Текущее время: 28 мар 2024, 23:24


Часовой пояс: UTC + 3 часа




Начать новую тему Ответить на тему  [ Сообщений: 125 ]  На страницу Пред.  1, 2, 3, 4, 5 ... 7  След.
Автор Сообщение
СообщениеДобавлено: 21 мар 2021, 22:30 

Зарегистрирован: 08 апр 2020, 14:13
Сообщений: 545
Команда: Нет
Garul писал(а):
На русском?
Да про Сальвадор и про отбор


Ну так это... может переведем всю книгу?
Хоть к автору и неоднозначное отношение....

Да, и где эти переведенные отрывки глянуть то можно?


Вернуться наверх
Не в сети Профиль  
 
СообщениеДобавлено: 22 мар 2021, 01:02 

Зарегистрирован: 21 ноя 2020, 00:28
Сообщений: 401
Команда: Нет
Про отбор отрывок
http://www.vrazvedka.ru/forum/viewtopic.php?t=8659


Вернуться наверх
Не в сети Профиль  
 
СообщениеДобавлено: 22 мар 2021, 01:08 

Зарегистрирован: 21 ноя 2020, 00:28
Сообщений: 401
Команда: Нет
Оговорился я. Про Гондурас там


Наши оперативники были рассеяны по всем местам земного шара, где только можно было найти неприятности. Но ни одно из этих мест не выглядело так безысходно, как Центральная Америка. В то время Гондурас был лишь немногим больше, чем просто большая американская база. У нас были впечатляющая база ВВС и временная база в Сото Кано Филд в центре страны. А ещё – большой тренировочный лагерь на берегу Карибского моря вблизи городка Трухилло, про который мало кто знал. Там американские советники из состава зелёных беретов тренировали боевые части из Гондураса, Сальвадора и Гватемалы. Оффшор на Сван Айландс использовался для поддержки скрытых операций в Никарагуа.

Инженерные части армии и национальной гвардии США строили аэродромы, дороги и, самое главное, колодцы по всей стране. Гондурас – страна довольно засушливая, там мало рек и ручьёв. Поэтому перед инженерными частями была поставлена задача бурить большие колодцы в стратегически важных точках по всей стране. После соответсвующей проверки колодцы консервировали на будущее, таким образом, чтобы местные жители не могли их использовать. Этих колодцев, как и других воздвигнутых сооружений, было достаточно для поддержки деятельности всей армии США – на случай возможного полномасштабного вторжения.

Но и оппозиция не просиживала штаны. Советы вели пристальное наблюдение через свои спутники, они видели все наши ходы и делились информацией со своими клиентами в регионе.

Сандинисты, при поддержке кубинцев, вели очень активные разведывательные и подрывные действия в Гондурасе. Их усилия были особенно эффективны в национальном университете, так как значительному количеству студентов не нравилось ни присутствие американцев в их стране, ни, как говорили некоторые, американское доминирование над правительством Гондураса. Страсти накалялись, тогда и случилось одно из определяющих событий. Одно из тех событий, которые вызывают неожиданные действия и приводят к неожиданным результатам.

В Гондурасе было с полдесятка группировок, которые хотели стать партизанами. Небольшие и неэффективные, они вошли в контакт и с кубинцами, и с сандинистами и попросили их о поддержке. Политика кубинцев была очень трезвая: они оказывали поддержку такого сорта, но только в случае объединения всех диссидентских группировок. Куба не собиралась иметь дело с разобщенными и конкурирующими друг с другом группировками.

В течение полутора лет я вплотную наблюдал за ситуацией и не ожидал обострения. Но тут произошло нечто, что я не мог и представить. Гондурасские группировки договорились между собой. Мы не успели и глазом моргнуть, как более трёхсот гондурасских повстанцев прошли через Никарагуа, направляясь на Кубу для углублённых военных тренировок.

Ситуация начала становитьсясерьёзной. В течение нескольких месяцев гондурасские военные жаловались, что сандинисты посылают свои патрули через границу. Но каждый раз, когда мы советовали направить несколько групп наших следопытов в пограничные зоны, начальник штаба гондурасской армии генерал Густаво Альварес выступал против этого. (Несколькими годами позже Альварес будет искать поддержки Чарли Беквита в проведении переворота в Гондурасе. Беквит быстро сообщил об этом ФБР и Альварес был арестован и осужден).

Я был практически уверен, что понимал желания Альвареса. Он быстро научился высасывать деньги из гринго: надо только громко заявить об угрозе на границе, и деньги потекут рекой. Он уже ездил по Тегучикальпе на огромном бронированном Мерседесе, и было известно, что он приобрел несколько приличных вилл, которые населил своими многочисленными любовницами. Также у него были внушительные счета в иностранных банках.

Может быть, это произошло из-за того, что гондурасские повстанцы провели на Кубе слишком долгое время, а может, из-за того, что мы отвлеклись на серию угонов самолётов на Ближнем Востоке. Как бы то ни было, все, включая меня, были пойманы врасплох, когда только что обученный и полностью боеспособный отряд партизан пересёк гондурасскую границу и вернулся на родину. Мы учитывали такую возможность и не теряли времени даром даже в такой ситуации. Меня, уже в который раз, бросили заткнуть дыру.

Та операция была долгой и ужасной. Мы настигли партизанский отряд через восемь дней преследования. После почти непрерывных боевых действий, мы, наконец, заблокировали их на одинокой гондурасской горе.

Я командовал подразделением, состоявшим из гондурасского спецназа, следопытов из племени Чёрных Карибов и двух команд из моего отряда Дельта. После того, как следопыты обнаружили партизан, я день и ночь держал снайперские пары «наблюдатель – стрелок» у партизан на хвосте, не давая им отдыха. Я постоянно посылал небольшие отряды по сторонам и по ходу следования партизан и атаковал их из засад с дальнего расстояния на каждом повороте. Снайперы убирали отставших и зазевавшихся. Вода была одним из основных факторов в этой операции, поэтому надо было следить, чтобы воды у партизан не было. Каждый раз, когда они пытались наполнить фляги в каком-нибудь маленьком грязном ручейке или в ручье побольше, мы их там уже ждали и без жалости валили их из пулемётов.

Они сопротивлялись отчаянно, стараясь сбросить наше преследование. Но их действия становились все менее координированными и эффективными, так как партизанский отряд слабел из-за боевых потерь, больных и дезертиров. И в то время как их силы уменьшались, я гнал их от возможно спасительной границы вглубь самой удалённой и недружелюбной местности.

Я припас для них это место и сделал так, чтобы оно казалось им лучшим из всех других, ещё худших, вариантов. Они купились на уловку. Мы специально открыли им путь к той горе и, когда партизаны укрылись на ней, я затянул приготовленную для них петлю окружения и медленно выдавил их к самой вершине.

Когда партизаны пересекли границу, их было около трехсот. Теперь же, после всех потерь от непрерывных боевых действий и дезертирства, по моим подсчётам, в их оборонных порядках осталось не более шестидесяти человек. И эти оставшиеся были слабы и деморализованы.

Но и мой отряд был не в самой лучшей форме. Мы выкладывались полностью, спали мало и постоянно вели боевые действия в ужасно трудной, выжженной солнцем местности. Но у нас хотя бы была вода, пища, боеприпасы в достатке и вьючные животные для тяжёлых грузов. И, самое главное, у нас были и инициатива, и надежда.

У партизан ничего этого не было. Они очень надеялись на сброс припасов самолётом из Никарагуа, но этому не суждено было произойти. К тому времени партизанский командир должен был уже понять, что штаб списал его со счёта. И теперь, когда развязка уже близка, он будет либо пытаться прорвать кольцо, крепко оцепившее его отряд, либо примет свою судьбу. Но и в том, и в другом случае, он будет все ещё очень опасным противником.

Дважды в течение ночи партизаны предпринимали попытки прорваться из окружения, и дважды мы отбрасывали их назад. Это было благородным усилием с их стороны, но обе атаки были проведены плохо. В итоге, это вылилось лишь в невосполнимые потери боеприпасов и людей.

После того, как мы отбросили их во второй раз, я приказал своему подразделению приготовиться к завершающей атаке на рассвете. С самого начала я получил задание окружить этот отряд и полностью его уничтожить. Это было стандартной тактикой того времени. Слишком уж часто пленные становились поводом для переговоров или новых террористических акций. С мучениками всегда было меньше проблем, чем с живыми врагами.

Пока тянулись часы и минуты перед рассветом, я обходил наши позиции, говорил с каждым подразделением и давал им последние инструкции. Я подбадривал моих вымазанных в грязи, измученных ребят, превознося успехи каждого подразделения. Я говорил им: «Еще один, последний, рывок и мы покончим с этим неприятным делом. Потом мы вернёмся на базу и напьёмся пива до отключки, всё за мой счёт».

Гондурасцам особенно нравилась заключительная часть моего послания. Эти скромные ребята небольшого роста были отличными бойцами. Справедливое отношение и хорошее командование вот и всё, что им было нужно, чтобы сделать дело на высочайшем уровне. И я был рад, что они на нашей стороне.

Я предупредил командиров подразделений, что по сигналу к атаке я хочу чтобы они двигались вперёд медленно и осторожно: спешить было незачем. Бойцы должны были перемещаться от укрытия к укрытию, держаться поближе к земле и уничтожать всё впереди себя. Не открывться без нужды – это верный шанс быть подстреленным. Не брать пленных, и не рисковать зря.

Наконец, наступило время атаковать. Мы начали, как только на востоке показалась заря этого нового, а для некоторых из нас – последнего, дня. Атака развивалась, как по учебнику. Одно подразделение бросалось вперед как ядовитая змея, в то время как остальные из укрытий прикрывали наступавших убийственным ливнем свинца. Потом первое подразделение залегало, а другое покидало укрытие, чтобы атаковать противника.

Убийственные, но в то же время завораживающе-прекрасные струи пулемётного огня рассекали эту небольшую вершину на уровне колена, уничтожая всё и вся на своем пути. Земля дрожала от разрывов ручных гранат, выискивающих расщелины и ямы, в которых люди отчаянно цеплялись за жизнь. Облако пыли поднялось к небу и снова опало к земле, покрывая и друзей, и врагов.

Мы сжимали наши змеиные кольца всё туже и атаковали с яростью дикарей. Мы душили остатки наших противников постепенно и безостановочно. Они больше не могли убежать, у них больше не оставалось места, где спрятаться.

Ещё через час все было кончено. В течение всего боя я выискивал глазами командира партизан, ожидая, когда он откроется. Наконец, я его заметил. Он вместе со своим радистом предпринимал в последнюю отчаянную попытку собрать разобщенные остатки своего отряда. Я вскинул к плечу свою винтовку, подождал, чтобы прицел стабилизировался чуть ниже его уха, нажал на спуск, и попал ему в шею. Когда пуля настигла его, он упал так быстро, что показалось, что он пропал. Огонь двух пулемётов сошелся на как раз на том месте, где его только что видели.

Через мгновение после падения командира сопротивление партизан прекратилось. Но я приказал пулемётам вести огонь ещё несколько минут, и крикнул бойцам, чтобы те продолжали кидать гранаты в плохо простреливаемые и мертвые зоны. Через несколько минут, после того как движение и ответный огонь противника замерли, я скомандовал: «Прекратить огонь!»

Когда взорвалась последняя граната и разом прекратился огонь, выжившие прислушались, перевели дыхание и подивились тому, что они всё ещё живы. Я осторожно поднялся на ноги и осмотрел изуродованную землю. Мои бойцы лежали в готовности и перезаряжали оружие. Пулемётчики сменили стволы пулемётов и заправили свежие ленты. Ничто больше не двигалось. Но мы ещёне закончили.

По радио я приказал подразделениям оставаться в готовности и закрепиться на занятых позициях. Джимми Мастерс взял взвод гондурасцев и пошёл зачищать позиции партизан. Мне же предстояло принять донесения о закреплении на позициях только после того, как боевая задача будет полностью выполнена.

Когда Джимми повёл своих людей вперёд, я прихватил своего радиста и переместился так, чтобы присоединиться к группе Джимми в центре партизанской позиции. Я хотел найти тело командира партизан до того, как его найдут другие.

У меня была информация о том, что командир был гражданином Америки, переметнувшимся к сандинистам. Я должен был доставить его тело, как и тела всех командиров отряда, обратно в Тегучикальпу для подтверждения их личностей. Остальных партизан следовало похоронить на месте.

Тишину разорвали несколько разрозненных выстрелов: это гондурасцы приканчивали раненых партизан. Секретные войны президента Рейгана в Центральной Америке всегда были беспощадными...

Я нашел тело командира партизан рядом с телом его радиста. Оба были мертвы. Радист умер тяжело: ему досталась пулемётная очередь. Его левое бедро было разодрано до кости, а его фиолетово-серые кишки выпали из разорванного живота. Кольца кишков свисали между его грязных пальцев на землю. Он умер, пытаясь не дать им выпасть. На вид ему было лет шестнадцать, у него было лицо мальчика, который ещё ни разу не брился.

Командир партизан рухнул на землю, подмяв под себя левую руку и вывернув голову направо. Маленький черный синяк на правой стороне шеи показывал, куда попала пуля: она сломала ему шею и он умер мгновенно. Крови почти не было.

Я посмотрел на него некоторое время, потом присел перед ним на корточки. Я положил свою левую руку на его плечо. Перед тем как перевернуть его и осмотреть тело более подробно, я прочёл про себя молитву за всех нас здесь, на вершине этой горы, и за живых, и за мёртвых.

Это ужасное чувство – касаться ещё теплого тела человека, которого ты убил. Ощущение такое, будто Господь смотрит на тебя в сильный микроскоп, изучая все потаённые места твоей души. Это момент грусти, торжества и полного одиночества. Этот момент стирает разницу между людьми.

Этот человек больше не был моим врагом. Теперь он был моим братом. На самом деле, он всегда им и был, а сейчас я стал инструментом его смерти. А теперь для него всё кончено: все его желания, надежды, планы на будущее, какими бы они ни были, уже никогда не сбудутся.

Боже Всевышний, как я устал. Мне было всего тридцать с небольшим, но я чувствовал себя несущим бремя девяностолетнего.

Я перевернул его на спину. Прежде чем поискать его документы, я внимательно посмотрел на него. При жизни он был красив. Он был сложен, чтобы быть солдатом: среднего роста, жилистый, с широкой грудью и плечами. Закрывая его остекленевшие глаза, я всмотрелся в его покрытое грязью и порохом лицо.

Джимми как раз закончил зачистку. Расставив своих людей, он подошёл к месту, где я стоял на коленях в грязи. Подняв руку, я остановил его, прежде чем он начал свой доклад.

«Джимми, посмотри внимательно и скажи мне, видел ли ты этого человека прежде?» – спросил я, перебирая бумаги, найденные в карманах трупа. Я достал никарагуанское военное удостоверение личности.

«Боже, Эрик. Знаешь, кто это? Это же Кики Саенц. Ты же помнишь его, не так ли? Он был в одном тренировочном классе зелёных беретов со мной и вместе с нами проходил отбор в Дельту. Я слышал, что его направили обратно в 3-й батальон 7-ой группы зелёных беретов в Панаму».

Я перевернул удостоверение и прочел указанное на лицевой стороне имя: капитан Энрике Едуардо Саенц-Херрера.

Энрике Саенц-Херрера, старший сержант зелёных беретов США. Я помню его по отбору: он был тихим и компетентным парнем. Профессионалом. Мне не представилось узнать его близко, но я разговаривал с ним несколько раз с удовольствием. Теперь я вспомнил, на отборе его отсеяли в «День исчезновений». А теперь его нет. Он мертв. На этой богом забытой, совершенно ничем не выделяющейся горе, в отдаленной и абсолютно никчёмной части света. И это я убил его.

Что-то во всём этом было неправильно, и я начал чувствовать себя грязным и цинично использованным. Некоторые маленькие несуразности этой операции начали выстраиваться в моём мозгу в картинку. Например, почему ЦРУ так настаивало на этой операции и почему нам не придали других средств поддержки.

Добиться удовлетворительных ответов от этих парней можно далеко не всегда, но я был уверен на все сто, что серьёзно поговорю про эту операцию с резидентом ЦРУ по возвращении в Тегучикальпу. Но сейчас у нас ещё оставалось много работы, и мне нельзя было было продолжать терять время на обдумывание этого разговора.

Я подозвал командиров подразделений и выслушал их доклады. У нас было несколько тяжелораненых, но, по счастью, не было убитых. Санитары занимались ранеными, а команда Джимми уже расчищала место для посадки. Я поручил одной команде похоронить мертвых партизан, а затем приказал моему радисту послать кодированный доклад, что задание выполнено, и вызвать нам вертолёты.

Мои глаза пульсировали болью, в висках стучало. Я вытащил свою последнюю флягу и напился теплой, как моча, воды. Потом поднял голову вверх и медленно вылил на неё остатки воды. Затем я вытер грязную жидкость со своего лица и почувствовал, как тёплые ручейки пробежали по моей груди и впитались в мой до отвращения грязный камуфляж. Я не курил уже много лет, но сейчас мне очень хотелось сигарету.

Когда я встал на ноги, мои колени хрустнули. Я смотрел на этот покрытый воронками, странно мирный кусок Земли. Единственными звуками, которые я слышал своими еще гудящими от рева боя ушами, было мерное позвякивание сапёрных лопаток, роющих братскую могилу в каменистой почве.


Вернуться наверх
Не в сети Профиль  
 
СообщениеДобавлено: 22 мар 2021, 01:12 

Зарегистрирован: 21 ноя 2020, 00:28
Сообщений: 401
Команда: Нет
SergWanderer писал(а):
Garul писал(а):
На русском?
Да про Сальвадор и про отбор


Ну так это... может переведем всю книгу?
Хоть к автору и неоднозначное отношение....

Да, и где эти переведенные отрывки глянуть то можно?


Да я то только за! Все что будет, я все прочту. И чем больше тем лучше)))
А что касается неоднозначности автора. Это невсегда плохо. Ренегатская и полуренегатская литература имеет свою информационную ценность. Порой она выше чем у официозного.


Вернуться наверх
Не в сети Профиль  
 
СообщениеДобавлено: 22 мар 2021, 11:57 

Зарегистрирован: 08 апр 2020, 14:13
Сообщений: 545
Команда: Нет
Garul писал(а):
SergWanderer писал(а):
Garul писал(а):
На русском?
Да про Сальвадор и про отбор


Ну так это... может переведем всю книгу?
Хоть к автору и неоднозначное отношение....

Да, и где эти переведенные отрывки глянуть то можно?


Да я то только за! Все что будет, я все прочту. И чем больше тем лучше)))
А что касается неоднозначности автора. Это невсегда плохо. Ренегатская и полуренегатская литература имеет свою информационную ценность. Порой она выше чем у официозного.


Спасибо за ссылки, переведенные фрагменты сохранил.
Займемся им после Уарда и Эфонга.

А по поводу ренегатской литературы и личных впечатлений человека - мне мой первый начальник заставы когда-то сказал: "Когда вокруг тебя начинают летать пули, то 2х2 становится равно чему угодно, но не четырем". Поэтому у каждого свой взгляд на вещи, и чем больше различных мнений, тем лучше. Мне так кажется.


Вернуться наверх
Не в сети Профиль  
 
СообщениеДобавлено: 08 дек 2021, 00:20 

Зарегистрирован: 08 апр 2020, 14:13
Сообщений: 545
Команда: Нет
По просьбе ряда старших товарищей, которые хотели бы иметь эту книгу в полном и качественном переводе, и учитывая, что книга Фьюри почти закончена, а все остальное идет своим чередом, начну заниматься книгой Хейни.
Пока все будет в достаточно сыром виде, без комментариев, со временем появится полный и откомментированный перевод. Плохонький отрывочный перевод, который есть, будет полностью переработан и сверен с оригиналом. Замечания и пояснения от знатоков темы приветствуются!

