14. ПАТРУЛЬ.
Хагенау* 18 января – 23 февраля 1945. В середине января, отчаянно пытаясь спасти остатки личного состава и снаряжения в Арденнах, немцы начали в Эльзасе отвлекающую операцию под кодовым названием "Северный ветер" (Нортвинд), пытаясь привлечь американские войска, задействованные в Арденнах. Как и в середине декабря в Арденнах, они ударили по слабо обороняемому участку фронта. (Когда 3-я армия Паттона оставила Эльзас, чтобы двинуться в Арденны, американская 7-я армия растянулась влево, чтобы занять ее позиции, продолжая удерживать собственные.) Когда начался "Нортвинд", Эйзенхауэр направил в Эльзас 101-ю, чтобы подпереть оборону. Когда до десантников дошло известие, что их должны грузовиками перебросить в Эльзас, оно сопровождалось слухами, оказавшимися преувеличенными: немцы прорвались. Мыслью Уинтерса было: "Боже мой, неужели у них в армии не осталось никого, чтобы затыкать все эти дыры?" Это была долгая поездка. Эльзас находился 160 милях к югу и немного восточнее Бастони. Погода стояла холодная и отвратительная, со снегопадом. Дороги были скользкими и опасными. Грузовики шли со скоростью пешехода: люди могли спрыгнуть, облегчиться, и без труда догнать их, чтобы взобраться обратно. Однако наблюдать этот процесс часто было забавно, поскольку, если считать сверху вниз, на людях были надеты: штаны от полевой формы, шерстяные брюки оливкового цвета, теплые кальсоны и, наконец, оливковые трусы. Все они были на пуговицах – никаких молний. Люди пытались расстегнуть все это, не снимая перчаток. Иногда казалось, что это будет длиться вечно. Конвой вышел из Бастони и, проследовав через Бельфонтейн, Виртон, Этейн, Туль, Нанси и Друлинген, прибыв туда 20 января. 506-й парашютный полк был определен в резерв. Находясь в дороге, сержант Липтон заболел, с ознобом и высокой температурой. На Друлингене он обратился к офицеру медслужбы, который осмотрел его и заявил, что у него пневмония, и он должен быть эвакуирован в госпиталь. Липтон ответил, что является Первым сержантом роты "Е" и не может оставить ее. Поскольку врач все равно не мог эвакуировать его той ночью, он сказал, чтобы Липтон пришел еще раз утром. Лейтенант Спирс и сержант Липтон ночевали в одной комнате в немецком доме. (Эльзас, находящийся на границе между Францией и Германией, переходил из рук в руки после каждой войны. В 1871 году он стал немецкой территорией. В 1919 французы получили его обратно. В 1940 он вновь стал немецким, а в 1945 – французским). В комнате была лишь одна односпальная кровать. Спирс сказал, что на ней должен спать Липтон. Липтон ответил, что это неправильно: как нижнему чину ему положено спать в спальном мешке на полу. Спирс ответил просто: "Ты болен", и таким образом уладил дело. Липтон отправился в кровать. Пожилая немецкая пара, жившая в том доме, принесла ему шнапс и Апфельштрудель**. Липтон ни разу не пил спиртного, но принялся потягивать шнапс, пока не прикончил большой стакан, и съел штрудель. Он провалился в глубокий сон. Утром оказалось, что его лихорадка прошла и к нему вернулась бодрость. Он пошел к медику, который не мог поверить в его улучшившееся состояние. Врач назвал это чудом. Спирс, в восторге от его выздоровления, сказал, что они с Уинтерсом рекомендовали Липтона для полевого производства***, и что полковник Синк хочет поговорить с ним. Липтон отправился в штаб полка, где Синк устроил ему часовой допрос о его боевом опыте. "Изи" оставалась в резерве почти две недели, почти ежедневно перемещаясь из одной деревни в другую. Становилось теплее. Светило солнце, и снег начал таять. Грунт развезло. Прибыли грузовики, доставившие зимние ботинки вкупе с арктическими носками и фетровыми стельками. "Где вы были шесть недель назад, в Бастони, когда вы были нам нужны?" кричали люди водителям. Грязная одежда, одеяла и спальные мешки были собраны интендантской ротой и отправлены в армейскую прачечную. Был привезен и