Bjorn писал(а):
Спасибо, ждем проду с неослабевающим интересом)
Хотели? Получите!
*****
Глава 21
4 марта
Около 05:15Джон Чепмен, должно быть, начал приходить в себя постепенно… и мучительно. Он лежал в снегу, свернувшись, придавив собственные ноги. Он не понимал, что произошло — по крайней мере, не до конца. Было темно, но его ПНВ всё ещё оставался на голове. Ночное небо было чистым, воздух — пронизывающе холодным. Над ним возвышалось одинокое дерево с толстым прямым стволом — футов десять вверх, надо которым затем виднелась широкая раскидистая крона, как у гигантского японского бонсая, хотя эстетика деревьев его сейчас не волновала. Он должен был понять, что произошло. И он не мог игнорировать боль.
Быстрый осмотр показал два огнестрельных ранения в торс. Боль была не только от самих попаданий пуль АК-47, которые пробили ткани и уже начали вызывать омертвение вокруг входных отверстий, но и от адской боли в животе. Одно пулевое отверстие — чуть выше пупка справа, второе — под рёбрами, с той же стороны. На форме — кровь: липкая, тёмная в ночи. Боль была жгучей. Внутреннее кровотечение? Сложно сказать, что творится под униформой. Поскольку никто из группы не был в бронежилетах, пули прошли сквозь тело, как раскалённый нож сквозь масло.
Закончив беглый осмотр, Джон попытался сосредоточиться на обстановке. Быстрый взгляд — и он понял, где находится. Рядом — траншея, из которой по нему стреляли боевики «Аль-Каиды», когда он шёл в атаку в гору. Внутри нее лежат два тёмных, безжизненных тела, неподалёку виднеется ещё один мёртвый боевик, тот самый, который его подстрелил. По крайней мере, этот точно мёртв. Слева — крупная скала, где он в последний раз видел Слэба. Где, чёрт возьми, Слэб и остальные? Они погибли? Или бросили его умирать? Чёрт.
Очередь из ПКМ со стороны бункера №2 сразу вернула диспетчера в реальность. Стреляли не по нему. Ответный огонь — откуда-то снизу и сзади — сразу дал понять: отстреливаются «морские котики». Они где-то там, неподалеку… но для раненого это как будто целая вечность. Он их не видел, но, возможно, мог связаться с ними по портативной радиостанции MBITR.
Окоченевшими от холода пальцами он сквозь боль потянулся к рации на груди. Он больше не потел: болевой шок и холод быстро снижал все способности организма, который начал сдавать. На часах было чуть позже 05:20. Всё ещё темно, но уже через полчаса рассвет начнёт освещать вершину и без приборов. Помощь нужна была немедленно — иначе при свете дня чеченцы с узбеками его просто добьют… если он вообще доживёт до рассвета.
Переключив частоту с канала управления авиацией, который он заранее настроил под и корректировки авиаударов ещё в Гардезе, он выставил частоту УКВ-связи — общевойсковой канал связи на поле боя. Авиаудары сейчас были делом вторичным. Он не знал, где находятся Слэб и его группа, и остался ли кто-то из них в живых, хотя было очевидно: на вершине их больше нет. Но поблизости находились и другие боевые диспетчеры — в частности, Джей и Энди — а для всех боевых диспетчеров эта частота, по негласному правилу, была своего рода их личной связью. Даже если официально она предназначалась не для этого.
— Любой позывной, любой позывной, это Мако Три Ноль Чарли, — произнёс он и замер в одиночестве в темноте.
Понять, что значит быть по-настоящему брошенным, для обычного человека практически невозможно. Для солдата нет ничего страшнее, чем остаться одному на поле боя. Именно это и случилось с Джоном. В данный момент Джон Чепмен был просто стрелком — базовой единицей на поле боя. Чистая суть войны: убей, или будешь убит; и его продвинутая специальная подготовка, конечно, не исчезла, но в этих условиях оказалась почти бесполезной. Все, кто был на горе — боевики «Аль-Каиды», «морские котики», сам Чепмен — были просто солдатами, сражавшимися так, как это делали солдаты испокон веков: в поту, в холоде, в страхе и в решимости. Главным было одно — верность тем, с кем ты живешь и сражаешься бок о бок.
И есть один нерушимый закон войны: никогда не оставляй своего — ни мертвого, ни живого, ни тем более раненого — врагу. Героизм, храбрость, трусость… Всё это переменные величины в каждом индивидуальном случае, зависящие от обстоятельств текущего дня. Это сложно понять гражданским. Им кажется, что солдат просто «проявляет героизм», когда приходит момент. Но правда на поле боя иная: мужество — это необходимость действовать, когда твой брат в беде. Бездействие — это и есть трусость, противоположность священного долга — спасти своих. И почти каждый, кто когда-либо получал награды за подвиги в бою, говорил одно и то же: «Я просто делал своё дело. Он бы сделал то же для меня». Это особенно ярко проявляется, когда товарищ под огнём и есть риск, что его захватит враг.
