региональные гуманитарные катастрофы и конфликты. Это было ответом на недавние кризисы в Сомали и Руанде.
С распадом Советского Союза и роспуском Варшавского договора США столкнулись с новыми военными и политическими проблемами по всему миру, вызванными гражданскими войнами, голодом и прочими внутренними конфликтами. Для их быстрого и эффективного решения нам нужно было найти региональных партнеров, которые могли бы помочь нам в преодолении языковых и культурных барьеров.
В количестве двух дюжин мы прилетели в обращенную к Атлантическому океану столицу Сенегала Дакар. Там мы прошли инструктаж у военного атташе США, который проинформировал нас, что бывшая французская колония с населением в 12,5 миллионов человек пережила один из самых успешных во всей Африке переходов к демократическому правлению. Однако в конце 80-х – начале 90-х годов ее экономика упала на 40% из-за жесткого государственного регулирования цен и экспортного контроля над такими продуктами, как рис, вкупе с бесхозяйственностью.
Это была страна с ограниченными природными ресурсами, экспортировавшая в основном рыбу, фосфаты, арахис и другую сельскохозяйственную продукцию. Ее жители говорили на французском и арабском языках, и в большинстве исповедовали суфийскую форму ислама. 12-тысячная армия была плохо обучена и оснащена, но стремилась к совершенствованию.
На следующий день мы проехали шесть с половиной часов на север через песчаные равнины, к армейской базе возле города Сен-Луи, называемой Военной зоной №2. Там мы провели два месяца, обучая сенегальских пехотных офицеров навыкам ближнего боя, оказанию медицинской помощи, а также планированию операций и перемещению войск.
Мы жили в открытых казармах и спали под москитными сетками. Каждый вечер после тренировок мы шли в находящийся в 200 метрах за пределами базы ливанский ресторан, где наслаждались рисом, кебабами и хумусом. Наша рабочая неделя заканчивалась в 15:00 в четверг. Пятница была днем молитвы.
Я подружился с несколькими офицерами. Некоторые из них приглашали меня к себе домой, где на полу расстилалась скатерть, и я присоединялся к членам семьи и ел руками с общих блюд, расставленных на круглых медных подносах.
Почему-то я так и не заболел.

1. Парацетамол (прим. перев.)
2 Также известна как окра. Однолетнее травянистое растение. В пищу употребляются молодые стручки. Обязательный компонент гамбо – знаменитого густого креольского супа-рагу (прим. перев.)
3. Революционный вооруженный фронт прогресса Гаити (Front Révolutionnaire Armé pour le Progrès d’Haiti) – крайне правая военизированная организация, продолжательница традиции тонтон-макутов. После свержении хунты была официально распущена, но на деле продолжила существование. Боевики FRAPH сыграли заметную роль в повторном свержении Аристида в 2004 году (прим. перев.)
4. Я так понимаю, имеется в виду ACOG TA01 (прим. перев.)

_________________
Amat Victoria Curam

В ходе которого перебили почти всех белых. Вот и ответ.



Не рановато для него? Тем более в обычной ODA?

_________________
XA2

Ага. Причем сраный здец там до сих пор. Достаточно сравнить Гаити и соседнюю Доминикану. При всех замороках последней перебравшиеся туда на заработки гаитянцы, это даже не таджики у нас...



Ну как бе первые ТА01, это 87-й что ли год. И что еще из болеее-менее массового остается? Вот так разом в башку ничего не лезет...

_________________
Amat Victoria Curam

Рефлекс, например.

