5

АПРЕЛЬ В ФАЛЛУДЖЕ

Имя: Ланс-капрал Коди
Должность: старший снайпер-разведчик
Район операции: Фаллуджа, провинция Аль-Анбар,
Операция «Iraqi Freedom II», март 2004-сентябрь 2004 г.

Несмотря на то, что он обильно потел на заднем сиденье бронированного «Хамви», мчащегося по открытой пустыне, ланс-капрал Коди был в восторге от пребывания в Ираке. Покинув Калифорнию двумя неделями ранее, он очень хотел оказаться в боевых действиях, но его подразделение, «Профессионалы» из 2-го батальона 1-го полка морской пехоты, сначала должны были забрать свои машины в Кувейте. Далее перед ними стояла утомительная задача пройти маршем из Кувейта в город Эль-Фаллуджа, находящийся на расстоянии свыше 450 миль. Оказавшись в городе, батальон должен был сменить подразделения 82-й воздушно-десантной дивизии и взять на себя контроль за этим оперативным районом.
Коди находился именно там, где хотел. Коренной техасец, всегда патриотично настроенный, он пошел в Вооруженные силы прямо из колледжа, а увлечение с юных лет меткой стрельбой заставило его стать морским пехотинцем. Офицер-вербовщик сообщил ему, что для того, чтобы стать снайпером-разведчиком морской пехоты, сначала ему придется поступить на службу собственно в пехоту. Вскоре он прошел базовую подготовку в Кэмп-Пендлтоне, в Калифорнии, и находился на пути к осуществлению своей мечты. В ту же неделю, когда его направили в 2/1 полка морской пехоты, он узнал, что разведывательно-снайперский взвод проводит «индок», и записался на него, а когда две недели ада закончились, его отобрали во взвод.
Ланс-капрал этого не знал, но он оказался одним из немногих морских пехотинцев, которые не служили в линейной роте до того, как их отобрали в разведывательно-снайперский взвод, а в самом Корпусе он прослужил всего полгода. Но даже с таким ограниченным опытом ему пришлось быстро учиться действовать в составе снайперской команды, потому что его подразделение через шесть месяцев отправлялось в Ирак для участия в операции «Свобода Ираку-II».
Хотя пыльная дорога из кувейтского Кэмп-Удари оказалась долгой, Коди был счастлив, что они избежали заминированных машин или самодельных взрывных устройств. По-настоящему он занервничал, когда в большую колонну батальона проскользнуло несколько незамеченных гражданских машин, в результате чего уровень угрозы временно повысился. Наконец, после трех дней пути, батальон достиг Кэмп-Бахария, расположенного всего в двух милях к юго-востоку от Эль-Фаллуджи. Лагерь когда-то являлся убежищем партии Баас, которое использовали сыновья Саддама Хусейна. Обстановка в уединенном комплексе зданий была роскошной, но после того, как американские войска оккупировали страну, поместье стало домом для американских военных частей, несущих службу в этом районе.
Вскоре после того, как подразделение Коди обосновалось на новом месте, командиры снайперских команд начали выполнять свои задачи вместе с армейскими снайперами. Совместная работа, когда кто-то показывал им местность, помогла им лучше вникнуть в обстановку.
Мысль о скорой охоте на повстанцев мотивировала Коди, он ощущал привилегию в том, что во время своей первой боевой командировки оказался непосредственно в зоне боевых действий. Будучи уверенным в своей команде, он, как ответственный человек, брался за самую опасную работу, во всех патрулях идя в головном дозоре. Но поскольку тот, кто идет впереди, всегда подвергается опасности первым, Коди знал, что его жизнь зависит от одного критического фактора — постоянной бдительности.
Позывной его команды был «Мрачный Жнец-1», ее возглавлял сержант Шухарт, заместителем командира команды был капрал Кернелл, а радистом ходил хороший друг Коди, ланс-капрал Постен. Коди и Постен были в команде «свинками», но в целом все были более чем уверены в себе, начав работу в Ираке.
До прибытия морских пехотинцев старшие американские командиры в этом районе регулярно, каждый четверг, встречались с руководством города. Морские пехотинцы планировали сопровождать солдат во время следующего визита, а командиры снайперских команд также должны были сопровождать своих армейских коллег.
В ходе этой миссии снайперы заняли позиции на крышах за пределами города. Армейцы сообщили морским пехотинцам, что в этом районе у них никогда не было столкновений с противником. Вскоре после этого в соседнюю крышу попала одиночная минометная мина, ранив находившихся на ней солдат и морских пехотинцев. В тот же день снайперы начали свою долгую боевую службу в Ираке, уничтожив четырех боевиков.
Как только батальон полностью сменил армейцев и взял на себя ответственность за обеспечение безопасности в городе, снайперские команды приступили к выполнению ночных заданий.
Коди не знал, что повстанческое движение в Эль-Фаллудже нарастало. Очень трудно было поверить, что несколько небольших групп боевиков антикоалиции и повстанцев смогут взять город с населением более 200 тысяч человек под свой контроль. Однако, избегая длительных столкновений с американскими военными и подавляя любую оппозицию безжалостными актами насилия, повстанцы действительно пришли к власти. На протяжении нескольких месяцев ситуация в городе была нестабильной, и американские военнослужащие могли быть уверены, что пока они передвигаются в этом районе, их всегда поджидают придорожные бомбы и засады сходу.
Когда четыре американца из компании-подрядчика Blackwater Security попали в засаду и были убиты во время поездки по городу, растущее напряжение достигло своего пика. После того, как мужчины были сильно обожжены и изуродованы, их тела протащили по городу, а затем двое из них были подвешены на «Бруклинском мосту». [1] Видеозапись нападения, показанная в западных СМИ, вызвала возмущение со стороны США. Американское командование, зная о мятеже в Эль-Фаллудже, понимало, что нужно что-то предпринять, чтобы подавить банды боевиков, удерживавших город.
Сразу после инцидента, 2/1 полка вошел в Эль-Фаллуджу, чтобы задержать повстанцев, виновных в нападении. Во время этой операции Коди вместе со своей командой действовали бок о бок с обычными пехотинцами, потому что командование хотело максимально избежать «дружественного» огня.
Когда до команд дошло известие, что они отправляются в город, Коди не был полностью в этом уверен. Но лейтенант собрал весь взвод и сообщил им, что они должны написать письмо своим близким, на случай, если они не вернутся из боя. Это было их предсмертное письмо. Именно тогда молодой морпех понял, что нападение боевиков было правдой. Письмо Коди было коротким. Ему было неловко и неестественно писать своей семье и объяснять им, что он умер и любит их.
За несколько дней до блокирования города командам дали инструкции, что брать с собой. Список снаряжения уже менялся несколько раз, но последнее слово сводилось к тому, чтобы взять с собой еды и воды на три дня. Снайперам также приходилось носить с собой оружие, оптику и радиостанции, но оружия на всех не хватало. И у Шухарта, и у Кернелла были снайперские винтовки M40A3, но в батальоне для них не оказалось M-16. То есть двое снайперов будут патрулировать Эль-Фаллуджу, имея винтовки с продольно-скользящим затвором, тогда как их в засадах будут ждать повстанцы с полностью автоматическими автоматами Калашникова. На это им сказали, что 9-мм пистолетов вполне достаточно. Винтовки M-16 с четырехкратным оптическим прицелом ACOG были только у радиста Постена и у Коди, упаковавшего дополнительно носки, батареи, приборы ночного видения и оптику. За день до начала наступления команды были готовы. Кто-то раздавал сигареты, чтобы морпехи покурили — все понимали, что это может быть последний раз, когда они вместе. Снайперские команды должны были быть приданы различным подразделениям батальона, когда они войдут в город следующим утром в 03:00.
Команда «Мрачный Жнец-1» придавалась роте «Эхо», и за несколько часов до запланированного начала атаки снайперы отправились на свои исходные позиции, отдыхая в кузове семитонного грузовика, пока не пришло время отправляться в путь.
Коди нервничал. Не так давно война была для него просто мыслью, но теперь он вот-вот должен был вступить в полноценный бой. Во время короткой поездки на исходные позиции на окраине города он задумался о том, чего ему ожидать, и когда команда остановилась, он увидел огни города и услышал вдалеке лай собак. Парень посмотрел в очки ночного видения, надеясь что-нибудь увидеть, но ничего не обнаружил. Перед рассветом снайперская команда обсудила свой план. Обладая свободой передвижения среди позиций взводов, снайперы понимали, что могут расположиться в любом месте, необходимом для ведения огня. Их задачами было обеспечить прикрытие пехоты во время штурма и уничтожить как можно больше повстанцев.
Всего в нескольких сотнях метров от Эль-Фаллуджи морские пехотинцы ждали в темноте приказа. Оглядевшись, Коди заметил, что некоторые морские пехотинцы насторожены, еще больше людей было возбуждено. Это то, чего они ждали всю свою военную карьеру. Другие, казалось, просто хотели побыстрее покончить со всем этим. Коди тоже нервничал и беспокоился, но определенно хотел быть частью этого.
Через несколько часов морским пехотинцам сообщили, что пора начинать. Три роты 2/1 полка начали выдвигаться в направлении Эль-Фаллуджи. Когда строй двинулся, Коди увидел, что движение возглавляет самый старший морской пехотинец роты «Эхо». Это был первый сержант роты, тоже «свинка», который когда-то руководил школой снайперов-разведчиков Первой дивизии морской пехоты. Коди не удивился, когда тот заметил команду снайперов и приказал им следовать за ним. Морпех знал, что «старик» был старым опытным «боевым конем», и возглавив свою роту в атаке на один из самых опасных городов страны, он также доказал свою храбрость. Когда они подошли ближе, Коди увидел, что на дорогах стоят танки M1 «Абрамс» и машины CAAT (смешанных противотанковых групп), [2] а их орудия направлены в сторону города, и почувствовал себя немного спокойнее. Это была впечатляющая демонстрация силы, и было приятно осознавать, что не он станет их жертвой.
Теперь, находясь всего в нескольких сотнях футов от зданий на окраине города, Коди почти не обращал внимания на морских пехотинцев, шедших позади него. Он был сосредоточен на поиске тех, кто пытается устроить им засаду, и не мог не задаваться вопросом, выберется ли он из этого боя живым.
Когда рассвело, все по-прежнему было тихо. Снайперская команда дала возможность морским пехотинцам роты «Эхо» зачистить несколько домов, прежде чем они пробрались на крышу. Слева и справа от снайперов в зданиях роились группы морпехов. Атака началась, но выстрелов не было. Судя по тому, как в батальоне объяснили, сколько в городе находится повстанцев, Коди ожидал немедленного обстрела. Ему сказали, что по донесениям разведки их ждут тысячи боевиков.
Коди вошел в уже зачищенное сооружение, но здание было построено лишь частично. Там, где должен был быть потолок, в некоторых местах торчали деревянные балки, и команде приходилось преодолевать их, чтобы вести огонь с той части крыши, которая была уже построена. Обогнув одну из балок, Коди надеялся, что не свалится, со своим тяжелым рюкзаком он с трудом удерживал равновесие. На полпути морпех заметил, что рядом с их домом остановились две временные быстроходные боевые машины, используемые морскими пехотинцами. [3] Они остановились всего в нескольких метрах от него, и внезапно, с противоположной стороны через улицу в сторону автомобилей полетели две гранаты из РПГ. Услышав их свист, Коди вовремя оглянулся, чтобы увидеть, как они промахнулись мимо цели и взорвались. Морпехи сразу же устроили боевикам ад, но повстанцы также открыли ответный огонь, пока через несколько мгновений танки и машины CAAT не начали сеять среди них хаос, уничтожая дома, в которых находились боевики. Вскоре казалось, что вокруг снайперов стреляют все, кроме них самих.
Готовая к бою, команда поспешила в сторону стрельбы. Они перебрались через балки и занялись поиском целей, но обстановка была под контролем, потому что, изучив местность через свой прицел ACOG, Коди обнаружил только пустые окна и одинокие крыши. Шухарт и Кернелл выискивали цели в свои прицелы, но никто не появлялся. Другие здания мешали вести наблюдение вглубь города, поэтому обзор был ограничен. В конце концов, когда повстанцы отступили, морские пехотинцы углубились дальше в застройку.
— Пошли! Двигаем, — сказал Шухарт.
Собираясь выйти из дома, Коди слышал шум движения в радиогарнитуре Постена. Выбежав на улицу, он осмотрел ее в поисках мест, где можно было бы укрыться, и пока снайперы передвигались, держал свое оружие наготове, быстро перемещаясь по опасному открытому пространству, стараясь не споткнуться об обломки. Время от времени на их флангах появлялись группы морских пехотинцев, заходящие в дома и строения. Передвижение по улицам и дворам было напряженным. Где-то в глубине души Коди знал, что в любой момент они могут угодить в засаду или случайно стать целью нервных товарищей-морпехов, и когда он наткнулся на следующую группу, то вместе с ними направился в здание. Внутри оказался первый сержант, который очень хотел присоединиться к снайперской команде, но через несколько мгновений понадобился где-то еще.
Команда расположилась на крыше, но также мало что могла увидеть. Издалека до них доносились многочисленные взрывы и выстрелы. Вскоре пришло время выдвигаться опять, и Коди снова приготовиться идти в головном дозоре. Каждый раз, когда он выходил из здания, то чувствовал себя уязвимым для выстрела. Пробираясь через переулки и тропинки, он время от времени оглядывался назад на команду. Вскоре они услышали поблизости крики морпехов. Шухарт повел их к следующему дому, и там они обнаружили еще одно подразделение. Пока отделение морской пехоты было занято обыском всего, Коди переходил из комнаты в комнату, проверяя их. Дом разрушали изнутри — морские пехотинцы разбивали зеркала и окна, со стен срывали картины и выбивали двери. Но этот процесс был неизбежен, чтобы обезопасить здание — неизвестно, какое СВУ повстанцы могли использовать против американцев, оно могло оказаться любой формы и любого вида, быть заложенным любым способом. С отделением находился первый сержант, который последовал за командой на крышу как раз в тот момент, когда дом был зачищен.
На крыше снайперы приступили к работе.
— Коди, охраняешь с тыла, — произнес Шухарт.
Коди был в гневе, но приказ принял. Он еще не стрелял из своего оружия и, похоже, делать это ему не придется. Пока Шухарт и Кернелл выискивали цели, морпех разместился у двери. Постен, у которого была рация, планировал вести наблюдение в интересах обоих снайперов, если они будут стрелять. Коди заметил, что первый сержант на своей M-16 установил личный прицел, — это был «Льюпольд», и можно было заметить, что он был счастлив в своей стихии.
Когда атака достигла полной силы, все вокруг заволокло дымом. Кругом бушевали перестрелки. Затем, неожиданно, пули попали в дом, в котором засели снайперы. Коди инстинктивно пригнулся, но команда не пострадала; их прикрывала стена, выстроенная вокруг крыши. Снайперы нашли, откуда велся огонь, и когда все остальные, кроме него, начали стрелять, морпех разозлился.
Вскоре Шухарт отдал приказ снова выдвигаться вперед, и Коди удивился, когда первый сержант не только присоединился к ним, но и занял огневую позицию. Он вел их от одной кучи щебня к другой, постоянно передвигаясь, и хотя парень задавался вопросом, куда они направляются, он верил, что первый сержант знает, что делает.
Единственное, что обращало на себя внимание Коди, так это гражданские лица. Пока снайперы перемещались по городу, он задавался вопросом, почему, пока повстанцы и морские пехотинцы ведут перестрелку, те все еще здесь, но вскоре понял причину. Команда встретилась с группой морпехов, которые допрашивали задержанных. В соседнем здании находились и другие морпехи, вместе с ними исчез и первый сержант. Когда команда заговорила с бойцами, те сообщили, что гражданские лица наблюдают за ними, и после того, как иракцы покинули этот район, морские пехотинцы попали под огонь из стрелкового оружия. Было очевидно, что некоторые из мирных жителей были повстанцами, действовавшими в качестве разведчиков.
Услышав выстрелы в другом месте, команда снова двинулась вперед, и опять Коди шел впереди. Пока они патрулировали, он просматривал каждый дверной проем, окно и крышу, ожидая, что враг может оказаться где угодно и в чем угодно. Снайперы двигались быстро и с большей осторожностью, и вскоре остались одни.
Через несколько часов после начала штурма снайперская команда обнаружила строящийся трехэтажный дом. Были отстроены только стены и потолок, а внутри лежали груды кирпичей и известкового раствора, оконные и дверные проемы были открыты. После того, как команда туда зашла, они зачистили два нижних помещения и небольшую ванную комнату у ступеней, ведущих на второй этаж, который Коди проверил, поднявшись по лестнице. Как только они зачистили остальную часть дома, снайперы вернулась на второй этаж— они не хотели действовать по шаблону, всегда располагаясь на крыше.
Был уже полдень, и под палящим Солнцем тяжелые рюкзаки и снаряжение начали утомлять морпехов, поэтому они решили задержаться в доме и продолжить наблюдение оттуда. Сбросив снаряжение, Коди с Кернеллом решили проверить территорию вокруг дома и осторожно спустились вниз. Выглянув в окно, Кернелл увидел кого-то снаружи и предупредил напарника, направлявшегося к окну, мимо которого должен был пройти человек. Прежде чем он появился в поле зрения, сердце молодого морпеха учащенно забилось — ведь сейчас он мог впервые убить человека! — но через несколько мгновений расслабился, увидев, что это всего лишь ребенок. Тем не менее, он задался вопросом, что во время боя здесь делает ребенок.
Вернувшись в комнату, Коди заметил только одно окно, из которого можно было наблюдать. Оно находилось в центре дальней стены, в двух футах от пола. За домом под окном проходила улица с мощеной мостовой, через которую стоял ряд зданий, по виду напоминавшие коммерческие. Дома на другой стороне улицы были расположены очень близко, всего в тридцати пяти метрах. Коди стал возле двери, на лестнице, прикрывая товарищей с тыла, Кернелл со своей радиостанцией расположился у окна, а двое других отдыхали.
Команда пробыла в помещении совсем недолго, когда на них внезапно обрушился огонь вражеского пулемета. Свинцовый ливень ворвался в окно, ударив по подоконнику и задней стене. Все мгновенно упали на пол.
— Кто-нибудь что-нибудь видит? — крикнул Шухарт.
Но никто не рисковал поднять голову под пулями, летящими в окно. Вскоре по ту сторону улицы послышались взрывы. Коди испытал прилив адреналина. Вот оно! Наконец-то он поучаствует в настоящем деле! У него и Постена были M-16, и они вдвоем подползли к окну, чтобы открыть ответный огонь, — снайперские винтовки не были подходящим оружием против пулеметчика, поливавшего свинцом их позицию. Коди сел слева от окна, а Постен справа. Они смогли расслышать звуки выстрелов из двух различных типов оружия, звучавших через улицу, — перестреливались из АК и М-16, но пулемет все еще бил в подоконник и стену перед ними, только теперь он стал менее точен. Во время перерыва в стрельбе Коди выглянул в окно, чтобы обнаружить вражеского пулеметчика. Увидев здание, в котором тот находился, он сразу же подумал об автомагазине под названием «Pep Boys». На крыше виднелись глушители, а вход прикрывали две большие синие двери. Это был арабский вариант магазина «Pep Boys».
Морпех заметил пулеметный ствол всего в тридцати пяти метрах от себя. Одним движением он встал на колено, поднял винтовку и открыл огонь по пулеметчику. Постен, находившийся по ту сторону окна, тоже начал стрелять. Чтобы подавить противника, морпехи чередовали стрельбу. Коди был возбужден, потрясен, нервничал и встревожен одновременно. Находясь в эпицентре событий, его чувства взяли верх. Он был в бою! Прислонившись спиной к стене, он смотрел, как Постен выпускает короткую очередь из трех патронов. Когда тот откинулся назад, Коди привстал, чтобы выстрелить, но прежде чем он успел поднять винтовку над подоконником, его мир померк.
На мгновение потеряв сознание и оставшись наедине со своими мыслями, он задался вопросом, не умер ли он. парень знал, что его что-то ударило, потому что последнее, что он почувствовал, — это откинувшаяся назад голова. Сбитый с толку, он решил, что раз уж мог думать, то остался жив, хотя ничего не слышал и не чувствовал. Если бы это была смерть, думал он, то перед глазами пронесется вся его жизнь.
Казалось, прошли часы, когда Коди почувствовал, как кто-то ударил его по ногам. Он медленно открыл глаза и увидел, как его пинает Шухарт.
— Что случилось? — пробормотал парень, все еще лежа на полу.
— Парень, ты ранен в голову! — ответил Постен.
Придя в себя, морпех почувствовал боль в голове.
Когда он собирался выстрелить, пуля пробила его шлем. Она ударила его, когда он стоял на колене, и естественно, он упал в позу эмбриона. Его товарищи по команде услышали, как их товарищ вскрикнул, и это прозвучало так, будто из него вышибли воздух. Он лежал без сознания минут десять.
Когда Коди упал, его товарищи начали искать место кровотечения, но не могли ему особо помочь, потому что сами стали бы мишенями. Они знали, что стрелок мог оказаться еще одним снайпером, пытающимся их выманить. Всем морпехам говорили, что новые кевларовые шлемы способны выдержать попадание пули из АК или винтовки, но они не думали, что когда-нибудь им придется стать свидетелями этого, а тем более познать это на своем собственном опыте.
Коди лежал на полу, все еще чувствуя слабость и сонливость. Очки на его шлеме при попадании пули рассыпались, остатки пластикового корпуса свисали ему на лицо. Когда он пришел в себя и полностью осознал, что произошло, то заплакал слезами радости и боли. Он не мог поверить, что получил пулю в голову и выжил.
— Ты в порядке, Коди? Парень, ты нас напугал! — произнес кто-то.
— Да я b сам в штаны наложил… — ответил он.
Когда стрельба по их зданию прекратилась, команда выползла из помещения. Солдаты попытались установить радиосвязь с кем-либо в этом районе, но безуспешно. Несмотря на потрясение, Коди знал, что ему нужно возвращаться в игру, когда командир его команды сказал ему снова идти в головной дозор, и поведя своих товарищей вниз, чувствовал свои тяжелые, будто ватные, ноги. На улице еще раз они попытались установить радиосвязь, но снова ничего не вышло. Шухарт знал, что Коди должен осмотреть санитар. Его товарищи по команде возились с радио, когда он заметил, что кто-то подходит к зданию, и разглядел тень человека, которая приближалась все ближе и ближе к основному дверному проему. Коди обеспокоился, полагая, что это иракец, который, — полагая что застрелил его, — идет в дом, чтобы подтвердить его убийство. Как только мужчина подошел к двери, морпех перевел переводчик огня на своем оружии в полуавтоматический режим и, положив палец на спусковой крючок, повернул за угол и уткнулся стволом своей M-16 в грудь мужчине. Огня он не открывал, увидев, что это испуганный старик. Потом кто-то затащил человека в дом, и Кернелл приставил свой 9-миллиметровый пистолет к голове хаджи.
— Это разведчик. Давай пристрелим его, — крикнул он.
Через несколько мгновений с того же направления подошло еще трое мужчин. Когда они достигли входа, Шухарт выскочил и крикнул им, чтобы они вошли в здание.
Теперь со снайперской командой было четыре иракца; двое из них умоляли и плакали, и Шухарт с Кернеллом пытались их успокоить, но двое других бесстрастно смотрели на военнослужащих. Постен по радио пытался связаться с другими подразделениями, а Коди нужно было показаться медику. Обстановка была слишком сложной. Наконец, они решили оставить местных в доме и отправиться в тыл. Там должны были находиться подразделения роты «Эхо», и снайперы обязательно найдут санитара. Однако команде нужно было двигаться быстро, потому что оставаясь на улицах небольшом количестве, они оставались в опасности.
В других частях города все еще гремели бои. Танки и авиация методично уничтожали машины с боевиками противника и превращали дома в руины. На земле морские пехотинцы сражались с небольшими группами повстанцев. По мере того, как военнослужащие перемещались по своим секторам, зачищая помещения и здания, важнейшую роль играло взаимодействие, однако боевики свободно передвигались по городу. Некоторые умудрялись перемещаться на такси, и как только набирались смелости обстрелять морских пехотинцев, то обычно сразу отступали, просто чтобы повторить то же самое в другом месте.
Команда прошла несколько кварталов, прежде чем встретила группу отдыхавших морпехов. Когда Коди сел рядом с санитаром и начал нервно объяснять, что произошло, у него во рту была пачка табака и сигарета в губах. Морские пехотинцы были поражены, что ему так повезло, а санитар рассказал ему историю о другом отделении, которое находилось впереди.
— Морпехи услышали автоматную стрельбу и двинулось в соседнее здание. На крыше среди глушителей они увидели пулеметчика и пристрелили его, но во время стрельбы заметили парня в доме через дорогу, и кто-то из отделения убил его выстрелом в голову.
У Коди закрались подозрения, и он спросил, где именно находилось отделение, когда они стреляли. Когда же узнал, что морпехи находились в том же районе, что и снайперская команда, ему стало ясно, что его чуть-было не убил кто-то из этого отделения. Узнав о том, что его чуть не убил другой морской пехотинец, на Коди накатилась ярость. Он недоумевал, как они не увидели его шлем, но поскольку теперь уже ничего не мог с этим поделать, ему пришлось забыть об этом.
Вскоре снайперская команда и отделение получили приказ отступить и соединиться с остальной частью роты «Эхо» за пределами города. Когда они добрались до места, Коди был против своей воли отправлен на передовую оперативную базу. Он хотел помочь своей команде, но полученное ранение делало его обузой. На базе в его каске обнаружили пулю калибра 5,56 мм от винтовки М-16, застрявшую всего на два дюйма выше его правого глаза.
Пятого апреля морские пехотинцы вновь вошли в Эль-Фаллуджу для наступления на повстанцев, получившего название операция «Бдительная решимость». В наступлении должны были принять участие четыре батальона морской пехоты при поддержке авиации, танков и артиллерии, каждый из которых прочесывал отдельные районы города. Когда Коди поправился, он вернулся обратно в город к своей снайперской команде. К тому времени закаленная в боях морская пехота 2/1 полка заняла боевые позиции в северо-западных районах Элт-Фаллуджи. В это время снайперы из «Мрачного жнеца-1» находились вместе с ротой «Эхо» в районе Джолан. Они и другие снайперские команды охотились с крыш зданий у печально известного джоланского кладбища.
Коди подружился с пехотинцами из роты «Эхо» и с удовольствием знакомился с ними ближе. Время в городе оказалось для него захватывающим, потому что он хотя бы раз в день стрелял из своего оружия. Атаки на их позиции со стороны повстанцев, казалось, происходили как по расписанию — обычно после утренней молитвы и после захода Солнца. Снайперы, как и остальные взводы, быстро запомнили этот шаблон, и в эти часы крыши были переполнены морскими пехотинцами, ожидающими возможности пострелять. Бóльшую часть ночей над городом пролетали боевые ганшипы AC-130, сея смерть и разрушения среди групп ничего не подозревающих боевиков, которые считали, что передвигаются незамеченными. К настоящему времени участие в перестрелках стало для Коди обычным делом; даже использование снайперской винтовки стало обыденным.
Поскольку снайперская команда довольно долго находилась в этом районе, Коди смог расположиться за снайперской винтовкой для ведения наблюдения. Однажды, во время одной из перестрелок, Коди был со снайперской винтовкой, когда заметил мужчину, который переносил оружие из мечети в машину. Тот находился в 400 метрах. Мужчина исчез, чтобы снова появиться через несколько минут. Лежа за винтовкой, Коди мог уверенно сказать, что человек считал, что его никто не видит. Иракец вышел на открытое место и остановился. Парень подумал обо всех своих товарищах-морпехах, которые были застрелены из винтовок — точно таких же, как и те, которые переносил этот человек, — и прицелился мужчине в грудь. Он не испытывал никаких эмоций, убивая мужчину, который стоял всего в нескольких метрах от своей жены и ребенка, но не успел подумать о содеянном, потому что завязалась очередная перестрелка.
Ровно через месяц после того, как он получил пулю в голову, Коди и его команда должны были отправиться в патрулирование со взводом из роты «Эхо» и несколькими операторами отряда «Дельта». По морпехам вели спорадический огонь из стрелкового оружия и минометов из определенного дома, стоящего на противоположном конце кладбища, и они планировали совершить налет, и возможно занять этот дом и тот, что рядом с ним.
Двадцать шестого апреля, в 04:00, Коди встал и собрал свое снаряжение. Он был рад отправиться в патруль и даже сообщил своим товарищам по команде, что надеется попасть в сумасшедшую перестрелку, такую как в кино. Саперы уже проделали дыру в стене перед домом, чтобы морские пехотинцы смогли пройти через нее. Патруль быстро передвигался по кладбищу, учитывая, что до этого каждый выходившее отсюда подразделение подвергалось нападению, но Коди чувствовал себя спокойно, зная, что их передвижение прикрывает остальная часть роты и другая снайперская команда.
Благополучно добравшись до нужного дома, снайперы помогли обыскать здание. Внутри обнаружилось оружие с принадлежностями, наркотики и деньги, но повстанцев не было. Когда взошло Солнце, снайперы нашли дыру в стене на крыше, из которой была видна их прежняя позиция, а пальма рядом с домом скрывала саму амбразуру от морских пехотинцев. Это была впечатляющая огневая позиция, очевидно, использовавшаяся для снайперской стрельбы.
Утром на крыше расположилась снайперская команда с двумя пулеметчиками и стрелком-гранатометчиком. [4] Одно отделение осталось внизу, обеспечивая охранение, тогда как другие морские пехотинцы отправились в дом через улицу, чтобы занять бóльшую территорию. После того, как на весь город прогремела утренняя молитва, морпехи из здания через дорогу вышли на патрулирование.
С крыши снайперская команда могла наблюдать через кладбище место расположения роты. С противоположной стороны крыши на многие мили раскинулись дома, построенные почти прямо друг над другом. У некоторых зданий крыши были немного выше, чем у других. Соседний дом стоял так близко, что если высунуться в окно, то до него можно было дотронуться. Глядя вниз с крыши, Коди видел сеть дворов и стен, раскинувшихся по всему району, с редкими пальмами и кустарниками.
Команда снайперов приступила к работе с крыши здания. По периметру стены, окаймлявшей крышу, шли металлические рельсы, а щели в металле позволяли любому с соседних крыш видеть морских пехотинцев, поэтому Коди накинул на них ковры. Другая часть стены, окружавшей крышу, была сделана из бетона, поэтому команда пробила в ней три амбразуры, выходящие на дорогу, ведущую к их дому. Две амбразуры предназначались для снайперов, а одна — для пулеметчиков.
Через амбразуры команда начала «пробивать» местные предметы как ориентиры и определять дальности. Это облегчало быстрое поражение любого приближающегося хаджи, пытающегося стрелять и двигаться. Закончив работу на своей позиции, они терпеливо ждали, пока покажутся повстанцы.
Сначала Коди наблюдал в зрительную трубу, но вскоре сменил Шухарта за снайперской винтовкой. Они менялись друг с другом каждые полчаса. Через прицел Коди надеялся увидеть кого-нибудь с оружием, но в окрестностях было пусто. Когда над головой поднялось Солнце и обожгло морпехов, командир команды приказал Коди и Постену спуститься вниз и полчаса отдохнуть, — не имело смысла держать всех на крыше, и он не хотел, чтобы в случае, если их атакуют, все находились вместе. Морпехи оставили свои рюкзаки, а Постен оставил на крыше для Кернелла еще и свою M-16. Коди спросил Шухарта, не хочет ли он оставить и его винтовку, но тот ответил отрицательно:
— Нет, она может тебе понадобиться.
Спустившись на второй этаж дома, оба морпеха вошли в комнату, забитую матрасами. Прямо напротив них находилось окно, за которым виднелось соседнее здание. Коди приставил свое оружие к стене рядом с дверью, оба сняли каски и бронежилеты, их футболки все еще были влажными от пота. Найдя два подходящих матраца, они расположились на отдых. Коди закурил сигарету, и они двадцать пять минут болтали и шутили друг с другом, пока Постен не упомянул, что им пора возвращаться на крышу. Но как только они встали, дом сотрясли многочисленные взрывы.
— Что это было, черт возьми? — спросил Коди.
Внезапно полная безмятежность превратилась в абсолютный хаос. В стены домов и дворов, которые занимали морпехи, полетели гранаты от РПГ, из мечети и других строений вдалеке раздались пулеметные очереди. После первого же залпа морские пехотинцы открыли ответный огонь из всего, что у них было. Пули влетели в соседнее с Постеном окно, попав в стену у дверного проема, и он тут же нырнул за М-16 рядом с дверью. Бросив Коди его снаряжение, он поднял винтовку, чтобы открыть ответный огонь через окно. На крыше раздались новые взрывы и крики.
— Брось мне мое оружие! — закричал Коди, как только надел свою снарягу. Когда его напарник бросил ему оружие, он, не теряя времени, открыл огонь. Он едва целился, нажимая на спусковой крючок так быстро, как только мог, но этого оказалось достаточно для того, чтобы и он, и Постен отошли из комнаты. По всему дому раздавались выстрелы из разного оружия. Из коридора он мог видеть, как с крыши по лестнице спускались окровавленные и контуженные морские пехотинцы.
Шухарт, Кернелл, пулеметчики и стрелок-гранатометчик лежали на крыше, переговариваясь и наблюдая. Все было тихо, пока на крышу не упали два камня, — только это оказались не камни, а гранаты. Одна прикатилась к пулемету М240G и морпех инстинктивно перекатился на него, защищаясь. Взрывом гранаты ему оторвало руку. Еще одна граната закатилась за снайперов, осколки задели их и другого пулеметчика. Почти сразу же все их оружие и снаряжение оказалось уничтоженным. После того, как взорвались гранаты, из близлежащих зданий выскочили боевики, другие открыли огонь с крыш, из дверных проемов и окон. Оба дома подверглись интенсивному обстрелу. Ливень пуль и гранат накрыл позиции морских пехотинцев, на мгновение повстанцы подавили морпехов своей огневой мощью.
Никто не знал, что в соседних домах было полно повстанцев, которые ждали подходящего момента, чтобы устроить им засаду.
В коридоре Коди и Постен столкнулись с остальными, спускавшихся с крыши. Первым свалился Шухарт, к ноге которого была привязан только его 9-миллиметровый пистолет, за ним хромал стрелок-гранатометчик. Кернелл спрыгнул с крыши следующим. Его лицо было посечено осколками, но в одной руке он держал винтовку Постена. Кроме того, он также помогал морскому пехотинцу, потерявшему руку.
Отделение, находившееся внизу, стреляло во все подряд. Один морской пехотинец был ранен в спину. В него попали, когда он стрелял в хаджи, сжимавшего в руке гранатомет. В повстанца попал другой морской пехотинец, но из 40-мм гранатомета. Граната попала тому прямо в голову и мгновенно ее испарила.
Коди был потрясен, увидев, что все, кто находился на крыше, ранены. Он начал помогать оказывать первую медицинскую помощь, когда двое его товарищей из отделения сказали, что им нужно забрать с крыши все снаряжение и спасти все оружие, если это возможно. Коди вставил в винтовку новый магазин и ответил, что они с Постеном прикроют их огнем, пока те помчатся наверх. Когда морпехи бросились прочь, парень поднялся по лестнице и начал стрелять в повстанцев, находившихся по соседству. Когда его товарищи скрылись на крыше, вражеский огонь заметно усилился, но Коди беспокоился о тех, кто был наверху; один из них был старшим пулеметчиком, которого он очень хорошо знал. Через несколько мгновений к нему подошел санитар, сжимавший 9-мм пистолет и рацию.
— Мне нужна помощь! Там внизу есть охранение! — сообщил храбрый медик.
Коди знал, что должен помочь, они все втроем без колебаний бросились наверх. На крыше их встретил град пуль. Морпех видел, как иракцы стреляют из своего оружия, но остановился как вкопанный, как только заметил своего друга. Время замедлилось, он потерял интерес ко всему вокруг — старший морской пехотинец, с которым он подружился, который многому научил его и взял под свое крыло, лежал на крыше. Кожа у него была мертвенно-бледной. Пулеметчик получил три пули в грудь, и все они прошли мимо пластины SAPI. [5] Другой морпех, тоже раненый, держал его за руку. Санитар принялся за работу, а Коди пришел в себя и начал стрелять. Как раз в тот момент, когда он собирался выстрелить, другой морпех поднялся по лестнице и пробежал прямо мимо его дульного среза, и он чуть не застрелил его.
Крышу обстреливали из стрелкового оружия с соседних зданий. Вдали, через стены домов, перепрыгивали боевики с АК, посылая пули во все стороны. Коди оказался в бою не на жизнь, а на смерть. Повстанцы, находившиеся всего в двадцати футах от него, на соседней крыше, набросились на него и остальных его товарищей. Когда морпех начал стрелять, проснулась мышечная память, вспомнились его тренировки. Все, что он мог делать, это быстро стрелять и стараться не попасть под удар. Пули угодили в бетон, на который он опирался во время стрельбы. Он видел, как некоторые повстанцы высовывают поверх стен и нажимают на спусковой крючок, молясь и стреляя. Он вспомнил, что ему хотелось поучаствовать в жестокой перестрелке, но теперь сожалел об этом.
Вскоре на крышу поднялся один из операторов «Дельты». Он был медиком и смог поставить капельницу одному из морских пехотинцев. Меняя свой магазин, Коди огляделся. «Сороковка» Кернелла была сильно повреждена и горела. На самом деле, горели все их рюкзаки. Радио, оптика и приборы ночного видения были повреждены, а патроны, находившиеся в некоторых рюкзаках, начали взрываться.
Санитар кричал, что нужно спустить раненых. Коди сказал остальным уходить, пока они с Постеном их прикроют. Когда все спустились с крыши, начали отходить и они. Постен поискал что-нибудь, что осталось пригодным для использования. У Шухарта осталась только снайперская винтовка, которую он прихватил по пути вниз. Коди был последним на крыше, и он все еще стрелял, когда ее покидал.
Два здания, в которых засели морские пехотинцы, продержались достаточно долго, и вскоре прибыла поддержка с воздуха. Коди был рад увидеть, как вертолеты поливают огнем здания вокруг них. В бою поучаствовали и танки, но поскольку огонь противника был очень интенсивным, то машинам нужно было подъезжать прямо к домам и обеспечить подавляющий огонь, чтобы морские пехотинцы смогли оттуда выбраться. Без поддержки бронетехники им пришлось бы отходить через кладбище пешком. До него было всего 300 метров, но вокруг морпехов по-прежнему летели пули. Когда подъехали танки, он помог нести своего товарища, в которого попала пуля, через кладбище, и когда они, наконец, добрались до противоположной стороны, Коди собрал оставшиеся боеприпасы, чтобы вернуться и помочь остальным благополучно отойти. Но все уже вернулись, и он оставил своего друга с санитаром и посмотрел на его окровавленный камуфляж. Это был последний раз, когда Коди видел своего товарища живым. Ему потребовались секунды, чтобы понять, что тот только что умер, но времени на раздумья не было, — бой продолжался.

ПРИМЕЧАНИЯ:

[1] Известный эпизод, связанный с нападением из засады на конвой ЧВК «Blackwater» в Эль-Фаллудже, случившийся 31-го марта 2004 года. Четыре вооружённых сотрудника компании — Скотт Хелверстон (Scott Helvenston), Джерко Зовко (Jerko Zovko), Уэсли Баталона (Wesley Batalona) и Майк Тиг (Mike Teague) были вытащены из машины, избиты и убиты, после чего их тела были сожжены. Трупы привязали к машинам, их протащили по улицам, и в итоге были повешены на мосту через Евфрат.
[2] Combined Anti-Armor Team (CAAT) — концепция использования тяжелого оружия пехотных подразделений, принятая в КМП США первоначально для охраны транспортных колонн. Группа CAAT представляет собой смешанное огневое подразделение поддержки, в состав которого входит взвод оружия с 12,7-мм пулеметами M2 и 7,62-мм пулеметами M240G, усиленный расчетами 40-мм автоматических гранатометов Mk19 и ПТРК TOW, установленными на автомобилях MRAP или HMMWV. Обычно взвод состоит из 2-3 отделений, в каждом из которых находится до 5 машин с различным тяжелым вооружением.
[3] Interim Fast Attack Vehicle (IFAV) — легкий колесный внедорожник с установленным на нем различным вооружением (например, 12,7-мм пулемет М2 или 40-мм автоматический гранатомет Mk 19). Как правило, в качестве платформы использовались автомобили Мерседес G-класса, или другие джипы.
[4] Штатный боец отделения, вооружен винтовкой М4/М16 с 40-мм подствольным гранатометом М203.
[5] Встраиваемая бронезащита от пуль лёгкого стрелкового оружия (англ. Small Arms Protective Insert).

"Spray and pray" это всё-таки устойчивое выражение, его скорее можно перевести как "стреляя как попало, наобум".

_________________

Это называется "противопульная бронепанель".

_________________
Amat Victoria Curam

Ага, спасибо!
Уже в финальной версии подправлю.

UPD. Складывается впечатление, что эпизоды записывались разными людьми. Либо плохая работа литературного редактора.

"Молись и поливай!"

_________________
Amat Victoria Curam

6

АПРЕЛЬ В ФАЛЛУДЖЕ-2

Имя: капрал П. Итан
Должность: командир команды снайперов-разведчиков
Район операции: Умм-Каср, провинция Аль-Басра, и Эн-Насирия, провинция Ди-Кар
Операция «Iraqi Freedom I», февраль 2003-август 2003 г.
Фаллуджа, провинция Аль-Анбар
Операция «Iraqi Freedom II», март 2004-сентябрь 2004 г.