Но сейчас этот нерушимый закон был нарушен. Для людей, готовых биться и смотреть в глаза страху перед пленением врагом, задача которого — пытать и затем убивать тех, кого они захватили — быть оставленным своими равно тому, как если бы мать бросила собственного ребёнка. В это трудно поверить. Для человека — будь то ребёнок или солдат — осознание этого врывается в мозг, ломая все внутренние барьеры. «Такого не может быть». Можно только представить, что почувствовал Чепмен, когда он понял, что его бросили.
*****
Находившийся в трёх километрах от Чепмена Джей Хилл тоже сидел, замерзая, на вершине высотой десять тысяч футов — рядом с ним был друг и командир группы из отряда «Дельта» по имени Крис. Несмотря на жуткий холод, Джей был занят; крайне занят. На своём наблюдательном пункте он был окружён радиостанциями, каждая — под рукой. Шел четвёртый день непрерывного наблюдения за позициями «Аль-Каиды», и он не спал уже 72 часа. Хроническое недосыпание и неотступный холод стали безжалостным испытанием, особенно в глубоком тылу противника.
Ранее той ночью они были потрясены, когда разведгруппа «Мако-30» попыталась провести несанкционированную высадку прямо на Такургар.
«С моей позиции вершина была хорошо видна. Мы были в шоке, мы даже не знали, что они собираются туда сунуться. На нашей позиции тоже было “жарко”: нас обстреливали из минометов, но я буквально только прилёг после трёх суток непрерывного нахождения на ногах. Когда начались разрывы, парни [из «Дельты»] схватили мою радиостанцию и начали разговаривать с экипажем B-52, находившемся в зоне ожидания. Я проснулся, слышу — болтают, и говорю им: “Эй, парни, уберите руки от рации. Это моя работа; а вы лучше наблюдайте и прикрывайте”. Они попытались наводить авиацию по лазерному дальномеру, но выдали неправильные координаты. Я поднялся и всё перепроверил, но мне не хотелось бы, чтобы всё выглядело так, будто я там делал всё сам. Это была командная работа. Мне пришлось перепроверить координаты, сделать расчёты, а затем нанести их на карту. Для перепроверки я использовал программу FalconView на ноутбуке Toughbook и бумажную карту масштаба 1:24000. Если сравнивать с тем, как мы работаем сейчас, то тогда всё было на грани провала», — признавался он.
Через два часа группа «Джульет» с изумлением наблюдала, как на Такургар заходит уже второй вертолет MH-47. Они проходили то место при своем выходе на позицию, но выбрали другую вершину — почти такую же высокую, но пустую. «Мы уже поднимались на ту точку и поняли — это отличное место, чтобы наблюдать за долиной. Сначала хотели использовать её, но поняли, что она кишит врагами». В ту ночь на Такургаре «можно было видеть, как заходят вертолёты, вспышки стрельбы стрелкового оружия и РПГ. Я даже видел то самое дерево-бонсай, но не видел его основание».
Джей работал в сети, находясь на связи с Энди и Хоталингом, передавал данные, координировал работу авиационных средств, когда услышал первый вызов от Чепмена. Он не знал, где именно находился Джон, но безошибочно узнал голос — это был «Чаппи», его товарищ по 24-й эскадрилье специальной тактики ВВС. И, кроме того, никто, кроме боевых диспетчеров, не использовал в радиопозывных суффикс «Чарли». Это совершенно точно не мог быть кто-то из «морских котиков» разведгруппы «Мако-30».
— Мако Три Ноль Чарли, это Янки Юниформ Три, на приеме, — отозвался он. Это был позывной Джея — YU3 — в составе группы «Джульетт». Один из немногих боевых диспетчеров-позывных, где не использовался суффикс «C». В ответ донеслись только помехи, и никакого ответа от Чепмена. Джей снова сосредоточился на своих задачах.
Через несколько минут вызов повторился:
— Любой позывной, это Мако Три Ноль Чарли.
— На приеме, Три Ноль Чарли…
Но снова в эфире тишина. Джей на ощупь, по памяти, проверил в темноте радиостанцию. Всё было настроено правильно. Чепмен выходил на общевойсковую УКВ-частоту поля боя — ту самую, что использовалась не для корректировки авиаударов, а для связи между силами Специальных операций США в нештатных или экстренных ситуациях. Позже Джей рассказывал: «Он… Он еле выговаривал слова. Было слышно, как он напряжён; ты сразу понимал — это он. И кроме его голоса, никто, кроме диспетчеров, не использовал в позывном слово “Чарли”».
