|
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ВАШИНГТОН, ОКРУГ КОЛУМБИЯ
11-19 сентября 2001 года
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Утро 11 сентября 2001 года в Северной Вирджинии было красивым, чистое голубое небо и умеренная температура, лишь намекали на осень. Этим утром я покинул свой дом в Александрии, штат Вирджиния, на час позже, чем требовал мой прошлый распорядок, поскольку всего лишь одиннадцатью днями ранее вступил в девяностодневную программу ЦРУ по переходу на пенсию. С этого момента я проводил время, подчищая хвосты в офисе, готовя резюме, охватывающее мою тридцати пяти летнюю карьеру на исключительно интересной, сложной, и нередко опасной работе в ЦРУ. Уход в отставку стал для меня драматическим поворотом, и, откровенно говоря, было весьма сложно сказать, что я с нетерпением ждал этого. Программа перехода на пенсию была разработана для сотрудников, чтобы упростить процедуру и, насколько возможно, облегчить неизбежный страх перед сменой рода деятельности. Трехмесячный период, который я проведу в рамках программы перехода вместе с другими, оказавшимися перед лицом увольнения – многие, я уверен, взволнованно ожидали его – поможет нам в поисках "жизни после ЦРУ". Хотя я заинтересованно изучал возможности трудоустройства в частном секторе, я понятия не имел, чем именно мне хотелось бы заняться. Я надеялся, что программа перехода даст время и возможность разобраться в себе, что позволит мне разработать четкий план на ближайшие несколько лет.
Мне не терпелось добраться до офиса, потому что накануне поздно вечером я получил дурные вести о том, что Ахмад Шах Масуд, харизматичный таджик и лидер афганского Северного Альянса, с которым меня связывали продолжительные профессиональные отношения, был убит в результате подрыва террориста-смертника в его штаб-квартире в долине Панджшер. Еще худшим для меня было известие о том, что ведущий политический советник Масуда, Масуд Халили, был тяжело ранен в результате взрыва и, возможно, не выживет. Мы с Халили были коллегами по профессии и близкими друзьями. Весть о его состоянии наполнила меня печалью и чувством беспомощности. Убийцы были опознаны как два "арабских журналиста", представляющие какую-то, пока еще неустановленную исламскую организацию, базирующуюся в Европе. Это была тревожная новость. Арабский аспект немедленно указывал на вероятность того, что ответственность за взрыв лежит на Усаме бен Ладене и его организации Аль-Каиде. Бен Ладен, принятый муллой Омаром, лидером Талибана, скрывался в Афганистане, и правительство США оказывало все возможное давление, чтобы заставить талибов выпроводить бен Ладена из своей страны.
Талибан, в начале 1994 года бывший горсткой афганских студентов-беженцев, обучающихся в радикальных медресе (религиозных школах) в северной части Пакистана, превратился в силу, в настоящее время контролирующую три четверти Афганистана. Единственную серьезную вооруженную оппозицию талибам составлял Ахмад Шах Масуд и силы его Северного альянса, контролировавшие труднодоступную, гористую северо-восточную часть Афганистана. Отсутствие Масуда серьезно ослабит Северный альянс, шаткое сборище местных полевых командиров, скрепленное в первую очередь харизмой их лидера. Убийство последнего крупного противника муллы Омара, казалось для бен Ладена верным способом на долгое время получить статус желанного гостя лидера талибов.
Когда я прибыл в комплекс ЦРУ в Лэнгли, штат Вирджиния, то проехал мимо старого здания штаб-квартиры, миновав мое бывшее парковочное место, расположенное всего в пятидесяти метрах от главного входа в здание. Места в непосредственной близости от здания были зарезервированы для старших сотрудников на руководящих должностях. Как заместитель начальника отдела Ближнего Востока и Южной Азии оперативного управления (ОУ) я был частью этой сравнительно небольшой группы. Теперь я был сослан на западную стоянку, наиболее отдаленную от здания, и стал участником утренней борьбы за места на ней, а затем сталкивался с необходимостью десять-двенадцать минут идти до здания. Вроде бы и небольшое, но, что и говорить, ясное ежедневное напоминание о моем изменившемся статусе.