*****
ОТРЯД «ДЕЛЬТА» ИЗНУТРИ
История элитного контртеррористического подразделения Америки

Эрик Хейни
Главный сержант-майор в отставке


СОДЕРЖАНИЕ

ВВЕДЕНИЕ
ПРОЛОГ
В САМОМ НАЧАЛЕ
ПОДГОТОВКА ОТРЯДА
НАВСТРЕЧУ СРАЖЕНИЯМ
ИТОГИ
ДВА ГОДА СПУСТЯ
ЭПИЛОГ
ПОСЛЕ 11 СЕНТЯБРЯ 2001 ГОДА
ФОТОМАТЕРИАЛЫ

*****

ВВЕДЕНИЕ

Я кочевник, сын древнего рода кочевников. Бóльшая часть моей семейной линии состоит из шотландцев и ирландцев, — народа, произошедшего от той своеобразной смеси кельтов северных Британских островов и вторгшихся туда датчан и скандинавов. В результате появился безземельный, неграмотный, анархичный и воинственный народ, которым всегда было трудно, если не невозможно, управлять. Они были расой, которую британская Корона по праву считала опасными мятежниками, и, следовательно, десятки тысяч были сосланы в Новый Свет.
По прибытии в американские колонии эти люди бежали как можно дальше от государственного контроля, многие из них пересекли Голубые горы и рассеялись оттуда по территории, которая в конечном итоге стала высокогорьем на юге Соединенных Штатов, став первыми «переселенцами-колонистами» в американской истории. В своем новом доме эти отступники, как правило, путешествовали вместе со своими кланами, и довольно охотно вступали в брак и размножались с индейцами племен Чероки и Крик, жившими в регионе.
Насколько я могу судить, обе стороны моей семьи были безземельными издольщиками и горцами. Об их происхождении нет никаких письменных свидетельств, потому что мои родители были первыми из нашего рода, кто научился читать и писать и владел небольшой собственностью. Унаследованное богатство может быть чем-то легко растраченным, но унаследованная бедность — это наследие, которое почти невозможно потерять.
Что я получил от этой линии? Вещи, которые я считаю очень ценными: хороший природный ум и хорошее крепкое тело. Чувство независимости и осознание того, что где бы я ни был, это есть мой дом. Чувство юмора. Чувство личной чести, которое приводит к обидчивости, свойственной нашему народу. Мы легко обижаемся и склонны к насилию, когда нас обижают. Когда честь — единственное, что у вас есть, вы стремитесь защищать его любой ценой.
Я унаследовал чувство жажды странствий и любопытство к окружающему миру. Унаследовал воинственный настрой; мы всегда были хорошим материалом для военной службы, если были должным образом дисциплинированы и воспитаны. Я унаследовал чувство духовности, а не «религии», что сослужило мне хорошую службу, особенно в трудные времена. Я уверен в себе и жизнерадостен. Моя психика способна к самоочищению. Я люблю жизнь.
Я вырос в пятидесятые и шестидесятые годы в горах северной Джорджии. Тогда это была часть «третьего мира», и некоторые говорят, что это все еще так. Электричество пришло в наш дом, когда я был маленьким мальчиком. Внутренняя сантехника появилась несколько лет спустя.
Хотя у меня есть неплохой врожденный интеллект, я никогда не получал никаких указаний в школе и часто бывал равнодушным учеником. Но я любил читать и поглощал все свои учебники в начале года, а затем после этого не напрягался, предпочитая бродить по горам, охотиться, рыбачить и исследовать окрестности.
Я смог стать первым из своей семьи, кто окончил среднюю школу, и для нас это считалось довольно хорошим достижением, так как наши ожидания были не очень высоки. Дело не в том, что мои родители были против образования, дело в том, что ни один из них не пошел дальше начальной школы, и у них просто не было возможности или понимания, чтобы помочь.
Хотя мы, возможно, и не были учеными, мы знали, как поступить на военную службу. Я вырос, слушая военные истории и рассказы своей семьи и друзей, и был полон решимости присоединиться к ним, как только смогу. Я завербовался в армию весной 1970 года, еще учась в средней школе, с датой прибытия на службу сразу после ее окончания. Я влюбился в армию, как только встретил ее.
Я стал профессиональным солдатом, и таким я буду до самой смерти. Армия — это профессия, которая запечатлевается в душе и заставляет вас навсегда смотреть на мир и все человеческие усилия через уникальный набор ментальных фильтров. Чем глубже и интенсивнее переживание, тем горячее клеймо и тем глубже оно погружается в вас. Я был опален им до глубины души.
На протяжении двадцати лет я служил Америке в самых требовательных и опасных подразделениях Армии Соединенных Штатов. Как боевой пехотинец, как рейнджер и, в конечном счете, как сотрудник-основатель и восьмилетний ветеран сверхсекретного антитеррористического подразделения сухопутных войск, отряда «Дельта».
Близкий жестокий бой накладывает на каждого человека, который проходит через этот опыт, слой черствости. У некоторых мужчин их души оказываются внутри этих накопленных слоев в ловушке, и они остаются крепко замкнутыми внутри самих себя, неспособные или не желающие выходить за пределы этой твердой защитной оболочки.
Для других эффект прямо противоположный. Это покрытие становится похожим на зеркало, выделяющее и увеличивающее то, что действительно важно в жизни. Каждое ощущение становится драгоценным и восхитительным, даже самое болезненное. Иногда особенно болезненное. Я чувствую, что именно так и повлиял на меня мой опыт.
Я ненавижу разрушительность и бессмысленность войны, но мне нравится это ощущение. В бою человеческая натура предстает в абсолюте — в ее самом лучшем или самом худшем проявлении. Нет никаких промежуточных звеньев. Ни у кого нет места, чтобы спрятаться.
Война также научила меня тому, что в каждом из нас содержатся все составляющие человека. В той или иной мере мы все трусы и храбрецы, воры и честные люди, эгоистичные и бескорыстные, симулянты и чемпионы, ласки и львы. Единственный вопрос заключается в том, какое количество каждого ингридиента мы позволяем — или заставляем — доминировать в нашем существе.
В бою победителей не бывает. Победители просто теряют меньше, чем побежденные. Одна сторона может навязывать свою волю другой, но в этом процессе нет ничего благородного или добродетельного. Людей убивают и калечат, разрушают дома и общины, разрушают жизни, семьи распадаются и развеиваются по ветру — и всего несколько лет спустя мы едва можем вспомнить, почему.
Над моим столом висит фотография, сделанная в 1982 году, — эскадрон «B» моего старого подразделения «Дельта». Это одна из немногих групповых фотографий, когда-либо сделанных в нашей организации. На нем изображена группа закаленных в спецоперациях ветеранов боевых действий. На протяжении следующего десятилетия почти каждый мужчина на этой фотографии будет ранен по крайней мере один раз, а некоторые и несколько раз. Многие будут ранены или искалечены на всю оставшуюся жизнь. Несколько человек будут убиты в бою. Все мы полны воспоминаний о тех временах и событиях, и все мы лучше подходим для подобного опыта.
Это моя история об этом опасном, но увлекательном мире, увиденном моими глазами и пережитом на собственной шкуре, рассказанная настолько честно и правдиво, насколько я смог. Больше я ничего не могу сделать.
И в честь моих павших товарищей я не могу сделать меньшего.

*****

ПРОЛОГ

На протяжении 1970-ых годов Соединенные Штаты стали излюбленным мальчиком для битья для любой террористической группы, достойной своего названия. Террористы поняли, что американские интересы могут быть подвергнуты атаке во всем мире и практически безнаказанно, и по мере того, как шло десятилетие, темп и серьезность нападений усиливались все больше. Америка, этот гигант, напоминающий Гулливера, была истощена войной во Вьетнаме, оказалась неспособной и не обладала достаточной волей, чтобы прихлопнуть террористических лилипутов.
В течение многих лет голос полковника спецназа Чарли Беквита был гласом вопиющего в пустыне, кричащем о террористической угрозе, стоящей перед страной, и о том, что необходимо предпринять, чтобы эффективно ей противостоять. Он видел необходимость иметь в составе американских вооруженных сил компактную, высококвалифицированную и универсальную боевую единицу, способную предпринимать и проводить трудные и необычные «специальные» операции.
Созданное по образу организации британских коммандос, Специальной Авиадесантной Службы (SAS), такое подразделение могло бы стать хирургическим инструментом, который мог бы использоваться по первому уведомлению для решения задач, выходящих за рамки обычных боевых действий.
Упорство Бэквита сыграло свою роль и запустило маховик процессов, которые, в свою очередь, и привели к созданию такого подразделения. Однако формирование такой организации внутри закостенелой армейской иерархии оказалось задачей не менее сложной, чем избрание Папы Римского.
Как правило, в армии ненавидят изменения — и никто не ненавидит изменения больше, чем те, кто извлекает наибольшую выгоду из своего статус-кво: армейские генералы. Однако время от времени рождаются инновационные мыслители, которые также носят большие звезды на своих погонах, и громкие и постоянные призывы полковника Беквита о необходимости создания национального антитеррористического подразделения нашли двух своих высокопоставленных единомышленников: генералов Боба Кингстона и Эдвина «Шай» Мейера.
Кингстон служил в Форт-Брэгг, в Северной Каролине, и он с готовностью воспринял идею Беквита, разглядев возможности, которые давало новое подразделение. Но он знал, что попытка пробиться с такой идеей сквозь армейскую бюрократию будет походить на прогулку по минному полю, — тебя может убить на нем тысячью разными способами.
Чтобы добиться здесь прогресса, требовался кто-то, обладавший незаурядной силой и отличным знанием военной и политической машины Вооруженных сил, и таким человеком стал «Шай» Мейер.
Генерал Мейер служил на должности заместителя начальника штаба сухопутных войск, и ходили слухи, что вскоре он может заменить на посту своего начальника. Беквит и Кингстон поделились с Мейером своей идеей о создании контртеррористических сил и сразу же поняли, что они ломятся в открытую дверь. Оказалось, что у Мейера тоже были идеи касательно этого, и теперь три человека с энтузиазмом делились своими мыслями на эту тему. Необходимость этого была очевидна, но создание подразделения с чистого листа должно было стать чрезвычайно трудным.
Поначалу они должны были определить, задачи какого рода предстоит выполнять их будущему подразделению, поскольку характер выполняемых задач определяет размер подразделения. Выяснив это, они уже могли сформировать организационно-штатную структуру подразделения, которая определяла его состав, численность, вооружение, технику и военное имущество. А законченное штатное расписание позволяло им планировать исходный бюджет и последующие ежегодные затраты.
Как только их «соломенный человек» был создан, Мейер, пользуясь своим положением в Пентагоне начал «копать» в поиске финансирования и нужных людей. Это может оказаться для вас неожиданностью, но в армии нет «безработного» личного состава, который слоняется без цели, — каждое подразделение имеет штатную численность, и каждый военнослужащий штатно входит в состав какого-либо подразделения, пусть даже он там в данный момент не служит. Однако иногда существуют подразделения, которые являются «живыми» на бумаге, но фактически уже не существующие, а людей, числящихся в этих подразделениях на бумаге, задействуют в других местах. Мейер обнаружил достаточно много таких подразделений, чтобы укомплектовать организацию своей мечты, и кроме того, нашел достаточно неиспользованных денежных средств, чтобы вдохнуть в нее жизнь.
Затем они провели месяцы в поиске ответов на вопросы «что если…», касающиеся их подразделения на бумаге. Они должны были предвосхитить любое возражение против их творения и быть в состоянии дать взвешенный, продуманный ответ на любой вопрос. Тщательно разыскивались союзники, влиятельные генералы, которые могли заблокировать формирование подразделения, ненавязчиво опрашивались на предмет их отношения к идее такого подразделения. Ничто и никогда не подавалось никому как конкретное предложение; для этого было еще слишком рано. В то время они просто хотели знать, кто был для них союзниками, а кто — противниками.
Но когда более могущественные генералы поняли, что новое подразделение не станет вторгаться на их территорию или перекачивать деньги из их бюджетов, то, по крайней мере, выказали свое уважение к такой идее, если не одобрение. С этим всем, трио Кингстона, Мейера и Беквита было готово представить свою идею. Формальный доклад с предложением о создании национального антитеррористического подразделения был представлен в Форт-Беннинге, на Конференции сухопутных войск летом 1977 года. Со всеми ухищрениями и политическими махинациями, осуществленными заранее, предложение было должным образом одобрено, а начальнику штаба сухопутных войск было рекомендовано сформировать подобное подразделение немедленно. А начальником штаба к тому времени уже был генерал Мейер.
Официальная жизнь Первому оперативному отряду Сил специального назначения «Дельта» была дана 21-го ноября 1977 г. Когда полковник Беквит был назначен командиром нового подразделения, он немедленно принялся за работу. Беквит подобрал нескольких сотрудников, нашел старое заброшенное здание в отдаленном уголке Форт-Брэгга, Северная Каролина, и начал «борьбу акушерки за жизнь новорожденного».
И это были далеко не легкие роды.


Вернуться наверх
Не в сети Профиль  
 
СообщениеДобавлено: 10 дек 2021, 16:34 

Зарегистрирован: 08 апр 2020, 14:13
Сообщений: 545
Команда: Нет
В САМОМ НАЧАЛЕ

Си-сто-тридцать катится по полосе,
Десантник-рейнджер с билетом в один конец.
Миссия невысказана, пункт назначения неизвестен,
Десантник-рейнджер никогда не вернется домой!
Речёвка рейнджеров