*****
Невозможно точно сказать, что чувствовал Джон Чепмен в тот момент, когда осознал, что он остался на Такургаре совершенно один. Наверняка это был страх, боль и шок уже овладевали его телом. Но им двигала решимость. Когда он не получил ответа на свои радиовызовы, он, скорее всего, начал последовательно проверять свое радиооборудование — сначала сам приёмопередатчик, затем соединительный шнур, подключённый к гарнитуре, и, наконец, наушник с микрофоном. Он пытался выйти на связь снова и снова — но, по неустановленной причине, так и не услышал ответов Джея, и в конце концов, отложил рацию — по крайней мере, на время. Диспетчер стремительно замерзал из-за потери крови. Из тёплого снаряжения на нём была лишь тонкое черное термобелье Capilene, лёгкая зелёная флисовая кофта и поверх этого куртка и брюки от пустынной униформы. Ноги ещё сохраняли тепло благодаря шерстяным носкам и тяжёлым кожаным трекинговым ботинкам Asolo. На руках были серые, безпальцевые перчатки крупной вязки. Но без бронежилета и шлема его грудь и голова уже страдали от переохлаждения. Прибор ночного видения PVS-15 был установлен на мягком креплении, которое парни между собой называли «гребаной налобной подвесной системой» — оно позволяло носить прибор без шлема, но было неудобным и постоянно смещалось из-за своих ремней.
Его рация MBITR была подключена к гарнитуре с одним наушником и выносным микрофоном. Чтобы передать сообщение, ему нужно было лишь нажать кнопку указательным пальцем — и сигнал бы ушёл по запрограммированной частоте. Только вот ответов по-прежнему не было.
Но по крайней мере, М4 осталась работоспособной. Это было критически важно. На винтовке стоял коллиматор, лазерный целеуказатель AN/PEQ-2 — тот самый, который Слэб видел в последний момент перед отходом «морских котиков» — и супрессор. Хотя глушение звука выстрела здесь уже не имело смысла: на такой дистанции никакой маскировки не требовалось, и тут возникал вопрос: знали ли чеченцы и узбеки, что он всё ещё здесь?
Пока Чепмен пытался оценить обстановку, двое боевиков «Аль-Каиды» поднимались по склону в его направлении — чуть ниже по хребту, но их глаза смотрели в сторону «морских котиков», сползавших вниз по скале. Приближались они медленно, пытаясь занять удобную позицию для наблюдения за американцами. Если бы они вышли наверх, то могли бы нанести по ним удар.
Слэб и остальные спецназовцы всё ещё находились всего в пятидесяти метрах от Чепмена — но о нём уже не думали. Их мысли занимала только борьба за выживание. Без боевого диспетчера Слэб был вынужден сам включить радиостанцию MBITR и, перебирая заранее установленные частоты, искать частоту огневой поддержки.
Тем временем Тёрнер, находящийся в воздухе на борту ганшипа, наблюдал за происходящим внизу, и был абсолютно бессилен помочь — он не мог выйти на связь ни с Чепменом, ни с разведывательной группой, пока внизу разворачивался настоящий «бой в телефонной будке», происходивший в пяти тысячах футов ниже. В хвостовом отсеке AC-130 штаб-сержант Крис Уокер сидел в так называемой «сенсорной кабине» — небольшом отсеке, встроенном в правый борт фюзеляжа, напротив 25-мм пушки GAU-12, 40-мм орудия «Бофорс» и гаубицы М102 калибра 105 мм. Будучи оператором ТВ-системы для условий низкой освещенности (LLLTV), он отвечал за скрытое освещение целей в темноте. Камера усиливала изображение настолько, что бой можно было наблюдать даже без лунного света. Рядом с ним, в тесном ряду, сидели ещё трое: оператор ИК-системы, офицер радиоэлектронной борьбы и наблюдатель. Вместе с двумя летчиками и офицером управления огнём, находившимися в кабине, они видели всё, что происходило внизу.
Когда Слэб вызвал по радиостанции «Мрачного-32», экипаж ганшипа испытал облегчение: наконец-то кто-то вышел на связь. Теперь можно было приступить к делу — к тому, что не мог сделать ни одно другое средство огневой поддержки в мире — встать в круг над окружёнными своими войсками и обрушить на врага шквальный огонь.