После того, как в конце марта 2004 года были убиты сотрудники частной военной компании «Блэкуотер», 2-й батальон 1-го полка морской пехоты вошел в Фаллуджу, чтобы поймать виновных. Однако, судя по тому, какое сопротивление им было оказано в тот день, стало ясно, что для того, чтобы найти и ликвидировать всех причастных, необходимо больше времени и более тщательное планирование. Однако во время этой операции один из старших «кабанов» батальона, капрал Итан, начал свою серию ликвидаций, которая в конечном итоге привела к уничтожению тридцати двух вражеских боевиков.
Служба Итана в морской пехоте началась в октябре 2001 года. Первоначально, после окончания школы, ему хотелось играть за футбольную команду колледжа, но отсутствие интереса к учебе разрушило эту мечту. Вместо этого он поступил на службу в морскую пехоту как простой пехотинец.
Легко пройдя весь курс начальной подготовки, и прибыв на флот, он четыре месяца проходил интенсивную пехотную подготовку вместе со своим батальоном. Когда все закончилось, капрал дал ему понять, что находясь в линейном подразделении морской пехоты, Итан повидал все, что она может ему предложить, и сообщил, что если он хочет заняться чем-то более сложным, то ему следует попробовать пройти курс подготовки («индок») во взводе снайперов-разведчиков, который скоро начнется. Итан видел снайперов поблизости и хорошо помнил, где они располагаются. На лестнице, ведущей к их расположению, большими красными буквами было написано: «БОЛЬ, СТРАДАНИЕ, 8541». Хотя он и имел представление о том, чем занимаются снайперы, во время «индока» он понял, что именно означают эти слова.
Недельный курс представлял собой нечто невообразимое, но Итан стал одним из тех четырех морпехов, которых отобрали во взвод из двадцати пяти человек. Там он оказался в роли «свинки», единственной в своей команде. Остальные трое военнослужащих, все «кабаны», были по сравнению с ним опытными ветеранами, и он старался научиться у них как можно бóльшему. Чуть более шести месяцев спустя началась операция «Свобода Ираку».
Он служил во втором батальоне первого полка морской пехоты, который являлся батальонной десантной группой пятнадцатого экспедиционного подразделения морской пехоты, базировавшегося в Кэмп-Пендлтоне, в штате Калифорния. Когда 15-е ЭПМП прибыло на Ближний Восток, его придали 3-й бригаде коммандос британской Королевской морской пехоты, где позже оно впервые приняло участие в боевых действиях в иракском порту Умм-Каср на южном побережье. Для коалиции этот город имел важное стратегическое значение, поскольку позволял доставлять военные и гуманитарные грузы непосредственно в Ирак.
Восемнадцатого марта 2003 года Итан оказался на много миль впереди своего батальона, находясь на вышке кувейтской полиции и ведя наблюдение за иракским комплексом. Еще две снайперские команды из его взвода находились на вышках слева и справа от него. В тысяче метров от них иракцы патрулировали границу на машинах, а в тысяче метров за ними располагался свой лагерь.
После трех дней сбора информации и составления отчетов снайперы получили приказ навести на иракцев артиллерию. Команда Итана точно определила расстояние до цели, но все равно когда командир его команды приказал ему вызвать удар, он немного струхнул. Парню было всего девятнадцать лет, и прошло только два года как он окончил колледж, а он уже помогал наводить огонь по иракскому комплексу. Он знал, что его дядя, снайпер морской пехоты во Вьетнаме, гордился бы им. Британская артиллерия вгрызалась в бетонные конструкции и даже достигла прямого попадания в одну из башен. Из окон посыпались стекла, и часть здания рухнула. Через некоторое время британские королевские морские пехотинцы пересекли границу, проделав три прохода. Итану было странно осознавать, что он является частью истории и что за войной наблюдает весь мир, но тем не менее, это было так.
Спустя несколько часов в Умм-Касре Итан корректировал огонь на поражение для своего напарника. Команда была придана роте «Фокстрот», чтобы помочь захватить еще один комплекс зданий. Снайперы находились в жилом доме в 200 метрах перед позициями пехоты и получили разрешение поражать любые автомобили, въезжающие на территорию комплекса. Вскоре в район въехал красный пикап, нагруженный людьми и оружием. С расстояния 800 ярдов напарник Итана выстрелил в человека, ехавшего в кузове машины. После того как мужчина упал, он произвел еще один выстрел по кабине, но водитель успел включить задний ход и скрыться с места происшествия. Позже пикап был найден с пятнами крови в кабине и на сидении. Итан считал, что это здорово, что его напарник добился попадания, но не мог дождаться того дня, когда сам окажется за снайперской винтовкой.
После того как Умм-Каср пал перед силами коалиции, подразделение Итана отправилось на север, в Ан-Насирию. К тому времени бóльшая часть боевых действий в городе утихла, единственной насыщенной событиями операцией стал захват офицера иракской армии, ответственного за нападение на армейскую колонну в начале того же месяца. Команда Итана должна была убедиться, что этот человек находится в своем доме, и после подтверждения туда должна была нагрянуть штурмовая группа и схватить его.
Ведя наблюдение из расположенного неподалеку школьного здания, команда смогла установить личность нужного человека, и батальон двинулся в рейд. Когда морские пехотинцы приблизились, Итан со своим командиром присоединился к ним, а два других снайпера остались в школе. Войдя в дом, он увидел, как к лестнице бросился мужчина. Преследуя его, им с еще одним морпехом удалось зажать его на крыше, но, к их удивлению, он спрыгнул вниз, и, не обращая ни на кого внимания, побежал в другое здание. Вскоре его поймали и во время допроса выяснилось, что он привязывал мертвых американских солдат к своей машине и таскал их по улицам.
После этой командировки подразделение вернулось в Кэмп-Пендлтон, и «кабаны» были демобилизованы, в связи с чем Итану выпал шанс поступить в школу снайперов-разведчиков первой дивизии морской пехоты. Хотя обучение в школе было сложным, бóльшую часть учебной программы Итан уже проходил в бою, поэтому закончил он ее с первой попытки. Теперь настала его очередь проводить «индок», поскольку из его взвода ушло много опытных морских пехотинцев. После прекрасного отбора новых «свинок» взвод приступил к тренировкам, и менее чем через год они снова отправились в Ирак.
В первый день операции «Бдительная решимость» Итан записал на свой счет два поражения. Продвижение в город стало для него неожиданным удовольствием. Ему наскучили важные, но скучные задачи по противодействию закладкам СВУ за пределами города. Хотя новости о сотрудниках ЧВК были трагическими, он знал, что все основные события происходят внутри Фаллуджи.
Работа началась, когда его снайперская команда следовала за отделением. Снайперы привычным образом занимали крыши домов после того, как морпехи зачищали их, но здания располагались настолько близко друг к другу, что в итоге команда стала перебираться прямо с крыши на крышу. Вскоре началась перестрелка, и Итан оказался в бою.
Снайперы проникли в город с севера, и с вершины здания его команда вела наблюдение в южном направлении. Осматривая группы домов, стены и улицы, Итан уловил отблеск дульной вспышки и последовавшее за ним облако пыли — один из иракцев стрелял с крыши. На стрелке был грязный белый халат. Пока Итан работал с прицелом, ожидая нового выстрела, Фил, его наблюдатель, с помощью лазерного дальномера определил дистанцию — около 500 ярдов.
Первая цель снайпера в бою может стать причиной стресса, если он слишком сильно «залипает» на выстреле. Когда Итан впервые прицелился, в нем зародилась нотка неуверенности, и он припомнил, как в свою бытность «свинкой» думал, что многое в бою может пойти не так. Но когда он сосредоточился на прицельной сетке, ставшей в последующие дни его прибежищем, вселявшим уверенность во время всех стрельб, все сомнения быстро исчезли. Сетка напоминала ему о знаниях и опыте, которые он приобрел, проходя школу снайперов и некоторые из самых сложных курсов огневой подготовки, включая курс городских снайперов Учебной группы Сил специальных операций.
Спуск был быстрым, и Фил доложил, что пуля угодила в повстанца. Но поскольку Итан положил винтовку на твердую поверхность стены, отдача сбила его прицел с цели, и когда он перефокусировался, человек уже скрылся из виду. Радость от первого попадания оказалась смазанной, потому что Итан хотел убедиться в том, что человек мертв. Однако удовлетворение пришло несколько часов спустя, когда они переместились на другую позицию.
Позже в тот же день планировался налет на дом одного из повстанцев, который делал фотографии изувеченных американцев. Итан повел свою группу к зданию рядом с домом, где планировалось провести налет, но по пути их обстреляли. Взобравшись на крышу, они осмотрели район, откуда раздавались выстрелы.
Вдалеке они заметили несколько человек, высунувших головы из-за стены. Фил пробил расстояние — 450 ярдов. Как старший стрелок, Итан сказал своим людям, что после его выстрела они могут открыть огонь из своих M-16. Все ждали, не появятся ли из-за стены люди, и вскоре их ожидания оправдались.
Как и планировалось, Итан выстрелил первым. Его целью был человек, перелезавший через стену с винтовкой в руках. Когда мужчина оказался наверху, снайпер выстрелил ему под ребра. Мужчина, скрючившись, повалился на бок, и вскоре после этого его второй номер Фил открыл огонь, убив еще одного человека. Позже к трупам вышло отделение из роты «Эхо» и обыскало их.
Вечером батальон вышел из Фаллуджи, заняв позиции к северу от города на городской свалке. Запах мусора был ужасен, но для Итана еще хуже оказалась погода. Он не помнил, чтобы во время его первой командировки в Ираке было так холодно.
После пополнения запасов было объявлено, что возвращение в город — это лишь вопрос времени. Итан и его команда ждали этого с нетерпением, будучи полностью уверенными в том, что Фаллуджа — это сказочное место для снайперов и что внутри города их ждет еще много работы, и как только они узнали, что предполагается их возвращение в город, командир команды начал планировать свои действия.
Узнав, что батальон отправляется на Джоланские высоты, и лично побывав в этом районе, Итан понял, что возможности для охоты идеальны. Тамошние дороги и улицы вели к определенным местам, и его план заключался в том, чтобы найти позицию, с которой его команда сможет контролировать дороги, по которым повстанцы должны будут непременно пройти, чтобы попасть в другие районы города. После детального изучения карты такое место было найдено, о чем он и сообщил своей команде.
Что касается собственно снайпинга, то Итан был единственным «кабаном» команды, его товарищи были в этом деле неопытны. С другой стороны, пусть его зрелость и серьезность, как для двадцатилетнего парня, значительно превосходили его возраст, но его сослуживцы тоже были зрелыми людьми. Заместителем командира команды был ланс-капрал Джентри, тридцати двух лет от роду, бывший полицейский. Его наблюдателю, медику военно-морских сил «Доку» Филу, было двадцать восемь лет, а самому молодому морпеху команды — дозорному рядовому первого класса Виттеджу — было девятнадцать. Если команде нужно было разделиться, Фил работал в паре с Итаном, а Джентри и Виттедж составляли вторую подгруппу из двух человек. Вскоре Итан узнал, что Фил не только умел как следует работать, но и был прирожденным убийцей.
Утром 5-го апреля морские пехотинцы снова вошли в город и начали операцию «Бдительная решимость». Итана и его команду снова придали роте «Эхо». В течение нескольких часов они зачищали дома и постройки, передвигаясь от двери к двери. Повстанцы отступали, но продвижение было медленным, интенсивные боестолкновения изматывали морпехов, нагруженных тяжелыми бронежилетами и снаряжением.
С наступлением ночи первых суток боев морские пехотинцы закрепились в северо-западной части города и заняли оборонительные позиции в зданиях до следующего утра.
Вечером Итан и его команда наткнулись на трехэтажный дом. Зачистив его, они добрались до крыши, и, к их радости, нашли, что ее окружала бетонная стена высотой шесть футов. До утра Итан и его напарник пробили молотком в стене два отверстия. После боев, похожие отверстия в крышах и стенах были у большинства зданий в этом районе, что позволило снайперской паре замаскироваться. Вместе они отступили от своих амбразур и залегли в десяти футах от них, чтобы позицию невозможно было обнаружить невооруженным глазом. Оба снайпера знали, что они оказались именно в том районе, который был нужен, но только после восхода Солнца они поняли, насколько хорошей была их позиция.
С северо-западной стороны города, с крыши, они могли просматривать важнейшую улицу, ведущую на юго-восток. Пятидесятиметровая асфальтированная дорога шла от основания здания, в котором они находились, до перекрестка в 900 ярдах от них. На нее выходили маленькие улицы и переулки к северу и югу от дороги. Поскольку это была главная транспортная артерия в этом районе, вражеским бойцам, пытавшимся бежать с севера, пришлось бы отступать по ней, а если бы боевики хотели напасть здесь на морских пехотинцев, им пришлось бы выходить на эту дорогу с юга.
Когда в городе наступило утро, Итан выбрал ориентиры и начал прикидывать дальности до них. Начав с 300 ярдов, он закончил у задней стены в районе 900 ярдов. Понимая, что у него, скорее всего, не будет времени вносить поправки в прицел на каждую конкретную дистанцию, он установил прицел на 550 ярдов, чтобы потом выносить точку прицеливания вверх или вниз.
Рано утром Итан отослал ланс-капрала Джентри и рядового первого класса Виттеджа вместе с отделением на зачистку.
На крыше расположилось также два морских пехотинца, действуя в качестве охранения снайперов, они же прикрывали передвижение отделения. Из-за возникшего недопонимания, когда Джентри открыл огонь, другое подразделение открыло ответный огонь, приняв его за повстанца. В возникшей неразберихе снайпер был ранен, и ему потребовалась медицинская эвакуация, так как пуля отсекла часть одного пальца и раздробила два других.
Оставшись втроем, Итан решил оставить свою команду на крыше. Прошло несколько часов, прежде чем морпехи, находившиеся поблизости, начали вести беспорядочный огонь, попав пару раз даже в стену, за которой сидел Итан. Выглянув через амбразуру, он увидел лысого иракца в мужской одежде, стоявшего в 300 ярдах от него. Тот разговаривал с кем-то в доме и показывал в сторону соседней позиции морпехов. Когда иракец ушел, в сторону морских пехотинцев раздались выстрелы — очевидно, тот человек выдал их местоположение. Когда мужчина вернулся, Итан прицелился в него на случай, если тот сделает что-то подозрительное.
— Я уберу этого парня, если он снова начнет куда-то показывать рукой, — предупредил Итан своего корректировщика. Когда иракец пошел прочь, снайпер проследил за ним через прицел. Вдруг мужчина остановился и снова начал куда-то показывать. Поскольку он стоял боком, снайпер прицелился ниже плеча иракца, намереваясь выстрелить человеку в верхнюю часть груди, но пока снимал оружие с предохранителя, ему вспомнилось его первое в жизни убийство.
Когда дело касалось охоты, Итан не был новичком. Он родился и вырос в штате Миссури, где охота и рыбалка являются традицией, а отец научил его пользоваться как ружьем, так и луком. Его первое убийство произошло после того, как он выследил оленя на поляне, где тот стоял и поедал желуди. Поскольку олень стоял мордой к нему, было трудно завалить животное с первого выстрела. Держа лук наготове, Итан надеялся, что олень начнет поворачиваться. Как только эта мысль пришла ему в голову, олень повернулся боком, что позволило убить его на месте.
Теперь, когда Итан собирался выстрелить, он надеялся, что иракец тоже повернется, и пока он раздумывал над этой мыслью, человек повернулся, и снайпер воспользовался этим. Он выстрелил мужчине в грудь, свалив его на землю. Тот растянулся на обочине улицы, передняя часть его мужского платья покраснела, а ноги и тело задергались в агонии. Ранее Итан уложил наверху мешочек с рисом и использовал его для опоры своей винтовки. Теперь, благодаря устойчивости, он смог спокойно наблюдать за всем происходящим.
Позднее, вдалеке, с южной стороны через дорогу начали перебегать люди. Итан доложил, что они выдвигаются к тайнику с оружием, потому что он заметил, как люди вновь появляются, но уже с винтовками и РПГ.
Вскоре после этого группы вражеских бойцов устремились к морским пехотинцам. Они передвигались, как крысы, по переулкам и тропинкам. Когда они начали собираться вместе, Итан сосредоточился на проходах, ведущих к дороге, зная, что стрелять придется именно туда. Прежде, чем атаковать позиции морпехов залпами выстрелов из РПГ, за которыми следовал пулеметный огонь с крыш дальних домов, противник стремился подобраться как можно ближе. Взрыв за взрывом сотрясали здания, Итан и Фил пытались найти гранатометчиков, но, похоже, они опоздали. Повстанцы, использующие это оружие, выскальзывали из-за углов, быстро делали выстрел и возвращались в укрытие. Из-за дневной жары Итан заметил, что после выстрелов в воздухе остаются вихри пыли, и навел прицел на место следующего обнаруженного им вихря, будучи уверенным, что повстанец снова выстрелит оттуда. Мгновением позже из-за того же угла выскочил человек с РПГ, но снайпер не оставил ему шанса выстрелить.
Вылетев из амбразуры, пуля Итана попала в верхнюю часть груди мужчины. После попадания РПГ упал с его плеча, а сам гранатометчик завалился на спину, но не успел Итан отпраздновать это событие, как его напарник уже выдал ему другую цель. Ею стал боевик, выглядывающий из-за угла. Итана забавляли их черные лыжные маски, предназначенные для устрашения, — для снайперов черный цвет отлично подходил для идентификации цели.
Он позволил боевику устроиться поудобнее, и вскоре тот уже вышел на открытое место, однако вместо того, чтобы дать повстанцу время прицелиться, Итан всадил одну пулю ему в грудь. Стрельба началась после восхода Солнца, и к полудню снайпер уничтожил шесть повстанцев. Их тела все еще лежали на улице на расстоянии от 300 до 600 ярдов. Он полагал, что здравый смысл подскажет повстанцам держаться подальше от этого района, и тем не менее, из-за угла чуть дальше по дороге выскочила белая машина с тремя людьми, размахивающими оружием, и поехала в сторону его позиции.
— Я знаю, что они видят трупы, — сообщил Итан своему напарнику.
Когда машина приблизилась, Итан взял прицел над рулевым колесом, намереваясь убить водителя и тем самым временно вывести из строя весь автомобиль. Поскольку машина двигалась не быстро, ее было легко вести в прицеле, и когда она приблизилась на расстояние 300 ярдов, Итан открыл огонь.
После попадания в водителя, машина мгновенно заглохла, и снайпер выстрелил в пассажира. После второго попадания машина вильнула влево, и после того, как она врезалась в дерево, из нее выпрыгнул задний пассажир. Итан не мог видеть этого человека, но Фил попал в цель, выпустив в нее семь пуль из своей M-16.
Когда командир роты «Эхо» узнал о тайнике с оружием, он отправил танки, чтобы уничтожить здание, где оно находилось. Итан был удивлен, увидев человека, которого он убил, вблизи, когда танкисты отнесли тело водителя к их дому.
Пуля пробила лобовое стекло и попала человеку в грудь, но стекло раздробило пулю, и кусочки металла пробили дыру в горле врага. Внутри машины они обнаружили боеприпасы, оружие и довольно сложный бинокль.
В течение дня Итан наводил ужас на повстанцев, обстреливая всех, кто пытался перейти дорогу. Вынос точки прицеливания вверх и вниз для производства быстрых выстрелов на разных дистанциях приносил свои плоды, потому что по всему району стали появляться трупы. Некоторые из тех, в кого он попадал, умирали мгновенно, другие страдали и истекали кровью. Со временем боевики, чтобы перейти дорогу, начали применять иную тактику.
Все еще не обнаруженные врагом, Итан и Фил посмеивались над тем, как противник использует приманки. В одном месте кто-то бросил на улицу какой-то предмет в надежде отвлечь снайпера, чтобы другой человек смог вслед за этим перебежать дорогу. Но иракцы не понимали, что Итан мог просматривать всю улицу, и когда люди бежали, их обычно настигала пуля. Конечно, морпех не всегда мог попасть в каждого — по нескольким целям он промахнулся, — но к наступлению ночи вдоль дороги лежало двенадцать тел.
Вечером командир роты поблагодарил Итана и Фила за их работу. Вместе они заставили повстанцев изменить тактику. Снайперы с самого начала поняли, что повстанцы атакуют с помощью РПГ, а боевики пытаются сблизиться с морскими пехотинцами, однако благодаря корректировке Фила по целям и меткому огню Итана им удалось оттеснить повстанцев настолько, что их гранатометы не могли вести прицельный огонь, что позволило пехоте контратаковать.
Хотя медика редко когда назначают корректировщиком к снайперам, Итан был рад, что у него есть Фил. Обычно док не участвует в стрельбе, но Фил не только наводил своего снайпера на цели и наблюдал за его стрельбой, но и сам подстрелил нескольких человек.
Итан не удивился тому, что его напарник хорошо проявил себя в бою, учитывая его военное наследие и все остальное. Отец Фила трижды побывал во Вьетнаме в качестве «зеленого берета», а его дед был морским пехотинцем во время Второй мировой войны, и был награжден за свои подвиги Серебряной звездой.
В тот вечер снайпер обнаружил, что у него вышел из строя прибор ночного видения «Симрад» для снайперской винтовки. Каждый раз, когда он стрелял, прибор соскальзывал с оружия. Как бы он ни хотел охотиться ночью, беспокоиться об этом не приходилось, потому что враг знал, что ночь принадлежит Соединенным Штатам.
В тот вечер и каждую ночь подразделения психологических операций наполняли город музыкой. Авиация господствовала в воздухе, разрушая дома и уничтожая целые здания. Повстанцы, пойманные на улице, уничтожались либо бомбами, либо пулеметами.
На следующий день Итан и Фил решили деморализовать вражеских бойцов. Хотя некоторые тела ночью утащили, снайперы заметили других, пытавшихся забрать оставшихся погибших, и расстреляли их. Несколько повстанцев решили сыграть роль героев и бросились за своими смертельно ранеными товарищами, которые кричали от боли, но и они стали жертвами пуль Итана, который без колебаний стрелял в каждого, кто просто даже дергался к трупам, потому что оружие погибших лежало рядом. К полудню улица оказалась завалена распухшими на жаре и кишащими личинками телами повстанцев. Всего их было более семнадцати.
Сидя за своей верной M40A3, Итан не сводил глаз с трупов. Он старался не смотреть на собак и кошек, пожиравших их плоть, но заметив, что некоторые части тел были обглоданы до костей, ему было приятно осознавать, что повстанцы находятся рядом, в укрытиях, и беспомощно наблюдают за происходящим.
Весь день Итан убивал людей, пытавшихся добраться до тел и оттащить их. К вечеру второго дня на улице лежало более двадцати трупов, но из-за стрельбы он израсходовал все матчевые патроны и был вынужден использовать менее точные пулеметные.
На третий день рота выдвинулась на позиции дальше в городе. Морпехи заняли здания в конце улицы на расстоянии 900 ярдов. Итан со своим корректировщиком, пока переходили на новую позицию, подсчитывали убитых. По дороге они прошли мимо двадцати двух мертвых тел. Итан также заметил разбросанные листовки. На них были изображены животные, поедающие трупы, а надпись гласила: «Это случится с любым иностранным бойцом или иракцем, который возьмет в руки оружие».
Когда они добрались до домов, Итану доставили более 300 матчевых снайперских патронов. Оказавшись на крыше, команда применила ту же тактику, что и раньше — они пробили бойницу в стене и отступили от нее достаточно далеко, чтобы можно было просматривать переулок. На этот раз к ним присоединились первый сержант роты и расчет пулеметчиков, которые проделали для себя свои собственные бойницы.
Через час они заметили цель. Человек стоял на коленях в тени и держал в руках автомат Калашникова. Когда они измерили дальность до стены рядом с ним, оказалось, что он находился на дистанции 500 ярдов. Проблема была только в том, что его видели все, кроме Итана.
— Я собираюсь выстрелить в этого парня, — произнес Фил, который прекрасно его видел. Но как только он это сказал, человек встал, и его голова оказалась прямо в перекрестье прицела Итана.
— О, чувак, — только и смог прошептать снайпер, восхищенный картиной.
По интонации Фил понял, что его командир собирается стрелять. Снайпер положил винтовку на мешок с песком и нажал на спусковой крючок. Все на крыше увидели, как пуля раздробила челюсть мужчины, пробила его голову и ударила в стену позади него. Это был наглядный пример мгновенного обезвреживания; человек был мертв еще до того, как упал на землю. Итану захотелось рассказать об этом выстреле одному из своих инструкторов на курсах городских снайперов, потому что тот часто делал акцент на подобных выстрелах.
На другом конце города остальные морские снайперы успешно убивали повстанцев таким же образом. По всему городу ущерб, нанесенный снайперами морской пехоты, был настолько велик, что когда американские командиры обсуждали мирные переговоры с городскими властями, первой просьбой иракцев было отозвать снайперов-морпехов.
Когда на крыше к ним присоединились две другие снайперские команды, Итан испытал и облегчение, и разочарование. Было приятно осознавать, что его побратимы рядом, но теперь все стремились уничтожить одни и те же цели.
В течение следующих двух дней Итан и Фил меняли позиции, чтобы ввести врага в заблуждение. Повстанцы по-прежнему нападали, но попасть в них уже было сложнее, потому что дороги и переулки были узкими, и боевикам приходилось перебегать на меньшее расстояние, что позволяло им оставаться менее уязвимыми. Итан дал возможность нескольким иракцам выстрелить со своих позиций, и когда они уже были уверены, что их не обнаружат, он убил их.
Когда Итан отдыхал, за оружие брался Фил. Вскоре после этого медику удалось совершить свое первое убийство из снайперской винтовки. Это произошло, когда вдалеке припарковалась машина, набитая вооруженными боевиками. Лучшей целью для Фила оказался пассажир, и он выстрелил через боковое окно. Итан видел, как после попадания мужчина упал вперед, после чего автомобиль уехал.
Когда команда вернулась в исходное здание, наверху их ждала группа отряда «Дельта». Спецназовцы находились там для поддержки, потому что в то время все думали, что предстоит брать весь город. Известно, что отряд «Дельта» — это всегда полный боевой комплект и полная боеготовность. Их мастерство во владении оружием, иностранными языками и в оперативной работе в целом известны во всем мире. Для Итана первым, на что он обратил внимание в «дельтовцах», был их возраст — каждому из них было как минимум около тридцати лет. Их группа состояла из снайперов, штурмовиков и медиков, и Итан был польщен, когда их командир, Джон, спросил его по имени. Очевидно, он слышал о капрале морской пехоты, который быстро пополнял свой феноменальный личный счет, причем из винтовки с продольно-скользящим затвором.
Зная, что это были лучшие операторы спецназа, которых могла выставить Америка, Итан был польщен. Морпех также был удивлен тем, что спецназовцы были открыты к мнению снайперов о тактике.
Группа «Дельты» также принесла с собой впечатляющий набор оружия. Среди них было несколько различных снайперских винтовок и подрывные заряды, а также приборы ночного видения и тепловизоры.
Снайперы и операторы «Дельты» оказались на одной позиции, и Итан был впечатлен их опытом и знаниями.
Однажды ему представилась возможность доказать свое мастерство. Уже миновал полдень, когда один из операторов обнаружил двух человек, наблюдавших за их позицией из окна. Видны были только головы. Итан и еще один снайпер из «Дельты» были единственными, кто вступил в бой. Хотя никто не говорил этого вслух, все понимали, что это было состязание, с целью выяснить, кто лучше стреляет. Дистанция составляла более 500 ярдов, и после того, как ветер стих, Итан внес в прицел поправку на превышение и прицелился, однако в последний момент перенастроил прицел. По команде оба снайпера выстрелили, но обе пули попали в стену менее чем в футе ниже целей. Морпех расстроился, — ведь он мог бы попасть в голову, если бы оставил свою первоначальную поправку.
За те несколько недель пребывания в городе морские пехотинцы причинили немало вреда. Только рота «Эхо» скорректировала попадания нескольких 500-фунтовых бомб, так же действовали остальные роты и батальоны. Поддержка с воздуха была неустанной, а на земле все вокруг гасили минометы и пулеметы. Но боевые действия отнимали силы и требовали свою дань — Итану не удавалось спать больше трех часов за ночь, он почти ничего не ел. Его снедала потребность охотиться.
Рота проводила патрулирование за пределами оборонительного периметра, и однажды днем на обратном пути отделение попало в засаду.
Итан пожалел, что он не в состоянии им помочь, и пообещал себе сменить позицию и поддержать следующий патруль, если он попадет под обстрел. И через несколько дней он был подвергнут такому испытанию.
Утром 26-го апреля взвод, снайперская команда и несколько операторов отряда «Дельта» отправились через кладбище, чтобы совершить налет на два дома. Итан пожелал удачи снайперской команде. Это были сержант Шухарт, капрал Постен, капрал Кернелл и ланс-капрал Коди. Несколько часов спустя Итан сидел на своей крыше, когда начался настоящий ад. Повстанцы устроили засаду на патруль морской пехоты на кладбище, и морпехи были ошеломлены, попав под шквальный огонь.
Из радиопереговоров Итан понял, что некоторые из его товарищей ранены и им нужно выбираться оттуда. Вскоре его позиция тоже оказалась под огнем. Выискивая стрелявшего, Итан обнаружил его в минарете.
Морпехов не удивляло, что в «городе мечетей» вражеские боевики использовали эти религиозные сооружения для ведения огня. Обидно было, когда фото- и видеокадры, на которых морские пехотинцы уничтожают эти здания, использовались против них.
Итан попытался открыть ответный огонь, но был вынужден укрыться на крыше, пока по ним прицельно работал вражеский пулемет. Вдруг через одну из амбразур влетели пули, одна из которых задела каску морпеха, стоявшего рядом с Итаном. Вместо того чтобы потерять самообладание, морпех просто рассмеялся. Однако огонь не прекращался. Еще несколько пуль попало в другую бойницу и впилось в мешки с песком в дюйме от Итана. Когда он придвинулся к стене, чтобы укрыться, то почувствовал вибрацию от пуль, попадавших в стену. Его естественным инстинктом было рассмеяться, но его также охватил гнев. Хотя в данный момент повстанцы имели преимущество, Итан был полон решимости заставить их заплатить.
Все еще находясь под огнем, но помня о своем обещании, он сказал своему корректировщику и еще одному морскому пехотинцу следовать за ним. По пути из дома он сообщил офицеру, что собирается убить повстанца, сидящего на минарете и обстреливающего их позицию. Со стороны Итана это было агрессивное передвижение, потому что в самый разгар боя они бежали по переулку под обстрелом. Морпехи пробежали 400 метров, не понимая, во что ввязались. В то же время их товарищи обстреливали башню из 40-мм гранат и пулеметов, давая Итану и его команде возможность передвигаться. Остановившись, команда забралась на крышу здания рядом с мечетью. Устроившись там, Итан понял, что пулемет с минарета исчез, а боевики выбегают из мечети. Как только он увидел дверь, человек с пулеметом выскочил наружу. Снайпер взял дверь на прицел, когда из нее вышел другой человек и остановился лицом к ней. Прицелившись ему в спину, он сделал один выстрел, убив его.
По радио команда услышала, что морские пехотинцы движутся обратно через кладбище. Итан и остальные вышли из здания, чтобы присоединиться к ним. Когда они встретились, он помог отнести раненого морпеха в дом. Тот лежал на двери, которую использовали в качестве носилок. Когда снайпер схватился за дверь, он вспомнил снайперскую школу и восьмимильный учебный марш с носилками. В тот момент он был так же измотан, как и в снайперской школе, и понял, зачем нужны такие суровые тренировки.
К тому времени, когда они вернулись в свое здание, повстанцы почувствовали запах крови и начали атаку. Хотя у морских пехотинцев были танки и поддержка с воздуха, на их здание обрушился интенсивный огонь из РПГ и стрелкового оружия. Для Итана было шоком увидеть, что другие солдаты снайперской команды ранены. Он стоял возле пункта сбора раненых и был сильно огорчен, когда увидел других раненых морских пехотинцев. Фил и медик из отряда «Дельта» начали немедленно оказывать помощь раненым и работали без остановки.
Когда по зданию начали стрелять из РПГ, снайпер снова перешел в режим убийства. Ему пришлось отвлечь Фила от помощи раненым, потому что им нужно было вернуться в бой, однако вместо того, чтобы идти на крышу, они решили стрелять из комнат. Как только он получит представление о том, что делают повстанцы, Итан планировал обрушить огонь своей винтовки на как можно большее их число.
На протяжении нескольких недель ему и другим снайперам удавалось не подпускать повстанцев к крышам домов, но когда туда прибыли танки, повстанцы заполонили крыши, отчаянно пытаясь уничтожить хотя бы один из них. Итан и Фил сразу же начали убивать. После каждого выстрела они меняли позиции в комнатах, и со временем Итан выдохся настолько, что ему казалось, что его сердце вот-вот разорвется. Когда он стрелял, ему приходилось задерживать дыхание, чтобы стабилизировать перекрестие прицела. Вскоре повстанцы оказались в переулках, и Итан подстрелил человека, двигавшегося по одному из них. В тот момент, когда второй пытался вытащить труп, открыл огонь Фил, застрелив его.
В доме Итан ничего не слышал. Из каждой комнаты стреляли пехотинцы, а на крыше грохотали пулеметы. Один раз, в одной из комнат, когда снайпер уже собирался стрелять, взрыв потряс стену перед ним и сбил его вместе с Филом на пол. Сила взрыва была настолько мощной, что со стены посыпалась штукатурка, засыпав их обоих. Слегка ошеломленный взрывом, Итан поднялся, выглянул в окно и понял, что прямо под их домом танк выстрелил из своего башенного орудия. Это и сотрясло здание. Над головой пролетели вертолеты AH-1W «Супер Кобра», — так близко, что установленные под носом 20-мм пушки выбрасывали гильзы на соседние дома. Когда снайпер выглянул в окно, неожиданно все остановилось. В считанные секунды бой был окончен. Никаких повстанцев не было видно, стрельба прекратилась.
После всей суматохи Итан и Фил сползли по стене. Их униформа и кожа были грязными от грязи и пота. Отдыхая в тишине, Итан был полностью измотан, его тело просто горело под бронежилетом и шлемом. В дверном проеме появился один из «ворчунов» и спросил, не хочет ли кто-нибудь воды, но никто из них даже не смог ничего ответить.
— Если бы твоя жена знала, во что я тебя затащил, она бы меня убила, — сказал Итан Филу, и они оба улыбнулись.
Когда накатила расслабуха, Фил зажег сигарету, но прежде чем Итан смог сделать затяжку, он склонился на бок, и его вырвало.
Докурив, Итан и Фил спустились вниз, где нашли кучу винтовок M-16 от убитых и раненых. Снайпер взял несколько штук, чтобы отнести в штаб роты. Посмотрев вниз, он заметил, что на прикладе одной из винтовок наклеена лента с именем его друга, погибшего в бою.
Вернувшись на исходную позицию, команда снова поднялась на крышу. На вершине Итан нашел Джона, оператора «Дельты». Когда два воина разговорились, снайпер спросил спецназовца, насколько боевые действия здесь отличаются от тех, к которым он и его люди привыкли.
— В Ираке все так, — ответил тот. — Лучше, чем здесь, не бывает.
Наблюдая за работой бойцов, Итан выведал у Джона, как поступить на службу в «Дельту». Он также узнал, почему всем мужикам за тридцать. Это потому, что оперативная работа — это игра для взрослых людей. Люди занимались ею годами, и наблюдение за ними вдохновило Итана попробовать заняться ею тоже.
Несколько дней спустя снайперы и операторы «Дельты» сидели на крыше и обсуждали тактику, как убить больше повстанцев. Подошел командир роты и сообщил плохие новости.
— Мужики, нам приказано отступить из города, — печально объявил он. Эта информация оказалась для Итана сокрушительной, он почувствовал себя преданным. Шанс закончить сражение был совсем рядом, но ему никогда не доведется узнать, каково это.
В начале мая морские пехотинцы покинули город, передав его иракским силам безопасности под названием «Бригада Фаллуджи». Итан и остальные знали, каким будет конечный результат. Боевики будут восстанавливаться, перегруппировываться, и в конце концов в город должны будет войти другие подразделения и закончить работу.
Когда все было сказано и сделано, на счету у Итана было тридцать два подтвержденных убитых, не считая тех, кого он не смог увидеть мертвыми. Это был невероятный подвиг, учитывая, что на это у него ушло две недели, тогда как лучшие снайперы морской пехоты во Вьетнаме набирали около девяноста за целый год. Его агрессивные маневры и тактика оказались успешными против врага, а его чувство соревновательности заставляло его действовать так, как он действовал. Для него снайпинг был очень личным делом. Ему хотелось прикончить как можно больше людей. Он считал, что ему повезло, что ему довелось участвовать в боевых действиях, причем в первые два месяца, потому что после этого война утихла.
После окончания боевой командировки Итана перевели в учебные подразделения первой дивизии морской пехоты для обучения меткой стрельбе.

Спасибо, будет интересно почитать! )

Книга хорошая, но на удивление неровная.
Есть хорошие, интересные эпизоды, а есть такие, что можно голову сломать.

Окончание предложения пропало.

_________________

Спасибо, подправил.

7

СЕМИНОЛ НА КРЫШЕ

Имя: сержант О. Рейес
Должность: командир команды снайперов-разведчиков
Район операции: Фаллуджа, провинция Аль-Анбар
Операция «Свобода Ираку-2», февраль 2004-июнь 2004 г.