Транспортный самолет С-130 дергался и раскачивался из стороны в сторону, как злобный бык на родео. «Это будет адская поездка, пока мы не выберемся из этого малыша», — подумал я, когда большая железная птица снизилась на высоту выброски. Затем самолет выровнялся, и подпрыгивание и дрожь, хотя все еще сильные, приобрели немного более предсказуемый темп.
Теперь пришло наше время. Едва способный двигаться, нагруженный весом парашюта, рюкзака, снаряжения и винтовки, я вскочил на ноги, подсоединил вытяжной фал парашюта к стальному тросу над головой и повернулся лицом к сорока другим рейнджерам, все еще сидящим на красных нейлоновых скамейках, проходившим по бокам и центру самолета.
Я посмотрел на выпускающего из ВВС, когда он говорил в микрофон, и стал ждать, когда загорится красный свет прыжка. Затем, с внезапным свистом, за которым последовал оглушительный рев, он и его помощник сдвинули люки в открытое и готовое положение. Ветер завывал в самолете и хлестал меня по ногам, когда я взглянул через весь самолет на своего помощника выпускающего, сержанта Элли Джонса. Он кивнул, что готов, и все началось.
Я оглянулся на очередь ожидающих мужчин, сидевших передо мной, сильно ударил левой ногой по полу фюзеляжа, вскинул руки в воздух ладонями к ребятам и закричал во всю силу своих легких:
— Приготовиться!
Люди отстегнули ремни безопасности, сосредоточили свое внимание на моем помощнике и на мне с другой стороны самолета и выпрямились на своих местах, готовые к следующей команде.
— Внешняя корабельная группа, встать! — крикнул я, указывая на людей, сидевших у борта самолета. Они с трудом поднялись на ноги, несмотря на дикую качку самолета, и когда они встали в очередь лицом ко мне, я продолжил отдавать предпрыжковые команды.
— Внутренняя корабельная группа, встать! — Я указал вытянутыми руками на людей, все еще сидевших на сиденьях по центру. С помощью своих стоящих товарищей они поднялись на ноги, и две группы выстроились в одну непрерывную линию.
Самолет теперь подпрыгивал и дребезжал, как старый грузовик, несущийся по грязной дороге, покрытой досками, и это все, что могли сделать люди, чтобы сохранить равновесие. «Надеюсь, никого не начнет тошнить. Если они это сделают, это распространится, как лесной пожар, и полы станут скользкими и опасными». Но это была группа опытных парашютистов, никого не вырвало, хотя теперь, когда мы были на предпрыжковом курсе, полет становился все хуже.
— Присоединить фал! — сказал я, вытянув руки высоко над головой и согнув указательные пальцы.
Из-за ревущего потока, доносившегося из открытых дверей, мои команды и мой голос могли слышать только первые несколько человек в очереди, но все могли видеть сигналы жестами, дублирующие предпрыжковые команды, — это был код, который они знали наизусть. Все парашютисты одновременно отсоединили свои карабины от верхней части своих запасных парашютов, защелкнули их на стальном тросе, проходящем по всей длине фюзеляжа, и вставили страховочный тросик через скользящий замок.
Я скользил пальцами взад и вперед по воображаемым стальным тросам.
— Проверить фал!
Каждый человек проверил свой собственный фал, а затем фал человека, стоявшего перед ним. Это была решающая проверка; неправильно соединенный фал мог убить вас.
Преувеличенными движениями я похлопал себя по груди обеими руками.
— Проверить снаряжение!
Каждый рейнджер проверил свой шлем, запасной парашют, рюкзак и спусковой трос, а также свое оружие, убедившись, что все надежно и правильно закреплено.
Я заложил сложенные ладони за уши и крикнул:
— Доложить о готовности!
Начиная с последнего человека в хвосте самолета, ответ пришел по очереди, каждый рейнджер хлопал по заднице человека перед ним и кричал ему в ухо:
— Порядок!
Сначала я слабо расслышал приглушенный ответ, но он набирал силу и скорость по мере того, как звук поднимался по цепи, пока человек прямо передо мной не выбросил руку с обведенными пальцами сигнала «порядок!», топнул ногой по алюминиевому полу и крикнул:
— Все в порядке!
Теперь я повернулся к открытому люку. Проверил, надежно ли мой рюкзак привязан к подветренной ноге. Затем я крепко ухватился правой рукой за проем и провел левой рукой по другому краю люка, убедившись, что там нет острого края, который мог бы перерезать фал. Затем пнул боковые замки платформы для прыжков и топнул по ней одной ногой, чтобы убедиться, что она надежно закреплена.
Убедившись, что с люком все в порядке, я выдвинул ноги вперед, зацепился носками за внешний край платформы и, ухватившись побелевшими костяшками пальцев за раму, выгнул спину и вытолкнул все свое тело за пределы самолета, чтобы выполнить первую проверку безопасности.
Ветер со скоростью 120 миль в час рвал мою одежду и снаряжение и пытался вырвать самолет из моих слабых рук, но я держался решительно. У меня все еще была работа, которую нужно было выполнить, и мы были в милях от зоны высадки.
Сначала я посмотрел вперед, чтобы сориентироваться, а затем проверил положение других самолетов. Затем я посмотрел вверх, чтобы убедиться, что над нами никого нет, и в тыл, чтобы убедиться, что там тоже никого нет. Наш самолет шел крайним, и я был рад видеть остальных птиц на своих местах. Я немного наклонил голову, чтобы края моего шлема помогли закрыть глаза от ветра, а затем сосредоточился на земле впереди, пока выискивал контрольные пункты, которые говорили мне, что мы приближаемся к Форт-Стюарту, штат Джорджия, и площадке приземления Тейлорс-Крик.
Вдалеке впереди я заметил огромную посадочную площадку, выглядевшую как прямоугольник из белого песка и кустарника в бесконечном зеленом лесу. Я наблюдал за ее неуклонным приближением, и когда она оказался прямо перед носом самолета, я протиснулся обратно внутрь, указал на открытую дверь и крикнул первому человеку в очереди фразу, которая волнует каждого десантника:
— Стать в люк!
Человеческая энергия в самолете затрещала, когда солдат бросил свой фал в мою ожидающую руку, поставил ноги на платформу для прыжков и ухватился за внешнюю сторону дрожащего проема. Колени согнуты, как рычаги, руки напряжены, он пристально смотрел прямо в продуваемую ветром и воющую дверь, ожидая окончательной команды. Восемнадцатилетний рядовой первого класса Рики Мэги был самым молодым парашютистом в самолете, но он демонстрировал стойкое мужество опытного бойца.
Я держал его за ремни парашюта и осматривал переднюю часть его груди, когда зона высадки скользнула под брюхо самолета, затем я оглянулся внутрь как раз вовремя, чтобы увидеть, как красный свет погас и на его месте загорелся зеленый.
Это было так, как будто кто-то щелкнул выключателем. Моя правая рука почувствовала электрический разряд, когда я резко дернул ее вперед, больно шлепнул прыгуна по задней части бедра и крикнул ему в ухо:
— Пошел!
Он выскочил за люк, как будто в него выстрелили из автоматической пушки, в то время как позади него человеческая конвейерная лента свежих боеприпасов устремилась к открытому проему.
Шлепок, «Пошел!»; Шлепок, «Пошел!»; Шлепок, «Пошел!»
Быстро сокращающаяся шеренга людей исчезла из виду, когда бешено мчащийся самолет на высоте тысячи футов над землей извергнул свой человеческий груз в воздух. «Будто крабы из чрева кита». Когда последний человек бросился в пространство, я выглянул из самолета и снова посмотрел на спускающихся парашютистов, чтобы убедиться, что никто не повис на самолете и не был утащен до смерти.
Убедившись, что все в порядке, я посмотрел на своего помощника в другом проеме, который делал то же самое. Он крикнул мне:
— Сзади чисто!
Я показал ему большой палец и ответил:
— Чисто! — затем указал на него пальцем и крикнул: — Пошел!
Он повернулся к люку, поколебался долю секунды, необходимую ему, чтобы занять хорошее положение на выходе, а затем скрылся из виду. Я быстро выглянул наружу и вниз, чтобы убедиться, что его парашют раскрылся над головой, взглянул на все еще горевший зеленый индикатор прыжка и вылетел за дверь на полный поток воздуха.
Сгруппированное положение тела. Ступни и колени прижаты друг к другу, руки сжимают концы запасного парашюта, голова опущена, подбородок прижат к груди, я начал счет.
«Одна тысяча! Две тысячи!» Сильный рывок за спину, когда парашют вышел из ранца. «Три тысячи!» Сопротивление вытянутого, но все еще нераскрытого парашюта действовало как воздушный тормоз, немедленно замедляя мое движение вперед, наклоняя мою спину к земле, и я наблюдал, как хвост самолета проплыл над носками моих ботинок.
«Четыре тысячи!» Парашют раскрылся. Ноги снова указывали на землю, я проверил купол. Выглядело хорошо. Никаких разрывов на зеленой ткани, все стропы на своих местах. «И после оглушительного шума внутри самолета, мир внезапно погружается в тишину».
Я схватился за ручки строп управления и опустил их до уровня своего шлема, быстро оглядываясь в поисках других парашютистов. «Ах, как много чистого воздуха». Я проверил направление дыма на площадке высадки, а затем отпустил парашют, чтобы также определить направление ветра здесь. Я позволил куполу развеваться по ветру; я был далеко от места сбора и хотел, чтобы парашют доставил меня как можно ближе.
В двухстах футах над землей я согнул колени, чтобы у моего рюкзака был пандус, с которого можно было бы соскользнуть. Я наклонился, потянул за быстросъемные язычки к рюкзаку и почувствовал, как он свободно падает, пока с рывком не достиг конца двадцатифутового фала. Высокие сосны Джорджии на краю площадки приземления лениво поднимались вверх, и когда я оказался на одном уровне с их вершинами, я повернулся куполом к ветру и приготовился приземлиться.
«Сдвинь винтовку так, чтобы она не была у тебя под мышкой, иначе она согнет ствол и вывихнет тебе плечо, когда ты свалишься на землю. Ноги слегка согнуты, ступни и колени вместе, локти перед лицом, руки на уровне верхней части шлема… и расслабься». Теперь земля понеслась навстречу с поразительной скоростью, рюкзак ударился об нее с глухим стуком. «Расслабься, расслабься, расслабься…»
На скорости двадцать два фута в секунду я совершил сотрясающий удар о землю. Подушечки ступней, икры, бока бедер, задница и задняя часть плеч соприкасаются с поверхностью в отработанной последовательности качения, которая распространяет энергию контролируемого удара по всей длине моего тела. Будто издалека, я услышал, глухой стук и звон снаряжения, когда мы с моим грузом завершили наш короткий полет и внезапную посадку. А потом все было кончено.
Все по-прежнему работает. И любая посадка с парашютом хороша, если вы можете встать и уйти. Я остановился передохнуть, освободился от ремней и побежал к куполу, чтобы загасить и убрать его прежде, чем порыв ветра сможет снова надуть его. Я быстро засунул свой парашют в сумку, надел снаряжение и быстрым шагом отправился к своей роте.
Сегодня у нас было редкое и неожиданное угощение. После учений мы обычно маршировали по дороге двадцать миль от площадки высадки обратно в казармы. Но мы возвращались после долгого и трудного месяца в джунглях Панамы. И нам предстояло много работы по чистке и сдаче оружия и снаряжения, поэтому вместо этого полковник отвез нас в лагерь на грузовиках.
Четыре часа спустя все было учтено и возвращено на свои места. Строй замер по стойке смирно, первый сержант крикнул: «Разойдись! — и с громоподобным криком: «Йухуу!» — 158 человек из роты «Чарли», 1-го батальона рейнджеров, были отпущены на заслуженные трехдневные выходные.
Я наблюдал, как мой взвод немедленно распался на отдельных людей и небольшие группы приятелей, и уже собирался уходить, когда Гленн Моррелл, главный сержант-майор батальона, подозвал меня к себе.
— Сержант Хейни, я хочу, чтобы вы явились в комнату для совещаний батальона и встретились кое с кем, кто хотел бы с вами поговорить.
— Конечно, сержант-майор, — сказал я. — А кто это?
— Он мой старый друг, и я думаю, что то, что он хочет вам сказать, вас может заинтересовать, — ответил он с кривой улыбкой, которая обычно украшала его суровое лицо. — Он ждет вас прямо сейчас.
— Будет исполнено, сержант-майор! Я уже в пути!
И, отдав честь, я быстро двинулся в направлении штаба батальона.
Я подумал о мире сержант-майора Моррелла. Практичный, но глубоко вдумчивый человек, он представляет собой очень редкое сочетание действия и интеллекта.
Моррелл пришел к нам в прошлом году после того, как Генри Каро, наш предыдущий сержант-майор, погиб во время прыжка с парашютом. С такой репутацией трудного места службы, какая была у нашего батальона, к нам не пришел бы ни один другой сержант-майор в армии. Когда Моррелл услышал, что ни один сержант-майор, имеющий квалификацию рейнджера, не согласится на подобное назначение, он вызвался добровольцем и в возрасте сорока двух лет поступил в школу рейнджеров, чтобы получить должность главного сержант-майора. Он был тверд, как клюв у дятла, и я его очень уважал. Если он хотел, чтобы я встретился с самим Вельзевулом, то я был уверен, что это только к лучшему.
Встреча в комнате для совещаний оказалась интервью, проводимым с целью привлечь меня к прохождению отбора для поступления на службу в новое подразделение, которое формировалась в Брэгге, и слухи о котором ходили в армии. Человек, с которым я разговаривал, оказался высоким и широкоплечим, с темными, тщательно зачесанными волосами, с пронзительными карими глазами и стальными нотками в голосе. Он был одет в гражданскую одежду, не назвал свое имя, и практически ничего не сообщил о своей организации. Позднее я узнал его как сержант-майора Уильяма «Кантри» Граймза. Этот человек был отобран полковником Беквитом на должность своего главного сержант-майора.
Перед ним на столе лежало мое личное дело, и он время от времени заглядывал в него, пока мы говорили о моей карьере, о подразделениях, в которых я служил, и о задачах, которые я выполнял до этого момента. Он сказал мне, что у меня есть уникальный шанс стать одним из первых военнослужащих в подразделении, уникальном для армии США — первом подразделении страны по борьбе с международным терроризмом.
Первоначальные требования были таковы:
Минимальный возраст двадцать два года;
Минимальный срок службы четыре года и два месяца;
Минимальное воинское звание штаб-сержант;
Нужно успешно проплыть 100 метров в ботинках и полевой форме одежды и успешно сдать нормативы по физической подготовке для рейнджеров/сил спецназа;
Нужно успешно сдать армейский тест на профпригодность на уровне не менее 110 баллов;
Отсутствие судимостей;
Отсутствие дисциплинарных проблем.
Единственное, что еще сообщил мне Граймз, так это то, что если меня примут, то я могу рассчитывать на тяжелую работу, много опасностей и никакого признания.
В последнее время я много размышлял о том, чем я хотел бы заниматься после своей службы в рейнджерах. Я не знал, хочу ли я снова вернуться за границу или в спецназ, но был уверен в одном: я не хотел становиться инструктором в какой-нибудь школе. Но поскольку меня только что повысили до сержанта первого класса, и меня еще никогда не назначали на нестроевую должность, это было вполне возможно. У меня было довольно много вариантов, но ни один из них не звучал так хорошо, как то, что я только что услышал. Учитывая все это, я записался на отбор прямо на месте.
Граймз сказал мне, чтобы я в течение месяца ожидал поступления приказа в Брэгг. Он дал мне номер телефона, по которому я мог позвонить, если у меня возникнут какие-либо вопросы или я передумаю приходить. И это было все. Несколько недель спустя я получил приказ явиться в Мун-Холл в Форт-Брэгге примерно в полдень 13-го сентября 1978 года.
Участие в формировании совершенно нового подразделения и создание новых методов работы — это воплощение сержантской мечты, но все же я испытывал определенные опасения. Здесь было много неизвестных, и не последней из них было то, что я буду делать, если мне не удастся пройти программу отбора. Я передал свой взвод Тому Дьюку, новому взводному сержанту. Дьюк был крепким, опытным командиром, который проработал с нами целый год. За это время я хорошо узнал и уважал его, поэтому знал, что несмотря ни на что люди будут в хороших руках. Когда стало известно, что я направляюсь в Форт-Брэгг, мои солдаты пожелали мне удачи и сказали: «Если кто-то и сможет попасть в это новое подразделение, так это вы, сержант Хейни». Блин, с ними будет нелегко столкнуться, если я вернусь неудачником.
К счастью, я служил в армии уже восемь лет, и был достаточно опытен и закален. Я успешно прошел два из самых трудных курсов в Вооруженных силах — школу рейнджеров и курсы парашютистов-инструкторов. Я был взводным сержантом уже больше четырех лет, и крайние два года — в рейнджерах.
Жизнь в рейнджерах отличалась строгостью. Говоря откровенно, она была суровой. Если существовало два способа выполнить поставленную задачу, мы всегда выбирали самый сложный из них. Мы никогда не срезали дистанцию, и никогда не экономили силы. Мы проводили, по крайней мере, три недели каждого месяца в поле, и нас отправляли на продолжительные занятия в Арктике, пустынях и джунглях три раза в год. Мы также дважды в год были постоянными участниками внезапных учений и ежегодно участвовали в основных мероприятиях по линии сухопутных войск или НАТО.
Служба в рейнджерах была настолько тяжелой, что большинство военнослужащих не могло закончить полный двухлетний цикл боевой службы в составе своего подразделения, кроме того, свою лепту вносили многочисленные травмы. Но это была хорошая подготовка к выполнению других, еще более трудных задач. Я был решительно настроен приложить все возможные усилия для поступления в новое подразделение, и если бы я даже оказался не настолько хорош, то по крайней мере был бы удовлетворен, зная, что пытался изо всех сил. Небольшое удовлетворение, но хоть что-то.
У меня почти не было никаких идей о том, чего ожидать утром 13-го сентября 1978 года, когда я погрузил свои вещи, попрощался со своей семьей и отправился в пятичасовую поездку по трассе I-95 от аэродрома рейнджеров в Саванне, что в штате Джорджия, в Форт-Брэгг, в Северную Каролину. Просто напоминал сам себе, что будущее всегда прекрасно. И желал, чтобы это было именно так.

*****

В некоторых армейских гарнизонах есть настоящая красота. Президио в Монтерее и основные районы дислокации в Форт-Макклеллан и Форт-Беннинг — вот некоторые из тех, кто приходит на ум, главным образом из-за испанской колониальной архитектуры старых зданий. В Форт-Стюарте растут великолепные живые дубы и кипарисы, покрытые испанским мхом.
Но я не могу придумать ни единого эстетического эпитета для Форт-Брэгга. Это самое унылое и непривлекательное место, какое только можно найти в Северной Америке.
Гарнизон раскинулся на песчаных холмах Северной Каролины. Он был создан во время Первой мировой войны на почти бесполезной земле как учебный центр артиллерии. Земля скудно покрыта редкими соснами и низкорослыми дубами. Расположение районов расквартирования, мест, где живут люди, кажется случайным. Все это место создает преходящее ощущение временности.
Однако это «Дом воздушно-десантных войск», и как таковой в нем дислоцируются 82-я воздушно-десантная дивизия, Центр и школа спецназа, 5-я и 7-я группы спецназначения, штаб 18-го воздушно-десантного корпуса и тыловое командование 1-го армейского корпуса. Также в нем располагались несколько небольших разнообразных организаций, разбросанных в странных, скрытых от посторонних глаз уголках вокруг гарнизона.
Одним из них был 1-й оперативный отряд спецназа «Дельта».
Я заехал на стоянку Мун-Холла в основном гарнизоне Форт-Брэгга незадолго до полудня. Я вошел в вестибюль и увидел табличку, указывающую мне на «1-й отряд спецназа «Дельта» (SFOD-D)». Я проследил за стрелкой влево и увидел мужчину в униформе без опознавательных знаков, сидящего за столом в маленькой комнате.
— Вы на отбор, сержант? — он спросил.
— Да.
— Хорошо, найдите свое имя и распишитесь здесь, — сказал он, указывая на список на столе и протягивая мне ручку.
Я украдкой посмотрел на него, пока искал свое имя и ставил рядом с ним свою подпись. Ему было около сорока лет, он говорил тихо и был хорош собой. Он был не совсем тем, кого я ожидал встретить. Первый человек, с которым вы обычно сталкиваетесь при входе в новое подразделение, — это какой-нибудь нервный клерк. Человек, который, обладая всей властью мелкого царя, кажется, верит, что он был предопределен всемогущим Богом, чтобы распространять раздражение на каждого встречного. Этот же человек был совсем не таким.
— Вы здесь не останетесь, а поедете в лагерь Абердин. Вы когда-нибудь бывали там раньше? — спросил он, глядя мне прямо в глаза.
Когда я сказал ему, что нет, он протянул мне схему маршрута и объяснил, как найти это место. Оно находилось на западной окраине гарнизона, примерно в тридцати милях отсюда.
— У вас есть личный автомобиль, или вам нужен транспорт?
— Нет, у меня своя машина.
Он оторвал один лист от стопки приказов, которые я ему передал.
— Хорошо, рейнджер. Когда приедете в Абердин, припаркуйтесь у входа и доложите человеку у ворот. Он все уладит. И, передавая мне оставшиеся приказы, произнес с легкой улыбкой в голосе и на лице: — У вас хороший послужной список, надеюсь увидеть вас позже.
— Спасибо, — ответил я, — я тоже на это надеюсь.
Я ехал в лагерь не спеша. Абердин был таким, каким я и ожидал его увидеть, — изолированным лагерем. Это небольшие, укромные места, где подразделение может находится во время планирования боевой задачи или операции — безопасное место, предлагающее убежище от обычных жизненных отвлекающих факторов. В подобных местах будут деревянные казармы, столовая, канцелярия и помещения для отделений штаба, здание тыла и склад, небольшой автопарк, посадочная площадка для нескольких вертолетов и, возможно, стрельбище для пристрелки и испытаний оружия.
Въехав в ворота, я припарковался на площадке неподалеку, и когда я выбирался из своего пикапа, ко мне подошёл парень, стоявший на воротах.
Он был в полевой форме, без таблички с именем и без любых знаков различия. Протянув свою руку, он произнес:
— Приветствую, сержант Хейни, рад видеть вас здесь. Отнесите свои вещи в казарму «A» и занимайте койку. Потом найдите сержант-майора Шумейта. Он выдаст вам ваше снаряжение. Прием пищи в 17.30. Инструкции на завтрашний день будут вывешены на стенде около столовой. Всего хорошего, увидимся позже.
— Хорошо, спасибо, — ответил я, подхватил свою сумку и рюкзак, повернулся и пошел в направлении казарм.
Казармы были стандартными «тропическими ночлежками», — низкие каркасные здания шириной двадцать четыре и длиной семьдесят два фута, с бетонными полами и жестяными крышами с широкими нависающими карнизами. Верхние половинки стен были прикреплены сверху на петлях и откинуты под углом сорок пять градусов, чтобы служить в качестве окон. На этих открытых «окнах» висели ширмы. Вдоль каждой из сторон здания тянулся ряд обычных армейских коек, а по центру с открытых стропил свисала вереница голых лампочек. Совсем неплохой домик.
Я прошел примерно половину помещения, нашел койку с левой стороны и бросил свои сумки. Моя идея состояла в том, чтобы быть подальше от двери и избегать лишнего движения и поднятой пыли.
В казарме было еще восемь или десять человек. Их нашивки на плечах показывали, что они прибыли из заморских частей или из ряда гарнизонов на западе страны. Я кивнул тем, кто поднял на меня глаза, когда вышел, чтобы найти сержант-майора.
Я вышел за дверь и сориентировался. Рядом с гаражом стояло здание, похожее на склад. Наверное, это хорошее место для начала. Примерно на полпути я встретил парня, спешащего по тротуару.
— Эй, приятель, ты не знаешь, где я могу найти сержант-майора Шумейта? — спросил я.
— Да вон он стоит, возле «двух с половиной». [1] — Он указал на мужчину в расстегнутой рубашке и сдвинутой на затылок шляпе, стоявшего рядом с армейским 2,5-тонным грузовиком.
— Добро, ну если ты так говоришь… — Я начал разглядывать этого предполагаемого «сержант-майора».
Сержант-майоры являются живым, ходячим воплощением того, что «в Армии США полный порядок!» Этот же парень больше напоминал Джо Старьевщика. Его рубашка была широко расстегнута, и он не носил футболки. Его солдатские жетоны были позолочены. Его головной убор был сдвинут на затылок, и он носил огромные, тщательно завитые и натертые воском усы.
Это был какой-то обман. Конечно, единственной вещью, которую я ожидал от этой поездки, — это неожиданности. Итак, если это игра, я буду играть и посмотрим, что получится.
Я подошел на три шага перед ним, щелкнул каблуками, и, остановившись в положении смирно, громко доложил:
— Сержант-майор, мне было приказано обратиться к вам, чтобы получить снаряжение!
Он следил за мной в течение секунды или около того, и морщины усмешки выползли из-под его усов, чтобы обосноваться вокруг глаз.
— Черт побери, рейнджер, расслабься, я тебе говорю. Тут никто не собирается тебя награждать. Если ты продолжишь так орать, то ты меня сдуешь на фиг. — Прогрохотал он, и его голосе послышалось эхо с окрестных холмов.
Для меня это была сила привычки. В рейнджерах, когда Вы обращаетесь к более старшему военнослужащему сержантского состава, вы должны стоять по стойке смирно. Я расслабился немного, встав в положение «вольно».
— Так немного лучше, — сказал он и улыбнулся. Казалось, он не высмеивал меня, а был только удивлен обращением в такой официальной манере.
— Иди вон к той хибаре со снаряжением, дерни себе сумку этого барахла, и напиши свое имя в списке, который на двери. И не надо вычищать это барахло, когда придет время его возвращать обратно. Все знают, что мои стандарты не высоки.
«Господи Боже мой!» Какое странное место! Я прошел вниз к зданию, где хранилось снаряжение, расписался за сумку, и переговорил с парнем, который там сидел, пока проверял содержание сумки в соответствии с перечнем снаряжения.
— Тот парень действительно сержант-майор?
— Шумейт? Да, действительно. Он главный сержант-майор, отвечающий за отбор.
— Хорошо, но он определенно отличается от любого другого сержант-майора, с которым я когда-либо встречался прежде.
— Он отличается от любого человека, которого вы когда-либо встречали прежде.
Сержант-майор Уолтер Дж. Шумейт был живой легендой спецназа. Старый ветеран, который пошел в армию во время войны в Корее, он уже повидал и испытал все. В свои сорок четыре он стал самым возрастным человеком, который когда-либо проходил через отбор в «Дельту». И он оказался неоценимым для формирования отряда. В те первые критические годы, Шумейт добавил человечности, которой так не доставало в отряде. Без его особого обхождения и уникального влияния, все вопросы в подразделении решались бы в бюрократическом стиле. Но рядом с Шумейтом, независимо от того, что вы о себе мнили, вы понимали, по-прежнему остаетесь человеком. Уолт серьезно относился к военной службе, но он был полной противоположностью бездушной армейской машине…
Когда я вернулся, казарма «А» уже начала наполняться людьми. До сих пор все были не из Форт-Брэгга, а откуда-то еще. Там оказалось несколько парней, которых я знал по различным курсам, которые мы посещали вместе, и двое, с которыми я служил в других подразделениях. Какой бы большой ни была Армия в те дни, я служил достаточно долго, чтобы в любом месте, куда бы я ни пошел, встретить кого-то знакомого. Когда я шел по проходу к своей койке, несколько парней громко рассказывали о своем опыте в области специальных операций и борьбы с терроризмом.
«Они пытаются произвести впечатление друг на друга и играют на публику. Очень мало знаний и очень много разговоров».
1-й батальон рейнджеров почти год работал с временными контртеррористическими силами сухопутных войск, подразделением «Голубой свет», [2] пытаясь разработать методы борьбы с террористическими действиями. Оба подразделения довольно усердно работали над выполнением поставленных задач, но после пары совместных учений и тщательного анализа последствий стало очевидно, что мы не сильно продвинулись вперед. На самом деле, последние учения прошли так плохо, что наш командир батальона был отстранен от командования. До этого времени мало кто понимал в том, что потребуется для борьбы с терроризмом и победы над ним.
На соседней койке сидел парень и распаковывал свою сумку. Он поднял глаза, Когда я положил свое снаряжение, он поднял глаза. Наши взгляды встретились, и мы оба протянули друг другу руки.
— Кики Саенц, Спецназ три/семь, [3] Панама, — представился мне он с легким латиноамериканским акцентом.
Мы пожали друг другу руки.
— Эрик Хейни, первый рейнджерский. Mucho gusto en conocerle, [4] Кики, — ответил я.
El gusto es mío, [5] — ответил он с улыбкой.
Кики был парнем среднего роста, с жилистым мускулистым телосложением бегуна. Его волосы были густыми, но короткими, и он носил тонкие, как карандаш, усы дирижера пуэрториканского оркестра. Он выглядел примерно моего возраста, лет двадцати шести или около того. У него был вид жесткого, компетентного солдата.
— Кики, ты что-то слышал об этом подразделении в Панаме? — спросил я, раскладывая свое снаряжение.
— Вероятно, не намного больше, чем ты, — ответил он. — Главнокомандующий Южного командования поставил задачу нашей роте разработать программу борьбы с терроризмом для латиноамериканского ТВД, но мы достигли не больших успехов, чем вы с «Голубым светом». А насчет этой группы все держится в тайне. Один из наших парней приехал сюда весной, но с тех пор о нем никто ничего не слышал.
— У нас тоже была одна проба прошлой весной, — сказал я. — Но он вернулся после первой же недели и не произнес ни слова. До сих пор информация была довольно скудной. Думаю, мы узнаем все, что нам нужно, уже по ходу дела.
Ojalá, [6] — сказал он, поворачиваясь обратно к своему снаряжению.
«Si, Ojalá. Да, действительно, с Божьей помощью».
Я закончил распаковывать вещи, затем переоделся в кроссовки и шорты и вышел на пробежку. День был слишком прекрасен, чтобы тратить его впустую, сидя в казармах и сплетничая, как кучка старух. Лето на юго-востоке довольно суровое, но осень обычно — это продолжительные сезон великолепной погоды. И сегодняшний день был прекрасным примером: яркий, солнечный и сухой.
Когда я выходил за ворота, дежурный кивнул и сказал:
— Всего хорошего.
«Всего хорошего… Должно быть, в этом подразделении это какая-то мантра», — подумал я, удаляясь от лагеря. Атмосфера этого места была настолько непринужденной, что мне стало немного не по себе. Все могло оказаться совсем не тем, чем казалось.
Пока я бежал и хорошенько потел, я пытался представить, на что будет похож этот «отборочный курс», но у меня не было системы отсчета, чтобы определиться. Это было не похоже ни на что, что я видел в армии. До сих пор все выглядело просто как кучка парней, собравшихся в отдаленном лагере, управляемом теми, кто выглядел как кучка военных бродяг. Я просто нужно было держать рот на замке, глаза и уши открытыми и отвечать на все, что возникало передо мной. Я всегда использовал подобный подход в новых ситуациях, и до сих пор он работал безотказно.
Погруженный в свои мысли, я пробежал несколько миль по вздымающимся, поросшим соснами холмам, прислушиваясь к ритму моих шагов по земле и звуку воздуха, входящего и выходящего из моей груди. Радостно взмокший от пота, я развернулся и направился обратно в лагерь, где помахал парню у ворот, который ответил кивком и улыбкой. Я направился в душ, не торопясь привел себя в порядок и пошел ужинать.