Первое, что запросил Слэб — это группу быстрого реагирования. Передав этот запрос, он переключился на вооружение ударного самолета, обратившись к Тёрнеру:
— Мы укрываемся у края обрыва. Я знаю, как вызывать огонь и понимаю, что мы в пределах опасного удаления от разрывов, но, чёрт возьми, мне нужно, чтобы вы открыли огонь прямо сейчас. — После этого он начал описывать рельеф вершины…
— Наверху точно нет своих? — настороженно спросил второй летчик. Всего два дня назад ганшип Тёрнера уже участвовал в инциденте с «дружественным огнём», когда по ошибке нанес удар по колонне Блейбера и Хааса, и сейчас не собирался повторять этот кошмар. «Морские котики» к тому моменту уже включили ИК-маячок, который Уокер чётко различал на экране. Он также видел самих «морских котиков».
— Нет, — ответил Слэб. Ни он, ни экипаж ударного самолета не знали, что сейчас под деревом чуть ниже вершины передвигается Чепмен. А сам диспетчер, отключившийся с канала управления огнём, не догадывался, что теперь опасность исходит не столько от «Аль-Каиды», сколько от его собственных товарищей.
— Хочу, чтобы ты отработал по двум крупным скоплениям деревьев вон там. Там, у большой скалы, только двое. Ты маячок нашёл? — речь шла о месте, где находился сам Слэб.
— Да, я его вижу.
Через тридцать секунд ганшип выпустил несколько снарядов по вершине и запросил у «морских котиков» корректировку, но Слэб не мог видеть, куда падали снаряды. Спецназовцы не моги скорректировать удар, поэтому самолет стрелял вслепую. Тем временем Чепмен, притаившийся под деревом-бонсай, укрылся возле бункера, пока вокруг него взрывалась гора.
На хребте, чуть выше и южнее от «морских котиков», к американцам продолжали подкрадываться двое боевиков «Аль-Каиды». Ещё один — наблюдатель — остался на краю каменного выступа, откуда следил за своими братьями. Там, среди камней, он вел наблюдение и находился в относительной безопасности.
В кабине ганшипа второй летчик запросил Слэба:
— У тебя кто-то есть к югу?
— Нет. Все мои здесь.
— У меня южнее двигаются два или три человека.
— Это не мои.
— Принял.
Снаряд 105-мм гаубицы взорвался в самой дальней точке скального гребня, уничтожив каменный выступ и испарив наблюдателя.
— Больше они не двигаются, — спокойно прокомментировал экипаж ганшипа.
Двое преследователей, находившиеся всего в пятидесяти метрах от места взрыва, резко передумали. Они отошли от хребта и укрылись в скоплении камней чуть ниже площадки приземления «Бритвы-04». Один из них, узбек, был одет в камуфляжные пустынные штаны из гортекса, которые он вытащил из рюкзака убитого Робертса. К ним вскоре присоединился третий боевик, который в одиночку поднялся по лощине. Там они посовещались, что делать дальше. Американцы, возможно, отступили, но над головой продолжал кружить ганшип, неумолимо гудя в небе. Вершина подвергалась яростному артобстрелу — за пределами Бункеров №1 и №2 — и джихадистам не оставалось ничего, кроме как ждать и молиться Аллаху.
В нескольких километрах от них, в противоположном направлении, боевой диспетчер Бен Миллер и разведгруппа «Мако-21» наблюдали за развернувшимся хаосом. Очевидно, что бой развернулся всего в нескольких километрах, и они рвались в бой. Бен неоднократно выходил на связь, заявляя, что «Мако-21 находится примерно в семи кликах к западу от боестолкновения», и готово оказать поддержку, если только штаб сможет «выслать за нами вертолёт». Пит Блейбер, находившийся уже в движении ниже в долине, и ясно наблюдавший вершину, координировал работу нескольких групп, которые вступили в бой. Он молча выслушал запрос, и в итоге отдал команду:
— Оставайтесь на месте.
Эл, командир группы, был вынужден успокаивать почти открытый бунт со стороны других «морских котиков», которые считали, что они должны находиться там, в бою.
— Блейбер не разрешил нам покидать нашу гору.