_________________
XA2

ИСПАНИЯ

Через несколько дней после возвращения в Форт-Брэгг я получил специальное задание: ехать в Испанию для работы в Агентстве по борьбе с наркотиками США (DEA). Испания, подумал я. Еще одна страна из моего списка желаний. Сангрия, фламенко и красивые темноволосые женщины. Но что это за работа?
Главный сержант 3-й Группы объяснил, что от Госдепартамента поступил запрос предоставить говорящих на фарси и курдском языках специалистов для помощи DEA и отряду по борьбе с наркотиками испанской национальной полиции, известному как Unidad de Droga y Crimen Organizado или UDYCO, в их расследовании международного наркотраффика.
"У испанцев серьезные проблемы с наркоторговлей", сказал он. "Они перегружены и нуждаются в нашей помощи".
"Рад помочь всем, чем смогу", ответил я.
"Проблема настолько велика, что нашему DEA не хватает ресурсов. Вот почему они обратились к нам".
"Ну, коли так, это даст мне шанс познакомиться с Испанией".
Согласно недавнему докладу Европейского центра по контролю за наркотиками, на тот момент три четверти всех изъятий кокаина и героина в Европе происходили в Испании и Португалии. По оценкам того же доклада, правоохранительные органы этих стран пресекали менее 10% незаконного оборота обоих наркотиков.
Я также узнал, что после смерти в 1975 году военного диктатора генерала Франсиско Франко испанские законодатели придерживались очень толерантного подхода к употреблению наркотиков. Считая это личной свободой, они декриминализовали употребление каннабиса, кокаина и героина. В результате резко вырос спрос, особенно на героин, и международная организованная преступность стала обеспечивать поставки, несмотря на то, что распространение наркотиков в Испании оставалось незаконным.
Только в 1988 году испанская полиция изъяла более 4000 килограммов героина, что намного превышало количество, конфискованное в остальной Европе. Часть наркотиков, поступающих в Испанию, шла на внутреннее потребление, но большая часть переправлялась в Северную Европу.
Раньше основными перевалочными пунктами для наркотиков, поступающих в Европу, были голландские города Амстердам и Роттердам. После того, как голландские власти приняли жесткие меры, торговцы изменили маршруты и начали использовать Испанию.
Языковые и культурные связи с Латинской Америкой, откуда поступали многие наркотики, облегчали латиноамериканским дистрибьюторам работу в Испании. Кроме того, тысячи миль неохраняемой или плохо патрулируемой береговой линии обеспечивали легкий доступ. А еще Испания принимала более 50 миллионов туристов и приезжих в год.
Под давлением Евросоюза и Вашингтона и перед лицом одного из самых быстрорастущих показателей СПИДа в Европе – почти полностью из-за совместного использования игл потребителями героина – новосозданное социалистическое правительство Испании недавно приняло законы, согласно которым употребление контролируемых веществ, в том числе каннабиса, кокаина и героина, в общественных местах становилось преступлением. Употреблять их дома оставалось законным.
Летом 95-го, когда я получил приказ, новые испанские законы и увеличение поставок оказали огромное давление на недоукомплектованные местные таможенные и полицейские органы. Так что я, еще трое парней из Сил спецназначения и армейский офицер латиноамериканского происхождения отправлялись в Испанию, чтобы помочь UDYCO. Наши конкретные обязанности мы узнаем по приезду.
Через несколько дней после Дня независимости, в июле 1995 года, я собрал чемоданы для перелета в Калифорнию, где собирался провести пять дней отпуска перед отбытием. Только что купив 9-мм пистолет Таурус 911, я планировал взять его с собой и оставить в доме моей матери в Санта-Кларе. Эта специальная модель из нержавеющей стали с золочеными спусковым крючком и деталями обычно продавалась по цене более 900 долларов. Я приобрел его у приятеля-спецназовца по выгодной цене в 250 долларов.
Зная закон о перевозке скрытого оружия, я разрядил пистолет, положил в коробку и убрал в чемодан. Поскольку я прибыл в аэропорт Шарлотта на день раньше, я решил зарегистрировать чемодан, а сменную одежду и туалетные принадлежности нести в рюкзаке, который я взял с собой в ближайший отель. Когда я сообщил служащей, что в одной из моих сумок находится пистолет, она пометила его специальной биркой.
На следующее утро, когда я проходил через контроль безопасности с чемоданом с пистолетом в нем и рюкзаком, меня оттащили в сторону копы: двое мужчин и одна женщина.
Женщина сказала: "Отойдите в сторону, сэр".
Я спросил: "Что случилось?"
Она резко оборвала меня. "Держи рот на замке. Встань на колени, лицом к стене".
"Мэм, если дело в оружии, я уладил это ранее…"
"На колени, я сказала!"
"По какой причине?"
"Сделай это и заткнись!"
Полицейские жестко прижали меня к стене и надели наручники. Затем, на глазах у десятков пассажиров, они расстегнули мой чемодан, разрыли вещи, выбросив на пол чистые рубашки и нижнее белье. Они взяли коробку с пистолетом и, оставив чемодан и одежду на полу, повели меня вниз.
"Куда мы идем?" Я был настолько вежлив, насколько мог в данных обстоятельствах.
"Не разговаривать!"
Внизу меня заперли в металлической клетке. Через двадцать минут пришли двое мужчин в штатском, сняли наручники и проводили меня в не имевшую окон комнату для допросов.
"Встаньте лицом к стене", приказал один из мужчин.
"Я из Сил спецназначения. Я уже давно стою. Могу я сесть?"
"Нет!"
"Почему вы были с оружием?" спросил второй мужчина.
Я объяснил, как накануне вечером регистрировал чемодан и, согласно правилам, разрядил пистолет и не положил его в ручную кладь. Я не знал, что моя ошибка была в попытке пронести сумку с пистолетом внутри через контроль безопасности. Вместо этого я должен был сдать ее.
"Я не спрашивал тебя, что ты делал", ответил человек в штатском. "Я спросил, почему у тебя оружие".
Когда я повернулся, чтобы ответить, он заорал: "Заткнись! Ничего не говори. Носом к стене".
Я послушался. Прошло еще пятнадцать минут, прежде чем пришли двое полицейских и принялись засыпать меня вопросами.
"Что за фамилия, Лахиджи? Откуда вы? Почему у вас оружие? Что вы планируете с ним делать?"
Как можно спокойнее я объяснил, что я американский гражданин, и служу в Силах спецназначения Армии США. Я ехал в Калифорнию, чтобы провести пять дней отпуска с семьей, прежде чем отправиться в Испанию.
"Испанию?" спросила женщина-полицейский.
"Да, в Испанию".
"Вы из Команды "А"?
"Да. Я в Командах "A" уже девятнадцать лет".
"Правда?" спросила она. "Вы уверены? Я вам не верю".
"Конечно, уверен. Проверьте мое военное удостоверение", ответил я. "Оно в моем бумажнике".
Они нашли карточку, позвонили в Форт-Брэгг и убедились, что я говорю правду. Но вместо того, чтобы отпустить меня или сказать, в чем дело, они снова заперли меня в клетке. Я ждал там, разозленный тем, что пропустил свой рейс, задаваясь вопросом, когда эта ситуация закончится.
Семнадцатью годами ранее я столкнулся с подобным в Лас-Вегасе. Я постоянно напоминал себе, что грубые и невежественные люди встречаются повсюду, и старался не воспринимать это слишком близко.
Прошло три часа, прежде чем пришел человек, назвавшийся капитаном Макнамарой из городской полиции.
Он подошел ко мне и сказал: "Не волнуйся, сынок. Я вытащу тебя отсюда. Что ты пытался сделать?"
Я объяснил все еще раз и ждал еще три часа, пока будут заполнены и подписаны документы. Наконец меня отпустили. Капитан Макнамара ждал меня в холле.
Я сказал: "Сэр, надеюсь, что это не попадет в мое личное дело, сэр".
"Не беспокойся об этом", ответил он, похлопав меня по плечу.
"Вот что меня раздражает, так это то, что полицейские, особенно женщина, не проявили никакого уважения".
Он сказал: "Забудь об этом".
Наверху, за стойкой службы безопасности, мои одежда и чемодан все еще лежали грудой на полу. Я собрал все, но не нашел своего пистолета. Посмотрев на стоящего надо мной полицейского-мужчину, я сказал: "Прошу прощения. Но мне нужно мое оружие".
Он холодно ответил: "Вернитесь завтра".
"Я уезжаю рано утром, и оно нужно мне сегодня вечером".
"Хорошо, тогда… Вернитесь через час".
Час спустя появился капитан Макнамара с коробкой с пистолетом. Когда он отдавал ее мне, коробка раскрылась, все патроны вывалились и раскатились. Я собрал их, убрал пистолет в рюкзак, схватил чемодан и пошел обратно в отель.
Утром я удостоверился, что отметил свой чемодан на стойке и сообщил служащей, что внутри находится зарегистрированный пистолет. Она пометила сумку. С большим трепетом я вновь двинулся на контроль безопасности.
Без проблем. Благополучно миновав его, я нашел ближайший бар и заказал пиво.
Шесть дней спустя я прибыл в Испанию: без Тауруса 911, который я оставил в доме моей матери в Санта-Кларе. В Мадриде меня поселили в отеле в центре города. На следующий день приехали трое моих коллег, и руководитель нашей группы, Кип из Сил спецназначения отвез нас в американское посольство, где нас инструктировали двое парней из DEA.
Они сообщили, что следующие семь месяцев мы проведем, помогая подразделению UDYCO анализировать записи наблюдения подозреваемых, говорящих на фарси, курдском и испанском языках.
Каждое утро мы ехали в штаб-квартиру Национальной полиции (по-испански сокращенно CNP), где пили пиво и кофе на завтрак, а затем поднимались в свои кабинки на третьем этаже, чтобы провести следующие четыре часа, слушая записи. Каждый вечер мы докладывали обо всем подозрительном, что в них услышали, Кипу.
Чем больше я слушал, тем лучше у меня получалось расшифровывать зачастую примитивные коды, использовавшиеся торговцами наркотиками, и я мог определять, какие разговоры были важными. Иногда это был оттенок нервозности в чьем-то голосе или очень серьезный подход в обсуждении ковров или поездки на пляж.
Однажды на третьей неделе в записанном телефонном разговоре я услышал, как парень говорит на фарси: "Я получил предложение. Один точка два миллиона. Где мне взять сумочки?"
"У меня есть сумочки", ответил парень на другом конце. "Они сделаны из лучшей кожи".
"Вы можете продать их?"
"Конечно. Конечно".
"Они хорошего качества?"
"Очень хорошего. Вы можете осмотреть их сами".
"Когда?"
"Я не могу показать их сегодня. Я позвоню вам".
"Когда?"
"Скоро. Не волнуйтесь".
Прослушав еще несколько звонков, я определил дом к северу от Мадрида и время, когда должна была состояться сделка. Я доложил обо всем Кипу, который передал это сотрудникам UDYCO. Был быстро организован рейд. Нам с Кипом сказали, что нам позволено быть свидетелями операции, но не разрешается участвовать.
"Что ж, справедливо".
В тот вечер мы оделись в черное и проследовали за шестью испанскими полицейскими и сотрудниками органов по борьбе с наркотиками до места – двухэтажного оштукатуренного дома на тихой пригородной улочке. Испанские сотрудники повесили поверх гражданской одежды закатанные в пластик служебные удостоверения и вооружились дробовиками и пистолетами.
По сигналу своего старшего они выбили парадную дверь и вошли. Через пятнадцать минут они вышли с пятью подозреваемыми – тремя мужчинами и двумя женщинами – закованными в наручники. Одна из женщин была похожа на иранку и говорила на фарси. Остальные были испанцами.
Сотрудники UDYCO обнаружили в одном из шкафов три больших мешка для мусора, полных кокаина, и чемодан, набитый стодолларовыми купюрами. Они забрали доказательства в штаб-квартиру, а на место приехали представители Министерства внутренних дел, чтобы постоять рядом и сфотографироваться.
Очень поздним вечером наши коллеги из UDYCO пригласили нас на праздничный ужин с большим количеством розового вина и сангрии. На следующий день мы вернулись к прослушиванию перехваченных телефонных разговоров и разработке новых дел.
Результатом семи месяцев нашей работы стали еще пятнадцать рейдов испанской полиции. Я сопровождал их всякий раз, наблюдая за операцией с расстояния и чувствуя себя обделенным. Подозреваемыми были иранцы, курды, испанцы или латиноамериканцы, изымаемыми чаще всего наркотиками были героин, гашиш или кокаин, переправляемые с Ближнего Востока в США.
Для такого помешанного на экшене, как я, это был новый опыт: разрабатывать дела вместо того, чтобы выламывать двери и преследовать подозреваемых. Но Испания с лихвой компенсировала это другими своими прелестями, включая историю, искусство, еду, вино и прекрасных женщин.
Раз в два месяца в один из выходных мы четверо, занимавшиеся вопросами наркотиков, одалживали пару машин из гаража американского посольства и отправлялись в шестичасовую поездку до Барселоны. На обратном пути в Мадрид мы делали объезд на юг и остановились на американской военно-морской базе Рота к северу от Кадиса. Там мы закупались в PX – в основном закусками, напитками, видеокассетами и шоколадом.
Когда в феврале 96-го я прибыл в аэропорт Шарлотт по пути в Форт-Брэгг, я попросил о встрече с капитаном полиции Макнамарой.
"С возвращением, сержант Лахиджи", сказал капитан Макнамара, выходя из кабинета и заключая меня в медвежьи объятия. "Как все прошло в Испании?"
"Отлично, сэр".
"Рад слышать. Больше не было проблем со службой безопасности аэропорта?"
"Вообще никаких, сэр. Я привез вам это", сказал я, протягивая ему пивную кружку, которую купил в Испании.
"Очень красивая, сержант, но я не могу ее взять".
"Вы должны, сэр. Я настаиваю".
В конце концов, он отказался, сославшись на регламент полицейского ведомства, запрещающий принимать подарки.