Поздним вечером 4-го апреля 2004 года, когда начиналась операция «Бдительная решимость», сержант Рейес и его снайперская команда в составе четырех человек бесшумно патрулировали в пустыне, направляясь к фабрике по разливу напитков, находившейся в промышленной зоне на южной окраине Фаллуджи. Несколькими часами ранее команда находилась в одиннадцати километрах к югу в расположении роты «Браво» первого батальона 5-го полка морской пехоты, но теперь они были в тысяче метров от своей цели. Рейесу и его хорошо вооруженной снайперской группе было поручено найти для роты маршрут выхода к фабрике и сообщать о передвижениях противника в этом районе. По данным батальона, в промышленном здании могло быть много повстанцев, в том числе и на окружавших его сторожевых вышках. В батальоне хотели, чтобы снайперская команда подтвердила наличие и активность противника, и если таковая будет, то рота «Браво» должна была совершить налет на территорию фабрики сразу после того, как снайперы убьют часовых на вышках.
Скрытый темнотой, Рейес подал сигнал команде остановиться, и, хотя они находились на приличном удалении, снайперы могли наблюдать за зданием с помощью ночной оптики. Морские пехотинцы из снайперской команды были рады возможности наконец-то вступить в контакт с противником. Когда батальон только прибыл в Ирак, он располагался в полевом лагере Абу-Грейб, расположенном в двадцати милях к западу от Багдада. Лагерь постоянно подвергался неприцельному обстрелу, и после того, как снайперские команды освоились на месте, им поставили задачу по борьбе с минометными расчетами противника. Несколько дней подряд снайперы ждали на окраине города Абу-Грейб, надеясь поймать людей, запускавших минометные мины в сторону их пункта дислокации. Их упорство принесло свои плоды, и в конце концов повстанцев они увидели, однако, к общему разочарованию, в бой вступить не удалось из-за большого расстояния. В это время до команды дошли слухи о крупном наступлении на Фаллуджу, — город, который находился в двадцати милях к западу от их лагеря. Рейес был настроен скептически, но после нескольких недель охоты за вражескими минометчиками всем снайперским подразделениям было приказано приготовиться к переброске в Фаллуджу.
Заняв позицию, Рейес оглядел трех других морских пехотинцев. В способностях своих товарищей по команде он был уверен. Его наблюдателем, и по совместительству головным дозорным группы, был капрал Ковальски. Заместителем командира команды был капрал Морган. Морган, Ковальски и Рейес служили в одной группе, когда проходили и заканчивали школу снайперов-разведчиков Первой дивизии морской пехоты. Они служили вместе уже некоторое время и хорошо знали друг друга. Капрал Грейвел, который был наблюдателем Моргана, присоединился к взводу совсем недавно и был единственной «свинкой» в команде. Все вместе, вчетвером, они обладали достаточной огневой мощью, чтобы справиться практически с любой задачей.
И Рейес, и Морган были вооружены винтовками M40A3 и M-16, но только снайперская винтовка Рейеса была оснащена оборудованием для ночного видения. У Ковальски была M-16 с подствольным гранатометом M203, а Грейвел нес пулемет SAW (автоматическое оружие взвода). [1] У каждого также были 9-мм пистолеты. После остановки команда с облегчением сбросила тяжелые рюкзаки. Рации, аккумуляторы, оптика, мины «Клеймор», сигнальные ракеты и боеприпасы были равномерно распределены между ними. Кроме того, снайперы взяли с собой основной груз: двенадцать кварт воды, трехдневный запас еды и запасную одежду. Они знали, что в этой операции нужно рассчитывать на худшее, потому что никто им не сообщил, когда смогут пополнить их запасы.
Лежа на холодном песке пустыни, группа в течение трех часов наблюдала за фабрикой, после чего сообщила, что производственное здание и сторожевые вышки, похоже, заброшены. Морпехи из роты «Браво», которые теперь следовали по инфракрасным химическим источникам света, оставленными снайперами на пути в качестве ориентиров, попросили их найти путь в здание. Рейес приказал Моргану и Грейвелу выдвинуться вперед и поискать подходящий вход, а он с Ковальски их прикроет. Здание было окружено десятифутовым забором, и когда товарищи вернулись, то подтвердили, что единственный путь внутрь фабрики проходит через небольшую щель в стене. После прибытия роты, Рейес сообщил ее командиру, что проем в стене недостаточно велик, чтобы через него можно было пройти. Командир кивнул и решил сам проделать себе путь. Отделение морской пехоты вместе со снайперской командой подошло вплотную к стене и подождало несколько секунд, прежде чем им приказали пригнуться — вставший на колено гранатометчик разнес из SMAW (ручного многоцелевого штурмового оружия) [2] огромный кусок стены, проделав в ней дыру, достаточную для того, чтобы через забор смогли пройти все. После того как пыль осела, отделение бросилось вперед, за ним последовали снайперы, которые, оказавшись внутри, отделились от остальных морпехов и расположились на возвышенности в здании, примыкающем к основному корпусу фабрики, чтобы обеспечить прикрывающий огонь. Как снайперы и говорили, повстанцев на фабрике не оказалось, и вскоре в комплекс вошла вся рота. Позже это здание займет батальон, расположив здесь свой штаб.
После того как рота заняла фабрику, Рейес перевел свою команду на крышу, чтобы лучше наблюдать, но оказалось, что дальше стен они видеть не могут. Вести огонь с этой позиции оказалось невозможно, — а ведь вскоре должен был начаться штурм самого города. Рейес знал, что командир роты хотел, чтобы его группа находилась на возвышенности и поддерживала своих пехотинцев, прикрывая их огнем, когда они будут пробиваться в город. Снайперам придется потрудиться, ведь их товарищам предстояло пересечь дорогу и зачистить множество зданий.
Планировалось, что во время наступления на город рота «Браво» захватит фабрику и зачистит здания в городе в своем секторе. К этому времени на флангах роты уже находились остальные подразделения батальона. Рейес решил, что, поскольку он не может видеть с крыши, его команда последует за отделением в городе, пока они не войдут в первое подходящее здание. Они условились встретиться с командиром отделения, но когда снайперская команда вышла в точку встречи, оказалось, что они остались одни — подразделения уже начали пробираться через улицу и заходить в другие здания. Рейес вызвал по рации сержанта своего взвода, и тот велел ему выдвигаться в город самостоятельно и приступать к работе.
Ковальски повел группу через главную улицу, проходящую перед фабрикой, к самому высокому строению в окрỳге. Перед отделениями стояла кропотливая задача зачистить все вокруг, и они уже находились в зданиях. Пока снайперы пересекали улицу, со всех сторон летели пули, воздух наполняли голоса, крики и вопли морских пехотинцев. Когда команда входила в свое намеченное здание, отделение из него уже выходило, и переполненные адреналином пехотинцы едва узнали в снайперах своих сослуживцев — как и большинство снайперских команд, Рейес и остальные носили не такое снаряжение, как обычные морпехи. Они должны были быть способны передвигаться на большие расстояния и нести больше боеприпасов и снаряжения, чем бойцы линейных подразделений; кроме того, им также должно были быть достаточно удобно, чтобы вести точный огонь из винтовки. Помимо этого, им требовалась такая же защита, как и всем остальным. Штатное армейское снаряжение не обеспечивало комфорт и защиту, необходимые снайперским командам, поэтому большинству снайперов приходилось покупать специализированное снаряжение за свой счет. К счастью, в отделениях использовали очки ночного видения и морпехи смогли различить снайперов и их оружие, прежде чем открыть по ним огонь.
Добравшись до крыши, команда обнаружила, что не может видеть впереди стоящие здания. Это означало, что они не смогут поддерживать огнем наступающих солдат. Рейес решил, что его группа будет переходить от здания к зданию, пока не найдет позицию, с которой можно будет вести огонь. Учитывая всю эту стрельбу вокруг, он был удивлен, что они до сих пор не встретили ни одного повстанца. Обстановка была хаотичной, и в один из моментов снайперы попали под обстрел со стороны других морских пехотинцев. Когда пули полетели в их сторону, Рейес со своими товарищами бросились за стену. Было очевидно, что стреляют свои, потому что он слышал их крики. Прошла минута, прежде чем огонь прекратился, и когда все затихло, Рейес прокричал по рации, чтобы те прекратили огонь, потому что они стреляют по своим. Никто из команды не пострадал, но все это было очень опасно.
Рано утром следующего дня вся команда собралась на крыше, когда из батальона приказали всем морским пехотинцам вернуться в район сбора. Штаб также хотел, чтобы на обратном пути все зачищенные здания были обысканы еще раз. Однако снайперы в повторной зачистке не участвовали, и вернулись прямиком в центр наблюдения и разведки, [3] который находился на территории фабрики. Там их придали взводу оружия роты «Браво».
Когда прочесывание было закончено, линейные роты заняли оборонительные позиции на южной окраине города, в домах, расположенных вдоль маршрута «Кристина» — основной дороги, проходящей с востока на запад через промышленную зону. Снайперы пробрались к дороге и расположились в высоком одноэтажном строении вместе с пулеметчиками. «Ворчуны» проложили проволоку и заняли позиции на первом этаже здания. Наверху снайперы обнаружили небольшую бетонную будку, в которой могли поместиться все четверо. Высота будки давала им преимущество, поскольку из нее они могли видеть на север дальше всех. Кроме того, на крыше будки был парапет, за которым можно было спрятаться. Когда команде нужно было понаблюдать, достаточно было положить оптику на него.
В темноте Рейес начал из будки искать цели. Вскоре морские пехотинцы попали под беспорядочный обстрел. Для снайпера происходящее вокруг зачастую выглядело комично. Сначала морпехи обстреливались неизвестно откуда, потом пулеметчики и «ворчуны» обрушивали шквал огня в ту сторону, откуда, по их мнению, велась стрельба. Звуки пулеметного огня эхом отражались от стен зданий, красные трассеры прорезали ночь. Одни попадали в цель и исчезали, другие рикошетили от домов. Так продолжалось несколько раз, пока вражеский огонь постепенно не прекратился, но вскоре позади пехотинцев начали ложиться минометные мины. Когда вражеский огонь возобновился, Рейес с тревогой осмотрел местность через прицел, но не смог обнаружить ни одного боевика. Ему и его команде так и не удалось сделать ни единого выстрела.
Когда наступило утро, снайперы начали осматривать окрестности. Позади них находилась промышленная зона с фабричными зданиями, которые уже были заняты подразделениями морской пехоты. Маршрут «Кристина» проходил у основания их здания, а прямо через дорогу начинался жилой район. Обзор у снайперов был отличный. Они находились на самом высоком здании в округе и могли видеть, если кто-то выходил на квадратные крыши по ту сторону дороги. Кроме того, они прекрасно просматривали переулок перед собой, вдалеке виднелась школа. Несмотря на то, что поле зрения у них было огромным, оставались места, за которыми команда наблюдать не могла.
Основным предметом их заботы был узкий переулок перед ними. К нему примыкали другие аллеи и дороги, и Рейес знал, что его можно использовать в качестве маршрута подхода к их зданию и к морским пехотинцам внизу. В некоторых местах над переулком тянулись черные провода линий электропередач, а саму дорогу ограничивали бетонные стены и металлические ворота. В трехстах ярдах он поворачивал вправо, а затем снова выпрямлялся. Пулеметчики и «ворчуны», в отличие от снайперов, дальше поворота видеть не могли.
К середине утра в поле зрения стали появляться повстанцы. Рейес со своим наблюдателем Ковальски находились на правой стороне крыши, а Морган с Грейвелом — на левой. Они уже закончили пробивать дистанции до выбранных ориентиров, когда за стенами и по переулкам к ним стали пробираться люди. Некоторые из них были в масках, другие — нет, но почти у всех было оружие. Снайперы пытались прицеливаться, но им удавалось видеть людей лишь мельком, потому что те быстро передвигались. Понимая, что он сейчас будет стрелять, Рейес почувствовал, как в нем поднимается адреналин.
Прошло совсем немного времени, и обе стороны вступили в бой. Все началось с того, что повстанцы открыли огонь по морским пехотинцам из переулков. Это вызвало шквал ответного огня со стороны пехотинцев и пулеметчиков, но боевики появлялись лишь на мгновение, чтобы бегло выпустить очередь из АК, после чего снова скрывались за укрытиями. Рейес был занят поисками первой цели, как вдруг Ковальски сориентировал его на поворот дороги, где стояли трое мужчин, стрелявшие в их сторону. Рейес успел перехватить винтовку и увидеть, как человек, стоявший на колене, стреляет из РПГ в сторону их здания, а двое других боевиков бегло стреляют из своих автоматов Калашникова. Человек с гранатометом успел скрыться, а Рейес прицелился в одного из мужчин с автоматом. Снайперы уже отметили это место как ориентир, и Рейес знал, что баллистический компенсатор на прицеле нужно выставить на 300 ярдов. Опираясь грязным лицом на ложе винтовки, Рейес навел перекрестие прицела на живот полного повстанца средних лет. Он ждал этого момента три года.
— Который из них твой? — спросил Ковальски.
— Толстый, — ответил Рейес.
— Огонь по готовности.
Большим пальцем снайпер перевел предохранитель вперед. Между ним и целью находилось несколько черных проводов, но он не обращал на них внимания, сосредоточившись перекрестии, наведенном на человеке. Подушечкой указательного пальца он слегка нажал на спусковой крючок и через несколько секунд уже манипулировал затвором. Винтовка замерла как раз вовремя, чтобы он успел увидеть, как его пуля попала в тело мужчины.
Через оптический прицел Ковальски проследил за инверсионным следом от пули, пролетевшей над линиями электропередач и попавшей в боевика.
— Ты попал ему в живот! — сообщил он.
Однако к их удивлению, пуля не вырубила человека мгновенно. После попадания повстанец посмотрел на свой живот, затем опустился на колено и снова начал стрелять из автомата. Рейес прицелился еще раз и нажал на спусковой крючок, отправив еще одну пулю в левую часть груди боевика. Удар отбросил его на спину, убив и выбив оружие из рук.
Ковальски и Рейес были взволнованы, им хотелось отметить открытие личного счета, но интенсивность боя нарастала, повсюду появлялись новые цели. Когда Рейес посмотрел в сторону только что убитого им человека, громыхнула винтовка Моргана, и рядом с убитым растянулся еще один плохой парень. Морган выстрелил ему в грудь, когда тот пытался подобрать оружие, из которого стрелял толстяк. Тут Рейес заметил еще одного человека и быстро ликвидировал его. За несколько минут они с Морганом оставили в переулке пятерых боевиков мертвыми, прежде чем остальные начали понимать, что им нужно оставаться за укрытиями. В конце концов, враги стали выскакивать лишь на мгновение, делая выстрел из РПГ, и это расстроило Рейеса — времени было недостаточно, чтобы поймать цель и сделать меткий выстрел. Морпехи, сидевшие под ними, продолжали вести огонь по другим повстанцам, и теперь казалось, что жилой район заполонили сотни из них. Пулеметчики тоже вели огонь. Пули попадали в стены, залетали в дома и пролетали над головой. Это был совсем другой бой, чем те, в которых Рейес участвовал во время вторжения в 2003 году.
Тогда он был «свинкой» и служил в снайперской команде радиотелефонистом. В то время его подразделение постоянно находилось в движении, и по пути в Багдад снайперские группы участвовали в перестрелках на канале Саддам и в Саддам-сити. Однако ни одна из них не была такой продолжительной, как эта.
Вернувшись на крышу, Рейеса и его команду, позывной которой был «Семинол Альфа», вызвал ротный. По роте велся огонь, и снайперы должны были прочесать местность в поисках вражеских стрелков. Рейес и Ковальски уже прикрывали переулок, поэтому на участок, который хотел проверить ротный, обратили внимание Морган и Грейвел. Район, который они осматривали, находился в нескольких сотнях метров левее переулка, и выглядел так же, как и тот, что раскинулся перед ними, но все же был ряд мест, которые снайперы видеть не могли. Здесь были такие же здания, переулки и дороги, и осмотрев окрестности, Морган и Грейвел увидели, что враг перемещается и там.
Одним из преимуществ повстанцев были их самодельные укрытия. Разбитые автомобили, стоявшие на дороге, служили отличными огневыми позициями для стрелков из РПГ. Обычно они подбегали к машине, стреляли из гранатомета, а затем убегали, и морским пехотинцам было трудно попасть по ним.
Но Морган смог сделать исключительный выстрел. Они с Грейвелом наблюдали за происходящим, когда заметили человека, бегущего к одному из импровизированных укрытий. Грейвел воспользовался лазерным дальномером, чтобы определить расстояние — 975 ярдов, и Морган отрегулировал прицел на своей винтовке. На такой дистанции человека с РПГ могли увидеть только снайперы. Кроме того, на таком расстоянии повстанец мог лишь направить оружие в воздух и надеяться, что граната по дуге попадет в морпехов. Когда человек встал и облокотился на машину, чтобы сделать выстрел, Морган выстрелил. Пуля вошла гранатометчику в плечо, и оружие вылетело из его рук. Несколько секунд спустя он выполз из-за машины на другую сторону дороги, но теперь передвигался совсем не быстро. Когда он попытался ускользнуть, снайпер добил мужчину еще одним выстрелом, и его тело осталось лежать на дороге.
К середине дня стало казаться, что весь город стоит на ушах. Морские пехотинцы занимали позиции на окраинах города, а повстанцы свободно передвигались внутри него. «Семинолы Альфа» стреляли весь день и старались не тратить попусту патроны. Боевики постоянно стреляли и перемещались, давая Рейесу и Моргану времени лишь на то, чтобы делать только меткие выстрелы. Снайперы стреляли выборочно, и хотя некоторые их выстрелы не были смертельными, они были достаточно точными, чтобы не дать вражеским гранатометчикам забросать позиции морпехов гранатами. Вскоре Рейес и его команда обнаружили, что поворот в переулке опустел, если не считать трупов. Но чуть дальше была еще одна улочка, из которой начали уходить иракцы, и перед наступлением ночи Морган заметил на этой новой огневой позиции нескольких стрелков.
Рейес и Ковальски увидели, как один из повстанцев высунул голову из-за стены. Выждав мгновение и, когда почувствовал, что его никто не видит, он вышел из-за нее на дорогу — похоже, боевик пытался получше разглядеть расположение позиций пехотинцев. Снайперов пока не было видно, потому что повстанцы сосредоточились на пулеметчиках и пехотинцах на первом этаже. Другие морпехи на крыше не могли просматривать тот участок, и когда снайперы увидели, что повстанец держит в руке оружие, он стал мишенью. Рейес внес поправку, навел прицел на человека и выстрелил, надеясь попасть в него до того, как тот вернется в укрытие. Выстрел был быстрым, пуля ушла немного выше, но она пробила шею мужчины, заставив кровь брызнуть из выходного отверстия на обратной стороне. Человек тут же выронил свой АК и упал. Снайпер наблюдал за окрестностями, ожидая, что кто-нибудь попытается подобрать его автомат — обычно после того, как один боевик падал, кто-то другой бежал, чтобы забрать его оружие. Это происходило так часто, что снайперы держали его на прицеле, зная, что вскоре кто-то попытается его забрать.
Весь день стороны обменивались огнем, и вскоре команда получила просьбу о поддержке от морских пехотинцев, располагавшихся на соседних крышах. Рейес и Морган отправились к ним на помощь и выяснили, что кто-то ведет прицельный огонь по их позициям. Морпехи хотели, чтобы снайперы остались и стреляли оттуда, но Рейес понял, что там, где они находились ранее, у них была более выгодная позиция. Как только они вернулись обратно, он попросил морпехов сориентировать их на здание и окно, из которого, по их мнению, велся огонь. В следующий раз, когда противник начал стрелять, он вместе с Морганом выпустил туда несколько пуль, и стрельба прекратилась.
С наступлением темноты морские пехотинцы были обеспокоены тем, что у противника есть приборы ночного видения. Рейес установил на свою винтовку ночной прицел AN/PVS-10 и был рад поохотиться ночью. Он прекрасно видел переулок, по которому повстанцы передвигались весь день, однако света было очень мало, что делало невозможным определение целей на большой дистанции, и, за исключением нескольких выстрелов, ночь прошла без происшествий. Ночью Рейесу было трудно заснуть — спать не давал адреналин. Находящиеся поблизости армейские подразделения через свои гигантские звуковещательные станции транслировали звуки плача младенцев и тяжелую рок-музыку — их целью было противостоять пропаганде, которая каждые несколько часов разливалась из громкоговорителей на городских минаретах.
Рано утром следующего дня Рейес был у своей винтовки, готовясь к новому насыщенному дню. Команда внимательно изучала переулки и крыши, но никого не обнаруживала. Тут кто-то из снайперов заметил, что люди передвигаются за заборами. Когда Рейес сфокусировался на них, то увидел, что повстанцы передвигаются низко за ними. Некоторые заборы и стены были невысокими, и когда за ними проползали люди, он мог видеть части их оружия и тел. Ковальски что-то заметил и указал Рейесу на один из проломов в стене — наблюдатель заметил человека, высунувшего из него голову. Рейес тоже увидел его, и оба снайпера, казалось, несколько минут за ним наблюдали.
— Буду стрелять, — произнес Рейес и прицелился прямо туда, откуда показывался человек, выжидая, пока тот снова повернет голову, слегка нажимая на спусковой крючок. Когда перекрестие прицела закрыло лицо человека, он еще чуть-чуть сильнее нажал на спуск. Первоначальное попадание своей пули он пропустил, но винтовка как раз успела опуститься, чтобы он увидел, как мозговое вещество разлетается во все стороны.
— Кто хочет виноградного сока? — спросил он своего напарника, который похлопывал его по спине за удачный выстрел.
Вскоре командир роты «Браво» попросил Рейеса выделить двух снайперов для работы дальше вдоль их позиции. Рейес и Ковальски остались на месте, а Морган и Грейвел покинули крышу. По мере того как день сменялся ночью, Рейесу становилось все труднее вести огонь по неуловимым боевикам, но он знал, что его команде удалось не допустить попадание гранат от РПГ по их позициям.
На вторую ночь Рейес и Ковальски наконец-то слезли с крыши, чтобы немного передохнуть, перекусив и расположившись на ночлег за своим укрытием. На третье утро, когда выглянуло Солнце, они вернулись к будке.
Во время утреннего изучения местности они обнаружили провода, проходящие через переулок к зданию школы в отдалении. Накануне никаких проводов там не было, и Ковальски вызвал помощь в виде стоящего недалеко танка M1 «Абрамс». Танк въехал в переулок и переехал через провода, вызвав небольшой взрыв, который совершенно не затронул машину. Затем «Абрамс» вернулся к зданию, в котором находились снайперы, и выстрелил в здание школы, обрушив стены и часть крыши.
Как только Рейес по-настоящему осмотрел местность, он начал понимать, насколько разрушена эта часть города. Почти каждое здание было пробито пулями; стены частично лежали в руинах от ракет, минометных мин, бомб и 40-миллиметровых гранат. Ночью пехотинцы вызывали минометный огонь, и это было видно по крышам зданий вдали. Место казалось непригодным для жизни, но все же можно было заметить передвижение противника.
Все это время снайперы из 1/5 полка держали повстанцев на мушке, и как только они покидали свой район, то попадали в охотничьи угодья других снайперов из соседних подразделений.
Последние несколько дней Рейес и Ковальски по очереди брали в руки снайперскую винтовку. Ковальски был на оружии, а Рейес дежурил со зрительной трубой, когда они оба увидели человека внутри здания школы, передвигавшегося по второму этажу. Половина здания была разрушена танком, но некоторые части все еще оставались целыми. Указывая напарнику расстояние, Рейес заметил на спине повстанца, кравшегося в тени, ручной гранатомет — он пытался найти позицию для стрельбы. Ковальски прицелился и увидел человека в профиль; его мишеней была голова. После выстрела Рейес наблюдал через трубу, как закручивается и исчезает инверсионный след от пули. Это было странное зрелище — видеть, как раскалывается голова человека, — и он был вне себя от радости; он был в восторге, потому что ему впервые удалось увидеть нечто подобное. Рейес был очень рад за своего напарника и поздравил его со вторым убийством — к тому же это был феноменальный выстрел. Они оба были захвачены моментом и на время забыли, где находятся. Перевернувшись на бок, они поздравили друг друга, а потом поняли, что их могут обнаружить, и снова укрылись.
Посреди всего этого хаоса Рейес начал лучше понимать свою роль в поддержке роты. Он знал, что она очень важна, ведь его команда не только убивала врага, но и спасала жизни пехотинцев, находившихся под ними. Ведь если бы хоть несколько гранат попало бы в цель, рота могла бы понести больше потерь. Снайперу также было ясно, что он и его напарник, возможно, никогда не будут обнаружены врагом, но пехотинцы под ними находятся под огнем круглые сутки.
Предсказуемо, огонь вражеских минометов становился все точнее. Когда снова наступила ночь, команда слезла с крыши, и в тот вечер несколько минометных мин действительно попали в их здание. У Рейеса и Ковальски хватило ума нырнуть в укрытие и прижаться друг к другу, когда они услышали свист падающих снарядов.
Все эти действия изрядно потрепали их тела; наступило истощение. Когда они были на крыше, то почти ничего не ели, теперь же желудки сводило от голода. Глаза устали от постоянного наблюдения, а тела затекли от неподвижного лежания. Теперь Рейес понимал, почему его обучали так жестко. Он провел много часов в условиях, худших, чем те, в которых оказался сейчас, и, хотя его тело чувствовало усталость, он знал, что сможет выдержать еще многое.
В ту ночь, когда прекратился минометный обстрел, оба снайпера спали за бетонной будкой. О безопасности беспокоиться было не нужно, потому что морские пехотинцы вокруг них выставили охранение. Хотя пулеметчики всю ночь продолжали обстреливать цели, и заснуть было трудно, Рейес и Ковальски все же получили необходимый отдых.
Когда на следующее утро взошло Солнце, оба снайпера снова заняли свои позиции. Когда они приступили к обычной рутинной работе по осмотру ближайших окрестностей, Рейес был с винтовкой, а Ковальски работал со зрительной трубой. Улицы и крыши домов были пусты, и почти ничего не изменилось, — кроме того, что обнаружил Ковальски. На крыше дома в 200 ярдах к северу от их позиции наблюдатель увидел две трубы, лежащие рядом друг с другом. Когда он сосредоточился на этих предметах, то заметил, что из труб торчат две гранаты, которые были нацелены на морских пехотинцев, находившихся под ними. Команда немедленно вызвала роту и доложила о своей находке. Лейтенант из взвода оружия тоже осмотрел крышу и согласился со снайперами. Рота попыталась уничтожить их навесным огнем, но минометы были недостаточно точны, чтобы попасть в крышу, на которой находились гранатометы. Тогда Рейес получил приказ открыть огонь по гранатам; только он хотел, чтобы стрелял его напарник, потому что именно он их и заметил. Чтобы уничтожить РПГ, потребовалось две пули. Первая пуля попала в гранату, но ничего не произошло. Вторая пуля снова попала в ту же гранату и разнесла ее. Когда она разлетелась, пусковая труба, в которой она находилась, опрокинулась на трубу, лежавшую рядом, отчего сработал второй гранатомет. Обе гранаты упали на дорогу и взорвались, однако никого не ранили.
Сразу после этого Рейес заметил машину скорой помощи, которая ехала по дороге в их сторону. Скорым разрешалось забирать убитых и раненых повстанцев, поэтому снайпер предположил, что машина едет к трупу, который находился в 75 метрах от них на другой стороне дороги. Мертвец вместе со своим АК лежал там еще до того, как снайперы поднялись на крышу — его убили пехотинцы.
Морпехам велели следить за машинами скорой помощи, потому что они не должны были забирать оружие, только тела. Было известно, что они перевозили и боевиков, и оружие по всему городу. Неудивительно, что, когда машина подъехала к телу, все морпехи, сидевшие на крыше, уставились на нее. Когда скорая остановилась, из ее кабины выпрыгнуло двое мужчин, которые подняли тело и закинули его в кузов. Рейес и Ковальски только что сползли с крыши, чтобы поговорить с лейтенантом о гранатометах, но в это же время снайпер наблюдал за людьми из машины скорой помощи со своей M-16 в руках, ожидая, не схватят ли они автомат. Конечно же, один из людей потянулся за АК, а затем направил ствол в сторону морпехов, но выстрелить не успел — Рейес успел сделать пять выстрелов в туловище человека, прежде чем тот упал на землю. Потом снайпер осмотрел тело через прицел, чтобы убедиться, что тот мертв.
Поскольку с этой крыши они вели огонь последние несколько дней, а повстанцев в переулке больше не было, оба снайпера решили сменить позицию. Собрав свое снаряжение, они направились на восток, на крышу другого дома, откуда можно было наблюдать за другим переулком. В соседних зданиях находились «ворчуны». Рейес сразу же заметил импровизированную баррикаду из шлакоблоков и обломков, перекрывавшую половину дороги, и назначил ее вместе с несколькими другими местами, откуда могли появиться боевики, в качестве ориентиров. В основном это были подходы и проемы в заборах, идущих вдоль переулка. Тем временем Ковальски решил воспользоваться огневой поддержкой минометов. Он переговорил с минометным отделением взвода оружия, назвал заранее намеченные рубежи и выдал им координаты требуемых целей, включая баррикаду в переулке.
Устроившись на новой позиции, Рейес попросил у пулеметчиков, сидевших на крыше неподалеку, боеприпасы, поскольку их еще не пополняли. Вернувшись на позицию, он решил проверить баррикаду. Он не ожидал, что за ней кто-то есть, и когда выстрелил в стену, сбивая обломки, то с удивлением увидел, что за ней склонились трое автоматчиков. До этого во время боестолкновений с противником снайпер подметил одну особенность — повстанцы передвигались и сражались группами по три человека. Как правило, у одного из группы был РПГ, а у двух других — автоматы и пулеметы, поэтому в том, что снайпер увидел в руках у двоих автоматы Калашникова, а у одного — ручной гранатомет, не было ничего необычного. Гранатометчик представлял непосредственную угрозу, и Рейес вначале нацелился на него. Ковальски схватил рацию, и через несколько секунд уже вызывал огонь из 60-мм минометов. Снайпер держал перекрестие прицела на нижней части груди человека с РПГ, который теперь возвышался над баррикадой. Тот не мог видеть снайперов и пытался определить место, откуда стрелял Рейес. Когда гранатометчик приподнялся немного выше, снайпер выстрелил. В это время Ковальски закончил передавать целеуказание и услышал выстрелы из минометов. Пуля попала человеку точно в грудь, и когда он упал, гранатомет соскользнул с его плеча. Двое других пригнулись за баррикадой, пытаясь оттащить своего товарища к ближайшей стене, но было уже поздно. Боевики исчезли в облаке пыли, образовавшемся в результате прилета минометной мины в переулок. Первый же выстрел оказал влияние на троих иракцев, и шансов выжить у них не было. Ковальски быстро приказал минометчикам «стрелять на поражение», и вскоре окрестности сотрясали свист и грохот прилетающих мин. Переулок и близлежащие здания заволокла пыль, и когда все прояснилось, от места, где находились люди, остались одни руины. Оба снайпера были потрясены и договорились почаще использовать минометы.
Вскоре Рейес с Ковальски поменялись местами. С оружием Рейес не жадничал, и хотя ему нравилось убивать, он чувствовал себя лучше, когда вел наблюдение для своего товарища. Даже после минометного обстрела враг все еще передвигался по территории. Ковальски наблюдал за переулком, когда очередной боевик высунул голову из-за стены. Было очевидно, что он собирается перебежать дорогу. Иракец еще раз оглянулся, а затем бросился бежать с РПГ на плече. Ковальски навел на него перекрестье и выстрелил, попав в ногу. Повстанец рухнул на землю, оружие упало за его спиной. Рейес наблюдал за происходящим через зрительную трубу. Человек корчился от боли, у него из бедра хлестала кровь. Рейес напомнил Ковальски, чтобы тот оставил свою цель в живых, надеясь, что другие выйдут и попытаются утащить своего товарища. Их терпение было вознаграждено, и вскоре выбежал еще один повстанец, однако вместо того, чтобы помочь своему другу, он поднял гранатомет и направил его в сторону снайперской команды. В тот же момент Ковальски нажал на спусковой крючок. Человек стоял на месте достаточно долго, чтобы из гранатомета вылетела граната, но как раз в этот момент пуля снайпера угодила ему прямо в грудь, опрокинув на спину. Граната бесцельно взмыла в воздух и взорвалась вдали, а Ковальски выстрелил еще дважды и прикончил обоих боевиков.
Остаток времени снайперы провели в поисках целей в том переулке и на прилегающих участках местности, но повстанцы укрылись и не появлялись. Рейес и Ковальски с крыши больше никого не заметили, поэтому с наступлением темноты вернулись на исходную позицию. Рисковать, возвращаясь в бетонную будку, не хотелось, поэтому они переместились на один дом назад и остались в нем на крыше, сохраняя возможность видеть бóльшую часть местности, которую они наблюдали ранее.
На следующее утро Рейес и Ковальски обследовали местность из дома, расположенного позади их исходной позиции. Трудно было поверить, что повстанцы все еще появлялись. Правда, теперь они становились более сложными мишенями, и когда снайперы ловили боевиков на улицах, проходили считанные секунды, прежде чем они исчезали. Из-за этого у Рейеса появилась привычка осматривать местность снова и снова, пытаясь найти хоть что-то необычное. Осматривая частично разрушенное здание школы, снайпер заметил человека, лежащего на обломках лицом к ним. Чтобы убедиться, что ему не показалось, он попросил посмотреть туда своего напарника.
Это был боевик, который вскоре уже стрелял по пехотинцам в здании перед ними. Его помогли вычислить дульные вспышки. Он находился на хорошей позиции и был скрыт в тени, но с помощью оптики снайперы смогли его увидеть. Рейес внес в прицел поправку, чуть увеличив превышение, потому что сейчас он находился дальше от цели, чем в прошлый раз, когда он стрелял на этом участке. Поскольку ему были видны только грудь и голова человека, снайперу, чтобы сделать точный выстрел, нужно было дождаться, когда тот начнет двигаться. Через несколько мгновений повстанец переместился, и Рейес перевел перекрестие прицела на его грудь и выстрелил. Ковальски отметил выстрел и сообщил, что человек откинулся назад сразу после того, как был сделан выстрел, в результате чего пуля попала в землю перед ним и отрикошетила вверх, попав в нижнюю часть шеи. Теперь боевик лежал и не двигался. Рейес знал, что поблизости могут быть другие люди, поэтому не сводил глаз с мертвеца. Все прошло как по маслу, — через несколько минут наружу выполз другой человек, чтобы забрать автомат, в то время как его друг истекал кровью из раны в шею. Не теряя времени, Рейес убил и его. Вскоре оба снайпера снова поменялись местами, и после того, как Ковальски взял в руки винтовку, он увидел на крыше школы еще двух боевиков. Когда он свалил первого, напарник раненого попытался оттащить его в безопасное место, но снайпер легко застрелил и его. Всего за час снайперская команда смогла уничтожить четырех повстанцев. В начале операции Рейес и Ковальски радовались своим убийствам, но теперь, когда они так часто их совершали, волнение улеглось.
После первых трех дней снайперы мысленно приготовились прочесать бóльшую часть города и остаться внутри него. Но никто, похоже, не знал, когда они собираются атаковать дальше. Рейес недоумевал, почему они не прошли через весь город, но, как обычно, в дело вмешалась политика, и это помешало морпехам закончить бой. Вскоре после этого были изменены правила ведения боя. Согласно новым указаниям, морпехам запрещалось убивать кого-либо, у кого есть оружие. Теперь им нужно было точно устанавливать, что люди, в которых они собирались стрелять, имеют враждебные намерения по отношению к морским пехотинцам.
К моменту окончания операции, в начале марта, Рейес полностью осознал свою важность и роль как снайпера. Однажды он услышал, что в батальоне убит один из командиров: вражеский снайпер поразил его в шею. Морские пехотинцы захватили дом, из которого стрелял вражеский стрелок, и убили его. Несмотря на то, что это всегда было очевидно, но Рейес вдруг понял, что вражеские снайперы убивают морских пехотинцев точно так же, как он убивал повстанцев, и понял, что то, что случилось с вражеским снайпером, может случиться и с ним и его снайперской командой. Он не мог не задумываться о том, что они действительно убили много врагов, но на самом деле спасли больше жизней, чем забрали.

ПРИМЕЧАНИЯ
[1] Англ. Squad Automatic Weapon (SAW). 5,56-мм легкий пулемет разработки бельгийской компании FN.
[2] Англ. Shoulder-launched multipurpose assault weapon (SMAW). Американский ручной гранатомет калибра 83,5-мм, имеющий в КМП США обозначение Mk 153 mod. 0
[3] Англ. Surveillance and Reconnaissance Center (SARC).

Еще один хер пойми когда забытый гештальт, который нужно закрывать.

*****

8

СНАЙПЕР-РАЗВЕДЧИК

Имя: сержант Джек
Должность: заместитель командира и командир команды снайперов-разведчиков
Район операции: от Кувейта до Багдада, операция «Свобода Ираку-1», 2003 г.; г. Наджаф, провинция Ан-Наджаф, операция «Свобода Ираку-2», 2004 г.