Но Блейбер знал то, чего не знали они: поисково-спасательный вертолёт уже в пути, и отправлять еще один за «Мако-21» не представляется возможным. К тому же, бойцы этой разведгруппы не были вооружены для затяжного боя, в отличие от Гейба, Кири, Джейсона и рейнджеров, у которых были тяжёлые пулемёты, значительный боезапас и гранаты. Кроме того, группа «Мако-21» даже не приблизилась к своей исходной цели, а также буквально боролась с мерзлым грунтом. Они уже передали свой паёк и боеприпасы группе «Джульетт», чтобы та доставила его 101-й дивизии — вместо того, чтобы использовать его самим. Их собственная задача всё ещё была впереди, и им следовало сосредоточиться на ней. [1]
*****
Обессиленный Чепмен снова и снова выходил в эфир — его голос ловил Джей, находившийся в четырёх километрах от него, и каждый раз немедленно отвечал. Но Джон, судя по всему, не слышал ответов — то ли из-за плотного обстрела с борта ударного самолета, то ли из-за проблем со связью. Похоже, он не прослушивал частоту огневой поддержки АС-130, иначе давно дал бы о себе знать экипажу. Джей всерьёз забеспокоился о своем боевом товарище, поскольку ганшип безжалостно обрабатывал гору. «На нашем наблюдательном пункте мы обсуждали, что происходит на Такургаре. Было понятно, что на горе действуют две самостоятельные группы. Мы слышали, как Слэб работает на частоте огневой поддержки с “Мрачным”, а Чепмен, похоже, выходил на УКВ-диапазоне, либо на другой частоте», — вспоминал он.
В это время в своем укрытии Джон продолжал истекать кровью. Огневой налёт AC-130 был сокрушительным, и он прекрасно понимал, что если хотя бы один 105-мм снаряд попадёт в его бункер, то его просто разнесет на куски. Он время от времени пытался выйти на связь по УВЧ-связи, но в эфире стояла тишина. Его внимание отвлек враг, который теперь точно знал, где он. В верхнюю обваловку бункера №1, всего в нескольких футах над его головой, ударила граната от РПГ, обсыпав его землёй. Радиус поражения составлял несколько метров, и жизнь ему спасло только то, что взрыв ушёл вверх, спасло ему жизнь, грохот нарушил его слух, и в ушах звенело. Теперь сомнений не было — его обнаружили. Ирония заключалась в том, что, возможно, именно ганшип, сам того не зная, сдерживал чеченцев и узбеков от рывка. Чтобы развеять любые сомнения в том, что противник всё понимает, из Бункера №2 в его сторону полетела граната, разорвавшаяся между ним и противником. Джон поднял свою М4, и, воспользовавшись лазерным целеуказателем PEQ-2, дал короткую очередь вслепую поверх бруствера — и снова пригнулся, укрываясь от огня из АК и ПКМ, которым противник поливал его позицию.
Несмотря на огонь с борта ганшипа, на склонах у вершины, парами и поодиночке, появлялись всё новые и новые боевики «Аль-Каиды», выискивавшие свои цели. Одним из них был тот самый узбек, на котором были штаны «Гортекс», снятые с Робертса, и который сейчас принял решение. Ему было ясно, что в бункере №1 — в укреплении, которое узбек сам помогал строить во время подготовки к славной битве, которую он мечтал вести против американцев — засел «неверный», посмевший прийти на «его» гору. Он начал ползти вверх под углом к позиции Чепмена, под прикрытием огня со стороны бункера №2.
В это же время другие боевики поняли, что группа американцев разделилась: часть отходит вниз по отвесному склону, который джихадисты избегали сами, а один оставался в бункере №1, где шёл единственный настоящий бой. И теперь всё внимание было сосредоточено на осаждённом боевом диспетчере Чепмене, и на его одиночном бункере. И, как следствие, именно он и принял на себя основной огонь, отвлекая тем самым внимание от позиции «морских котиков», которые, раненные и обессиленные, продолжали скользить по склону в надежде оторваться от врага. Все разворачивающееся ожесточение фиксировалось с высоты безмолвным, механическим глазом БЛА «Хищник».
Для Джона всё превратилось в бесконечную одиночную оборону. Стрелял он экономно, стараясь беречь патроны. Гранат не бросал — то ли из-за ранения, то ли понимал, что высовываться из-за укрытия равносильно самоубийству. Каковы бы ни были причины — ни одной гранаты он так и не использовал.
Тем временем до его позиции добрался и миномётный обстрел — боевики, находящиеся внизу на склонах, забрасывали вершину минами, не беспокоясь о том, что могут задеть своих. Оставшийся совсем один, дрожавший от потери крови и болевого шока, Чепмен продолжал сражаться. Он знал, что у него нет выбора: вернуться или нет «морские котики», прибудет или нет группа спасения, — в любом случае нужно отстреливаться до конца, пока не закончатся боеприпасы или он не будет убит. Стрельба со стороны спецназовцев прекратилась — значит, они либо мертвы, либо ушли. Так или иначе, в этом бою он остался один.