Через месяц у меня сменилось постоянное место службы. Я вернулся в Форт-Льюис, Вашингтон, снова в 1-ю Группу. Меня назначили в ODA 176 – специальную группу из семи человек, возглавляемую широкогрудым капитаном, большим докой в тяжелой атлетике.
Нашим первым заданием было полететь в Лаос для оказания помощи в рамках комплексной программы по разминированию и информированию населения, одобренной президентом Клинтоном. Наша работа в основном заключалась в обучении набранной из местных жителей группы инструкторов по разминированию.
Согласно статистическим данным Консультативной группы по разминированию, Лаос имел незавидную репутацию самой бомбардированной страны на планете. Одним из трагических последствий войны во Вьетнаме было то, что на северные провинции Лаоса Хуапхан и Сиянг Хуан, и вдоль границы с Вьетнамом было сброшено около 2 миллионов метрических тонн боеприпасов. В эту цифру входило 270 миллионов суббоеприпасов или бомблетов, разбрасываемых кассетными боеприпасами, называемых в Лаосе бомбис.
Согласно оценкам, 80 миллионов – или 30% – из этих суббоеприпасов не взорвались. Некоторые были сброшены на такой малой высоте, что взрыватели не успели взвестись. Другие просто были неисправны.
После интенсивных наземных боевых действий в некоторых районах Лаоса осталось большое количество неразорвавшихся артиллерийских снарядов, противотанковых ракет, минометных мин и фугасов. По факту, количество неразорвавшихся боеприпасов было настолько велико, что не давало возможности использовать сельскохозяйственные земли и препятствовало экономическому развитию.
С 1973 по 1976 год жертвами неразорвавшихся боеприпасов в Лаосе становилось в среднем 1100 человек в год. С тех пор количество погибших и раненых снизилось, но все еще исчислялось сотнями. К сожалению, значительную часть жертв составляли дети.
Детей привлекали бомбис, имевшие размер и форму теннисного мяча, часто окрашенные в ярко-желтый цвет. Другие несчастные случаи происходили, когда люди занимались своими повседневными делами – например, крестьянин, вскапывая землю, ударял неразорвавшийся боеприпас. Другими причинами были разведение костров над находящимися в земле боеприпасами или преднамеренное вскрытие их для продажи металлолома или находящихся внутри взрывчатых веществ.
Отправленные для решения этой проблемы, мы приземлились в столице страны Вьентьяне, находящейся на южной границе, затем погрузили наши вещи и десять сумок со снаряжением в джипы и несколько часов ехали на север, в созданный ООН лагерь, называющийся Нам Суанг. Мы были в долине Вьентьяна, одной из самых плодородных земель в стране, усеянной живописными рисовыми полями. Большая часть территории не имеющего выхода к морю Лаоса была гористой и не пахотной, что объясняло, почему его 5,5-миллионное население относятся к числу беднейших в Восточной Азии.
В Нам Суанг мы обучали группы курсантов, отобранных Министерством социального обеспечения, тому, как распространять информацию среди населения, методам обезвреживания мин и неразорвавшихся боеприпасов, медицине и командирским навыкам. Утром мы занимались в классе, общаясь через переводчиков и показывая обучаемым мужчинам и женщинам слайды о том, что делать, а чего избегать. Мы говорили им, что единственный способ справиться с минами и другими типами неразорвавшихся боеприпасов – это обезвреживать их одну за другой.
Вторая половина дня отводилась для практических занятий. Мы сажали курсантов в автобус, ехали в поле, и показывали им медленный, методичный процесс обнаружения неразорвавшихся боеприпасов. Он начинался с расчистки с помощью металлоискателя трехфутовых (90 см) полос земли и маркировки их бороздами. Затем мы проходили с металлоискателем по десятифутовому (3 м) участку между бороздами.
Если детектор молчал, это значило, что он не обнаружил тут неразорвавшихся боеприпасов, и мы отмечали этот участок земли кольями со всех сторон. Если детектор издавал звуковой сигнал, держащий его человек отступал, вперед выходил я со щупом и обследовал землю на предмет расположения боеприпаса. Как только я обнаруживал его, я начинал очень осторожно раскапывать его руками.
Если я обнаруживал мину, я с помощью плоскогубцев перерезал провода и вынимал детонаторы. Некоторые виды боеприпасов можно было обезвредить, а другие необходимо было подрывать на месте, убрав оттуда людей и скотину.
Это была грязная, опасная, утомительная работа, но лаосцы быстро усваивали суть. Назначением девяностодневного курса было превратить этих лаосцев в инструкторов, которые будут обучать другие группы.
В октябре 1999 года, когда американская программа технической помощи подошла к концу, через нее прошло более тысячи лаосцев, получивших различные навыки обращения с неразорвавшимися боеприпасами, было обнаружено и обезврежено более 104000 боеприпасов. Они посетили более 700 деревень с комплексными сообщениями о связанных с неразорвавшимися боеприпасами рисками, преподавая принцип трех "О": опознать, отойти, оповестить.