Одиннадцатого сентября 2001 года бывший морской пехотинец Джек стоял на своей кухне, потрясенный тем, что разворачивалось на его глазах. Несколькими минутами ранее он собирался на работу, когда жена сказала ему, что он должен посмотреть, что показывают по телевизору. Увидев, как горит северная башня Всемирного торгового центра, он был удивлен, и пытался сообразить, что происходит, как вдруг на его глазах реактивный самолет влетел прямо в южную башню. Вдвоем с женой они молча смотрели, как самолет врезался в стену здания и взорвался, образовав феноменальный огненный шар. Оба были потрясены еще больше, когда несколько минут спустя оба здания рухнули. Общее число погибших было ошеломляющим. Для Джека было немыслимо, что кто-то мог напасть на Америку таким образом. Спустя несколько дней, когда «Аль-Каида» заявила, что это ее рук дело, а Соединенные Штаты объявили войну терроризму, Джек понял, что должен вернуться в морскую пехоту.
Изначально он поступил на службу в КМП в сентябре 1989 года в семнадцать лет, для чего потребовалось согласие матери. Будучи молодым человеком, Джек не хотел ничего, кроме как испытать себя в пехоте, и именно это он и сделал. Но первые восемнадцать месяцев он прослужил морским пехотинцем в подразделении охраны, в обязанности которого входила охрана самолетов на Бермудских островах. После службы там его направили в пехотный взвод 3-го батальона 2-го полка морской пехоты, расквартированного в Кэмп-Леджен, штат Северная Каролина.
Жизнь в пехоте бывает порой однообразна, и Джеку понадобилось всего три недели, чтобы понять, что это не для него. К счастью, на тот момент свой отбор проводил батальонный взвод снайперов-разведчиков, ранее известный как взвод наблюдения и засечки целей. [1] Он мало что знал об охоте, не говоря уже о снайпинге, но ему хотелось чего-то бóльшего, чем просто пехотная служба. Отбор был трудным, а пять месяцев пребывания «свинкой» оказались еще хуже; но он был мотивирован и целеустремлен, и вскоре Джек получил возможность пройти обучение в школе снайперов-разведчиков Второй дивизии морской пехоты в Стоун-Бей, Кэмп-Леджен, Северная Каролина. В начале курса было двадцать три морских пехотинца, и только семеро прошли подготовку, включая Джека. Вернувшись в свой взвод, он прошел путь наверх и во время своей третьей боевой командировки стал командиром снайперской команды.
Его первый срок службы закончился в 1992 году, и Джек пропустил несколько конфликтов, произошедших за это время. Когда началась война в Персидском заливе, его подразделение ни разу не покинуло свой корабль, а позже их направили на службу в Южную Америку. Вскоре Джека демобилизовали, но он часто занимался в различных резервных частях, стараясь не пропускать тренировки, а в 1997 году окончательно покончил со службой. Так продолжалось до 11-го сентября 2001 года.
Потребовалось некоторое время, чтобы оформить документы для повторного поступления на службу после терактов, а пока он жил в своем доме в Лас-Вегасе. Прошли месяцы, и вот он уже стоит в строю в Кэмп-Пендлтоне, штат Калифорния, получив приказ о назначении во взвод морской пехоты из 2-го батальона 5-го полка морской пехоты, но сначала ему нужно было отметиться в Первой дивизии морской пехоты в гарнизоне Кэмп-Маргарита, расположенном в Кэмп-Пендлтоне.
Джек провел столько лет вне Вооруженных сил, что его понизили в звании с сержанта до ланс-капрала. Пока он ждал отметки в своем подразделении, другие морские пехотинцы пристально его разглядывали. В то время было необычно видеть тридцатиоднолетнего ланс-капрала с двумя рядами орденских планок и двумя нарукавными нашивками. Все пришли к выводу, что его разжаловали, и когда кто-то наконец спросил, что он натворил, Джек ответил:
— Я ударил офицера.
Отметившись, Джек смог покинуть базу, но, садясь в свой пикап, он задумался о сложившейся ситуации. Командование хотело отправить его обратно в линейный взвод, но он помнил, каково это, и не хотел туда идти. Прослышав, что в том же лагере, в котором он служил, дислоцируется 1-й разведывательный батальон, Джек вспомнил, что перед отъездом из Лас-Вегаса он проходил отбор к разведчикам и успешно его сдал.
В свои тридцать один год, имея за плечами опыт и знания армейской жизни, Джек разработал план и отправился в штаб 1-го разведывательного батальона, расположенный всего в нескольких сотнях метров от него. Подойдя прямо к двери сержант-майора батальона, он попросил разрешения переговорить с ним.
— Как мне попасть сюда, в разведбат? — спросил Джек, протягивая старшему морпеху свои документы. Сержант-майор взглянул на его послужной список и на его внешний вид и объявил:
— Приходи сюда в пятницу, и мы тебя пристроим, но если ты облажаешься, я отправлю тебя обратно в 2/5-й батальон.
— Спасибо, сержант-майор, — ответил Джек и, развернувшись, вышел.
На следующей неделе Джек поступил на службу в 1-й разведывательный батальон и был направлен во 2-й взвод роты «Альфа». Взвод направлялся в пустыню Твентинайн Палмз для прохождения подготовки, и Джек оказался вместе с ними. Для него это был тревожный звоночек. Он уже много лет не носил тяжелого рюкзака, а тут еще и товарищи по команде затаили на него недоброе. Им не нравилось, как новичок попал в батальон, и морпехи были намерены заставить его доказать свою состоятельность во время тренировок в пустыне. Там Джек носил свое оружие и рюкзак, а также пятигаллоновую канистру с водой, запасные батареи для рации и набор для оборудования укрытия. Это были долгие несколько недель, но в конце концов ланс-капрал доказал, что может держаться.
В течение следующего года Джеку пришлось заново осваивать многие тактические приемы. В последний раз он работал в составе снайперской команды из двух человек, а не в разведгруппе из шести, но приспособиться для него оказалось несложно. Вскоре он стал заместителем командира команды. Он также прошел базовый курс разведывательной подготовки и стал снайпером команды.
Прошел год и два месяца, прежде чем Джеку сообщили, что его подразделение отправляется в Ирак. О том, что это произойдет, слухи ходили, поэтому никто особо не удивился. На самом деле он был даже рад, потому что ждал чего-то подобного последние десять лет.
В январе 2003 года 1-й разведывательный батальон погрузился на корабль, чтобы убыть на Ближний Восток. Переход длился сорок три дня, и все это время морские пехотинцы-разведчики усиленно тренировались. Они готовили свои «Хаммеры», приваривая сверху дополнительные багажники, отрабатывали оказание первой помощи при боевых травмах, пристреливали оружие и изучали типовые порядки действий. К тому времени, когда они добрались до Кувейта, все были готовы к войне.
Ждать и тренироваться в Кувейте морпехам пришлось недолго. Джек еще раз проверил пристрелку своей снайперской винтовки и научил одного из своих товарищей вести наблюдение. Вскоре военнослужащие получили боеприпасы и взрывчатые вещества, а Джек — патроны для снайперской винтовки. Он даже отобрал один патрон, назвав его «Единственным», каждый день полировал его, храня в надежном месте, потому что именно этой пулей ему предстояло совершить свое первое убийство.
Все с нетерпением ждали начала боевых действий. Насколько все знали, это будет жестокая схватка, но они были готовы. Джек тоже мысленно готовился к тому, что ему предстоит. Наконец 17-го марта поступил приказ грузиться по машинам и выдвигаться к иракской границе. Но для того, чтобы взять на борт все команды, недоставало «Хаммеров», и, к сожалению, команда Джека застряла в пятитонном грузовике. Хотя грузовик был забит морпехами и их ранцами, никто особо не расстроился, потому что они наслаждались безопасностью под сенью огневой мощи, собранной в кузове. На границе морпехам пришлось прождать еще несколько дней, пока их не выпустили.
Джеку потребовалось более десяти лет, чтобы достичь этой точки. Он был одним из старейших военнослужащих во взводе, и ему казалось, что, возможно, молодые ребята не так подготовлены, как он. Но, оглядевшись вокруг, понял, что остальные морпехи тоже ждали этого момента. Пришло и их время, и ланс-капрал был уверен, что они одержат победу в бою.
Когда наступил момент пересекать границу, все были в полной боевой готовности. Въезжая в Ирак, Джек заметил, что пейзаж очень похож на те места, где он проходил подготовку. Он сидел в кузове грузовика с биноклем и вел постоянный поиск. Его главной задачей было обнаружить врага раньше, чем он обнаружит его. Ожидание встречи с противником на поле боя было очень напряженным, но первые несколько дней никаких действий не происходило — до тех пор, пока они не добрались до Эн-Насирии.
Как раз перед тем, как 1-й разведывательный батальон прибыл в Насирию, стало известно, что в городе американцы столкнулись с упорным сопротивлением. Насколько Джек знал, основные бои шли у двух мостов, пересекающих реку Евфрат. Ходили слухи, что было уничтожено несколько «Амтраков», а батальон занял оборону и вел ожесточенную перестрелку. Задача разведчиков заключалась в том, чтобы выдвинуться к реке и оказать огневую поддержку для морских пехотинцев, переправлявшихся на тот берег.
Подъехав к району, Джек быстро понял, насколько опасна обстановка. Вертолеты обстреливали НУРСами противоположный берег реки, наземные войска обменивались стрелковым огнем. Грохот стоял неимоверный. «Вот каким должен быть бой», — подумал Джек, выходя из машины. Он спрыгнул с пятитонника, убедившись, что снайперская винтовка надежно закреплена на спине — она лежала в чехле, так что руки у него были свободны для переноски винтовки M-4.
Весь батальон продвигался через пальмовые рощи к реке. Растительность вдоль реки обеспечивала им укрытие при патрулировании. Джек видел, что на противоположном берегу есть места, где могут прятаться иракцы, но обнаруживать их через оптику было несложно. Когда они подошли достаточно близко к реке, морским пехотинцам приказали занять индивидуальную позицию и вырыть ячейку, достаточно большую, чтобы из нее можно было вести огонь лежа. Когда он начал копать, подразделение Джека открыло огонь. Ланс-капрал поспешил, а когда закончил, то зарядил снайперскую винтовку и непременно положил сверху отполированный патрон, после чего начал выискивать людей на другом берегу реки.
Этот момент был для него словно сон. Он привык находить мишени во время тренировок, но теперь, наконец, ему предстояло искать настоящие цели. Хотя Джеку и хотелось стрелять, он не торопился и расслабился. Поскольку лазерного дальномера не было, пришлось использовать те способы определения дистанций, которым его учили. У него даже был калькулятор для точных расчетов. Тем временем его товарищи по команде уже стреляли по иракцам на другом берегу реки.
Винтовка M40A1 способна поражать цели на дистанции более 1000 ярдов, и Джек решил, что его товарищи способны справиться с любым врагом, находящимся на первой половине этого расстояния, поэтому он выбрал ориентиры за рекой, определил расстояния до них и начал выискивать вражеских стрелков. Его внимание привлек человек, стоявший на расстоянии 700 ярдов. У него был АК, и он стоял, наблюдая за местностью. Было очевидно, что иракец не думал, что он находится в зоне действия стрелкового оружия. Ему не хватило всего нескольких мгновений, чтобы понять, что он ошибается.
Джек стрелял в центр масс; он нажал на спусковой крючок, чтобы выстрелить «Единственным» в грудь мужчины. Но вместо отдачи раздался лишь щелчок. Удивленный, он выбросил патрон из патронника, чтобы проверить, наколот ли капсюль — так и оказалось, и морпех тут же понял, что потратил слишком много времени на полировку «Единственного». Тогда он передернул затвор и дослал еще один патрон, но когда сфокусировался на цели, человека уже не было.
Разочарованный, Джек снова принялся за поиски. Иракцы поняли, что их переиграли, и начали исчезать. Снайпер не стал стрелять по ближайшим целям, но когда обнаружил человека на расстоянии 500 ярдов, то не смог удержаться. Это был иракец, который тоже выискивал свои цели, только его прицел был направлен на морпехов. Используя матчевые патроны калибра 7,62х51-мм НАТО, Джек прицелился в человека, стоявшего неподвижно. Тот мгновенно рухнул, не имея шансов выжить после выстрела в грудь. Через несколько минут его тело подобрала машина скорой помощи.
Это было его первое убийство, но Джек не стал зацикливаться на этом моменте. Целей было еще много, и вскоре он нашел еще одну. Он вел поиск вблизи ориентира, когда заметил вдалеке бегущего человека с автоматом. В движущуюся цель не всегда легко попасть, но Джек знал, что это будет относительно легко, потому что иракец двигался точно справа налево прямо в поле зрения его прицела. Переместив винтовку, Джек навел ее на иракца и, держа оружие как можно увереннее, нажал на спуск. Автомат качался взад-вперед в руке боевика, пока тот бежал, но когда в него попала пуля, казалось, что иракец заскользил на вторую базу. Нырнув головой вперед, человек скрылся из виду.
Другие морские пехотинцы, окружавшие Джека, расположились в окопах, и каждый вел огонь. Противник пытался отвечать, но его одолевали. Пока стрелял весь батальон, другие пехотинцы пробирались через мост. Вдруг сзади пехотинцев началась новая стрельба — их стали обстреливать с двух сторон. Джек перекатился на бок, чтобы лучше видеть, что происходит позади него, но ничего не смог разглядеть. Пули теперь ложились ближе, и Джек перебрался на место радиста, чтобы слышать переговоры по сети.
— Не позволяйте никому заходить за линию деревьев! — крикнул ганни по рации.
Как только Джек понял, что было сказано, к деревьям, расположенным всего в двадцати пяти метрах от него, побежали трое пехотинцев. Это был капрал, который взял с собой двух младших морпехов, чтобы подобраться ближе к врагу. Но как только они направились к тому месту, в пальмовой роще начали падать вражеские мины, и рядом раздались взрывы. Трое отделившихся морпехов тут же вернулись обратно. Они были потрясены, но их жизни были спасены.
Прошло два часа, прежде чем в районе все начало успокаиваться, но было очевидно, что произошло крупное боестолкновение. Морпехи из второго взвода отступили со своих позиций и соединились с основными силами роты. Это был первый опыт Джека на войне, и он оправдал его ожидания.
На следующее утро батальон проехал через Насирию. Перестрелка утихла, до них долетело лишь несколько шальных пуль.
Ехать в пятитоннике было крайне неудобно, но Джек не жаловался, за исключением тех случаев, когда раздавалась команда: «Газы!», — и все начинали надевать тяжелые защитные костюмы и противогазы. Тогда это становилось немного напряженным. Не способствовало этому и то, что было невероятно жарко, а ехать по пустыне было еще неприятнее.
Сидя в кузове машины, Джек снова занялся наблюдением. Он регулярно заставлял колонну останавливаться, чтобы осмотреть впереди местность. Некоторые морпехи считали его немного странным, но Джек помнил, как во взводе снайперов-разведчиков он часами сидел за оптикой с намерением найти хоть что-то необычное. Именно эта вещь могла означать разницу между жизнью и смертью.
Пройдя через Насирию, батальон остановился для пополнения запасов. Джек наблюдал вперед с левой стороны от машины. Вдали виднелась стена с расположенными за ней домами, и что-то там привлекло его внимание. Небольшие круглые отверстия, выделявшиеся поверх стены, выглядевшие необычно по сравнению с задним фоном. При ближайшем рассмотрении оказалось, что они похожи на трубы реактивной системы залпового огня БМ-21 советского производства. Он немедленно связался по рации с вышестоящим командованием. Для проверки был выслан разведывательный патруль, и Джек оказался прав.
Батальон шел день и ночь. Города, через которые они проезжали, казались пустыми и безлюдными, но, тем не менее, они быстро продвигались вперед. Джек получил сообщение, что их собираются использовать в качестве флангового охранения в городке под названием Аль-Гарраф (Сувейдж-эд-Дадджа) — в населенном пункте встрял пехотный батальон, усиленный танками, артиллерией и легкой бронетехникой, и ему потребовалась поддержка разведчиков.
Батальон планировал попытаться обойти вражеских бойцов с фланга. Когда разведчики прибыли в город, они свернули с главной дороги, и Джек заметил, что они двигаются по тропе, идущей на склоне холма. Было неловко видеть, как колонна из тридцати пяти машин проезжает через задние дворы живущих там людей. Когда они приблизились к вершине холма, до Джека донеслись взрывы. Колонна пробыла на холме всего несколько минут, прежде чем по ним начали стрелять. Враг находился на расстоянии, но его пули все равно ложились рядом. Джек со своей командой, а также другие морские пехотинцы спешились со своих машин и начали передвигаться пешком. Странный звук приближающейся минометной мины, которая упала всего в двадцати метрах от них, застал его врасплох.
— Ого, вот что делает миномет, да? — только и успел произнести Джек, пока сотрясение и взрыв пронеслись над ним. Стали приземляться новые. Джеку было странно видеть, как вокруг него падают мины, но он скорее испытывал ужас, чем страх. Оказавшись в укрытии, Джек достал из чехла винтовку в надежде обнаружить врага, но безуспешно.
Тем временем город подвергался интенсивному обстрелу. Морские пехотинцы занимали оборонительные позиции на одной окраине города и стреляли из всех стволов. Иракцы перемещались через здания и по дорогам, пытаясь вести огонь по морпехам. Перестрелка между двумя сторонами продолжалась уже несколько часов. Из города валил дым от бомб, ракет и артиллерийских снарядов. Разведбат хотел присоединиться к бою, но сделать это можно было только в том случае, если разведчики проедут прямо через город и соединятся с другим подразделением.
Джек все еще сидел, когда ему сообщили новости.
— Что мы делаем? — переспросил он, когда ему сказали, что они и в самом деле собираются проехать через населенный пункт.
Когда они снова спустились с холма, Джеку стало не по себе. Когда они свернули налево, чтобы выехать на главную улицу, проходящую через город, он пригнул голову. Пот струился по телу, и морпех вытирал его с глаз, пока пули били по бортам их грузовика. Звук пуль, ударяющихся о металл, никогда не бывает приятным. Противник вел по ним огонь из окон и с крыш. Мимо пролетали гранаты от РПГ, взрываясь на другой стороне дороги. Но колонна открыла ответный огонь, и, казалось, что стреляет все. В воздухе стоял запах пороха, и Джек посмотрел на водителя своего грузовика — когда пули попадали в капот, тот пригибался. Снайпер повернулся и тоже начал стрелять, но машины ехали так быстро, что невозможно было определить местонахождение врага. Один из гранатометчиков пустил в ход гранаты. Джек даже пытался стрелять через любое окно, но когда он приподнялся, чтобы лучше прицелиться, грузовик тряхнуло, и его рука сорвалась, а сам он чуть не вывалился из кузова.
Собравшись с силами, он огляделся. Посреди улицы валялись опоры линий электропередач, горели машины, а из зданий поднимался дым — зрелище прямо из Голливуда. Примерно через десять минут езды Джек посмотрел вперед и сквозь дым разглядел стволы танков, легких бронетранспортеров и морских пехотинцев рядом. Увидеть их было очень здорово, и ланс-капрал поблагодарил Бога, когда они проехали через позиции своих войск. Чудесным образом они прошли через место, которое называлось «Рукавом», [2] при этом ранен был только один человек.
В ту ночь батальон окопался и немного отдохнул. Джек размышлял о том, как легко позволить туману войны захлестнуть человека. Не позволить эмоциям и адреналину взять верх в разгар боя было очень непросто, однако главным ответом на это у него было подготовка и решительность.
На следующий день батальон получил задание захватить аэродром. Передвигаясь по этому району, Джек и его команда все еще находились в кузове пятитонника, однако за день до того, как они добрались до аэродрома, снайпер узнал, что их перебразывают на другой маршрут. По всей видимости, в одном из городов перевернулся «Хамви», трое морских пехотинцев, находившихся в машине, погибли, но найти удалось только два тела. Стали поступать сообщения о том, что еще одно тело было оставлено и осквернено в городе, поэтому 1-й разведывательный батальон должен был поддержать другое подразделение, пока те будут ходить от двери к двери, пытаясь найти погибшего морпеха.
В городе батальон занял позицию у главной дороги. Джек положил винтовку на кабину своего грузовика. Солнце палило над головой, пока он выискивал тех, кто пытается стрелять в сторону пехотинцев. Для начала он начал осматривать местность вокруг морпехов, патрулировавших улицы, затем двинулся вперед. Его наблюдатель тоже вел поиск, когда вдалеке заметил в дверном проеме человека, который держал в руках автомат и смотрел в сторону пехотинцев. Джеку и его наблюдателю пришлось быстро пробить дистанцию до иракца и запросить разрешение на выстрел. Разрешение было получено, на ланс-капрал понял, что выстрел будет непростым. Дистанция до человека составляла 1140 ярдов. Цель все еще оставалась на месте, поэтому Джек прицелился и сделал глубокий вдох, прикрыв глаза. Когда он нажал на спусковой крючок, центр перекрестия прицела находился высоко над головой человека. От отдачи винтовки Джек на время потерял цель из виду, но поспешил вернуться в поле зрения, чтобы проверить, попал ли он в нее, но человека уже не было.
— Я попал в него? — спросил Джек.
— Да, он упал, — ответил его наблюдатель.
— Опиши мне это, потому что я этого не видел, — запросил Джек.
Его напарник видел, что пуля свалила человека прямо там, где он стоял. Другие морпехи в кузове грузовика тоже подтвердили это. Это был отличный выстрел. Прошло несколько часов, но других выстрелов не последовало. В конце концов стало известно, что несколько иракских врачей нашли тело погибшего морского пехотинца и похоронили его.
На следующий день батальон вернулся на аэродром и зачистил его без особых происшествий. По пути в Багдад они проходили через другой город, но в нескольких сотнях метров от него попали в засаду. Джек извлек из чехла свою винтовку, как раз в тот момент, когда стрельба усилилась. Он только начал охотиться, как его вызвали к головной машине, съехавшей на обочину. Когда он подбежал, ему сообщили, что нужно найти плохих парней, которые задерживают продвижение колонны. Джек занял позицию для стрельбы, а первый сержант встал за его плечом. Вокруг них начали падать минометные мины, когда сержант приказал Джеку стрелять.
— Видишь его? Стреляй! Стреляй! — кричал он, пока ланс-капрал выискивал хоть что-нибудь. Поначалу он не мог найти ни единой цели, но в конце концов нашел несколько, и первый сержант был очень порадовался, когда Джек убил троих врагов.
Через несколько дней батальон входил в Багдад и морпех был поражен количеством собравшихся и ожидающих их людей. Тысячи иракцев теснились у машин, въезжавших в город. Возникло даже опасение, что кто-нибудь бросит гранаты в кузов их грузовика, но толпа радостно приветствовала морскую пехоту. Джек чувствовал себя участником исторического события.
В столице Ирака ланс-капрал в основном выполнял задачи по наблюдению в интересах окружающих его морских пехотинцев. Батальон пробыл в Багдаде два дня, после чего перебрался на близлежащую базу. На базе они пробыли несколько недель, после чего отправились в Кувейт, чтобы улететь обратно в Соединенные Штаты. В самолете Джек размышлял о своем первом опыте войны. Он думал, что враг будет оказывать бóльшее сопротивление, и был удивлен тем, как быстро пролетело время и как много они успели сделать за это время.
Прошло одиннадцать месяцев, прежде чем Джеку предстояло отправиться на операцию «Свобода Ираку-2». Время, проведенное дома, пролетело незаметно, подготовка, которую проходило его подразделение перед отправкой, была очень напряженной. Морские пехотинцы-разведчики работали в интересах 11-го экспедиционного батальона морской пехоты. Джека повысили до должности командира команды, а также до звания сержанта, и его роль командира и старшего снайпера вызывала еще больше стресса, чем обычно. Вместе со своим взводом он прошел подготовку в учебной группе Сил специальных операций, [3] а сразу после этого — курс подготовки городских снайперов, также проводимый в рамках ССО. Наконец, после шести месяцев обучения в экспедиционном формировании Джек и его взвод были готовы к боевому развертыванию.
Переход морем в Ирак занял тридцать шесть дней. Джек представлял себе, какими будут боевые действия, и предвкушение уже не было таким сильным, как в первый раз. Высадившись в Кувейте, морские пехотинцы на своих боевых машинах в течение нескольких дней добирались до иракского города Эн-Наджаф.
В начале июля они добрались до района боевых действий, расположенного в треугольнике Наджаф — Насирия — Фаллуджа. Жара для некоторых была невыносимой, но Джека это почти не беспокоило. С первого дня прибытия к месту назначения он и его морские пехотинцы отвечали за проведение моторизованного патрулирования на машинах. Они также помогали сопровождать колонны коалиции, передвигавшиеся с базы на базу.
За год его отсутствия кое-что изменилось. Поездки по городам и дорогам стали более рискованными, и морские пехотинцы рисковали каждый раз, когда покидали базу. Главным врагом стали придорожные самодельные взрывные устройства. Кроме того, если во время вторжения американские войска знали, кто является их противником — тогда врагом считался каждый, у кого было оружие, — то теперь правила ведения боя гласили обратное. Кроме того, теперь вражеские бойцы назывались «повстанцами» и не имели знаков различия. Изменилось и настроение местных жителей. Это был уже не тот радушный прием, что в первый раз.
Одним из основных районов, которые они патрулировали, был город Наджаф. В городе проживает более полумиллиона человек, и он является столицей одноименной провинции. В городе Джек узнал, что для его патрулей существуют разграничительные линии, и его поразило, что они не могут входить в некоторые районы, которые на то время контролировала Армия Махди — группа шиитских боевиков, созданная иракским священнослужителем Муктадой аль-Садром. Поначалу группировка не проявляла враждебности, но к концу апреля 2004 года вступила в бои с коалиционными силами.
Во время патрулирования Джек и его морские пехотинцы передвигались в составе шести машин. Когда они находились вдали от базы, их «Хаммеры» пустынного цвета становились для морпехов домом. Он хранил свою снайперскую винтовку в чехле, прикрепленной к боковому багажнику машины, поэтому, когда наступало время действовать, ему нужно было только вытащить винтовку и приступить к работе. Их задача порой была довольно простой, и обычно они отправлялись в разведывательные патрули, передвигались по местности, собирая разведданные, а затем докладывали их вышестоящему командованию. Джек уже доверял руководству своего командира взвода, быстро поняв и оценив его инициативу. Однажды, когда они проезжали через один из районов, группа людей, явно враждебно настроенных и агрессивных, уставилась на морпехов, когда они проходили мимо. Внезапно капитан остановил колонну посреди улицы и спросил одного из мужчин, почему они злятся на них. Люди были расстроены условиями жизни в их общине, но капитан объяснил, что если они возьмут под контроль свой район и не позволят боевикам управлять им, то условия будут просто отличными.
После трех недель пребывания в стране казалось, что его боевая командировка будет скучной, однако после одного инцидента Джек снова стал нажимать на спусковой крючок.
Он как раз находился в патруле, когда услышал по радио новости — боевики сбили в Наджафе американский вертолет. На место падения UH-1H были направлены силы быстрого реагирования, которые попали в засаду. Завязалась перестрелка, в результате которой погиб один морской пехотинец.
Это стало роковой ошибкой боевиков Муктады ас-Садра, потому что в течение следующих нескольких дней более 3000 военнослужащих коалиционных сил при поддержке американской авиации и бронетехники атаковали опорные пункты группировки в городе.
Пятого августа 2004 года десантная группа 11-го экспедиционного батальона и другие коалиционные силы вошли в Наджаф в поисках боевиков. Разведывательный взвод был придан линейной роте для прочесывания крупнейшего в мире кладбища, расположенного в городе. Сообщалось, что там ожидают 2000 боевиков из Армии Махди.
Когда морские пехотинцы добрались до кладбища, уже давно рассвело. Ряды надгробий и катакомб простирались насколько хватало глаз. Джек нес снайперскую винтовку на спине, пока его команда занимала крайний правый фланг. Он уже обливался пóтом, пока они продвигались по местности. Задача предстояла не из легких. Боевики хорошо знали местность, и загнать их в угол будет непросто. Кроме того, они потратили несколько недель на оборудование оборонительных позиций и установку мин-ловушек. Прошло совсем немного времени, прежде чем Джек услышал неподалеку знакомый звук прилетающих пуль. Кто-то по ним стрелял, и он хотел открыть ответный огонь, но, приглядевшись, никого не увидел — кладбище казалось бесконечным. К счастью, морским пехотинцам, находящимся на земле, оказывали помощь сверху. Над ними проносились боевые вертолеты, выпуская свои боеприпасы. Неуправляемые ракеты, которые с шипением проносились над головой, не только уничтожали повстанцев, но и подстегивали морпехов. В течение нескольких часов шла жестокая борьба. Джек поддерживал постоянную связь со своей командой, потому что ему не хотелось, чтобы кто-то потерялся в этом бетонном лабиринте.
Вскоре рядом с Джеком начали падать минометные мины, а вражеский пулеметный огонь нарастал. Темп боя усиливался. Сержант на мгновение заметил вдалеке боевиков, но знал, что его пули лишь подавят врага, потому что они стреляли короткими очередями, и быстро укрывались. Продвижение через кладбище было нервным и утомительным. Чтобы продвигаться вперед, морским пехотинцам приходилось отвлекаться от врага, перелезать через препятствия и обходить их. Пространство было сильно ограничено. Джеку отчаянно хотелось воспользоваться снайперской винтовкой, но ему нужно было оставаться в строю вместе с остальным взводом.
Обследовать все могилы было невозможно, многие из них оказались заперты изнутри, но Джек и его команда старались проверить как можно больше. Когда команда наткнулась на провода, которые, очевидно, вели к самодельному взрывному устройству, Джек вспомнил о прошедшей ночи, когда он наблюдал за тем, как ганшипы AC-130 «Спектре» обрушивают на кладбище свой огонь, и понял, что они, должно быть, подорвали бóльшую часть взрывчатки, которую установили повстанцы.
Морские пехотинцы добрались до своего рубежа наступления и заняли оборону. Подавляющая мощь авиации уничтожила многих боевиков, которые теперь откатились на противоположную сторону кладбища. Джек осмотрел дома, которые находились через дорогу всего в ста метрах, установил свою снайперскую винтовку между двумя надгробиями и стал ждать. Позже прибыл грузовик с запасами, и морпехи с удивлением получили свежий виноград. Джек лежал на бетоне и думал о том, насколько странным был этот боевой опыт. На улице было 120 градусов, [4] а он поглощал прохладный сочный виноград, в то время как по нему стреляли.
В районе через дорогу было тихо, за исключением редких выстрелов. В ходе наблюдения Джек обнаружил отверстие в стене на дистанции 156 ярдов. Указав на него военнослужащим своей команды, он спросил, что, по их мнению, это может быть. Было слишком темно, чтобы четко определить, что находится по ту сторону дыры, но Джек решил, что это труба миномета, установленная для стрельбы по дороге. Вызвав по рации командира взвода, он сообщил ему, что это, по его мнению, такое, а также запросил разрешение стрелять, и получил подтверждение. Это был его первый опыт использования снайперской винтовки во второй боевой командировке, и сержант был взволнован. Сделав два метких выстрела в отверстие, он был уверен, что попал в то, что находилось по ту сторону.
Слева от снайперской команды располагался первый сержант из батальона. Джек попросил его взять с собой своих морпехов, чтобы осмотреть место поражения. Старший морпех просто ответил, что это не его шоу, и снайперу пришлось напомнить ему, что он один из самых старших по званию сержантов на позиции, но тот лишь отрицательно покачал головой. Джеку было неприятно, что первый сержант не хочет взять ситуацию под контроль, но легко распознал менталитет инструктора. Он тут же отправился к своему командиру взвода, чтобы обратиться с таким же предложением, и ему сказали взять патруль из семи человек для проверки. Джек сообщил машинам поддержки, что будет делать пеший патруль. Необходимость идти в головном дозоре его напрягала, но он не хотел, чтобы кто-то другой выполнял такую грязную работу.
Они подошли к первому дому и прижались к стене. Джек посмотрел на командира другой команды слева от себя, как раз перед тем, как проделать проход через ворота, которые выводили их во внутренний двор. Ворота оказались не заперты, и они бросились в проем. Перед ними лежали ракеты с проводами. Повернувшись направо, Джек с ужасом понял, что смотрит прямо в жерло 73-мм безоткатного орудия, которое как правило используется в качестве противотанкового оружия. [5] К счастью для них, оно было не заряжено. Двор оказался пуст, и морпехи двинулись в дом.
Заниматься зачисткой домов было очень увлекательно, и каждый раз это происходило по-разному. Всегда существовала вероятность нарваться на мину-ловушку или вступить в ближний бой. Но морские пехотинцы специализировались на подобной работе, и без труда зачищали комнату за комнатой. Дом казался заброшенным, но Джек наткнулся на одного человека. Хотя тот сдался с поднятыми руками, у сержанта все еще бурлил адреналин, и он прицелился ему в грудь, едва не нажав на спусковой крючок. Он знал, что этот человек — вражеский боец, потому что у него было огнестрельное ранение, но иракец был невооружен. В последнюю секунду Джек опустил оружие, хотя ему очень хотелось убить этого человека. Было отвратительно, что трусливый иракец мог сначала стрелять в морпехов, а потом сдаться, сказавшись раненным.
Когда территория была зачищена, Джек взял безоткатное орудие и гордо вышел с ним на улицу. Было приятно осознавать, что это оружие уже не будет использовано против кого-либо еще. Вскоре один из комендор-сержантов отвез раненого и захваченное оружие на базу, а остальные морпехи двинулись в жилую застройку.
Морпехи заняли здания, и позже, когда все отдыхали, вдруг в одно из окон влетела пуля. Джек вполз в комнату, чтобы осмотреть место попадания пули. Найти вражеского снайпера хотелось всем, и в конце концов большинство морпехов занялись его поисками. Джек прикинул направление выстрела и перебрался в соседнее помещение, чтобы начать поиски. Для начала он прикинул про себя образ мыслей вражеского стрелка и нашел вероятные снайперские позиции. Засадить по одной пюле по вероятным позициям вражеских снайперов было несложно, но после того как Джек делал выстрел, он обязательно покидал позицию для стрельбы и переходил в другую комнату или к другому окну. Так прошло три часа, прежде чем морпехов отозвали из здания — операция подошла к концу. Бойцов ошеломило, что они могли пройти через все это и в итоге не закончить работу.
Вернувшись в базовый лагерь, Джек доложил о своих впечатлениях. Это была рутина. Он сидел рядом с безоткатным орудием, которое помог захватить, и размышлял о том, знает ли он кого-нибудь из морских пехотинцев, погибших во время операции. Он еще был в раздумьях, когда к нему подошел фотограф из «Нью-Йорк таймс».
— Вы слышали историю об этом? — спросил он.
Джек лишь ухмыльнулся и ответил:
— Нет, расскажите мне.
Фотограф рассказал историю о том, как ганни и его люди захватили орудие и повстанца.
Джек был разочарован тем, что Ганни солгал ради славы, особенно когда он оставил район боевых действий, а морские пехотинцы отдавали друг за друга свои жизни. В обычной ситуации он бы отмахнулся от него, но из принципа Джек рассказал своему собеседнику правду о том, как все было на самом деле.
Двадцать четвертого августа морские пехотинцы, наконец, получили разрешение вернуться в город. Боевики доставляли ракеты и минометы и регулярно обстреливали морпехов. Ответные действия коалиционных сил были лишь вопросом времени. Джек еще раз подготовил свою команду к тому, что должно было произойти. За день до того, как им предстояло входить в город, артиллерия и истребители обработали цели. Точные управляемые бомбы уничтожали опорные пункты и укрытия боевиков.
Рано утром следующего дня Джек и его команда вместе с пехотинцами вышли в городские кварталы, направляясь на штурм отеля, в котором предположительно скрывались боевики. Когда пехотинцы продвигались вперед, в городе еще горели огни, и завывали собаки. Джек закрепил на шлеме очки ночного видения, которые опускались ему на глаза, чтобы он мог видеть. Все было тихо, кроме их машин.
В одном квартале от здания морпехи остановились. Джек повесил снайперскую винтовку на спину и организовал свою команду. Их придали отделению, которое первым взламывало двери и входило в дома. Когда рейдовая группа добралась до здания, все уселись у внешней стены. Джек находился во главе своей команды, но располагались они позади пехотинцев. Когда отделение подошло к двери, чтобы войти внутрь, Джек услышал звук, похожий на драку, и посмотрел в сторону головы колонны, однако не увидел ничего необычного. Мгновением позже пехотинцы оказались в здании. Войдя внутрь, Джек с удивлением увидел окровавленного иракца, лежащего прямо перед входной дверью. Рядом с ним на земле лежал РПГ. Позже он выяснит, что убил его морпех, который шел в головном дозоре.
Боец готовился бросить в комнату гранату, прежде чем войти. Он уже приставил свою M-16 к стене и потянулся за гранатой, когда в этот момент входная дверь распахнулась, и в двух шагах от него появился человек с РПГ в руках. Двое стрелков на мгновение уставились друг на друга, а затем отреагировали. Молодой морпех инстинктивно потянулся за ножом, тогда как иракец в ответ поднял свое оружие, но американец в мгновение ока оказался на нем, нанося удары в лицо и шею.
Внутри здания Джек слышал, как лейтенант кричал, чтобы разведгруппа зачистила подвал. Снайперам поручили зачистить крышу и обеспечить охранение с помощью снайперских винтовок. Другая разведгруппа обнаружила офицера и лестницу, ведущую в подвал. На фоне хаоса все казалось спокойным, и Джек услышал, как кто-то бросил в подвал гранату. Она ударилась о стену и подпрыгнула еще несколько раз, прежде чем взорваться. Взрыв ранил нескольких человек, которые поджидали морпехов в засаде. По всему первому этажу разнеслись стоны и крики. Джек вместе со своей командой ждал у основания лифтовой шахты, откуда он мог просматривать все до пятого этажа и определить, где находятся этажи, потому что из стен торчала арматура, указывающая на каждый уровень. Подняв голову, Джек услышал, как другая команда спускается в подвал.
— Эй, они шевелятся! — произнес кто-то из подвала.
Джек узнал голос морского пехотинца. Это был пулеметчик из другой команды.
— Пристрели их! — прозвучало в ответ.
Джек улыбнулся, когда тот выпустил очередь из пары десятков выстрелов. Выстрелы эхом разнеслись по всему зданию.
В подвале было зачищено, и Джек уже собирался было отправиться на крышу, когда услышал слабый крик и звук чьего-то падения. Обернувшись, он спросил у стоящего за ним морпеха, не слышал ли он того же. Они попытались обыскать лестницу, но все было слишком темно, поэтому пришлось взять фонарик, чтобы осмотреть место. Заглянув в шахту лифта, сержант с удивлением обнаружил морского пехотинца, висящего на арматуре — тот упал с высоты пяти этажей и чудом миновал все штыри, но его ноги успели зацепиться за поперечину, прежде чем он упал на пол подвала.
Джек попытался его подтянуть, но ему мешала снайперская винтовка. Когда сержант снял с него винтовку, морпех застонал. Джек не мог отделаться от мысли, что у того в груди торчит кусок бруса, и велел ему держаться, потому что, когда его будут вытаскивать, будет больно. Вместе со вторым морпехом они вытащили его, и тот закричал от боли. Осмотрев тело на предмет кровотечения и опасных для жизни ран, бойца затем немедленно эвакуировали.
Через несколько минут Джек оказался на крыше, где он вместе со своей командой оставался до следующего утра, после чего все переместились еще на несколько зданий вперед. Там они заняли трехэтажный дом и оставались там на протяжении трех дней. Крыша хорошо подходила для снайперской стрельбы, и Джек воспользовался этим преимуществом, опередив «ворчунов». Снайперы батальона расположились в отеле, поэтому он мог замечать цели дальше, чем они. К полудню второго дня начался невероятный минометный обстрел. Все пригнулись, но в промежутках между разрывами мин Джек видел, как вдалеке перебегают люди с оружием. Он пытался следить за ними, но взрывы отвлекали. Во время обстрела упало около девяноста минометных мин, и Джек молился, чтобы ни одна из них не угодила прямо на его крышу. Когда обстрел закончился, он посмотрел через крышу на людей, и увидел, что они стреляют из РПГ в сторону здания, в котором он находился, но гранаты не взрывались — они просто отскакивали от земли и останавливались. Удивительно, но от гранат и мин никто не пострадал.
Настоящей удачей стало, когда Джек обнаружил человека, который пользовался зрительной трубой. Он стоял за зданием и смотрел через оптику в сторону морских пехотинцев. Этот человек должен был быть тем, кто корректировал минометчиков. Джек быстро переложил винтовку так, чтобы можно было стрелять, прицелился и выстрелил. Однако цель была маленькой, и пуля попала достаточно близко, чтобы заставить человека пошевелиться, но недостаточно точно, чтобы его поразить. Прошла минута или две, прежде чем иракец вернулся, и Джек увидел его голову. Снайпер прицелился и выровнял винтовку, но человек сдвинулся с места как раз в тот момент, когда он выстрелил. Джек почувствовал досаду от того, что ему не удалось уничтожить корректировщика, а тот так и не вернулся.
Внезапно вниз полетели очередные мины, но на этот раз они упали более кучно, чем в прошлый раз. На мгновение Джек был потрясен. Шум и сотрясение были ошеломляющими. Когда он пришел в себя, то посмотрел на своего наблюдателя — у того из рта и плеча текла кровь. Ошеломленный, Джек спросил его, все ли в порядке, а сам осмотрел себя. Одна из мин угодила в боковую стену дома, к которой как раз привалился головой наблюдатель. Внизу также был ранен один из морских пехотинцев. В конце концов выяснилось, что минометный обстрел был «дружественным» — минометчикам указали неверный ориентир, и они накрыли здание.
Четыре часа спустя, когда наступили сумерки, Джек обнаружил еще одного боевика. Тот прошел по обочине улицы и устанавливал самодельное взрывное устройство. Должно быть, он думал, что его скрывает сгущавшаяся темнота. Джек прицелился, когда человек устанавливал СВУ. Повернувшись, чтобы убежать, боевик в маске не знал, что он уже в перекрестии прицела. Первая же пуля, выпущенная Джеком, повалила его на землю, а через несколько секунд он всадил в тело еще две пули, чтобы добить. «Никакой пощады этим трусам», — подумал снайпер, вспомнив, как несколькими часами ранее был ранен его напарник. Через несколько минут появился второй человек, чтобы оттащить тело. Этот был легкой мишенью, и Джек всадил пулю ему в грудь.
На третий день морпехов сняли с крыши. Позже Джек участвовал в рейде на автостоянку, которая была начинена автомобильными бомбами и другими взрывными устройствами. Когда основная часть боевых операций подошла к концу, и морпехи-разведчики вернулись к патрулированию.
В течение следующих шести месяцев Джек и его команда провели более 200 боевых патрулей в Ираке. В конце концов он понял, что отнимать жизни — это не то, что он себе представлял. Для него это была просто работа, но однажды ночью, во время рутинного патрулирования, он полностью осознал, насколько важна жизнь. Морпехи оборудовали контрольно-пропускной пункт, чтобы досматривать машины на предмет оружия, взрывчатки и повстанцев. Через некоторое время после этого к их КПП подкатил микроавтобус. Обычно террористы-смертники въезжали на своих автомобилях в машины коалиционных сил, и все держали это в уме, поэтому несколько морпехов открыли огонь по двигателю, чтобы вывести микроавтобус из строя, но он не остановился. В следующие несколько секунд Джек и другие солдаты должны были принять решение, стрелять по микроавтобусу или нет. Они знали о своих товарищах, которых уничтожили подобные бомбы, но они также знали, что местные жители иногда неосознанно проносятся через такие позиции. Решение было принято — остановить микроавтобус. Подпускать его ближе было слишком опасно, и морпехи открыли огонь. К сожалению, в машине находились только гражданские лица. Мгновенный выбор, который был сделан, — это всего лишь один из тех эпизодов, которые возникают в боевой обстановке. В ту ночь Джек понял, что каждая жизнь священна. Позже он узнает, что примерно в то же время, когда произошел этот инцидент, у него родился первенец.

ПРИМЕЧАНИЯ:
[1] Англ. Surveillance and Target Acquisition (STA).
[2] Своеобразная игра слов. Оригинальное слово Gauntlet также означает череду препятствий, или прогон через строй.
[3] Англ. Special Operations Training Group (SOTG).
[4] 49 градусов по Цельсию.
[5] Речь идет об 73-мм станковом противотанковом гранатомете СПГ-9 советского производства.

9
НОЯБРЬ В ФАЛЛУДЖЕ

Имя: сержант Мемо
Должность: командир команды снайперов-разведчиков
Район операции: г. Фаллуджа, провинция Аль-Анбар, операция «Свобода Ираку-2», сентябрь 2004 г. – март 2005 г.