Я был в управлении ближневосточного (БВ) подразделения, располагавшемся дальше по коридору от места, где я просидел последние два года. Это был удобный кабинет, и я буду рядом с моими друзьями и коллегами, по крайней мере, еще несколько дней. Как только я закончу оставшиеся административные задачи, возложенные на меня, то перестану ежедневно появляться в офисе. Этим утром я добрался до работы лишь чтобы обнаружить отсутствие каких-либо дополнительных известий из Афганистана о судьбе Халили или состоянии руководства Северного альянса после того, что должно было быть серьезным, возможно, критическим ударом по ним. Я втянулся в утреннюю рутину: вход в защищенную компьютерную систему, проверка электронной почты и оценка работы, на которой предстоит сосредоточиться в этот день. Затем я побрел на площадку перед кабинетом начальника отдела, чтобы раздобыть чашку кофе.
Там толпилось пять или шесть человек, включая шефа ближневосточного отдела Джима Х, и был включен телевизор. Это было необычно, потому что утро в ОУ было очень занятым временем. Наши зарубежные станции работают, в то время как Вашингтон спит, и когда мы приходим поутру, на нас обрушивается весь вал входящей информации с мест, которую нужно оценить, структурировать и на которую следует отреагировать. Я присоединился к группе, и тоже застыл, остолбенев от картинки на экране телевизора. Из отверстой раны на боку Первой башни Всемирного торгового центра вздымалось облако черного дыма, пятная чистое голубое сентябрьское небо.
В собравшейся у телевизора группе царило замешательство, люди тихо переговаривались, прислушиваясь к комментариям. В здание врезался легкомоторный самолет. Нет, это был авиалайнер. Как это могло произойти? Насколько сильно повреждена башня? Я вспомнил, что бомбардировщик B-25 врезался в Эмпайр-стейт-билдинг туманным утром в конце 1944 года и, несмотря на значительные повреждения, здание выдержало взрыв и пожар. Конечно же, здания Всемирного торгового центра были построены столь же хорошо. Кто-то напомнил собравшимся, что одна из башен выдержала теракт в начале 90-х, когда в подземном гараже был взорван грузовик, наполненный взрывчаткой. Затем, пока мы продолжали следить за событиями, на экране появился второй самолет и вонзился в другую башню. Увиденное потрясло собравшихся. Мы все поняли: то, что разворачивалось перед нами, не было трагической случайностью. Это была преднамеренная, спланированная атака. От друзей из Контртеррористического центра (КТЦ) пришло известие о том, что, возможно, этим утром было захвачено целых шесть коммерческих авиалайнеров. Должно было произойти больше нападений. Группа, стоящая перед телевизором выросла, ее состав менялся по мере того как одни присоединялись к толпе, а другие разбредались, ошеломленные и потрясенные. Мы смотрели на экран – как и миллионы американцев – с недоверием и ужасом, когда рухнула первая башня.
Я не уверен в последовательности произошедших после этого событий. Я был слишком потрясен невероятными сценами, разыгравшимися перед нами в прямом эфире. Зазвонил телефон на столе моего секретаря, она взяла трубку и внимательно слушала. Я помню, как в собравшейся вокруг нее группе начала воцаряться тишина, а она подняла глаза и сказала: "Авиалайнер только что нанес удар по Пентагону, он врезался прямо в здание, в сторону, обращенную к шоссе 395".
Я пошатнулся. Мой сын Кристофер работал в Пентагоне. Он ранен? Он погиб? Что произошло? Я не мог вспомнить, в какой части Пентагона он работал, и молился, чтобы он был в безопасности. Я позвонил своей дочери Дженни, сотруднице Бюро Восточной Азии Государственного департамента. Она ответила, задыхаясь от волнения, также услышав новости о Пентагоне. Она сразу же попытался вызвать Криса со своего мобильного телефона, но сеть была перегружена звонками, и она не смогла дозвониться. Я спросил, что с Кейт, моей второй дочерью, и Дженни ответила, что звонила в ее офис в Рослине, Вирджиния, и с ней все в порядке. Кейт сказала, что останется в своем кабинете, пока не узнает, что происходит. Я попрощался с Дженни, ощущая большой ком в горле: мне представлялось, что комплекс Госдепа будет привлекательной целью.