После недельного перерыва мы полетели в Камбоджу, в Пномпень, чтобы обеспечить охрану возглавляемого США строительного отряда, ремонтирующего дорогу под названием Маршрут №4. Это важное шоссе шло от столицы Пномпеня на юг, к порту Сиануквилль, названного в честь короля Нородома Сианука, вернувшегося к власти в 1993 году после смертоносного восемнадцатилетнего правления красных кхмеров. Оно имело протяженность 500 километров и проходило через равнины, джунгли, несколько горных перевалов и оставшиеся оплоты красных кхмеров.
Финансируемый США проект стоимостью 23 миллиона долларов был отложен из-за местных бюрократических проволочек и проблем с безопасностью. Годом ранее был застрелен ехавший с колонной грузовиков тайский дорожный рабочий. Вину за стрельбу возложили на солдат Королевских вооруженных сил Камбоджи (RCAF), находившихся на блокпосту у пункта оплаты.
Кое-кто поговаривал, что у местных командиров RCAF были проблемы с тайскими рабочими, доминирующими в камбоджийском строительном проекте. Другие обвиняли RCAF и новое правительство Камбоджи в коррупции.
За месяц до нашего прибытия другая строительная бригада подверглась нападению повстанцев Красных кхмеров недалеко от Сиануквилля. Судя по всему, нависавшая над страной мрачная тень режима Красных кхмеров развеялась не полностью. Возглавляемое "Братом номер один", генералом Пол Потом, марксистско-националистическое движение захватило власть в 1975 году при помощи армии Северного Вьетнама и Вьетконга.
Получив контроль над страной, они запустили радикальную программу, закрыв все школы, больницы и заводы; упразднив банковское дело, финансы и деньги; объявив вне закона все религии; конфисковав все личное имущество. Учителя, торговцы, банкиры, квалифицированные рабочие, этнические тайцы, вьетнамцы и китайцы, а также вся интеллектуальная элита были казнены, чтобы уступить место аграрной форме коммунизма. То, что стало известно как камбоджийский геноцид, привело к гибели от 1,2 до 2,2 миллионов человек из примерно 7 миллионов населения.
Существовала реальная причина опасаться остатков красных кхмеров, все еще действовавших на юге. Организация USAID, осуществлявшая дорожный проект, не считала, что может положиться на RCAF в обеспечении безопасности. Так что нас задействовали для надзора за местными охранниками и охраны строительных бригад.
Каждый день мы ранним утром выезжали из нашего отеля в Пномпене, на джипах и во всеоружии. Камбоджийские и тайские рабочие на Маршруте №4 были рады видеть нас, как и руководители USAID, наблюдавшие за ходом постоянно задерживающегося проекта. Самыми большими проблемами, с которыми мы столкнулись, были жара и насекомые.
Через три недели я слег с высокой температурой, начались сильные головные боли, боли в мышцах и пожелтение кожи. Наш медик пришел к выводу, что у меня желтая лихорадка – вирусная инфекция, передающаяся от укуса инфицированного комара. Она могла вызвать повреждение печени, а в некоторых случаях привести к летальному исходу.
Поскольку на тот момент в Пномпене не было хороших медицинских учреждений, мне дали деньги и посадили в лодку, которая доставила меня в Паттайю, Таиланд. Там в Международной больнице меня лечили тайские врачи и медсестры, и через три дня я почувствовал себя достаточно хорошо, чтобы вернуться в Камбоджу, чтобы завершить проект, который длился еще две недели.

В конце 1997 года меня повысили до E8 (мастер-сержант) и направили в 1-ю Группу на Окинаву, где назначили оперативным сержантом роты "Альфа". В мои обязанности входило руководство деятельностью пяти групп, планирование мероприятий для них, и передача заданий от командования батальона.
Сержантом нашей Группы был сержант-майор Бутч Янг. Пока Бутч был в Штатах в полуторамесячном отпуске, я занял его место.
По всей видимости, я лажал не слишком сильно, потому что по возвращении он вознаградил меня командной должностью в моей собственной группе: ODA 113. Это определенно стало исполнением мечты – окончательным подтверждением того, что меня ценили и признавали. С другой стороны, я чувствовал, что это сильно запоздало. Я видел множество других людей, которые сделали намного меньше, чем я, но получили повышение раньше.
Одной из наших первых задач в ODA 113 было развертывание в Южной Корее для сбора разведывательной информации вдоль ДМЗ – 2,5-мильной (4 км) буферной зоны, созданной в результате Соглашения о перемирии от июля 1953 года, положившего конец Корейской войне. Она тянется на 160 миль (257 км) вдоль 38-й параллели и считается самой сильно укрепленной границей в мире ввиду сохраняющейся враждебности и идеологических разногласий между Северной и Южной Кореей.
После заключения перемирия жертвами периодических боестолкновений и вторжений северокорейцев стало более 500 южнокорейцев, по крайней мере 250 северокорейцев и пятьдесят американских солдат.
Корейская Народно-Демократическая Республика (КНДР) на севере находилась под властью наследственной диктатуры, в то время возглавляемой маниакальным Ким Чен Иром, который тратил сотни миллионов долларов на содержание крупнейших в мире вооруженных сил (более 9 миллионов действующего, резервного и военизированного состава при населении в 23 миллиона). Он также был одержим разработкой ядерного оружия, в то время как сотни тысяч его людей голодали, а 200 тысяч были заперты в политических тюрьмах. По данным Хьюман Райтс Вотч, показатели в области прав человека в КНДР были (и остаются) одними из худших в мире.
На этой задаче мы разделились на три команды по четыре человека и пешком отправились в заросшие густым лесом горы на южной стороне. На высоте 10000 футов (3050 м) мы соорудили из дерева и брезента примитивные хибары, и записывали все перемещения на находившейся восточнее северокорейской военной базе, которые могли ясно наблюдать в мощный бинокль.
Десять дней из пятнадцати, что мы пробыли там, лил дождь, и было чертовски холодно. По ночам, морозя задницу, лежа в спальном мешке под вой ветра снаружи, я напоминал себе, как мне повезло жить в такой стране, как Соединенные Штаты, где мне не приходилось приспосабливаться к капризам маниакального диктатора.
Ближе к концу нашей задачи наш батальонный сержант-майор Майк Мур с группой из четырех человек отправился в горы, чтобы проверить нас. Но мы так хорошо замаскировались, что они не смогли найти нас.
Из своего укрытия на дереве я заметил их, и подал сигнал шумом.
Они посмотрели вверх, но все равно не смогли разглядеть меня.
Так что я сказал: "Привет, сержант-майор. Это Чангиз. Что вы здесь делаете?"
"Какого хрена ты там, на дереве?" спросил сержант Мур.
"Это скрытая позиция, не так ли? Я маскируюсь".
Я спустился вниз, когда он и его люди расхохотались. Затем я дал знак остальным ребятам из моей команды вылезти из укрытий.
Через несколько дней мы свернули лагерь и прошли через деревню по пути вниз, к Кэмп-Кейси – военной базе США в сорока милях к северу от Сеула, одной из нескольких американских баз рядом с ДМЗ. Том, Крис, Джейсон и я стояли на остановке местного автобуса, промокшие насквозь, и ждали, когда нас заберут, когда из одного из домов вышел мужчина и пригласил нас внутрь. Мы сняли мокрую одежду и просушили ее у огня, а старик подал нам ужин из супа, тушеной рыбы, кимчи и риса.
Дождь продолжал лить как из ведра на протяжении еще двух дней, и наш хозяин настоял на том, чтобы предоставить нам кров и пищу. Когда облака, наконец, рассеялись, мы хотели найти способ отблагодарить его. Я знал, что южнокорейцы любят американскую форму, поэтому попросил ребят из моей команды скинуться всем, что они могли отдать. Мы оставили ему форму, ножи, фонарики и пайки, а потом вызвали из Кэмп-Кейси грузовик забрать нас.
Кроме того, ODA 113 ездила тренироваться в Таиланд.