Лёжа в вражеской траншее, Джон смотрел, как на горизонте медленно разгорается рассвет, разгоняя с горы темноту. Свет, смертельно опасный на открытом склоне, отнимал у него последние преимущества, принося «Аль-Каиде» предутренние сумерки. Он откинул ставший теперь бесполезным прибор ночного видения на своем креплении. На часах было 05:53 — до истинного восхода оставалось двадцать минут, но здесь, на высоте, уже было достаточно светло, чтобы каждый видел всё.
Над головой, на борту ганшипа, Крис Уокер продолжал наблюдать за разворачивающимся боем. Находящийся рядом с ним, оператор ИК-системы Гордон Бауэр продолжал осуществлять наведение на противника для экипажа «Мрачного-32». ИК-система ударного самолета AC-130H не улавливала инфракрасные проблесковые маяки, вроде того, который уже включил Джон, она улавливала только тепловое излучение: всё, что имело температуру выше окружающей среды, отображалось на экране как тёмный контур. Два оператора постоянно сверяли тепловые сигналы с картинкой на земле, чтобы обеспечить целостное представление о происходящем. Позже Уокер вспоминал: «Мы постоянно фиксировали признаки ведения огня по противнику со стороны своих войск из бункера №1. Я продолжал наблюдать световозвращающую ленту, [2] проблесковые огни, дульные вспышки, строб-маяк, и движение лазерного целеуказателя IZLID после 00:42 по Гринвичу (времени, когда «морские котики» уже покинули вершину)».
Но все эти сухие формулировки не отражали той бойни, что происходила в реальности. Джон Чепмен сражался за свою жизнь — и проигрывал этот бой. Тело уже было посечено осколками, а боль, пока продолжалось внутреннее кровотечение, усиливалась с каждой секундой.
— Любой абонент, любой абонент, это Мако Три Ноль Чарли... — снова и снова он пытался выйти на связь. Его вызовы слышал Джей Хилл, который отвечал на них десятки раз, но его вызовы так и не достигли Джона.
Новый залп, включая очередной РПГ, заставил Джона моментально сосредоточиться на угрозе. Следом на правом фланге, на склоне и чуть ниже бункера №2, появился боевик. Джон не дал ему шанса — пара прицельных выстрелов, и тот был нейтрализован. Но отдохнуть он не успел. Перед ним внезапно выскочил тот самый узбек — в штанах из «Гортекса», снятых с Робертса, с окрашенной хной бородой и в зелёном российской камуфляже. Он выскочил из-за валуна над бункером №1, стреляя на бегу, перепрыгивая через тело убитого Робертса. По счастью, штаны «Гортекс» с трудом настигали Джона, не так быстро, как враг надеялся — узбеку мешала обувь, легкие шлёпанцы без протектора, которые с трудом цеплялись за грунт — однако он успел оказаться буквально в нескольких футах, стреляя почти в упор. Джон поворачивает М4, и не более чем с десяти футов делает несколько ценных выстрелов в грудь. Узбек падает на спину, словно мешок, замирая в искривлённой, мёртвой позе, с пустыми глазами, глядящими в небо. На часах — ровно 06:00.
Сейчас Джон тяжело дышал, в ситуации «бей или беги», во время выброса адреналина, боль на время отступила, но никуда не исчезла. За две минуты — два броска; боезапас таял пугающе быстро. Из семи магазинов по 30 патронов у него остались лишь пара, не больше. Запасного оружия, пистолета, как у «морских котиков», у него не было.
Наступила пауза — благословение и проклятие одновременно. С одной стороны — по нему не стреляли. С другой — он был один, в узкой грязной траншее, среди мертвецов, в кровавом, смерзшемся снегу, и никогда ещё не чувствовал себя таким одиноким. Секунды тянулись, будто часы; боль растягивала время, превращая минуты в вечность. Вариантов у него не осталось, он просто ждал.
Прошло четыре минуты. Он снова попробовал выйти в эфир — безрезультатно. Сколько раз он уже пробовал? Он уже не помнил сам.
Казалось, что все угрозы исходили сверху, слева и справа — особенно пулемётный огонь. Но Джон не знал, что в то время как один боевик уже появился с правого фланга, а «штаны из “Гортекса”» пришёл слева, ещё один одиночный боец тихо поднимался прямо на него…
Подкрадывался он беззвучно. Увидев, как двое его «братьев» были сражены американцем в бункере, он пришёл к выводу, что ещё один рывок в лоб — это самоубийство. Судя по звуку, у американца был М4, и обращался он с ним исключительно умело. Здесь требовалась не сила, а скрытность. Время от времени из бункера №2 по позиции Джона вёлся огонь, отвлекая внимание и прикрывая подступы, чем боевик и воспользовался, шаг за шагом приближаясь к боевому диспетчеру.