К ноябрю 2004 года истерзанный войной город Фаллуджа стал занозой для американских войск. Мирное соглашение, заключенное после операции «Бдительная решимость», проведенной в апреле того года, оказалось неработоспособным. Условия соглашения не соблюдались иракскими чиновниками, обещавшими контролировать город на предмет деятельности повстанцев. Вместо этого бóльшей частью Фаллуджи управляли боевики, и морские пехотинцы, для которых этот город являлся районом ведения боевых действий, понимали, что регион опасно выходит из-под контроля. Но октябрь стал переломным моментом: американские войска начали наносить авиаудары по городу, чтобы уничтожить конкретные цели и подготовиться к операции «Призрачная ярость».
Целью операции было вернуть контроль над городом и сделать это до январских выборов в Ираке. Наконец, 8-го ноября, после нескольких недель бомбардировок, наземные части начали наступление на Фаллуджу.
В ночь на 7-е ноября, находившийся на северо-западных окраинах города 3-й батальон 5-го полка морской пехоты ожидал приказа о начале атаки. Он входил в состав группировки численностью более 8000 человек, штурмующих город, и его задача состояла в том, чтобы помочь обеспечить безопасность одного из самых опасных районов города — района Джолан.
Сержант Мемо, командир снайперской команды из двух человек, приписанных к штабу батальона, недоумевал, почему атака назначена на рассвете. Морпехи всегда обладали преимуществом ночью, однако, когда он узнал, что не у каждого морского пехотинца есть тепловизор или прибор ночного видения, то решил, что дождаться рассвета имеет смысл, чтобы предотвратить «дружественный огонь».
Мемо и его второй номер, сержант Паскьюти, обсуждали свою боевую задачу. Она заключалась в том, чтобы вместе с пехотой выдвинуться к жилому комплексу и зачистить его. Когда здание будет занято, они планировали расположиться на четвертом этаже и начать охоту за повстанцами. Кроме того, им хотелось занять позицию быстро, поскольку они имели с собой значительное количество вооружения и снаряжения. Паскьюти взял винтовки SASR .50-го калибра и M-16 с подствольником M203, а Мемо — снайперскую винтовку M40A3, еще одну M-16 и дробовик. У обоих также были пистолеты. Необычно было видеть в снайперской команде человека с дробовиком, и люди сомневались, зачем Мемо его взял, но морпех знал, что он пригодится для взлома замков и зачистки помещений.
Вечером сержант нашел спутниковый телефон и позвонил жене, зная, что, возможно, слышит ее голос в последний раз. О штурме она узнала из новостей, но морпех заверил ее, что его работа в Ираке заключается в оказании помощи на стрельбище, и что он в безопасности. Звучало это убедительно, ведь годом ранее он действительно работал на полигоне — на стрелковом стрельбище для новобранцев в Кэмп-Пендлтоне, штат Калифорния, где Мемо служил инструктором по стрельбе на протяжении трех лет. Врать жене было неприятно, но то, что она не будет о нем беспокоиться, успокаивало.
Мемо служил в морской пехоте с 1997 года. Уроженец техасского Эль-Пасо, он пошел на службу в КМП только потому, что это был самый быстрый способ стать снайпером. В детстве он всегда подражал снайперам из фильмов, когда вместе с друзьями играл в войнушку с использованием пневматического оружия. Повзрослев, парень мечтал о том времени, когда станет снайпером по-настоящему. Ему также хотелось продолжить традицию военной службы, ведь его отец служил в пехоте во Вьетнаме.
Перед рассветом в утро штурма батальон расположился на окраине города. Когда поступила команда перейти в атаку, Мемо и Паскьюти забрались в бронированный «Хамви», направляясь к полю боя. Это будет их боевое крещение.
Звуки летавших вертолетов и взрывы — первое, на что обратил внимание снайпер, когда они приблизились к городу. В его голове уже начали прокручиваться сценарии, в которых он мог бы оказаться во время боевых действий, как вдруг началась стрельба.
Из города по машинам открыли огонь из стрелкового оружия. Группы повстанцев также обстреливали их из пулеметов и минометов. Бортстрелки в башенках открыли ответный огонь, а люди, сидевшие в кузовах грузовиков, стреляли с бортов. Мемо смотрел поверх брони в сторону города, но врага не увидел, что заставило его задуматься о том, во что же стреляют остальные. Перестрелка продолжалась несколько минут, прежде чем колонна остановилась перед жилыми домами. Первым к жилому комплексу двинулась группа прорыва, и когда вокруг них зазвучал град пуль повстанцев, Мемо подумал, что это напоминает попадания пуль по мишеням в стрелковой яме на стрельбище.
Планируя проникнуть в здание в другом месте, чем остальные морские пехотинцы, Мемо со своим напарником отошел от них и направился к парадному входу, но когда снайперы завернули за угол, сержант быстро понял свою ошибку. С этой стороны входа не было, и теперь мимо пролетали вражеские пули, бившие в стену рядом с ними. Изучив заранее карты, он помнил, что единственное, что отделяло этот жилой дом от города, — это железнодорожные пути, с которых теперь и стреляли повстанцы. Посмотрев на своего напарника, Мемо велел тому разворачиваться. Паскьюти не стал спорить, и когда они вернулись за угол, сержант увидел, как в здание вошел крайний человек из морпеховской огневой группы, после чего раздался выстрел. Уперев приклад дробовика в плечо, и ожидая худшего, Мемо вошел в помещение.
Когда он проходил через дверной проем, что-то привлекло его внимание. Это был человек, лежащий в луже крови у дальней стены. Тело мужчины виднелось лишь частично, поскольку его ноги находились за импровизированной баррикадой, а возле головы лежал автомат Калашникова. Молодой стрелок-пулеметчик посмотрел на снайперов и спросил, не будет ли у него неприятностей за то, что он убил человека.
— С тобой все в порядке, Бубба, просто продолжай двигаться, — ответил Мемо, но на мгновение застыл возле лежащего на полу человека, потому что ему впервые довелось увидеть вблизи мертвеца. Мгновением позже они вместе с Паскьюти зачищали комнаты, поднимаясь на четвертый этаж. Оставшаяся снаружи часть батальона занимала соседние дома и здания. Бой продолжался.
Комнаты были быстро зачищены, и оба снайпера заняли позицию на четвертом этаже. Оказавшись в помещении, Мемо вспомнил, чему его учили на курсах городских снайперов — первым делом нужно было оборудовать огневую позицию. Он нашел детскую колыбель и поставил ее в десяти футах от окна, выходящего на город. Перевернув ее на бок, он положил сверху дверь, оборудовав тем самым устойчивую платформу для стрельбы. Паскьюти же для ведения наблюдения воспользовался боковой стенкой холодильника.
Сняв бронежилет и защитный шлем, Мемо обосновался за винтовкой и через прицел с удовольствием осматривал близлежащие дома в поисках повстанцев. Наконец-то он охотился по-настоящему.
Проведя три года в стрелковой команде пункта подготовки новобранцев морской пехоты в Сан-Диего, Мемо стал высококвалифицированным стрелком. В составе своей команды он имел возможность попутешествовать по Соединенным Штатам и даже съездил несколько раз в Англию, чтобы поучаствовать в стрелковых матчах. Поначалу он нервничал, но с накоплением опыта росло и его мастерство. Одним из наиболее сложных навыков, которым он гордился, было умение читать ветер, и в школе снайперов он делал это настолько хорошо, что его напарник показал в квалификационный день отличный результат. К тому времени, когда Мемо покинул стрелковую команду, он занял первое место в нескольких соревнованиях и стал одним из самых опытных стрелков.
Сейчас же, оказавшись верхом на колыбели, Мемо был разочарован. Он знал, что хорошо умеет обнаруживать цели, но пулеметчики, похоже, работали лучше него — они опережали его каждый раз, когда он находил кого-нибудь, чтобы подстрелить. Так было несколько раз, пока его не осенило, что он может стрелять дальше остальных. В то же время Паскьюти задался вопросом, что делать с крупнокалиберной винтовкой. Логично было бы использовать оба ствола, но поскольку SASR была очень громкой, Мемо не хотел находиться с ней в одной комнате, когда из нее будут работать, поэтому помог напарнику обустроиться в соседней комнате.
Вернувшись на свое место, сержант вновь начал поиск, но район, за которым он наблюдал, был сложным. Здания, казалось, примыкали одно к другому, и трудно было определить, где заканчивается одно, и где начинается следующее. К счастью, двери и ворота во дворы были окрашены в разные цвета, и их было удобно использовать в качестве ориентиров. Так, определяя дистанцию до дверей, он и наткнулся на свою первую цель.
Поначалу казалось, что повстанец не делает ничего плохого. Он стоял лицом к Мемо, но оружия у него не было, однако, когда он повернулся, сержант увидел связку зеленых гранат к РПГ, торчащую из рюкзака. Он проверил дистанцию до человека, и она составила 505 ярдов. Отрегулировав прицел и убедившись, что его выстрел не зацепит подоконник, Мемо прицелился. Это была его первая живая цель, видимая через прицел. Наведя перекрестие на центр масс, он начал медленно нажимать на спусковой крючок, но человек повернулся к зданию и скрылся из виду до того, как был произведен выстрел.
Расстроившись еще больше, снайпер огляделся по сторонам, но никого не нашел. Прошло двадцать минут, и, казалось, вокруг стреляли все, кроме него. Он еще удивлялся, как в условиях интенсивного боя только ему одному не удается найти, в кого стрелять. Но через несколько минут цель была найдена. Это был повстанец, который забежал в переулок и остановился у стены. С помощью лазерного дальномера Мемо определил до нее расстояние и перевел его в поправки прицела. Мужчина был одет во все черное и держал в руках автомат, прежде чем побежал в сторону жилого комплекса. Зная, что пуля может попасть выше, и не желая упустить еще одну возможность, Мемо прицелился в нижнюю часть живота и начал медленно, но верно нажимать на спусковой крючок.
После выстрела сержант попытался справиться с отдачей в надежде не потерять цель, но это оказалось излишним. Когда он снова сфокусировался, человек стоял неподвижно. На мгновение снайпер даже засомневался в правильности своего выстрела, хотя точно знал, что прицел выставлен на «ноль» как положено, ведь он потратил два дня на то, чтобы убедиться в этом. Понаблюдав за иракцем еще мгновение, он заметил, как тот, пошатываясь, пошел вперед. Мемо быстро прицелился в ту же точку и снова выстрелил. Пуля, летевшая со скоростью 2600 футов в секунду, попала человеку в голову, повалив его вперед. По переулку, и по стене позади него разлетелись мозги. Это был удачный выстрел. Мемо подумывал было рассказать об этом своему напарнику, но смутился, решив, что он единственный снайпер, не добившийся результата «один выстрел — один труп».
После того как он увидел свое первое убийство, его охватил азарт. Ему захотелось увеличить свой счет, и он с нетерпением стал выискивать новых боевиков, однако через некоторое время повстанцы начали прятаться, оставаясь за укрытиями. Сержанту захотелось проверить, как там его напарник, и он отправился к нему в комнату. Паскьюти лежал позади винтовки SASR и тоже охотился. Мемо с помощью бинокля помог тому вести наблюдение, когда заметил голову человека, высунувшуюся из-за красных ворот. Мужчина постоял на месте несколько секунд, поднял АК и выстрелил, после чего исчез. Сержант не сводил глаз с ворот, и когда иракец повторил то же самое, сказал Паскьюти прицелиться по центру ворот, а он сообщит ему по рации точный момент для выстрела.
Бросившись в свою комнату, Мемо нашел красные ворота. Дистанция до них составляла 400 ярдов. Он сообщил об этом Паскьюти, и они оба стали ждать повторного появления человека. Через несколько минут тот вернулся. Мемо мог даже видеть его макушку, когда он перемещался по двору. Затем иракец скрылся за воротами, и Мемо приказал Паскьюти стрелять. Выстрел из крупнокалиберной винтовки был оглушительным. Мемо как раз наблюдал за воротами, когда раздался первый выстрел. Голова и верхняя часть туловища мужчины откинулись назад, но его не было видно. Второй выстрел распахнул одну створку ворот. Мемо сообщил напарнику, что это похоже на подтвержденное убийство, но окончательно подтвердить это он не может, поскольку тело находится вне поля его зрения.
Чем дольше морские пехотинцы оставались в этом районе, тем реже попадались цели, и за час поисков Мемо не обнаружил почти ничего. Вскоре на его позиции появился снайпер «морских котиков». Сержант сообщил ему последние сведения о местности, и тот скрылся в соседней комнате. Когда спецназовец ВМС начал стрелять, Мемо отправился к нему и спросил, по чему он стреляет, потому что не мог найти никаких целей. «Котик» использовал калибр .300 Winchester Magnum, что означало, что можно было стрелять дальше морпеха примерно на 400 ярдов, и он как раз вел огонь на такой дистанции. Мемо скрывал свой гнев до тех пор, пока не вернулся в свою комнату. Его раздражало, что «морской котик» вторгся в его охотничьи угодья, но, опомнившись, понял, что они оба играют за одну команду. Вскоре сержант отправился на позицию «котика» и вызвал его на соревнование: они должны были выяснить, кто сможет подстрелить больше целей. Для подтверждения попадания нужно было ходить в комнаты друг к другу и смотреть через прицел на тело убитого. Остаток дня Мемо и «морской котик» вели перестрелку до самой ночи. Иногда сержант поражался силе воли повстанцев. Он подстрелил не одного, а нескольких, которые смогли убежать после того, как в них попали.
Вечером на совещании в штабе батальона было принято решение, что роты войдут в город на следующий день. Мемо и Паскьюти были разочарованы, узнав, что им придется остаться в жилом доме вместе с группой управления, в то время как остальные снайперские команды отправятся в город.
На следующий день батальон проложил себе путь через железнодорожные пути, вместо того чтобы идти по подземному переходу, который, как подозревали, был начинен взрывчаткой. Пока батальон продвигался в город, по морским пехотинцам, находившимся в доме в квартирах, прилетело несколько минометных мин и гранат. Мемо и Паскьюти перешли чуть западнее от жилого дома, чтобы понаблюдать за местностью.
Когда снайперская команда вернулась в комплекс после заката, Мемо получил приказ присутствовать на совещании в штабе батальона. Его предупредили, что начальник штаба зол и хочет с ним поговорить. После совещания офицер отозвал сержанта в сторону.
— Мне все равно, что тебе придется делать, но я хочу, чтобы ты убил людей, обстреливающих нас из минометов! — заявил он.
Мемо и Паскьюти были рады получить непосредственную задачу, она им понравилась.
Судя по информации, полученной от разведки, вражеские минометные расчеты не были достаточно опытны для ведения огня с дальних дистанций, соответственно, они должны были находиться в пределах прямой видимости от своих целей. В первый день снайперская команда покинула дом еще до восхода Солнца, заняла наблюдательную позицию в здании к западу от жилых апартаментов и весь день выискивала вражеский минометный расчет. Мемо был разочарован, когда ему пришлось доложить, что они ничего не нашли. Это было особенно обидно, потому что жилой дом снова подвергся обстрелу.
Второй день ничем не отличался от первого, и снова жилые квартиры были обстреляны. Мемо пришлось присутствовать на повторном совещании в штабе, где офицер вызвал его и, поставив перед всеми участниками, спросил, так ли хороша его снайперская команда, ведь они должны быть экспертами по поиску вражеских целей, а тут не могут найти минометчиков. В тот вечер сержант принял это на свой личный счет, решив во чтобы то ни стало найти этих боевиков.
Утром третьего дня Мемо и Паскьюти нашли крышу к западу от жилых апартаментов, и когда они начали вести оттуда наблюдение, то увидели дальше к западу от себя пальмовые рощи, располагавшиеся неподалеку от Евфрата. На юге также виднелась жилая застройка. Когда Солнце начало подниматься, снайперы занимались определением ориентиров, когда заметили фермера, работавшего в поле неподалеку. Через несколько минут он направился к дому, где засела снайперская команда. Когда до здания оставалось около ста метров, фермер поднял руки вверх, потому что Мемо прицелился в него из своей M-16, но подойдя ближе, он отвернулся от снайперов и подошел к кусту рядом с их позицией, заговорив с ним.
— Люди, которые стреляют в вас… Они делают это с поля, — произнес он в сторону куста, указывая на опушку пальмовой рощи. — Если они узнают об этом, я умру, — сказал он, указывая на то, что если повстанцы узнают, что он рассказал морским пехотинцам, его убьют.
Мемо и Паскьюти не были уверены, стóит ли доверять фермеру, ведь получить такую информацию было необычно. На случай, если их поджидает засада, снайперы решили сменить позицию.
Они нашли другое здание, но при этом не забывали следить за тем местом, на которое указал фермер. Мемо и Паскьюти провели весь день, ведя наблюдение, но так ничего не обнаружили. К концу дня у них села последняя аккумуляторная батарея для радиостанции, а Солнце все еще стояло над головой. Снайпер осматривал местность в бинокль, как вдруг заметил отблеск света в пальмовых рощах. Недолго думая, он решил осмотреть это место через оптический прицел, и сфокусировавшись, увидел заднюю часть белого пикапа — отблеск, который он заметил, представлял собой отражение света от его заднего стекла. Когда Мемо заметил пикап, тот сдавал задним ходом, но вскоре остановился.
Со стороны пассажирского сиденья из машины вышло два человека, которые подошли к задней части кузова. Когда они опустили задний борт, один из мужчин вытащил из багажника брезент, после чего оба иракца забрались в пикап. Мемо увидел, как один из людей взял трубу и поставил ее вертикально, и снайпера сразу же осенило, что это минометный расчет.
— Я нашел их, — передал он Паскьюти, беря лазерный дальномер. Однако напарник не поверил ему, пока Мемо не передал тому зрительную трубу.
Сержант трижды пробивал дальномером пикап, чтобы определить среднее расстояние до машины. Оказалось, что оно составляет 950 ярдов. Мемо знал, что выстрел будет дальним, и приготовил винтовку. Паскьюти был ошеломлен и обрадован, когда увидел, что это минометчики, и схватил рацию, чтобы сообщить об этом в батальон.
Мемо отрегулировал барабанчик вертикальных поправок прицела и посмотрел на растительность вокруг грузовика, чтобы понять, как там работает ветер. По его оценке, он дул слева направо со скоростью шесть-восемь миль в час. Паскьюти подтвердил это, а затем связался по рации с батальоном, чтобы получить разрешение на ведение огня, однако там снайперам отказали, потому что направление выстрела могло привести к попаданию пуль в свои войска на противоположном берегу реки. Но Мемо понимал, что его выстрел не заденет никого, кроме вражеских минометчиков, поэтому все равно решил вступить в бой.
Двое людей в кузове пикапа были легко различимы. Один был одет в грязную светло-коричневую рубашку и черные брюки. Он стоял спиной к команде и, подогнув колени, работал над трубой. Второй человек был одет в чистую белую рубашку и стоял ближе всех к кабине. Мемо перевел перекрестие прицела на центр светло-коричневой рубашки, сделал глубокий вдох, в результате чего перекрестие опустилось ниже пикапа, а затем поднялось, когда он выдохнул, и снова остановилось на иракце. Обычно при нажатии на спусковой крючок отдача может оказаться неожиданной, что и произошло с Мемо. Через несколько мгновений после выстрела и снайпер, и его наблюдатель заметили попадание. Пуля упала перед машиной, но находилась точно на одной линии визирования с целью. Сержант не стал дожидаться, пока люди сдвинутся с места. Он скорректировал прицел и, прицелившись прямо над головой того же человека, произвел второй выстрел. Когда в него попала пуля, мужчина в светло-коричневой рубашке упал вперед на трубу. Снайпер, естественно, дослал в патронник еще один патрон и прицелился в человека в белой рубашке. Тот смотрел на своего напарника сверху вниз, когда Мемо выстрелил. Третья пуля пробила белую рубашку и вошла в верхнюю часть туловища мужчины, отбросив его назад. Упав на кабину пикапа, человек потянулся к своей груди.
Морпехи, находившиеся в комнатах, услышали стрельбу и запросили по рации снайперскую команду. Паскьюти попытался привлечь внимание Мемо, но тот был сосредоточен на последней цели. Когда второй человек упал, из пикапа вылез водитель и с удивленным видом подошел к кузову. Мемо наблюдал его сбоку и думал, что иракец побежит к линии деревьев, но вместо этого тот бросился к водительскому сиденью. Далеко уйти ему не удалось, потому что в тот момент, когда он поднял ногу, чтобы забраться в кабину, снайпер выстрелил. Человек упал на землю, но все-таки сумел вскарабкаться в кабину. Мемо задумался, был ли он ранен или просто испугался, и вскоре пикап начал двигаться вперед. Морпех прицелился в место, где, по его мнению, можно было попасть в голову, и выстрелил. Через несколько мгновений машина остановилась.
К этому времени в батальоне уже кричали по рации, вызывая команду. Паскьюти сообщил, что они завалили трех человек четырьмя выстрелами, но в батальоне хотели, чтобы команда прервала задание и вернулась в жилой комплекс. Мемо был в восторге, и Паскьюти поздравил его. Оба снайпера собрали свое снаряжение и через несколько минут уже патрулировали, быстро возвращаясь к штабу. Они передвигались вдоль дороги, по обеим сторонам которой стояли дома, и когда до позиций оставалось 200 метров, Мемо взял у Паскьюти гарнитуру и запросил разрешение на выход к своим войскам. Но как только он закончил говорить, морпех с пулеметом открыл по ним огонь. Снайперы прислонились к стене и были в ярости от того, что по ним стреляют свои же. Вдруг мимо них пролетела граната РПГ и разорвалась рядом с жилым домом.
Стало понятно, что они оказались зажаты между охранением и гранатометчиками повстанцев. Первым среагировал Паскьюти. Он начал стрелять из-за спины Мемо, когда тот повернулся, взял в руки свою M-16 и открыл огонь по трем людям с РПГ, стоявшим возле пикапа. Паскьюти сообщил напарнику, что охранение в апартаментах хочет, чтобы снайперы отошли, потому что они находятся на линии огня. Мемо продолжал стрелять, пока не ранил двоих боевиков. Когда снайперы отошли в переулок и скрылись из виду, они услышали, как открыли огонь морпехи из квартир.
После того как снайперская команда вернулась на базу, Мемо с гордостью сообщил офицеру, что минометный расчет уничтожен. Для осмотра пикапа был выслан патруль. Человек в грязной коричневой рубашке был поражен в шею, иракец в чистой белой рубашке — в грудь, а водителю пуля попала в подмышку. Все трое истекли кровью, а в кузове пикапа морские пехотинцы нашли десять минометных мин и опорную плиту для минометной трубы, но сама труба отсутствовала. После этого по апартаментам минометный огонь не велся еще около шести недель.
Неделю спустя снайперская команда находилась в здании к востоку от жилого дома. Они надеялись поймать в засаду повстанцев, которые обстреливали грузовики со снабжением, возвращавшиеся с передовой к жилому дому. Они также следили за прибытием к повстанцам подкреплений. Говорили, что враг будет пробираться в город через открытую пустыню, поэтому в город не должны были въезжать машины.
Мемо нес охранение, а Паскьюти отдыхал неподалеку. Как правило, большинство снайперских команд никогда не покидали базу без хотя бы одной противопехотной мины «Клеймор» для обеспечения безопасности, и эта команда не была исключением. Мемо сидел у стены в тени и смотрел в окно на восточной стороне здания.
Снайпер надеялся найти ничего не подозревающих стрелков, обшаривая окна и крыши близлежащих домов. Когда он сканировал оптикой по окраине города, то заметил пыльный след и автомобиль. Это был пикап. Он двигался по направлению к городу, но был слишком далеко, чтобы можно было точно определить расстояние. Мемо связался по рации с батальоном и дал им описание автомобиля и направление его движения. Он также уточнил, будет ли выделена воздушная поддержка для борьбы с ним, но в распоряжении батальона не было авиационных средств, и Мемо передали, что ему придется вступить с машиной в бой. Мемо пнул своего напарника, чтобы разбудить его, и потянулся к винтовке SASR. На установку тяжелой снайперской винтовки ушла минута. Когда оружие было установлено, снайпер хорошо видел пикап и людей внутри, но он ехал слишком быстро, чтобы стрелять, поэтому снайперы ждали.
Вскоре пикап снизил скорость, чтобы проехать через небольшие канавы, которые, к счастью для снайперов, служили еще и ограничителями скорости. Машина двигалась слева направо в поле зрения прицела Мемо, люди, находившиеся внутри, держали оружие. Паскьюти определил дистанцию до грузовичка — она составляла 600 ярдов, и Мемо открыл огонь. Патрон с пулей Рауфосс, который использовал Мемо, помимо бронебойно-зажигательного, обладает еще и фугасным воздействием на цель. Когда первый снаряд снайпера (7,62-мм сердечник из карбида вольфрама, содержащийся внутри 12,7-мм пули, летящей со скоростью более 4000 футов в секунду) попал в переднюю часть пикапа, он пробил дыру в металлической панели и высек искры. Пикап уже почти остановился, когда морпех прицелился в его центр и послал в него еще один снаряд. Машина затормозила, и из нее повалил черный дым. Пока люди пытались выбраться наружу, пикап загорелся и быстро сгорел. Сержант разрядил винтовку и вызвал батальон, чтобы сообщить, что машина выведена из строя.
— Эй, Мемо, там парни застряли внутри, — произнес Паскьюти.
Снайпер на секунду задумался и сказал ему, чтобы он сделал им одолжение, избавив их от страданий. Паскьюти опустошил в горящий пикап остатки магазина. Потом при осмотре кабины были найдены пулеметы и другое стрелковое оружие.
Прошло две недели, прежде чем основные боевые действия в городе были завершены. Теперь основная угроза исходила от небольших очагов сопротивления. Американские войска выяснили, что в Фаллудже есть два типа вражеских бойцов, которых прозвали «мучениками» и «партизанами». Мученики ждали в забаррикадированных комнатах, надеясь убить как можно больше морских пехотинцев, прежде чем их ликвидируют. Партизаны, напротив, действовали тактически грамотно, и их целью было выжить, чтобы сражаться еще один день.
Именно в это время Мемо и Паскьюти помогали в операциях по зачистке тылового района. Задача заключалась в том, чтобы выявить и ликвидировать тайники с оружием, которые были упущены из виду, и уничтожить повстанцев, оказавшихся в тылу у наступающих пехотинцев. Обычно при выполнении таких заданий Мемо и Паскьюти разделялись и брали с собой для охранения других пехотинцев, пока сами прикрывали огнем пехоту.
Однажды утром Мемо участвовал в очередной операции по зачистке тыла. После восхода Солнца прошло уже несколько часов, и морпех готовился к долгому дню. Он ехал в кузове семитонника в составе колонны. Снайперская винтовка лежала у него между ног, а дробовик он нес с собой. Винтовку M-16 он с собой не взял, потому что с ним была группа охранения. Когда они въезжали в город, по обочинам дорог виднелись снесенные здания и обломки. По разрушениям Мемо догадался, что на восстановление города уйдет много времени.
Въехав в назначенный район, семитонник направился к центру квартала. По плану морпехи из роты должны были разойтись по другим объектам, чтобы начать зачистку, а снайперам предстояло занять позиции в центральных зданиях, чтобы прикрывать их вкруговую.
Прибыв на место назначения, Мемо увидел два здания. Свою группу охранения он направил к тому, что справа, а сам со своей снайперской командой из четырех человек занял дом слева. Здания были двухэтажными и казались обычными, но когда Мемо двинулся к парадному входу, то почувствовал, что что-то здесь не так. Входная дверь была сделана из кованых прутьев со стеклянной панелью за ними, но стекла были выбиты и осколки лежали на земле перед домом. Заглянув внутрь, Мемо увидел прислоненный к двери диван. Любой, находящийся внутри помещения, мог услышать, как трескается стекло, если на него наступить — такой себе способ раннего обнаружения, который тоже использовался снайперами. В его голове пронеслась мысль о запасном входе, и он развернулся, направляясь к задней двери. Подойдя ближе, Мемо обнаружил коробку от сухпайка MRE, что указывало на то, что в доме могут находиться морские пехотинцы. Связавшись по рации, он спросил, нет ли поблизости других подразделений, и стал ждать у стены. Остальные морпехи остались позади него. По рации ему ответили, что других подразделений поблизости нет. Сержант с тревогой повернулся, чтобы войти внутрь, и тут в соседнем доме раздались взрывы, сопровождаемые выстрелами из АК. Поддавшись мгновенному импульсу, Мемо побежал через двор и помчался к другому зданию, откуда доносились крики и вопли морских пехотинцев.
Когда он осторожно вошел в дверь, дом огласился грохотом выстрелов. Небольшой коридор, где он оказался, заволокла легкая дымка, и что-то ударилось о стену рядом с ним, покатившись к его ногам. Когда снайпер понял, что это граната, сердце замерло. Откатившись назад, пытаясь спастись от взрыва, он столкнулся с пехотинцами, стоявшими позади него, но успел повернуться, прежде чем правую сторону его тела пронзили осколки. От сотрясения у него заложило уши, и это оказалось даже хуже, чем пульсация в ногах и руках. Потрясенный, Мемо понял, что остальные все еще находятся в доме, и бросился обратно внутрь.
Миновав коридор, он увидел слева лестницу, ведущую на второй этаж, а справа — комнату и стену. У подножия лестницы лежало четверо раненых морпехов, которые приняли на себя бóльшую часть взрыва гранаты и осколков. Они все еще обменивались выстрелами с повстанцами, которые находились не более чем в десяти футах от них выше на лестничной площадке. Мемо, не теряя времени, открыл огонь из своего дробовика, взглянув на ногу одного из морпехов, чья униформа была пропитана кровью — боец был тяжело ранен.
Сержант крикнул, чтобы его прикрыли, а сам стал лихорадочно стрелять из дробовика. Другие люди бросились в дом и начали вытаскивать раненых морпехов из здания, пока сержант с еще одним морпехом удерживали повстанцев на расстоянии. Вскоре боевики исчезли из поля зрения Мемо, но по-прежнему могли простреливать коридор, ведущий к входной двери. Им удалось не допустить морских пехотинцев в дом, тем самым заперев снайпера и другого бойца внутри. Несколько повстанцев вбегали и выбегали из дверного проема, бесцельно стреляя и уворачиваясь от пуль Мемо. Вскоре сержант оказался прижатым к стене, которая находилась в десяти футах от основания лестницы. В перерывах между стрельбой он слышал, как люди на втором этаже неоднократно выкрикивают: «Аллах Акбар!».
Двое морских пехотинцев, оставшись в доме одни, не знали, сколько боевиков находится наверху. Мемо даже пожалел, что не взял с собой винтовку M-16. Дробовик отлично подходил для стрельбы на близких дистанциях, но на расстоянии свыше пяти ярдов дробь, пригодная для сбития замков, рассеивалась и не оказывала достаточного убойного воздействия на цель. А пули противника легко пробивали стену, находившуюся всего в нескольких футах от Мемо. Во время затишья в стрельбе, другой морпех помчался к лестнице и забросил вверх гранату, пока снайпер прикрывал его. Осколочная граната M67 имеет запал с задержкой 3-5 секунд, и Мемо задался вопросом, не забыл ли морпех взвести ее или придержать, давая запалу сработать, прежде чем бросить ее, чтобы противник не смог использовать ее против них. Ответ на этот вопрос он получил, когда граната отскочила вниз по лестнице.
Следующие несколько секунд прошли как в замедленной съемке. В голове сержанта пронеслось миллион мыслей. Ему хотелось выбежать из комнаты, но по дверному проему стреляли враги. Когда граната спикировала в их сторону, Мемо потянул другого морпеха за заднюю часть бронежилета, пытаясь увести его от взрыва, но через мгновение их обоих накрыло.
Перед взрывом сержант успел опустить голову и удержаться на ногах, но тут же почувствовал, как осколки посекли ему лицо и ноги. Потом он понял, что из его ушей сочится что-то теплое, а звон в голове стал невыносимым. Открыв глаза, он обнаружил рядом с собой морского пехотинца, лежащего на земле. Тот смог подняться на ноги, но сказал, что у него, кажется, сломана нога. Им нужно было выбираться из дома, но повстанцы все еще прикрывали дверной проем и осыпали коридор пулями.
Окно на противоположной стороне комнаты выглядело неплохим выходом из здания, и Мемо раздумывал, не прыгнуть ли через него. Другой морпех хотел броситься к двери, но снайпер сказал ему, что он сумасшедший, заверив, что их убьют прямо на выходе. Нужно было что-то быстро предпринимать. Мемо все еще размышлял, как лучше выбраться из дома, как вдруг второй морпех подбежал к лестнице и бросил еще одну гранату. На этот раз взрыв убил одного из боевиков, снайпер наблюдал, как его тело упало на лестничную площадку, но был ошеломлен, когда его товарищ повернулся и выбежал из дома. Мемо не мог поверить, что тот его бросил, но боец едва успел добежать до прихожей, как оружие заговорило снова.
Оставшись в доме в одиночестве, сержант почувствовал себя мрачно. У Мемо не было гранат, а дробовик был бесполезен. В голову закралось предчувствие смерти. Почему-то он подумал о своей жене. Снайпер боялся, что она рассердится, когда узнает, что он погиб в бою, ведь он сказал ей, что не будет в нем участвовать, и уже пожалел, что солгал ей.
Вскоре стрельба прекратилась, но Мемо не собирался поддаваться на обман. Он знал, что если он осмелится бежать по коридору, его прибьют. В наступившей тишине снайпер понял, что враг, вероятно, разрабатывает новый план. Он не сводил глаз с второго этажа, догадываясь, что боевики решили, что оба морпеха выбежали, поскольку кто-то начал спускаться по лестнице.
«Если мне суждено умереть, то уйду в зените славы», — подумал он, наводя прицел своего дробовика на пару белых кроссовок. У Мемо было преимущество: чтобы увидеть его, противнику нужно было спуститься по лестнице вниз, в то время как снайпер мог заметить ноги врага первым. Мемо выстрелил в человека, но промахнулся. В ответ боевик побежал обратно вверх по лестнице. Размышляя о том, как выбраться, сержант снова посмотрел в сторону окна и уже готов был броситься к нему, но к счастью, замешкался, потому что люди наверху бросили гранаты прямо за окно, и внутрь помещения брызнули осколки стекла.
Сержант понимал, что ему крайне необходимо сменить оружие, пока по лестнице не начал спускаться еще один человек. Его снайперская винтовка осталась пристегнутой к рюкзаку и в ближнем бою была бесполезна. Крайним вариантом был пистолет, и он потянулся за ним, решив, что так у него будет больше шансов. Положив дробовик между ног, он прицелился из пистолета с двух рук, но это оказалось неестественным — снайпер привык участвовать в соревнованиях по стрельбе из пистолета в стрелковой команде, где разрешалось использовать только одну руку. Переложив пистолет в правую руку, левой Мемо прислонился к стене. Он решил дать повстанцам сделать еще несколько шагов, чтобы лучше прострелить им ноги. Долго ждать, чтобы проверить, сработает ли эта идея, ему не пришлось, потому что вскоре к нему спустился еще один иракец.
Когда Мемо увидел его колени, он выстрелил и попал ему в лодыжку, отчего тот споткнулся и покатился вниз по лестнице. Раненый боевик упал лицом к американцу, и когда морпех направил пистолет ему в лицо и сделал два выстрела в голову, то увидел в глазах араба страх. Из задней части черепа брызнула кровь. Это было ужасное убийство, но Мемо остался невозмутим — не из хладнокровия, а из желания выжить.
Он услышал, как наверху появились еще люди, и у него созрел план. Он решил оставаться и стрелять до тех пор, пока они не убьют его или пока он не сможет выбраться из здания. Мгновением позже у лестницы упали две гранаты. Мемо удалось увернуться от разрывов, но засомневался, сколько еще гранат он сможет выдержать.
После взрывов воздух наполнился пылью, и по лестнице спустился еще один человек. Мемо открыл огонь по его ногам и не был уверен, что попал, пока тот не упал и не приземлился спиной к снайперу. В мгновение ока морпех решил, что парализует человека, и выстрелил ему в позвоночник, но прицел оказался недостаточно точным, чтобы нанести желаемый урон, и пули впились в ягодицы и спину повстанца. Человек истерически закричал, и Мемо не смог это выслушивать, поэтому выстрелил ему в затылок, убив его. В этот момент по лестнице сбежал еще один иракец, застав сержанта врасплох. Боевик остановился на полпути и, присев, выстрелил из АК от бедра, направив очередь в сторону морпеха. Снайпер повернул пистолет в сторону второго человека и расстрелял остаток магазина тому в грудь. С расстояния в десять футов трудно было не заметить боли на лице иракца, в которого попали 9-мм пули. Повстанец выронил автомат, рухнув на ступеньки. Мемо быстро сменил магазин и сосредоточился на лестнице — он не собирался снова быть застигнутым врасплох. Прислонившись к стене, он почувствовал сильную боль в груди, но адреналин и страх притупили боль. К счастью, пластины SAPI в бронежилете остановили три пули, не дав им войти в верхнюю часть тела.
Повстанец, в которого он стрелял, был еще жив и орал «Аллах Акбар», валяясь у основания лестницы в крови двух убитых рядом с ним. Мемо крикнул ему:
— Заткнись!
В тот момент он решил оставить его в живых, чтобы его крики деморализовали остальных и помешали им спуститься, но послушав его минуту, Мемо передумал и выстрелил ему в грудь. Через некоторое время по лестнице попытался спуститься еще один повстанец, но снайпер легко его уничтожил, прикидывая, сколько еще людей там осталось из опасения, что у него могут закончиться патроны.
Невозможно было поверить в то, что повстанцы попытаются напасть, особенно когда внизу у ступеней лежали тела их погибших товарищей, но Мемо убил еще двоих, прежде чем придумал, как выбраться из дома. Он вспомнил, что в наружном подсумке его рюкзака лежит мина «Клеймор». Его идея состояла в том, чтобы забросить мину на лестницу и взорвать ее, надеясь, что взрыв застанет врасплох плохих парней и даст ему достаточно времени, чтобы выбраться наружу. Он также надеялся, что морпехи, находящиеся вне здания, не станут в него стрелять.
Снайпер продолжал целиться из пистолета, одновременно снимая рюкзак, чтобы извлечь мину. После того, как он снова его надел, Мемо приготовил «Клеймор». Ему потребовалась секунда, чтобы обдумать свой план, и через мгновение он уже бежал к лестнице. Нужно было действовать быстро, поскольку он был уязвим. Убрав пистолет в кобуру, потому что ему нужны были обе руки, и оказавшись у основания лестницы, сержант не стал смотреть вверх, а сразу забросил мину на второй этаж. Подрывная машинка находилась в его левой руке, и он нажал на нее еще до того, как «Клеймор» приземлился.
Взрыв оказался достаточно мощным, чтобы разрушить верхнюю часть лестницы и обвалить часть потолка. Когда на него сверху полетели обломки, Мемо потерял сознание. В отключке снайпер пролежал недолго, а когда пришел в себя, его сознание было затуманено, и он не мог вспомнить, что произошло, обнаружив в замешательстве, что лежит под кусками бетона. В комнате висела пыль, на губах чувствовался ее вкус. Сержант быстро поднялся из-под обломков, но заметил, что у него повреждено бедро. Подняв голову, он увидел, что часть лестницы и потолка отсутствует, и вспомнил, что это они упали на него, когда взорвалась мина. На втором этаже он увидел четырех окровавленных и оглушенных взрывом повстанцев. Осмотревшись вокруг и проверив, не потерял ли он чего-нибудь, морпех бросился вон из дома.
Снаружи снайпер побежал к ближайшему «Хаммеру». Другим морским пехотинцам, получившим ранения в доме, оказывали помощь, но подкрепление еще не прибыло. Один из морпехов встретил Мемо и помог ему укрыться. Сержант был грязный, окровавленный, вспотевший, но живой. Морпех объяснил, что они вызвали подкрепление, чтобы его вытащить. Кроме того, они не знали, жив он или мертв, поэтому отказались от нанесения авиаудара по зданию.
Мемо сообщил ему, что внутри все еще остаются плохие парни, и заметил, что пулемет на семитоннике не работает. Он также сказал морпеху, что нужно открыть огонь по повстанцам, чтобы они оказались внутри здания в ловушке. Забравшись в семитонник, Сержант попросил водителя подъехать к дому, и приготовил в башенке пулемет. Он не хотел, чтобы кто-нибудь удрал, и когда машина остановилась, то открыл огонь по окнам второго этажа. Ему удалось сделать две длинные очереди, прежде чем оружие заклинило. Мемо знал, как устранить задержку, но когда снова попытался начать стрелять, ничего не произошло. Он спросил водителя, как заставить оружие работать, но тот ответил, что он «всего лишь водитель машины». Забрав у морпеха M-16, сержант разрядил в дом пять магазинов.
Пока он стрелял, подъехали четыре грузовика с морскими пехотинцами. Мемо вылез из семитонника и объяснил им обстановку. Раненых эвакуировали, и сержанту приказали уезжать, но когда он сел в грузовик, то взял у одного из раненых морпехов винтовку M-16 и набил карманы гранатами.
Выпрыгнув из грузовика, Мемо приказал ближайшему бойцу следовать за ним. Пока остальные морпехи собирались во дворе, чтобы штурмовать здание, где было полно повстанцев, он побежал к дому, расположенному прямо напротив. Только поднявшись на второй этаж, Мемо обратил внимание, что морпех, находившийся рядом с ним, является начальником штаба батальона. Когда они посмотрели в сторону второго здания, несколько повстанцев перебегали к стенам двора. Мемо не мог видеть, где именно находятся боевики, но знал, что те прижимаются к стене примерно в пятнадцати ярдах от них. Вместе с офицером они встали и бросили гранаты, но когда они это сделали, их позицию обнаружили, и повстанцы забросили гранаты им обратно. Мемо попытался метнуть одну из них так, чтобы она разорвалась над головами боевиков, но та сработала слишком близко. После этого делать ничего больше не пришлось. Мемо посмотрел на морпехов, которые начали выстраиваться у стены, готовясь выйти во двор, и крикнул им, чтобы они не входили, но когда он привстал, пули осыпали стену под ним.
Мгновением позже стало слышно, как по дороге к ним подходит танк. Пехотинцы на земле отступили от стены, а люди со двора забежали внутрь, когда танк въехал на подъездную дорогу к дому повстанцев. Когда боевики убегали, Мемо бросил гранату, но танк выстрелил и его сбило на землю. Через несколько минут всем приказали очистить район, так как приближались истребители. Самолеты сбросили пять бомб — одну на дом с повстанцами и по одной на каждый из четырех окружающих его зданий — морские пехотинцы не хотели, чтобы кто-то сбежал.
Потом, при осмотре дома, в котором сидели боевики, из-под обломков было извлечено восемнадцать тел. Шесть из них лежали у основания лестницы. Этот опыт заставил Мемо больше ценить жизнь. Из его ноги вытащили восемнадцать осколков, из правой руки — шесть, и еще четыре извлекли из лица. Кроме того, из-за падения на него остатков лестницы и потолка, у него оказался стрессовый перелом правого бедра, а также сотрясение мозга третьей степени. В передней бронепанеле на его груди были найдены три пули, которые вызвали перелом грудины. Но самым страшным для него оказалось то, что он не смог выполнять свою работу на протяжении трех недель.

10

ПЛОХАЯ СВЯЗЬ

Имя: сержант Лонгория
Должность: командир команды снайперов-разведчиков
Район операции: г. Рамади, провинция Аль-Анбар, операция «Свобода Ираку-2», февраль – сентябрь 2004 г.

Затемненные окна бетонных зданий в Рамади летом 2004 года остались незамеченными для не обращавших на них внимания иракцев. На улицах внизу мирные жители занимались повседневными делами, а боевики и повстанцы осторожно передвигались по городу, зная, что снайперы морской пехоты, жаждущие возможности убить, наносят удары из таких вот логовищ. Из одного из таких зданий в городе, в 1500 метрах от передовой оперативной базы под названием «Застава», вела наблюдение снайперская команда из восьми человек. Их задача заключалась в том, чтобы не дать повстанцам заложить СВУ на дороге, проходящей перед ними.
Сидевший внутри сержант Лонгория, командир команды, задал довольно частый и озадачивающий вопрос:
— Что там с рацией?
— Она не работает весь день, — ответил капрал Финч, его радист. Они использовали старую увесистую радиостанцию AN/PRC-119B, которая была тяжелее новой версии 119F и менее надежна. Финчу она не нравилась, но на тот момент она оказалась для них единственной доступной.
— Н-нам н-нужно, чтобы она за-заработала, — Лонгория заикался, сидя рядом со своим лучшим другом и командиром второй команды, сержантом Лопесом. Лопес был родом из Калифорнии, а Лонгория — из Техаса, но у них было много общего, помимо того, что они больше походили на уличных бандитов, чем на морских пехотинцев, с бритыми головами и татуировками. Они познакомились семь лет назад, в лагере для новобранцев в учебном пехотном батальоне, и с тех пор служили в одном взводе. Местом их службы был 2-й батальон 4-го полка морской пехоты, и после четырех лет службы в пехоте они решили попробовать пройти «индок» на курсы снайперов. При первой попытке они оба недооценили задачу и провалились, что означало, что им придется ждать еще два года. Когда им выпал второй шанс, то оба успешно сдали экзамен. В отличии от Лонгории, который не был в этом так уверен, для Лопеса этот процесс стал немного приятнее, потому что он хотел стать снайпером еще будучи молодым морским пехотинцем. Когда он разговаривал с рекрутером о поступлении в Корпус морской пехоты, то просто сказал, что хочет «бегать по лесу и стрелять из винтовок», но после нескольких лет службы в пехоте Лонгория оценил независимость и ответственность снайперов батальона и их способность действовать в составе команд из двух и четырех человек. Именно тогда он понял, что хочет стать их частью.
Попав во взвод, Лонгория прошел подготовку в качестве «свинки». Поначалу было тяжело, потому что он привык быть главным, а большинство «кабанов» были равны ему по званию. К тому же он был сержантом, а вынужден был подчиняться младшим морпехам, которые гоняли его, однако вскоре понял, что опыт работы снайпером важнее звания. Как и большинство пехотинцев, он с самого начала научился не расстраиваться из-за мелочей и добросовестно служил в качестве «свинки», пока не пришло его время стать лидером.
В комнате располагалась команда Лонгории. Его заместителем был капрал Корона из Северной Калифорнии. Бывший охранник тюрьмы Сан-Квентин, Корона был самым возрастным, низкорослым и суровым военнослужащим команды. Капрал Финч, радист, был для Лонгории самым лучшим морским пехотинцем. Он ценил его подходи к делу и то, что капрал не жаловался, когда нужно было что-то сделать. Капрал Стоттс был очень умным морпехом, и в команде выполнял задачи головного дозорного. Лонгория был рад, что тот оказался всесторонне развитым солдатом. Обе снайперские команды были объединены одной целью — охотой на повстанцев. Но в уничтожении боевиков не было ничего нового: они находились в стране уже шесть месяцев, и теперь это было обычным делом.
Снаружи, по дороге ездили самые разные машины, но бóльшую их часть составляли такси оранжево-белого цвета. Как и большинство снайперов в Ираке, Лонгория и его команда играли с противником в опасную игру в кошки-мышки. Снайперы обычно выступали в роли охотников, но повстанцы знали, что те соблюдают строгие правила ведения боя. Прежде чем открывать огонь, меткие стрелки должны были подтвердить действия противника и сообщить о них. В результате боевики часто оказывались в выигрыше. Они могли маскировать свои действия, и наносить удары, когда хотели, тогда как жаждущие действий морпехи скучали и расслаблялись в ожидании. Но снайперы — мастера в искусстве терпения, и двумя месяцами ранее Лонгория воспользовался невероятной маскировкой, чтобы уничтожить повстанцев, устанавливающих самодельные взрывные устройства.
Был апрель месяц, и снайперам поставили задачу наблюдать за установкой СВУ. Дорога, обозначенная как «Безымянная», отходящая от основной трассы под названием «маршрут “Мичиган”», также служила кратчайшим путем для колонн снабжения, проезжающих через город в надежде избежать интенсивного движения и засад. Но по мере того как колонны все чаще пользовались этой дорогой, участились и нападения, и вскоре Лонгория и его команда были назначены наблюдателями за этим районом.
«Безымянная» дорога соединялась с маршрутом «Мичиган» в четверти мили к западу от их базы. Из-за такого короткого расстояния команда вела патрулирование окрестностей пешим порядком. Участок дороги, за которым они наблюдали, находился на открытом пространстве, и количество позиций, на которых можно было расположиться, было ограничено. Одно из часто используемых зданий называлось «с/х центр», что означает «сельскохозяйственный центр». Во время выполнения первого задания, когда они проходили через здание на крышу, Лонгория заметил там пыльные книги, разбросанные в помещениях. Казалось, что это место больше похоже на старую библиотеку.
К этому времени у снайперов уже сложился определенный порядок действий, когда они находили позицию. Один человек оставался у лестницы для охранения с тыла, а остальные вели наблюдение. Из с/х центра они могли наблюдать на 360 градусов вокруг себя и просматривать участок дороги длиной более 200 метров. Вдоль «Безымянной» дороги тянулось футбольное поле, возле которого одна вещь казалась совершенно неуместной — огромный кустарник размером десять на десять футов, растущий на краю поля всего в нескольких дюймах от дороги.
Спустя три недели снайперам так и не удалось обнаружить повстанцев. Но колонны все еще подрывались на СВУ, а из-за ограниченного выбора мест для укрытия морпехи подозревали, что кто-то заранее узнает об их позициях.
В ночь на 15-е мая Лонгория решил сменить тактику. Когда они перебрались на крышу с/х центра, он решил найти другое место для наблюдения. Дождавшись кромешной тьмы, они скрытно пробирались по окрестностям, пересекая заброшенные дома и поля, пока не наткнулись на огромный одинокий куст рядом с дорогой.
«Слишком очевидно», — подумал Лонгория, приближаясь к нему.
Все, чему его учили, говорило против того, чтобы в нем укрываться. Снайперы никогда не занимали наиболее заметных и очевидных позиций и не устраивались на них, не имея путей отхода.
«Но если все будут думать, что это слишком очевидно, то все будут считать, что тут никого нет», — заключил он.
На следующий день, вернувшись на базу, Лонгория объяснил свой замысел команде. Вместе с новым товарищем по команде, сержантом Эндито, снайпером из Нью-Мексико и вдобавок коренным американцем, они наденут костюмы «гилли» и залягут у куста. Остальные их товарищи по команде будут находиться на крыше с/х центра и прикрывать их, если что-то произойдет. Никто не должен был упоминать об этой операции ни слова, потому что Лонгория знал, что вышестоящее командование ее не одобрит.
Сослуживцы смотрели на сержанта как на сумасшедшего. Мысль о том, чтобы использовать костюм «гилли» в городе, была нелепой. Кроме того, куст находился на открытой местности, и если кто-то их заметит, то достаточно будет одной гранаты, чтобы их уничтожить. Но Лонгория знал, что если они будут невидимы для посторонних глаз, то у них будут все шансы поймать плохих парней.
Следующей ночью команда отправилась на задание. Они добрались до с/х центра в полночь. В 02:00 Эндито и Лонгория облачились в костюмы «гилли» и отправились к кустарнику, оставив каски и бронежилеты на крыше. Лонгория использовал винтовку M40A3 с комбинированным (день/ночь) прицелом AN/PVS-10. Эндито шел впереди, так как у него была M-16.
Заползая в кустарник, они не ожидали увидеть колючки. Но шипы длиной в два дюйма вонзались в их руки и ноги, пока они пробирались под мелкими ветками. Несмотря на боль, Лонгорию больше забавлял его напарник. Эндито был расстроен тем, что ему пришлось в городе одевать костюм «гилли», лежать на самом видном месте, а теперь еще разбираться с колючками. Лонгория мог позволить себе постебаться над ним, потому что Эндито был его хорошим другом. Их вместе приняли в снайперский взвод, и теперь они были двумя старшими морпехами. Сержант уважал Эндито; он был хорошим стрелком и закончил снайперскую школу «лучшим стрелком» своего выпуска. Хотя официально снайперскую школу Лонгория не закончил, он трижды посещал курсы и был одним из самых опытных военнослужащих во взводе. А благодаря своим знаниям он был назначен командиром команды, включая нескольких «кабанов».
Корона и Финч держались поблизости, но не теряли бдительности. В кустарнике Лонгория и Эндито отложили оружие и по очереди отдыхали. Перед восходом Солнца по городу разнеслась череда молитв. С наступлением утра Лонгория спросил Корону, не видит ли он их, но снайперы прекрасно слились с кустарником, и план сработал.
К 07:30 по дороге понесся обычный поток машин. Кустарник находился настолько близко к дороге, что колыхался, когда мимо проезжали автомобили. Укрытые растительностью и полностью замаскированные в костюмах «гилли», Лонгория и Эндито оставались для проезжающих незамеченными. Оба вели наблюдение в противоположные стороны, высматривая что-нибудь подозрительное. Полоски рогожи на костюмах служили утеплителем, и Лонгория старался не задремать, когда Эндито потряс его за плечо.
— Эй, только что остановилось такси и из него что-то выбросили в окно, — доложил он.
Но все произошло настолько быстро, что определить, что это был за предмет, не удалось.
— Если они вернутся, дай мне знать, — ответил Лонгория.
Через пятнадцать минут такси вернулось. Съехав на обочину, машина остановилась фарами в сторону снайперов, находившихся всего в 150 метрах. Лонгория и Эндито, засевшие в кустах, внимательно наблюдали за ней. Первым из машины вышел водитель. Он подошел к передней части машины и открыл капот. Возможно, у машины были проблемы с двигателем, но Лонгория знал, что это мог быть и отвлекающий маневр, поэтому потянулся за снайперской винтовкой. Медленно и бесшумно он навел оружие, стараясь не зацепиться одеждой за колючки и не заставить куст подрагивать. Оперевшись щекой на приклад, Лонгория навел прицел на человека под капотом и сразу понял, как близко они находятся. Тело мужчины занимало бóльшую часть прицельной картинки, а голова напоминала баскетбольный мяч. Мгновением позже открылась задняя пассажирская дверь, и из нее вышел еще один человек. Он нервно стал у задней части машины, озираясь во все стороны. Лонгория наблюдал за ним, как вдруг задняя пассажирская дверь снова распахнулась, но в этот раз из нее никто не вышел — напротив, из-под двери высунулся человек, выставив лишь верхнюю часть тела. В руках у него была труба и какие-то провода. Когда он начал собирать предметы воедино, Лонгории только того и надо было для подтверждения своих подозрений.
— Я их уберу, — сказал он Эндито, но тот попросил его подождать, пока он не свяжется по рации и не получит разрешение на открытие огня. Это был типовой порядок действий.
Когда Эндито схватил рацию, Лонгория навел прицел на человека, свесившегося с заднего сиденья. Выстрелив в левую сторону, в верхнюю часть туловища, он попал бы в ребра и подмышку, надеясь поразить сердце. Он понимал, что лучше не дожидаться разрешения открыть огонь, потому что к тому времени, как они его получат, люди уже будут далеко.
Чувствуя, что Лонгория собирается стрелять, Эндито тревожно зашептал ему:
— Подожди, подожди, подожди!
Но это было все, что он успел сказать, прежде чем раздался грохот выстрела. Дульная вспышка взметнула в кустарнике пыль, но Лонгория успел заметить свою цель, которая, получив пулю, упала на землю возле машины. Вынужденный действовать, Эндито приподнялся на колено и открыл огонь из своей M-16. Как бывшего рокера в стиле хэви-метал, это была его мечта. Он стрелял в водителя, который успел бросить вниз капот и запрыгнуть в кабину. В облаке пыли Лонгория отыскал второго человека. Тот находился у задней пассажирской двери и помогал раненому боевику забраться в машину. На короткий миг Лонгория выцелил его силуэт и выстрелил. Когда водитель оказался в машине, по нему открыл огонь и Эндито.
К несчастью, все трое повстанцев оказались в такси, и оно понеслось назад. Эндито продолжал стрелять, пока они отъезжали.
— Нам нужно убираться отсюда, — сказал Лонгория. Они находились в уязвимом положении, и им нужно было шевелиться. Эндито вызвал по рации силы быстрого реагирования. Когда машины подъехали к кустарнику, они спешно сформировали периметр охранения и позволили снайперам отойти. Рядом с дорогой была найдена огромная труба, начиненная взрывчаткой — самодельное взрывное устройство. После того как саперы обезвредили бомбу, группа вернулась на базу.
Позже снайперы узнали, что двое из тех людей погибли. По всему городу на наблюдательных постах размещались морские пехотинцы, и через несколько минут после того, как Лонгория и Эндито устроили хаос для такси, морпехи, занимавшие НП возле больницы, сообщили, что машина подвезла двух мертвецов, но водитель быстро оттуда уехал. Командование было недовольно тактикой снайперской команды, но не могло оспорить конечный результат. Пока 2/4-й батальон находился в городе, более ни одна колонна не подверглась подрыву на «Безымянной» дороге. Но это было не первое столкновение Лонгории с врагом в Рамади.
Его первая перестрелка произошла на «Боевой заставе».
Когда 2-й батальон 4-го полка морской пехоты прибыл в город, первые пару недель были спокойными. Армейское подразделение, которое они сменили, объяснило, что в Рамади нет никаких боевых действий. Лонгории рассказали, что нападения противника были редкими, а когда они все же происходили, то это была лишь беспорядочная стрельба, и боевики ускользали прежде, чем их успевали поймать. Главная опасность — угодить под самодельное взрывное устройство. Так в течение трех недель повстанцы время от времени стреляли в морпехов и ускользали от них, но начало апреля стало переломным моментом.
Лонгория и его команда спали, когда началась стрельба. Несколькими часами ранее они вернулись на базу после трехдневного боевого выхода по противодействию закладкам СВУ и были измотаны. Лежа в койке, Лонгория быстро надел ботинки и схватился за оружие, когда услышал выстрелы. Снаружи одно из отделений готовилось покинуть базу, и Лонгория спросил одного из морпехов, в чем дело.
— В городе зажали отделение, и повстанцы планируют захватить наше расположение! — крикнул морпех.
Лонгория побежал на командный пункт, чтобы получить больше информации. На заднем плане грохотали пулеметы, а в голове крутилась мысль о том, что их могут просто перебить. Ему сообщили, что в городе в засаду попали два отделения и снайперская команда, и следующим в списке повстанцев для нападения было их расположение. Кроме того, ему нужно было собрать своих снайперов и занять позиции вместе с охраной у КП. Он помчался в свою комнату и рассказал о случившемся остальным. Поначалу все были расстроены тем, что их разбудили, не до конца понимая всю серьезность происходящего. У Лонгории не было времени объяснять, что в городе убивают морских пехотинцев и следующей целью будет их база.
Сержант приказал своей команде рассредоточиться по разным позициям, а сам с Финчем отправился на пост, обращенный к городу. Он находился на высоте пятнадцати футов над землей и был достаточно большим, чтобы в нем можно было расположиться лежа. Внутренние стены были в два ряда обложены мешками с песком, а у пола поста была проделана небольшая амбразура для стрельбы. Вскоре снайперы получили инструкции, по кому стрелять. Сообщалось, что стрельба началась, когда отделение, патрулировавшее рынок, попало под интенсивный огонь противника с крыш окрестных домов. Из батальона приказали снайперам искать в городе и поражать всех, кто находится на крышах зданий и подает сигналы о позициях морской пехоты или имеет оружие. Поначалу Лонгория, искавший тех, кто подавал сигналы руками или носил оружие, видел только гражданских, но потом, во время наблюдения, наткнулся на свою первую цель.
Человек стоял в 600 ярдах от него, он выглядывал из-за крыши здания и размахивал руками взад-вперед, подавая сигналы другим, чтобы те подходили или уходили. Его тело было видно не полностью: ноги находились за стенкой. Лонгория указал Финчу на человека. Тот выдал Лонгории дистанцию, снайпер точно настроил прицел и прицелился. У сержанта был свой метод стрельбы: он всегда целился в основание горла. Таким образом, если пуля шла выше, она попадала в голову, а если ниже — то в верхнюю часть туловища. Когда Лонгория выстрелил, Финч держал противника в нижней части поля зрения прицела. Человек упал, исчезнув из вида, и на протяжении дня Лонгория подстрелил семь человек, но не смог подтвердить их смерть, потому что все они исчезали из поля зрения.
С наступлением темноты они снялись с позиций и получили обновленную информацию. Тем утром повстанцы планировали начать трехдневный джихад, или священную войну, против морских пехотинцев в Рамади. Но вместо того чтобы бояться, морпехи с нетерпением ждали встречи с боевиками, ведь теперь им предстояло сразиться лицом к лицу.
Рано утром следующего дня Лонгория и его команда вернулись на посты. По тому, как Солнце плыло на востоке по небу, было понятно, что предстоит жаркий день. Волны жара от городских крыш поднимались вверх, видимые через оптику команды. Но это был хороший день для наблюдения за паровым следом, и Финч знал, что сможет отлично разглядеть его в зрительную трубу Leupold с регулируемой кратностью 40х. По рации передали, чтобы морские пехотинцы были начеку и наблюдали за людьми, одетых во все черное с красными повязками на головах. Вскоре отделение, проводившее пешее патрулирование, вступило в перестрелку в двухстах метрах от базы. Лонгория почувствовал запах пороха, оставшийся после боя, и стал искать цели в этом районе. Вскоре он заметил, как за угол здания свернула и остановилась белая машина.
Между машиной и домом виднелся тонкий ряд кустов, и, остановившись, пятеро мужчин столпились вокруг багажника. Повстанцы полагали, что кусты заслонят их от лагеря морпехов, но они не знали, что через свои приборы Лонгория и Финч могли просматривать прямо сквозь тонкие ветви.
— Они достают из багажника оружие, — сообщил капрал.
Лонгория доложил по рации о происходящем вышестоящему начальству, и им разрешили открыть огонь. Когда машина исчезла, люди начали двигаться. Сержант прицелился в первую цель, наведя перекрестье прицела на шею повстанца. После выстрела, Финч наблюдал за спиралевидным паровым шлейфом, тянувшимся за пулей. Пуля легко пробила мягкие ткани горла человека, и у того мгновенно отказали ноги. Он упал перед остальными боевиками. Те без промедления разбежались, но так и не поняли, откуда стреляли, и двое совершили грубую ошибку, бросившись в сторону кустов. Было забавно наблюдать, как они движутся по направлению к нему, и Лонгория снова выстрелил, попав еще одному человеку в верхнюю часть груди. Финч наблюдал, как тот упал на колени и затих, уткнувшись лицом вниз. К нему бежал еще один человек, и сержант сделал еще один выстрел. Он не смог точно определить место попадания, но и этот боевик был сбит его пулей. Финч подбадривал Лонгорию, а снайпер пытался найти тех двоих, которые ускользнули. Когда стрельба закончилась, Финч заметил, что сержант был взволнован, потому что заикался сильнее обычного.
После стрельбы Финч доложил обстановку в вышестоящий штаб. На осмотр тел был отправлен взвод. Морпехи обнаружили, что у одного повстанца разнесен затылок, у двух других были входные отверстия в шее и верхней части спины. Но для Лонгории чувство, что он убил этих людей, было не таким приятным, как осознание того, что он помешал им поразить других морских пехотинцев.
Когда трехдневный джихад закончился, 2/4-й батальон потерял шестнадцать морских пехотинцев. Мысль о смерти в бою всегда присутствовала в голове Лонгории, но только присутствуя на похоронах своих товарищей, он осознал, что в Рамади его жизнь может оборваться в любой момент.
Лето в Рамади продолжалось, и задачи по противодействию закладкам самодельных взрывных устройств казались бесконечными.
Уже поздно вечером Финч прервал напряженный взгляд Лонгории.
— Радиостанция работает.
Лонгория хотел поменяться с ним местами, и капрал не возражал против наблюдения. Ему нравилась идея поймать повстанцев на месте преступления, и за несколько недель до этого он помог спасти колонну от самодельной бомбы, заложенной в автомобиль. Был полдень, и их внимание случайно привлек пикап, проезжавший мимо их позиции. Сделав разворот и припарковавшись, водитель открыл капот и перепрыгнул в другую машину. Корона связался по рации с батальоном, и они смогли остановить колонну всего в нескольких сотнях метров от грузовичка. Через несколько минут появилась иракская полиция. В бинокль Финч наблюдал, как шестеро иракцев подошли к автомобилю. Когда они его обошли, один из людей потянул за ручку водительской двери, и все они мгновенно исчезли в огненном шаре. Взрыв сотряс окрестности, останки иракских полицейских так и не нашли.
В сумерках Финч поменялся местами с Короной, который заметил такси, остановившееся рядом с постом Национальной гвардии Ирака, всего в нескольких сотнях метров от него. Человек, сидевший за рулем, подъехал к иракскому комплексу и вернулся в машину; Корона спросил Финча, стóит ли им сообщить об этом выше, но морпехи решили не делать этого, потому что человек стоял достаточно недолго, чтобы что-то сделать, а если бы он задержался, то иракцы осветили бы его со своего поста.
В 22:00 снайперы собрали свое снаряжение и стали ждать эвакуации. Эвакуацией снайперов обычно занимался МШВ, или мобильный штурмовой взвод, которому не хотелось становиться «сидячими утками», держа свои машины на дороге в ожидании, пока снайперы выйдут из здания. Команда по умолчанию знала, что, когда «Хаммеры» приблизятся, они встретят их на дороге. Лонгория запрыгнул во вторую машину со стороны пассажира. Напротив него в кабину для охранения сел Лопес, а рядом с ним — Финч.
Пока морские пехотинцы ехали к базе, в городе было тихо. Лонгория наслаждался во время поездки дуновением ветерка, было приятно осознавать, что он выполнил очередное задание и теперь может расслабиться, когда вернется на базу. В трехстах метрах от «Боевой заставы» Финч попытался вызвать охрану, чтобы получить разрешение на возвращение на дружественную территорию, но как только он собрался заговорить, радиостанция снова замолчала. Лонгория размышлял о том, какой фильм он будет смотреть этой ночью, когда капрал заговорил.
— Сержант Лонгория, мне нужен ваш фонарик с красным светофильтром, чтобы осмотреть рацию, — произнес Финч, взволнованный тем, что ему снова придется иметь с ней дело.
Лонгория вспомнил, что тот лежит в его левом грузовом кармане. Держа правой рукой снайперскую винтовку за верхнюю часть ствола, сержант наклонился вперед, чтобы нащупать фонарик, но тут внезапно яркая вспышка озарила ночь и навсегда изменила его жизнь.
Машина затряслась, и сначала он был озадачен светом. Морпех ничего не слышал и не чувствовал, но сразу после взрыва его правая рука затекла. Посмотрев на своих товарищей по команде, он понял, что машина подорвалась на самодельном взрывном устройстве.
Финч сгорбился, затаив дыхание, когда «Хамви» сначала покатился, а потом замер. Он увидел вспышку, а затем его ударило о броню машины. Хотя раньше с ним такого не случалось, он подумал, что именно так, наверное, чувствует себя человек, которого сбила машина. Капрал ничего не слышал, кроме громкого звона, а когда приподнялся, из головы и лица хлынула кровь. Единственное, о чем он мог думать, — это о том, чтобы не снимать шлем.
Лопес был в кабине, когда взрыв сотряс «Хамви». Он услышал, как Финч что-то сказал по рации, и повернулся, чтобы посмотреть. Как раз в тот момент, когда он повернулся лицом вперед, прогремел взрыв, с силой откинув его голову назад, и это было похоже на удар ногой по лицу.
— Лонгория, я ранен, — произнес Лопес.
— Я тоже, — донеслось в ответ.
Лонгория сидел с ближайшей к СВУ стороне автомобиля. После взрыва он понял, что ранен, и в его голове пронеслась только одна мысль: «Как я буду теперь со всем этим жить?». Ему не хотелось быть одним из тех, на кого другие смотрят с жалостью и отвращением. Его тело испытывало шок, и пока боли он не чувствовал. Сержант понимал, что им нужно покинуть машину на случай обстрела, и крикнул, чтобы все выходили, но засада, которую они ждали, так и не случилась.
Ошеломленные морпехи выскочили из машины, а остальные собрались вокруг и спрашивали, не ранен ли кто. Лонгория почувствовал запах плоти и пороха от СВУ, и все это время он невольно держал руку поднятой. Во всей этой суматохе он не удосужился проверить свои раны, но, стоя в темноте, увидел повреждения.
От середины правого предплечья до пальцев его рука была разделена пополам. Взрыв расплавил кожу, и сквозь нее проступала кость. Когда шок прошел, он начал ощущать мучительную боль. Сержант не мог видеть средний, указательный и большой пальцы, а потом понял, что они провалились в рукав и трутся о локоть. Как только Лопес увидел, что Лонгория ранен, он отреагировал на боль своего собрата. Несмотря на то что в его лицо попали осколки, он сразу же пересел на водительское сиденье, а другие помогли раненому забраться назад. Не дожидаясь остальных машин, Лопес помчался к базе, надеясь спасти жизнь лучшего друга.
Лонгория начал чувствовать головокружение. Из его руки хлынула кровь, но другой морпех помог наложить давящую повязку, чтобы предотвратить дальнейшую кровопотерю. Рука пульсировала, и он старался не паниковать, но на базе увидел повреждения при полном освещении, и тогда потерял самообладание. У Лопеса тоже была большая кровопотеря, и по прибытии на базу он потерял сознание прямо на водительском сиденье.
В медицинской палатке Лонгорию раздели донага. Ему, лежащему голым на столе, установили катетер и ввели морфий, а через несколько минут сержант потерял сознание.
На следующее утро он очнулся в больнице. Когда до него дошло, где он находится, то начал осматриваться. У человека на кровати слева от него не было ноги, а у человека справа — руки, и сержант сразу понял, что находится не в лучшей компании. Это свидетельствовало о том, что его ранения были не менее серьезными. Он попытался сесть, но голова закружилась от морфия, и его вырвало на пол рядом с койкой. Через несколько минут в палату вкатился человек в инвалидном кресле. Лонгория наблюдал, как человек движется к нему. Его глаза были фиолетовыми и опухшими, а голова обмотана бинтами.
— Привет, парень, как дела? Прошлой ночью все было очень плохо, да?
Но Лонгория не узнал его и спросил, кто он такой.
— Это я, Финч! — ответил раненый.
Лонгория сразу же утешился тем, что рядом с ним был кто-то из своих.
Через несколько недель сержанта эвакуировали в Штаты. В конце концов он потерял возможность пользоваться правой рукой. Все сухожилия, нервы и кость от середины предплечья до костяшек пальцев оказались перебиты. Кость была заменена металлической пластиной. Финч и Лопес получили осколки и фрагменты костей из руки Лонгории в лицо. Капрал также получил осколки в голову. Но и Финч, и Лонгория знали, что если бы не отказавшая радиостанция, их бы уже не было в живых — взрыв произошел как раз в тот момент, когда они пригнулись за броню «Хамви».