К январю 2001 года я прослужил в Силах специального назначения двадцать три года. Я чувствовал, что пришло время отойти в сторону и поприветствовать поколение Пепси. Так что я подал рапорт об увольнении и был удостоен высшей награды Сил спецназначения – ордена Легион почета.
Трое моих давних товарищей по спецназу, Кен, Джон и Дэйв, выходили в отставку одновременно, так что мы скинулись деньгами и устроили трехсуточный загул на пляже Тории на Окинаве. Жены, подруги и друзья танцевали и веселились. Мы уходили стильно!

_________________
Amat Victoria Curam

АФГАНИСТАН

Я не из тех парней, которые будут расслабляться и играть в гольф. Да, я уволился из Сил спецназначения, но тут же начал искать что-то еще, кроме как мотаться на своем Харлее взад-вперед по дорогам Тихоокеанского побережья.
Вернувшись к своей семье в Санта-Клару, я начал искать работу в Северной Калифорнии.
В феврале 2001 года Локхид Мартин наняла меня в качестве координатора по вопросам безопасности, ответственного за проверку резюме и надзор за другими сотрудниками службы безопасности. Рано утром 11 сентября 2001 года я только что завершил свой обход в качестве дежурного начальника службы безопасности на заводе в Саннивейле, Калифорния, когда один из четырех охранников свободной смены в комнате отдыха указал на экран телевизора и сказал: "Чангиз, ты должен это видеть".
"Что?" спросил я, ощущая чувство дежавю 1979 года.
"Какие-то самолеты врезались в здания в Нью-Йорке!"
Вместо бунтующих исламских студентов на экране я увидел черный дым и пламя, вырывающиеся из двух огромных зданий. "Это же Всемирный торговый центр! Как, черт возьми, это произошло?"
Мы с ужасом наблюдали, как башни горели и рушились на землю. Я чувствовал, как к горлу подкатывает болезненный комок. Очевидно, это не случайность. Затем диктор новостей сообщил, что третий самолет врезался в Пентагон.
"Мы атакованы!"
Моим инстинктом было схватить снаряжение и готовиться к развертыванию. Но я больше не был на службе. Мы с четырьмя охранниками взялись за руки и помолились за жертв нападения и за будущее нашей страны.
На протяжении всего дня появлялись новые сообщения о числе пропавших без вести отважных пожарных и о том, что некоторые из угонщиков были опознаны и связаны с террористической группировкой Аль-Каида.
Я был переполнен желанием преследовать Усаму бен Ладена и его последователей и надрать им задницы. Меня также разозлило, что наше правительство так облажалось. Мало того, что была так серьезно подорвана безопасность наших границ, мы также не смогли уничтожить Аль-Каиду после того, как они взрывали наши посольства в Кении и Танзании в августе 1998 года, и атаковали эсминец "Коул" 12 октября 2000 года в Йемене.
В то время как наше правительство было сосредоточено на импичменте президента, солгавшего о сексуальной неразборчивости, мы позволили маленькой группке суннитских радикалов спланировать и нанести шокирующе коварный и разрушительный удар на земле Америки. Но могло быть и хуже. Позже я узнал, что в середине августа 2001 года бен Ладен и его заместитель Айман аз-Завахири заседали с двумя пакистанскими учеными-ядерщиками в обнесенном глинобитными стенами комплексе на юге Афганистана и обсуждали возможность получения Аль-Каидой ядерного оружия. Бен Ладен покинул ту встречу внезапно, сказав пакистанцам, что скоро должно произойти нечто важное.
Весь остаток того мрачного дня в сентябре 2001 года я продолжал напоминать себе, что мы должны были видеть, что это надвигается. Я был очень близок к тому, чтобы столкнуться плечами с бен Ладеном и его последователями из Аль-Каиды в Пакистане и Панджшерской долине Афганистана в 1981 году, когда тренировал моджахедов и впервые услышал его имя. Я также слышал разговоры о нем во время моих тайных посещений мечетей в Бруклине и Квинсе, когда работал на ФБР в 92-м. Совсем недавно некоторые члены Аль-Каиды помогали сомалийским ополченцам во время битвы за Могадишо.
Потрясенный и рассерженный, я позвонил другу в штаб-квартиру ФБР в Нью-Йорке и спросил: "Могу ли я чем-нибудь помочь?"
Он сказал: "Сейчас мы совершенно ошеломлены, Чангиз, но спасибо за звонок. Я буду иметь тебя в виду".
"Я сделаю все, что угодно", сказал я. "Ты знаешь о моих языковых навыках и знакомстве с регионом. Сейчас я в Калифорнии, но завтра могу быть в Нью-Йорке или Вашингтоне. Отправьте меня в Афганистан за этими ублюдками. Я буду делать все, что вам надо".
"Хорошо. Спасибо. Как только я пойму, каковы наши потребности, я дам знать".
Я был слишком расстроен, чтобы заснуть. На следующее утро я позвонил бывшему командиру 5-й Группы Сил спецназначения, полковнику Джеку Хуку, который теперь работал военным подрядчиком в фирме Military Professional Resources Inc. (MPRI), базирующейся в Александрии, штат Вирджиния. Они тут же наняли меня. Неделю спустя я летел в Германию работать в "красной ячейке" – проверять возможности проникновения через систему безопасности – на американских военных базах.
Следователям, изучавшим теракт 11 сентября, стало известно, что ряд террористов Аль-Каиды, включая лидера Мохаммеда эль-Амира Авада Эль-Сайед Атта, ранее были частью тайной ячейки, проживавшей в Германии, в Гамбурге. Зная о сильном присутствии Аль-Каиды в Германии, Пентагон был обеспокоен безопасностью более десятка военных баз и 100000 военнослужащих Армии, Флота и ВВС, которые у нас там были.
Работая с небольшой группой бывших операторов армейского и флотского спецназа, я врывался на базы в Гейдельберге, Берлине, Франкфурте и Штутгарте, получал доступ на совершенно секретные объекты, и даже похищал оборудование. Затем мы писали подробные отчеты обо всех недостатках, чтобы их можно было исправить.
Дождливой ночью в октябре 2002 года я был в своем гостиничном номере в Штутгарте, собираясь лечь спать, когда зазвонил телефон. Это был Майк Смит, друг и бывший коллега по 5-й Группе.
Он спросил: "Чангиз, чем ты, черт возьми, занимаешься?"
"Я на контракте в MPRI, работаю в "красной ячейке" за границей".
"И как тебе это?"
"Это нормально. А что?"
"У тебя еще остался секретный допуск?"
"Да. Конечно".
"Сколько тебе платят в MPRI?" спросил он.
Я назвал ему цифру, вдвое превышавшую мое жалование в Силах спецназначения.
"А как насчет того, чтобы получать еще больше?" спросил Майк.
"Жаловаться не стану".
"Тебе придется поехать в Афганистан".
"Без проблем", ответил я. Я мечтал поехать в Афганистан, где разворачивались события.
После того, как было установлено, что руководство Аль-Каиды спланировало и руководило терактами 11 сентября из тренировочных лагерей в этой стране, президент Джордж Буш младший поставил режиму талибов ультиматум: выдать террористов Аль-Каиды и прекратить предоставлять им убежище в Афганистане или пострадать от последствий.
Когда талибы отказались подчиниться, США ответили ударами с воздуха по террористическим и военным объектам. Президент Буш также санкционировал отправку небольших групп сотрудников ЦРУ и операторов спецназа для работы с ополченцами оппозиции Северного Альянса (которым до своей смерти 9 сентября 2001 года от рук убийц Аль-Каиды командовал мой старый друг Ахмад Шах Масуд), чтобы свергнуть режим.
Сочетание авиаударов и групп ЦРУ и спецназа, скоординированных с подразделениями Северного Альянса, сработало лучше, чем кто-либо ожидал. К концу декабря 2001 года талибы были вытеснены из Кабула и большинства крупных городов, а бен Ладен и его оставшиеся сторонники бежали из страны.
Через неделю после звонка Майка я встретился с ним в штаб-квартире Информационной службы США (USIS)(1) в Тайсонс Корнер, Вирджиния рядом с Округом Колумбия.
Правительственный чиновник пояснил, что они собирают команду для обучения сотрудников личной охраны недавно назначенного президента Афганистана.
Еще в декабре 2001 года двадцать пять афганских политических лидеров встретились в Бонне, Германия, на конференции, организованной ООН для формирования переходного правительства Афганистана. В результате того, что стало известно как Боннское соглашение, подписанное 5 декабря, Хамид Карзай, давний критик режима талибов, воевавший вместе с Северным Альянсом и группами американского спецназа, был назначен председателем Временной администрации. Шесть месяцев спустя он был назначен временным президентом Афганистана до проведения в 2004 году президентских выборов.
Поскольку по стране все еще бродили отряды Талибана, и не существовало никаких афганских подразделений, на которые можно было бы рассчитывать, защита президента Карзая была возложена на флотских SEAL и других специальных операторов. В июле 2002 года вице-президент Афганистана Абдул Кадир и его водитель были расстреляны из автоматов двумя боевиками, когда их автомобиль выезжал с территории министерства в центре Кабула. Месяц спустя президент Карзай едва избежал покушения.
Вскоре после этого нападения Госдепартамент объявил, что сотрудники их Службы дипломатической безопасности заменят американских военных и начнут подготовку местных сил безопасности для охраны афганского лидера. По словам высокопоставленного представителя афганского правительства, "важно помнить, что конечная цель состоит в том, чтобы безопасность главы нашего государства обеспечивали афганцы, а не американцы".
Из-за моего обширного опыта в Силах спецназначения меня сочли идеальным кандидатом. Должностные лица USIS снабдили меня черным паспортом – который обеспечивал дипломатическую неприкосновенность – и билетом на самолет до Ташкента, столицы Узбекистана. Я прибыл туда двумя днями позже и провел несколько очень холодных дней в отеле в ожидании рейса ЦРУ в Афганистан.
Вид Гиндукушских гор, когда мы снижались сквозь облака, был захватывающим. Спустя двадцать лет после моего последнего визита я снова был в Кабуле. На авиабазе Баграм меня встречали два сотрудника американского посольства, которые отвезли меня в лагерь Ватан, небольшой секретный объект Госдепартамента рядом с американским Кэмп-Феникс и в четырех милях от посольства. Через дорогу находился огромный лагерь возглавляемых НАТО Международных сил содействия безопасности (ISAF), где располагались солдаты из Голландии, Новой Зеландии, Турции, Испании, Австралии, Великобритании и других партнеров по Коалиции.
Внутри периметра из колючей проволоки, укрепленного пулеметными гнездами, бункерами и сторожевыми вышками, находился лагерь размером с футбольное поле с передвижными домами для шестнадцати инструкторов, двумя большими казармами для афганских новобранцев, генератором для обеспечения электричеством, столовой, тренажерным залом и помещением для отдыха. К лагерю примыкала огромная свалка, заваленная ржавыми танками, вертолетами, грузовыми и легковыми автомобилями, брошенными Советами, когда они бежали из Афганистана.
На следующий день мы встретились со 120 тщательно отобранными афганцами – разношерстной группой, не говорящей по-английски, не имеющей свидетельств о рождении, по большей части неграмотной. Из них только семьдесят шесть смогли пройти базовый тест и попасть в наш первый набор. Я общался с ними на их местном диалекте дари. Остальные инструкторы полагались на семерых переводчиков, известных как терпы, свободно говоривших как на дари, так и на пушту.
Я выступал в основном как инструктор по вооружению, а также учил новобранцев, как строиться для осмотра, ходить строем, водить машину, застилать койки, гадить в уборных, и подтирать задницы. Я не шучу.