Джим вышел из своего кабинета и потребовал внимания. Он только что связался с нашим Седьмым этажом (там располагается высшее руководство ЦРУ), и ему сказали, что принято решение эвакуировать штаб-квартиру ЦРУ за исключением маленькой группы ключевых сотрудников. Поступили сообщения о том, что в воздухе находится, по крайней мере, еще один угнанный самолет, и он направляется к Вашингтону. Нападение на Пентагон было воспринято как подтверждение того, что мишенями являются ключевые правительственные объекты в округе Колумбия, и они все должны быть эвакуированы. Все сотрудники ЦРУ должны были закрыть свои кабинеты и немедленно покинуть комплекс. Было жуткое ощущение, когда мы с друзьями и коллегами тащились по лестнице с шестого этажа, оставляя свой пост в то время, когда кризис развивался полным ходом. Это противоречило всему моему многолетнему опыту работы оперативного сотрудника ЦРУ. Кризисы были временем, когда мы собирались, и пахали как проклятые. Эта эвакуация выглядела слишком похожей на бегство. К душевным страданиям добавилась досада, когда мы вышли из здания и увидели огромную пробку, начавшуюся, когда тысячи сотрудников попытались одновременно выехать за пределы комплекса. Я был зол и напуган, и думал о своей жене и детях. Я попытался дозвониться до своей дочери Кейт, прежде чем покинуть кабинет, но телефонные линии все еще были перегружены. Я надеялся, что она действительно останется в своем кабинете, пока не закончатся нападения, и улицы не расчистятся. И я думал о своей жене, Бетси, находящейся сейчас в Ливане, в Бейруте, во временной командировке по линии Госдепартамента. Кто знает, какое влияние эти события будут иметь за границей. За последние несколько лет Бейрут стал намного безопаснее, но в такой момент мне не хотелось и думать об этом.
Позже вечером новости стали лучше. Кристофер был в безопасности, отложив приезд на работу после того, как допоздна засиделся в кабинете 10 сентября. Он едва доехал до станции метро в Пентагоне, когда врезался самолет. Выходы на улицу и в сам Пентагон тут же были закрыты. Находившиеся на станции пассажиры были в безопасности и смогли покинуть ее на следующих поездах. Дженни и Кейт вернулись домой, потрясенные, но также невредимые. Позже ночью мне позвонила Бетси. К тому времени мы знали, что все воздушное сообщение Соединенных Штатов с Европой было прервано, по крайней мере, на нескольких дней. Так что, хотя она и застряла в Бейруте, пока ситуация не разрешится, она хотя бы была в безопасности.
Следующие несколько дней были для меня размытыми. Хотя я избавился от беспокойства за свою семью, из-за ведущегося круглосуточно насыщенного освещения событий в СМИ было трудно сосредоточиться на чем-либо, кроме трагедии. Я вернулся в кабинет на следующий день, каким-то образом, безо всякого энтузиазма смог возобновить работу, оставшуюся недоделанной накануне, и к тринадцати закончил последнюю из моих административных задач. В отсутствии реальной работы, на которой я мог бы сосредоточить свою энергию, и не желая чувствовать себя пятым колесом, болтающимся по офису, я решил взять несколько выходных и подумать о будущем. Я плыл по течению и, как и все в этой стране, был зол, ошеломлен и разочарован неспособностью сделать что-либо, чтобы покарать тех, кто сотворил весь этот ужас в отношении стольких невинных людей. Возвращение домой Бетси поздним вечером помогло вернуть в мою жизнь некоторую сосредоточенность.
Поздно вечером 13 сентября мне позвонили домой, и попросили встретиться с Кофером Блэком, главой КТЦ, в его офисе завтра рано утром. Я понятия не имел, что Кофер хотел от меня, и пока ехал к нему, размышлял, что же он хотел бы обсудить. Кофер – крупный мужчина, ростом более шести футов, всегда хорошо одетый и импозантный. Он тепло поприветствовал меня и усадил за маленький переговорный столик, который использовал для встреч. Он перешел прямо к делу. "Гэри, я хочу, чтобы ты принял руководство небольшой группой сотрудников ЦРУ, отправляющейся в Афганистан. Вам необходимо будет связаться с Северным альянсом в долине Панджшер, и ваша работа состоит в том, чтобы убедить их в полной мере сотрудничать с ЦРУ и американскими военными, когда мы придем туда за бен Ладеном и Аль-Каидой. Вы также должны оценить их военные возможности и порекомендовать шаги, которые мы сможем предпринять, чтобы привести силы Северного альянса в состояние готовности, чтобы они могли эффективно бросить вызов силам талибов, проложив нам дорогу для действий против УБЛ*". Кофер подался вперед и тихо произнес: "Гэри, это невероятно рискованная работа, но еще и чрезвычайно важная. И, честно говоря, вы лучше всех сотрудников подходите для руководства этой группой".