установлен сборный душ, способный обслуживать по 215 человек в час. "Изи" прошла через него в полном составе. Вода не была горячей, но, по крайней мере, не была и ледяной. Мылить и скрести, мылить и скрести – таков был секрет успеха в удалении шестинедельных грязи и пота. Привезли фильмы, включая "Рапсодию в голубых тонах"****, "Баффало Билл", и "Наши сердца были молоды и веселы"*****. "Стаз энд Страйпс", "Янки" и "Кангаро Кроникл" приносили вести из внешнего мира. (Не такие уж и желанные, как можно было бы предположить, поскольку вести с Тихого океана гласили, что война там продлится еще долго. Это подогревало слухи о том, что 101-я будет отправлена на Тихий океан для "большого прыжка" на Японию.) 5 февраля "Изи" выдвинулась на линию фронта, поскольку 506-й сменил 313-й пехотный полк 79-й дивизии в городе Хагенау. В нем было почти 20 тысяч жителей – очень много по меркам парашютистов в Европе. В Карантане было около 4000 жителей, в Мурмелоне – около 4500, и в Бастони, может быть, 5500. Хагенау лежал на реке Модер, притоке Рейна. Позиция "Изи" находилась на правом фланге 506-го, на стыке Модера и канала, протянувшегося через город, срезая излучину Модера. "Наша позиция была чем-то вроде точки в линии обороны немцев", вспоминал лейтенант Фоли. "Изи" занимала здания на южном берегу, немцы удерживали дома на северном берегу. Река была полноводной, вышедшей из берегов, с быстрым течением. В ширину она варьировалась от примерно трех десятков до почти сотни метров, это было слишком далеко, чтобы перебросить гранату, но достаточно близко для пулемета, винтовки и миномета. Обе стороны имели поддержку артиллерии. В нескольких километрах позади линии фронта у немцев была огромная железнодорожная пушка (вероятно, 205 мм) времен Первой мировой войны. Она стреляла снарядами почти такого же размера, что и 16-дюймовые морские орудия, поддерживавшие американцев на "Юта-бич". Десантники разместились в зданиях, которые занимала 79-я дивизия. Вебстер и еще пятеро бойцов из 1-го взвода заняли дом на стыке Модера и канала. "В лучших десантных традициях, полагаясь на безумие вместо огневой мощи", писал Вебстер, "мы вшестером с одним "БАР"-ом заменили восемнадцать "собачек" из 79-й дивизии, у которых были пулемет .50 калибра с водяным охлаждением и пулемет .30 калибра с воздушным". Люди из 79-й дивизии сказали 1-му взводу, что это спокойный сектор, ни одна из сторон не предпринимала никаких действий, однако Вебстер отметил, что, чрезвычайно кратко описав обстановку, они спешно покинули их. Здание, которое заняло 1-е отделение 1-го взвода, было руиной. Куски стен были сметены взрывами, крыша частично снесена минометным огнем, все окна разбиты, полы по щиколотку в штукатурке, кирпичах и битом стекле, перила разломаны на дрова, туалеты забиты испражнениями, в подвале помойка из золы, нечистот и консервных банок. Оглядевшись вокруг, капрал Том Маккрири выразил общее настроение своего отделения: "Теперь у нас есть все". Это был первый раз, когда кто-либо из отделения, находясь на линии фронта, располагался под крышей. Люди взялись за улучшение своего жилья. Они переоборудовали подвал, разместив койки и пайки в одной комнате, и перебросив мусор в другую. Они нашли несколько керосиновых ламп и рабочую плитку. Подключившись к оставшемуся от немцев полевому телефонному кабелю, они установили связь с КП 1-го взвода. Когда им было нужно облегчиться, они отправлялись на третий этаж, где "унитаз был заполнен лишь наполовину". Джордж Лус, радист с КП 1-го взвода, нанес им визит. Отделение Маккрири с гордостью продемонстрировало свои апартаменты. "Если вы думаете, что это хорошо", ответил Лус, "вам надо взглянуть на штаб роты. Они живут по-королевски". Он огляделся вновь, и добавил, "эти ублюдки". (Вебстер разделял чувства Луса. Он бывал на ротном КП как можно реже, потому что "вообще в том месте было слишком много старших по званию и у рядового было