Курс длился девять недель. Наш день начинался в 05:30, когда все новобранцы отправлялись на пятимильный (8 км) марш при любых погодных условиях, включая проливной дождь и снег. Пока они бежали, я грузил в Хамви М4, Глоки, 6000 патронов, еду и воду. После завтрака половина новобранцев расходилась по классам, а мы с моим товарищем по спецназу Джоном сажали остальных тридцать восемь в четыре грузовика и сопровождали их на находящееся примерно в сорока пяти минутах езды стрельбище. Оно представляло собой поле с 2000-футовым (610 м) холмом справа, увенчанным французским флагом.
Мы учили их обслуживать, чистить, перезаряжать и стрелять из M4 и Глоков. Затем, в районе полудня, мы возвращались в лагерь Ватан и забирали вторую группу. Пятница – день отдыха в Афганистане – была нашим единственным выходным днем.
После ужина я сидел с афганскими новобранцами и рассказывал истории о жизни в Штатах и своих приключениях в спецназе. Как-то вечером один из афганских охранников, назначенных в караул на вышку, был в комнате рядом с нашей и чистил свой АК. Судя по всему, он перед этим не проверил наличие патрона в патроннике. Услышав выстрел, я бросился туда и обнаружил его лежащим на полу с входным пулевым ранением под подбородком. Я сорвал рубашку, замотал ею его голову и крикнул афганцам подогнать грузовик.
Погрузив в машину, я отвез его в полевой госпиталь, расположенный на территории комплекса ISAF через дорогу. Канадские врачи констатировали смерть.
В большинство дней, когда мы приходили на стрельбище, из близлежащих хижин выбегали дети и приветствовали нас. Я всегда брал мешок с конфетами, которые раздавал им. Однажды утром, когда мы приехали на стрельбище, к нам подошел старик и сказал, что их шестилетний мальчик свалился в печь и сильно обгорел. Я побежал в хижину и обнаружил, что семья мальчика сгрудилась вокруг находящегося без сознания ребенка и молилась. Был вызван медик, и мы вдвоем охладили ожоги мальчика водой, а затем наложили мазевые повязки.
Ожоги были настолько обширны, что я думал, что он умрет. Всякий раз, отправляясь на стрельбище, я заходил проведать ребенка, приносил ему лекарства, давал ему и его семье армейские пайки. Постепенно он поправился. Через пять месяцев мальчик выздоровел настолько, что смог встать и обнять меня. Это тронуло мое сердце.
За две недели до выпуска мы наняли местного портного, чтобы он снял мерки с тридцати пяти курсантов (из семидесяти шести), которые прошли обучение. Всем им выдали по три костюма, рубашки, три пары обуви, носки и нижнее белье. Я показал им, как маршировать и стоять по стойке смирно во время церемонии. На ней присутствовали посол США Роберт Финн и три десятка других американских и афганских высокопоставленных персон. Ждали президента Карзая, но он не появился.
Все инструкторы получили десятидневную передышку, а затем приступили к обучению рекрутов второго набора. Тем временем, первый набор служил внешним кольцом безопасности вокруг президента Карзая и оказывал логистическую поддержку внутренним подразделениям Госдепартамента.
Одно из самых больших удовольствий работы в Афганистане заключалось в заведении дружбы с местными военными и разведчиками. За месяцы, проведенные в лагере Ватан, я сблизился с двумя высокопоставленными афганскими полицейскими и сотрудниками разведки – Закуром и Абдуллой. Оба были пуштунами. Отец Абдуллы был высокопоставленным военным.
Как-то днем, когда мы втроем пили чай и беседовали, я спросил, не знают ли они, где скрывается Усама бен Ладен. В то время местонахождение бен Ладена было темой крупных споров, как в США, так и в Афганистане.
Все знали, что в декабре 2001 года ему удалось проскользнуть через пакистанскую границу. Большинство экспертов считали, что он живет где-то на территории федерально-управляемой Зоны племен на западе Пакистана, где царило беззаконие и базировалось руководство талибов. Но никто не знал этого наверняка.
Было во всеуслышание объявлено, что Соединенные Штаты назначили за его голову 25-миллионную награду. Ее размер привлек самых разных авантюристов, от афганцев из Джелалабада (недалеко от пакистанской границы) до частного сыщика из Техаса, арестованного по пути в Сирию, и строительного рабочего из Колорадо, задержанного пакистанскими властями в лесу недалеко от северо-западного племенного района Читрал с самурайским мечом и заряженным пистолетом.
Во время моей следующей встречи с Закуром и Абдуллой они проинформировали меня, что согласно донесениям афганских разведывательных источников бен Ладен вернулся в Афганистан и живет в долине в горном районе Тора-Бора вблизи границы с Пакистаном. Это имело смысл, потому что со времен войны с Советским Союзом в этом очень отдаленном районе находились принадлежащие ему лагерь и частная резиденция.
В декабре 2001 он и несколько тысяч его последователей были обнаружены там горсткой операторов Сил спецназначения и ЦРУ. В течение следующих четырнадцати дней они вызывали авиаудары. Они загнали бен Ладена и большое количество боевиков Аль-Каиды в угол в одном из самых труднопроходимых мест на Земле.
Авиаудары были настолько разрушительными, что бен Ладен ожидал смерти. В своем последнем завещании, датируемом 14 декабря 2001 года, он писал: "Аллах одобряет, чтобы когда смерть приближается к любому из нас, мы завещали бы родителям, и ближайшим родственникам, и всем мусульманам. Аллах свидетель любви к джихаду и смерти во имя Аллаха, господина всей моей жизни".
Однако призывы к генералу Томми Фрэнксу о выделении 800 Рейнджеров для блокирования бегства бен Ладена были отклонены. И 16 декабря бен Ладен с группой своих телохранителей пересек границу, уйдя в Пакистан.
С тех пор его местонахождение оставалось загадкой. В сентябре 2003 года я спросил Закура и Абдуллу, могут ли они отвезти меня в Тора-Бора, чтобы я мог увидеть бен Ладена своими глазами. Они согласились и взяли еще одного из своих коллег-разведчиков сопровождать нас.
Мы оделись как местные крестьяне, в шапки пуштунского типа, мешковатые штаны, жилеты и халаты. Со своей длинной седеющей бородой и темными глазами я сливался с ними.
Пасмурным утром мы вчетвером забрались в белый пикап Toyota с удлиненной кабиной – такой, какой предпочитали местные полевые командиры и фермеры – и двинулись на север по асфальтированному шоссе Джелалабад-Кабул, которое New York Times недавно назвала самой опасной дорогой в мире. Нападения талибов и подрывы на СВУ (самодельных взрывных устройствах) колонн ISAF происходили ежедневно. Под халатом у меня был Глок и четыре магазина.
Абдулла, сидевший за рулем, свернул с асфальтированной дороги, прежде чем мы добрались до плотины Дарунта, и продолжил двигаться по грунтовой дороге на восток, в горы. Пейзаж был впечатляющим: большое озеро и долина слева, острые пики Белых гор справа. Проехав кишлак Азизхан, мы снова свернули направо, на более узкую и труднопроходимую дорогу, и поднимались еще два часа, пока не достигли долины Мелва.
Мне сразу стало ясно, почему бен Ладен столько лет использовал этот район в качестве убежища. Во-первых, он был чрезвычайно удален и населен лишь горсткой крестьян и их семьями. Во-вторых, доступ был настолько затрудненным, что любого, кто поднимался по узким тропам, было легко остановить. Наконец, местность изобиловала сотнями скрытых ущелий, естественных пещер и долин, где можно было спрятаться.
Дорога закончилась небольшим скоплением хижин. Рядом покоилась пара потрепанных пикапов. Абдулла остановился, и мы последовали за ним к гребню холма, усеянному высокими соснами. Оттуда мы заглянули в долину.
Я видел покрытые бороздами поля и крутые извилистые тропинки, но людей видно не было.
Затем я почувствовал руку на своем плече. Она принадлежала Абдулле, который прошептал на дари: "Вверху".
Когда я посмотрел вверх, у меня по спине пробежал холодок: "Где?"
Примерно в шестидесяти футах (18 м) выше проходил другой плоский гребень. Сразу под ним стояли четыре грузовика. Вокруг сидели на земле и на корточках две дюжины человек с автоматами. Справа от них стояли и разговаривали четверо мужчин. Один из них был на шесть или семь дюймов (15-18 см) выше остальных.
"Это он", прошептал Абдулла. "Шейх".
На высоком человеке была пуштунская шапка, на плече висел АК. Когда он повернулся, я увидел лицо, которое много раз видел на обложках журналов и плакатах. Усама бен Ладен.
"Срань господня!"
Я был так возбужден, что испытал побуждение взобраться на гребень и напасть на него. Но их было больше двадцати, а нас четверо, и они были вооружены автоматами, а у нас всего несколько пистолетов. Нас бы тут же стерли в порошок.
Так что я последовал за Абдуллой и другими афганцами обратно к нашему пикапу, где набросал примерную карту нашего маршрута и отметил наше местонахождение. Остаток дня мы провели у дяди Абдуллы, жившего неподалеку в небольшом скоплении хижин, ни словом не обмолвившись о цели нашего визита.
Тем же вечером мы вернулись в Кабул. На следующий день я поехал в центр города и припарковался возле Круга Свободы, окруженного магазинами, продающими все, от фруктов до обуви. Оттуда я прошел несколько кварталов до американского посольства. После того, как я подтвердил свою личность и вошел в здание, я попросил разговора с офицером разведки.
Мне велели подождать в комнате на третьем этаже. Двадцать минут спустя вошел мужчина средних лет, назвавшийся военным атташе. Я рассказал о своей поездке в Тора-Бора и том, что видел.
Он вышел и через несколько минут вернулся с тремя молодыми сотрудниками разведки.
Я показал им нарисованную мной схематичную карту и рассказал, кого я видел.
"Вы уверены, что это был он?" спросил один из них.
"Абсолютно. Он выше большинства здешних людей, и выделяется".
"Во что он был одет?"
Я описал все от обуви до шапки.
"Как далеко вы находились?"
"Недалеко. Не более шестидесяти футов. Может, семидесяти".
"И вы уверены, что это был он?"
"Абсолютно уверен. У меня есть трое свидетелей. Со мной пошли три афганских офицера разведки. Я могу привести их сюда, если хотите".
"В этом нет необходимости".
Три сотрудника американской разведки, казалось, были взволнованы моими известиями. Они спросили, могут ли оставить у себя карту.
"Конечно", ответил я.
"Нам нужно кое-кому показать это".
"Я понимаю. Если вы хотите, чтобы я сопровождал группу специальных операторов в этот район, я буду рад сделать это. Я бы предложил, чтобы это была маленькая группа, и чтобы все они переоделись под местных. Мы должны проникнуть в район ночью. Доехать до определенной точки, а остаток пройти пешком, надев ПНВ".
"Да".
"Это будет непросто, но имея опытных операторов это можно сделать".
Трое мужчин кивнули.
"Я могу прикинуть какие-то планы, если хотите".
"Спасибо", сказали они, вставая со стульев. "Давайте, сделайте это. Мы свяжемся с вами".
Шли дни, но от них так и не было никаких известий. Решив, что, возможно, они отправили группу в Тора-Бора, не сказав мне, я внимательно следил за ежедневными сводками боевых действий. Но не видел никаких упоминаний о военных действиях в Тора-Бора.
Любопытствуя, почему сотрудники разведки не ответили, я вернулся в посольство через неделю. Но на этот раз никто не захотел со мной разговаривать. Разочарованный, я вернулся в лагерь Ватан, где встретил оператора "Дельты", которого знал и которому доверял. Я рассказал ему, что видел в Тора-Бора и как отреагировали американские разведчики, с которыми я разговаривал.
Мой приятель из "Дельты" пожал плечами и сказал: "Возможно, парни, заправляющие шоу, не хотят его ловить".
"Что ты имеешь в виду?"
"Или они пока еще не готовы ловить бен Ладена".
"О ком ты говоришь?" спросил я.
"О больших шишках в округе Колумбия", ответил он. "Подумай об этом. Они столько вложили в войну с терроризмом. Мы находимся в Афганистане, и мы вторглись в Ирак. Мы нацелились переобустроить обе эти страны. Если президент завтра объявит, что мы убили Бен Ладена, как он будет оправдывать наше присутствие в Афганистане и Ираке? "
"Хорошая мысль".