11
ОХОТА В ХУСАЙБЕ

Имя: сержант Мэй
Должность: старший снайпер-разведчик
Район операции: г. Хусайба, провинция Аль-Анбар, операция «Свобода Ираку-2», август 2004 г. – февраль 2005 г.

В 2004 году, когда знойное иракское лето подходило к концу, закаленные воины из роты «Лима» 3-го батальона 7-го полка морской пехоты готовились к ротации на родину. Изначально предполагалось, что их пребывание в приграничном городе Хусайба будет связано не более чем с операциями по обеспечению безопасности и стабилизации обстановки, но по мере своей боевой командировки морпехи больше воевали, чем стабилизировали ситуацию. К их большому облегчению, в конце августа на смену им прибыла рота «Бейкер» из 1-го батальона 7-го полка морской пехоты.
Рота «Бейкер» и снайперская команда из восьми человек заняли небольшой боевой форпост к северо-западу от Хусайбы. Этот лагерь недавно получил название «Кэмп-Гэннон» в честь командира роты «Лима» капитана Ричарда Гэннона, который погиб в перестрелке, спасая одного из своих раненых морских пехотинцев.
Кэмп-Гэннон располагался между городом и сирийской границей, и на самом деле западный и северо-западный окраины лагеря стояли всего в нескольких ярдах от территории Сирии. Внутри лагеря находились сторожевые вышки, здания и палатки. По углам располагались четыре укрепленные наблюдательные позиции, а с восточной стороны находился заброшенный лагерь Иракской национальной гвардии, занятый отделением морских пехотинцев. Остальные военнослужащие роты жили в западной части. Оба отдельных жилых расположения соединялись грунтовой дорогой, обнесенной колючей проволокой и бетонным забором. К югу и юго-востоку от лагеря, всего в 100 ярдах от охраняемого периметра, проходила городская черта одного из самых жестоких и опасных городов Ирака — Хусайбы.
Стоящий на северо-западной окраине провинции Аль-Анбар, имеющий форму квадрата город Хусайба находится в нескольких сотнях ярдов от Сирии. В нем проживало не более 35 000 жителей, но большинство из них составляли местные боевики, банды и громадное число иностранных боевиков, которые легко проскальзывали через границу и останавливались в городе по пути в Ирак. Еще одной угрозой для морских пехотинцев были местные суннитские племена, которые симпатизировали повстанцам и зачастую предоставляли людей для их дела. Эти отдельные группы не особенно смешивались между собой, но объединяло их одно — желание убивать американских военнослужащих.
Снайперскую команду из восьми человек, приданную роте, возглавлял двадцативосьмилетний «кабан», сержант Мэй. Он пришел на службу в морскую пехоту из Джонсборо, штат Луизиана, в 1995 году. В ряды Вооруженных сил его побудили вступить родственники, участвовавшие во Второй мировой войне, но решиться на этот шаг его сподвиг двоюродный брат, служивший в армейском спецназе.
Он вступил в корпус пехотинцем и был направлен на службу во 2-й батальон 4-го полка морской пехоты. Во время своей первой командировки он обратил внимание на взвод наблюдения и засечки целей (STA). Их независимость и работа в небольших командах открыли ему глаза на еще одну грань пехотной службы, и он понял, что хочет стать снайпером. Кроме того, идея использовать снайперскую винтовку в бою была привлекательной.
Хотя свой первый экзамен по ориентированию на местности он провалил, Мэй пообещал сдать экзамен в следующий раз и сделал это. Попав во взвод, он в течение года служил в качестве «свинки», после чего с первой попытки окончил школу снайперов-разведчиков. После окончания снайперской школы он во второй раз был направлен на Ближний Восток для участия в операции «Внезапная буря» и «Лиса пустыни». Для Мэя и его команды операция заключалась в патрулировании границы Ирака со стороны Кувейта и использовании снайперских укрытий для ведения разведки наблюдением в определенных районах. Хотя Мэй и надеялся использовать в течение этого времени свою винтовку, такой возможности ему так и не представилось.
В 1998 году срок его службы в морской пехоте закончился, и он вернулся в Луизиану, где до 11-го сентября 2001 года проработал тюремным охранником. Будучи снайпером в мирное время, Мэй всегда задавался вопросом, смог бы он выполнять свою работу в бою, и хотел получить возможность узнать это. После террористических атак он знал, что Америка примет ответные меры, и вновь вернулся на службу в морскую пехоту. После длительного процесса оформления документов он вернулся в Корпус, но, к сожалению, сломал ногу, что отсрочило его возвращение в строй. К тому времени уже началась операция «Свобода Ираку».
Когда он наконец смог работать, его направили в 1-й батальон 7-го полка морской пехоты в Твентинайн Палмз, штат Калифорния, но это было начало 2003 года, и батальон уже находился в Ираке. После мольбы к командованию разрешить ему перелет, он получил разрешение и в апреле уже оказался на войне. Он прибыл в батальон, когда они взяли под контроль город Наджаф, но, к несчастью для него, основные боевые операции уже были закончены, и казалось, что бои прекратились. Сначала его определили в пехотный взвод, но как снайпер, прошедший специализированную подготовку в снайперской школе, он хотел использовать свои навыки. Пришлось побороться за попадание в батальонный взвод снайперов-разведчиков, и после проверки они снова приняли его в свои ряды. Будучи «кабаном», Мэй был старше большинства морских пехотинцев во взводе, и когда они вернулись домой, он стал старшим снайпером-разведчиком. Примерно через год его батальону снова предстояло отправляться в Ирак.
В Хусайбе, сержант Мэй, как старший снайпер-разведчик, должен был задействовать свои команды, чтобы оказывать роте максимальную помощь. Вместе с сержантом Батлером, еще одним «кабаном» и командиром команды, они поначалу не знали, чего ожидать, но, доверяя своим морским пехотинцам, были готовы ко всему.
В команде Мэя служил капрал Авила, бывший минометчик, за свою силу и ум получивший прозвище «Терминатор». Наблюдателем-корректировщиком Мэя был капрал Падрон, служивший во взводе за год до этого в Ираке. Несмотря на то что он не прошел школу снайперов, капрал пользовался полным доверием Мэя. Ланс-капрал Кочергин был пехотинцем, только что прибывшим во взвод. Очень профессиональный морской пехотинец, Кочергин без раздумий взял себе 5,56-мм пулемет SAW. Позже Мэй понял, что сделал правильный выбор, дав ему это оружие, потому что он показал себя с ним как настоящий профессионал.
У сержанта Батлера также была сильная команда в лице капрала Крога, ланс-капрала Гарсии и капрала Адамса.
Во время краткого инструктажа по передаче дел, Мэй получил ошеломляющую информацию о городе. Местность была сравнима с диким, очень диким Западом. Ему рассказали о жестоких боях, которые в Хусайбе вели морские пехотинцы против повстанцев, местных стрелков и боевиков «Аль-Каиды». В городе не было иракских вооруженных сил, потому что иракская полиция и иракские национальные гвардейцы были уничтожены, а все оставшиеся бежали. Мэю также сказали, что им следует ожидать СВУ, мин, автомобильных бомб, вражеских снайперов, постоянного огня из стрелкового оружия, гранатометов и минометов, засад и всего остального, что может их убить или покалечить. Новости были тревожными, но в то же время захватывающими, и вскоре рота «Бейкер» и снайперские группы оказались предоставлены сами себе.
Однажды днем, через три дня после прибытия в Хусайбу, Мэй получил возможность применить свою снайперскую винтовку. Инцидент начался с того, что его разыскал сержант, отвечавший за охрану лагеря, и сообщил, что он со своей винтовкой нужен им на наблюдательном посту номер шесть. Забравшись в палатку, Мэй выхватил винтовку и направился к южному посту, за ним последовал его наблюдатель. Пробегая через лагерь, снайпер был рад, что наконец-то сможет воспользоваться навыками, которым обучался семь лет. Когда они добрались до поста, то с удивлением обнаружили, что он полон офицеров. Тем не менее им указали на двух человек, копающих ямы к югу от лагеря, на дороге возле района «440». Район «440» представлял собой группу одинаковых правительственных домов общим числом 440, отсюда и пошло это название. Заняв позицию для стрельбы, Мэй увидел людей и подтвердил то, что они делали.
— Наблюдаю их. Что вы хотите, чтобы я сделал? — спросил он.
Один из офицеров связался по рации с командиром роты, и тот одобрил выстрел, дав Мэю зеленый свет на ведение огня. Установив прицел на 625 ярдов, сержант почувствовал, что его лихорадит. Это был не только его первый выстрел в боевой обстановке; к нему еще добавлялся фактор стресса, ведь за его спиной стоял заместитель командира роты. Кроме того, весь лагерь ждал результата, ведь это был первый бой.
Прицелившись, Мэй сфокусировался на груди копающего. Его позиция для стрельбы была безупречной, и он не спеша нашел естественную точку прицеливания. Когда снайпер был уверен в своем выстреле, то нажал на спусковой крючок. Пуля повалила человека, выбив инструмент из его рук, которые взметнулись к небу. Второй мужчина рядом, ошеломленный, бросился бежать, спасая свою жизнь. Мэй быстро навел на него прицел и выстрелил, но промахнулся. Человек скрылся из виду.
Вскоре после этого за телом отправили отделение. Удивительно, но им оказался четырнадцатилетний подросток, который был еще жив, но Мэй своим выстрелом отбил ему руку. Подростку оказали помощь американские войска, и во время допроса он рассказал, что повстанцы платили ему за то, что он копал для них ямы. Воодушевление, вызванное первым выстрелом, быстро прошло, и Мэй был поглощен предвкушением оставшейся части своей боевой службы. Он пробыл в Хусайбе всего три дня, а уже застрелил четырнадцатилетнего подростка.
Вскоре снайперские группы приступили к выполнению заданий в назначенных районах. Обычно это были дороги, на которых постоянно обнаруживались мины и самодельные взрывные устройства. Одна из таких дорог — главная улица, проходящая через весь город, — называлась Маркет-стрит, и морские пехотинцы никогда ею не пользовались, потому что, проехав по ней, можно было наверняка попасть под обстрел. Остальные четыре дороги проходили по окраинам города, и по ним часто ездили американские войска.
Через неделю после прибытия снайперским группам было поручено следить за самым дальним перекрестком города на юго-западе, поскольку на нем недавно было установлено СВУ. Мэй и Батлер решили, что в городе их группы будут действовать в составе общей команды из восьми человек. Эта концепция оказалась полезной, поскольку им часто приходилось использовать занятые дома. Если дом был занят, одна группа собирала членов семьи в одной комнате и сторожила их, а остальные охотились. Если здание оказывалось незанятым, идея была такой же, только в этом случае одна группа оставалась на нижнем этаже для охранения.
Расположившись в заброшенном доме в 100 ярдах от перекрестка, команда ждала проявления какой-либо деятельности. Внутри четверо морпехов обеспечивали охранение на нижнем этаже, пока Мэй и Батлер обустраивали укрытие, в котором сержант нашел достаточно предметов, чтобы соорудить подходящую платформу для стрельбы. Рано утром следующего дня Мэй вел наблюдение, когда в поле его зрения на дороге появился человек с лопатой. Через затемненное окно он следил за ним в оптический прицел. Его сердце учащенно забилось, ведь возможность сделать результативный выстрел была совсем рядом. Мужчина не знал, что за ним наблюдают, иначе он не начал бы копать на дороге. Шепотом Падрон доложил по рации обстановку наверх. Команда должна была вести себя тихо, чтобы не выдать своего местоположения. Со ста ярдов Мэй мог застрелить его из пистолета, не говоря уже о винтовке.
Человек стоял отвернувшись, и сержант мог видеть только его спину. Прицелившись в позвоночник, Мэй выстрелил, мгновенно его повалив. Удивительно, но перед смертью тот смог проползти несколько ярдов. После этого команда вызвала моторизованный патруль, чтобы забрать их, полагая, что, во-первых, их позиция была демаскирована дульной вспышкой, и во-вторых, потому что смена позиции после выстрела — это азы снайпинга. Прибыли «Хаммеры», и эвакуация прошла без проблем. Мэй думал, что и остальные его задачи будут такими же удачными, но он ошибался.
Позже, во время боевой службы, снайпер поймет, что в городских условиях нет необходимости менять позиции, потому что источник его выстрелов почти всегда остается незамеченным. И еще одна вещь, которую он понял, — это то, что стрельба привлекает повстанцев на открытое пространство.
По мере того как снайперы обосновывались в городе, боевые действия постепенно обострялись. Участились взрывы придорожных бомб, особенно в восточной части города. Взрывы происходили на восточной стороне Маркет-стрит и в северной части Ист-Энд-роуд — дороги, проходящей с севера на юг в восточной части Хусайбы. Она выходит прямо на Маркет-стрит, и место, где эти две дороги соединяются, известно как «Перекресток смерти». Вокруг перекрестка располагались кафе, дома и магазины. Морские пехотинцы знали об этом перекрестке, поскольку, как следовало из названия, там погибло много морских пехотинцев и было уничтожено достаточно техники.
Снайперским командам было поручено прикрывать перекресток, чтобы предотвратить взрывы. Ранее им уже приходилось безрезультатно бывать в этом районе, и они знали, что поимка кого-либо — лишь вопрос времени.
Когда они только начали выполнять задания на «Перекрестке смерти», то заняли дома к северу от него. Используя эту идеальную позицию, стрелки могли вести огонь непосредственно по перекрестку и кафе, расположенным всего в нескольких сотнях ярдов от них. Во время одного из таких заданий Мэй и Батлер смогли уничтожить по одному боевику.
Команды выдвинулись на позиции поздно ночью, а в полдень заметили двух мужчин, выходящих из кафе сразу после городской молитвы. Они были одеты в черные комбинезоны, обуты в теннисные туфли и имели при себе автоматы.
— Давайте подождем и посмотрим, что они собираются делать, — предложил Мэй.
Батлер находился в соседней комнате со своим наблюдателем, и обе команды общались с помощью портативных радиостанций.
Оба человека стояли у входа в кафе и разговаривали, в то время как наблюдатель Мэя докладывал обстановку в роту. Там разрешили снайперам открыть огонь. Находясь в разных комнатах, снайперы выбирали цели. Замысел состоял в том, чтобы выстрелить одновременно по сигналу Адамса, который находился в коридоре между обеими комнатами и вел обратный отсчет. На счет «раз» они выстрелили и убили обоих повстанцев. Через несколько минут подъехала машина и забрала тела. О том, что они их убили, снайперы узнали позже, когда тела были подброшены в больницу.
Когда ротный спросил, нужна ли командам эвакуация, Мэй отказался, потому что хотел посмотреть, не соберутся ли боевики еще. Если да, то снайперский счет возрастет. Позже снайперы заметили возле перекрестка человека. Он находился чуть западнее, рядом с мостом, примыкающим к перекрестку. Мужчина шел по руслу реки, известной как вàди, которая бывает полноводной только во время сильных дождей. Согласно правил ведения боевых действий, если человек начинал копать в пределах установленного района боевого предназначения, то это делало его мишенью. Мэй застрелил его. Тем же вечером команда незаметно покинула этот район.
По мере того как шли недели, участились и нападения на морских пехотинцев. База подвергалась обстрелам почти каждый день, а когда отделения выезжали на патрулирование на бронеавтомобилях, перестрелки перерастали в пяти-десяти минутные стычки. В один из дней в роте случилось двое раненых, получивших пулевые ранения в голову на разных концах города. Команда Мэя была отправлена на поиски вражеского снайпера, и они провели неделю, пытаясь его обнаружить. Сержанту было трудно действовать в условиях ограничений, наложенных на его команду. Он хотел использовать для снайпинга транспортные средства, но в батальоне сочли это слишком опасным, и ликвидировать вражеского снайпера команде не удалось.
К середине ноября Мэй со своей командой продвигались все дальше в город. Во время одного из заданий они находились в незанятом доме, наблюдая за Ист-Энд-роуд. Вдоль восточной стороны дороги располагался футбольный стадион, снайперы занимали здания к югу от него. Из дома открывался хороший вид на север и юг Ист-Энд-роуд. Прошло три месяца с тех пор, как команда выполняла задания на этой улице, и люди, устанавливающие самодельные взрывные устройства, чувствовали себя достаточно комфортно, чтобы передвигаться в течение дня. Для ведения наблюдения и огня Мэй использовал вентиляционное отверстие. Это была неудобная позиция для стрельбы, потому что перед выстрелом ему приходилось просовывать в него винтовку.
На следующее утро двое мужчин с оружием прошли перед футбольным стадионом всего в 100 ярдах от него. Мэй решил стрелять в голову. Он предупредил своих людей, и все смогли увидеть результат. Спокойно установив винтовку в вентиляционное отверстие, он перевел перекрестие на человека. Стрелковая платформа была устойчивой, и когда он выстрелил, голова мужчины дернулась назад, разбрасывая мозги в воздухе. Батлер, находившийся в другой комнате, тоже сделал отличный выстрел. Он прицелился в другого человека, который побежал на север. Батлеру удалось попасть мужчине в бедро, заставив того споткнуться о землю, несмотря на то что его цель бежала спринтом. Тем не менее, человеку удалось отползти в сторону здания и скрыться из виду.
Когда раздались выстрелы, казалось, что все жители домов высыпали на улицу, чтобы посмотреть, что происходит. Морские пехотинцы спрятались в доме, потому что, если бы их заметили, обстановка могла резко осложниться. Однако несмотря на всю осторожность, Мэя смог заметить человек, проходивший мимо дома. Команда немедленно запросила эвакуацию, и к дому подъехала смешанная противотанковая группа (CAAT). Обычно снайперская команда передвигалась только в темное время суток, но было ясно, что сейчас лучше покинуть этот район. Отъезжая, Мэй смотрел на разъяренных иракцев, бросавших в них камни.
К январю Кэмп-Гэннон стал подвергаться обстрелам на регулярной основе. Лагерь ежедневно обстреливался из минометов, гранатометов и стрелкового оружия. В Хусайбе в составе роты «Бейкер» находился отряд из 2-й разведывательной роты. Отряду уже предстояла ротация, когда однажды вечером они обратились к Мэю за помощью — морским пехотинцам хотелось проехать по Маркет-стрит, что показалось сержанту опасной затеей. Он знал, что эти морпехи-разведчики хотят напоследок устроить перестрелку, потому что никто, кроме как на плавающих бронетранспортерах, не проезжал полностью по этой дороге. Она проходила прямо через сердце города, и активность противника в этом районе зашкаливала. По оценкам роты, улица была начинена взрывчаткой двадцать четыре часа в сутки.
Отряд хотел, чтобы Мэй и его команда заняли позицию, прикрывающую их с восточной стороны города, пока они будут передвигаться по дороге. Для Мэя и его людей это должно было стать довольно легким заданием по наблюдению. После того как морские пехотинцы пройдут через город, снайперы эвакуируются и отправятся на базу.
Вечером в день операции Мэй рассказал о своем плане всем участникам. Снайперская команда собиралась занять старое укрытие, которое они уже использовали раньше, в заброшенном отеле, из которого открывался прекрасный вид на Маркет-стрит. Высадить их должна была группа CAAT, действовавшая на четырех автомашинах. Обычно такая группа имеет в своем составе спешиваемое подразделение, но из-за ограниченного пространства, занятого снайперской группой из восьми человек, они не смогли взять ни одного морпеха. Около 01:30 команды загрузились в «Хаммеры» и отправились в Хусайбу.
Со всем снаряжением, которое носят с собой снайперы, легко забыть что-то, что необходимо для выполнения задачи, и, когда они покидали базу, Мэй понял, что ему чего-то не хватает. Интуиция подсказывала ему, что что-то не так. Сначала он не мог определить, в чем дело, но потом понял, что оставил свой «кабаний клык» на столбике кровати. Не то, чтобы он был суеверным человеком, но снайпер чувствовал, что что-то должно произойти.
Он размышлял о разведывательном донесении из батальона, в котором говорилось, что вражеские бойцы не любят умирать на холоде. Это означало, что они не желают сражаться, если на улице идет дождь или стоит холодная погода. Эта мысль успокаивала, потому что моросил дождь и определенно было прохладно.
Морские пехотинцы хорошо знали дорогу, ведущую через Хусайбу, но даже если бы она была им незнакома, заблудиться было сложно. Улицы шли либо с севера на юг, либо с востока на запад. Из-за этого город состоял из сотен маленьких кварталов, похожих на шахматную доску. Нужно было всегда помнить, что если они и заблудятся, то в каком бы направлении ни двигаться, в конце концов все равно можно было выйти на одну из основных городских дорог — западную, южную, восточную или Маркет-стрит.
Под мягким слоем тумана город был темным и сырым, лишь изредка сквозь дымку пробивался свет уличных фонарей. Двигаясь по узким городским улочкам, морские пехотинцы миновали дворы и стены, проехав два квартала к югу от Маркет-стрит. На маленькой улочке все были в боевой готовности, на шлемах были пристегнуты приборы ночного видения. Сидя за пассажирским сиденьем, Мэй держал свое снаряжение под рукой на случай, если машину придется быстро покинуть. Он хотел высадиться к востоку от городского кладбища, а затем пешим патрулированием выйти и занять позицию.
Недалеко от места высадки водитель заметил, что на улице южнее них что-то движется. В 02:00 обычно улицы были пусты, особенно в такую погоду. Мэй как раз посмотрел направо, на соседнюю улицу, когда без предупреждения в стену рядом с его машиной ударил выстрел из РПГ. За взрывом последовал пулеметный огонь и выстрелы из АК — морские пехотинцы въехали прямо в осиное гнездо. Они не знали, что повстанцы сообщали друг другу о каждом их шаге с тех пор, как они покинули свою базу. У боевиков были свои контрольные посты в городе, и когда морские пехотинцы проходили мимо них, враг сообщал своим боевым силам о местонахождении морпехов. По стечению обстоятельств патруль морпехов угодил прямо в хорошо спланированную засаду.
Пулеметчики в турелях открыли огонь по вспышкам выстрелов с крыш окружающих домов. «Хаммеры» ускорились, и Мэй увидел через окно своей двери, что каждый раз, когда они проезжали через перекресток, вражеские пулеметчики выжидали, чтобы открыть по ним огонь. Слыша, как пули попадают в его машину, сержант злился, что не может вести огонь из своего оружия.
К счастью, морские пехотинцы не были прижаты огнем и пробились сквозь засаду. Оказавшись на Ист-Энд-роуд, они повернули на юг, чтобы вернуться на базу. Командир патруля CAAT передал по рации, чтобы машины сократили интервал, и чудом никто не пострадал.
Двигаясь на юг по Ист-Энд-роуд, патруль все еще находился под обстрелом, но его интенсивность была уже гораздо меньше. Экипаж головной машины с удивлением обнаружил припаркованный поперек дороги седельный тягач с полуприцепом, что вынудило патруль развернуться. Командир патруля решил повернуть обратно в город. Будучи командиром снайперской команды, Мэй обязан был владеть обстановкой, и сержант был ошеломлен, узнав, что они движутся обратно через город.
— Ты с ума сошел? Почему мы поворачиваем назад? — крикнул Мэй водителю. — Мы только что вышли из этого города целыми и невредимыми, а ты хочешь вернуться обратно!?
Но сержант не знал, что другого выхода у них не было.
Въехав обратно в город, морские пехотинцы с тревогой ждали, когда бой вспыхнет снова. На этот раз они находились в двух кварталах к югу от последней дороги, и когда машины проезжали через общественный район, по ним снова открыли шквальный огонь. Боевики находились на крышах домов, обстреливая проезжающие машины. Когда морские пехотинцы ускорились, водитель головной машины увидел, что улица, по которой они ехали, подходит к концу. Он повернул на север, а через квартал попытался свернуть на запад, но пропустил поворот и врезался в стену двора, застряв. По рации водитель стал кричать, что не может сдать назад. В темноте Мэй и остальные не могли видеть, что происходит, но командир машины объяснил ему ситуацию.
— Я позову своих ребят, и мы спешимся, — сказал сержант.
Снаружи, в пустынной ночи, обычно было холодно, но Мэй не замечал этого, потому что его адреналин зашкаливал. Выскочив из машины в бой, он сразу же заметил стрелков с РПГ. Вражеский огонь велся очень близко, и их пулеметы обстреливали стены вокруг него. Из зданий по обеим сторонам улицы доносились звуки и вспышки выстрелов, но Мэй понял, что из-за темноты на улицах стрельба была неточной. Хотя погода была отвратительной, это помогало морпехам, поскольку видимость была ограниченной. Снайпер открыл огонь с улицы, в то время как его товарищи по команде высыпали из своих «Хаммеров» и двинулись к нему. Он приказал им выставить охранение вокруг подбитого автомобиля, по которому также велся огонь.
Окружив машину, морпехи начали действовать. Каждый из них взял на себя разные сектора и открыл огонь. Благодаря ПНВ, у них было небольшое преимущество, но в темноте все равно было трудно находить цели. Взяв свою M-4, Мэй, прежде чем стрелять, быстро просканировал крыши на предмет силуэтов. Он переходил от морпеха к морпеху, ориентируя их и указывая им цели. Один раз, когда он говорил кому-то двигаться вперед, в стену в нескольких метрах перед ними попала граната от РПГ, разбросав повсюду куски бетона. Мэй был рад, что не приказал ему выходить раньше.
Через несколько минут вторая машина вытащила первую из стены. Мэй приказал своим людям загружаться, и вскоре они снова ехали, все еще находясь под огнем. Первая машина, та, что застряла, отправилась непосредственно на базу в одиночку, а три другие начали сдавать задом, чтобы освободить место для разворота. Когда патруль снова двинулся на запад, к базе, Мэй почувствовал облегчение. Он понял, как легко можно было попасть под пули, но при этом никто не пострадал. Двигаясь по дороге, командир патруля спросил, где находится машина номер один, так как они потеряли с ней связь. Они не знали, что антенна первой машины была сорвана и что она уже вернулась в лагерь.
То, что произошло дальше, было ошеломляющим. Машины остановились и развернулись. Мэй не могла поверить в происходящее. Командир патруля, не зная о местонахождении первой машины, приказал повернуть обратно в город, чтобы найти потерянный «Хамви». Теперь, когда они ехали обратно в засаду, Мэй потерял дар речи, задаваясь вопросом, сколько еще вещей может пойти не так. Было забавно, что он сам участвует в самом худшем сценарии. Сержант было подумал о том, чтобы попросить водителей выпустить его команду, чтобы они могли пешком вернуться на базу, но понял, что это нереально.
Как только они вернулись в район, огонь вспыхнул снова. Мэй сгорбился в центре машины, прислонившись к двери. Их «Хамви» был средним из трех. Он посмотрел через лобовое стекло на пулеметчика, сидевшего в турели головной машины. Это был ланс-капрал Сиснерос, который вел огонь по вражеским позициям, пока они ехали. Его .50-калиберный пулемет громыхал. Он наносил достаточно урона врагу, работая за всех морских пехотинцев в патруле, но как раз когда они приближались к перекрестку, Мэй увидел, как из темноты в головной «Хамви» что-то метнулось. Это была граната от РПГ. Она врезалась в турель, взметнув в воздух пламя и искры. Сиснерос погиб мгновенно, а всех находившихся внутри морпехов изрешетило осколками. Верхняя часть кабины загорелась, и, когда все оказались выведены из строя, «Хамви» покатился к перекрестку, прямо в зону поражения противника.
Водитель в машине Мэя был в шоке, и снайпер крикнул ему, чтобы тот проезжал перекресток, иначе по ним отработают из пулеметов. Противник уже расстреливал подбитый «Хамви», и, как и ожидалось, когда машина Мэя проскочила перекресток, она попала под огонь. Было ясно, что нужно вытаскивать морпехов из горящего «Хамви», иначе их убьют, — если они уже не мертвы. Остановившись, Мэй выпрыгнул из машины, крикнув наводчику, чтобы тот открыл огонь вверх по дороге, на север. Замыкающий «Хамви» тоже проехал перекресток, и все, кроме пулеметчика, выпрыгнули из машины.
Мгновенно морские пехотинцы оказались в меньшинстве, и попали под шквальный огонь. Мэй находился у стены, обстреливая дома на противоположной стороне улицы, когда заметил командира машины, стоявшего рядом с ним.
— Нужно подготовить твоего санитара! Будут потери! — крикнул сержант. Морпех как раз собирался бросить две гранаты через стену рядом с ними, чтобы убить всех, кто окажется на той стороне.
— У нас нет санитара! Он находился в первой машине! — ответил морпех.
Закон Мерфи официально вступил в силу. Мэй в недоумении покачал головой. Он оглянулся на горящий «Хаммер», стоявший всего в тридцати ярдах от него, и увидел двух морских пехотинцев — водителя и П-водителя, то есть помощника водителя, — перебегавших дорогу. Снайпер мог с уверенностью сказать, что оба они ранены. Поскольку Мэй находился ближе всех к месту происшествия, они побежали к нему. П-водитель, едва державший в руках пистолет, истекал кровью из ран в своей руке и ноге.
— Я не могу стрелять! И что мне теперь с ним делать? — с болью произнес П-водитель. Мэй посоветовал ему положить пистолет в карман, потому что он может понадобиться ему позже. Сержант понимал, что бой только разгорается. Как только другие боевики в городе поймут, что им удалось вывести из строя машину, они сойдутся на позиции морпехов, чтобы попытаться их прикончить. Мэй повел обоих водителей к месту сбора раненых, расположенный между стеной и «Хаммером».
«Если мы продержимся несколько минут, скоро здесь будут силы быстрого реагирования», — подумал снайпер. Он начал перевязывать П-водителя, пока тот рассказывал ему о своих ранениях. Мэй заметил небольшой осколок в его спине, но велел ему возвращаться в бой, потому что им нужно было использовать все имеющееся оружие, чтобы выбраться отсюда.
Несмотря на страх, Мэй приказал себе сохранять спокойствие. Быстро оглядевшись по сторонам, он понял всю ситуацию. Гранаты и пули били по машинам, стенам и дороге рядом с ним, и в какое-то мгновение сержант смирился с мыслью, что может не дожить до конца боя. В его голове пронеслись мысли о жене и дочери. Он понимал, что может погибнуть на этой грязной улице в глуши, но обещал сражаться, пока его не убьют.
Перевязав товарищей, Мэй снова вступил в перестрелку. Проскользнув за угол, он увидел двух морских пехотинцев, открывающих задние пассажирские двери горящего «Хаммера». Это были Адамс и Гарсия из группы Батлера. Сам Батлер со своим наблюдателем находились в первой машине, уже на базе. Мэй загордился тем, что они действуют правильно. Они спокойно вытащили из горящей машины свое штатное вооружение и оборудование, но оба были ранены осколками в шею, спину, руки и ноги. Когда они вытащили все свое снаряжение, Адамсу хватило ума забраться обратно в «Хамви» и вытащить Сиснероса из ремней безопасности, прежде чем машина оказалась полностью охвачена пламенем. Когда Авила увидел своих друзей, он бросился к ним на помощь под градом пуль. Повстанцы, увидев трех отдельно стоящих морпехов, открыли огонь из всех имеющихся у них стволов. Гарсия среагировал на стрельбу и открыл ответный огонь вместе с Мэем с угла улицы. Адамс и Авила начали переносить Сиснероса через дорогу, пока Гарсия прикрывал их огнем. К этому времени остальные морские пехотинцы уже понимали, что происходит, и двое из них отправились на помощь Мэю. Прежде, чем выскочить на улицу, они сгрудились на углу, и открыли огонь на подавление, чтобы трое морпехов смогли добраться до безопасного места.
Сержант понял, что его морпехи ранены, и хотя еще теплилась надежда, что Сиснерос мог выжить, увидев его, он понял, что шансов нет. У морского пехотинца отсутствовали части тела, и он был сильно обожжен. На углу улицы на месте застыл Адамс, пока Мэй выносил тело Сиснероса к ближайшему «Хамви», закрывая его от других морпехов, чтобы не деморализовать их.
Повстанцы приближались, и гранаты РПГ били все ближе. В этом хаосе ситуация выглядела мрачной. Морские пехотинцы оказались в городе в ловушке: одна уничтоженная машина, один убитый, четверо раненых, и у всех заканчивались боеприпасы. Однако, поскольку патруль уже дважды проходил через этот район, Мэй решил, что у повстанцев тоже скоро закончатся боеприпасы.
В пункте сбора раненых Гарсия остро нуждался в медицинской помощи. Его на минуту охватил туман войны, и он засомневался, стóит ли снова возвращаться в бой, но после нескольких слов сержанта Мэя ланс-капрал взял оружие и присоединился к своим товарищам. Он переместился на угол улицы и стал работать из подствольного гранатомета M203, отправляя 40-миллиметровые гранаты на вражеские позиции. Мэй восхищался решимостью Гарсии, ведь у того была огромная рана на правой руке, и ему было трудно заряжать гранаты.
Бой продолжался уже некоторое время, и Мэй начал задаваться вопросом, где находятся СБР. Он достал рацию и доложил в роту обстановку, сообщив о потерях и получил ответ, что к ним направлены силы быстрого реагирования. Поскольку на подходе были более крупные силы, Мэй и командир патруля приказали морпехам собираться, но не все смогли поместиться в машины — пока они направлялись на базу, Авила, Падрон и Адамс вынуждены были бежать рядом с техникой. Последний «Хаммер» остался на улице, но благодаря Адамсу и Гарсии все необходимое оборудование было снято, прежде чем машина сгорела дотла.
Помимо шести морских пехотинцев в его «Хаммере», у Мэя были люди, лежавшие поперек него. Морпехам, находившимся снаружи, не пришлось долго бежать, потому что вскоре они встретились с группой быстрого реагирования и были сопровождены обратно на базу. В лагере раненых эвакуировали, а сержант вместе с остальными погрузился в «Амтраки», чтобы вернуться в город для охраны места боестолкновения. На этот раз никаких боевых действий не последовало.
Ранения Адамса и Гарсии оказались достаточно серьезными, чтобы отправить их обратно в Штаты. Сообщалось, что в ходе боя было убито пятнадцать вражеских бойцов. Мэй считал, что ему повезло, что он выжил, не получив ни единой царапины.
В течение нескольких недель после нападения лагерь стал подвергаться огромному количеству обстрелов. Минометные мины и ракеты стали падать в расположение по три раза на день. Скоро батальону предстояла ротация, и морпехи хотели как можно больше ослабить давление на подразделение, которое займет их место на ближайшие несколько месяцев. В результате Мэй и его команда получили задание найти и уничтожить минометчиков.
Используя РЛС контрбатарейной борьбы, в роте получили примерное представление о том, откуда ведется огонь. По их мнению, позиция находилась в самом восточном пригороде города, известном как треугольник «Эйч-Кей». Свое название этот район получил потому, что на карте находящийся там густонаселенный жилой район рассекается двумя дорогами, и примыкал к открытой местности, образуя небольшой треугольник, расположенный в нескольких милях к востоку от Маркет-стрит. Из разведданных морские пехотинцы узнали, что боевики используют кочующие минометные расчеты, которые выдвигались в район «Эйч-Кей» на пикапах, выпускали боеприпасы и уходили на восток, в сторону близлежащего города.
Снайпер надеялся поймать этих людей и отомстить, но он не знал, что на этот раз засаду будет устраивать он сам.
В ночь выполнения задания Мэй и Батлер повели свои снайперские команды в общину с юга, после того как их засекли в открытой пустыне. В роте были обеспокоены тем, что снайперы находятся слишком далеко от базы, чтобы СБР могли добраться до них за разумное время, поэтому патруль, выводивший их на место, остался в нескольких минутах езды.
Оказавшись в этом районе снайперская группа заняла отдельные здания. Мэй со своей командой из четырех человек нашел двухэтажный заброшенный дом к северу от северной дороги. Команде Батлера повезло меньше. В доме, в котором они оказались, жила семья, и морпехи собрали мирных жителей в одной комнате. Их дом находился к северу от южной дороги, но к югу от команды Мэя и через один квартал от нее. Таким образом, обе группы прикрывали обе дороги и находились не слишком далеко друг от друга. В то утро в районе было тихо, но в глубине души Мэй предчувствовал недоброе, и из-за этого весь день ворчал на свою команду по поводу свето- и звукомаскировки.
Поздним вечером, примерно в то время, когда Кэмп-Гэннон должен был подвергнуться минометному обстрелу, Мэй услышал по рации, что Батлер считает, что его группу обнаружили. Это произошло, когда сын хозяина дома, в котором они находились, подъехал на машине и постучал в парадную дверь. Батлер подал старику сигнал, чтобы тот велел сыну уходить, и встал за дверью, пока те разговаривали, но когда сын ушел, старик повел себя странно и отчаянно захотел уехать вместе со своей семьей. Батлер выяснил, что сын знал об их присутствии и сообщил отцу, что вернется, чтобы убить морпехов.
Выслушав сообщение, Мэй предупредил Батлера, чтобы тот затаился, потому что ему не нравится обстановка. В это же время один из военнослужащих группы Мэя заметил несколько пожилых мужчин, собравшихся на другой стороне улицы. Через несколько минут они исчезли.
— Сержант Мэй, там пикап с чем-то в кузове, вон там, — сообщил один из морпехов. Сержант выглянул в окно и увидел грузовичок. Это был типичный иракский автомобиль — старый белый «Ниссан», видавший лучшие времена. В кузове брезент закрывал что-то, по контурам напоминающее трубу. До него было менее 100 ярдов. Мгновенно вся снайперская команда приготовилась убивать, и все взялись за оружие. Муньос, еще один снайпер, прибывший из Аль-Каима, работал с винтовкой SASR, у Кочергина был пулемет SAW, Падрон держал под рукой подствольник M203 с 40-мм гранатами, а Мэй работал снайперской винтовкой M40A3.
Мэй приказал своей команде дождаться, пока все выйдут из пикапа, и только потом открывать огонь. Мгновением позже рядом с грузовичком остановились легковой автомобиль и микроавтобус, набитый людьми. Сержант было подумал, что иракцы ждут захода Солнца, чтобы начать стрелять, но вместо этого все три машины поехали на юг по дороге в сторону дома, занятого Батлером.
Когда машины скрылись из виду, Мэй схватил рацию, чтобы предупредить Батлера, но в тот момент, когда он поднял трубку, раздались выстрелы — машины смогли окружить позицию Батлера, и то, что они поначалу приняли за минометную трубу, установленную в пикапе, на самом деле оказалось безоткатным орудием. Мощное оружие отправляло по зданию снаряды, пробивая дыры в стенах. Люди из микроавтобуса и автомобиля также вели огонь, а Батлер и его люди открыли стрельбу в ответ.
Двое пехотинцев Мэя поднялись на крышу, чтобы посмотреть, смогут ли они оказать поддержку своим товарищам с помощью крупнокалиберной винтовки SASR, но ничего не смогли разглядеть. Со своей позиции Мэй видел только взрывы и пыль, поднимающуюся к небу, но не мог непосредственно разглядеть дом. По рации морские пехотинцы вызвали СБР, но внезапно стрельба закончилась так же быстро, как и началась.
Для самого Мэя следующие несколько минут оказались сюрреалистичными. Он вышел в эфир, чтобы узнать, есть ли у Батлера пострадавшие, но их не оказалось. В это время из переулка в пятидесяти ярдах от них выехала машина. Боевики, находившиеся в ней, высунули оружие из окон и с криками: «Аллах Акбар!» — праздновали свою великую победу. За машиной ехал пикап, а за ним — микроавтобус. Обитатели микроавтобуса и четверо мужчин, стоявших в кузове пикапа и державшихся за безоткатное орудие, ликовали, отъезжая от дома Батлера. Выстроившись в ряд, все три машины повернули на восток, к зданию Мэя. Его морпехи взяли врага на прицел, каждый прицелился в разные машины, ожидая приказа открыть огонь. Когда боевики оказались прямо перед домом, Мэй приказал своей команде открыть огонь из всего, что у них есть.
Кочергин из пулемета SAW выпустил очередь по головной машине. Со смертоносной точностью он безжалостно расстрелял водителя и распылил всех, кто находился внутри, выведя автомобиль из строя и поймав в ловушку две другие машины, находившихся позади нее. Вся команда открыла огонь, и через несколько секунд все три машины были остановлены в сорока метрах от них. С крыши пуля винтовки SASR пробила тонкий металл автомобиля и разорвала стрелков, которые надеялись использовать двери в качестве прикрытия. На таком близком расстоянии Мэй открыл огонь из своей M-4, стреляя во всех, кого мог увидеть. Боевики находились так близко, что, по его расчетам, он мог поразить их ручными гранатами, и он даже бросил несколько. Падрон из своего подствольника M203 забросал гранатами каждую машину, и вскоре все они были охвачены огнем. Крики боевиков, оказавшихся в смертельной ловушке, перешли от ликования к агонии. По ним ударили настолько внезапно, что они не успели среагировать. Когда иракцы выбегали из машин, Мэй увидел, что некоторые из них горят, и все они были ранены. На открытой местности Кочергин срезал всех, кто двигался, но Мэй обратил внимание на винтовку SASR — Муньос просто пробивал горящих людей, и каждый раз, когда он попадал в кого-то, пуля отрывала кусок его тела, пока некоторые из них не оказались разобранными по частям.
Когда все замерло, Мэй отдал команду прекратить огонь, и прекратил свои убийства. Батлер сообщил, что пятнадцать-двадцать человек, стрелявших по их дому, бежали к мечети, расположенной в 150 ярдах. Авила, ранее служивший минометчиком, вызвал огонь из 81-мм минометов, и менее чем через минуту мины обрушились на цели. Команда Мэя находилась в опасной близости от взрывов, и он ощущал сотрясение мозга.
Когда стрельба закончилась, морпехи снова услышали «Аллах Акбар!» — но на этот раз это было не празднование. Боевики стонали от боли. Как и полагается в психологической войне, Мэй и команда Батлера кричали и смеялись над своей собственной издевательской версией «Аллах Акбар», чтобы насмешить врага перед смертью.
Вскоре после этого Мэй вызвал авиационную поддержку. Вертолеты закружили над головой, а сержант пытался уговорить летчика выпустить противотанковую ракету «Хеллфайр» по пикапу с установленным на нем безоткатным орудием, желая полностью вывести его из строя. Однако, увидев обломки, экипаж сообщил снайперу, что это оружие никак не может быть использовано снова, и он не хочет тратить на него ракету.
К закату обе команды были эвакуированы с помощью «Амтраков». Количество вражеских тел составило примерно пятнадцать иракцев у машин и от десяти до пятнадцати человек у минометов.
Позже в том же месяце в батальон прибыли сменщики. Перед тем как Мэй покинул страну, его лагерь был атакован смертником на автомобиле с установленным самодельным взрывным устройством. Во время всех нападений и перестрелок сержант был благодарен судьбе за то, что он не был даже ранен.