мало шансов на выживание".) Как и на острове, передвигаться в дневное время было невозможно. Снайпера всегда были готовы уничтожить любого, застигнутого на открытом месте. Малейшее движение вызывало минометный огонь, пара-тройка человек, оказавшихся снаружи, заслуживали пары 88-миллиметровых снарядов. Так что, писал Вебстер, "нашим основным развлечением была еда. Мы потратили на приготовление и употребление пищи больше времени, чем на любое другое занятие". Задачами роты было удерживать позиции, высылать патрули в достаточном для поддержания контакта с немцами количестве, и служить в качестве передовых артиллерийских наблюдателей. Отделение Маккрири удерживало наблюдательный пункт № 2. На посту постоянно находились по два человека, несших службу в течение часа: один у окна третьего этажа, второй в подвале у телефона. Из окна открывался прекрасный обзор занятой немцами части города. Они могли вызвать огонь артиллерии едва ли не всякий раз, когда хотелось: ранее неизведанная роскошь. Немцы отвечали тем же самым. Трудно было сказать, что было опаснее: минометы, прицельный огонь снайперов, пулеметные очереди, 88-миллиметровки или то большое железнодорожное орудие. С тем монстром была связана одна штука: несмотря на то, что он был слишком далеко, чтобы можно было услышать его выстрел, полет его относительно низкоскоростного снаряда был слышен издалека. Он был похож на звук поезда. Шифти Пауэрс вспоминал, как был наблюдателем у окна на третьем этаже. Когда он услышал снаряд, то успел броситься вниз по лестнице в подвал, прежде чем он прилетел. Хотя люди жили в постоянной опасности – прямое попадание железнодорожного орудия разрушало здания целиком – они в некотором смысле оказались зрителями на войне. Гленн Грей пишет, что "тайными привлекательными сторонами войны" являются "восхищение увиденным, наслаждение товариществом и радость разрушения". Он продолжает: "Войну как представление, как некое зрелище, никогда не следует недооценивать".****** Грей напоминает нам о том, что человеческий глаз похотлив: он жаждет чего-то оригинального, необычного, захватывающего. Война дает больше пищи для удовлетворения этой жажды, чем любой другой вид человеческой деятельности. Эти шоу с фейерверками длятся гораздо дольше, и выглядят куда роскошнее, чем самое искусное представление 4-го июля*******. С НП-2 Вебстер мог видеть "снаряды, рвущиеся на вражеской и нашей половинах Хагенау, и наблюдать Р-47, заходящие на штурмовку справа и слева". По ночам зенитные батареи, находящиеся в нескольких милях позади позиций, направляли свои прожектора прямо в небо, так что их свет, отражаясь от облаков, подсвечивал линию фронта. Обе стороны пускали осветительные ракеты, когда этого требовали наблюдатели: человек, застигнутый ею снаружи, был вынужден замереть в неподвижности, пока она не сгорала. Каждая пулеметная очередь добавляла к общей картине порцию трассеров. Снаряды крупнокалиберной артиллерии вызывали пожары, которые пылали с треском, освещая местность. "Есть что-то жуткое в пожаре, вызванном боем", отмечал Вебстер. "Огромные, мощные языки пламени кажутся чуждыми и диссонирующими в ситуации, когда ни одна из сторон не осмеливается выдать себя даже пламенем спички". Война удовлетворяет не только вожделение видеть: она может создать, даже больше, чем совместно перенесенные тяготы подготовки, чувство товарищества. 9 февраля Вебстер написал своим родителям: "Я снова дома". В его рассказе о жизни на НП-2 есть упоминания о перенесенных опасностях, однако он концентрируется на своих чувствах в отношении товарищей по отделению. "Как опасность ломает барьеры личности и дает человеку опыт жизни в сообществе?" спрашивает Грей. Его ответ "силой единения с нашими товарищами. В моменты (опасности) многие из них обретают неуловимое понимание того, какой изолированной и одинокой была до сей поры их жизнь, и сколько они потеряли… Расширив границы собственного "я", они чувствуют неизведанное ранее родство".