В 06:06 этот одиночка добрался до места чуть ниже бункера №1 — как раз туда, где перед отходом находились «морские котики», оставившие Джона. Кто первым начал бой, — навсегда останется неизвестным, но между ними завязалась жесточайшая рукопашная схватка. Джон, уже искалеченный осколками, истекающий кровью, сражался на последнем издыхании. Нападавший несколько раз попал по нему, нанеся, как позднее будет сказано в официальном судебно-медицинском заключении, «тупые травмы головы, шеи и конечностей», «гематому на лбу», «ссадины на губах, носу и щеках».
И всё же Чепмен победил, он одолел противника и убил его, оставив тело у входа в бункер. Но перевести дух не успел — из бункера №2 открыли ещё более ожесточённый огонь, и в укрытие Джона — его последний редут — ударила ещё одна граната от РПГ. [3]
В этот момент Чепмен услышал гул тяжёлых винтов MH-47, рассекавших холодное предутреннее небо. Возможно, он даже увидел приближающийся вертолёт — но даже если и нет, это было неважно: такой грохот мог означать только одно — вертолет шёл на Такургар. На него наверняка нахлынуло облегчение. Значит, Слэб, экипаж высадившего их «борта» или штаб вызвал группу быстрого реагирования. Они возвращались за ним. Но тут возникла иная реальность: если посадочную площадку сейчас некому прикрыть, этот вертолёт повторит судьбу двух предыдущих. И хотя Джон не мог знать всех подробностей, внутри этой «птички» находились рейнджеры, двое «пиджеев» и Гейб Браун, ещё один боевой диспетчер; всего восемнадцать человек. Если вертолёт попадёт под прицельный огонь из нескольких РПГ и тяжёлого стрелкового вооружения, результат будет катастрофическим, это будут худшие потери за всю войну.
Чепмен понимал, что боевики выжидают. С его позиции в бункере №1 хорошо просматривалось направление захода вертолета на посадку, посадочная площадка четко попадала в сектор ведения огня. По всему выходило, что боевики, находившиеся выше к вершине, сейчас не могли вести огонь по группе спасения; для ведения огня из РПГ необходимо было выбрать другие позиции. И если бы рейнджеры успели высадиться на вершине, ситуация развернулась бы на противоположную — и уже не Чепмен, а «Аль-Каида» оказалась бы в ловушке.
У Джона не было выбора. Чтобы выручить группу, пришедшую спасти его, он должен был снова остановить врага, точно так же, как час назад спас всю свою разведгруппу «морских котиков». Если он хотел выжить, ему — всему в крови, израненному — нужно было выбраться из бункера, и снова броситься в бой. Оставаться на месте означало умереть. Оружие у него было только одно, боеприпасов почти не осталось, но решение было очевидным.
В то утро Джон Чепмен ясно продемонстрировал свою верность братьям по оружию. Он встал, чтобы спасти тех, кого даже не знал — людей из «Бритвы-01». Если попытаться описать его действия одним словом, то это будет товарищество. А для солдата товарищество означает любовь; между этими словами нет разницы. Невозможно сказать, думал ли он об этом тогда, осознавал ли это в ту секунду, но его выбор являлся воплощением этих двух понятий.
В 06:11, когда первые лучи восходящего Солнца осветили его обращённый на восток бункер, Джон Чепмен, с израненным, залитым кровью лицом и телом, разбитым болью, принял самое храброе решение в своей жизни. Он поднялся на усыпанный осколками бруствер, вышел на окровавленный и засыпанный грязью снег и, щурясь от ослепительного света, вышел в бой навстречу утру. Если у чеченцев и узбеков ещё оставались сомнения, жив ли американец, то он развеял их своей первой очередью, прицельной очередью на подавление их пулемета. Гильзы вспыхивали в лучах Солнца, взмывая в воздух. Опустошив магазин, он перезарядился и упал в снег под ответным огнём из ПКМ.
В тот момент, когда боевики «Аль-Каиды» заметили, как заходит на посадку тяжело нагруженный MH-47, на бункер №1 обрушился шквал огня. На дальней стороне вершины позицию занял один гранатометчик с РПГ, второй заряжал гранату в бункере №2. Склон кишел приближающимися боевиками. С востока была предпринята ещё одна попытка флангового обхода.