12
ПУТЕШЕСТВИЕ СПЕЦИАЛИСТА

Имя: сержант Си Джей
Должность: командир команды снайперов-разведчиков — старший снайпер-разведчик
Район операции: г. Насирия, провинция Ди-Кар, операция «Свобода Ираку-1», 2003 г.; г. Хусайба, провинция Аль-Анбар, операция «Свобода Ираку-3», февраль-сентябрь 2005 г.

Сержант Си Джей не испытывал страсти сидеть за столом в Кэмп-Гейгер, в Северной Каролине. Ему нравилось быть главным инструктором в школе снайперов- разведчиков 2-й дивизии морской пехоты, потому что сама эта работа приносила удовлетворение — как и непосредственное влияние на обучение морских пехотинцев снайперскому делу. Но, наслушавшись рассказов морпехов, вернувшихся из Ирака, и поддерживая связь с теми, кто все еще находился там в стране, Си Джей невольно убедил себя вернуться в опасный регион в третий раз. Казалось, что бы он ни делал, его не могло не тянуть к его истинному призванию — боевой работе. Этим он занимался с 1987 года, а сейчас на дворе стоял 2004-й.
В восемнадцать лет Си Джей осуществил свою цель, к которой шел двенадцать лет, и стал морским пехотинцем. Он был физически подготовлен к нелегкой службе в лагере для новобранцев, и в то время ему очень хотелось попасть в пехоту. Однако его первое место службы оказалось в штате Вашингтон, где он охранял базу ядерного оружия, и именно там он впервые попробовал себя в снайпинге.
Выросший в Рантоуле, штат Иллинойс, Си Джей с ранних лет научился стрелять у своего деда, участника Второй мировой войны. Поэтому, естественно, именно он стал назначенным метким стрелком [1] в группе специального реагирования своего подразделения. Будучи молодым морским пехотинцем, он был знаком со стрельбой и знал о ней больше, чем многие другие. Однако во время четырехнедельного курса огневой подготовки назначенных стрелков он был потрясен знаниями одного из инструкторов в области баллистики, стрельбы и тактики. Инструктор был «кабаном» и часто рассказывал о снайпинге и о том, как стать снайпером. Быть назначенным метким стрелком — это прекрасно, но Си Джею захотелось стать снайпером. Выяснилось, что это нелегкий путь и что лишь немногим морским пехотинцам удается его пройти. В результате, когда он попал на флот, у него появилась новая цель.
Прошел год, и Си Джей был отправлен в роту «Чарли» 1-го батальона 6-го полка морской пехоты. Там он хорошо вписался в коллектив и стал одним из самых дисциплинированных и самомотивированных морпехов — как раз то, что нужно для успешной службы в пехоте. Но его успех работал против него, и когда он проявил интерес к тому, чтобы попробовать себя в снайперско-разведывательном взводе, в его роте поняли, что он слишком ценен, чтобы его терять. И хотя Си Джей отчаянно мечтал стать снайпером, эта возможность быстро исчезла во время его первого срока службы из-за операции «Буря в пустыне».
Во время войны в Персидском заливе Си Джей был разочарован своим первым боевым опытом, хотя сама командировка в Ирак стала одним из самых пугающих событий в его жизни. Когда Саддам Хусейн пригрозил «матерью всех войн», капрал Си Джей, командир огневой группы, всерьез засомневался, доживет ли он до конца войны. Его представление о сражениях сформировалось благодаря ветеранам, воевавшим во Вьетнаме, Корее и в обеих мировых войнах. Си Джей полагал, что его участие в боях ничем не будет отличаться от других, и подозревал, что это великий конфликт его поколения. В ту ночь, когда американские войска пересекли границу Саудовской Аравии, он со своим отделением сидел в одиннадцатом по счету плавающем бронетранспортере (AAV), вошедшем в Ирак. Забившись в кузов набирающей скорость машины, морские пехотинцы сидели в темноте. Си Джей старался не терять бдительности, но страдал от тошноты и головокружения, потому что два верхних люка были закрыты и задерживали вонь дизельного топлива и выхлопных газов в боевом пространстве. Хуже всего была беспомощность, которую испытывал капрал, когда снаружи рвались артиллерийские снаряды, сотрясавшие машины. Защититься от этого было невозможно. Когда, наконец, пришло время встретиться с врагом, Си Джей ожидал боя всей своей жизни, но вместо этого ему довелось зачистить лишь несколько окопов. К сожалению, через четыре дня война закончилась, и ему так и не довелось испытать себя в бою, к которому так упорно готовился.
Вернувшись из Ирака, он был демобилизован из морской пехоты. Будучи человеком, ориентированным на достижение целей, он придерживался своего плана и переехал домой в Иллинойс, чтобы заняться правоохранительной деятельностью, но со временем обнаружил, что армия сформировала его жизнь таким образом, что работа в полиции не соответствует тем дисциплинарным стандартам, которые он ожидал. Через восемь месяцев он понял, что эта работа не для него.
Си Джей надеялся снова поступить на службу в морскую пехоту, но из-за сокращения штатов в Корпус не принимали тех, кто уже отслужил — на вербовочном пункте капрал услышал плохие новости. Выйдя из здания, он остановился, чтобы поговорить со своим другом, армейским рекрутером. Когда его приятель выяснил, что морская пехота не берет Си Джея, он воспользовался случаем и уговорил его пойти в сухопутные войска.
В 1997 году, отслужив пять с половиной лет, Си Джей ушел из армии и снова попробовал свои силы в правоохранительных органах. Он вернулся в Иллинойс и поступил на службу в местную полицию, а вскоре перевелся в департамент шерифа, где смог присоединиться к команде SWAT, [2] а также стать специалистом кинологической службы. Там же ему довелось встретить и свою жену. Однако вскоре он вспомнил, почему ушел из полиции.
Он привык делать свою работу, делать ее правильно и со стопроцентной отдачей. В этом же отделе все было иначе. Казалось, командование хочет, чтобы он выполнял свою работу только в случае необходимости, чтобы умиротворить людей и избежать сложностей. Ему также было трудно понять, почему он не может арестовывать определенных людей, которые якобы были связаны с кем-то «очень важным». Для Си Джея этого было недостаточно. Для него существовал только принцип «все или ничего».
В 2001 году, через четыре года после увольнения из армии, он снова оказался в офисе рекрутера морской пехоты, поскольку работа офицером полиции его разочаровала. Поначалу дежурный морпех не решался работать с Си Джеем из-за его возраста — ему шел тридцать первый год. Но, легко пройдя тест на физическую подготовку, Си Джей отправился в пехоту.
Его новым подразделением стали «Ублюдки Бетио» из 3-го батальона 2-го полка морской пехоты. Си Джей сразу же приметил батальонных снайперов и подружился с большинством из них. Время, проведенное в армии, позволяло ему делиться идеями по тактике, но некоторые морпехи были настроены недоброжелательно. Кое-кто почувствовал угрозу, что он может занять их место во взводе, но по мере того как они проводили с ним все больше времени, становилось ясно, что это не входило в его планы. В линейной роте ребята помоложе начали отпускать над стариком шутки, но его опыт превосходил опыт большинства морских пехотинцев. Несмотря на все это, Си Джей легко влился в коллектив, и вскоре вместе с батальоном он был переброшен на Окинаву, Япония.
Прошел год, и батальон оказался в Твентинайн Палмз, штат Калифорния, где проходил подготовку в пустыне. Си Джей был прикреплен к штабной роте и являлся помощником батальонного ганни. Он помогал обучать морских пехотинцев батальона нескольким системам оружия и работе с оптикой. Но как бы ни было весело делиться своими знаниями, ему очень хотелось попасть в снайперско-разведывательный взвод. Это желание продолжалось уже более десяти лет. В конце концов офицер, его командир, понял, что это одна из его карьерных целей, и отпустил его, несмотря на то, что он терял хорошего морского пехотинца. В то же время военнослужащие снайперского взвода знали, что Си Джей хочет присоединиться к ним, и планировали провести его через курс «индок» без его ведома.
Их целью было проверить, насколько хорошо он умеет держаться. Из-за его возраста и коренастого телосложения в нем сомневались, но после двух недель, проведенных в пустыне, сомнения в его способностях исчезли. Для Си Джея эти две недели оказались тяжелыми, но он прошел аттестацию и был зачислен во взвод.
Через некоторое время он поступил в школу снайперов-разведчиков. Во время обучения Си Джей внимательно следил за новостями и видел возможность новой войны с Ираком. Сообщения о том, что его батальон перебрасывают в этот район, взволновали его, потому что он знал, что к тому времени станет «кабаном» и будет носить снайперскую винтовку.
И действительно, через несколько недель после окончания снайперской школы 3-й батальон 2-го полка морской пехоты отправился на Ближний Восток. В Кувейте Си Джей был готов к боевым действиям. Он втайне надеялся, что эта война не будет похожа на «Бурю в пустыне», потому что ему хотелось повоевать. На этот раз он был командиром снайперской команды, а его напарником стал Джереми, хороший друг, который учился вместе с ним в снайперской школе. Интеллектуал по натуре, Си Джей поначалу скептически относился к Джереми, ведь они являли собой полную противоположность, но после того как они провели вместе больше времени, Си Джей не хотел видеть в качестве напарника никого другого. Двое других военнослужащих команды были во взводе «свинками», новичками.
Прибыв в Кувейт, Си Джей разместился в небольшом палаточном лагере под названием Кэмп-Шуп, расположенном примерно в тридцати милях от иракской границы. Тревожное ожидание боевых действий истощало морпехов. Они так много тренировались, что не могли дождаться начала настоящих действий. По мере того как накапливались боевые и транспортные машины и снаряжение, Си Джей понимал, что наступление уже не за горами, но проходили месяцы, пока им наконец не дали команду выдвигаться в Ирак.
Батальон Си Джея входил во 2-е экспедиционное соединение морской пехоты, имевшее название «Тактическая группа “Тарава”», и 21-го марта 2003 года тактическая группа вступила в бой. На этот раз Си Джей отправился в Ирак на семитонном грузовике, являвшемся частью бесконечной колонны зелено-коричневых машин. Поездка была долгой и утомительной, и он не мог вспомнить более жалкого времени — он сидел на ящике с водой, его лицо и одежда были покрыты пылью. Ирония судьбы заключалась в том, что они часами чистили оружие и снаряжение, но тщетно, потому что после первого же дня все оказалось покрыто грязью.
Прошло два дня, и Си Джей засомневался, увидит ли он бой вообще. Поступали новости о боевых действиях других батальонов, но он все еще не сделал ни единого выстрела. Затем он узнал, что у него может появиться шанс, поскольку его подразделению была поставлена задача захватить 11-й инженерный парк иракской армии, расположенный в южном городе Насирия.
Еще до прибытия батальона морские пехотинцы уже вели ожесточенный бой. Никто не ожидал такого сопротивления в городе. Все началось с того, что транспортное подразделение армии США заблудилось, и въехало в город, угодив в хорошо подготовленную засаду противника. В отличие от большинства иракских подразделений, эти бойцы были готовы сражаться. В ходе последовавшей атаки американские солдаты были убиты, а многие армейские машины уничтожены. Когда иракцы ликовали от маленькой победы, морские пехотинцы прибыли в Насирию и вступили в бой, стремясь захватить опорные пункты на двух мостах, ведущих в город. Когда батальон Си Джея достиг города, бои развернулись в полную силу. Он не мог дождаться своей очереди пострелять, но она выпала только на следующий день.
Той ночью он и его команда получили задание провести разведку 11-го иракского инженерного парка. Снайперам сообщили, что там будут находиться особо важные цели и что их нужно уничтожить, если представится такая возможность. После заката Си Джей и его команда смогли организовать за парком наблюдение из комнаты в близлежащей школе. Со своей позиции Си Джей видел, что территория охраняется слабо, и перед рассветом снайперы обнаружили свою цель. Это был иракский полковник, командовавший этим районом. Си Джей держал его на прицеле, ожидая разрешения открыть огонь, но когда они связались по рации с батальоном, им приказали быть наготове — батальонная разведка хотела захватить пленного. Следуя приказу, Си Джей держал его в перекрестье прицела, но не стрелял. В конце концов полковник уехал, так и не узнав, насколько близок он был к смерти.
На следующий день, когда морские пехотинцы захватили парк, снайперская команда вела наблюдение. Атака прошла быстро и без выстрелов, пока вдруг в парк не въехал грузовик. Через прицел Си Джей видел, как морпехи обстреляли машину и убили всех ее пассажиров, кроме одного. Когда тот, спотыкаясь, выбрался наружу, снайпер увидел, что это был иракский полковник.
Спустя несколько часов Си Джей со своей командой собрался в расположении парка, на вершине здания под названием «Цитадель», где наверху находились и другие снайперские команды. Все соблюдали осторожность из-за гигантских дыр в крыше, оставшихся после авиационных налетов. Выставив охранение, команда Си Джея с еще одной командой ушла на запад, вниз по главной дороге, а третья, крайняя команда направилась на юго-запад. Вдали на северо-востоке виднелись мосты, где сражалось другое подразделение. Между снайперами и мостами стояли легкие бронетранспортеры LAV, [3] обеспечивающие охранение с флангов. Из-за периодически вспыхивающих боев в этом районе бронемашины часто вели огонь через реку.
Окружающая местность сильно отличалась от пустыни, по которой они ехали. Рядом с рекой росла пышная зеленая растительность и пальмы, а вдоль дороги, за которой наблюдал Си Джей, выстроились вереницы домов и зданий. Со своей позиции он мог просматривать оживленный город на 1000 ярдов. На тротуарах толпились мирные жители, а улицы были забиты машинами.
Прошло два часа, и Си Джей уже оторвался от своего оружия, поглощая сухой паек MRE, как вдруг наблюдатель закричал:
— РПГ, РПГ!
Оставив все дела, снайпер бросился к своему оружию. В этот же момент другой снайпер, наблюдавший на запад, дважды выстрелил. Наблюдатель пояснил, что на машине подъехали люди с АК и РПГ.
— Где они? — спросил Си Джей.
— Ушли вниз по главной дороге, — ответил наблюдатель. Пока он пытался найти цель, Си Джей ощутил прилив энергии. Толпа вдалеке мгновенно исчезла, и снайпер увидел нескольких мужчин, бегущих через дорогу с оружием. Их пикап был припаркован на левой стороне дороги, а сами они передвигались справа. Это были либо бойцы иракской армии, либо «Саможертвующие» Саддама Хусейна, больше известные как федаины Саддама. Си Джей знал, что это федаины, потому что всякий раз, когда они появлялись, мирные жители исчезали.
— Дальность? — спросил Си Джей у наблюдателя.
— Девятьсот, — ответил тот, осмотрев здание позади людей.
Быстро покрутив барабанчик прицела, Си Джей прицелился, наведя прицел на одного из людей в черной одежде. Дистанция была достаточно большой, и после выстрела Си Джей увидел, как пуля шлепнулась о стену позади человека.
— Ты на один фут выше! — сообщил его наблюдатель. Разочарованный и расстроенный, Си Джей снова запросил дистанцию. Напарник снова пробил ее по стене позади человека, и расстояние оказалось таким же. Прицелившись, Си Джей понял, что относительно стены человек находится ближе к ним.
Хотя человек визуально воспринимался как находящийся рядом со стеной, на таком расстоянии нельзя было уверенно определить, находится он рядом с ней или нет. Это был вопрос восприятия глубины. Сделав в уме расчёты, Си Джей прицелился в ноги, зная, что пуля уйдет выше. По воле судьбы мужчина остановился, дав снайперу достаточно времени, чтобы стабилизировать прицельную картинку. Пуля вылетела из ствола, и на этот раз стрелок попал в цель. Боевик свалился, словно тонна кирпичей, и начал отползать к ближайшему зданию. Уголком глаза Си Джей заметил, что снайпер, державший периметр на юго-западе, тоже спешит вступить в бой. В одной руке он держал винтовку, в другой — коробку с патронами и бежал по бетонной плите шириной в два фута, маневрируя между дырами в крыше. Си Джей даже представил, как он свалится и убьет себя, но у снайпера были другие планы. Перебравшись через тропинку, он занял позицию, приготовившись стрелять, и позже заметил человека с РПГ, двигавшегося с востока на запад и прятавшегося между зданиями. Снайпер понял, что боевик пытается подобраться к бронетранспортерам. Когда гранатометчик оказался в 100 метрах от машины, он совершил роковую ошибку, выставившись из укрытия, и меткий стрелок выстрелил ему в грудь. Позже Си Джей узнал, что командиром экипажа бронетранспортера LAV, по которому велась стрельба, был его двоюродный брат.
Тем временем Си Джей прикрывал участок, куда он попал первым. Снайпер, находившийся рядом с ним, вел огонь по людям, передвигавшимся поблизости. Цели спасались бегством, и Си Джей успел сделать еще один выстрел, прежде чем они полностью исчезли. Он выстрелил в человека, пытавшегося скрыться в кустах. Его очертания были отчетливыми, и, похоже, он упал после выстрела, но Си Джею и его наблюдателю не удалось подтвердить попадание.
После Насирии боевые действия стихли. Си Джея назначали в группу личной охраны, на проведение рейдов и контрзасады, но, к его разочарованию, перестрелок больше не было.
Когда основная наземная война была объявлена оконченной, 3-й батальон 2-го полка морской пехоты отправился домой. Вернувшись в Северную Каролину, Си Джей попросил назначить его инструктором в школе снайперов-разведчиков 2-й дивизии морской пехоты. Выбор был прост, и командование приняло его предложение, а после того как начальство увидело его работу, Си Джей был назначен на должность главного инструктора. Он полностью принял эту роль и почувствовал, что ему повезло работать с другими инструкторами, которые также имели боевой опыт. Вместе они смогли передать необходимые знания, которые требуются для успешной работы снайпера в бою.
Шли месяцы и годы, и Си Джей почувствовал, что ему необходимо вернуться в Ирак. Было очевидно, что его братья по оружию ведут совсем иную войну от той, какую он знал. Вернуться в бой его побудили истории об уничтожении целых снайперских команд и других печальных событиях. Ему захотелось сразиться с новым врагом — повстанцами. И по стечению обстоятельств, к убытию на операцию «Свобода Ираку-3» готовилось его старое подразделение, 3/2-й батальон.
Несколько старших офицеров и рядовых морских пехотинцев предложили Си Джею вернуться в батальон, и этот жест стал важным фактором его возвращения на очередную боевую службу. Когда он вернулся в свой старый взвод, то стал старшим снайпером-разведчиком. Будучи инструктором в снайперской школе, он работал с большинством морских пехотинцев из взвода и знал, что их старшие снайперы очень способны, однако некоторым не понравилось, что старшим снайпером-разведчиком будет Си Джей. Каким бы строгим он ни был, ему не хотелось мириться с образом «ковбоя», который с удовольствием изображали некоторые снайперы. Однако зная, что через полтора месяца они окажутся в неумолимой провинции Аль-Анбар, все быстро отбросили свои разногласия.
Третья боевая командировка Си Джея в Ирак началась в феврале 2005 года. Он прибыл в северо-западный город Аль-Каим и вместе с батальоном разместился на старой железнодорожной станции неподалеку. Одна рота и команда из восьми человек разместились в Кэпм-Гэннон, который находился в нескольких милях от города Хусайба.
В роли просоленного старшего снайпера-разведчика Си Джей уже не был тем робким юношей, каким он являлся, впервые попав в Ирак в 1991 году. С тех пор он успел побывать офицером полиции и опытным оператором в армии и морской пехоте, поэтому к своей третьей иракской командировке он был более чем готов. Для него и его напарника боевые действия начались с выполнения заданий в составе подразделения силовой разведки морской пехоты. Вдвоем они оказывали поддержку этому специализированному подразделению в течение первого месяца пребывания в стране. Задача Си Джея заключалась в прикрытии морских пехотинцев во время их налетов на дома и здания с целью их прочесывания и задержания особо важных целей, а также в пресечении и предотвращении засад. Хотя им нравилось участвовать в таких операциях, после одного крупного взрыва Си Джей вместе со своим напарником были вызваны на территорию беззакония, в город Хусайба.
В Кэмп-Гэннон рота «Индиа» и снайперская команда из восьми человек сменили роту «Бейкер» из 1-го батальона 7-го полка морской пехоты. С первого дня, как морские пехотинцы ступили на территорию лагеря, они подверглись обстрелу. Еженедельно их приветствовали огнем из АК и пулеметов, а также минометов и РПГ. Из-за периметра часто стреляли из близлежащих зданий, иногда для нападения на лагерь собирались группы людей, но неизменно получали отпор. Несмотря на непоколебимую дисциплину морских пехотинцев, фанатичные повстанцы были полны решимости совершить нападение, равного которому еще не было.
Однажды утром, в марте 2005 года, повстанцам удалось проникнуть в лагерь и взорвать два заминированных автомобиля со смертниками. Когда это случилось, Си Джей находился в Аль-Каиме. Атака началась со шквала метких выстрелов из минометов и РПГ. Лагерь накрыло облако пыли от огня противника, который стрелял из стрелкового оружия и РПГ по сторожевым вышкам, заставив морпехов укрыться. В это же время к лагерю подъехали три машины. Впереди шел самосвал. Под прикрытием пылевой завесы он врезался в два небольших грузовика, служивших заграждением на въезде в лагерь, водитель боевиков прорвался сквозь заслон, но из-за поднятой пыли свернул на старый заброшенный таможенный пост и взорвал машину на открытом месте. Окрестности потряс мощный взрыв. За ним последовал второй автомобиль — пожарная машина. Оглушенные морпехи открыли огонь, но ее окна и двери были усилены броней и пуленепробиваемым стеклом. Пожарная машина въехала в периметр лагеря и взорвалась в том же месте, что и самосвал. Грохот был оглушительным, а от взрыва во все стороны полетели обломки. Недалеко от эпицентра взрыва находились два снайпера, они стояли у палатки, когда в двадцати футах от них взорвалась передвижная бомба. Их жизни спасла стенка высотой семь футов и шириной пять футов, заполненная землей, называемая заграждением HESCO, [4] которая и приняла на себя бóльшую часть осколков. Однако на лагерь посыпались куски бетона и металла. Снайперы были ранены, им потребовалась медицинская эвакуация. Третий автомобиль, начиненный взрывчаткой, был выведен из строя еще до того, как он смог причинить ущерб. Хорошо скоординированная атака не привела к гибели морских пехотинцев, но заставила их задуматься о том, к какому еще виду насилия готов прибегнуть противник. Поскольку оба снайпера оказались ранены, Си Джей и его напарник вызвались подменить их в Кэмп-Гэннон.
Оказавшись в Хусайбе, Си Джей узнал, насколько хаотичен этот приграничный город. Нападения на лагерь происходили раз в две недели, а в ту ночь, когда он прибыл в расположение, базу обстреляли из минометов, РПГ и пулеметов. Си Джей решил использовать исключительно крупнокалиберную винтовку SASR, поскольку он хотел иметь возможность выводить из строя транспортные средства и поражать стационарные объекты в городских условиях. Со временем снайперы стали занимать наблюдательные позиции и устраивать на нападающих контр-засады. Они также охотились за теми, кто вел по лагерю неприцельный огонь, и довольно рано Си Джей со своей SASR добился успеха.
Это случилось через несколько недель после прибытия. Сидя на наблюдательных пунктах, снайперские команды вели непрерывное наблюдение за городом, и однажды один из снайперов заметил нечто необычное. С крыши соседнего здания иракец выпустил стаю голубей как раз в то время, когда в Кэмп-Гэннон происходил развод караула. Через некоторое время после этого по лагерю был открыт минометный и гранатометный огонь, и находившиеся на открытом пространстве морские пехотинцы бросились в укрытия. Решив, что это случайное совпадение, снайпер не стал открывать огонь, но отметил это. Когда же подобное повторилось, он сообщил другим командам, что человек использует голубей для подачи сигнала об атаке в столь уязвимое время, и снайперу удалось вычислить сигнальщика, прежде чем тот исчез.
На следующий день Си Джей и его команда оказались в заброшенном здании, обозначенном как «Трехэтажка». Оттуда хорошо просматривалась западная окраина города, в том числе и дом, где видели птиц. Внезапно из здания появилось трое мужчин. Опознав в одном из них сигнальщика, Си Джей начал готовиться к открытию огня. Цель находилась в 300 ярдах от него, перегружая какой-то груз из дома в машину. В темноте Си Джей занял устойчивое положение для стрельбы и следил в прицел за предполагаемым повстанцем. Именно тогда это и произошло — голубей снова выпустили. Когда люди вошел обратно в здание, Си Джей получил разрешение на открытие огня. Это была его первая настоящая цель во время третьей боевой командировки, и он был готов стрелять. Когда боевик вышел из дома, верхняя часть его тела была скрыта за коробкой, которую он нес, для прицеливания была видна только голова. Не желая упускать такую возможность, Си Джей прицелился в нижнюю часть лица. В упреждении не было необходимости, потому что человек шел прямо по направлению к нему. Мысли Си Джея были сосредоточены на цели, а не на последствия нажатия на спусковой крючок и последовавшую за этим мощную отдачу — в ожидании обратной вспышки от винтовки SASR, некоторые снайперы неумышленно дергают спусковой крючок, срывая выстрел по цели.
Выхлоп от выстрела поднял внутри помещения пыль с мешков с песком. Си Джей подумал, что промахнулся; все, что он увидел, — это искру от пули, пробившей стену позади человека. Но его наблюдатель был в шоке — пуля пробила голову, которая сразу превратилась в нечто, напоминающее разбитое кувалдой яблоко, и, не теряя скорости, ударилась в стену. Когда Си Джей услышал, что он сделал, адреналин так сильно наполнил его тело, что у него задрожали руки. Благодаря этой энергии он часами не отходил от винтовки в надежде найти новых плохих парней, но в тот день никто так и не осмелился появиться.
Шли недели, и Си Джей уже привык к рутинным нападениям. Будучи старшим снайпером-разведчиком, он был основным связующим звеном для командира роты, которому часто требовалась постоянная поддержка снайперов. Однажды ночью Си Джей проснулся от того, что кто-то его тряс за плечо.
— Эй, сержант! Нам нужна команда. Там снайпер стреляет по нашим постам.
— Мы будем через секунду, — ответил Си Джей, протирая глаза от сна.
Он разбудил своего напарника Карла, который был готов к тому, чтобы искать вражеского снайпера. Схватив винтовку SASR, Си Джей направился к посту, расположенному в центре лагеря.
В черной ночи пустыни сверкало небо, усеянное звездами, когда сержант нашел место для того, чтобы установить винтовку. Снайпер боевиков каждые несколько часов обстреливал один из постов, и найти его среди закоулков многочисленных зданий было невозможно. Си Джей вместе с напарником начали осматривать местность, но не смогли найти ничего необычного. Прорыв случился, когда вражеский стрелок снова выстрелил, и пуля попала в пост охраны в двадцати ярдах от них, — повстанец совершил ошибку, выдав свое основное направление стрельбы. Услышав источник выстрела, оба снайпера получили подсказку о его местонахождении и начали тщательно обыскивать здания в этом районе.
Сначала они осмотрели, нет ли чего-нибудь необычного, затем обследовали дверные и оконные проемы. Особенно приглянулась Си Джею одна из дверей, находившаяся на углу здания, рядом с фонарем, примерно в 200 ярдах от него. Он обнаружил, что в дверном проеме виднеется необычная затененная полоска шириной около шести дюймов, идущая сверху вниз. Такое могло быть только в том случае, если дверь была открыта. Конечно, Си Джей не мог заглянуть в щель, но комната показалась ему вполне вероятной снайперской позицией. Он взял дверной проем на прицел и стал ждать.
Через некоторое время комнату осветила тусклая вспышка, а затем рядом просвистела пуля.
— Джекпот! — прошептал вполголоса сержант. Рассчитывая место попадания для ответного выстрела, Си Джей учел, что небольшая стенка, стоявшая перед входной дверью, вынудит вражеского стрелка немного приподняться, возможно, сесть на стул или на стол. Кроме того, поскольку дульная вспышка не была сильно заметной, он предположил, что вражеский снайпер находится в центре или в задней части комнаты. Поскольку сам Си Джей не находился прямо напротив щели, он знал, что для возможного попадания ему нужно стрелять в центр двери. Объяснив это своему напарнику, сержант поправил винтовку. Прицеливаясь, он не стал беспокоиться о хлипкой металлической двери, поскольку патрон .50-го калибра с пулей Рауфосс без проблем прошьет ее насквозь.
Утреннюю тишину разорвал выстрел, а из двери посыпались искры, когда пуля пробила ее насквозь. Через несколько секунд после первого выстрела Си Джей выстрелил еще раз. После эха все ждали ответного огня, но прошло два часа, и ничего не произошло.
Не поставив в известность снайперов, батальон вызвал на помощь истребители F-16, находившиеся на обычном патрулировании. Кружа над городом, летчики с помощью тепловизионных систем просканировали здание, в которое целился Си Джей. После выстрела снайпера экипажи подтвердили, что из-под двери вытекает теплая жидкость, разливаясь почти до улицы. Летчики передали информацию в батальон, который поздравил обоих снайперов. На следующей неделе взвод, проводивший рейд в том районе, подтвердил наличие крови у входа в дом.
Неделю спустя, 26-го июля, Си Джей принимал участие в очередной крупной атаке. После того, как к северо-востоку от лагеря раздалась сильная стрельба, он подскочил с койки, нащупал в темноте рацию и услышал, как автоматические гранатометы Mk19 и пулеметы .50-го калибра морпехов ведут перестрелку с пулеметами и гранатометами противника.
Обстрелу подвергся наблюдательный пост, вынесенный к северу от города, занятый морскими пехотинцами. Атака не была направлена на Кэмп-Гэннон, но все же Си Джей подумал, не помочь ли своим товарищам. Он велел своему наблюдателю взять снаряжение, но когда они открыли полог палатки, там была абсолютная темнота. Сержант понял, что без ночного прицела винтовка SASR бесполезна. Поспешив к своей койке, он нашел свою M40A3 и насадку ночного видения Simrad к ней. В этот момент лагерь содрогнулся от взрыва, за которым последовала стрельба на востоке. Выйдя из палатки, Си Джей и его напарник не решились бежать через «Рукав».
100-ярдовый участок грунтовой дороги, соединяющий обе части лагеря, был известен как «Рукав». Когда повстанцы атаковали с востока, по ней было крайне опасно передвигаться, потому что при обстреле с этого направления дорога становилась местом попадания пуль, которые не долетали до лагеря. К этому времени Си Джей уже много раз проделывал этот путь и знал, как пробираться через лабиринт. Тем не менее, сколько бы раз он ни проходил через него, мысль о том, что в него может попасть шальная пуля, вызывала тревогу.
От бега со снайперской винтовкой в одной руке и рацией в другой у него уже устали руки, но звук пуль, пролетавших рядом и приземляющихся в нескольких метрах от него, вдохновлял его бежать быстрее. Добравшись до комплекса Иракской национальной гвардии на другом конце лагеря, он вместе с напарником занял позицию на втором этаже бетонного здания внутри пулеметного гнезда. Команда быстро оборудовала огневую позицию, обращенную на восток, в сторону города, после чего Си Джей прикрепил прибор ночного видения к своей снайперской винтовке, а его напарник начал осматривать местность в поисках повстанцев.
По рации он услышал, что к наблюдательному пункту приближаются группы повстанцев, пытаясь его обойти. Снайперы могли видеть длинную дорогу, ведущую на восток в город. Часть дороги была освещена, но все равно при таком слабом освещении было трудно определить цели. Си Джей и его напарник знали, что, прервав атаку, боевики вынуждены будут двигаться на юг через дорогу, и именно там их будут ждать.
Вскоре команда обнаружила группу повстанцев, которые выдвигались на север по дороге, пытаясь вступить в бой. Шесть-восемь человек с автоматами Калашникова передвигались в тени вдоль улицы в 550 ярдах от них. Когда они пересекли дорогу, Си Джей сфокусировал свою ночную насадку и увидел, что двое из них стреляют по НП. Дульные вспышки выдавали их точное местоположение. Морпехи, находившиеся на наблюдательном пункте, открыли по ним огонь из станкового гранатомета Mk19. Осколочно-фугасные гранаты разорвались рядом с боевиками, и вспышки осветили местность. Через прицел Си Джей был поражен количеством света, которое смогла собрать насадка Simrad. Вспышки взрывов позволили сержанту разглядеть черные профили боевиков напротив стены, но после того, как свет пропал, они исчезли.
Си-Джей не сводил глаз со стены, в то время как вокруг все померкло. Он знал, что это лишь вопрос времени, когда морские пехотинцы на НП дадут еще одну очередь из гранатомета. Мгновением позже снайпер получил возможность открыть огонь, когда залп гранат упал на одной из улиц к востоку от людей, осветив их. Годы тренировок по быстрому поражению целей дали о себе знать, и Си Джей прицелился в ближайшую цель, находившуюся на дистанции около 550 ярдов. Ночное зрение дало ему огромное преимущество, когда он навел перекрестие на верхнюю часть туловища человека и четко нажал на спусковой крючок. Повстанец упал. Вторая цель начала убегать после того, как упал его напарник. Прицелившись, снайпер не смог разглядеть его, так как боевик быстро уходил на юг, но все равно, наведя на него прицел, сержант нажал на спусковой крючок. Было очевидно, что он промахнулся, потому что человек продолжал бежать. Поскольку в округе еще оставались люди, Си Джей перефокусировался, но вокруг опять все померкло.
Внезапно по НП ударила длинная пулеметная очередь. Снайпер лихорадочно искал стрелка, а морпехи на НП отвечали из всего своего арсенала. Они разрядили пулеметы, и Си Джей с удивлением услышал, как воздух прорезала граната от AT4 — 84-миллиметровая противотанковая граната вылетела с НП и врезалась во второй этаж здания. То, что произошло дальше, стало для Си Джея приятным сюрпризом.
Граната взорвалась в здании старой пекарни. Помещение на третьем этаже, куда пришелся удар, было заполнено растительным маслом, и как только граната взорвалась, весь этаж охватило пламя. В тот же миг Си Джей стал смотреть через свой прицел «зеленое телевидение». Огонь осветил все вокруг, и он смог разглядеть стоящих вдалеке людей. Следующей целью на дистанции 650 ярдов оказался человек, оцепеневший от того, что находился рядом со взрывом. Придя в себя, он повернулся и по ошибке побежал на запад, в сторону снайпера, который целился ему в грудь. С одного выстрела боевик упал. Следующие три цели Си Джей рассмотрел на дистанции 715 ярдов. Он прицелился в одного из них и выстрелил, но люди остались невозмутимы и продолжали двигаться. Снайпер со своим напарником были в недоумении, но его наблюдатель понял, что на траектории у них оказались линии электропередач. Когда цели скрылись, Си Джей сделал еще два выстрела, но обе пули были отклонены проводами.
Пока здание еще горело, Си Джей смог найти еще одну цель на дистанции 800 ярдов. Ему повезло, потому что в обычных условиях точно определить цель на таком расстоянии было невозможно. Человек двигался на восток, когда сержант прицелился в него. Через несколько секунд после выстрела мужчина упал, пройдя пятнадцать ярдов. С улицы, он так и не поднялся. Когда пламя утихло, утихла и стрельба, и город снова стал мирным.
Когда дикие гастроли Си Джея в Хусайбе подошли к концу, один случай заставил его осознать, насколько привилегированной была жизнь его и его семьи. Это случилось после убийства от рук боевиков «Аль-Каиды» местного суннитского шейха — убийство было заказано после того, как его уличили в сотрудничестве с морскими пехотинцами. Когда повстанцы «Аль-Каиды» наводнили город, мирные жители бежали, а террористов встретила масса бойцов иракских суннитских племен, известных как «бойцы сопротивления», что привело к ожесточенному сражению. Бойцы сопротивления обычно действовали бок о бок с морскими пехотинцами, которые были хорошо осведомлены об обстановке, но не могли оказать помощь из-за существенного политического характера борьбы. Когда в сотне ярдов от Кэмп-Гэннона бушевала битва, Си Джею было трудно не усомниться в решении не вмешиваться в бой. Цель пребывания морпехов в городе заключалась в его защите. Снайпер понимал, что в конце концов бойцы должны выстоять сами, но, когда битва была так близко, морпехи могли изменить ситуацию.
Одна группа бойцов сопротивления сражалась до тех пор, пока у них не закончились боеприпасы, и двадцать человек сбежали от террористов, укрывшись на позициях морпехов. Морские пехотинцы приняли их на своем НП и доставили в Кэмп-Гэннон, где Си Джей смог их рассмотреть. Когда иракцы вошли в лагерь, снайпер удивился, увидев их средний возраст. Некоторые были старше, но большинство выглядели ровесниками его сына. Он понял, что пятнадцати- и четырнадцатилетние ребята сражаются с террористами, а он торчит в лагере и просто наблюдает за происходящим. Подавленный сержант не мог поверить, что хорошо обученные, способные сражаться войска не могут вступить в бой из-за политики.