******** (Однажды ночью Вебстер и рядовой Боб Марш получили приказ установить пулемет на крыльце своего дома, чтобы в случае необходимости прикрыть огнем патруль. Их позиция была настолько открыта, что, открой они огонь, экипаж немецкого самоходного орудия, находящегося прямо за рекой обнаружил бы их без помощи наблюдателей. Но они решили, что если патруль будет обстрелян, они откроют огонь из всего, что у них есть, "потому что от нас могут зависеть жизни двух десятков человек". Вебстер, никогда и никуда не вызывавшийся добровольцем, прокомментировал: "Это был один из тех моментов, когда я мог вообразить себя играющим в героя, даже если это будет означать нашу смерть".) Третьим "наслаждением", которое, по мнению Грея, обеспечивает война, является радость разрушения. Нельзя отрицать, что люди получают удовольствие, глядя на то, как уничтожаются здания, техника и прочее оборудование. Толпы, собирающиеся в любом городе, когда собираются сносить здание, иллюстрируют суть этого явления. Для солдата вид здания, могущего обеспечить убежище противнику, стираемого артиллерией с лица земли, являет радостное зрелище. В своих дневниках времен Первой мировой войны немецкий солдат Эрнст Юнгер писал о "чудовищной жажде уничтожения, реявшей над полем боя... Сторонний наблюдатель мог бы, возможно, счесть, что мы были переполнены счастьем".********* Заботой солдата является смерть, а не жизнь, разрушение, а не созидание. Высшей степенью разрушения является убийство другого человеческого существа. Когда снайпер поражал немца на той стороне, он кричал: "Я сделал его! Я сделал его!" и танцевал от радости. Рядовой Рой Кобб заметил немца, нахально расхаживавшего взад-вперед перед коттеджем в паре сотен метров. Он поразил его первым выстрелом. Рядовой Кларенс Лиолл, наблюдавший в бинокль, сказал, что нужно было видеть выражение боли и недоумения на лице немца. Когда солдат попытался отползти обратно в коттедж, Кобб выстрелил в него еще дважды. Каждое попадание сопровождалось победными криками. Как всегда на переднем крае, не существовало ни прошлого, ни будущего, только настоящее, в напряжении от вездесущей угрозы того, что насильственная смерть может наступить в любой момент. "Жизнь превратилась в сугубо ежедневное и сиюминутное событие", писал Вебстер своим родителям.
* Ныне город Агно в Эльзасе, департамент Нижний Рейн, Франция (прим. перев.) ** Яблочный штрудель – рулет из тонкого теста с яблочной начинкой. Национальное австрийское блюдо. Также называется "венский штрудель" (прим. перев.) *** Полевое производство в офицерское звание (battlefield commission или field commission) – вид поощрения, при котором нижним чинам присваивается офицерское звание (обычно 2-го лейтенанта в армии и морской пехоте или энсайна на флоте). Применяется в случае, если военнослужащий проявил выдающиеся лидерские качества на поле боя. Берет свои истоки из времен средневековья, когда простолюдин, выдающимся образом проявивший себя в бою, мог быть произведен в рыцарское достоинство. Наиболее известной персоной, получившей полевое производство, был Оди Мерфи, во время Второй мировой войны произведенный из штаб-сержанта во вторые лейтенанты (прим. перев.) **** "Rhapsody in Blue" (1945) – биографическая лента о жизни Джорджа Гершвина, знаменитого американского композитора и пианиста (прим. перев.) ***** "Our Hearts Were Young and Gay" (1944) – комедийный фильм, поставленный по книге актрисы Корнелии Отис Скиннер и журналистки Эмили Кимброу, описывающей их путешествие по Европе в 1923 году (прим. перев.) ****** Гленн Грей, "Воины", стр. 28-29. ******* Национальный праздник – День независимости США. Традиционно отмечается грандиозными пиротехническими шоу (прим. перев.) ******** Гленн Грей, "Воины", стр. 43-46. ********* Цитируется по Гленн Грей, "Воины", стр. 52.
_________________ Amat Victoria Curam
|