Джон съехал по склону, раненый, на боку, ногами вперёд, и остановился у подножья своего бункера, у того самого дерева-бонсай. Вставив новый магазин, он уничтожил боевика, обходившего с восточного фланга. Но времени отсиживаться в укрытии не было — он вновь полез вверх по склону, скользя по камням и снегу, и вновь открыл огонь по пулемёту, пока с востока по нему не прилетела очередная автоматная очередь. Щурясь от ослепительного солнца, Джон выискивал цели и отчаянно стрелял, защищая вертолёт, который уже поднимал снежную бурю своими лопастями и заглушал выстрелы грохотом турбин. Он прижал своё измождённое тело к дереву, используя его как прикрытие, и методично бил по каждому движению на склоне. Но целей было слишком много как для одного человека.
На южной стороне хребте, словно муравьи из муравейника, появились новые боевики. Прозвучал безошибочно узнаваемый взрыв гранаты — и время остановилось. Прямо позади Джона, в MH-47 попала граната, взорвавшись в районе правого двигателя, мгновенно выведя его из строя. Левый двигатель взревел, компенсируя потерю мощности, но не мог удержать тяжёлый вертолёт на высоте. К тому же второй летчик уже получил попадания пуль в ногу и шлем. Командир экипажа Калверт мгновенно оценил ситуацию: на одном двигателе через хребет не уйти, и мастерски осуществил жесткую посадку.
Пока MH-47 «Чинук» оседал, на склон, Джон вновь открыл огонь по боевикам «Аль-Каиды». Заняв положение лежа, он стрелял в тех, кто представлял непосредственную угрозу поврежденному вертолёту, который ещё не успел высадить ни единого бойца. Боевики, находившиеся на хребте, получили прекрасный вид на «птичку», и сразу же открыли ураганный огонь, включая РПГ, мгновенно убив нескольких рейнджеров и одного из членов экипажа. Джон, ведя огонь вдоль гребня, оказался спиной к огневым позициям в бункере №2 и пулемета ДШК.
Когда рейнджеры, парашютисты-спасатели вместе с Гейбом Брауном начали выскакивать из вертолёта, Джон попал под плотный огонь с тыла. Несколько пуль поразили его ноги: две вошли в левую голень, еще одна — в пятку. Правая нога оказалась разорвана: одна пуля пробила навылет колено, ещё две угодили в бедро, причем первая из них раздробила бедренную кость.
Тело непроизвольно дергалось при каждом попадании, но даже искалеченный пулями и осколками, Джон продолжал сражаться, вставив в винтовку последний целый магазин — второй из оставшихся оказался пробитым вражеским огнём прямо в разгрузке, и был бесполезен. Он продолжал стрелять по любым целям на хребте, которые мог видеть, не замечая, что сзади к нему приближаются враги.
Один из боевиков, чеченец или узбек, прицелился в лежавшего на снегу, оставшегося без укрытия, американца, и дважды выстрелил с близкой дистанции.
Джон Чепмен, расстреливая буквально последние боеприпасы по врагам, находившимся перед собой, почувствовал, как пули, одна за одной, вонзаются в грудь, пробив грудную клетку и разорвав аорту. Кровяное давление упало до нуля, патроны закончились; жизнь подошла к концу. Последнее, что он увидел, прежде чем закрыл глаза навсегда, — это залитые кровью камни и снег на одинокой вершине, где другие люди продолжали сражаться за свои жизни.
ПРИМЕЧАНИЯ:
[1] Как и в случае с разведгруппой «Мако-30», руководство 6-й команды «морских котиков» поспешно отправило группу «Мако-21» в поле, не подготовив ее должным образом к задаче и не выдав важную экипировку. Не поставив в известность личный состав группы АФО в Гардезе, эта группа также установила отдельную линию связи с ТГр «Синяя» в Баграме, запросив вывести их из операции. В конечном итоге они были эвакуированы досрочно, не обнаружив цель и не вызвав авиаудары (прим. автора).
[2] Специальная световозвращающая лента не отражает видимый свет и видна только через приборы ночного видения; прикрепляется к шлемам и плечам бойцов для быстрого опознавания в ночное время.
[3] Попытки утверждать, что бункер №1 не был занят живым Чепменом, опровергаются тем фактом, что его могли занять только те, кто находился в бункере №2. Только «штаны из “Гортекса”» и одинокий подкравшийся боевик снизу пришли откуда-то еще. Кроме того, из бункера №2 неоднократно обстреливали бункер №1. В связи с этим, даже если бросок «штанов из “Гортекса”» с целью вступить в рукопашную борьбу является ошибкой, а шесть минут спустя одинокий боевик делает то же самое, то последующую перестрелку (снова) между двумя бункерами невозможно трактовать иначе. К этому моменту они уже знали бы, что там их товарищи из «Аль-Каиды», поскольку видели их и потому что изначально отправили силы для захвата бункера в виде первого боевика с фланга. Наконец, на тот момент уже рассвело (прим. автора).
)