ПРИМЕЧАНИЯ:

[1] Deuce-and-a-half (сл.) — стандартный армейский грузовик грузоподъемностью 2,5 тонны.
[2] Подразделение «Голубой свет» было сформировано в составе 5-й группы армейского спецназа для отработки концепции ведения контртеррористической борьбы. Просуществовало до начала 80-х годов, и было расформировано после того, как отряд «Дельта» достиг боеготовности.
[3] 3-й батальон 7-й группы спецназ.
[4] Приятно познакомиться (исп.)
[5] Мне тоже (исп.)
[6] Дай-то Бог, с Божьей помощью (исп.)


Последний раз редактировалось SergWanderer 15 дек 2021, 15:14, всего редактировалось 1 раз.

Вернуться наверх
Не в сети Профиль  
 
СообщениеДобавлено: 10 дек 2021, 17:55 

Зарегистрирован: 08 апр 2020, 14:13
Сообщений: 545
Команда: Нет
Просьба к модераторам. Тему переименовать бы, чтобы было понятно, что идёт перевод...


Вернуться наверх
Не в сети Профиль  
 
СообщениеДобавлено: 14 дек 2021, 17:46 

Зарегистрирован: 08 апр 2020, 14:13
Сообщений: 545
Команда: Нет
Все молчат... Ну ладно, мы продолжим))

*****

В столовой было полно народу и шумно. Я сел за столик с несколькими парнями, прибывшими из подразделений в Германии. У нас оказалось несколько общих друзей. Они сообщили, что из Европы прибыло около пятидесяти человек, чтобы принять участие в отборе. Похоже, тут собиралась целая толпа.
Ужин, как для полевого лагеря, оказался удивительно хорош. Я закончил, убрал поднос и посуду и вышел на улицу, чтобы прочитать сообщение на доске объявлений. В нем говорилось:

14 сентября 1978 года.
Построение: 06.00
Униформа: Ботинки, полевая форма, мягкие кепи (без беретов)
Удостоверения личности и личные жетоны

Ну, все было достаточно ясно, никакой перегрузки информацией там не было. Но из-за фразы «без беретов» некоторые люди разозлились бы.
Я слышал, как кто-то из 101-й воздушно-десантной дивизии спросил кадрового сотрудника нового подразделения, ограничены ли мы территорией лагеря. Ему ответили, что никаких ограничений нет, а вся информация указана на доске объявлений, не больше и не меньше.
«Многие парни не смогут с этим справиться. Сегодня вечером они пойдут в сержантский клуб, а утром будут страдать от похмелья или будут все еще пьяны. Должно быть интересно».
Я немного побродил снаружи и переговорил с несколькими знакомыми. После вернулся в казарму, закончил приводить в порядок и убирать свое снаряжение и некоторое время читал.
В 20.30 году я завернулся в свое пончо и наслаждался ощущением, что растянулся на койке. Совсем неплохо. Как рейнджер, я больше привык спать на земле, чем в постели. Это было почти роскошно. Я перевернулся на бок, натянул на голову уголок подкладки от пончо и лег спать.
Бывалые солдаты обладают способностью засыпать почти мгновенно. Подобно пище и воде, сон — это товар, который вы берете всякий раз, когда можете его получить. Я вообще не купился на всю эту непринужденную рутину. Если бы это было похоже на школу рейнджеров, то кто-нибудь с криками врывался бы в казарму после полуночи, чтобы нарушить наш отдых и поиграть с вами в интеллектуальные игры. А если никаких ночных волнений не будет, то я бы проснулся в 05.15.
Я открыл глаза в 05.12. Мне никогда не приходилось пользоваться будильником; я просто говорю себе, в какое время просыпаться, и все. Я полежал несколько минут, прислушиваясь к звукам спящей казармы.
Дополнительный сон этим утром был приятен. Вернувшись в батальон, я всегда вставал в 04.30, и в казармах к 05.00 уже выпивал чашечку кофе с командирами своих отделений, прежде чем они поднимали подчиненных в 05.30.
Я соскользнул с койки, надел шорты и шлепанцы для душа, схватил свой бритвенный набор и пошел в уборную, чтобы привести себя в порядок. Воздух был прохладным и свежим. Луны не было, и звезды все еще светили очень ярко. Мне нравится это время суток, один из тех «промежуточных» периодов, когда мир тих и спокоен, ночные существа уже вернулись в свои убежища, а дневные животные еще не проснулись.
Когда я вышел из уборной, другие парни уже встали и двигались, а на воротах показались огни автомобилей. Когда я оделся и зашнуровал свои ботинки для джунглей, половина парней в казарме все еще лежала на своих койках. Сейчас я надел свою самую старую пару полевых ботинок, — пару, которая смазывалась копытным жиром, пока она не стала мягкой, как мокасины. Солдату в его форме одежды требуется не так уж много, но хорошие ботинки просто необходимы. Я проверил, есть ли у меня блокнот и ручка в нагрудном кармане, а затем вышел на улицу.
Парковка быстро заполнялась, и несколько парней неторопливо направлялись к центру комплекса. Светящиеся кончики сигарет освещали лица, по округе разносились тихие голоса.
— Черт возьми, Хейни! Какого чёрта ты здесь делаешь? — донесся до меня голос из темноты.
Такой голос мог быть только у одного человека. Я обернулся и сказал:
— Привет, Паркс. Как ты вообще нашел сюда дорогу?
Вёрджил Паркс был настоящим, двадцатичетырехкаратным, закоренелым ворчуном. Вёрдж пошел в армию в 1968 году специально для того, чтобы попасть во Вьетнам, и с тех пор он был рейнджером. Мы служили взводными сержантами в одной роте до конца прошлого года, когда он перевелся в Форт-Беннинг, чтобы стать инструктором в школе рейнджеров.
Я мог только предположить, что он оказался здесь потому, что ему надоело находиться в управлении рейнджеров. У него была привычка поступать так везде, куда бы он ни пошел. Он был эксцентричен до безумия — а в мире рейнджеров это требует некоторых усилий. Паркс всегда работал на полную мощность и совершенно бесцельно. Он был абсолютно не в состоянии приспособить свой выброс энергии к поставленной задаче, и даже в политически консервативном военном обществе он был известен как человек, находившийся значительно правее Аттилы, вождя гуннов.
Он закрыл глаза, вздернул свой восхитительный нос в своей особенной манере, и глубоко затянулся сигаретой, которую держал большим и указательным пальцами. Как всегда, я зачарованно наблюдал за ним. Никто не мог заниматься любовью с сигаретой так, как это делал старший сержант Вёрджил Паркс.
— Я просто подумал, что приду и посмотрю, чем здесь занимаются эти придурки. Кроме того, управление рейнджеров превращается в кучку слабаков. Они даже собираются каждый день выдавать шоколадку маленьким солдатикам во время зимних занятий на флоридском этапе, просто потому, что эти придурки в прошлом году на смерть замерзли.
В этой трагедии не было ничего «ссыкливого». Во время флоридского этапа школы рейнджеров курсанты получали только один пищевой рацион «C» в день. Они расходовали калории с гораздо большей скоростью, чем принимали их, уже находясь в ослабленном состоянии после предыдущих этапов курса подготовки. И если температура болотной воды, в которой они постоянно находились, падала слишком низко, им грозила реальная опасность переохлаждения.
Это случилось прошлой зимой, во время патрулирования особенно холодной ночью. Двадцать три человека получили переохлаждение во время ночного перехода через Желтую реку. Четверо погибли в болотах. Командиры рейнджеров пересекли ту тонкую грань между твердолобыми и тупыми задницами, и в результате погибли люди. Я был удивлен, что по этому делу никто не предстал перед военным трибуналом.
— Да, я слышал об этом. — Спорить с Парксом было бесполезно — он был невосприимчив к логике.
Пока мы перебрасывались словами, подъехала и припарковалась вереница «двоек с половиной». Без двух минут шесть из штаба вышел парень с планшетом в руке. Он был одет в джинсы, футболку и бейсболку. Он стал с краю толпы и бесстрастно смотрел на нас, пока все не успокоились.
— Построиться в четыре шеренги! — крикнул он. Мы собрались в строй примерно через минуту. Сто шестьдесят три собравшихся там человека стали по стойке смирно.
— Вольно! Слушать внимательно! Когда я назову ваше имя, не болтать и сесть в указанный мной грузовик. Если ваше имя не назовут, стойте смирно, и я до вас доберусь. Грузовик номер один… — Он начал называть имена в алфавитном порядке.
На задней двери каждого грузовика мелом была выведена большая цифра. Когда назвали мое имя, я крикнул: «Здесь!» — и забрался на борт. Вскоре грузовики тронулись, и мы с грохотом выехали за ворота как раз в тот момент, когда солнце осветило своими лучами восточный горизонт.
«Вступай в армию и посмотри мир», — гласили вербовочные плакаты. По крайней мере, его половину я видел из задней части грузовика.
Пятнадцать минут спустя мы остановились на краю того, что выглядело как площадка приземления. «Площадка “Холланд”», — я услышал, как произнес кто-то из солдат Форт-Брэгга, когда мы спешились.
Сержант-майор Шумейт стоял неподалеку в брюках цвета хаки, гавайской рубашке и панаме.
— Ко мне! Строиться, дамы! — скомандовал он. — Построится в шесть шеренг, мне нужен плотный строй.
Когда мы строились, кто-то подошел с камерой и штативом и приготовился нас сфотографировать.
— Что, черт возьми, все это значит, Уолт? — раздался незнакомый голос откуда-то из толпы.
— Это будет фотография группы «до», мои дорогие; второй снимок мы сделаем через несколько недель, — ответил Шумейт.
Я был ошеломлен тем, что кто-то назвал сержант-майора по имени, но Шумейт, казалось, не обиделся. Но когда небольшая группа мужчин начала смеяться и кричать изнутри группы, как будто это была какая-то глупая шутка, сержант превратился в сталь. Шутливость в его голосе резко оборвалась, и он прорычал вулканическим тоном:
— Добро, мы еще посмотрим, кто будет смеяться, когда вы, ублюдки, закончите, и следующая фотография, которую я сделаю, будет примерно вдвое меньше этой первой шеренги, стоящей здесь. Самые серьезные окажутся на фотографии, а остальные из вас, говнюки, вернутся домой и будут врать своим товарищам по подразделению о том, почему они этого не сделали. Так что, поскольку вы, крикуны, — и еще куча из тех, кто сзади, — не будете на фото «после», я просто посмеюсь над вами, придурки, прямо сейчас — ха-ха-ха!
Когда он призвал нас к вниманию, группа уже пришла в себя. Фотограф сделал снимок и удалился.
Шумейт продолжил как ни в чем не бывало:
— Это тест на физическую подготовку рейнджеров/спецназа. Ваши проверяющие для упражнений с первого по четвертое стоят позади меня, слева направо. Когда я называю ваше имя, вы идете к указанному проверяющему. Желаю вам всего хорошего. Упражнение номер один! — и он начал выкрикивать имена. Я вышел к своему проверяющему.
В те дни в армии было четыре теста на уровень физической подготовки. Был тест для личного состава штабов и частей обеспечения, более напряженный тест для боевых подразделений, тест для школы воздушно-десантной подготовки и тест для рейнджеров/спецназа.
У первых трех тестов была понижающая шкала оценок в зависимости от возраста. Чем старше вы были, тем меньше вы должны были выполнить для получения нужного количества баллов и сдачи данного теста. Для теста рейнджера/спецназа возраст не имел значения — все оценивались на уровне семнадцатилетнего юноши. Тест включал в себя следующие упражнения: отжимания, подъем верхней части туловища из положения лежа («складки»), упражнение «бег-уклонение-прыжок», обратное переползание и кросс на две мили. [7] Упражнения теста выполнялись в полевой форме и ботинках — кроссовки тогда еще не вошли в моду. В жаркую погоду рубашки можно было снимать.
Моим первым упражнением было «бег-уклонение-прыжок», на котором оценивались ваша ловкость и скорость. Вы стартовали со стартовой линии, бежали вперед, пробегали через несколько ворот, стоящих перпендикулярно вашему пути, затем перепрыгивали через канаву, пробегали через второй ряд ворот, после чего поворачивали и возвращались через них снова, перепрыгивали опять канаву, пробегали обратно через первую серию ворот, повторяя весь процесс снова и заканчивая в исходной точке. Обычно я выполнял это упражнение примерно за тринадцать секунд. Если вы укладывались в пятнадцать секунд, это давало вам 100 баллов. Минимальное время выполнения составляло девятнадцать секунд.
Я пробежал это упражнение за свое обычное время. Проверяющий вручил мне карточку с набранными баллами и направил меня к месту для выполнения отжиманий. Я встал в очередь и едва успел отдышаться, как меня позвали вперед и велели занять исходное положение.
Я принял упор лежа и попросил, чтобы мой проверяющий считал вслух, сколько раз я отжался. Когда он досчитал до пятидесяти трех, я остановился и несколько секунд отдыхал, оперевшись на руки и колени. Для себя я нашел, что самый легкий способ выполнять отжимания — это дышать изо всех сил, как паровоз и делать их с максимальной скоростью. Нужно только убедиться, что вы делаете их правильно, иначе проверяющий их не засчитает.
Время вышло. Мне дали мою карточку и отправили выполнять обратное переползание — на мой взгляд, совершенно глупое упражнение, когда-либо выполняемое в армии, которая редко избегала глупых вещей. Тогда как другие упражнения теста показывали такие вещи, как ловкость или силу мышц верхней части тела, обратное переползание показывало… ну… никто не имел ни малейшего представления, что оно показывало.
По команде «пошел!», вы отрываете свою задницу от пола и ползете как краб, спиной к земле и животом вверх. В таком положении вы сначала «бежите» 20 метров вперед ногами, а потом обратно, вперед руками, не видя куда двигаетесь, но в сторону стартовой линии.
Я выполнил упражнение, получив максимальное количество баллов, отряхнул пыль с рук и отправился на место выполнения «складок». Теперь я понял, что никакого отдыха между упражнениями не будет. Как только я заканчивал одно упражнение, то сразу же переходил на другое. Все было организовано по-деловому. Не было никаких криков и прочих атрибутов армейского спектакля — но и не было никакого способа прислониться спиной к стене или какого-либо другого варианта отдохнуть между упражнениями.
Меня вызвали вперед выполнять подъемы туловища. Я лежал на спине, руки сцеплены на затылке, колени полусогнуты, а проверяющий держал мои ноги. Прохладный песок холодил спину, пока я ждал команду, чтобы начать. По команде «начали!», я начал делать подъемы с такой скоростью, как только мог, в то же время боковым зрением отмечая, как в нестройном ритме падают и поднимаются другие тела. «Как поршни в двигателе», — подумал я, закончив упражнение и откинувшись на землю, чтобы перевести дух, прежде чем встать на ноги и забрать свою контрольную карточку.
В течение минуты или двух, все было закончено и нас в разомкнутом строю отправили к грузовикам.
— Убедитесь, что ваши форменные куртки находятся в грузовике, на котором вы прибыли, — объявил Шумейт. — Потом подойдите к проверяющему, который контролировал вас на последнем упражнении.
Он указал на инструкторов, стоявших на грунтовой дороге справа от нас.
— Все понятно? Выполнять! — рявкнул он.
Я свернул свою рубашку и засунул ее под скамейку грузовика, затем подошел к своему проверяющему для начала двухмильного кросса. Тот взял наши карточки с полученными баллами и выдал всем нам красные стартовые нагрудные номера, чтобы мы повесили их на шею. У меня был номер шесть. Другие группы получили нагрудные номера других цветов.
Затем Шумейт построил нас на стартовой линии.
— Итак, дамы, вы все это уже выполняли прежде. Стартуете по команде «вперед», бежите по этой дороге две мили до финиша. Как только финишируете, ищете своего проверяющего, он будет держать табличку того же цвета, какой у вас на номере. Все готовы? Вперед!
Все сорвались с места. Поначалу сформировалась группа, характерная для любого забега. Некоторые парни убежали вперед, другие остались в хвосте, и группа стала реже. Я занял промежуточное положение, — я хороший бегун, но не выдающийся. Через пару сотен метров вошел в свой темп и стал бежать с моей любимой скоростью.
Это было хорошее утро для бега. Было достаточно тепло, но прохладный воздух при беге обдувал лицо. Песок под ногами был устойчив, и Солнце находилось за спиной. Я выровнял дыхание с темпом бега и решил выиграть несколько секунд по сравнению со своим обычным результатом. Обычно я пробегаю такую дистанцию примерно за тринадцать с половиной минут. Это давало мне в этом упражнении 90 баллов. Результат в двенадцать минут дал бы мне 100 баллов, но он находился вне пределов моих достижений. Таким образом, я вошел в нужный темп, чуть-чуть удлинил свой обычный шаг, и помчался по дороге.
Это чертовски сильно отличалось от бега по тропе, что обычно представляло собой это упражнение. Финиш я увидел быстрее, чем я ожидал. «Газели» уже пересекали его линию.
Я чуть увеличил свой шаг и сконцентрировался на том, чтобы больше выпускать использованного воздуха из своих легких и дышать глубже. Мы шли в одном темпе с кем-то рядом. Когда я попытался вырваться вперед, он держался рядом со мной. Я взглянул на человека: это был Кики Саенц. Вскоре мы бежали изо всех сил, и ни один из нас не мог опередить другого.
Впереди я увидел своего проверяющего и затем услышал хронометриста, называющего минуты и секунды,
— Двенадцать минут пятьдесят секунд… пятьдесят одна, пятьдесят две, пятьдесят три, пятьдесят четыре! Красный шесть! — закричал он моему проверяющему, когда я пересек линию финиша.
— Принято, красный шесть, — ответил тот, отмечая время.
Я замедлил свой темп до медленной рыси и пробежал еще метров сто, прежде чем перейти на шаг.
Положив руки на бедра, я вернулся к финишу, когда восстановил дыхание. Когда я подошел туда, один из инструкторов сказал мне спуститься по дороге туда, где сейчас стояли грузовики, забрать свою рубашку и ждать инструкций. Я пошел обратно по дороге.
Грузовики, должно быть, ехали по другому маршруту, потому что они уже стояли здесь, выстроившись в ряд.
Как только я подошел к машинам, то увидел сержант-майора Шумейта, говорящего с кем-то. Он увидел меня:
— Ну как, весело, рейнджер? — спросил он, пока я застегивал пуговицы на рубашке.
— Так точно, сержант-майор. Куда теперь?
Он разглядывал меня из-под опущенных бровей.
— Ты выглядишь немного перегретым. Почему тебе не спуститься к озеру и разок не окунуться? Там тебя проинструктируют. И… — Он намеренно сделал паузу, так что я остановился и посмотрел на него, — Всего тебе хорошего!
«Черт, — думал я, пока шел. — Ему действительно все так по приколу?»
Я подошел к берегу озера, где собралась небольшая группа. Невысокий, рыжеволосый парень подозвал меня жестом, чтобы я присоединился к ним.
— Здесь упражнение по плаванию, парни. От буйков с этой стороны до буйков на той стороне как раз сто метров. Форма одежды для плавания — ботинки и полевая форма. Упражнение выполняется не на время. Вы можете плыть любым стилем, каким захотите, но пока вы не доберетесь до буйков на той стороне останавливаться нельзя. Проходите по дну до буйков и начинаете плыть. Пока не доберетесь до буйков на той стороне, становиться ногами на дно нельзя. Вопросы есть? Прекрасно, всего вам хорошего.
Около дюжины из нас полезло в воду. Она была цвета кофе и теплой как в ванне. Когда я дошел до линии буйков, вода доходила мне до груди. Я опустился вниз по шею, чтобы из моей одежды вышел воздух, и затем поплыл. Сначала я плыл на левом боку, потом перевернулся на правую сторону. Приблизительно через две трети пути я поплыл на спине. Если и есть какая-то тайна, связанная с плаваньем в одежде, то лишь та, что вы должны расслабиться и никуда не спешить. В одежде вы все еще сохраняете достаточную плавучесть; у вас появляется только больше сопротивления воды, которое нужно преодолевать.
Это упражнение вообще оказалось достаточно приятным. Если бы вы сдавали тест по плаванью в рейнджерах, вам бы завязали глаза и сбросили в воду с высоты, полностью экипированным, с винтовкой М16, с разгрузочной системой и подсумками с магазинами и двумя флягами. После попадания в воду вы должны были бы добраться до края бассейна и самостоятельно выбраться из него. Такое упражнение моделировало выход из водной преграды ночью, и если вы можете успешно его выполнить, то вы, вероятно, не запаникуете, если внезапно окажетесь в воде и не будете ничего видеть. Я был уверен, что цель подобного упражнения одна — посмотреть, вы уверенно и комфортно чувствуете себя в воде.
Я выбрался из озера и двинулся вверх по берегу к роще больших сосен. Там я снял униформу, отжал воду и переоделся. Мне не нужно было выливать воду из ботинок, потому что из ботинок для джунглей, которые я носил, вода стекала сама. Высушить свои волосы тоже не являлось проблемой — у меня была стандартная стрижка рейнджеров: четверть дюйма волос [8] сверху и выбритые бока.
Я подошел к инструктору, который наблюдал за людьми, все еще находящимися в воде. Теперь люди были в озере везде, одни вылезали, а другие залезали в него. Две спасательные шлюпки стояли по обеим сторонам и двигались взад и вперед, пока спасатели на борту присматривали за более слабыми пловцами. Я видел, как один парень на другой стороне озера зашел по пояс, покачал головой, а затем вернулся на берег. Думаю, он знал свои слабые стороны.
Примерно на полпути через озеро одна из лодок двинулась к человеку, барахтавшемуся на краю группы. Они подождали поблизости, пока не стало очевидно, что у него серьезные проблемы, а затем протянули ему шест. Он в отчаянии схватил его, и его оттащили к борту лодки, где он вцепился в него, как клещ в собачье ухо. Еще один выбыл.
Наша небольшая группа уже пересекла озеро, и по берегу поднималась непрерывная цепочка людей. Инструктор указал на грузовик и сказал нам, что, когда нас соберется нужное количество, нужно садиться в кузов и ехать обратно в лагерь. Там мы должны будем следовать новым инструкциям, размещенным на доске объявлений.
Вернувшись в лагерь, мы увидели новую информацию на стенде возле столовой:

Обед: рацион «С»
Ужин: 17.00
Построение: 18.30
Униформа: полевая форма с кепи, рюкзак весом 40 фунтов, [9] две фляги с водой.

Набор весов висел на перекладине перед столовой. Рядом с доской объявлений стояла стопка коробок с индивидуальными рационами питания. Я выудил два из них (один на обед, и один припрятать — на всякий случай) и пошел в казарму, чтобы переодеться в сухую форму. Было еще только 10.30, так что нужно было убить уйму времени.
Я переоделся в сухую одежду и затем прогулялся вокруг лагеря, чтобы как-то провести время. Около канцелярии я увидел длинную очередь людей, оформлявших свое выбывание из процесса отбора. Это были те, кто не сдал тесты на физическую подготовку или плавание. Я удивился, какого хрена они прибыли сюда, если даже оказались не в состоянии выполнить простые физические упражнения. Некоторые из парней приехали сюда из подразделений, дислоцировавшихся в Европе, — достаточно дорогая поездка, чтобы вылететь с отбора в течение первых нескольких часов.
Я услышал, как пара парней из спецназа ворчала, что это несправедливо и им следует разрешить пройти повторное тестирование. В одном из мужчин в очереди на отправку «домой» я узнал сержанта первого класса, которого встречал в 25-й дивизии, дислоцированной на Гавайях — в прошлом году мы вместе проходили курсы повышения квалификации сержантов сухопутных войск. Мы кивнули друг другу в знак взаимного признания, но он не выглядел как человек, которому хотелось поговорить.

ПРИМЕЧАНИЯ:

[7] 3,2 км.
[8] 0,6 см.
[9] 16 кг.


Последний раз редактировалось SergWanderer 15 дек 2021, 15:14, всего редактировалось 1 раз.

Вернуться наверх
Не в сети Профиль  
 
СообщениеДобавлено: 14 дек 2021, 17:57 

Зарегистрирован: 21 ноя 2020, 00:28
Сообщений: 401
Команда: Нет
Большое спасибо!


Вернуться наверх
Не в сети Профиль  
 
СообщениеДобавлено: 15 дек 2021, 12:07 

Зарегистрирован: 25 янв 2015, 15:12
Сообщений: 539
Команда: Нет
Спасибо большое.


Вернуться наверх
Не в сети Профиль  
 
СообщениеДобавлено: 15 дек 2021, 13:57 
Аватар пользователя

Зарегистрирован: 04 май 2013, 21:23
Сообщений: 1731
Команда: нет
SergWanderer писал(а):
тщательно зачесанными волосами, с пронзительными карими глазами ми стальными нотками в голосе


SergWanderer писал(а):
В свои сорок четыре он стар самым возрастным человеком

Хотя опечатка хорошая по смыслу :)

SergWanderer писал(а):
14 сентября 1978 года.
Построение: 06.00
Униформа: Ботинки, полевая форма, мягкие кепи (без беретов)

Удостоверения личности и личные жетоны
Ну, все было достаточно ясно, никакой перегрузки информацией там не было. Но из-за фразы «без беретов» некоторые люди разозлились бы.

Красная строка место спутала.

_________________
Изображение


Вернуться наверх
Не в сети Профиль  
 
СообщениеДобавлено: 15 дек 2021, 15:15 

Зарегистрирован: 08 апр 2020, 14:13
Сообщений: 545
Команда: Нет
Все опечатки подправил, спасибо!
P.S. Отрывки с переводом с vrazvedka - фтопку.... Никуда не годится! Делаем заново!


Вернуться наверх
Не в сети Профиль  
 
СообщениеДобавлено: 16 дек 2021, 23:21 

Зарегистрирован: 08 апр 2020, 14:13
Сообщений: 545
Команда: Нет
Когда перед ужином я оттащил свой рюкзак на весы, он завесил на сорок два фунта. Я отнес его обратно в казарму и добавил, как мне показалось, еще около трех фунтов, а затем прикрепил к стенкам рюкзака внизу две фляги с водой. Я хотел иметь возможность добраться до них, не снимая рюкзака. И еще я хотел, чтобы мой вес был немного больше, чем предписано, на тот случай, если весы окажутся немного не в порядке.
Также я обычно носил РПС — ременно-плечевую систему. Она состоит из ремня с плечевыми лямками, к которому присоединяются подсумки для магазинов и аптечки первой помощи, компас, фонарь-стробоскоп, нож или штык-нож, фляги и другие необходимые мелочи. РПС — это ваша боевая экипировка; это то, как вы носите свои боеприпасы и предметы, необходимые для ведения боя и выживания в нем. Полностью укомплектованная для боя, она весит около сорока фунтов. Затем поверх верхней части РПС надевается рюкзак. Но в инструкциях, вывешенных на доске объявлений, ничего не говорилось об РПС, а я намеревался в точности следовать инструкциям.
В 18.30 мы сели в грузовики и отправились в путешествие по Форт-Брэггу. Некоторые из местных парней сказали, что мы находились на Чикен-роуд, — широкой песчаной танковой директрисе, прямой, как стрела, идущей через редкие сосны и низкорослые дубы на однообразных песчаных холмах. Я никогда не видел более уродливого места. Мы тряслись и раскачивались, окутанные туманом из песчаной пыли, взбитой грузовиками.
Примерно через тридцать минут мы остановились на перекрестке, где спешились. Сержант-майор Шумейт стоял неподалеку, наблюдая за нами с вызывающей ухмылкой.
— Прекрасно! Так, все собрались вокруг, строиться не нужно… Сойдет и группа черт возьми, — произнес он, когда мы схватили свои рюкзаки и образовали полукруг вокруг него.
— Итак, наша маленькая счастливая группа стала немного меньше, чем была сегодня утром, не так ли? — спросил Шумейт. — Что, нет комментариев? Тогда продолжим. Нынешнее событие — восемнадцатимильный марш с рюкзаком. Мы называем его так, потому что отсюда до финиша ровно восемнадцать миль, [10] и во время марша вы будете нести рюкзак.
— Вы должны выполнить марш за минимально возможное время. Держитесь этой дороги. Предложений от незнакомцев подвезти вас не принимать. Друг другу не помогать. Вдоль маршрута будут находиться инструкторы, у них в руках будут ХИС зеленого цвета. [11] По окончании марша сообщаете им свой цвет и номер. Финиш находится там, где эта дорога упирается в Кинг-роуд, там будут проверяющие, которые отметят ваше время. На маршруте будет вода. В любое время вы можете сойти с дистанции, для этого достаточно сообщить любому инструктору свой номер и цвет и сказать: «Я добровольно ухожу». Он не будет задавать вам никаких вопросов. Если вы желаете уйти прямо сейчас, просто останьтесь стоять на месте, когда остальные уйдут.
Никто не пошевелился и не сказал ни слова.
— Поскольку никаких вопросов нет, — он посмотрел на свои часы, — старт через две минуты. Направление марша — на север. — Он указал в направлении, откуда мы приехали.
— Я не буду стрелять в воздух из стартового пистолета или что-то в этом роде. Надевайте свои рюкзаки и начинайте идти, когда я дам вам команду. И… всего вам хорошего.
Последнюю часть фразу я пробормотал себе под нос вместе с ним.
Восемнадцать миль. Мне было интересно, как им пришло в голову такое расстояние. Это казалось немного странным. Норматив для двадцатимильного марш-броска в батальоне рейнджеров составлял шесть часов, и это с оружием, полной боевой выкладкой и стальным горшком, закрепленным на голове. Сейчас я был намного легче, и это был ночной марш в прохладный, сухой вечер. Можно было бы попытаться преодолеть дистанцию за четыре с половиной часа. Это будет соответствовать скорости в четыре мили в час или миле на каждые пятнадцать минут. Нет, слишком быстро. Я не могу это сделать, не перейдя на бег, а я не собираюсь бежать. Пять часов стало бы неплохим временем. Я был уверен, что ни у кого в армии не было более быстрого норматива для марша, чем у рейнджеров.
Шумейт крикнул: «Вперед», и мы отправились в путь. Примерно дюжина или около того парней перешли на бег, большинство попарно. Еще одна группа примерно из тридцати человек сорвалась с места, двигаясь быстрым шагом. «Каждому свое», — подумал я и сосредоточился на том, чтобы поймать свой шаг и поудобнее устроить рюкзак на спине. Через несколько минут толпа у стартовой линии разошлась, и у меня появилось пространство, чтобы найти свой темп.
Восемнадцать миль — это долгий путь, вы не можете преодолеть его в спринте. Когда я заканчивал курсы пловцов сил спецназа/разведчиков в Греции в 1972 году, это была дистанция выпускного экзаменационного заплыва. Потом я кое-что вспомнил. Кантри Граймз, человек, который пригласил меня на отбор, был старшим инструктором, когда я посещал этот курс.
Примерно через две мили я разогрелся и двигался хорошо. Я люблю ходить. Дыхание синхронизировано с движением рук и ног; рубашка и ширинка расстегнуты, чтобы позволить воздуху циркулировать — все это дает приятные ощущения. Во время долгого, трудного марша мой разум отключается, и мое тело переключается на автопилот. Это дает возможность побыть наедине с самим собой в высоко социализированном в другое время военном сообществе. Такое также происходит, когда я вынашиваю некоторые из своих лучших замыслов и схем.
На протяжении четырех миль я догонял и обгонял некоторых бегунов. Я планировал идти в течение двух часов, прежде чем сделать передышку, а потом делать перерыв на несколько минут каждый час. Стало совсем темно, но рассеянный свет был довольно хорошим, и на белом песке дороги были видны все ямы и борозды, которых следовало избегать. В общем, довольно хороший маршрут.
Когда я преодолел примерно семь миль марша, то увидел впереди на обочине дороги скопление огней, внутри которых передвигались темные фигуры. Подойдя ближе, я разглядел несколько грузовиков, которые стояли в круг вокруг группы деревьев, их фары освещали какую-то деятельность.
Когда я подошел, один из инструкторов подозвал меня к себе. Я сообщил ему свой цвет и номер, и он сказал мне сбросить рюкзак под любой из весов, которые свисали с шеста, привязанного между двумя деревьями, и наполнить свои фляги из канистр с водой, находившихся в задней части одного из грузовиков. Я сбросил рюкзак, схватил свои фляги и осушил одну прямо до дна, когда подошел, чтобы найти канистры с водой. Без рюкзака я чувствовал себя настолько легко, что, казалось, сейчас полечу. Но еще через несколько часов это чувство изменится. Я наблюдал за происходящим в круге света, пока делал еще один глоток и наполнял свои фляги.
Когда я вернулся к весам, то увидел интересный обмен мнениями между одним из кандидатов и человеком, который, похоже, был проверяющим, ответственным за это место.
Инструктор говорил:
— Сержант, у вас легкий рюкзак. Он не соответствует требованиям, он не весит сорок фунтов.
Прежде чем он смог продолжить, кандидат прервал его, сказав:
— Ну, это должно быть близко. Сколько он весит?
— На самом деле, я не могу вам сказать, — монотонно ответил инструктор. — Если вы посмотрите на весы, то увидите, что они не показывают вес меньше сорока фунтов. Так что, насколько мы можем судить, ваш рюкзак не весит ничего.
Я посмотрел на весы над своим рюкзаком, — он был прав. Мое лицо было мертвенно-белым, пока весы не достигли отметки в сорок фунтов.
Инструктор продолжал.
— И поскольку вы ничего не несете, единственный способ, которым вы сможете соответствовать требованиям по весу, — это взять это.
Он повернулся за спину, взял и протянул парню большой неровный кусок бетона, который выглядел так, словно был вырван из развороченного дорожного полотна.
— Я сам его взвесил, — продолжал он, — и подтверждаю, что он весит ровно сорок фунтов. Теперь, чтобы продолжить марш, вы распишитесь в получении этого предмета, прикрепите его к своему рюкзаку и сдадите на финише, когда завершите марш. Вопросы?
Кандидат стоял там, прижимая кусок бетона к груди, в то время как на его лице отражалась наполовину ухмылка, наполовину недоверие. Я узнал в нем одного из тех крикунов, которые весь день комментировали происходящее. Но сейчас он молчал.
Он поднял глаза на стоявших перед ним людей и спросил умоляющим голосом:
— Марвин, ты серьезно?
Значит, они еще и были знакомы. Становилось интереснее.
— Абсолютно, — последовал ответ.
Парень подумал еще несколько секунд, а затем произнес:
— Нет, я не могу этого сделать.
Уронив кусок бетона, он встал, опустив руки по бокам.
— Вы добровольно уходите с курса?
Пауза.
— Да, наверное, так и есть.
— Берите свой рюкзак и залезайте в кузов того грузовика. — Инструктор указал на машину, стоявшую в стороне от остальных.
Парень постоял там еще пару секунд, выглядя так, словно не мог поверить в то, что произошло. Наши глаза встретились, и он слегка пожал плечами в знак принятия, затем поднял свой рюкзак и двинулся прочь. Этот небольшой обмен репликами определенно привлек мое внимание — и внимание всех остальных, кто был его свидетелем.
Я схватил свой рюкзак и спросил проверяющего, который его взвешивал, продевая руки в наплечные ремни.
— С ним можно идти дальше?
— Да, вы можете двигаться дальше, — сказал он, записывая что-то в блокнот. Затем он поднял глаза и сказал мне, когда я закинул рюкзак на спину: — Всего хорошего.
Через несколько шагов я вышел из круга света и вернулся на дорогу. Я был рад оказаться подальше оттуда. Это была какая-то маленькая сценка. Инструктор никогда не говорил громко и никогда не угрожал, ни разу не заговорил в унизительной или оскорбительной манере, но было ясно, что он не будет ни слушать, ни терпеть всякую чушь. Мне нравился этот стиль. Серьезность всего происходящего начинала казаться искренней.
Остальная часть марша была… ну просто ночным маршем с рюкзаком. После двенадцати миль я устал, у меня болели ноги, болели плечи, и я был весь в поту.
Я добрался до финиша на Кинг-роуд за несколько минут до истечения пяти часов, которые я отводил на марш. Проверяющий отметил меня в своей карточке, сообщил, что до лагеря всего две мили, что в столовой есть суп, что на доске объявлений появились новые инструкции, и пожелал мне всего хорошего.
Идя по дороге обратно в лагерь, я не спешил. Бросив рюкзак у своей койки, я пошел в столовую за тарелкой супа. В столовой находилось еще около дюжины уставших парней со стертыми ногами, но у каждого из них был довольный вид. Такое возникает от выполнения напряженной задачи и осознания того, что вы хорошо с ней справились. Совершение марша не является огромным триумфом, но это одна из тех многих мелочей в жизни, по которым вы оцениваете себя.
Кроме того, суп был чертовски хорош. Одна из вещей, которую армия всегда делает правильно, — это суп. Повара готовят его в пятнадцатигаллоновых котлах, [12] и он уже разлит по порциям, но вы всегда можете рассчитывать на то, что он будет горячим. Когда вы изнеможены и устали ли, и пот, которым вы пропитаны, начинает вас охлаждать, это самое то! Очень простая вещь, но она имеет огромное значение.
Я пожелал ребятам в столовой спокойной ночи и направился в душ. Было чуть позже часа ночи, когда я проверил доску объявлений. На ней говорилось:

10.00
Учебный класс

Я рухнул на свою койку, завернулся в подкладку от пончо и заснул сном праведника.

*****

10.00 утра. Больные ступни, негнущиеся и забитые мышцы ног, спины и плеч. Расселись в классе. Закрытая папка, пара острых карандашей на столе передо мной и улыбающийся парень впереди, дающий инструкции.
— Простая анкета о себе, парни, — улыбнулся он. — Заполнение не рассчитано на время, просто дайте на каждый вопрос свой лучший ответ. Если что-то неясно или вызывает вопрос, выскажите свое лучшее предположение. Если что-то окончательно поставит вас в тупик, я буду в задней части комнаты. Это строго индивидуальная работа, никакого сотрудничества. Добро, открывайте свои папки и начинайте.
Я перевернул обложку. Психологический тест. Первый из многих. На протяжении всего отбора мы проходили подобные тесты снова и снова. Каждый из них был составлен немного иначе, чем другие. Вопросы были сформулированы по-разному, но по сути они были одни и те же, просто каждый раз смешивались и формулировались по-разному. Мы всегда сдавали тесты, когда были уставшими, но не тогда, когда были измотаны.
Отвечая на одни и те же вопросы снова и снова, в кажущееся случайным время, человек с меньшей вероятностью может хитрить или обманывать. То же самое относится и к тестированию уставших людей. У человека, который, возможно, пытается выдумать ложь, меньше энергии, чтобы вложить в это усилие. Когда вы не можете вспомнить, что могли сказать в прошлый раз, становится легче говорить правду.
Но это был первый тест подобного рода, который я когда-либо проходил. Большинство вопросов, казалось, имели очевидный смысл: «Вы слышите голоса? Являетесь ли вы представителем Бога? Люди следуют за вами? Вас часто понимают неправильно? У вас есть мысли, слишком ужасные, чтобы о них говорить?
Единственно, что меня действительно заинтересовало, — несколько вариантов одного и того же вопроса: «Ваш стул черный и смолянистый?» Этот вопрос был на каждом экзамене во время отбора. Много лет спустя, во время ежегодной психиатрической экспертизы в подразделении, я спросил психиатра об этом вопросе и о том, почему его так часто задавали. Ответ был простым и имел большой смысл.
— А, — ответил он, — черный и смолянистый стул — это признак наличия крови в пищеварительной системе, что может означать язву или указывать на то, что у кого-то проблемы с алкоголем.
Очень разумно.
Час спустя я закончил заполнять анкету, закрыл папку и отнес материалы проверяющему в задней части комнаты. «Смайли» [13] предупредил меня, чтобы я не рассказывал никому о тесте, и сообщил, что на доске объявлений появились новые инструкции.
Я вышел на улицу и зажмурился от яркого солнечного света. В лагере было тихо. У входа в канцелярию стояла очередь мужчин, выбывающих с отбора. Некоторые выглядели немного смущенными, другие скрывали свое смущение под демонстрацией бравады или безразличия.
Я проверил доску объявлений и увидел, что до ФИЗО следующим утром ничего не запланировано. Весь остаток дня и ночь свободны.
Я пошел в казарму «Б», чтобы проведать своего товарища. Джо Макадамс был старожилом нашей роты рейнджеров, который в прошлом году пошел в спецназ. Я его не встречал, но слышал, что он находится на отборочном курсе. Сегодня утром за завтраком Паркс сообщил мне, что Джо пострадал во время марша прошлой ночью и лежал на своей койке, ожидая, когда его подразделение пришлет кого-нибудь за ним.
«Должно быть, подвернул лодыжку», — подумал я, войдя в казарму и оглядывая ряд коек в поисках Мака.
— Привет, Хейни. Сюда, дальше, — позвал он и вяло помахал рукой с койки на полпути в глубине здания.
— Боже всемогущий, Мак, что с тобой произошло? — спросил я, подойдя достаточно близко, чтобы увидеть ободранные и окровавленные подошвы его приподнятых ног.
— Подошвы моих ног остались в ботинках, когда я снял их после марша.
От носка до пятки его ступни были полностью лишены кожи. Выглядело все так, будто какой-то древний индейский воин с извращенным чувством юмора снял скальп с его ног вместо головы. Эта грубая, обнаженная плоть, должно быть, чертовски болела на открытом воздухе.
— Да, немного раздражает, — сказал он, читая мои мысли. — Знаешь, что случилось? У меня на ногах все еще были эти старые мозоли рейнджера, но они уже подживали и не очень хорошо держались. Я не совершал марш-бросков с рюкзаком с тех пор, как год назад закончил этап квалификационной подготовки сил спецназа. Медик сказал, что во время марша прошлой ночью у меня под старыми мозолями появились волдыри, и в конце концов все это безобразие просто отвалилось. Ну разве это не дерьмо?
— Да, Мак. Так и есть, — произнес я, передернувшись при виде его ног. — Похоже, тебе придется какое-то время посидеть на заднице.
— Думаю, да, — ответил он, затягиваясь сигаретой, которую только что зажег. — Полагаю, теперь у меня будет возможность наверстать упущенное в чтении.
— Думаю, будет. Ты в порядке? Кто-то едет за тобой?
— Медик моей группы выезжает с полевой машиной скорой помощи, чтобы забрать меня, а хирург группы встретит нас в Вомакском армейском госпитале. Вероятно, проведу день в больнице, чтобы почистить и вылечить ноги от инфекции, а затем отправлюсь в отпуск по выздоровлению, пока я не смогу отрастить новую кожу, — сказал он, покачивая ногами.
— Тебе что-нибудь нужно? — спросил я, поднимаясь, чтобы уйти.
— А, я в порядке. Медик скоро будет здесь, и у меня много сигарет, так что я просто расслаблюсь, пока он не приедет.
— Ладно, напарник, держись там. И передавай любому из старой банды, кого увидишь, мой привет.
— Будет сделано, чувак. Ты тоже — и приходи ко мне, когда здесь закончишь.
— Конечно, Мак. Береги себя.
Мы пожали друг другу руки, и я ушел, унося в голове образ этих неприлично ободранных ног. Мне вновь оставалось гадать, где проходит грань между твердолобым и тупым. Но думаю, что это индивидуальное суждение, и Мак нашел его прошлой ночью, где-то на протяжении последних восемнадцати миль.
Джо Макадамс сразу же вошел в армейскую легенду как «Парень, который стер ноги при отборе в отряд “Дельта”». Все знали этот миф, но мало кто знал человека, с которым это случилось.

*****

На следующее утро в 06.00 мы построились на ФИЗО. Я специально стал на правом фланге первой шеренги, чтобы во время бега обеспечить себе место впереди строя, потому что я ненавижу бегать в середине строя. Всегда лучше быть «ведущей собакой». Пейзаж лучше.
Когда мы строились, перед тем, как вышел инструктор, чтобы взять на себя управление, я услышал в группе чуть больше смешков. Оглянувшись посмотреть, что происходит, я увидел парня, стоящего в строю в маске гориллы, которая закрывала всю его голову.
Знаки различия на его форме говорили о том, что он капитан, нашивка на плече говорила о том, что он служит в спецназе, а маска, которую он носил, говорила о том, что он кретин. Когда щебетание стихло, из канцелярии вышел деловитый Марвин, чтобы принять на себя руководство.
— Группа! Равняйсь! — подал он команду. — Смирно! Вольно… Сначала небольшая легкая тренировка, чтобы взбодриться, прежде чем мы начнем свой день, ребята. И поскольку мой голос сегодня утром немного охрип, мне понадобится помощь, чтобы произносить речевку. Давайте посмотрим. Да, вы, человек-горилла. Поднимитесь сюда и произнесите для меня речевку.
Человек-горилла сделал движение, чтобы снять маску.
— Нет, — отрезал Марвин. — Оставьте маску! Снимите ее тогда, когда я скажу. Это моя группа, и вы будете следовать моим инструкциям.
Затем мы раздвинули шеренги для выполнения упражнений, и Марвин провел нас через один адский курс гимнастики. Человек-горилла выкрикивал речевку и выполнял упражнения, пока Марвин покрикивал на него.
Прыжки «ноги вместе – ноги врозь», прыжки в высоту, приседания, отжимания, повороты и подпрыгивания из положения сидя. Мы продолжали выполнять упражнения в бешеном темпе, пока придурок в маске, наконец не упал на колени, тяжело дыша.
— Вернуться в строй! — приказал ему Марвин. — И не снимайте маску, она вам идет. Группа! Равняйсь! Смирно! Еда в столовой. Инструкции на доске. Вольно! Разойдись!
По группе пронесся нервный вздох облегчения, а человек-горилла судорожно стянул маску с насквозь промокшей головы и побелевшего лица. Он ушел, выглядя ошарашенным тем, что произошло, а я не мог понять, чего же он ожидал — аплодисментов?
На доске объявлений висело сообщение о построении в 08.00. Достаточно времени, чтобы умыться и поесть.
Прибыв в 08.00, мы отправились на склад, где каждый из нас получил цинковый короб из-под пулеметных патронов. После повторного построения, инструктор приказал нам открыть и проверить содержимое своих аварийных комплектов, которые мы все получили.
Я открыл свой цинк, извлек все, что в нем находилось, и сверил со списком, который зачитывал вслух инструктор.

Аварийный радиопередатчик AN/URC-68;
Сигнальная авиационная панель VS-17;
Сигнальное зеркало;
Красная дымовая граната;
Фиолетовая дымовая граната;
Свисток;
Водонепроницаемый контейнер со спичками;
Перевязочный жгут;
Шейный платок;
Два перевязочных пакета.