Я ответил немедленно. "Конечно, я возглавлю группу. Я польщен и благодарю за это предложение". Кофер поблагодарил меня, сказав, что все необходимое – люди, матчасть, деньги – будет в моем доступе. Он попросил, чтобы я незамедлительно встретиться с Родом С., начальником отдела специальных мероприятий (ОСМ), чтобы ОСМ принял участие в планировании. Эта мысль пришла в голову и мне. Я позвонил Роду из офиса Кофера, и он сказал, что ждет меня.
Род приветствовал меня у дверей своего кабинета. В прошлом он был морпехом, придерживался соответствующего жесткого облика и все еще носил короткую стрижку. Я был уверен, что он ни разу не обращал внимания на "неформальные пятницы"**. Род повторил заверения Кофера в том, что мне будет предоставлена любая помощь, которая может понадобиться. У него, однако, было одно требование – чтобы я предусмотрел участие одного из его старших офицеров в качестве моего заместителя, и сказал, что выбрал Рика. Я тут же согласился. Хотя я и встречался с Риком несколько раз, но больше знал его по отличной репутации, как одного из самых молодых сотрудников Главной разведывательной службы (ГРС) ЦРУ, и одного из лучших офицеров, работающих в сфере военизированных операций. Рик был наготове, и пока мы ждали, что он подойдет в кабинет, Род выразил свои опасения по поводу предстоящего задания.
Он пояснил, что решение об отправке группы в Афганистан было принято накануне директором ЦРУ Джорджем Тенетом, приказавшим Коферу и КТЦ возглавить совместные усилия по подготовке группы к выполнению задачи. Покачав головой, Род сказал, что КТЦ сделал Мюррея, бывшего сотрудника технических операций ЦРУ, ответственным за осуществление начальных приготовлений, пока Кофер не сможет встретиться со мной, чтобы предложить это назначение. Род сказал, что Мюррей взялся за дело с ураганным энтузиазмом, создавая, по его мнению, почти столько же неразберихи, как и успехов.
Я знал Мюррея по войне в Персидском заливе 1991 года, когда он был в Эр-Рияде, где работал на меня в рамках военизированной программы по развитию возможностей сбора разведывательных данных в оккупированном иракцами Кувейте. Мюррей проделал отличную работу по этой программе, но его явно раздражали бюрократические ограничения, и он с трудом работал с должностными лицами, к которым не имел уважения. После окончания войны он ушел из ЦРУ, хотя, в конечном счете, вернулся, работая на КТЦ по контракту. Я знал, что мог бы эффективно работать с Мюрреем, а тот факт, что часть его прошлого включала в себя несколько лет службы в группе флотского спецподразделения SEAL, делал его заманчивым кандидатом для нашей группы.
Пришел Рик, и мы обменялись приветствиями, быстро припомнив, где встречались раньше. Затем я поздравил его с назначением своим заместителем. Наши оперативные истоки и опыт дополняли друг друга: я принимал периодическое участие в афганских делах начиная с 1978 года и лично имел дело со многими из старших командиров Северного альянса в период с 1988 по девяностые. В прошлом Рик был членом команды "А" Сил специальных операций, а также имел многолетний опыт полевой работы в военизированных операциях ЦРУ. Я сказал, что полагаю начало прекрасным. Мы оставили Рода, чтобы встретиться с Мюрреем и оценить результаты его усилий.
Рик и я провели с Мюрреем несколько часов, он и в самом деле развил кипучую деятельность. Он связывался с различными управлениями, чтобы организовать получение необходимого нам снаряжения. Он связался с ОСМ, чтобы обсудить возможность организации вылетов для переброски группы в Центральную Азию, где мы должны будем обустроиться, перед тем как переместимся в Афганистан. Мюррей также "завербовал" в нашу группу молодого сотрудника КТЦ. Мы с Риком были немногословны, просто делая заметки относительно вещей, идущих у Мюррея полным ходом. Он взял отличный старт, но было видно, что дело попадает под каблук бюрократии, а также, что Мюррей подкинул в воздух слишком много шаров, чтобы с ними мог справиться один человек.
Я перечислил несколько факторов, которые мы должны учитывать при планировании. Группа должна быть маленькой – максимум шесть или семь человек. Нам понадобится профессиональный офицер связи с обширным опытом работы в поле, также необходимо, чтобы с нами был медик. С Риком, Мюрреем и мной это было пять офицеров. (Я уже решил, что выбранный Мюрреем сотрудник с нами не пойдет: у него не было опыта полевой работы в ЦРУ, и он не обладал знаниями условий Афганистана.) Остальные двое сотрудников должны быть офицерами-оперативниками, и я упомянул, что у меня есть сильный кандидат на одно из мест. Рик сказал, что на другое место у него на примете есть офицер из ОСМ.