Я остался в Афганистане и подготовил еще несколько наборов рекрутов для личной охраны президента Карзая. В конце 2003 года у нас сменился руководитель. Раньше я всегда выдавал курсантам боеприпасы для их М4 и пистолетов после того, как мы прибывали на стрельбище. Наш новый начальник хотел, чтобы новобранцы заряжали свое оружие перед выездом из лагеря Ватан.
Я считал это неразумным и объяснил, что вооружение курсантов до того, как они доедут до стрельбища, подвергнет их ненужному риску. Он настоял, чтобы мы следовали его инструкциям.
Чувствуя, что не могу с чистой совестью пойти на это, я подал заявление об увольнении. Еще трое инструкторов, служивших в Силах спецназначения, сделали то же самое. Через несколько недель нас четверых наняли, чтобы мы поехали в Пакистан обучать членов их нового антитеррористического подразделения. Пакистан переживал свой собственный подъем терроризма, подстегиваемый притоком из Афганистана боевиков разбитых Аль-Каиды и Талибана, и правительство генерала Первеза Мушаррафа было твердо намерено остановить его.
Между тем, фирмы, занимающиеся частными военными подрядами, о которых я раньше никогда не слышал, еженедельно связывались со мной. Я был свидетелем фактического взрыва в секторе частных военных подрядов. Не имея возможности удовлетворить все потребности, связанные с ведением и обеспечением войны с терроризмом и восстановлением Афганистана и Ирака, Пентагон и Государственный департамент выдавали огромные контракты частным фирмам. Американское правительство отдавало на аутсорсинг все, от военной подготовки до поставок продовольствия в столовые на базах и обслуживания авиатехники.
Начиная с конца 2001 года даже такие вещи, как сбор разведданных и силы быстрого реагирования, когда-то находившиеся в исключительной компетенции Армии, стали передаваться частным подрядчикам. Контракты, выдаваемые американским правительством, были гигантскими – 1,5 миллиарда фирме Triple Canopy для организации групп безопасности в Ираке и 293 миллиона долларов Aegis Defense Services на поддержку и обеспечение безопасности проводимой правительством США реструктуризации Ирака. Фирмы, базирующиеся в Вашингтоне, Лондоне и Стокгольме, такие как G4S, MPRI, Securitas AB и другие, в одночасье начали проворачивать миллиардные операции.
По данным Министерства обороны США, к 2011 году в Афганистане и Ираке было больше частного наемного персонала (155000), чем военнослужащих (145000). Это означало, что потребность частных подрядных компаний в найме квалифицированных специалистов была огромной.
Я видел это собственными глазами в Афганистане в конце 2003 года. Когда моя работа в Пакистане подошла к концу, подрядная фирма, о которой я до этого никогда не слышал, использовала мое резюме и резюме нескольких моих бывших коллег по спецназу, чтобы выиграть 60-миллионный контракт на обучение охраны американского посольства в Кабуле.
По прибытии в Кабул в конце 2003 года, мы с коллегами быстро поняли, что у фирмы нет ни персонала, ни ресурсов для выполнения проекта. Все было сляпано на живую нитку. Менеджеры были неэффективны и ссорились из-за распределения обязанностей. Вместо того чтобы арендовать дом для дюжины инструкторов, фирма поселила нас в дорогом отеле.
Потрясенные суммой, заряженной отелем, мы взяли на себя поиски дома с четырьмя спальнями в нескольких кварталах от посольства. Через несколько дней мы встретились с новобранцами, которых, как предполагалось, должны были обучать, и обнаружили, что это перуанцы, едва говорящие по-английски. Дела шли все хуже, и год спустя Госдепартамент расторг контракт с фирмой, сославшись на ненадлежащий уровень персонала.
К сожалению, это был лишь один из примеров плохого кадрового подхода среди частных подрядчиков. На мой взгляд, это результат провала политики. И в Афганистане, и в Ираке мы взяли на себя бремя попыток исцеления разрушенных обществ и восстановления их институтов. Это была невыполнимая задача. Как мы собирались решать проблемы других стран, если не могли ничего поделать с застарелыми вопросами в неблагополучных, охваченных преступностью районах у себя дома?