Когда мы проверили все предметы и переупаковали их обратно в короб, появился новый человек, принявший руководство нашей группой. Он представился майором Одессой, командиром отделения отбора. Он был среднего роста, с песочного цвета волосами и коротко подстриженными усами. Его кожа была цвета светлой ржавчины, он обладал непритязательной внешностью человека, которого нельзя было бы выделить в толпе. Но в нем была внутренняя сила, которая чувствовалась на расстоянии и читалась в его глазах.
— Теперь, когда предварительные мероприятия закончены, и часть менее решительных людей отправилась домой, мы можем приступить к делу, — объявил он. — На протяжении следующих нескольких недель вы будете проходить процесс отбора для зачисления в 1-й оперативный отряд специального назначения «Дельта». Несмотря на название, это не подразделение спецназа. Оно не входит в состав Командования Сил специальных операций и не подчиняется ему. Это новая организация, единственной задачей которой является проведение контртеррористических и других специальных операций по приказу руководства страны.
Это не учебный курс, это отборочный курс. Те, кто будет зачислен, пройдут обучение, как только их направят в подразделение.
Теперь несколько основных правил. Их немного, и они просты. Все, что вы видите, слышите и делаете во время этого курса, засекречено. Вы будете держать это при себе. Все, что вам предстоит делать, — это прилагать индивидуальные усилия. Это означает, что вы не будете помогать никакому другому кандидату во время отбора, и сами ни от кого не будете принимать помощь.
Вы все закаленные солдаты, опытные сержанты, и офицеры. Мы знаем, что каждый из вас может эффективно действовать в составе команды, и быть успешным ее руководителем. Но это не наша забота. Мы хотим знать, как вы можете действовать самостоятельно, и инструмент, который мы будем использовать для оценки этого, — это, как говорят гражданские, ориентирование на пересеченной местности.
Каждый день вы будете получать инструкции, откуда вы стартуете, и по мере продвижения вы будете получать инструкции, необходимые для следующего этапа. Такие же, какие вы получали до этого момента.
Вам придется переносить определенный груз между назначенными пунктами встречи, или, как мы их называем, «точками». По прибытии в новую точку вы получаете новые инструкции от сотрудника, находящегося на ней. Ваш день закончится тогда, когда инструктор скажет вам снять рюкзак и сесть.
Мы были зачарованы звуком его голоса и значением того, что он произносил. Пока он говорил, никто не пошевелил ни единым мускулом.
— Вам придется работать в соответствии с определенным нормативом времени, который вы знать не будете. Однако в начале каждого дня вам будет выдаваться «контрольное время задержки» (КВЗ). Если в это время вы не будете находиться в точке, вы должны выйти к ближайшей дороге и сидеть там, где вас можно будет увидеть. Инструкторы начнут искать вас при наступлении КВЗ.
Если вы заблудились так, что не сможете вовремя найти дорогу, или если вы получили травму и больше не можете передвигаться, воспользуйтесь средствами аварийной подачи сигналов. Если у вас травма, угрожающая жизни или конечностям, воспользуйтесь радиопередатчиком. Если наступила ночь, а вас не нашли, разведите и поддерживайте небольшой костер на самой большой поляне или открытой местности, которую вы сможете найти. Мы будем искать вас, и вас найдут.
Когда вы передвигаетесь от точки к точке, вам необходимо держаться подальше от всех дорог и троп, которые нами определяются как направление, по которому в настоящее время может передвигаться джип. Если вы обнаружите, что ваш маршрут проходит параллельно дороге или тропе, вам необходимо держаться от нее на расстоянии не менее пятнадцати метров. Вы можете пройти по дороге или тропе, приближаясь к точке или отходя от нее, но не более пятнадцати метров.
Если вы получили травму или заболели, нуждаетесь в медицинской помощи, скажите ближайшему инструктору: «Мне требуется медицинская помощь».
Если в любое время, по какой-либо причине, вы больше не пожелаете продолжать отборочный курс, скажите любому инструктору: «Я хочу добровольно уйти с курса». Никто не будет подвергать сомнению ваше решение; вы будете немедленно отозваны и отправлены в свое родное подразделение.
На вас не будут заполняться и отправляться в ваши подразделения никакие отчеты или рапорты. Никто из нас — ни вы, ни мы — не будем рассказывать о том, что происходит во время этого отборочного курса. Что не ясно из того, что я сказал?
Удивительно, но ни от кого не последовало никаких вопросов.
— В таком случае мы начинаем, — продолжил майор. — Помните, что вы должны уложиться в определенный норматив по времени, о котором не знаете; вы не соревнуетесь друг с другом. Вы получите все инструкции, необходимые для завершения каждого этапа. Ничего в них не добавляйте и не убирайте, также не читайте и не ищите там того, чего там нет.
Инструкторы не будут вам помогать, также нельзя помогать друг другу или принимать какую-либо помощь извне. Это индивидуальное усилие. Умышленное несоблюдение инструкций приведет к отчислению с курса. Несоблюдение требований отбора также приведет к отчислению с курса.
Всегда и везде, в любое время, делайте все, что в ваших силах и вы можете счесть это достаточным.
Он закончил свою презентацию, а затем еще раз оглядел нас, прежде чем передать нас в руки другому инструктору и молча уйти.
Затем нам было приказано через тридцать минут выйти с сорокафунтовым рюкзаком, с уложенным в него аварийным комплектом, компасом и одним сухпайком. На построении каждому из нас выдали цветной номер в качестве наших индивидуальных идентификационных знаков и лист топокарты Форт-Брэгга.
Нас распределили по грузовикам по цветам и номерам, причем в распределении я не смог найти никакой закономерности. Обычный армейский подход состоял бы в том, чтобы посадить всех «красных» на один грузовик, всех «синих» на другой, всех «зеленых» на третий и так далее. Или, по крайней мере, при смешивании «цветных» групп числа шли бы последовательно. Однако такое произвольное распределение было сделано явно целенаправленно, и по причине, которую я не мог объяснить, мне это нравилось.
Наша колонна грузовиков выехала из расположения и, как только мы выехали на дорогу, рассеялась во всех направлениях. Кто-то повернул налево, кто-то направо; один двинулся прямо через шоссе и остановился. По мере того как наша группа продолжала движение, грузовик сворачивал то здесь, то там, пока мы тоже не свернули на песчаную тропу и в конце концов не остановились в удушливых миазмах пыли.
Водитель откинул задний борт, и инструктор приказал нам спешиться, но оставаться по другую сторону грузовика, пока он не вызовет нас вперед, по четыре за раз, и каждый раз людей с другим цветом.
Я оказался в первой группе, вызванной вперед, и когда мы подошли, он указал людям с разными цветами свои места и сообщил, что там, на листах бумаги, мы найдем свои инструкции.
Подойдя к указанному им месту, — большому дереву виргинской хурмы, стоявшему примерно в двадцати метрах от меня, — я нашел лист бумаги в целлофановом пакете, прикрепленный к основанию дерева. Лист был помечен моим цветом и в нем были указаны прямоугольные координаты текущего местоположения.
В нем также было сказано: «Ваша следующая точка находится в…» и давались восьмизначные прямоугольные координаты этой точки. Ниже было напечатано контрольное время задержки текущего дня.
Я сел на свой рюкзак и нанес координаты обоих точек на карту, отметил на ней каждое местоположение и записал КВЗ в зеленый армейский блокнот, который я обычно носил в кармане рубашки. Потом вытащил компас, сориентировал карту и изучал возможные маршруты и рассчитывал расстояния, когда меня вызвал к себе инструктор.
— Откройте свою карту, покажите мне, где вы находитесь, и покажите мне, куда вы идете, — произнес он ровным, будничным тоном.
Я поднял с земли веточку и, используя ее как указатель, сказал:
— Я нахожусь здесь и иду туда, — указывая веточкой по очереди на каждое место.
— Хорошо, — ответил он и посмотрел мне в глаза невозмутимым взглядом. — Всего хорошего.
Я ничего не ответил, просто кивнул, взвалил на плечо рюкзак, взял начальный ориентир по компасу и сделал первые шаги в неизвестность.
Я выбрал темп, который, учитывая рельеф местности и отклонения от моего маршрута, мог бы привести меня к месту назначения со скоростью около пяти километров в час. Такой темп позволял достаточно хорошо идти по местности, покрывая расстояние, и в то же время я мог поддерживать его в течение долгого, долгого времени с грузом, который нес за плечами. Мне нужно было двигаться быстро, но не перегореть, потому что я понятия не имел, когда закончу.
Этот начальный отрезок составлял около шести километров. По пути я встретил одного или двух других парней, снующих по разным маршрутам. Мы старательно проигнорировали друг друга и продолжили идти своими путями.
День был теплым, но не жарким, и воздух был сухим. Когда я пересекал вершины широких невысоких холмов, подул даже легкий ветерок. Рюкзак удобно устроился у меня на спине, и вскоре я изрядно вспотел.
Не было никаких наземных мин. Никто не стрелял в меня из артиллерии или пулеметов. Мне не о ком было беспокоиться, кроме как только о себе. Я был здоров, силен и хорошо продвигался в новом приключении. В общем, это был чертовски хороший день.
Я приближался к пункту встречи. Я отметил это место на небольшом изгибе песчаной тропы, которая проходила примерно на полпути к небольшому холму. Точку я увидел, когда оказался примерно в двадцати пяти метрах от нее. Когда я приблизился к ней, проверяющий, сидевший там, увидел меня и крикнул:
— Цвет и номер?
Я ответил своим цветовым кодом на этот день, и инструктор ответил:
— Принято, Зеленый шесть. Ваши инструкции вон там, — и указал на один из листов, приколотых неподалеку. — Вода находится кузове грузовика. Подойдете ко мне, когда будете готовы, — добавил он, записывая что-то в блокнот.
Я кивнул в знак признательности и пошел к своему листу с инструкциями. Все, что на нем было, это: «ЗЕЛЕНЫЙ: Ваша следующая точка находится в…» и давались восьмизначные прямоугольные координаты нового местоположения.
Я нанес это место на карту и доложил проверяющему.
— Покажите мне, где вы находитесь, и куда вы идете, — приказал он.
Я так и сделал, и, получив неизбежное: «Всего хорошего!» — бодро двинулся по новому маршруту.
Остаток дня прошел почти так же. Отрезки пути между точками были протяженностью от четырех до семи километров. Местность оставалась почти такой же, за исключением одного большого ручья, который мне пришлось перейти вброд. Иногда мой маршрут пересекался с другими кандидатами, но в остальном я оставался один. Это была хорошая тренировка, энергичная, но не слишком требовательная.
Моим единственным опасением было легкое беспокойство по поводу того, достаточно ли быстро я двигаюсь. Но я знал, что держал хороший темп. Я быстро преодолевал местность, и точно ориентировался. При необходимости я мог бы двигаться быстрее, но это повышало риск получить травму или переутомиться, а мое ориентирование ухудшилось бы.
Я прибыл на свою шестую точку ближе к вечеру и назвал свой цвет и номер, как только проверяющий поднял глаза при моем приближении.
— Принято, Зеленый шесть. Пройдите через дорогу к тем соснам, снимите рюкзак и сядьте. — Он указал на группу сосен примерно в тридцати метрах от нас.
Я неуверенно постоял секунду и спросил:
— Я финишировал?
В ответ он просто повторил:
— Пройдите через дорогу к тем соснам, снимите рюкзак и сядьте.
Он произнес это ровным, спокойным голосом, как будто я никогда не заставлял его повторять свое предложения. Никакого раздражения, никакого ехидства, никакого акцента, просто изложение инструкций.
— Хорошо, — ответил я, отходя. «Просто делай, как тебе говорят, и задавай вопросы, если только инструкции неясны».
Я перешел дорогу и сбросил рюкзак. Было приятно избавиться от этого «нахлебника» у меня за спиной. Вы можете привыкнуть носить рюкзак, но он никогда не будет удобным. Вытащив свои фляги из-под чехлов, я осушил последнюю себе в горло и наполнил их обе из одной из канистр с водой поблизости. Затем я сел, откинулся на свой рюкзак, закинул ноги на дерево и подумал о прошедшем дне, потягивая воду из фляги.
«Должно быть, это финишная точка на сегодня, и у меня, должно быть, все в порядке, — подумал я. — Я здесь один, так что я должен быть первым. Нет, конечно я мог опоздать, и полный грузовик уже уехал. Нет, этого не может быть, — чтобы добраться сюда быстрее, чем я, пришлось бы бежать весь день. Но, может быть, другие пришли не из моей исходной точки; может быть, они пришли из других точек и у них были другие ноги, может быть… Может быть, черт возьми! Я не знаю, и я не собираюсь беспокоиться об этом или тратить энергию, пытаясь это понять. Я просто сделаю все, что в моих силах, и если этого будет недостаточно, они могут отправить меня домой».
Но через несколько минут у пункта встречи появился еще один парень и подошел к месту отдыха под соснами. До сих пор я его не встречал. Мы представились друг другу, когда он бросил свой рюкзак и устроился поудобнее.
Его звали Рон Кардовски, он был высоким, худощавым мастер-сержантом, служившим в 10-й группе спецназа в Бад-Тельце, в Германии. Бад-Тельц — одно из моих любимых мест, и у меня там много друзей, поэтому мы болтали об общих знакомых, любимых горнолыжных склонах и баварских Gasthauses, [14] пока к нам стали прибывать другие кандидаты.
Примерно через полчаса в тени сосновой рощи собралось около пятнадцати человек. Чуть позже подъехала «двойка с половиной», и проверяющий на пункте встречи велел нам подниматься на борт. Одному парню вздумалось спросить, возвращается ли грузовик в лагерь, и он казался немного расстроенным, когда проверяющий просто повторил:
— Садитесь в грузовик.
Парень забрался на борт, бормоча что-то себе под нос.
Пока грузовик подпрыгивал на пыльной песчаной тропе, я ушел в себя, и подумал об этом парне, о своем вопросе: «Я финишировал?» и о других вещах, на которые я обратил внимание. Здесь незаметно, но настойчиво действовал фактор неизвестности.
Армия живет и действует по определенному расписанию. В мирное время документом, регламентирующим армейскую жизнь, является план боевой подготовки подразделения. План готовится еженедельно и подробно описывает занятия на каждый день: время построения, почасовые занятия, требования к форме, учебные классы и имена инструкторов, места проведения занятий, время приема пищи и тип выдаваемых пайков, особые указания, и время окончания служебного дня. Эти подробные инструкции дополняются другими документами, такими как расписание нарядов, и тому подобное.
Для полевых занятий и учений, а также для боевых операций, все инструкции по проведению предусмотренных мероприятий приводятся в боевых приказах. Как подозревает большинство людей, армейская жизнь — это строго регламентированное дело. И для опытных солдат такое количество правил создает определенное чувство комфорта. Это обеспечивает основу, необходимую им для планирования и выполнения своих обязанностей и следования своей жизни. Неизбежные изменения, вносимые в план боевой подготовки — просто потому, что все вещи не могут быть детально отрегулированы, — всегда вызывают в подразделении определенную степень беспорядка.
Таким образом, вы можете себе представить, какой эффект эта минимальная инструкция возымела на всех участников отборочного курса. В той или иной степени мы были затронуты все. Я всегда гордился своей приспособляемостью и способностью преодолевать препятствия, но в глубине души я чувствовал беспокойство по поводу неизвестности данного курса.
«Что должно было произойти дальше? Двигался ли я достаточно быстро? Как долго все это будет продолжаться? Были ли на курсе «шпионы», которые наблюдали, слушали и докладывали обо всём инструкторам?» — Я думал об этих и других вещах во время поездки на грузовике и пришел к выводу, что мне наплевать на все это. Фактор неизвестности был волнующим, и я наслаждался этим. Я всегда так делал.
Но к тому времени, когда наш грузовик вернулся в лагерь, один из нас пришел к другому выводу. Он был хорошо сложенным, крепким на вид сержантом первого класса, выполнявшим обязанности сержанта-инструктора в учебной бригаде. Когда мы слезли с грузовика, он подошел к инструктору, стоявшему неподалеку, и сообщил, что желает добровольно уйти с курса. Те из нас, кто присутствовал, были удивлены, увидев, как это произошло; этот парень не был неумёхой. Инструктор просто направил его в канцелярию для оформления, а затем сказал остальным из нас, что на доске объявлений есть инструкции.
Позже стало известно, что он сказал сержанту-майору Шумейту, что уходит, потому что не может смириться с тем, что не знает, что ему придется делать, не только после следующего этапа, но и на следующий день и через день после этого. Он сказал, что понял, что ему нужна структура и организация, и что это просто не для него. Больше я его никогда его не видел.
Я пошел в казарму, чтобы убрать свое снаряжение, принял хороший душ и насладился отличным ужином. Еда здесь была необычайно вкусной.
Позже тем же вечером нам в столовой показывали фильм.
«Марафонец». [15]

ПРИМЕЧАНИЯ:

[10] Почти 29 км.
[11] Химический источник света.
[12] 15 галлонов — примерно 57 литров.
[13] Улыбчивый (англ.)
[14] Небольшая гостиница с рестораном (нем.)
[15] «Марафонец» (англ. Marathon Man) — фильм режиссёра Джона Шлезингера по роману Уильяма Голдмэна, вышедший в 1976 году, с Дастином Хоффманом в главной роли.


Последний раз редактировалось SergWanderer 17 дек 2021, 11:32, всего редактировалось 1 раз.

Вернуться наверх
Не в сети Профиль  
 
СообщениеДобавлено: 17 дек 2021, 09:14 
Аватар пользователя

Зарегистрирован: 04 май 2013, 21:23
Сообщений: 1731
Команда: нет
Цитата:
Можно было бы попытаться преодолеть дистанцию за четыре с половиной часов

_________________
Изображение


Вернуться наверх
Не в сети Профиль  
 
СообщениеДобавлено: 17 дек 2021, 11:33 

Зарегистрирован: 08 апр 2020, 14:13
Сообщений: 545
Команда: Нет
Подправил, спасибо!


Вернуться наверх
Не в сети Профиль  
 
СообщениеДобавлено: 17 дек 2021, 12:42 

Зарегистрирован: 25 янв 2015, 15:12
Сообщений: 539
Команда: Нет
Спасибо. Интересный момент с необходимостью "знать что я буду делать завтра".
Тоже есть такая проблема.


Вернуться наверх
Не в сети Профиль  
 
СообщениеДобавлено: 17 дек 2021, 13:13 

Зарегистрирован: 08 апр 2020, 14:13
Сообщений: 545
Команда: Нет
manuelle писал(а):
Спасибо. Интересный момент с необходимостью "знать что я буду делать завтра".
Тоже есть такая проблема.


Да, инструкторы специально держали кандидатов в состоянии неопределенности относительно того, что предстоит дальше, и относительно того, правильно ты делаешь, или не правильно, успеваешь или нет... Это сильная штука, по себе знаю. Не каждый справляется... Дальше у Хейни будут рассуждения на эту тему.


Вернуться наверх
Не в сети Профиль  
 
СообщениеДобавлено: 17 дек 2021, 20:11 
Аватар пользователя

Зарегистрирован: 04 май 2013, 21:23
Сообщений: 1731
Команда: нет
SergWanderer писал(а):
Да, инструкторы специально держали кандидатов в состоянии неопределенности


Цитата:
...Верховный стиснул руками виски и хрипло выдохнул воздух, сбившийся в шершавый плотный ком.
- Но почему? Почему именно гвардия, серебряные щиты? Почему не эти, не новобранцы, мясо красных бурь?
Магистр устало повернулся к нему.
- Дворцовые интриги сделали твой ум неповоротливым, Бывший, но и тебя не тронул бы Черный ветер. Плохой из тебя выйдет раб. И из меня. И из Бродяги. Из Чужого вообще не выйдет. Мы приучены думать. Почему надо спать, где положат? Почему надо есть, что дают? Плохой раб, много ест, мало работает, задает вопросы. Солдат - хороший солдат, заметь! - вопросов не задает. Он приучен выполнять приказы, это у него в крови. Солдат силен, ест, что дают, спит, где положат, живет и умирает по слову хозяина. Отличный раб. Пройдя через Черный ветер.