ПРИМЕЧАНИЯ:
[1] Англ. Designated marksman. Штатная должность в пехотных взводах американской армии.
[2] Англ. Special Weapons and Tactics. Группы быстрого реагирования полиции, своего рода аналог российского СОБР или ОМОН.
[3] Англ. Light Armored Vehicles (LAV). Легкий плавающий колесный бронетранспортер.
[4] Англ. HESCO barrier. Один из видов габиона, заграждение из тканевого контейнера размером 1,5х1,5х2 метра, усиленного металлической сеткой, который может заполняться любым сыпучим материалом (грунтом, камнями и пр.). Разработана и выпускается британской компанией HESCO Bastion Ltd.

13
КРАЙНЯЯ ЗАДАЧА

Имя: сержант Эфонг
Должность: командир команды снайперов-разведчиков
Район операции: г. Хит, провинция Аль-Анбар, операция «Свобода Ираку-2», август 2004 г. – февраль 2005 г.

В начале февраля 2005 года нашему подразделению оставалось всего несколько недель до возвращения в Штаты. В забытых пустошах западного Ирака мы прослужили шесть с половиной месяцев, и все это время на нашем батальоне лежала незавидная задача патрулировать бесконечное количество дорог и прочесывать недружелюбные города и поселки, которые еще не успели покориться американским освободителям. Но наша веселая командировка уже подходила к концу, оставалось лишь единственное препятствие — операция «Речной блиц». В общем и целом, это была крайняя задача нашего подразделения. Целью операции было вытеснение повстанцев, гнездившихся в сонных поселениях, расположенных вдоль реки Евфрат от города Рамади, который недалеко от Багдада, до Аль-Каима на сирийской границе. Многие из этих боевиков в ноябре бежали из Фаллуджи, и теперь им нравилось оставаться в городах, которые американские войска не успели зачистить. Операция «Речной блиц» проходила на участке протяженностью 200 миль, и в ней участвовало множество различных подразделений Иракской национальной гвардии и американских войск, которые прикрывали каждый свой участок.
В ходе крайней операции нашему батальону предстояло провести операцию по блокированию и прочесыванию в западном городе Хит. Для выполнения поставленной задачи требовалось четыре снайперские команды. Три из них, по два человека в каждой, придавались штурмовому подразделению, продвигавшемуся через город, и им была поставлена задача на несколько дней. Непосредственную поддержку нашему батальону оказывала легкая моторизованная разведывательная рота (рота LAR), [1] которой требовалась еще одна снайперская команда, которая должна была находиться с разведчиками на позиции блокирования на протяжении пятнадцати дней. Конечно, когда пришел приказ, моя команда находилась на боевом выходе, поэтому мы стали очевидным выбором для пятнадцатидневной операции. Вместе с ротой, моя команда должна была удерживать блокирующую позицию на восточной стороне моста в городе Хит, сообщать о возможных засадах и захватывать повстанцев, пытающихся бежать через мост, пока морские пехотинцы из батальона будут продвигаться через город.
Время, проведенное в Ираке, заставило меня вновь проникнуться уважением к моему крайнему подразделению — 1-му батальону 23-го полка морской пехоты. Проведя более четырех лет на действительной воинской службе, я был убежден, что «воины выходного дня» — это отбросы, однако служба с этими людьми доказала обратное. Поскольку типичный возраст снайперов-разведчиков во взводе составлял около тридцати лет, уровень зрелости был несколько выше, чем в среднестатистическом линейном взводе. Я также был удивлен, узнав, что более половины морских пехотинцев во взводе проходили действительную службу, и многие из них уже побывали в бою. Такие морпехи, как сержант Джонсон, боец 2-й роты Группы антитеррористической безопасности флота (FAST), [2] и сержант Коутс, в то время пехотинец, оба участвовали в боевых действиях в Сомали. Среди них были и сотрудники правоохранительных органов, как например, сержант Хэнкок, старший «кабан» взвода, который участвовал в перестрелках в качестве офицера полиции в своем родном городе. Опытный сержант Эллисон, служивший в Афганистане, и сержант Ростро, еще один старший «кабан» взвода, в обычной жизни были офицерами патруля техасской дорожной полиции. Мой старый напарник, выпускник Куантико, был помощником шерифа, а сержант Литтл, также окончивший курсы в Куантико, являлся полицейским в Вашингтоне.
Мы с капралом Стокли составляли снайперскую команду с позывным «Тень-2». Во взводе недавно произошла перестановка, и мой бывший напарник перешел в другую команду снайперов. Для меня это не было проблемой, потому что Стокли мне нравился. За последние семь месяцев мы провели вместе достаточно времени и хорошо узнали друг друга. Хотя Стокли был таким же агрессивным, как и мой прежний напарник, который всегда хотел убивать первым и задавать вопросы последним, я понимал его менталитет и успокаивал себя тем, что именно такого морпеха ты хочешь видеть рядом с собой в бою. Я знал, что он более чем готов сражаться не на жизнь, а на смерть, если дело дойдет до этого.
Наше снайперское отделение обитало в старых казармах иракской армии, получивших название передовая оперативная база (ПОБ) «Хит», и расположенных всего в трех милях от самого города. Мы со Стокли не могли дождаться окончания крайнего боевого задания, потому что после его завершения нам предстояло покинуть нашу передовую оперативную базу и перебраться на авиабазу Аль-Асад. Как и многие другие подобные базы, наша постоянно подвергалась обстрелам, причем настолько, что не проходило и недели без минометного или гранатометного обстрела. Для нас не было ничего необычного в том, чтобы просыпаться от взрывов, а одному удачливому морскому пехотинцу повезло оказаться в нужнике во дворе, когда в нескольких метрах от него упала минометная мина, пробившая будку вместо него. С другой стороны, Аль-Асад редко подвергался нападениям, поскольку находился далеко от любого населенного пункта.
Упаковать вещи для этой задачи было относительно просто, поскольку мы взяли почти все, что у нас было. Из оружия я взял винтовку M40A3 с насадкой ночного видения Simrad, а также винтовку M-16 и 9-мм пистолет. Стокли нес винтовку M-16 с подствольником M203 и так же прихватил 9-мм пистолет. На пару с ним мы взяли радиостанции, оптику, сигнальные ракеты, мины «Клеймор», гранаты и много патронов.
Когда мы готовились покинуть базу, к нам подошел морпех из взвода, которому мы были приданы, и спросил, не нужна ли нам винтовка SASR. Обычно в легкой моторизованной разведроте у разведчиков есть хотя бы одна такая крупнокалиберная «пятидесятка». Поначалу брать ее не хотелось, потому что это лишний вес, но поскольку мы ехали на бронетехнике, а не шли пешком, мы согласились ее прихватить. Когда молодой морпех, отвечавший за это оружие, неохотно его отдал, мы со Стокли ухмыльнулись друг другу. При этом парень не преминул рассказать нам на своем жаргоне, как пользоваться таким оружием, — причем на глазах у военнослужащих из его взвода. Я задался вопросом, знает ли морпех, что снайперы регулярно пользуются этим оружием, и понял, что нет, когда спросил его, стрелял ли он когда-нибудь из него, и не услышал ответа на свой вопрос.
Мы со Стокли поднялись на борт машины вместе с шестью другими морскими пехотинцами. Меня пугало то, что ехать будет тесновато, особенно со снайперской винтовкой между ног, но я не решался ее положить, так как из-за езды по неровностям прицел мог сбиться. К тому же в темном десантном отделении машины другие морпехи с легкостью использовали бы винтовку в качестве подставки для ног. Для нас со Стокли не существовало светских бесед, потому что двигатель бронемашины LAV заглушал все остальные шумы. К счастью для меня, за долгие годы я специально приучил себя засыпать в любом месте и в любых условиях, и это было лучше, чем мучить себя мыслями о доме и своей девушке. Я и так уже столько всего сделал, и это не стóило таких страданий. В дремотные мгновения перед тем, как погрузиться в спокойствие, склонив голову к груди, я вспоминал, как несколько месяцев назад ехал в другой бронемашине.
Наша команда уже собиралась на задание, когда подразделение, с которым мы ехали, получило сообщение, что трое людей на белой машине похитили двух человек, работавших на авиабазе Аль-Асад. Машина ехала через близлежащий город, и нашему патрулю было приказано перехватить ее. Моя команда оказалась просто по пути, и как только мы въехали в небольшой городок вдоль главной дороги, то услышали с моей стороны машины, чуть позади меня, громкий стук.
— Кто-то стучит в заднюю дверь? — спросил мой напарник.
Затем по рации я услышал, как командир машины крикнул, что нас только что поразило самодельное взрывное устройство. Когда я рассказал о случившемся всем остальным, наступила пауза, а затем все радостно закричали, как будто что-то выиграли. Но в каком-то смысле так оно и было: никто не пострадал, а машина осталась почти неповрежденной. Все понимали, что если бы мы были в «Хаммере», в котором обычно ездили, ситуация была бы намного хуже.
Вернувшись на дорогу, мы поняли, что путь до позиции блокирования будет долгим. Нам предстояло проехать на север до плотины Хадита, переправиться через Евфрат, а затем выдвинуться на юг до города Хит. Я надеялся, что мы остановимся на плотине, чтобы получить горячую пищу и встретиться с другими командами, потому что наш взвод был разделен, и половина снайперов отправилась на север к плотине, чтобы прикрыть бóльший район.
Когда наша колонна остановилась где-то в пустыне, мы вышли из машин, чтобы поесть и отдохнуть. В одном из направлений виднелись два здания, а в другом раскинулся только песок и редкая растительность. Стокли подошел ко мне и попросил кое-что глянуть — прицел, установленный на винтовке SASR, был ужасен, в нем не было фокуса, и мы не смогли бы попасть из этого оружия даже в верблюда на расстоянии 100 ярдов. На настройку у нас ушло всего несколько минут, и нам нужно было выстрелить из винтовки, чтобы проверить прицел, но нам пришлось покинуть этот район, не успев ничего сделать.
Наконец, после тряски в кузовах машин, мы остановились. Было уже за полночь, водителям и стрелкам нужно было отдохнуть перед въездом в город на следующий день. Поскольку мы со Стокли спали с перерывами последние десять часов, я вызвался помочь нашей команде с охранением.
Сидя высоко в башенке в 02:00, было трудно не заметить над головой неземную красоту. В такой пустынной и бесплодной местности звезды были потрясающими. Миллионы звезд освещали ночное небо, и они казались такими близкими, словно их можно было достать рукой. Еще до восхода Солнца мы загрузились в машины и направились к восточной окраине Хита.
Наши шумные машины выделялись среди иракских автомобилей и грузовиков, привлекая взгляды местных жителей, когда мы грохотали по их поселениям. Выдвигаясь к заранее запланированным позициям, мы въехали в пальмовую рощу, и тяжелые машины погрузились в мягкую почву, которая превратилась в грязь. Наконец, наша бронемашина застряла, и я залез в башенку, чтобы понаблюдать сверху за происходящим. Все остальные морские пехотинцы уже вышли из своих машин, и когда я уселся, чтобы посмотреть, некоторые бойцы уже тянули стволы мертвых пальм и бросали их под колеса, чтобы выбраться, но безрезультатно. Наконец, через некоторое время, нас вытащила другая бронемашина LAV.
Светившее над головой яркое Солнце идеально сочеталось с ярко голубым утренним небом. После езды в темноте моим глазам потребовалась минута, чтобы привыкнуть к ярким цветам, когда колонна остановилась. Припарковавшись в пальмовой роще, машины образовали периметр охранения, а мы со Стокли выгрузили свои рюкзаки и винтовки в центре нашего расположения. Бойцы взвода по очереди обеспечивали охранение, пока остальные отдыхали и принимали пищу. Когда прием пищи был окончен, на разведку местности было выслано отделение. Мы вдвоем присоединились к ним, став в замыкании патруля, и начали пробираться через пальмовые рощи, петляя по разным тропам, и в конце концов вышли на асфальтированную дорогу. Когда патруль проходил мимо домов, любопытные иракцы стекались, чтобы посмотреть на небольшую группу американцев. Мужчины казались разгневанными, а женщины выглядывали из окон и дверей, но тот факт, что они вышли на улицу, был хорошим знаком — небольшое количество местных жителей на улицах в дневное время могло быть разведывательным признаком того, что собирается произойти что-то плохое.
Во время патрулирования мы обошли реку Евфрат на несколько сотен метров, проходя мимо домов и лачуг. Неприметно я запоминал все потенциальные места, где можно было бы укрыться, и нашел одно здание, которое идеально подходило для этой цели. Это был трехэтажный дом, построенный почти на берегу реки, который находился в хорошем месте, потому что ничто не препятствовало наблюдению через реку в сторону города. Кроме того, соседи не могли видеть крышу, потому что дом был окружен пальмами, которые хорошо его скрывали.
У машин я обсудил с командиром взвода план действий нашей снайперской команды, после чего мы приступили к его реализации. Ему и его людям было поручено обеспечить безопасность правого фланга, обращенного к городу, и они планировали расположиться поблизости, а мы поднялись на крышу. Остальная часть роты занимала позицию к югу от нас, а иракские национальные гвардейцы вместе с несколькими морскими пехотинцами расположились на постоянной основе на мосту. Командир взвода также поставил задачу одной огневой группе из четырех человек сопровождать Стокли и меня для обеспечения безопасности. Они значительно облегчили нашу работу.
Когда мы вшестером подошли к дому с восточной стороны, то поняли, что, возможно, придется преодолевать большую белую ржавую металлическую стену, окружавшую участок. Однако, к нашему удивлению, входные ворота оказались открыты. Мы постучали в парадную дверь, но никто не ответил. Постучав еще раз, но не получив опять ответа, мы выбили дверь и сразу же начали обыскивать помещения внутри. Во время зачистки помещений мой адреналин всегда зашкаливал, и, войдя в парадную дверь, я держал палец на спусковом крючке. Сразу же почувствовался запах хаджи, распространяющийся по всему дому.
Прямо напротив входной двери располагались две большие комнаты. В левой стояли столы, стулья и диваны, в правой — только диваны и телевизор. Кухня находилась в конце коридора слева и вела к задней двери. Коридор справа вел к двум комнатам и ванной комнате с душем и туалетом. Лестница, ведущая на второй этаж, находилась справа, и на том уровне были четыре комнаты, также полностью меблированные. В одной из комнат висели даже старые постеры Мадонны и Дебби Гибсон. [3] Там также была дверь, ведущая на крышу второго этажа. Я пригнулся и вышел на площадку, и как только я оказался снаружи, то понял, что мы нашли хорошую наблюдательную позицию. С крыши у нас был прямой обзор северо-восточной части города. Крыша была огорожена металлическим парапетом, панели которого были наклонены таким образом, что никто в городе не мог нас, лежавших здесь, увидеть, что давало нам преимущество вести наблюдение за районом, оставаясь незамеченными. Третий этаж дома представлял собой крышу, окруженную стенкой высотой до пояса. Оттуда мы могли просматривать крыши других домов в этом районе. Мы также могли наблюдать на север, вдоль грунтовой дороги, которая пролегала рядом. Третий этаж был лучшим местом для наблюдения за любым человеком, кто мог бы приблизиться к нашему зданию.
Мы как раз закончили зачистку дома, когда к входной двери подошел иракец и начал на нас кричать. Мы нацелили на него оружие, и он отступил на дорогу, а я вызвал взвод, чтобы прислали переводчика. Лучшее, что там могли нам предоставить, был морской пехотинец, который лучше всех читал иракский словарь. Каким-то образом удалось выяснить, что этот человек не хотел, чтобы мы входили в дом, потому что он отвечал за его сохранность, пока владелец находился в Багдаде. Но он не понимал, что мы все равно собирались его использовать. Наконец, до него это дошло, когда я начал кричать и отталкивать его. Вернувшись внутрь, мы заперли дом, а затем вместе со Стокли приступили к работе.
Расположившись на крыше, мы начали выискивать какие-либо цели и вести наблюдение за деятельностью по ту сторону реки. В этом районе царило оживление, и самым оживленным участком был ряд зданий на северо-восточной стороне города, в 450 ярдах от нас. Движение было непрерывным, люди ходили по улицам, заглядывая в магазины и на рынки. От этих домов на юг к мосту и на север к пальмовым рощам вела хорошая широкая дорога. Мы могли просматривать более чем на 800 метров с севера на юг и на 700 метров вглубь города. Между мостом и северо-восточными зданиями находились ряды домов. Место за ними мы назвали «руинами», поскольку оно представляло собой запутанный участок частично разрушенных и уничтоженных зданий, расположенных на холме. Дома были явно повреждены и казались непригодными для проживания.
Прямо напротив нас находилась дорога, которая шла с севера на юг параллельно реке на удалении примерно 600 метров. Это была та же дорога, которая проходила мимо рыночной площади. Мы могли видеть три переулка, примыкавших к ней, а к северу от этих переулков были еще и пальмовые рощи.
Сначала нужно было измерить дистанции до всех возможных видимых объектов. Я прихватил с собой свой надежный лазерный дальномер Leica, который был прост в использовании — глядя в оптику, я помещал красную рамку на нужный объект и нажимал кнопку, после чего получал расстояние до цели в ярдах. Для нас это был привычный прием, а любой другой способ измерения расстояний был слишком трудоемким.
В течение первого часа нашего пребывания на крыше к нашему зданию подошел командир взвода. Он должен был найти место, откуда его люди в машинах могли бы просматривать всю реку, и поскольку возле дома, в котором мы находились, был достаточно большой двор, чтобы туда поместилась как минимум одна бронемашина, он решил сделать его своей оперативной базой. Мы со Стокли были довольны. Это означало, что взвод будет находиться прямо под нами и обеспечивать нашу безопасность.
На организацию охранения взвод потратил несколько часов. На всех подъездных дорогах, ведущих к дому, были установлены сигнальные ракеты и мины-ловушки. Эти люди, обладавшие большим практическим опытом, знали, как организовать хороший периметр. Несколько месяцев назад взвод также использовался в Фаллудже в качестве сил блокирования — они находились на противоположной стороне реки Евфрат, откуда был прямой обзор города, и их задачей было захватывать или убивать всех отходивших повстанцев. Позже на той же неделе один из морских пехотинцев рассказал мне историю о своей службе там.
Его взвод останавливал иракцев, переправлявшихся через реку на лодках и по ближайшему мосту, пока город подвергался атакам со стороны американских войск. Через несколько дней после начала наступления они заметили человека, переплывающего реку. Заподозрив его в том, что он повстанец, отделение морских пехотинцев подошло к иракцу, когда тот выходил из воды, и пока он не поднялся, никто даже не видел, что он сжимал в руке гранату. Один из бойцов бросился вперед и вырвал гранату из его рук, в результате чего она взорвалась в воде в нескольких метрах от них. Повстанца они застрелили. Через несколько часов морпехи поймали другого иракца, который пытался сделать то же самое, но его задержали прежде, чем он смог нанести какой-либо ущерб. На допросе боевик объяснил, что ему и многим другим было приказано переплыть реку и убить как можно больше морских пехотинцев с помощью ручных гранат. Самоубийственная миссия. После этого взвод уничтожал всех, кто пытался переправиться через реку.
Поскольку мы должны были оставаться в этом месте на протяжении пятнадцати дней, нам со Стокли нужно было спланировать, как мы будем по очереди нести службу. Мы решили, что будем меняться местами каждые четыре часа. От взвода выделялся еще один человек, который должен будет вести наблюдение, когда мы будем меняться. Таким образом, один из нас всегда будет у оружия, а у команды всегда будет наблюдатель. Нам необходимо было только помнить, что каждому новому наблюдателю нужно будет кратко объяснять, как пользоваться некоторым оборудованием.
Морские пехотинцы и иракцы, удерживавшие мост к югу от нас, оказались для врага легкой мишенью. В первый день по ним было выпущено две минометные мины, но обе упали с недолетом в реку. В конце концов, к нам пришли местные жители, чтобы пообщаться с морскими пехотинцами, находившимися внизу. Некоторые принесли еду и сигареты, но в основном им хотелось просто поговорить. Позже я узнал, что хозяин дома и жители этой общины принадлежали к одному клану. Человек, который мне это объяснил, сказал, что в клане насчитывалось около 200 человек, и я задался вопросом, как мы справимся с двумя сотнями разъяренных иракцев, пытающимися вернуть свой дом.
На следующее утро мы с Стокли наблюдали за происходящим с крыши. У нас была снайперская винтовка .50-го калибра, установленная в крайнем правом углу, а в пяти футах левее лежала M40A3. Я не собирался стрелять из «пятидесятки», потому что мы ее не обнулили, а тратить время на настройку каждого выстрела не хотелось. Но если Стокли хотел пострелять, это было его дело. Я бы помог ему, если бы он решил это сделать.
На основную дорогу, пролегавшую по ту сторону реки, выходило множество переулков, и один из самых заметных располагался прямо напротив нас. Переулок шел под углом справа налево, что давало нам возможность просматривать его только на десять футов вглубь. Если бы нам нужно было видеть его до конца, то нам пришлось бы отойти дальше на север. Перед переулком было открытое поле, которое выглядело так, как будто там когда-то стоял дом. Незадолго до полудня мы со Стокли находились на крыше, и я смотрел в сторону города. Мой напарник заметил что-то в переулке и осмотрел участок через бинокль, после чего взволнованно рассказал мне, куда смотрит. Когда я сфокусировался на этом месте, я увидел трех человек, стоящих на поле перед переулком. Все они были с повязками на лицах. Когда я изменил положение, то сразу заметил оружие, которое держал один из них — оно напоминало вариант пистолета-пулемета H&K MP5.
«Откуда у них такое дорогое оружие?» — подумал я. Один из них держал на земле трубу, направленную в сторону моста, а третий парень что-то в нее бросил. Через несколько секунд с земли поднялась пыль, и я сразу понял, что это был минометный выстрел.
— Они стреляют из миномета, — сообщил я Стокли, который уже понял, что происходит. Мое сердце забилось чаще, — нужно было стрелять. Я переместил прицел и сфокусировался на человеке, который только что бросил мину. Мне пришла в голову мысль, что иракец может выпустить еще один снаряд, поэтому он и стал самой большой угрозой. Черное перекрестие моего прицела идеально совпадало с белой рубашкой этого человека, но когда я подумал о своей цели, то вспомнил, что мой прицел был установлен на 500 ярдов. Оценив в уме дистанцию до ориентиров, я решил, что эти люди находятся примерно в 350 ярдах. Возбужденный возможностью убить, я отнял голову от винтовки и быстро внес поправку прицел, чтобы он соответствовал дальности, вместо того, чтобы просто опустить точку прицеливания. Но когда я приложил лицо к щеке приклада, я обнаружил, что успеваю увидеть только спины иракцев, потому что они быстро уходили. Человек, который держал минометную трубу, нес ее на плече и шагал впереди, а за ним следовал тот, кто опускал мину. Я задался вопросом, почему они не убегают, но потом мне пришло в голову, что с моста их никто не видит, потому что их передвижение скрывало здание. Но о нашем присутствии они не догадывались.
Я поискал человека с дорогим оружием. Он все еще держал его в руке, следуя за двумя другими, как будто охранял их. О том, что он стал моей новой целью, иракец не догадывался и я быстро навел на него прицельную сетку. Понимая, что он уже почти в переулке и через несколько мгновений исчезнет из виду, я выровнял прицел и прицелился в верхнюю часть спины. К счастью, он двигался строго по прямой линии от меня, поэтому мне даже не пришлось брать упреждение.
«Легкая добыча», — подумал я, когда моя прицельная сетка наложилась на его лопатки. Через несколько секунд после того, как я четко нажал на курок, отдача утихла, и было видно, как пуля попала мужчине в ягодицу. Я понял, что она попала именно в эту область тела, потому что его таз резко дернулся вперед, и он сделал еще один шаг, прежде чем споткнуться и скрыться в переулке. Через несколько секунд рядом с человеком остановилась белая машина, показав только капот и лобовое стекло. Сразу стало понятно, что мне нужно вывести из строя двигатель. Я уже зарядил еще один патрон, прицелился в верхнюю часть капота и выстрелил, но к тому времени, когда я снова смог сфокусироваться на этом месте, машина уже исчезла. Все произошедшее длилось менее минуты.
— Черт, — выругался я. Мне хотелось увидеть, как он погиб. Я знал, что выстрел уйдет немного ниже, потому что мужчина удалялся от меня, но не ожидал, что он окажется настолько ниже. Я посмотрел на Стокли, — он тоже был зол.
— Что с тобой? — спросил я.
Он был в ярости от того, что не смог выстрелить. Вместо того, чтобы наблюдать за мной, он бросил бинокль и взялся за «пятидесятку», чтобы выстрелить. Но винтовка SASR была обращена в сторону города, и когда он наконец навел тяжелый ствол на место, где находились люди, времени у него оказалось достаточно только для того, чтобы увидеть, как человек, в которого я выстрелил, был поражен и исчез из виду.
Все еще зациклившись на том, что выстрел ушел ниже, я снова проверил свои баллистические данные, — они были рассчитаны на дистанцию 350 ярдов. Я спросил Стокли, какое расстояние до переулка.
— Четыреста ярдов, — ответил он. Не поверив ему, я измерил дистанцию до переулка, — точно, 400 ярдов. Просто перед выстрелом я думал о расстоянии до другого переулка, расположенного южнее поля, который находился на удалении 350 ярдов. Мое сердце замерло. Выстрел был низким, потому что я ввел неправильные данные! Я был разочарован тем, что упустил легкую добычу из-за простой ошибки.
Я связался по рации с ротой и доложил обстановку. Вскоре в том же переулке собрались дети, которые начали нас дразнить. Они знали, в каком месте мы находимся, некоторые из них снимали сандалии и махали ими в нашу сторону, давая понять, что мы для них ничто. Другие делали вид, что в их руках находятся пистолеты, и «стреляли» в нашу сторону. Я наблюдал за всем этим через прицел своей винтовки, и сравнивал этих детей с детьми из американских районов. Совершенно два разных мира.
Через несколько часов на мосту раздалась очередь из пулемета. По радиостанции мы получили информацию, что непосредственно перед тем, как по позиции роты был нанесен удар из миномета, за ней вела наблюдение женщина с биноклем. Когда она спряталась за стеной, по ней открыли огонь из пулемета. Теперь любой, кто наблюдал за нами, являлся законной целью.
На протяжении дня взвод обеспечивал охранение на третьем этаже, а морские пехотинцы также работали с вооружением на бронемашинах. Все, кто не был на дежурстве, находились в доме. Там было электричество, водопровод, душевые и плита; в семи комнатах было легко найти место для сна. По иракским меркам это был хороший дом, но он не был похож на здание, который наша команда из четырех человек нашла месяц назад в Хадите во время выборов. В том доме было четыре этажа, каменные и мраморные полы, элегантные картины и мебель, золотые столовые приборы и более 1000 одеял. Мы даже нашли хромированный дробовик и АК-47.
Через несколько часов, когда я смотрел внизу телевизор, с крыши раздался выстрел. Я бросился наверх, чтобы посмотреть, что произошло. Стокли и его наблюдатель засекли двух мужчин, несущих спортивную сумку, из которой торчали стволы винтовок. Они были одеты во все черное и шли в тот же переулок, в который я стрелял ранее. У моего напарника было всего несколько секунд, чтобы выстрелить, прежде чем они добежали до переулка. Иракцы двигались быстро, и Стокли немедленно навел оружие на человека впереди и выстрелил, но пуля попала в стену позади них. Двое людей бросились в переулок прежде, чем он успел выстрелить еще раз. Теперь морпех был еще более разгневан. Он знал, что не должен был стрелять, но соблазн был слишком велик.
Вместе с напарником я обсудил возможность смены огневой позиции, потому что мы дважды стреляли из этого места, и в обычных условиях из этого района нужно было бы уже уходить. Но поскольку нас прикрывала металлическая стенка, мы остались на месте.
Ночью Стокли и я вместе с другими морскими пехотинцами обеспечивали охранение. Мы переместились в угол участка, откуда могли наблюдать за рекой и подходами к дому, и мне понравилось это время, потому что все в основном разговаривали о доме и о том, что будем делать, когда вернемся в цивилизацию.
На третий день, когда Стокли снова дежурил, в него один раз выстрелили. Пуля попала в стенку за ним, но довольно высоко и ближе к третьему этажу. На верхней крыше ходили другие морские пехотинцы, и выстрел, похоже, был предназначен для них. Стокли сфокусировался на месте, откуда стреляли. Угол попадания позволил нам предположить, что выстрел был произведен из руин к северу от моста. Мой напарник также слышал глухой звук выстрела из винтовки противника; казалось, звук тоже шел из того же направления. В течение следующих нескольких часов мы вместе с ним внимательно наблюдали за тем местом, и я надеялся на классическую схватку снайпер против снайпера. Все здания в руинах казались слившимися воедино, а из-за множества укрытий и мертвых зон снайпер мог сойти с ума, гадая, где может засесть противник. Практически, в эти районы никто не заходил — разве что собаки, хотя иногда там бродило пару человек, исчезавшие потом в развалинах.
Вскоре после этого в нескольких сотнях метров от нас упала еще одна минометная мина, но не нанесла никакого ущерба.
Позже в тот же день я дежурил с Бобом, еще одним сержантом, командиром отделения и командиром экипажа бронемашины. День был прекрасный, похожий на весенний день в Южной Калифорнии. Во второй половине дня мы сосредоточились на наблюдении за руинами. Нигде больше не было заметно никакой активности, поэтому мы надеялись, что человек, который стрелял по нашей позиции, вновь совершит эту ошибку. Городские улицы были пустынны, вероятно, потому что морские пехотинцы занимали позиции к северу от города, и планировали продвигаться через город, как только закончат с пальмовыми рощами. По дорогам ездило мало машин, а людей на улицах было еще меньше.
Я осматривал руины через прицел снайперской винтовки, когда заметил человека, вылезающего из ямы в земле. Когда он встал, в его руках находился какой-то предмет. Наведя на него прицел, я разглядел его футболку и черные брюки. В его руках был бинокль. Он находился в уединенном месте, окруженном тремя стенами, похожем на квадрат, за исключением того, что стена, которая должна была быть обращена к нам, отсутствовала. Сначала мужчина присел, как будто пытаясь остаться незамеченным, но затем встал, повернувшись лицом к юго-востоку. С нашего места я мог бы сказать, что он наблюдал за морскими пехотинцами на мосту. Боб лежал за зрительной трубой, и я сказал ему посмотреть на то, что я видел, чтобы убедиться, что это был бинокль. Пока он искал, я извлек дальномер и направил лазер на стену за иракцем. Расстояние составило 505 ярдов. После этого я установил прицел и прицелился. Выполняя эти действия, я спросил Боба, действительно ли иракский солдат держит в руках бинокль, и он подтвердил, что да. В ответ я сказал ему, что собираюсь стрелять, но сначала мне нужно было определить направление ветра. Я попытался найти что-нибудь вокруг человека, что могло бы дать мне представление о том, какой ветер дует в том месте, где он находится, но ничего не нашел. На том месте, где мы находились, ветер практически на нас не влиял, но на западном берегу справа налево дул слабый ветерок. Я предположил, что в руинах, где находился человек, ветер будет немного сильнее и настроил прицел так, чтобы пуля ушла чуть правее.
Я прицелился в ребра мужчины, который стоял лицом к мосту, и медленно сделал глубокий вдох, закрыв глаза. Когда я выдохнул и открыл глаза, человек сдвинулся с места, шагнув ближе к стене, по которой я измерял дальность. Теперь он стоял к нам спиной, и мы с Бобом наблюдали, как он начал мочиться. На мгновение я задумался, не было ли то, что я собирался сделать, неправильным — стрелять в человека, пока он отливает, казалось неправильным, но я знал, что он поступил бы так же со мной, если бы у него была такая возможность. Я навел прицел на верхнюю часть его спины и был готов выстрелить в голову, но опомнился. Мне хотелось попасть с первого раза, а выстрел в голову с расстояния 505 ярдов был делом нелегким, особенно если не знаешь, как дует ветер. Винтовка была стабильна, и я инстинктивно произнес:
— На цели! — но ответа не получил. Вспомнив, что Боб наблюдал за целью, я снова вдохнул, выдохнул и нажал на спуск. После того как винтовка выпустила пулю в сторону человека и замерла, у меня было время увидеть последствия выстрела, и я был шокирован, увидев, что пуля ударилась о стену в футе справа от головы мужчины.
Мне не нужно было накручивать барабанчик поправок вправо, но мне пришлось быстро забыть об этом, потому что человек начал двигаться. После попадания пули он инстинктивно пригнулся, повернулся и огляделся, и я видел, что иракец испугался. Через мгновение он прыгнул, чтобы схватиться за верхнюю часть стены, на которую только что помочился. Я уже зарядил еще один патрон и готовился выстрелить снова.
— Выстрел ушел высоко вправо! — сообщил Боб.
Я прицелился ниже и левее спины мужчины, пока он взбирался на стену, и это заставило меня нацелиться на саму стену. Как только он подтянулся, я замер и выстрелил еще раз. Винтовка застыла на месте в тот момент, когда мужчина исчез со стены, исчезнув из поля зрения.
— Ты видел попадание? — спросил я Боба.
— Не могу точно сказать, — ответил он.
Я знал, что поправки были идеальны, и спуск я не дергал; я должен был попасть в него. Но правда была в том, что я не мог ничего подтвердить, и поэтому с нерешительностью сообщил в роту о том, что произошло, сказав, что выстрелы, похоже, являлись промахами. Я знал, что все, у кого есть радиостанции, услышат в сети о нашей ситуации, и мне было стыдно. То, что я, как снайпер, должен был сообщить о промахе, моему самолюбию не помогало.
Стокли принял на себя наблюдение, а я спустился вниз, чтобы еще раз объяснить ситуацию.
В доме было комфортно. Благодаря электричеству время летело быстрее. Мы смотрели американские фильмы, дублированные на арабский язык, и я удивлялся, как эти люди могут так сильно нас ненавидеть, но при этом смотреть наши фильмы. Каждую ночь, находясь в охранении, я был с разными морскими пехотинцами и каждый раз слышал разные истории. Истории о завоеваниях противоположного пола, убийствах в Фаллудже и о женах и подругах, ждущих дома.
Позже на той же неделе по городу начали продвигаться другие морпехи. С нашей стороны реки можно было видеть спорадические перестрелки. Пулеметы стреляли, посылая трассирующие пули в воздух, а за ними следовали вертолеты «Кобра», клюющие носом вниз к пальмовым рощам. Авиация обрушивала разрушительную мощь на цели, невидимые для нас, но звука взрывов и вспышек света было достаточно, чтобы мы оставались довольны. Ночью все ждали атак на нашу позицию — мы занимали этот дом уже почти две недели, и столь длительное пребывание в одном месте делало нас уязвимыми.
Однажды ночью в 3 часа утра взвод был вызван на помощь другим морским пехотинцам, находившимся в нескольких милях от нас. Они загрузились в свои машины и уехали, но оставили четырех человек, чтобы помочь обеспечить охранение вместе с нашей снайперской командой. Когда дом опустел, мы все поднялись на крышу, потому что это было лучшее место для обеспечения безопасности. Я не мог не думать о том, что атака врага неизбежна, поэтому на крыше я направил снайперскую винтовку .50-го калибра вниз по лестнице, ожидая, что кто-нибудь попытается к нам подкрасться. Мы расставили ловушки по всей территории, ведущей к нашему дому, и были готовы застрелить любого, кто попытается нас заполучить. Но ничего не произошло, и через несколько часов взвод вернулся.
Утром пятнадцатого дня пришло время покидать это место. Стокли и я были рады, что эта операция закончилась, и мы стали на шаг ближе к США. Другие снайперские команды уже находились на базе. Я был рад услышать, что на базу мы будем выдвигаться через город, и это означало, что поездка займет всего около тридцати минут, по сравнению с двенадцатичасовой поездкой, которая потребовалась нам, чтобы добраться сюда. Когда колонна ехала через город, иракцы стояли у дороги. Они были не очень дружелюбны, но мне было все равно. Они могли бросать в нас камни и показывать нам подошвы своих сандалий, но я больше не собирался видеть эту заброшенную Богом страну. Морские пехотинцы тоже вышли на улицы, но они были начеку и прикрывали нас, пока мы проезжали. Поездка длилась двадцать минут. На базе я не мог дождаться душа и горячей еды. Оставив свое снаряжение в нашем спальном блоке, я вместе с лейтенантом из взвода LAR отправился на доклад в штаб батальона, но только когда мы вошли внутрь, я обратил внимание на наш зловонный запах. Майор, который нас встретил, тоже это заметил.
— Кто убил мальчика? — был его первый вопрос.
Лейтенант и я переглянулись в замешательстве.
— Что? — спросил я.
— Кто застрелил ребенка в этом районе? — сказал он, указывая на карту на стене.
Его палец остановился на руинах.
Я вспомнил человека, взбиравшегося на стену.
— Это был я, — сказал я, радуясь, что я его застрелил, но гадая, что он имел в виду под словом «ребенок».
— Человек, которого вы застрелили, на самом деле был четырнадцатилетним подростком. К морским пехотинцам, когда они прочесывали город, вышел человек, утверждавший, что он опекун этого мальчишки, и потребовал компенсацию за смерть своего сына, — объяснил майор. — Когда морские пехотинцы прошли через это место, они нашли кровавый след, но тела не было. Парень умер через несколько часов после инцидента. Что произошло? — спросил он.
Я рассказал ему о том, как мы видели иракца, наблюдавшего за морскими пехотинцами на мосту с помощью бинокля, и о том, что он вылез из укрытия. Я рассказал ему о том, как после этого прекратились минометные обстрелы нашей стороны.
— Хорошо, — подытожил он и перешел к следующему вопросу.
Во время разбора проведенной операции я задавался вопросом, почему этот парень оказался на поле боя. Мне было все равно, что он погиб; он не должен был там находиться. Когда я прибыл, я знал, что в этой стране нет возрастных ограничений для тех, кто хочет тебя убить. Но я поставил себя на его место. Если бы кто-то пришел в мой город, выглядя как завоеватели, я бы, вероятно, тоже помог сражаться с ними. Все это было просто печальным следствием войны.
Заключительное замечание. Новое подразделение прибыло за несколько дней до того, как нам предстояло покинуть базу. Они находились в стране неделю, из которых два дня провело на нашей базе. Окрестности за пределами базы осматривал новый взвод. Несколько морских пехотинцев из нового взвода пересекали шоссе за пределами лагеря, когда к ним по дороге направился террорист-смертник, подорвавший автомобиль, начиненный взрывчаткой, в нескольких метрах от них. Чудом никто не погиб, но были серьезные ранения. Через несколько минут рядом с нашими помещениями взорвались ракеты, настроенные на воздушный подрыв. Враг становился умнее — он заметил, что каждый раз, когда по нам вели минометный обстрел, мы поднимались на крышу на случай атаки. Я пожелал новичкам удачи. Таково было их официальное иракское приветствие.

ПРИМЕЧАНИЯ:
[1] Англ. Light Armored Reconnaissance. Эти разведывательные подразделения вооружены легкими колесными бронетранспортерами LAV.
[2] Англ. Fleet Antiterrorist Security Team (FAST).
[3] Американская певица, кумир подростков конца 1980-х – начала 1990-х годов.

Наконец-то этот старый "долгострой" закрыт. Ссылка на полный файл будет у меня в ЖЖ. На этом с этой книгой все.

*****

Эпилог

ГЛАВА 2. К концу своей службы Ромео был известен среди своих товарищей по 2/4-му батальону как «Человек, Миф, Легенда». Он покинул Ирак физически невредимым, несмотря на то, что участвовал в большинстве боевых операций в составе снайперско-разведывательного взвода, и был уволен в запас с почетом. Сейчас он работает полицейским в Калифорнии.

ГЛАВА 3. Сержант Клифтон уволился в запас с почетом и вернулся в Южную Калифорнию. Там он окончил пожарную академию и стал на шаг ближе к своей цели — быть пожарным.

ГЛАВА 4. Опыт и знания капрала Малдера оказались неоценимыми, и когда он вернулся в США, то стал инструктором в школе снайперов-разведчиков 1-й дивизии морской пехоты.

ГЛАВА 5. Ланс-капрал Коди благополучно вернулся домой и успешно окончил школу снайперов-разведчиков 1-й дивизии морской пехоты. Спустя несколько месяцев он вернулся в Ирак в качестве командира команды и одного из самых старших «кабанов» в своем взводе.

ГЛАВА 6. Капрал Итан был с почетом уволен со службы. Изначально за свои действия в Фаллудже его представили к Бронзовой звезде, но после рассмотрения начальством он был награжден третьей по значимости военной наградой за храбрость в бою — Серебряной звездой. Хотя известно, сколько человек он убил, для него гораздо важнее то, что неизвестно, сколько морских пехотинцев он спас. Позже в руководстве боевиков, найденном в Ираке американскими войсками, были изложены «семь обязанностей снайпера», имея в виду снайпера-повстанца. В этих записях первой обязанностью было «нацеливаться на снайперов и разведывательные группы противника, исходя из уроков, полученных в Фаллудже, где моджахеды в большей степени страдали от снайперов морской пехоты США, чем от авиаударов или другого артиллерийского и стрелкового огня». Ссылка на снайперов морской пехоты была в значительной степени связана с Итаном и его командой.

ГЛАВА 7. Сержант Рейес пробыл в Фаллудже в общей сложности двадцать один день, после чего вернулся на свою базу. Потом он вернулся в Калифорнию, где ему была предоставлена возможность обучать других своему увлечению — снайперскому делу.

ГЛАВА 8. Сержант Джек был с почетом уволен со службы и пошел работать в Ираке на Государственный департамент. За свои действия в Наджафе он был представлен командованием к награждению Серебряной звездой — там признали важность обнаружения и обезвреживания 73-мм безоткатного орудия. Таким образом, Джек смог спасти своих товарищей-морских пехотинцев, танки, которые их поддерживали в тот день, и другие транспортные средства, движущиеся по дороге, на которую было нацелено орудие.

ГЛАВА 9. За свои действия в тот день сержант Мемо был награжден Бронзовой звездой со знаком отличия. Он вернулся домой, но вновь отправился в Ирак в качестве сержанта взвода снайперов-разведчиков. Во время своей второй боевой командировки он пережил еще один ужасный взрыв, когда во время пешего патрулирования рядом с ним взорвалось самодельное взрывное устройство. Всего за две командировки в зону боевых действий он получил четыре Пурпурных сердца.

ГЛАВА 10. После своего увольнения сержант Лонгория вернулся в Техас где он еженедельно посещает реабилитационные занятия. Несмотря на то, что он потерял часть себя, он не жалеет о том, что произошло. Еще до отправки в Ирак он полностью принял возможные последствия войны и поступил бы так снова.

ГЛАВА 11. Сержант Мэй получил Бронзовую звезду со знаком «V» за храбрость, проявленную в бою той ночью в Хусайбе. Гарсия также получил Бронзовую звезду, а Адамс — Серебряную звезду за мужество. Мэй вернулся в Хусайбу во время своей третьей боевой командировки, после чего благополучно вернулся домой. Он планирует с почетом уволится и стать полицейским в Лас-Вегасе, штат Невада.

ГЛАВА 12. Долговременные последствия службы в Хусайбе заставили сержанта Си Джея принять решение уйти из армии. В настоящее время он владеет и управляет компанией Tactical Applications Group, расположенной рядом с главными воротами Кэмп-Леджен в Северной Каролине. Си Джей продолжает служить своим братьям по оружию, посвящая себя и свою компанию обучению военнослужащих и сотрудников правоохранительных органов, а также производству специального оборудования в надежде спасать жизни людей.

ГЛАВА 13. Сержант Эфонг уволился с почетом и в настоящее время живет в Южной Калифорнии, где учится в бизнес-школе.