1. Хм-м-ммм... вообще-то это совсем древнее название Информационного агентства США (United States Information Agency – USIA). Да и само оно к моменту описываемых событий же года четыре как не существовало. Зато вот управление Директора Национальной разведки – оно как раз там, на Тайсонс Маклин… (прим. перев.)

_________________
Amat Victoria Curam

Спасибо большое за перевод, интересно.

Что-то я уже эту книжку скептически начинаю воспринимать. БенЛадена он видел, первый "БлекХок" в Могадишо с другими беретами безо всяких рейнджеров и пилотов защитил...

_________________

Двачану. Автор осел крестоносцев, зенитчик и хвастун.

_________________
XA2

Во-во-во! "И часовенку! Часовенку! Тоже я! Ну я же!!!" Восточный менталитет, он такой.
Впрочем, перевод, пожалуй, все равно добью. Там немного осталось.

_________________
Amat Victoria Curam

У Абдуллаева, например, такого не прослеживается. Хотя возможно есть разница между советским узбеком и эмигрантом-персом.



Может потом Валентайна для контраста?

_________________
XA2

Я, вообще-то про "Войну Контрас" Луиса Морено подумывал...

_________________
Amat Victoria Curam

Тоже хорошо!

_________________
XA2

На МакНаба прям похоже, не иначе

Спасибо большое.
Недавно перечитывал "Ликвидатор. Откровения оператора боевого дрона" Томаса Марка Маккерли, у него также приводился эпизод в районе Тора-Бора с кем-то ну очень похожим на Усаму Бен-Ладена и отзывом миссии.