_________________
Изображение


Вернуться наверх
Не в сети Профиль  
 
СообщениеДобавлено: 17 дек 2021, 23:36 

Зарегистрирован: 08 апр 2020, 14:13
Сообщений: 545
Команда: Нет
Следующие шесть дней были очень похожи на первый. Двигаясь от точки к точке, я охватил почти всю западную половину территории Форт-Брэгга. Каждый день у нас был другой цвет и номер, и каждый день мы начинали и заканчивали с другой группой.
В некоторые дни пунктов встречи было меньше, но участки между ними были длиннее и сложнее. В другие дни появлялось больше точек, и один раз я почти вышел за контрольное время задержки, когда наконец финишировал. В некоторые из дней, в конце, на последнем пункте встречи нас было до двадцати человек, но в другой день в тот же грузовик сели и вернулись в лагерь только четверо из нас.
Инструкторы появлялись на один день, а затем исчезали. Но кем бы они ни были, проверяющие всегда вели себя одинаково, демонстрируя спокойную, обдуманную, бесстрастную манеру поведения в стиле «только факты, мэм». Никто никогда не видел, чтобы кто-нибудь из них был раздражен или хоть в малейшей степени утратил самообладание. Они не улыбались, не хмурились и не жестикулировали. Но они всегда наблюдали.
Все происходило тогда, когда и должно было происходить. Если на доске объявлений говорилось об отправлении грузовиков в 06.00, они уезжали в 06.00. Если кто-то опаздывал на грузовик, его больше никогда не видели и о нем не говорили. Неуклонное исчезновение людей было совершенно жутким, что делалось заметным только тогда, когда каждую ночь группа уменьшалась в столовой. Никто не видел и не слышал, как они уходили. Они просто… исчезали.
«Полуночный крюк», как мы называли механизм, стоящий за этими исчезновениями, уже выхватил трех моих старых товарищей. Я читал «Архипелаг ГУЛАГ», [16] так что, возможно, мои чувства были чуть чувствительнее к тайне исчезающих людей.
Седьмой день оказался очень коротким. Мы вернулись в лагерь в 13.00 и направились прямо в учебный класс для очередного этапа психологического тестирования. Это было странное чувство — сидеть за школьной партой, уставший как собака и промокший насквозь от пота, и методично сдавать письменный экзамен, зная, что ты никогда не увидишь его результатов. Все, что вы могли сделать, это задаться вопросом, прошли ли вы, потерпели неудачу или свалились где-то посередине.
В тот вечер после чаепития было построение. Майор Одесса, Железный майор, как я его называл, был главным.
— Джентльмены, эта последняя неделя была тренировкой. Некоторые из вас определенное время отсутствовали в тактических подразделениях, и им нужно было отточить свои навыки ориентирования. Некоторые люди, которые ушли до этого, на самом деле и не хотели быть здесь, им просто нужно было дать немного времени, чтобы осознать этот факт. До сих пор единственными людьми, которые вернулись в свои подразделения, были те, кто оказался ранен, чтобы продолжать курс, или те, кто добровольно отказался от курса. Завтра все изменится.
Стоя совершенно неподвижно, он сделал паузу, словно собираясь с мыслями. Я затаил дыхание и почувствовал, что замер вместе с ним. Затем он продолжил, и я снова вздохнул.
— Завтра у вас начинается этап стресса. Вы будете переброшены в отдаленное глухое место в горах и разобьете полевой лагерь на открытом месте. Подготовьтесь к десятидневному пребыванию в полевых условиях и соответствующим образом сложите свое снаряжение. Из питания будут только сухпайки. Вам будет предоставлена питьевая вода; не пейте из ручьев или других водоемов.
После построения всем необходимо прибыть на склад, и получить оружие и топографические карты, которые вам понадобятся. Всегда держите эти предметы при себе. Свое оружие придется носить в руках; у него нет прикрепленных ружейных ремней, крепить ремень или привязывать оружие к своему телу запрещено.
Замените или получите любое дополнительное снаряжение, которое вам понадобится сегодня вечером. Упакуйте все, что вам не понадобится в полевых условиях, и сдайте это на склад. Личные автомобили останутся здесь.
С завтрашнего дня ваше передвижение между пунктами встречи будет рассчитано по времени, и вас будут оценивать по выполнению определенного норматива. Не утруждайте себя попытками определить этот временной норматив, просто делайте все, что в ваших силах.
Сейчас здесь среди вас есть те, кто не будет соответствовать требованиям курса и кто будет за эту неудачу исключен из отборочного курса. Эти люди будут отправлены обратно в свои подразделения с копией письма, оригинал которого будет отправлен их командиру, в котором будет сказано, что этот человек является образцовым солдатом и гордостью своего подразделения, но, к сожалению, в настоящее время не отобран для службы в этом подразделении. На самом деле, вы все отличные солдаты, иначе вас бы здесь не было.
До сих пор все было довольно просто. Завтра сложность возрастет. Будьте внимательны, следуйте инструкциям и делайте все, что в ваших силах. Это все, что нам нужно.
Поскольку вопросов нет, все свободны, чтобы подготовиться к завтрашнему дню. Дополнительные инструкции размещены на доске объявлений. Всего хорошего.
И с этими словами майор повернулся на каблуках и вышел из комнаты.
«Ты хочешь сказать, что я всю прошлую неделю гулял ради удовольствия? Какого черта?» — Но я понимал, что последние семь дней практики принесли мне пользу. Мои навыки ориентирования стали острыми, как бритва, моя подготовка была еще лучше, и я начинал привыкать быть сам по себе и не иметь при себе взвода из сорока четырех человек, которым нужно было руководить.
Но это была не только свобода. Все это время инструкторы наблюдали и вели о нас записи — и не только о нашем времени прибытия на точку встречи. Они не скрывали этого, но и не были особо открытыми. Если бы вы обратили внимание, то увидели бы, что они наблюдали за всем, что происходило, и иногда записывали что-то в блокнот до того, как продолжить то, чем занимались.
Некоторые ребята были по-настоящему взволнованы этим и беспокоились о том, что могло быть записано в этих заметках. Я же полагал, что отчеты о наблюдениях были настоящими, но некоторые записи делались исключительно для того, чтобы вызвать смятение и испуг. Позже я узнал, что это было правдой.
Я проверил инструкции на доске объявлений и направился на склад. Неподалеку стоял сержант-майор Шумейт, курил сигарету и наблюдал за закатом.
Я поприветствовал его, проходя мимо:
— Добрый вечер, сержант-майор.
Он держал сигарету на расстоянии вытянутой руки и косился на нее одним глазом, словно пытаясь обнаружить какой-то дефект.
— Привет, рейнджер, — ответил он, поднимая глаза. — Все еще околачиваешься поблизости, а? Должно быть, тебе нравится еда… Потому что здесь точно нет ни выпивки, ни тёлок.
Сигарета, должно быть, прошла проверку, потому что он поднес ее обратно и тщательно затянулся, глядя на меня из-под бровей, в то время как веселая улыбка, которую я уже видел раньше, приподняла кончики его усов.
— Думаю, вы правы, сержант-майор, и, кроме того, мне все равно нужен небольшой отпуск.
Он фыркнул в ответ, выдыхая через нос, а затем, откинув голову назад, с элегантной грацией выпустил медленное вращающееся кольцо дыма в неподвижный воздух.
— Многие из этих парней не поняли бы, что ты имеешь в виду, — произнес он, оглядывая двор. — Но я помню, каково это — быть взводным сержантом, и думаю, тогда это было легче, чем сейчас. Так что да, наслаждайся тем, чем можешь, ничто из этого не длится вечно. Может быть, я увижу тебя, когда ты вернешься, — сказал он отстраненно.
— Надеюсь на это, сержант-майор.
— Ага, — ответил он и вновь сосредоточился на закате и своей сигарете.
Открывая дверь на склад, я оглянулся. С того места, где я стоял, он выглядел как человек, обозревающий вселенную с какой-то тайного места наблюдения.
Может быть, так оно и было.
«Где-то в национальном лесу “горы Уухарри”».
Уухарри — это крупный разлом на пересеченной местности примерно в пятидесяти милях к северо-западу от Форт-Брэгга. Быстрое изучение топокарты подсказало мне, что местность не была ровной. На самом деле, она сильно напоминала район Аппалачского хребта и долины, где я вырос в северной Джорджии.
Мы поднялись пораньше, чтобы отправиться на наше новое место. Я думал, что сначала мы разобьем лагерь, но через пару часов пути наша колонна начала распадаться, и довольно скоро наш грузовик уже ехал один. Мы свернули на узкую асфальтированную дорогу и остановились. Инструктор вызывал нас из грузовика по четыре человека за раз. Мне не терпелось отправиться в путь, и я был рад оказаться в первой четверке.
Проверяющим в грузовике был инструктор по имени Карлос. Он отправил меня к передней части старого фургона-хлебовозки, который являлся его транспортным средством, чтобы я прочитал инструкции, вывешенные на его капоте.
Оружием, которое мне выдали, оказался «шприц для смазки», — старый пистолет-пулемет .45-го калибра, штатное армейское оружие со времен Второй мировой войны. [17] Он был надежен как грех, но очень тяжел для своего размера и чертовски неудобен в переноске, особенно без ремня. Я попытался положить его на капот грузовика, пока переносил координаты на свою карту, но чертова штука продолжала соскальзывать. Не хотелось класть его на землю, потому что трава была мокрой от обильной росы. Оглядевшись в поисках подходящего для него места, я воткнул его стволом вперед в решетку радиатора грузовика и оставил болтаться там.
Я передал Карлосу свою карту, показал ему, где я находился и куда направляюсь, закинул рюкзак за спину и направил задницу из пункта встречи по своему исходному курсу.
Вот и все — первый этап первого настоящего дня — и я был в восторге. Я чувствовал себя таким сильным, что когда я отходил от точки, мои ноги едва касались земли. Как только я пересек дорогу, мне пришлось перелезть через забор из колючей проволоки на другой стороне, но это не стало проблемой. Я закинул правую руку на столб забора и одним огромным прыжком перемахнул через него. Находясь в воздухе над забором, увидел свою пустую левую руку.
«О, черт. Я оставил свое оружие в фургоне!» Я упал на землю по ту сторону забора, и радостное возбуждение с шипением вырвалось из меня, как воздух из проколотого пляжного мяча. Карлос наблюдал за мной всю дорогу до грузовика, где я застенчиво вытащил свое оружие из радиаторной решетки и ушел, на этот раз в более умеренном темпе.
Его бесстрастное: «Всего хорошего!» подействовало на меня как выстрел из дробовика с каменной солью, особенно когда я осознал, что он не сказал мне этого при моем первом выходе. Он знал, что я облажался, но не дал ни малейшего намека на это.
Что ж, это хороший урок. Моя гордость оказалась чуть задета, и я потерял несколько минут. Возможно, даже получил пометку «долбоёб» в записной книжке Карлоса напротив своего имени. Нужно взять за правило не позволять этому повториться.
Местность здесь оказалась гораздо более труднопроходимой, чем в Форт-Брэгге, но я чувствовал, что мне нужно преодолевать столько же километров в час, сколько и раньше. Мне нужно было быть умнее в выборе маршрута, потому что я не мог покорять горы. Если бы я попытался их атаковать, в конце концов они бы меня одолели. Все, что мне было нужно, — это их безразличие. Взамен я пообещал сделать свой переход как можно более незаметным.
Мои маршруты в тот первый день казались совершенно странными. Двигаюсь от точки к точке, я обнаружил, что перемещаюсь по часовой стрелке, идя по середине склонов различных хребтов. Я хотел было пересечь гребни, где мог бы забраться на вершины и идти по прямой, но на каждом этапе это уводило бы меня так далеко в сторону, что не стоило затраченных усилий. Пустая трата драгоценной энергии. Бóльшую часть своего времени я проводил на склонах, наворачивая широкие круги с левой ногой, находящейся ниже по склону. Это было так долго, что из-за этой постоянной ходьбы по склонам я заработал один из немногих волдырей на ногах, которые у меня когда-либо были в жизни — прямо под лодыжкой с внешней стороны левой ноги.
В тот день, между точками встречи я увидел только одного человека. Где-то во второй половине дня я наткнулся на прихрамывающего капитана Джима Буша.
Джим тоже пришел на отбор из 1-го батальона рейнджеров. Он командовал нашей ротой до начала года, и с тех пор служил заместителем оперативного офицера батальона, — работа, которая ему не особенно нравилась. Джим был одним из тех закаленных боевых офицеров, которые предпочитают быть на поле боя вместе с войсками, и хотя штабные должности важны, они, естественно, раздражают такого человека, как капитан Буш. Кроме того, он был таким же крепким, как кожа для обуви, и если он хромал, то значит был довольно сильно ранен. И все же Джим Буш мог хромать быстрее, чем большинство мужчин могли ходить.
Когда наши пути пересеклись, я нарушил кодекс молчания и спросил его, что произошло.
— Застрял ногой между двумя камнями, спускаясь по склону горы, и подвернул лодыжку. Не слышал и не чувствовал, как что-то хрустнуло, так что я надеюсь, что это просто растяжение связок. Узнаю это сегодня вечером, когда сниму ботинок, — проговорил он сквозь сжатые губы и стиснутые зубы.
— Хорошо, капитан. Увидимся позже. — И мы продолжили идти разными маршрутами.
Удача. Чистая гребаная удача должна была сыграть свою роль в этом начинании. Удача не упасть и не сломать ногу, удача не ткнуть палкой в глаз, удача не быть укушенным змеей или не сотворить какую-то глупость, от которой ты не смог бы оправиться. Удача всегда переменчива, и я просто надеялся избежать ее оборотной стороны.
Чтобы помочь себе в этом, я захватил с собой свой лучший талисман.
В нем не было ничего особенного — это был просто камуфляж для джунглей, который был на мне. Когда я его использовал, он приносил удачу. До сих пор я носил один и тот же комплект каждый день, и буду продолжать носить его до тех пор, пока он будет приносить удачу, независимо от того, во что он превратится.
Я взял с собой на отбор три комплекта полевой униформы. Один комплект был запасным, другой комплект я надевал по вечерам после чистки и приведения себя в порядок после дневных занятий, и еще один комплект я носил каждый день. Они были не такими «убитыми», как вы могли бы подумать. Я уже выстирал их раз или два, вывешивая на ночь, и по утрам они были не более влажными, чем когда я снимал их, пропитанные потом, накануне вечером. Они накопили удачу, а удача притягивает еще бóльшую удачу, и я не хотел делать ничего, что могло бы разорвать этот круг.
Ближе к вечеру мне, наконец, сказали сбросить рюкзак и сесть. И снова я был один, пока через несколько минут ко мне на финише не присоединился другой кандидат по имени Рон. Это был тяжелый день, и я был измотан. Наша нагрузка была увеличена на пять фунтов, и мои ступни и колени устали и болели от постоянного движения в одном и том же положении целый день.
Мне было жарко, и я взмок от липкого пота. Но как раз в то время, когда прибыл Рон, произошло одно из тех самых счастливых благословений природы: пошел хороший ливень. Мы накрыли наши рюкзаки пончо и вышли на небольшую поляну среди деревьев, чтобы дождевая вода стекала по нашим телам. Это было восхитительно, и это было как раз то количество, которое нужно. Дождь непрерывно шел около пятнадцати минут, а затем снова выглянуло солнце. Воздух был вымыт и чист, как и я. Одно удовольствие! Если вы никогда не испытывали такой приятной, простой вещи, то мне вас искренне жаль.
Через полчаса к нам присоединилось еще около полудюжины человек. Я также слышал, как людей отправляли в другое место примерно в пятидесяти метрах от нас, по ту сторону дороги. Два грузовика подъехали пункту встречи, и к нашей группе подошел проверяющий, приказав нам садиться в первый. Мы схватили наши рюкзаки и забрались на борт.
Когда грузовик с грохотом отъехал, я посмотрел на другую группу, но ребята все еще сидели там. Я быстро задумался, кто из нас куда направляется, и так же быстро отбросил эту мысль. Люди из другой группы не были моей заботой, а что касается меня, то я буду знать пункт назначения, когда туда доберусь.
Мы ехали около получаса, а затем свернули на лесовозную дорогу. Несколько человек было высажено, а остальные продолжили путь. На второй остановке из грузовика высадили меня вместе с четырьмя или пятью другими людьми. Там нас ждал Марвин. В тот день у моего второго пункта встречи наблюдающим был он. Как только мы спешились, он дал нам наши инструкции.
— Вот здесь вы разобьете лагерь сегодня вечером. Ваши сумки в багажнике моего грузовика. Так же, как и вода и сухие пайки. Оставайтесь в группе в радиусе двадцати пяти метров от грузовика. Разрешается разводить костры, но они должны быть потушены к 22.00 часам, делайте их небольшими и держите их под контролем. Медик, если кому-нибудь он понадобится, будет здесь позже. Перед грузовиком подвешены весы, вес рюкзака на завтра — пятьдесят фунтов. [18] Свой цвет и номер на день вы получите утром, в 05.45. Время отправления транспортного средства утром — 06.00… Не опаздывайте и не будьте налегке.
С этими словами он сосредоточил свое внимание на своем планшете.
Я схватил свою сумку и поискал подходящее место между двумя деревьями, чтобы устроить себе навес из пончо. Я почти закончил, когда подъехал еще один грузовик и высадил еще полдюжины человек, которые получили от Марвина такой же инструктаж. Я почти не обращал внимания на вновь прибывших, пока мне в ухо не заорал Вёрдж Паркс.
— Эй, приятель, похоже, ты нашел хорошее местечко, я просто присоединюсь к тебе! — крикнул он с расстояния в фут. Паркс всегда стоял как можно ближе к тебе, как будто собирался прошептать какую-то интимную тайну, а потом начинал орать, как будто звал свиней. Он сбросил свою сумку и рюкзак в кучу на земле и начал рыться в карманах. Я знал, что будет дальше.
— Эй, приятель, у тебя есть сигарета? — спросил он, роясь в карманах в поисках того, чего, как он знал, там не было.
— Нет, Паркс, я бросил курить. Поддерживать свою привычку и таких людей, как ты, стало слишком обременительно, — ответил я, доставая из своей сумки чистый комплект одежды для джунглей. Это была не шутка. Паркс был самым большим бездельником, которого я видел в своей жизни.
— Ну… — начал было он, глядя на мой навес из пончо и вставляя только что найденную сигарету в рот. — Я просто привяжу свое пончо к твоему, и мы сделаем одну большую палатку. У тебя еще есть шнур?
— Конечно, Паркс. Вот. — Я протянул ему несколько футов шнура. Затем я немного отошел, чтобы принять ванну из столовой чашки, побриться, переодеться и повесить свою счастливую форму, чтобы она высохла и проветрилась.
На следующее утро в 06.00 грузовики, как и было обещано, тронулись в путь. Я был рад отправиться с первого пункта встречи. Мои ноги немного затекли, а форма все еще была влажной и холодной, но дискомфорт быстро уходил.
Что за день. Я двигался прямо на пределе своих возможностей. Каждый участок к каждой точке был нелегким. Характер местности шел вразрез со всеми моими маршрутами. Я никогда не мог воспользоваться долиной или горным хребтом с пользой. Каждый склон был каменистым, неровным и покрытым валежником. Низины была еще хуже — путаница виноградных лоз и шиповника. Тот, кто прокладывал сегодняшний маршрут, делал это явно с учетом этой известной дьявольщины. Было невозможно поддерживать хороший темп, и я беспокоился о том, что буду идти слишком медленно.
Я мчался по широкому, относительно ровному участку на склоне холма, когда наткнулся на старую заброшенную ферму. Место заросло кустарником и ежевикой, но прямо посреди того, что являлось передним двором, я нашел куст, полный спелых помидоров-черри. Томаты-черри — многолетнее растение, и этот куст ронял здесь плоды неизвестно сколько лет.
Я остановился на несколько секунд, которые потребовались, чтобы наполнить плодами грузовые карманы моих подуставших штанов, и снова полетел, закидывая эти сладкие и сочные маленькие помидорки в рот одна за другой. Какое неожиданное и вдохновляющее угощение! Даже сейчас, когда я пишу эти строки более двух десятилетий спустя, я отчетливо вижу это место и чувствую вкус этих восхитительных маленьких томатов.
День стал еще более суровым. Склоны были такими крутыми, что даже лавируя взад-вперед, мне приходилось перепрыгивать от дерева к дереву, чтобы добраться до вершины. Спуски были еще более опасными. Один неверный шаг, один промах, один покрытый листьями пень или скользкий корень дерева, и все будет кончено.
По мере того как тянулось время, я начал беспокоиться. До контрольного времени задержки оставалось меньше тридцати минут, а я все еще находился более чем в километре от своего следующего пункта. Я выплеснул свои запасы энергии и ускорил шаг, выйдя на точку с запасом в пять минут, выкрикнув свой цвет и номер, как только увидел проверяющего.
Он сверился со своими часами, записал мою информацию, сказал мне повесить рюкзак на весы и указал на один из листов в полиэтиленовом пакете, расположенных вокруг.
— Подходите ко мне, как будете готовы, — сказал он.
Я повесил свой рюкзак на весы и пошел строить маршрут до своего следующего пункта встречи. «Теперь я облажался. Я никак не смогу добраться до следующей точки… За сколько, за две минуты до контрольного времени задержки? Почему я не шел быстрее? Почему я не выбрал маршруты получше?» Я передвигался настолько быстро, насколько мог, и выбрал лучшие маршруты, какие только мог придумать. Этого просто оказалось недостаточно. Я пошел доложить проверяющему.
Когда я начал разворачивать свою карту и отрабатывать свой маршрут, он поднял на меня глаза.
— Снимите свой рюкзак с весов и садитесь вон у того большого камня, — сказал он, указывая на другую сторону поляны.
Я мельком взглянул ему в глаза в поисках подсказки о том, как я смог это сделать, но не увидел ни намека на информацию.
— Хорошо, — ответил я, снимая свой рюкзак с крючка и направляясь в указанное им место. «Блин, — подумал я, усаживаясь и протягивая ноги. — Если бы я испортил этот день, самому Супермену пришлось бы нелегко».
Я сидел там, потягивая воду и изучая маршруты, которые я прошел в тот день. Нет, я не мог понять, как можно было выбрать маршруты получше. И хотя сегодня маршруты были более сложными, мне все же удалось показать то, что я считал хорошим временем. Но если этого было недостаточно, тогда у меня были проблемы.
На протяжении следующего получаса на точку врывались другие парни в разорванной и ободранной форме, мокрые от пота, с красными от напряжения лицами. С ними обошлись точно так же, как и со мной, и каждый из них вопросительно смотрел на меня, когда видел, что я сижу, по-видимому, закончив, пока они планировали маршрут на свой следующий пункт.
Четвертый человек, вышедший на точку, с тоской уставился на нас троих, сидевших вместе на дальней стороне поляны, когда проверяющий велел ему повесить рюкзак на весы и перейти к своему листу с инструкциями. Он просто стоял там, опустив плечи, вздымая грудь и опустив руки по швам. После короткой паузы он прерывисто вздохнул и произнес:
— Я добровольно ухожу.
Проверяющий ответил:
— Возьмите свой рюкзак и двигайтесь вон туда, вниз по склону, и садитесь, — и указал на место, находившееся вне поля зрения пункта встречи.
Бедняга отшатнулся и скрылся из виду. Назад он так никогда и не оглянулся. Наша маленькая группа держала рты на замке и только приподнимала брови, глядя друг на друга в молчаливом общении.
Какой отсюда можно извлечь урок? Очень простой. Не уходите. Никогда не сдавайтесь, несмотря ни на что. Продолжайте идти, пока кто-нибудь не скажет вам сесть. Продолжайте идти до тех пор, пока вы в состоянии передвигаться, независимо от того, насколько плохо, по вашему мнению, вы справляетесь. Просто не уходите.
Лагерь в ту ночь находился в другом месте с совершенно другой группой людей. Мы получили те же инструкции, что и накануне вечером, и устроились на ночной отдых. Но в тот вечер у медика, когда он прибыл на осмотр, уже было несколько посетителей.

ПРИМЕЧАНИЯ:

[16] «Архипелаг ГУЛАГ» — художественно-историческое произведение Александра Солженицына о работе пенитенциарной системы Советского Союза (ГУЛАГ — Главное управление лагерей) и о репрессиях в СССР в период с 1918 по 1956 годы. Основано на письмах, воспоминаниях и устных рассказах 257 заключённых и личном опыте автора.
[17] «Шприц для смазки» (Grease Gun) — сленговое название пистолета-пулемета М3, принятого на вооружение в 1942 году. Свое прозвище получил за встроенную в рукоятку маслёнку и внешнее сходство со смазочным шприцом для смазки подвески автомобилей и прочих узлов, снабжённых пресс-маслёнками.
[18] 22,7 кг.


Вернуться наверх
Не в сети Профиль  
 
Показать сообщения за:  Сортировать по:  
Начать новую тему Ответить на тему  [ Сообщений: 125 ]  На страницу Пред.  1, 2, 3, 4, 5 ... 7  След.

Часовой пояс: UTC + 3 часа


Кто сейчас на форуме

Сейчас этот форум просматривают: нет зарегистрированных пользователей и гости: 15


Вы не можете начинать темы
Вы не можете отвечать на сообщения
Вы не можете редактировать свои сообщения
Вы не можете удалять свои сообщения
Вы не можете добавлять вложения

Найти:
Перейти:  
cron
Powered by phpBB® Forum Software © phpBB Group
Theme created StylerBB.net
Сборка создана CMSart Studio
Русская поддержка phpBB