Я отметил, что наше задание имеет "открытое завершение", и что нам, возможно, потребуется, находиться в Афганистане на несколько месяцев. Вопрос снабжения, в конечном счете, будет решен, но нам нужно взять с собой столько необходимого снаряжения, чтобы мы могли безопасно существовать. Я предложил Рику, чтобы он и я провели ночь, продумывая стоящие перед нами бесчисленные административные и логистические детали, а затем вновь встретились рано утром, чтобы собрать вместе группу и все необходимое снаряжение.
Когда мы разошлись и направились восвояси, единственное, о чем я мог думать, это то, что мне только что представилась возможность сделать первые реальные шаги, чтобы нанести ответный удар по бен Ладену и Аль-Каиде. Образы рушащихся башен-близнецов, объятый пламенем Пентагон, и чернеющая воронка в Пенсильвании врезались в мою память. Я знал, что единственный эффективный способ добраться до бен Ладена – это преследовать его в Афганистане, а единственным способом эффективно преследовать его в этой стране является ликвидация сил талибов, защищающих его. Единственный способ сделать это – воспользоваться единственной военной силой в Афганистане, имевшей организацию и способной бросить вызов Талибану в поле – Северным альянсом Масуда. Моим единственным страхом было то, что смерть Масуда могла настолько подорвать веру оставшегося руководства Альянса, что они будут слишком деморализованы, чтобы вести борьбу.
Однако мое непосредственное беспокойство вызывала стычка, которая предстояла, когда я пришел домой и сообщил Бетси о моем новом назначении. Моя жена сотрудник Государственного департамента, и за двенадцать лет нашего брака мы разделили целый ряд опасных командировок. Мы были вместе в Эр-Рияде во время войны в Персидском заливе, и сидели в нашей гостиной, когда в небе над головой взрывались иракские ракеты "Скад". Она спокойно отнеслась к угрозе химического или биологического оружия, мощным взрывам обычных боеголовок "Скадов" поблизости и реальной угрозе иракских террористических атак в Эр-Рияде. После этого у нас была трех с половиной летняя командировка в Исламабад, где мы опять-таки имели дело с постоянной угрозой террористических актов. Ее эвакуировали из Пакистана после того как в августе 1998 года Аль-Каида взорвала бомбы у посольств США в Африке, но она вернулась весной следующего года, чтобы завершить свое задание в Исламабаде. Опасные места и опасные поручения были для нее не в новинку. И с годами она смирилась с тем фактом, что моя работа в ЦРУ подвергает меня гораздо большему риску, нежели та, что берут на себя сотрудники других правительственных учреждений, работающие за границей.
Но это было самое опасное задание в моей карьере. Мы уже обсуждали с ней ситуацию, имевшую место в Афганистане и то, насколько неустойчив Северный альянс после убийства Масуда. Я должен был сказать ей, что группа будет находиться в изоляции, и если ситуация ухудшится и Северный альянс рухнет, мы будем предоставлены сами себе. Нам представляло зайти далеко по опасному пути, и я не мог солгать ей, говоря, что помощь будет где-то рядом. Я знал, что она рассердится на меня за то, что я так рискую под самый конец своей карьеры. Наша жизнь текла ровно, и у нас были планы выхода на пенсию. Мы надеялись начать новую совместную жизнь вне государственной службы. Теперь все это оказалось под угрозой.
Мы засиделись до поздней ночи, обсуждая мое задание. Как я и предполагал, там были и слезы, и гнев. В конце концов, она знала, что внутри я уже все решил. Собравшись в кровать, она сказала: "Я знаю, что ты собираешься сделать это. Я не понимаю, зачем ты хочешь подвергать себя такому риску. Я постараюсь поддержать тебя, но только не жди, что я буду притворяться, что рада этому". Я знал, что невозможность разделить со мной эту опасность была одной из самых трудных вещей, которые она должна была принять в этой ситуации.
* Усамы бен Ладена (прим. перев.)
** Неформальная (свободная) пятница (Casual Friday) – день, когда сотрудникам позволяется в определенной степени отойти от дресс-кода и появиться на работе в комфортной, повседневной одежде (прим. перев.)
_________________
Amat Victoria Curam
Последний раз редактировалось Den_Lis 14 апр 2017, 16:50, всего редактировалось 1 раз.
|
Жду продолжения.
